Сартаков Сергей. Журавли улетают на юг

   Он поднялся, отошел от костра в угол плота, где была кромешная темь, закашлялся, а потом закричал:
   - Эй, вахта, правые реи подбери!..
   Голос его прокатился над рекой, ушел далеко-далеко, а потом отдался с берега легким эхом.
   Евсей Маркелыч так и не вернулся к костру. Тихо постоял в углу, а потом побрел, ощупывая ногой бревна, на середину плота, к девчатам.
   Александр подбросил в огонь несколько поленьев.
   Взвилось высокое пламя, и сразу отодвинулся мрак, вдали от костра став еще плотнее.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   ИРИНА ДАНИЛОВНА
   Днем, как и предсказывал Евсей Маркелыч, дождь разошелся. Тяжелые, свинцовые тучи обложили все небо от края до края; под ними, гонимые верховым ветром, неслись угловатые клочья серого тумана. За частой сеткой дождя плохо различимы были даже берега, а даль реки представлялась таинственной и мутной.
   Не умолкая ни на мгновение, громыхали цепи.
   Сменившиеся с ночной вахты девчата еще спали. Первой проснулась Варя. Забравшись с ногами на пары и закутав плечи платком, она чинила ватную стежонку.
   Лицо девушки было мечтательно-задумчивым. Варя размышляла, как бы, по возвращении со сплава, уговорить отца отпустить ее на лоцманские курсы. Все упрямится: "Молода еще. Какой из тебя лоцман выйдет сейчас? Поплавай в бригаде еще годика два, закались". А чего ей закаляться, когда она уже закаленная! Ирину Даниловну - и на курсы, и сам обучает... Конечно, Ирина Даниловна намного старше ее, но тут дело не в возрасте - дочь свою бережет, вот в чем дело, потому и не хочет. День либо ночь, дождь, снег либо ветер лоцман всегда на вахте. Трудно будет ей, дескать. И опасностей много. Просто сплавщицей в бригаде и не так трудно, как лоцману. А что же она, трудного, что ли, боится? Или опасностей? Да она бы - эх! - не лоцманом на плоту, а штурвальным на морском пароходе поплыла, чтобы ветер в мачтах свистел и волны через палубу перекатывались, брызги в лицо! А ты стиснешь в руках штурвал и...
   Но тут девушки стали подниматься с постелей, началась обычная утренняя возня, и Варе спутали, сбили все ее мечты.
   Луша взялась читать вслух. Возле нее на сундучке пристроились Фима и Поля. Поближе к двери уселись Агаша и Ксения. Девушки досадливо вздыхали, когда попадались страницы с оборванными углами, и Луша придумывала слова и целые фразы сама.
   Евсей Маркелыч лежал, завернувшись с головой в широкое стеганое одеяло. На лоцманской вахте стояла Ирина Даниловна.
   Крыша шалашки протекала по всей правой половине, и крупные холодные капли падали Александру на лицо. Он приподнялся на локте, тряхнул головой.
   - Ага, поливает? - с насмешкой спросила его Ксения.
   - Что же это получается, - сказал Александр. - И крыша не спасает?
   - Нас спасает, - откликнулась Ксения и тоненько хихикнула.
   - Не всюду же капает, - сказала Луша, останавливаясь и прикрывая книгу ладонью.
   - Ничего, мы не глиняные, - добродушно промолвила Агаша.
   И все примолкли, ожидая, когда Луша продолжит чтение.
   Варя, словно стыдясь наступившей томительной паузы, подняла глаза на Александра.
   - Особенно и не старались закрывать, - объяснила она. - Плыть нам недолго.
   - И помочит немного - не беда, - прибавила Луша. - Идите почитайте нам.
   - А что вы читаете? - спросил Александр.
   - Николая Островского, - поспешно сказала Поля.
   - "Как закалялась сталь", - добавила Ксения.
   - Хорошая книга, - проговорил Александр. - Вы первый раз ее читаете?
   Девушки переглянулись.
   - Почему - первый? Мы вон до дыр ее зачитали.
   - Значит, очень понравилась?
   - А как же! Такая да не понравится!
   - Прочитаешь такую книгу - и сразу силы в тебе прибавляются, - сказала Варя. - Вот она, хорошая книга, что значит.
   - Подумать только... - зажмурив глаза, покачала головой Поля. - Павка Корчагин - больной, вовсе без движения, ослеп уже, а все к работе стремился...
   - Не просто к работе, - возразила ей Варя, - а к тому, чтобы работой своей пользу народу приносить. Вот что главное. Для себя одного Павка никогда не стремился работать. Так и всю свою жизнь прожил.
   - А вообще-то он сам себя до болезни довел, - как-то неопределенно, не то сожалея о Павке Корчагине, не то осуждая его, высказалась Ксения. - Если бы берег он с самого начала здоровье свое, так бы с ним не случилось.
   У Вари сразу негодованием загорелось лицо:
   - Зато какую жизнь он красивую прожил! Каждый час его жизни больше стоит, чем год у другого, такого... - она с презрением закончила: - кто только здоровье свое бережет.
   - Здоровье тоже беречь надо, - теперь определеннее повторила Ксения. Почему не надо здоровье беречь!
   - Я не говорю, что не надо! - еще больше волнуясь, выкрикнула Варя. - Я говорю, что самый лучший человек - тот, кто не о себе, а о всем народе думает, для всего народа живет.
   - Да ты чего разгорячилась? - стала успокаивать ее Агаша. - С Ксенией споришь? Так она всегда поперек. Ты теперь ее слова повтори - она и против себя скажет.
   Все засмеялись. Ксения хмуро сдвинула брови, но промолчала.
   - Когда такую книгу прочитаешь и закроешь, - разглаживая загнувшийся уголок страницы, проговорила Луша, - всегда себя спрашиваешь: а как бы ты сделала?
   - И как же ты себе отвечаешь? - не выдержала Ксения.
   - Как?.. - медленно начала Луша.
   Варя ее перебила:
   - Словами на это не ответишь! Павка Корчагин так сделал, а вот Александр Матросов на немецкий пулемет грудью своей бросился...
   - Ну и что же? - закричали на нее девушки. - Разные люди сделали по-разному, а по сути то же самое.
   - Вот и я говорю...
   - Вот и говоришь...
   И опять девушки весело зашумели.
   - Говорю, - строго сказала Варя, - что отвечать делами надо, а не словами.
   - Прежде чем делами ответишь, обязательно надо сперва словами ответить, - заявила Поля.
   - Нет, девушки, сперва сердцем! - Агаша встала. - Если сердцем ответишь, тогда и делами ответишь.
   И все с ней согласились. Только Поля немного поспорила: почему Агаша считает, что словами можно и не отвечать? Слова - это сила такая... Агаша ей возразила, что слова, конечно, сила большая, но все-таки не главная и что, если хочется Поле сначала словами отвечать, пусть говорит. Пусть сперва говорит, а потом думает. А может даже и вообще не думать, а только говорить. Поля на это уже никак не отозвалась и только передернула плечами.
   - А какие еще у вас есть с собой книги? - спросил Александр после паузы.
   - В том-то и дело, что больше нет никаких, - сердито сказала Ксения.
   - Это Луша виновата, - объяснила Варя: - приготовила новые книги, а взять-то их позабыла. Тоже библиотекарь... Хорошо, что эта у Агаши нашлась.
   - А вообще трудно сейчас интересную книгу достать, - заметила Агаша. Только привезут в магазин - и сразу нарасхват...
   - Какие же книги вы считаете интересными?
   - Где про молодежь, - сказала Поля.
   - Почему? Необязательно, - возразила ей Варя. - Я люблю книги про смелых, настойчивых людей, про подвиги, чтобы было с кого брать пример. Мне вот и на Зою Космодемьянскую и на Лизу Чайкину походить хочется...
   - Жаль, что я не писатель, - сказал Александр, - а то бы я про вас написал.
   - Про нас писать мы не просим, - сухо сказала Варя. - Про нас писать нечего.
   - А почему? - недовольно протянула Луша. - Пусть бы кто-нибудь написал!
   Ее не поддержали. Луша вздохнула, взялась было за книгу. Агаша остановила ее.
   - Может быть, вы нам что-нибудь расскажете? - обратилась она к Александру.
   - Правильно! - дружно заговорили девушки.
   - Хорошо, - согласился Александр, - только схожу умоюсь сначала.
   Он засучил рукава, перебросил через плечо кем-то положенное ему в изголовье постели полотенце и шагнул за дверь.
   На лоцманском месте, под небольшим навесом, сколоченным из досок, спокойная и внимательная, стояла Ирина Даниловна. Они обменялись приветствиями.
   Полоща руки в прозрачной и студеной воде, Александр прислушивался к перестуку цепей, волочащихся по дну реки. Иногда цепи задевали за камни, натягивались, дергали плот, и он чуть заметно вздрагивал. Плот теперь - на самой середине реки - казался особенно большим и тяжелым. Не просто подвинуть его в ту или другую сторону. Но девушки, стоявшие на вахте, об этом словно и не думали. Понадобится - и подвинут. Силен человек...
   Вот и сейчас Ирина Даниловна спокойно повернулась лицом к корме, сложила рупором ладони, совсем как Евсей Маркелыч, и, подражая его интонации, протяжно крикнула:
   - Эй, вах-та! Ле-вы-е ре-и под-бе-ри!..
   И высокие шесты, которыми отводят реи, послушно наклонились.
   Умывшись, Александр пошел в шалашку.
   - Не скучаете у нас на плоту? - окликнула его Ирина Даниловна.
   Александр остановился:
   - Почему же я стану скучать?
   - Да все-таки медленно время идет. Надоедает.
   - А я за работу возьмусь.
   - Зачем? Какая вам надобность? Едете с нами попутно...
   - Что же я, барин, что ли, какой? - возразил Александр. - Мне работа никогда не надоедает. Сегодня обязательно в ночную вахту на реи пойду.
   - Вам бы тогда лучше за лоцмана, - не то шутя, не то серьезно сказала Ирина Даниловна и поманила рукой: - Чего же под дождем мокнете? Идите сюда. Здесь все-таки суше.
   - А что за необходимость вам, Ирина Даниловна, стоять сейчас на вахте? - спросил ее Александр. - Плесо впереди прямое, чистое, открытое, все видно. И девушки на реях зря мокнут. Я бы велел всем пойти в шалашку.
   - А так и делают, - и чуть насмешливо шевельнулись брови у Ирины Даниловны, - все так делают. Это только у Евсея Маркелыча обычай такой вахту держать беспрерывную. А я ведь у него помощницей. Не у других, а у него, - с достоинством повторила она.
   - Но если можно не стоять - зачем же себя зря мучить?
   - Почему это - мучить? - возразила Ирина Даниловна. - Работа как работа.
   - Но ее можно бы и не делать!
   - Мало ли что. Зато у Евсея Маркелыча за всю жизнь еще ни одной аварии не было. А черт - ведь он всегда подкрадывается, когда люди спят, - и смешливо скосила глаза на Александра.
   Плот плыл самой серединой реки. Впереди, на желтом взъеме скалистого берега, сквозь дождевую муть проступали контуры каких-то построек.
   - Видите? - спросила Ирина Даниловна, протягивая руку в направлении далекого поселка. - Оттуда идет дорога на прииски. Скверная была дорога, а вот за эти два года хорошую шоссейную построили. Подплывем ближе - увидите, какая она красивая, будто золотая полоса в тайге лежит.
   - Если я не забыл, - сказал Александр, - так это Комарово?
   - Правильно.
   - А вы бывали на приисках, Ирина Даниловна?
   - Не только бывала - я ведь и родилась на приисках.
   - Вот как!
   - Да. Мой отец старателем был. Только не таким, как прежде про них рассказывали, - шелков под ноги себе не стлал, разгульства не любил.
   - Трудно, наверно, было ему, если он от таких гуляк отделялся?
   - Не знаю. Пожалуй, нет. Это ведь от человека все. К нему так люди с уважением относились. А что пили да буйствовали многие, в три дня спускали за год заработанное, покупали шелка да в грязь под ноги стлали, это не от худой души - просто не знали, чем и как можно свою жизнь украсить. Каждому красивого хочется, а где его было найти? Ну, пили - и думали, что краше такой пьяной жизни и нет: хоть на час дать себе полную волю...
   - А чем же ваш папаша жизнь свою скрашивал?
   - Ну! Он мастер был, большой искусник. Из золота мог делать все, что хотите. И колечки, и сережки, цепочки делал, и стаканчики узорчатые. Бывало, всю зиму над одной цепочкой сидит, а потом принесет в контору и сдаст за россыпное.
   - Да как это можно! - воскликнул Александр. - Разве ему труда своего не было жаль?
   - Почему же не жаль! Жаль, конечно. Со слезами всегда отдавал. Снесет в контору, вернется, а потом лежит дня два черный, как чугунный, горе переживает. Все хотелось ему куда-нибудь в музей свою работу послать, чтобы люди на нее любовались, чтобы русским мастерством все гордились. Просил, молил хозяина - тот не соглашался. Себе все оставлял. А отцу, в насмешку, один раз медный подсвечник прислал - в благодарность за работу.
   - И ваш отец по-прежнему сдавал ему золотые изделия? - воскликнул Александр.
   - Куда же денешься! Не сдавать было нельзя. И жить на что-то надо, да и за утайку хозяин в тюрьму упрятал бы. Прииска-то ведь были хозяйские.
   - Изделия сдавал, как золотой песок! - все еще не доверяя тому, что он услышал, повторил Александр.
   - Да, - подтвердила Ирина Даниловна. - А какой же был хозяину расчет за работу платить, когда и так взять можно! Он просто рассуждал: блажит мужик так то его дело. Ему ведь было не понять, что мастерить для отца - вся радость в жизни и что не для себя хотел он мастерить, а для народа.
   - Думаю, хозяин это понимал, - нахмурясь, сказал Александр.
   - Может быть, - согласилась Ирина Даниловна.
   Они помолчали.
   - Ну, а я тоже в отца удалась: рукодельница, - тряхнув головой, словно отгоняя от себя тяжелые воспоминания, сказала Ирина Даниловна. - Только я больше по рисованию да по вышивке.
   Александру захотелось спросить ее: а как и почему она попала на сплав?
   Но в это время в дверях шалашки появилась Ксения.
   - А мы-то ждем, мы ждем! - сказала она, сверля Александра своими маленькими глазками и улыбаясь только губами. - И книгу бросили читать...
   Из-за плеча Ксении выглянуло круглое личико Луши. За нею теснились еще девушки.
   - Мы уж думали, что рыбы в реку вас утянули, - продолжала Ксения.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   РАССКАЗ АЛЕКСАНДРА
   Взгляды девушек с любопытством и ожиданием были обращены к нему. Александр колебался:
   - Взялся я, а сам и не знаю, чего же мне вам рассказать... Книг я много читал, а рассказывать не умею, обязательно напутаю, от себя половину прибавлю.
   - А вы расскажите что-нибудь из своей жизни, - попросила Луша.
   - Там можно прибавить и больше половины, - съехидничала Ксения.
   Варя оставила работу, строго посмотрела на нее, но ничего не сказала. Александру это понравилось. Ему захотелось позлить Ксению.
   - Хорошо! Тогда я так и сделаю: прибавлю три четверти, - согласился он. И незаметно подмигнул Луше. - Так вот... Приехал я в Тогучаны - оказывается, мамы нет, ее перевели в Утесову. Что делать? Вернуться назад, а потом по Енисею на пароходе?.. Сложное дело. Тут говорят мне: плот пойдет. Плот? Ни за что на плоту не поеду, скука на нем ужасная. Но мне говорят: "Какая скука? Да ведь на плоту поплывет Ксения!.." Ах, Ксени-я? Тогда...
   Дружный хохот заглушил его слова. Девушки весело захлопали в ладоши. Ксения только пожала плечами и слегка усмехнулась: "Подумаешь. Сейчас твой верх, а я тоже в долгу не останусь!"
   - Рассказывать дальше? - спросил Александр, когда девушки утихли.
   - Говорите! Рассказывайте! - закричали ему.
   - Нет, не надо, - негромко сказала Варя.
   И все посмотрели на нее. Посмотрела и Ксения. Варя объяснила:
   - А чего в этом хорошего? Ответили ей, и ладно.
   Александр густо покраснел:
   - Вы меня простите, Ксения, я действительно не подумал...
   Ксения протянула даже немного разочарованно:
   - Ну вот, а я было вам тоже приготовила!
   И опять все засмеялись.
   - А теперь уж рассказывайте по-настоящему, - довольная, проговорила Луша. И добавила: - Из своей жизни.
   И, хотя все обошлось очень гладко и хорошо, Александр себя чувствовал связанным. Он стал было отнекиваться.
   - Девушки, не успел я ничего интересного сделать, жить только начал. О чем я буду рассказывать?
   - А за что ордена получили? - выкрикнула одна из девушек.
   Александр даже не разглядел - кто.
   - Да это так... - ответил он, застигнутый врасплох.
   Ему стало неловко, что он не снял орденские колодки. Получалось, будто он хотел привлечь к себе внимание девушек. На празднике - он сам видел почти у всех девчат на груди красовались медали, у Евсея Маркелыча их было даже две и два солдатских георгиевских креста, а ведь сейчас, в дорогу, на работу, никто их не надел. Наверно, думают девушки, любит парень порисоваться. Тем более, плывет на плоту как гость...
   - Это просто так, - повторил он, не зная, что еще сказать.
   - Так ордена не дают, - заметила Луша. - Мы знаем.
   Александр промолчал.
   - Вы тогда нам про товарищей своих расскажите, - проговорила Варя, - с которыми вместе воевали.
   Варе ответить отказом Александр не смог. Он сам не знал, почему он ей во всем отдает предпочтение перед остальными девушками. Но это было так. И где ж тут разобраться - почему?
   - Мы ждем, - требовательно заявила Луша, - а то ведь просим, просим, да и...
   Она не нашла, чем бы посильнее припугнуть его, и обратилась за поддержкой к подругам. Но, воспользовавшись этим замешательством, а вернее справившись со своим, Александр уже начал рассказ. Он заговорил сперва как-то сбивчиво и непоследовательно, видимо не найдя сразу главной линии для своего рассказа. Но постепенно освоился, и голос его зазвучал тверже, увереннее. Девушки слушали очень внимательно. Александр говорил о том, как советские войска форсировали Дунай возле одного венгерского городка, как потом вырвавшемуся большим броском вперед полку, в котором он служил, приказано было взять с ходу и сам городок.
   - ...А тут, - рассказывал Александр, - разведка доносит, что километрах в пяти от городка, в лесу, - старинный венгерский замок, дворянское поместье. В замке находятся наши женщины и дети. Эсэсовцы их туда пригнали, а в глубь Германии не успели еще услать. На городок путь отступления врагу отрезан. Ясно, что в таком случае сами они начнут пробиваться, а наших женщин и детей уничтожат. Их обычное правило. Надо успеть предотвратить это. А как? Силы у нас небольшие, взять городок очень трудно. Как тут быть? И в этот момент разведка доносит опять: из замка гитлеровцы начинают отход, углубляются в лес, женщин гонят с собой, а детей с ними нет. Не верится, что их оставили так. Или уже уничтожили, или уничтожают...
   - Да зачем же им было детей убивать? - возмущенно закричала Ксения, и брови у нее сдвинулись. - Взять ни за что и убить...
   Александр развел руками:
   - "Зачем, зачем!" Что же вы спрашиваете? Фашистам каждый советский человек был ненавистен - все равно солдат ли, старик, женщина или ребенок. А в Венгрии эсэсовцы тогда дрались особенно остервенело - думали, удастся остановить наше наступление, разбить наши войска. Не верили еще, что за все жестокости и зверства отвечать им придется.
   - Ой, ну и как же вы? - нетерпеливо спросила Луша.
   - Очень просто. Терять времени было нельзя. Командир полка выделил шестьдесят человек и приказал взять замок.
   - Так, а сколько же фашистов еще там оставалось? Может быть, очень много? - Луша нервничала и волновалась.
   - Да главное не в том, сколько их было, а в том, что у них выгодная позиция. Представляете себе: старинный каменный замок, со стенами такими, что и снаряд не сразу пробьет, а у нас с собой только ручное оружие...
   - Вообще я не знаю, как это можно в такой замок ворваться, если его обороняют, - сказала Агаша. - Вы будете на виду, а они - за стенами, и всех вас из окон перестреляют.
   - Нет, почему же! Есть много разных способов брать дома в городах, и без больших потерь, - разъяснил Александр. - Мы пока до городка дошли, сколько домов с уличными боями в разных городах взяли! И тут бы этот замок не остановил, если бы в нем не наши, советские дети. Не подумав, как попало, в окно или в дверь, гранату не бросишь.
   - Ну и как же вы? - повторила Луша.
   - Чуть не бегом, меньше чем за час дошли. Замок большой, трехэтажный. А вокруг - парк. Толстенные деревья. Так бы удобная местность, спрятаться есть где. Мы сразу взяли его в кольцо. Но тогда что эсэсовцы делают? В окна детей выставляют. Дети на подоконниках, а они из-за косяков стреляют...
   - Звери! - с гневом сказала Ксения.
   - Эх!.. Такая ярость у нас закипела, прямо по кирпичику замок этот готовы разнести, а ничего не сделать - пока двери не вышибем, внутрь не ворвемся. Стрелять по окнам вовсе нельзя...
   - А потом ведь к ним и на помощь могли вернуться те, которые раньше ушли. - Луша выдвинулась впереди всех, чтобы не пропустить ни одного слова Александра.
   - Ну, этого-то мы не боялись, - усмехнулся Александр, - эсэсовские части только на подлости были сильны, а когда отступали, на выручку к своим они возвращаться не любили. Хуже было, что к дверям подойти никак нельзя. В одном крыле замка - балкон, оттуда из пулемета простреливалась вся площадка перед дверью. Шагу не сделаешь - скосят. И пулемет подавить невозможно нагнали эсэсовцы детишек полный балкон. Вокруг перил живой стенкой поставили. А так бы гранату одну - и все. Эх!.. Вспомню - и сейчас сердце дрожит. А они нет-нет да кого-нибудь из нас пулей и заденут. И пришла тут моему товарищу мысль: с угла по водосточной трубе подняться на крышу, пройти и спрыгнуть потом на балкон. При первом замешательстве - завладеть пулеметом. В крайнем случае, пока идет схватка, пулемет будет молчать, и можно за это время подорвать входную дверь.
   Доложили командиру. Очень рискованно. Но согласился командир, разрешил.
   Вызвались трое. Незаметно подползли к водостоку. А чтобы отвлечь внимание немцев, остальные сделали вид, будто все переходят к другому крылу. Перебежки туда начали делать. И вот действительно поднялся мой товарищ по трубе, за ним - второй. Третий полез и... водосток оторвался. Расшатали, что ли, его или наш боец очень тяжелым оказался. Наверху только двое... И вот они ползком, ползком по крыше - крыши в Венгрии очень крутые - добрались до балкона - и вниз. Стали спиной друг к другу - и врукопашную с немцами.
   Эсэсовцев человек десять, наших двое. - Александр говорил взволнованно, торопливо. - Да, двое... Но сумели они пулемет сбросить с балкона. Тем временем дверь на вынос, в замок бойцы ворвались, бегут по лестницам вверх. А на балконе схватка продолжается. Понимаете, дело сделано, а отступить некуда, только драться насмерть, и все.
   В дом тоже с балкона не пробьешься. И вот уже одного убили эсэсовцы, остался тот, что первый поднялся, товарищ мой. Его тоже кинжалом сюда вот ударили, рука повисла. - Александр рванул кверху рукав гимнастерки и тотчас же опустил. - И тогда он - не сдаваться же немцам! - взял и прыгнул...
   - И жив остался? - дружно вскрикнули девушки.
   - Да. Правда, расшибся порядком. Но в госпитале его быстро поправили. После орденом наградили.
   - За это стоит... - Луша сидела, подперев ладонями круглое личико. - За это я бы самым что ни на есть старшим орденом наградила.
   - Он получил орден Красного Знамени, - сказал Александр.
   - Правильно! Следует!
   - А детей-то спасли или нет? Дети-то как? - понеслись голоса.
   - Не всех, конечно, - печально сказал Александр. - Шестнадцать детишек погибло.
   Ксения, хмурясь, исподлобья посмотрела на Александра.
   - Не знаю... Вот вы рассказываете... - медленно проговорила она, - а получается неуважительно: вы даже имени товарища своего не назвали.
   - Ах да!.. - сказал Александр и запнулся. - Правильно. Его звали Петром... Петей...
   - Почему вы... - снова начала Ксения.
   - Замолчи ты! - вдруг выкрикнула Варя. - Как тебе не стыдно! Его звали Александром.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   НА ВАХТЕ
   К вечеру дождь перестал. Тучи взметнулись вверх, словно над землей лежал серый полог, а теперь его кто-то взял и поднял за углы. Еще немного и полог разорвался на отдельные клочья, которые, колыхаясь и завиваясь, поползли к дальним хребтам. Солнечные зайчики забегали по мокрым, блестящим бревнам плота, замигали на камнях у берегов.
   Евсей Маркелыч с Ириной Даниловной стояли на кичке и озабоченно разглядывали моток троса, один конец которого был прикреплен к якорю.
   - Недоглядел, недоглядел я! - хмуро твердил Евсей Маркелыч, тыча носком сапога в изъян на цинковом тросе.
   - И я-то тоже перебрать недодумалась, - вместе с ним сокрушалась Ирина Даниловна, - понадеялась... Очень виновата я.
   - Брось якорь на быстрине, дернет - тяжесть ведь у плота какая! - враз этот трос, как ниточка, оборвется...
   Лоцман заметил подошедшего Александра, вздохнул и замолк. Не хотелось говорить о своем промахе при постороннем человеке. Ирина Даниловна этого не поняла.
   - Только, может, зря мы тревожимся, Евсей Маркелыч? - сказала она. Вода стоит еще высокая. До места и якорь бросать не придется.
   - Придется не придется - так тоже рассуждать нельзя.
   И Евсей Маркелыч пошел от якоря.
   - Ненадежный трос оказался? - спросил Александр Ирину Даниловну.
   - Не совсем надежный, - сказала она. - Евсей Маркелыч сердится, а чего сердиться? Все на подскреб собрали на последний плот. Да ладно, дойдем, конечно. По мне, скорей бы только сплавить. Совсем от дому отбилась. Сынишка все лето один. Вот будто и привыкла, а все сердце за него болит. Конечно, раньше мы чересчур его баловали. Первенький и единственный. Задаривали игрушками и вообще... Муж у меня инженером в леспромхозе работал. Ушел добровольцем...
   - И не вернулся?
   - Нет.
   Ирина Даниловна отвернулась, стала к Александру вполоборота. Резче у нее очертились углы губ, но головы она не опустила, стояла прямо, застывшая, как часовой на посту.
   Чуть не касаясь колесами вершин деревьев, из-за горы слева неожиданно вырвался маленький зеленый самолет. Пронесся над самым плотом, развернулся, прошел еще раз, качнул крыльями и полетел дальше.
   - Наш! Наш! - закричали девчата, гурьбой выбегая из шалашки.
   - Петр Федорович в нем, сама видела!