- Кстати, какое впечатление произвел на вас этот юноша? Он с вами не пытался познакомиться?
- Нет. Он шутил с девушками и несколько партий сыграл с Храмовым. Я видел, как он ушел. Мы как раз с Храмовым стояли около моего номера... Я понимаю, что для вас это дело - тоже загадка... Но, к сожалению, ничего интересного для вас я вспомнить не могу... А может, все-таки случайность? Нелепая случайность, а?
- Вы знаете, откуда в вас стреляли, Дмитрий Петрович?
- Не имею представления. Откуда же?
- Напротив гостиницы стоит дом...
- Длинный такой?
- Да. Так вот, стреляли от его угла, с пожарной лестницы, на которую не так-то просто взобраться. Случайностью тут и не пахнет, Дмитрий Петрович. Вот такие, значит, дела. Ну, ладно, я вас и так утомил.
- Да ничего, ничего...
- Я вам задам последний вопрос, Дмитрий Петрович. Когда вас ранили, вы ведь сидели за столом?
- Да.
- А перед этим вы к окну не подходили?
- Подходил, - удивленно ответил Сурин. - А что?
- Вы не обратили внимания на что-нибудь подозрительное?
- А не было ничего подозрительного. Улица пустынная. Трамваи редко ходили...
- И никакого человека вы на противоположной стороне не видели? Мужчину, например...
- Мужчину? - переспросил Сурин, наморщив лоб. - Нет, пожалуй. Сейчас, сейчас... Парочка прошла, девушка громко смеялась... Потом проехала машина. Я отошел от окна, сел за стол... Потом загромыхал трамвай, и вдруг меня что-то сильно толкнуло в грудь... И я, чтобы не упасть, схватился за край стола... И все... Больше ничего не помню...
- Ясно! Ну что ж, еще раз спасибо, выздоравливайте!
- Благодарю вас, - улыбнулся Сурин. - Постараюсь. Просьба у меня к вам.
- Пожалуйста...
- Я не хотел бы, чтобы дома узнали и волновались. Вы можете что-нибудь сделать в этом смысле?
- Хорошо. Придумаем что-нибудь. Созвонимся с вашим комбинатом, товарищи как-нибудь подготовят вашу семью.
- Да, да, пожалуйста!..
Я ушел от Сурина, унося разгадку исчезновения Астахова и "рыжего портфеля" и, увы, по-прежнему тайну выстрела...
7
Прошло несколько дней. Из Краснодальска вскоре же вернулся Васютин. Он разыскал Астахова дома у Сурина: Григорий возился с машиной Дмитрия Петровича, готовя ее к перегону в Волжанск. Таким образом, показания Сурина подтвердились. Проверкой было установлено также, что в ночь, когда произошло покушение, Григорий работал и не мог быть около гостиницы. Так что к выстрелу Астахов оказался непричастным - это доказано неопровержимо.
Других версий в запасе не оказалось. Следствие благополучно заходило в тупик.
В понедельник загоревший, посвежевший - только что после отпуска! начальник отдела уголовного розыска полковник Евгений Алексеевич Зорин мой шеф - пришел утром на работу и, как следовало ожидать, первым же делом вызвал к себе меня: месяц я исполнял его обязанности.
Чуть развалившись, он сидел за столом и ждал, когда я проинформирую о том, что произошло в области, городе, наконец, во вверенном ему отделе за это время.
Смотрел на меня Зорин добродушно, беспечно и в общем-то пока отсутствующе, как и полагается вчерашнему отпускнику.
Через час от его беспечности и добродушия не осталось и следа. Полковник сидел собранный, напряженный и не отводил от меня сумрачного, тяжелого взгляда.
- Значит, никаких зацепок? - обреченно спросил он.
- Дурацкое дело, Евгений Алексеевич, - пожал я плечами. - Ни одной ниточки. Придется, видимо, в графу заносить.
Есть такая у нас графа; "Нераскрытые преступления". Бессонные ночи, расстроенные нервы, сплошные неприятности - вот что такое эта графа.
- В одиннадцать часов совещание у генерала, - пробурчал Зорин. - Весь отдел приглашен. Кроме тех, естественно, кто на задании, в отпуску или болен.
- На "ковер", как я понимаю?
- Это как пить дать! - Зорин махнул рукой. - Тебе, между прочим, ответ держать. А я уж посижу, помолчу лучше, послушаю, что умные люди говорить будут.
Совещание началось ровно в одиннадцать. Кирилл Борисович не стал делать большого разбега. Он сразу взял быка за рога.
- Пора, наконец, внести полную ясность, - проговорил он. - Ночная стрельба, ранение человека - это само по себе худо. И потом... - Кирилл Борисович обвел собравшихся взглядом, помолчал, заговорил снова: - В случайности я верю с трудом. Случайность здесь скорее в том, что Сурин ранен, а не убит... И я думаю, что подполковник Бизин, месяц руководивший угрозыском, достоин взыскания за безынициативность. И не только в случае с Суриным. Надеюсь, и вы, Вениамин Александрович, и вы, товарищи, понимаете и принимаете мои слова?..
Хазаров говорил ровно, не повышая и не понижая голоса. И все же это был разнос на высшем уровне. Я слушал его слова и понимал: в главном Кирилл Борисович прав. "Дело Сурина" зашло в тупик, и мы не знали, как из него выбраться.
Но вряд ли "разнос на высшем уровне" поможет. Наверное, и мои коллеги тоже испытывали тягостное чувство беспомощности. Зорин же дипломатично помалкивал.
- А что у вас нового с розыском лиц, ограбивших седьмого августа гражданку Ковалеву? - внезапно спросил генерал и снова взглянул на меня.
- Пока мало утешительного, товарищ генерал, - вяло ответил я.
- С Суриным мало утешительного, - внезапно повысил голос Хазаров, - с Ковалевой мало утешительного... Послушайте, Вениамин Александрович, вам не кажется... - Он остановился на полуфразе. И замолчал. Тишина давила. Хазаров так и не закончил фразу. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда исписанный листок. - Это письмо Ковалевой. В обком партии. С жалобой на нас. Причем с абсолютно справедливой жалобой!.. Она с больной матерью и маленькой дочерью осталась практически без копейки. Мало того. После ушиба головы Ковалева потеряла трудоспособность. И неизвестно, на какое время. Но она пишет в обком не о своих невзгодах. Она жалуется на то, что ей сейчас страшно вечером выходить на улицу!.. Вы вдумайтесь, товарищи, в эти слова! Страшно! Но зачем же тогда мы?! Короче, в обкоме партии меня убедительно просили, как можно скорое разобраться с этой историей. Вам ясно, подгюлкоиник Бизин?..
Мое молчание, видимо, не устраивало Хазарова, и он повторил:
- Вам ясно, Вениамин Александрович?
- Да, товарищ генерал. Хочу сказать, что кое-какую работу мы уже...
- Какую именно? - не дослушав, перебил Хазаров. - Конкретно: какую именно работу ведет отдел по розыску лиц, ограбивших Ковалеву?
- Мы вышли на шофера такси, который поздно вечером седьмого августа отвозил на Октябрьскую площадь двух подвыпивших парней. Они сели к нему около булочной, на улице Менделеева. Ограбление Ковалевой произошло как раз недалеко от этой булочной. Парни были возбуждены и просили шофера ехать как можно быстрее...
- Где он их высадил?
- Около парка культуры.
- Какие-нибудь приметы парней водитель запомнил?
- По его словам, один - коротко острижен, одет в ковбойку. Другой плотный, сбитый; на правой руке татуировка. Когда он расплачивался, таксист обратил на это внимание.
- Что с дракой подростков около десятого магазина? Я просил вас, Вениамин Александрович, взять это происшествие на наш контроль.
- В самом магазине навели порядок. Дружинники установили пост. Товарищи из городского отдела уголовного розыска провели работу среди персонала магазина.
- Как состояние Валерия Пахомова?
- Поправляется.
- Что он говорит нового по поводу драки с Родиным?
- Ничего нового, товарищ генерал. Родин ведет себя так же.
Хазаров поднялся из-за стола, походил по комнате, снова вернулся к столу, сел.
- Так что же мы все-таки будем делать с этим выстрелом в "Заре", товарищи? - сердито спросил он. - Ведь стрелял кто-то в Сурина, хотел его убить. Не святой же дух, честное слово!..
- А если и не его вовсе, а? - негромко, чуть ли не про себя обронил старший лейтенант Максимов.
Его слова прозвучали настолько неожиданно, что все, как по команде, повернули головы к двери - к Максимову.
- Проясните, товарищ Максимов! - оживился Хазаров.
- Да нет... Я просто так, - растерялся Максимов, не привыкший быть в центре внимания. - Понимаете... Гм... Я иногда охотой балуюсь...
- Ну-ну! - торопил его Хазаров. - Давайте, давайте...
- Случай у меня был однажды, - несколько стесняясь, стал рассказывать Максимов. - Вижу я, сидят два глухаря, один повыше, другой пониже. Я стал целить в того, что пониже... Это я точно помню. А выстрелил, гляжу -нижний-то улетел, а верхний, понимаете, упал... Оптический обман произошел, что ли... Может, и здесь такая же ерунда вышла, товарищ генерал? Попали в Сурина, а целили-то в того, кто до Сурина в двадцать восьмом номере жил...
- В Храмова? - машинально уточнил я.
- Вот-вот! - кивнул Максимов. - В него! Версия Максимова была настолько неправдоподобной, что в нее... как-то сразу поверилось. Нам ведь приходится сталкиваться с такими вещами, который остальным людям могут показаться невероятными, а на деле - самая что ни на есть реальность....
- Ну, Иван Иваныч! - восхищенно воскликнул Григорьев. - Ну, голова Дворец Советов!
Все, не выдержав, громко рассмеялись. Все, за исключением Кирилла Борисовича.
- Поменьше восторженности, Владислав Сергеевич, - охладил он Григорьева.
- Но ведь интересный вариант! - не сдавался тот.
- Кирилл Борисович, - вмещался я, - инженер Храмов действительно выглядел очень, испуганным в ту ночь. Это бросалось в глаза. И, может, то, что мы приняли за обычный страх - страх перед случаем, - был на самом деле страхом другого, рода - скажем, страхом перед... неизбежностью?
- Другими словами, Храмов испугался, ибо знал наверняка, что не в Сурина стреляли, а в него? - вопросом на вопрос ответил Хазаров.
- Думаю, что такой вариант можно принять за версию, Кирилл Борисович, - заметил я.
- И тогда не потому ли Храмов согласился обменяться номером с Суриным? - снова вставил Григорьев. - И командировку свою свернул раньше срока... Нет, нет, в словах Максимова есть "сермяжная правда". Чует мое сердце!
- У вас сердце вообще очень чувствительное, Владислав Сергеевич! усмехнулся Хазаров. - Хорошо. За вашим отделом - Ковалева, подростки и так далее... Ковалева в первую очередь... Что же касается инженера Храмова... Он, кажется, из Старогорова?
- Да, - ответил я.
- Пятьдесят километров от Волжанска... - проговорил Хазаров. - Вот что, Сурин остается персонально за Бизиным. Товарищ Зорин принял дела пусть и занимается ими. Всеми - за исключением ранения Сурина. Поэтому... Он опять помолчал, обдумывая что-то. Потом сказал: - Возьмите себе двух помощников, Вениамин Александрович, и отправляйтесь-ка в Старогоров. Выясните все с этим инженером Храмовым. Его жизнь, его судьбу изучите самым детальным образом. Храмов должен быть ясен нам, как стеклышко!
8
Вообще-то, если быть совсем точным, то от Волжанска до, Старогорова не пятьдесят, а пятьдесят три километра. Лежит Старогоров на южном берегу озера Селигер. Когда смотришь на город с противоположного берега, то кажется, будто весь он стоит на сваях, вбитых в самое дно, и деревья и кустарник тоже растут "со дна морского". Отсюда рукой подать к озерам Стерж, Вселуг, Пено и Волго, которые, по существу, являются истоком великой Волги,
В одном из четырех многоэтажных домов - красы и гордости патриархального Старогорова - находится НИИ автоматики, в котором и работает Сергеи Николаевич Храмов. Скоро я нанесу ему визит. Васютин уже направился в местную милицию, в паспортный стол; сегодня же Олег встретится с инспектором, на чьем участке находится улица Садовая: на ней живет инженер. Иван Иванович Максимов остался пока в Волжанске. Он должен наведаться на станкостроительный завод, поговорить с ответственными товарищами, с которыми общался в командировке Храмов, и выяснить, почему руководители завода не пошли навстречу просьбе Старогоровского НИИ автоматики и Храмову, таким образом, пришлось уехать из Волжанска не солоно хлебавши.
К своим коллегам из горотдела пойду завтра с утра. Все завтра, хотя времени в обрез. Три дня - это много и мало. Все зависит от того, как пойдет, куда фортуна вывезет, а фортуна - не секрет! - дама капризная. С ней ухо востро нужно держать...
Если версия Максимова верна, тогда работать над ее разработкой будет и трудно и увлекательно.
Храмов - неоднозначный человек. Достаточно вспомнить, как он во время опроса вел нас за собой. Если Храмов - я уже жил этой версией - знал, что в него могут стрелять, стало быть, он знает или догадывается, кто в него мог стрелять. И почему. Мы могли бы выйти через инженера на стрелявшего. Но Храмов не захотел разделить с нами опасность - выходит, она связана с тайной, с личной тайной инженера-изобретателя Сергея Николаевича Храмова. Итак, наша версия жизненна только в том случае, если у Храмова есть тайна, которую он предпочитает сохранить даже ценой своей жизни. Если мы узнаем ее, то и преступника найдем и человеческую жизнь спасем!
Как это, в сущности, просто: предполагать, размышлять! Гораздо сложнее размышления воплотить в действия, а гипотезу превратить в реальность...
Я позвонил в НИИ автоматики, однако инженера на месте не оказалось: кто-то из его коллег ответил мне, что он во Дворце культуры читает лекцию молодежи.
Старогоров - маленький городок. Дворец культуры где-нибудь в центре, не иначе.
...Перед входом во Дворец культуры афиша:
"ВНИМАНИЕ: "РОБОТЫ!" Лекция. Читает сотрудник НИИ автоматики С. Н. Храмов. Начало в 16-00".
Маленький зал забит. С трудом отыскав свободное местечко в углу, недалеко от дверей, я осторожно, чтобы не скрипнуть стулом, сел.
Храмов расхаживал по сцене, держа в правой руке несколько бумажек. Лекцию, видимо, он уже прочитал и теперь отвечал на вопросы.
Вот он развернул записку и прочитал ее вслух:
"Товарищ Храмов! Почему роботы, о которых вы говорили и показывали иллюстрации, внешне совсем не похожи на тех роботов, про которых написано в романах и рассказах известных писателей, в частности у Карела Чапека? Чем вы это объясните?" Подпись - "Студент"...
В зале зашелестели смешки.
- Закономерный вопрос, - улыбнулся Храмов. - Что я могу сказать вам, товарищ студент? Насколько мне известно, слово "робот" пришло в науку и технику из художественной литературы. Писатели очеловечивали своих роботов, придавали им - да и сейчас придают - человеческие черты. Естественно, и в читательском представлении робот постепенно стал ассоциироваться с неким человекоподобным автоматом, который как бы действует по образу и подобию своего живого прототипа... Роботы, над созданием которых трудимся мы, тоже плод творчества. Но только ученых и инженеров. Мы меньше всего думаем о том, насколько внешний облик роботов человекоподобен. Важнее, на наш взгляд, другое: они должны уметь повторять движения человека, его действия. И не только повторять, но и самостоятельно их выполнять. Для чего? Чтобы заменить человека в тех сферах материального производства, нашего бытия, где человек - по разным обстоятельствам - пока не может или не хочет действовать сам... - Храмов положил записки и свои "шпаргалки" в карман. На этом позвольте мне сегодня закончить. Благодарю вас за интерес и внимание. До свидания!
В зале раздались аплодисменты. Оживленно переговариваясь, слушатели начали расходиться.
Храмов спустился со сцены, его обступили несколько молодых людей, один из них, отчаянно жестикулируя, что-то доказывал Сергею Николаевичу, а тот, улыбаясь, в знак согласия кивал головой.
В вестибюле Храмова наконец оставили в покое. Я стоял около большого зеркала и внезапно отчетливо увидел в него, что Храмов, прищурившись, в упор взглянул на меня. Я резко обернулся, но инженер уже направлялся к выходу.
- Здравствуйте, Сергей Николаевич!
Храмов не удивился; лишь улыбка тронула его тонкие губы.
- Значит, это все-таки вы? - весело сказал инженер. - А я решил, что обознался, увидев вас в зеркале... Добрый день, товарищ... - Он замялся, пытаясь вспомнить мою фамилию.
- Бизин, - подсказал я. - Вениамин Александрович Бизин.
- Совершенно верно! - обрадовался он, протягивая руку. - Вениамин Александрович Бизин! Какими судьбами в Старогорове? Уж не по мою ли душу?
- По вашу, Сергей Николаевич, - улыбнулся я. - В связи с тем происшествием в "Заре". Открылись кое-какие новые обстоятельства. И мы рассчитываем на вашу помощь.
- Пожалуйста. - Он пожал плечами. - Но каким образом я смогу помочь? Все вроде тогда рассказал...
- Где бы мы могли поговорить?
Храмов задумался, а потом предложил:
- Поехали ко мне домой? Я тут недалеко живу.
- Удобно ли? - засомневался я.
- Вполне! - решительно произнес он. - Автобус тут, за углом.
- У меня служебная машина.
- А-а, тем лучше! - кивнул Храмов.
Храмов в эти первые минуты нашей встречи вел себя спокойно, уверенно. И его реакция, вызванная моим появлением, не смахивала на наигрыш... Неприятно подозревать человека, не имея на то веских оснований. Но я не смогу успешно проработать нашу новую версию, если заранее не буду подозревать Храмова. Вот ведь штука какая! Если эта версия реальна, то Храмов ведет двойную жизнь. И с нами, со мной он играет. Следовательно, разоблачить его я могу только в том случае, если буду видеть в его словах, поступках тайный смысл. Лишь тогда я смогу поймать его на каких-то противоречиях. А если он чист - перед совестью своей и перед законом? Значит, я буду "ловить" и подозревать честного человека? Вот вам и дилемма! А что делать? Спокойно, Бизин. Прежде всего не надо было пороть горячку, а дождаться сведений, которые сейчас собирают Васютин и Максимов о Храмове. А уж потом идти на контакт с инженером.
Неужто я допустил грубую ошибку, поддавшись желанию немедленно встретиться с Храмовым? Что же меня все-таки подтолкнуло на этот шаг? С годами сложившееся убеждение, что первое впечатление о человеке бывает самое точное? Я помнил того Храмова, в гостинице: он был здорово перепуган. У меня, как и у капитана Григорьева, сложилось о нем определенное впечатление: этот человек - трус! Примитивный трус! Когда же возникла новая версия, она потянула за собой логику иных рассуждений. Если инженер Храмов просто трус, но трус с "чистой" совестью, то, встретив меня в Старогорове, в привычной для него обстановке, он должен самым естественным образом удивиться. Естественная человеческая реакция - удивиться. Особой радости наша встреча не могла ему доставить: кому приятно встретиться со свидетелем собственной трусости! Но и испуга мой приезд не должен был у него вызвать; ведь гражданская-то совесть у него чиста...
А вот если совесть у Храмова не чиста, то инженер, увидев меня, наверное, испугался бы. Однако никаких следов страха я у него не обнаружил - ни в глазах, ни в голосе, ни в поведении. Храмов вел себя как человек, у которого позади незапятнанное прошлое, стабильное настоящее и надежное будущее... Так что же выходит? Версия Максимова построена на песке, а мне прямой смысл возвращаться в Волжанск и доложить Хазарову: "Товарищ генерал! Инженер Храмов Сергей Николаевич страха при моем появлении не испытал значит, совесть у него чиста!" Так? Нет, не так!
Да, эти рассуждения, конечно, логичны. И выводы из них вполне вероятны. И все же есть другая логика, вытекающая из специфики моей работы; и она диктует иную линию действий: коли есть хоть один процент, что Храмов ведет двойную игру, мы обязаны это проверить, перепроверить и доказать.
- Жаль, что не попал к началу вашей лекции, Сергей Николаевич, - начал я разговор первым.
- Интересуетесь роботами? - Он смотрел на меня, улыбаясь.
- К сожалению, времени на это нет. А так любопытно, конечно. Видел, как у ребят в зале глаза горели, когда вас слушали. Скажите, а где особенно важно применение роботов?
- Всюду, где возникла или возникает необходимость заменить труд человека. И, конечно, в первую очередь там, где существует опасность для его жизни.
- Выходит, и в уголовном розыске? - пошутил я.
- Увы. - Он развел руками. - Боюсь, таких роботов долго еще не будет. Гораздо проще найти им работу, скажем, на Луне.
- И что же, в таком случае скоро не нужны будут полеты человека на Луну? - продолжал спрашивать я, чтобы не иссяк разговор.
- "Нужны" или "не нужны" - это, Вениамин Александрович, несколько иные категории, нежели те, которыми привыкли оперировать мы, люди техники. Впрочем, и науки тоже. Скорее всего здесь применимы термины "оправданно" или "неоправданно". Так вот, я целиком разделяю точку зрения тех специалистов, которые считают, что полет человека на Луну полностью оправдан при решении важнейших принципиальных вопросов и необходимости в наблюдениях, которые требуют человеческого интеллекта... Извините... Товарищ водитель, вот здесь остановите, пожалуйста. Мы приехали.
...Храмов жил в двухэтажном деревянном доме. В прихожей небольшой квартиры нас встретила его жена, моложавая женщина с уложенными короной косами. Мы познакомились.
- Вдвоем с Надеждой Николаевной остались на все лето, - объяснил Сергей Николаевич, когда жена ушла на кухню готовить ужин. - А дети в лагере отдыхают. Завтра возвращаются. Они у нас погодки. Сыну одиннадцать, а дочери двенадцать лет. Поздние дети... Мне ведь, между прочим, уже пятьдесят первый пошел.
Я все ждал, когда же он сам спросит, в связи с чем я пожаловал в Старогоров. А Храмов как будто и забыл об этом.
- Сергей Николаевич, - я сдался первый, когда в нашем "светском" разговоре наступила пауза, - вот такой вопрос возник к вам. Когда вы находились в номере Сурина, не заметили там желтого портфеля?
- Нет... Да я, собственно, по сторонам и не глазел. Мы пришли к нему, он взял со стола бутылку вина, разлил его в стаканы. Я выпил, пожелал ему спокойной ночи и ушел. Простите, а что, этот портфель и есть те самые новые обстоятельства, о которых вы мне говорили?
- Не только портфель... Скажите, а кто из вас двоих проявил инициативу в обмене гостиничными номерами?
- Во всяком случае, не я... Вениамин Александрович, вы хитрите. Это для меня ясно. Зачем я вам понадобился? Не думаете же вы, что я всерьез приму ваши расспросы по поводу портфеля? Стоило ли из-за него ехать сюда? Ведь можно было связаться со мной по телефону. Или, наконец, затребовать с помощью местной милиции ответ в письменном виде...
- Один ноль в вашу пользу! - рассмеялся я. - Вы правы. Хочу лишь добавить. Я не один приехал. Со мной еще несколько наших сотрудников. Целая группа...
- Даже так! - воскликнул он. - А вы мне про портфель... Вот, значит, как события разворачиваются... Что-то у вас действительно серьезное появилось?
- Да, - кивнул я. - Появилось. Версия одна.
- Если не секрет, какая же?
- Вообще-то секрет, - усмехнулся я. - Но не от вас. И не для вас... От всех - секрет, а вам сказать можно. И нужно.
- Благодарю за доверие!
В комнату вошла жена Храмова, неся на подносе хлеб, зелень, тарелки с закуской.
- Сережа, - сказала она, - скоро чайник закипит. Сам за гостем поухаживай, а я побегу. Боюсь, что опоздаю. - И пояснила мне: - Примерка в ателье у меня сегодня. Ну, если не увижу вас больше, то до свидания... Уже в дверях она спросила мужа: - Ты не забыл о телеграмме?
- Не забыл, Надюша, отправил, - ответил он.
Она еще раз кивнула мне и ушла.
- Так вот, Сергей Николаевич, - заговорил я, как только мы принялись за еду, - появилась у нас версия. Есть мнение, что выстрел в Сурина предназначался вам.
- Да что вы! - Мои слова, похоже, не произвели на него особого впечатления. Он оставался спокойным, даже улыбался. - Да что вы, Вениамин Александрович, господь с вами! С какой это стати и кто мог в меня стрелять? Знаете, я люблю определенность. И потому не скрою: когда увидел вас во Дворце культуры, ударила мысль - ко мне! Зачем? По поводу того дела, не иначе... Научен, понимаете, анализировать и сопоставлять. Откровенно говоря, решил, что какие-то мои слова не подтвердились: время не совсем точно указал, администратор что-то не упомнила и так далее. Но, как видите, спокоен, ибо говорил только правду. И в конце концов верю: все образуется... А посему готов, Вениамин Александрович, еще раз самым наиточнейшим образом изложить свои показания. А насчет того, что стреляли в меня, - извините, вы мне не говорили, я не слышал.
- Ну что вы, право, Сергей Николаевич, сразу в амбицию. Но стреляли-то, думается, все-таки в вас. В вас...
- Вы это официально заявляете? - нахмурился он.
- Какое официально! Ни протокола, ни свидетелей. Но давайте спокойно прикинем все, проанализируем.
- Ну что ж, не вижу оснований отказываться.
- Помнится, той ночью в гостинице вы были очень напуганы, а, Сергей Николаевич? - осторожно начал я.
- А как вы думаете, Вениамин Александрович? - Храмов был спокоен и серьезен. - Ведь в человека стреляли. В номере, который рядом с моим. Кто стрелял, неизвестно. Где убийца, никто не знает. А может, он в самой гостинице затаился? Рядом. Вы бы не испугались?
Я молчал.
- А я вот, представьте, испугался. Сразу подумал: вдруг маньяк какой-нибудь объявился в гостинице?! И убивает. Что, так не бывает?
- Лично мне не доводилось с этим сталкиваться.
- А мне довелось! - жестко сказал он. - В парке. Пьяный молодчик ни с того ни с сего трех человек - и ножом, ножом! До сих пор - глаза видят и уши слышат. Как я тогда испугался! До сих пор боюсь. Я понимаю, взрослый человек, мужчина и так перетрусил. Но что поделаешь - было.
- Нет. Он шутил с девушками и несколько партий сыграл с Храмовым. Я видел, как он ушел. Мы как раз с Храмовым стояли около моего номера... Я понимаю, что для вас это дело - тоже загадка... Но, к сожалению, ничего интересного для вас я вспомнить не могу... А может, все-таки случайность? Нелепая случайность, а?
- Вы знаете, откуда в вас стреляли, Дмитрий Петрович?
- Не имею представления. Откуда же?
- Напротив гостиницы стоит дом...
- Длинный такой?
- Да. Так вот, стреляли от его угла, с пожарной лестницы, на которую не так-то просто взобраться. Случайностью тут и не пахнет, Дмитрий Петрович. Вот такие, значит, дела. Ну, ладно, я вас и так утомил.
- Да ничего, ничего...
- Я вам задам последний вопрос, Дмитрий Петрович. Когда вас ранили, вы ведь сидели за столом?
- Да.
- А перед этим вы к окну не подходили?
- Подходил, - удивленно ответил Сурин. - А что?
- Вы не обратили внимания на что-нибудь подозрительное?
- А не было ничего подозрительного. Улица пустынная. Трамваи редко ходили...
- И никакого человека вы на противоположной стороне не видели? Мужчину, например...
- Мужчину? - переспросил Сурин, наморщив лоб. - Нет, пожалуй. Сейчас, сейчас... Парочка прошла, девушка громко смеялась... Потом проехала машина. Я отошел от окна, сел за стол... Потом загромыхал трамвай, и вдруг меня что-то сильно толкнуло в грудь... И я, чтобы не упасть, схватился за край стола... И все... Больше ничего не помню...
- Ясно! Ну что ж, еще раз спасибо, выздоравливайте!
- Благодарю вас, - улыбнулся Сурин. - Постараюсь. Просьба у меня к вам.
- Пожалуйста...
- Я не хотел бы, чтобы дома узнали и волновались. Вы можете что-нибудь сделать в этом смысле?
- Хорошо. Придумаем что-нибудь. Созвонимся с вашим комбинатом, товарищи как-нибудь подготовят вашу семью.
- Да, да, пожалуйста!..
Я ушел от Сурина, унося разгадку исчезновения Астахова и "рыжего портфеля" и, увы, по-прежнему тайну выстрела...
7
Прошло несколько дней. Из Краснодальска вскоре же вернулся Васютин. Он разыскал Астахова дома у Сурина: Григорий возился с машиной Дмитрия Петровича, готовя ее к перегону в Волжанск. Таким образом, показания Сурина подтвердились. Проверкой было установлено также, что в ночь, когда произошло покушение, Григорий работал и не мог быть около гостиницы. Так что к выстрелу Астахов оказался непричастным - это доказано неопровержимо.
Других версий в запасе не оказалось. Следствие благополучно заходило в тупик.
В понедельник загоревший, посвежевший - только что после отпуска! начальник отдела уголовного розыска полковник Евгений Алексеевич Зорин мой шеф - пришел утром на работу и, как следовало ожидать, первым же делом вызвал к себе меня: месяц я исполнял его обязанности.
Чуть развалившись, он сидел за столом и ждал, когда я проинформирую о том, что произошло в области, городе, наконец, во вверенном ему отделе за это время.
Смотрел на меня Зорин добродушно, беспечно и в общем-то пока отсутствующе, как и полагается вчерашнему отпускнику.
Через час от его беспечности и добродушия не осталось и следа. Полковник сидел собранный, напряженный и не отводил от меня сумрачного, тяжелого взгляда.
- Значит, никаких зацепок? - обреченно спросил он.
- Дурацкое дело, Евгений Алексеевич, - пожал я плечами. - Ни одной ниточки. Придется, видимо, в графу заносить.
Есть такая у нас графа; "Нераскрытые преступления". Бессонные ночи, расстроенные нервы, сплошные неприятности - вот что такое эта графа.
- В одиннадцать часов совещание у генерала, - пробурчал Зорин. - Весь отдел приглашен. Кроме тех, естественно, кто на задании, в отпуску или болен.
- На "ковер", как я понимаю?
- Это как пить дать! - Зорин махнул рукой. - Тебе, между прочим, ответ держать. А я уж посижу, помолчу лучше, послушаю, что умные люди говорить будут.
Совещание началось ровно в одиннадцать. Кирилл Борисович не стал делать большого разбега. Он сразу взял быка за рога.
- Пора, наконец, внести полную ясность, - проговорил он. - Ночная стрельба, ранение человека - это само по себе худо. И потом... - Кирилл Борисович обвел собравшихся взглядом, помолчал, заговорил снова: - В случайности я верю с трудом. Случайность здесь скорее в том, что Сурин ранен, а не убит... И я думаю, что подполковник Бизин, месяц руководивший угрозыском, достоин взыскания за безынициативность. И не только в случае с Суриным. Надеюсь, и вы, Вениамин Александрович, и вы, товарищи, понимаете и принимаете мои слова?..
Хазаров говорил ровно, не повышая и не понижая голоса. И все же это был разнос на высшем уровне. Я слушал его слова и понимал: в главном Кирилл Борисович прав. "Дело Сурина" зашло в тупик, и мы не знали, как из него выбраться.
Но вряд ли "разнос на высшем уровне" поможет. Наверное, и мои коллеги тоже испытывали тягостное чувство беспомощности. Зорин же дипломатично помалкивал.
- А что у вас нового с розыском лиц, ограбивших седьмого августа гражданку Ковалеву? - внезапно спросил генерал и снова взглянул на меня.
- Пока мало утешительного, товарищ генерал, - вяло ответил я.
- С Суриным мало утешительного, - внезапно повысил голос Хазаров, - с Ковалевой мало утешительного... Послушайте, Вениамин Александрович, вам не кажется... - Он остановился на полуфразе. И замолчал. Тишина давила. Хазаров так и не закончил фразу. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда исписанный листок. - Это письмо Ковалевой. В обком партии. С жалобой на нас. Причем с абсолютно справедливой жалобой!.. Она с больной матерью и маленькой дочерью осталась практически без копейки. Мало того. После ушиба головы Ковалева потеряла трудоспособность. И неизвестно, на какое время. Но она пишет в обком не о своих невзгодах. Она жалуется на то, что ей сейчас страшно вечером выходить на улицу!.. Вы вдумайтесь, товарищи, в эти слова! Страшно! Но зачем же тогда мы?! Короче, в обкоме партии меня убедительно просили, как можно скорое разобраться с этой историей. Вам ясно, подгюлкоиник Бизин?..
Мое молчание, видимо, не устраивало Хазарова, и он повторил:
- Вам ясно, Вениамин Александрович?
- Да, товарищ генерал. Хочу сказать, что кое-какую работу мы уже...
- Какую именно? - не дослушав, перебил Хазаров. - Конкретно: какую именно работу ведет отдел по розыску лиц, ограбивших Ковалеву?
- Мы вышли на шофера такси, который поздно вечером седьмого августа отвозил на Октябрьскую площадь двух подвыпивших парней. Они сели к нему около булочной, на улице Менделеева. Ограбление Ковалевой произошло как раз недалеко от этой булочной. Парни были возбуждены и просили шофера ехать как можно быстрее...
- Где он их высадил?
- Около парка культуры.
- Какие-нибудь приметы парней водитель запомнил?
- По его словам, один - коротко острижен, одет в ковбойку. Другой плотный, сбитый; на правой руке татуировка. Когда он расплачивался, таксист обратил на это внимание.
- Что с дракой подростков около десятого магазина? Я просил вас, Вениамин Александрович, взять это происшествие на наш контроль.
- В самом магазине навели порядок. Дружинники установили пост. Товарищи из городского отдела уголовного розыска провели работу среди персонала магазина.
- Как состояние Валерия Пахомова?
- Поправляется.
- Что он говорит нового по поводу драки с Родиным?
- Ничего нового, товарищ генерал. Родин ведет себя так же.
Хазаров поднялся из-за стола, походил по комнате, снова вернулся к столу, сел.
- Так что же мы все-таки будем делать с этим выстрелом в "Заре", товарищи? - сердито спросил он. - Ведь стрелял кто-то в Сурина, хотел его убить. Не святой же дух, честное слово!..
- А если и не его вовсе, а? - негромко, чуть ли не про себя обронил старший лейтенант Максимов.
Его слова прозвучали настолько неожиданно, что все, как по команде, повернули головы к двери - к Максимову.
- Проясните, товарищ Максимов! - оживился Хазаров.
- Да нет... Я просто так, - растерялся Максимов, не привыкший быть в центре внимания. - Понимаете... Гм... Я иногда охотой балуюсь...
- Ну-ну! - торопил его Хазаров. - Давайте, давайте...
- Случай у меня был однажды, - несколько стесняясь, стал рассказывать Максимов. - Вижу я, сидят два глухаря, один повыше, другой пониже. Я стал целить в того, что пониже... Это я точно помню. А выстрелил, гляжу -нижний-то улетел, а верхний, понимаете, упал... Оптический обман произошел, что ли... Может, и здесь такая же ерунда вышла, товарищ генерал? Попали в Сурина, а целили-то в того, кто до Сурина в двадцать восьмом номере жил...
- В Храмова? - машинально уточнил я.
- Вот-вот! - кивнул Максимов. - В него! Версия Максимова была настолько неправдоподобной, что в нее... как-то сразу поверилось. Нам ведь приходится сталкиваться с такими вещами, который остальным людям могут показаться невероятными, а на деле - самая что ни на есть реальность....
- Ну, Иван Иваныч! - восхищенно воскликнул Григорьев. - Ну, голова Дворец Советов!
Все, не выдержав, громко рассмеялись. Все, за исключением Кирилла Борисовича.
- Поменьше восторженности, Владислав Сергеевич, - охладил он Григорьева.
- Но ведь интересный вариант! - не сдавался тот.
- Кирилл Борисович, - вмещался я, - инженер Храмов действительно выглядел очень, испуганным в ту ночь. Это бросалось в глаза. И, может, то, что мы приняли за обычный страх - страх перед случаем, - был на самом деле страхом другого, рода - скажем, страхом перед... неизбежностью?
- Другими словами, Храмов испугался, ибо знал наверняка, что не в Сурина стреляли, а в него? - вопросом на вопрос ответил Хазаров.
- Думаю, что такой вариант можно принять за версию, Кирилл Борисович, - заметил я.
- И тогда не потому ли Храмов согласился обменяться номером с Суриным? - снова вставил Григорьев. - И командировку свою свернул раньше срока... Нет, нет, в словах Максимова есть "сермяжная правда". Чует мое сердце!
- У вас сердце вообще очень чувствительное, Владислав Сергеевич! усмехнулся Хазаров. - Хорошо. За вашим отделом - Ковалева, подростки и так далее... Ковалева в первую очередь... Что же касается инженера Храмова... Он, кажется, из Старогорова?
- Да, - ответил я.
- Пятьдесят километров от Волжанска... - проговорил Хазаров. - Вот что, Сурин остается персонально за Бизиным. Товарищ Зорин принял дела пусть и занимается ими. Всеми - за исключением ранения Сурина. Поэтому... Он опять помолчал, обдумывая что-то. Потом сказал: - Возьмите себе двух помощников, Вениамин Александрович, и отправляйтесь-ка в Старогоров. Выясните все с этим инженером Храмовым. Его жизнь, его судьбу изучите самым детальным образом. Храмов должен быть ясен нам, как стеклышко!
8
Вообще-то, если быть совсем точным, то от Волжанска до, Старогорова не пятьдесят, а пятьдесят три километра. Лежит Старогоров на южном берегу озера Селигер. Когда смотришь на город с противоположного берега, то кажется, будто весь он стоит на сваях, вбитых в самое дно, и деревья и кустарник тоже растут "со дна морского". Отсюда рукой подать к озерам Стерж, Вселуг, Пено и Волго, которые, по существу, являются истоком великой Волги,
В одном из четырех многоэтажных домов - красы и гордости патриархального Старогорова - находится НИИ автоматики, в котором и работает Сергеи Николаевич Храмов. Скоро я нанесу ему визит. Васютин уже направился в местную милицию, в паспортный стол; сегодня же Олег встретится с инспектором, на чьем участке находится улица Садовая: на ней живет инженер. Иван Иванович Максимов остался пока в Волжанске. Он должен наведаться на станкостроительный завод, поговорить с ответственными товарищами, с которыми общался в командировке Храмов, и выяснить, почему руководители завода не пошли навстречу просьбе Старогоровского НИИ автоматики и Храмову, таким образом, пришлось уехать из Волжанска не солоно хлебавши.
К своим коллегам из горотдела пойду завтра с утра. Все завтра, хотя времени в обрез. Три дня - это много и мало. Все зависит от того, как пойдет, куда фортуна вывезет, а фортуна - не секрет! - дама капризная. С ней ухо востро нужно держать...
Если версия Максимова верна, тогда работать над ее разработкой будет и трудно и увлекательно.
Храмов - неоднозначный человек. Достаточно вспомнить, как он во время опроса вел нас за собой. Если Храмов - я уже жил этой версией - знал, что в него могут стрелять, стало быть, он знает или догадывается, кто в него мог стрелять. И почему. Мы могли бы выйти через инженера на стрелявшего. Но Храмов не захотел разделить с нами опасность - выходит, она связана с тайной, с личной тайной инженера-изобретателя Сергея Николаевича Храмова. Итак, наша версия жизненна только в том случае, если у Храмова есть тайна, которую он предпочитает сохранить даже ценой своей жизни. Если мы узнаем ее, то и преступника найдем и человеческую жизнь спасем!
Как это, в сущности, просто: предполагать, размышлять! Гораздо сложнее размышления воплотить в действия, а гипотезу превратить в реальность...
Я позвонил в НИИ автоматики, однако инженера на месте не оказалось: кто-то из его коллег ответил мне, что он во Дворце культуры читает лекцию молодежи.
Старогоров - маленький городок. Дворец культуры где-нибудь в центре, не иначе.
...Перед входом во Дворец культуры афиша:
"ВНИМАНИЕ: "РОБОТЫ!" Лекция. Читает сотрудник НИИ автоматики С. Н. Храмов. Начало в 16-00".
Маленький зал забит. С трудом отыскав свободное местечко в углу, недалеко от дверей, я осторожно, чтобы не скрипнуть стулом, сел.
Храмов расхаживал по сцене, держа в правой руке несколько бумажек. Лекцию, видимо, он уже прочитал и теперь отвечал на вопросы.
Вот он развернул записку и прочитал ее вслух:
"Товарищ Храмов! Почему роботы, о которых вы говорили и показывали иллюстрации, внешне совсем не похожи на тех роботов, про которых написано в романах и рассказах известных писателей, в частности у Карела Чапека? Чем вы это объясните?" Подпись - "Студент"...
В зале зашелестели смешки.
- Закономерный вопрос, - улыбнулся Храмов. - Что я могу сказать вам, товарищ студент? Насколько мне известно, слово "робот" пришло в науку и технику из художественной литературы. Писатели очеловечивали своих роботов, придавали им - да и сейчас придают - человеческие черты. Естественно, и в читательском представлении робот постепенно стал ассоциироваться с неким человекоподобным автоматом, который как бы действует по образу и подобию своего живого прототипа... Роботы, над созданием которых трудимся мы, тоже плод творчества. Но только ученых и инженеров. Мы меньше всего думаем о том, насколько внешний облик роботов человекоподобен. Важнее, на наш взгляд, другое: они должны уметь повторять движения человека, его действия. И не только повторять, но и самостоятельно их выполнять. Для чего? Чтобы заменить человека в тех сферах материального производства, нашего бытия, где человек - по разным обстоятельствам - пока не может или не хочет действовать сам... - Храмов положил записки и свои "шпаргалки" в карман. На этом позвольте мне сегодня закончить. Благодарю вас за интерес и внимание. До свидания!
В зале раздались аплодисменты. Оживленно переговариваясь, слушатели начали расходиться.
Храмов спустился со сцены, его обступили несколько молодых людей, один из них, отчаянно жестикулируя, что-то доказывал Сергею Николаевичу, а тот, улыбаясь, в знак согласия кивал головой.
В вестибюле Храмова наконец оставили в покое. Я стоял около большого зеркала и внезапно отчетливо увидел в него, что Храмов, прищурившись, в упор взглянул на меня. Я резко обернулся, но инженер уже направлялся к выходу.
- Здравствуйте, Сергей Николаевич!
Храмов не удивился; лишь улыбка тронула его тонкие губы.
- Значит, это все-таки вы? - весело сказал инженер. - А я решил, что обознался, увидев вас в зеркале... Добрый день, товарищ... - Он замялся, пытаясь вспомнить мою фамилию.
- Бизин, - подсказал я. - Вениамин Александрович Бизин.
- Совершенно верно! - обрадовался он, протягивая руку. - Вениамин Александрович Бизин! Какими судьбами в Старогорове? Уж не по мою ли душу?
- По вашу, Сергей Николаевич, - улыбнулся я. - В связи с тем происшествием в "Заре". Открылись кое-какие новые обстоятельства. И мы рассчитываем на вашу помощь.
- Пожалуйста. - Он пожал плечами. - Но каким образом я смогу помочь? Все вроде тогда рассказал...
- Где бы мы могли поговорить?
Храмов задумался, а потом предложил:
- Поехали ко мне домой? Я тут недалеко живу.
- Удобно ли? - засомневался я.
- Вполне! - решительно произнес он. - Автобус тут, за углом.
- У меня служебная машина.
- А-а, тем лучше! - кивнул Храмов.
Храмов в эти первые минуты нашей встречи вел себя спокойно, уверенно. И его реакция, вызванная моим появлением, не смахивала на наигрыш... Неприятно подозревать человека, не имея на то веских оснований. Но я не смогу успешно проработать нашу новую версию, если заранее не буду подозревать Храмова. Вот ведь штука какая! Если эта версия реальна, то Храмов ведет двойную жизнь. И с нами, со мной он играет. Следовательно, разоблачить его я могу только в том случае, если буду видеть в его словах, поступках тайный смысл. Лишь тогда я смогу поймать его на каких-то противоречиях. А если он чист - перед совестью своей и перед законом? Значит, я буду "ловить" и подозревать честного человека? Вот вам и дилемма! А что делать? Спокойно, Бизин. Прежде всего не надо было пороть горячку, а дождаться сведений, которые сейчас собирают Васютин и Максимов о Храмове. А уж потом идти на контакт с инженером.
Неужто я допустил грубую ошибку, поддавшись желанию немедленно встретиться с Храмовым? Что же меня все-таки подтолкнуло на этот шаг? С годами сложившееся убеждение, что первое впечатление о человеке бывает самое точное? Я помнил того Храмова, в гостинице: он был здорово перепуган. У меня, как и у капитана Григорьева, сложилось о нем определенное впечатление: этот человек - трус! Примитивный трус! Когда же возникла новая версия, она потянула за собой логику иных рассуждений. Если инженер Храмов просто трус, но трус с "чистой" совестью, то, встретив меня в Старогорове, в привычной для него обстановке, он должен самым естественным образом удивиться. Естественная человеческая реакция - удивиться. Особой радости наша встреча не могла ему доставить: кому приятно встретиться со свидетелем собственной трусости! Но и испуга мой приезд не должен был у него вызвать; ведь гражданская-то совесть у него чиста...
А вот если совесть у Храмова не чиста, то инженер, увидев меня, наверное, испугался бы. Однако никаких следов страха я у него не обнаружил - ни в глазах, ни в голосе, ни в поведении. Храмов вел себя как человек, у которого позади незапятнанное прошлое, стабильное настоящее и надежное будущее... Так что же выходит? Версия Максимова построена на песке, а мне прямой смысл возвращаться в Волжанск и доложить Хазарову: "Товарищ генерал! Инженер Храмов Сергей Николаевич страха при моем появлении не испытал значит, совесть у него чиста!" Так? Нет, не так!
Да, эти рассуждения, конечно, логичны. И выводы из них вполне вероятны. И все же есть другая логика, вытекающая из специфики моей работы; и она диктует иную линию действий: коли есть хоть один процент, что Храмов ведет двойную игру, мы обязаны это проверить, перепроверить и доказать.
- Жаль, что не попал к началу вашей лекции, Сергей Николаевич, - начал я разговор первым.
- Интересуетесь роботами? - Он смотрел на меня, улыбаясь.
- К сожалению, времени на это нет. А так любопытно, конечно. Видел, как у ребят в зале глаза горели, когда вас слушали. Скажите, а где особенно важно применение роботов?
- Всюду, где возникла или возникает необходимость заменить труд человека. И, конечно, в первую очередь там, где существует опасность для его жизни.
- Выходит, и в уголовном розыске? - пошутил я.
- Увы. - Он развел руками. - Боюсь, таких роботов долго еще не будет. Гораздо проще найти им работу, скажем, на Луне.
- И что же, в таком случае скоро не нужны будут полеты человека на Луну? - продолжал спрашивать я, чтобы не иссяк разговор.
- "Нужны" или "не нужны" - это, Вениамин Александрович, несколько иные категории, нежели те, которыми привыкли оперировать мы, люди техники. Впрочем, и науки тоже. Скорее всего здесь применимы термины "оправданно" или "неоправданно". Так вот, я целиком разделяю точку зрения тех специалистов, которые считают, что полет человека на Луну полностью оправдан при решении важнейших принципиальных вопросов и необходимости в наблюдениях, которые требуют человеческого интеллекта... Извините... Товарищ водитель, вот здесь остановите, пожалуйста. Мы приехали.
...Храмов жил в двухэтажном деревянном доме. В прихожей небольшой квартиры нас встретила его жена, моложавая женщина с уложенными короной косами. Мы познакомились.
- Вдвоем с Надеждой Николаевной остались на все лето, - объяснил Сергей Николаевич, когда жена ушла на кухню готовить ужин. - А дети в лагере отдыхают. Завтра возвращаются. Они у нас погодки. Сыну одиннадцать, а дочери двенадцать лет. Поздние дети... Мне ведь, между прочим, уже пятьдесят первый пошел.
Я все ждал, когда же он сам спросит, в связи с чем я пожаловал в Старогоров. А Храмов как будто и забыл об этом.
- Сергей Николаевич, - я сдался первый, когда в нашем "светском" разговоре наступила пауза, - вот такой вопрос возник к вам. Когда вы находились в номере Сурина, не заметили там желтого портфеля?
- Нет... Да я, собственно, по сторонам и не глазел. Мы пришли к нему, он взял со стола бутылку вина, разлил его в стаканы. Я выпил, пожелал ему спокойной ночи и ушел. Простите, а что, этот портфель и есть те самые новые обстоятельства, о которых вы мне говорили?
- Не только портфель... Скажите, а кто из вас двоих проявил инициативу в обмене гостиничными номерами?
- Во всяком случае, не я... Вениамин Александрович, вы хитрите. Это для меня ясно. Зачем я вам понадобился? Не думаете же вы, что я всерьез приму ваши расспросы по поводу портфеля? Стоило ли из-за него ехать сюда? Ведь можно было связаться со мной по телефону. Или, наконец, затребовать с помощью местной милиции ответ в письменном виде...
- Один ноль в вашу пользу! - рассмеялся я. - Вы правы. Хочу лишь добавить. Я не один приехал. Со мной еще несколько наших сотрудников. Целая группа...
- Даже так! - воскликнул он. - А вы мне про портфель... Вот, значит, как события разворачиваются... Что-то у вас действительно серьезное появилось?
- Да, - кивнул я. - Появилось. Версия одна.
- Если не секрет, какая же?
- Вообще-то секрет, - усмехнулся я. - Но не от вас. И не для вас... От всех - секрет, а вам сказать можно. И нужно.
- Благодарю за доверие!
В комнату вошла жена Храмова, неся на подносе хлеб, зелень, тарелки с закуской.
- Сережа, - сказала она, - скоро чайник закипит. Сам за гостем поухаживай, а я побегу. Боюсь, что опоздаю. - И пояснила мне: - Примерка в ателье у меня сегодня. Ну, если не увижу вас больше, то до свидания... Уже в дверях она спросила мужа: - Ты не забыл о телеграмме?
- Не забыл, Надюша, отправил, - ответил он.
Она еще раз кивнула мне и ушла.
- Так вот, Сергей Николаевич, - заговорил я, как только мы принялись за еду, - появилась у нас версия. Есть мнение, что выстрел в Сурина предназначался вам.
- Да что вы! - Мои слова, похоже, не произвели на него особого впечатления. Он оставался спокойным, даже улыбался. - Да что вы, Вениамин Александрович, господь с вами! С какой это стати и кто мог в меня стрелять? Знаете, я люблю определенность. И потому не скрою: когда увидел вас во Дворце культуры, ударила мысль - ко мне! Зачем? По поводу того дела, не иначе... Научен, понимаете, анализировать и сопоставлять. Откровенно говоря, решил, что какие-то мои слова не подтвердились: время не совсем точно указал, администратор что-то не упомнила и так далее. Но, как видите, спокоен, ибо говорил только правду. И в конце концов верю: все образуется... А посему готов, Вениамин Александрович, еще раз самым наиточнейшим образом изложить свои показания. А насчет того, что стреляли в меня, - извините, вы мне не говорили, я не слышал.
- Ну что вы, право, Сергей Николаевич, сразу в амбицию. Но стреляли-то, думается, все-таки в вас. В вас...
- Вы это официально заявляете? - нахмурился он.
- Какое официально! Ни протокола, ни свидетелей. Но давайте спокойно прикинем все, проанализируем.
- Ну что ж, не вижу оснований отказываться.
- Помнится, той ночью в гостинице вы были очень напуганы, а, Сергей Николаевич? - осторожно начал я.
- А как вы думаете, Вениамин Александрович? - Храмов был спокоен и серьезен. - Ведь в человека стреляли. В номере, который рядом с моим. Кто стрелял, неизвестно. Где убийца, никто не знает. А может, он в самой гостинице затаился? Рядом. Вы бы не испугались?
Я молчал.
- А я вот, представьте, испугался. Сразу подумал: вдруг маньяк какой-нибудь объявился в гостинице?! И убивает. Что, так не бывает?
- Лично мне не доводилось с этим сталкиваться.
- А мне довелось! - жестко сказал он. - В парке. Пьяный молодчик ни с того ни с сего трех человек - и ножом, ножом! До сих пор - глаза видят и уши слышат. Как я тогда испугался! До сих пор боюсь. Я понимаю, взрослый человек, мужчина и так перетрусил. Но что поделаешь - было.