– Что? – переспросил Васик, переводя взгляд на замершего в ожидании ответа пенсионера.
– Вот, когда нападают на представителей власти, это считается... – начал снова задавать свой вопрос пенсионер с грустными глазами, но Васик опять не слушал его.
– А скажи мне отец, – вдруг спросил Васик. – Ты всех знаешь в этом доме?
Пенсионер, перебитый на полуслове, минуту обиженно молчал, потом все-таки выговорил:
– Двадцать лет живу здесь. Знаю кое-кого.
– А Нину Рыжову из сорок пятой квартиры не знаете? – спросил Васик.
– Ниночку-то? – наморщился пенсионер. – Из сорок пятой? Это вот в этом подъезде... Знаю. Я еще маленькой ее помню. В желтом платьице здесь бегала... Потом она, как совсем молоденькая была долго не появлялась в этом доме, а теперь, когда мать-то умерла у нее – живет.
– Одна живет? – сквозь зубы выговорил Васик.
– Зачем одна? – удивился пенсионер. – С мужем. Только болеет он у нее чем-то.
Васик скрипнул зубами так, что едва не вывихнул себе челюсть.
«Ладно, – подумал он, – муж... Муж он и есть муж... Все-таки препятствие, но что для меня это препятствия, если»...
Мысли – обрывочные и бессвязные – кружились у него в голове, словно потревоженные ночным ветром старые газеты. Наконец он тряхнул головой и, ступая уверенно и смело, пошел по направлению к подъездной двери, оставив позади себя ошеломленно замолчавшего на середине фразе пенсионера с грустными глазами.
– Нормально, – сказала я, – самое главное я все-таки выяснила. Выяснила, где живет этот самый дядя Моня. Старушки оказались в курсе. И вообще... Они оказались крайне необычными старушками.
– То есть? – заинтересовалась Даша.
Я рассказала ей все, что успела увидеть своими глазами и что успела узнать о личной биографии бабушек из сознания и подсознания той самой Сикухи.
– Н-да... – качнула головой моя подруга, – встречаются же люди на этой земле. Ну, оно и к лучшему. Только подтверждает мои домыслы.
– Какие такие домыслы? – спросила я.
– Ну как, – начала объяснять Даша, – во-первых, ты выяснила, что старушки в прошлом – самые настоящие уголовницы. Во-вторых, они знают этого самого дядю Моню и даже знают, где его найти. А из этого следует то, что дядя Моня имеет какое-то отношение к преступному миру. И в таком случае люди Владимира Михайловича Пронина легко найдут нашего дядю Моню.
– Так-то оно так, – кивнула я Даше, – только вот про один момент я тебе еще не рассказала.
– Про какой? – спросила Даша.
Я вздохнула, прежде чем начать говорить.
– Дело в том, – сказала я, – что я ощущаю в образе этого человека – дяди Мони – какую-то мощную силу.
– То есть? – несколько недоуменно переспросила Даша.
– Силу экстрасенсорного порядка, – объяснила я, – короче говоря, я уверена в том, что дядя Моня обладает недюжинными способностями в этом плане.
Даша несколько раз моргнула.
– Сильнее, чем ты? – негромко спросила она.
– Не знаю, – пожала я плечами, – вполне может быть, что гораздо сильнее, чем я. Если сравнить коэффициент психического давления... То есть отпечаток этого давления на сознании людей, общавшихся с ним – я имею в виду Дашу и этих старушек – с предполагаемым коэффициентом мощности экстрасенсорного дара, то тогда – да. Он намного сильнее меня. Но повторяю еще раз – я не уверена.
– Нормальненько получается, – выдохнула Даша, – я помню, как ты себя чувствовала после того, как пообщалась с Ниной. Но ведь после общения со старушками...
– Мое сознание несколько адаптировалось к психическим проявлениям такого рода, – сказала я, – точнее, выставила, так сказать, блокировку. Но трудно сказать, что будет с этой блокировкой после встречи с реальным дядей Моней. Так-то вот...
Сказав это, я замолчала.
Даша тоже молчала какое-то время. Мы сидели в гостиной ее квартиры перед выключенным телевизором. Даша вдруг передернула плечами, будто ей стало холодно и как-то странно посмотрела на меня.
– Ольга, – позвала она.
– Да?
– Мне тут пришла в голову мысль... – Даша немного помялась, потом все-таки сформулировала, – ты что – боишься?
– Что ты имеешь в виду? – переспросила я, хотя прекрасно понимала, что имеет в виду моя подруга.
– Ты боишься этого дядю Моню? – повторила вопрос Даша.
– Да, – сказала я, – честно говоря – да... И даже не могу понять, какого рода этот страх. Я понимаю, что дядя Моня обладает исключительным даром воздействия на человеческую психику. Может быть, его дар, даже больше, чем мой. Но... Мы с тобой побывали во многих переделках и бояться злых колдунов и магов, как называют в народе людей, обладающих экстрасенсорным даром, было бы... как бы даже стыдно. После всего того, что мы уже пережили. Но этот дядя Моня... Не знаю... Вполне вероятно, что страх передался мне через сознание Нины или этих бабушек и потому-то мне так не по себе сейчас, но... Короче говоря, не знаю, Даша, – совсем запуталась я, – знаю только одно – встреча с дядей Моней, если она, конечно, состоится, не будет такой уж простой.
– Это понятно, – вздохнула Даша и снова замолчала.
– Позвонить Васику? – спросила я через минуту.
– Только что звонила, – ответила мне Даша, – десять минут назад. Никого нет дома. И где только этот обормот болтается. Ведь сказано ему было – езжай домой и сиди, жди звонка. Неужели он все-таки поехал к Нине. Я ему строго-настрого запрещала.
– Будем надеяться, что не поехал, – сказала я и встала с кресла.
Не знаю, что за выражение было на моем лице, но только Даша, подняв на меня глаза, немедленно спросила:
– Ты куда? – и голос ее звучал испуганно.
– Единственный способ победить страх – заглянуть ему прямо в глаза, – сказала я, – Простейший закон.
– Ты... – совсем смешалась Даша, – поедешь к этому... дяде Моне?
Я утвердительно кивнула.
– Погоди-ка! – Даша вскочила на ноги. – Ты же мне говорила, что очень устала после того, как прорабатывала сознание одной из уголовных бабушек. Может быть, тебе лучше отложить визит на некоторое время?
– На некоторое неопределенное время? – уточнила я.
Даша закусила губу. Она явно не знала, что мне ответить.
– Я так не могу, Даша, – сказала я. Мне очень хотелось снова опуститься в кресло, но я не стала этого делать, – да, я устала, но ведь столько времени уже прошло. Я практически восстановила силы. И к тому же – что-то странное происходит в моей голове, – призналась я, – мне не дает покоя этот загадочный Моня. И меня мучит страх. Чем дальше, тем больше...
Выпалив все это, я замолчала.
– Тогда я пойду с тобой, – после минутной паузы заявила Даша.
– Не стоит, – качнула я головой, – это мое дело. И если ты пострадаешь...
– Почему это – только твое дело? – спросила Даша. – Васик ведь и мой друг тоже.
– Боюсь, что не в Васике одном... дело, – сказала я, – не в нем одном.
– Я не понимаю, – жалобно сказала Даша.
Я вздохнула. А потом вдруг сказала то, что не говорила никому никогда:
– Не секрет, что на нашей планете есть люди, обладающие возможностями большими, чем остальные. Ты понимаешь, о ком я говорю?
– Да, – кивнула Даша, – экстрасенсы или как там... колдуны, маги, ведьмы...
– Одни используют свой вред во зло, а другие... Я недавно только поняла, что имеющий экстрасенсорный дар просто не должен оставаться в стороне, если другой такой же экстрасенс использует свой дар во зло людям. Здесь не может быть половины, понимаешь? Либо – черное, либо – белое. Только так.
– Да, – тихо сказала Даша, – теперь понимаю. Только я все равно с тобой пойду. Ты ведь моя подруга, и вместе с тобой мы не раз переживали подобные передряги. Так что все будет хорошо и на этот раз. Правильно?
Я ничего Даше не ответила. А что я могла ей сказать?
Наконец, когда он намеревался позвонить снова, замок в двери тихо щелкнул и дверь открылась.
Он едва удержался от радостного возгласа – на пороге стояла Нина. Она была в той же одежде, в которой он видел ее в последний раз – на улице у подъезда.
«Не переоделась в домашнее, – мелькнуло в голове у него, – хотя уже вечереет. А она не переоделась в домашнее... Почему?»
– Васик? – удивилась Нина. – Что ты здесь делаешь?
– Шел вот, – с трудом справившись с рвущимся наружу сердцем, проговорил Васик, – решил зайти. М-можно мне пройти?
– Нет, – быстро ответила Нина и даже отступила на шаг в темноту прихожей.
– Почему? – спросил Васик. – Ах, да... муж...
Нина оглянулась назад и вдруг вышла на лестничную площадку, осторожно прикрыв за собой дверь. Она была в туфлях на высоком каблуке.
Васик удивленно моргнул.
– Наверное, хорошо, что ты зашел, – сказала Нина, – мне нужно с тобой поговорить.
Васику показалось, что пол закачался у него под ногами, а стены начали смыкаться.
– О чем? – по-дурацки спросил он.
– О нас с тобой, – ответила Нина и вздохнула, – знаешь, мы не сможем с тобой больше встречаться.
– Почему? – спросил Васик. – Ах, да... муж...
– Он очень болен, – опустив глаза в пол, сказала Нина, – он очень болен и я не могу его обманывать.
На несколько минут повисла пустая тишина. Только в утробах соседних квартир что-то урчало.
– Понимаешь? – тихо проговорила Нина.
– Тебе не нужно его обманывать, – выговорил Васик, с трудом складывая слова в предложения, – ты просто скажи, что мы будем жить вместе, что нам... вместе будет очень хорошо...
Он замолчал, но, прежде чем Нина успела сказать хоть слово, заговорил снова:
– Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший... или что-нибудь в этом роде... Но я правда очень тебя люблю... Прямо не знаю, что творится со мной. Я никогда не думал, что возможно – просто так влюбиться... Я постоянно о тебе думаю и мне становится тесно и горячо вот здесь...
Васик приложил руку к груди и снова замолчал, задыхаясь. Нина смотрела прямо в его глаза.
– Ерунду тебе нагородил, да? – уныло спросил Васик и дрожащими руками нашарил в кармане сигареты.
– Ты же меня совсем не знаешь... – прошептала Нина, – ты ничего не знаешь обо мне.
– Все знаю, – выдохнул Васик, – знаю все, что мне нужно знать. Ты мне нужна, понимаешь?.. Я никогда-никогда не смогу тебя забыть.
Даша хотела сказать что-то еще, но вдруг поняла – если проговорит хоть слово, то не выдержит и заплачет.
«Почему – сейчас? – крутились в ее голове горькие мысли. – Ну почему среди этого кошмара появился он? Господи, что же мне делать... Я больше не могу. Кажется, еще немного – и я сама влюблюсь в этого парня. Он, – снова подумала она, – он – это самое хорошее, что еще могло случиться в моей жизни»...
– Так как же мне быть? – очень тихо спросил Васик.
Нина провела ладонью по глазам.
– Завтра утром, – прошептала она, – в десять часов утра. В сквере за моим домом. Хорошо?
– Да! – едва не закричал Васик.
Нина неслышно исчезла в приоткрывшейся двери.
Я кивнула.
Да, именно этот адрес я узнала от бабушки-уголовницы Сикухи. Вот за этой дверью, если верить полученной мною информации, и жил тот самый дядя Моня.
– Позвонить? – так же – шепотом – спросила Даша, указывая мне на дверной звонок.
Я отрицательно покачала головой.
– Помолчи пока, – шепнула я Даше, – дай мне сосредоточиться.
Даша послушно замолчала.
Я закрыла глаза и вошла в транс. Потом попыталась уловить психоизлучения, характерные, для человека, обладающего экстрасенсорным даром.
Что-то странное царило вокруг. Странное, но... Ничего более определенного я сказать не могла. Просто не чувствовала настолько тонко. Или в этом виноваты были до предела натянутые нервы, не позволявшие мне как следует сосредоточиться, или что-то еще, но, кроме непонятно измененной психоатмосферы, я ничего не могла услышать... То есть – прочувствовать.
Выйдя из транса, я осторожно открыла глаза.
– Ну как? – тут же спросила меня Даша.
– Нормально, – сказала я, – вроде бы – нормально.
– Тогда – звоним?
– Звоним.
Даша нажала кнопку звонка.
Никакого звука.
Она нажала еще раз и опустила руку.
– Не работает, – констатировала Даша и облизнула вдруг пересохшие губы.
Я постучала.
Мы ждали ровно минуту, потом из-за двери раздался дребезжащий старушечий голосок:
– Кто там?
Мы с Дашей переглянулись.
– Я... Мы к дяде Моне, – ответила я, следя за тем, чтобы мой голос звучал как можно более вежливо.
Дверь тотчас же отворилась, и на пороге возникла благообразная старая женщина в длинном старомодном платье, украшенном нитями жемчуга.
– Проходите, пожалуйста, – пригласила она, – дяди Моня пока нет дома, но вы можете у меня его подождать. Проходите... – она посторонилась, пропуская нас в ярко освещенную прихожую, убранную довольно бедно, но аккуратно и с несомненным вкусом.
– Вот сюда, – указала женщина, – на кухню. Вы знаете, я только что приготовила чай и минуту назад подоспел яблочный пирог. Так что, девушки, вы пришли вовремя.
Сделав нам знак следовать за нею, женщина проследовала на кухню. Двигалась она на удивление плавно и красиво – с достоинством. Да и внешний вид этой женщины... Я тут же подумала, что так, как она, наверное, выглядели русские дворяне.
Даша удивленно посмотрела на меня, будто хотела спросить – что происходит?
Я пожала плечами.
– Ну что же вы? – долетел до нас из кухни голос старой женщины. – Проходите, я уже все приготовила.
Мы с Дашей прошли на кухню и чинно расселись за сервированным с волшебной быстротой столом.
– Ну что же, – с непонятной торжественностью произнесла женщина, – давайте пить чай. И давайте и познакомимся.
Глава 8
– Вот, когда нападают на представителей власти, это считается... – начал снова задавать свой вопрос пенсионер с грустными глазами, но Васик опять не слушал его.
– А скажи мне отец, – вдруг спросил Васик. – Ты всех знаешь в этом доме?
Пенсионер, перебитый на полуслове, минуту обиженно молчал, потом все-таки выговорил:
– Двадцать лет живу здесь. Знаю кое-кого.
– А Нину Рыжову из сорок пятой квартиры не знаете? – спросил Васик.
– Ниночку-то? – наморщился пенсионер. – Из сорок пятой? Это вот в этом подъезде... Знаю. Я еще маленькой ее помню. В желтом платьице здесь бегала... Потом она, как совсем молоденькая была долго не появлялась в этом доме, а теперь, когда мать-то умерла у нее – живет.
– Одна живет? – сквозь зубы выговорил Васик.
– Зачем одна? – удивился пенсионер. – С мужем. Только болеет он у нее чем-то.
Васик скрипнул зубами так, что едва не вывихнул себе челюсть.
«Ладно, – подумал он, – муж... Муж он и есть муж... Все-таки препятствие, но что для меня это препятствия, если»...
Мысли – обрывочные и бессвязные – кружились у него в голове, словно потревоженные ночным ветром старые газеты. Наконец он тряхнул головой и, ступая уверенно и смело, пошел по направлению к подъездной двери, оставив позади себя ошеломленно замолчавшего на середине фразе пенсионера с грустными глазами.
* * *
– Так что вот, – проговорила Даша, закончив свой рассказ и откинулась на спинку кресла, – у меня все прошло удачно. А у тебя как?– Нормально, – сказала я, – самое главное я все-таки выяснила. Выяснила, где живет этот самый дядя Моня. Старушки оказались в курсе. И вообще... Они оказались крайне необычными старушками.
– То есть? – заинтересовалась Даша.
Я рассказала ей все, что успела увидеть своими глазами и что успела узнать о личной биографии бабушек из сознания и подсознания той самой Сикухи.
– Н-да... – качнула головой моя подруга, – встречаются же люди на этой земле. Ну, оно и к лучшему. Только подтверждает мои домыслы.
– Какие такие домыслы? – спросила я.
– Ну как, – начала объяснять Даша, – во-первых, ты выяснила, что старушки в прошлом – самые настоящие уголовницы. Во-вторых, они знают этого самого дядю Моню и даже знают, где его найти. А из этого следует то, что дядя Моня имеет какое-то отношение к преступному миру. И в таком случае люди Владимира Михайловича Пронина легко найдут нашего дядю Моню.
– Так-то оно так, – кивнула я Даше, – только вот про один момент я тебе еще не рассказала.
– Про какой? – спросила Даша.
Я вздохнула, прежде чем начать говорить.
– Дело в том, – сказала я, – что я ощущаю в образе этого человека – дяди Мони – какую-то мощную силу.
– То есть? – несколько недоуменно переспросила Даша.
– Силу экстрасенсорного порядка, – объяснила я, – короче говоря, я уверена в том, что дядя Моня обладает недюжинными способностями в этом плане.
Даша несколько раз моргнула.
– Сильнее, чем ты? – негромко спросила она.
– Не знаю, – пожала я плечами, – вполне может быть, что гораздо сильнее, чем я. Если сравнить коэффициент психического давления... То есть отпечаток этого давления на сознании людей, общавшихся с ним – я имею в виду Дашу и этих старушек – с предполагаемым коэффициентом мощности экстрасенсорного дара, то тогда – да. Он намного сильнее меня. Но повторяю еще раз – я не уверена.
– Нормальненько получается, – выдохнула Даша, – я помню, как ты себя чувствовала после того, как пообщалась с Ниной. Но ведь после общения со старушками...
– Мое сознание несколько адаптировалось к психическим проявлениям такого рода, – сказала я, – точнее, выставила, так сказать, блокировку. Но трудно сказать, что будет с этой блокировкой после встречи с реальным дядей Моней. Так-то вот...
Сказав это, я замолчала.
Даша тоже молчала какое-то время. Мы сидели в гостиной ее квартиры перед выключенным телевизором. Даша вдруг передернула плечами, будто ей стало холодно и как-то странно посмотрела на меня.
– Ольга, – позвала она.
– Да?
– Мне тут пришла в голову мысль... – Даша немного помялась, потом все-таки сформулировала, – ты что – боишься?
– Что ты имеешь в виду? – переспросила я, хотя прекрасно понимала, что имеет в виду моя подруга.
– Ты боишься этого дядю Моню? – повторила вопрос Даша.
– Да, – сказала я, – честно говоря – да... И даже не могу понять, какого рода этот страх. Я понимаю, что дядя Моня обладает исключительным даром воздействия на человеческую психику. Может быть, его дар, даже больше, чем мой. Но... Мы с тобой побывали во многих переделках и бояться злых колдунов и магов, как называют в народе людей, обладающих экстрасенсорным даром, было бы... как бы даже стыдно. После всего того, что мы уже пережили. Но этот дядя Моня... Не знаю... Вполне вероятно, что страх передался мне через сознание Нины или этих бабушек и потому-то мне так не по себе сейчас, но... Короче говоря, не знаю, Даша, – совсем запуталась я, – знаю только одно – встреча с дядей Моней, если она, конечно, состоится, не будет такой уж простой.
– Это понятно, – вздохнула Даша и снова замолчала.
– Позвонить Васику? – спросила я через минуту.
– Только что звонила, – ответила мне Даша, – десять минут назад. Никого нет дома. И где только этот обормот болтается. Ведь сказано ему было – езжай домой и сиди, жди звонка. Неужели он все-таки поехал к Нине. Я ему строго-настрого запрещала.
– Будем надеяться, что не поехал, – сказала я и встала с кресла.
Не знаю, что за выражение было на моем лице, но только Даша, подняв на меня глаза, немедленно спросила:
– Ты куда? – и голос ее звучал испуганно.
– Единственный способ победить страх – заглянуть ему прямо в глаза, – сказала я, – Простейший закон.
– Ты... – совсем смешалась Даша, – поедешь к этому... дяде Моне?
Я утвердительно кивнула.
– Погоди-ка! – Даша вскочила на ноги. – Ты же мне говорила, что очень устала после того, как прорабатывала сознание одной из уголовных бабушек. Может быть, тебе лучше отложить визит на некоторое время?
– На некоторое неопределенное время? – уточнила я.
Даша закусила губу. Она явно не знала, что мне ответить.
– Я так не могу, Даша, – сказала я. Мне очень хотелось снова опуститься в кресло, но я не стала этого делать, – да, я устала, но ведь столько времени уже прошло. Я практически восстановила силы. И к тому же – что-то странное происходит в моей голове, – призналась я, – мне не дает покоя этот загадочный Моня. И меня мучит страх. Чем дальше, тем больше...
Выпалив все это, я замолчала.
– Тогда я пойду с тобой, – после минутной паузы заявила Даша.
– Не стоит, – качнула я головой, – это мое дело. И если ты пострадаешь...
– Почему это – только твое дело? – спросила Даша. – Васик ведь и мой друг тоже.
– Боюсь, что не в Васике одном... дело, – сказала я, – не в нем одном.
– Я не понимаю, – жалобно сказала Даша.
Я вздохнула. А потом вдруг сказала то, что не говорила никому никогда:
– Не секрет, что на нашей планете есть люди, обладающие возможностями большими, чем остальные. Ты понимаешь, о ком я говорю?
– Да, – кивнула Даша, – экстрасенсы или как там... колдуны, маги, ведьмы...
– Одни используют свой вред во зло, а другие... Я недавно только поняла, что имеющий экстрасенсорный дар просто не должен оставаться в стороне, если другой такой же экстрасенс использует свой дар во зло людям. Здесь не может быть половины, понимаешь? Либо – черное, либо – белое. Только так.
– Да, – тихо сказала Даша, – теперь понимаю. Только я все равно с тобой пойду. Ты ведь моя подруга, и вместе с тобой мы не раз переживали подобные передряги. Так что все будет хорошо и на этот раз. Правильно?
Я ничего Даше не ответила. А что я могла ей сказать?
* * *
После того, как его палец отпустил кнопку звонка, он стоял на лестничной площадке примерно минуту, переминаясь с ноги на ногу и все стараясь совладать со своим дыханием.Наконец, когда он намеревался позвонить снова, замок в двери тихо щелкнул и дверь открылась.
Он едва удержался от радостного возгласа – на пороге стояла Нина. Она была в той же одежде, в которой он видел ее в последний раз – на улице у подъезда.
«Не переоделась в домашнее, – мелькнуло в голове у него, – хотя уже вечереет. А она не переоделась в домашнее... Почему?»
– Васик? – удивилась Нина. – Что ты здесь делаешь?
– Шел вот, – с трудом справившись с рвущимся наружу сердцем, проговорил Васик, – решил зайти. М-можно мне пройти?
– Нет, – быстро ответила Нина и даже отступила на шаг в темноту прихожей.
– Почему? – спросил Васик. – Ах, да... муж...
Нина оглянулась назад и вдруг вышла на лестничную площадку, осторожно прикрыв за собой дверь. Она была в туфлях на высоком каблуке.
Васик удивленно моргнул.
– Наверное, хорошо, что ты зашел, – сказала Нина, – мне нужно с тобой поговорить.
Васику показалось, что пол закачался у него под ногами, а стены начали смыкаться.
– О чем? – по-дурацки спросил он.
– О нас с тобой, – ответила Нина и вздохнула, – знаешь, мы не сможем с тобой больше встречаться.
– Почему? – спросил Васик. – Ах, да... муж...
– Он очень болен, – опустив глаза в пол, сказала Нина, – он очень болен и я не могу его обманывать.
На несколько минут повисла пустая тишина. Только в утробах соседних квартир что-то урчало.
– Понимаешь? – тихо проговорила Нина.
– Тебе не нужно его обманывать, – выговорил Васик, с трудом складывая слова в предложения, – ты просто скажи, что мы будем жить вместе, что нам... вместе будет очень хорошо...
Он замолчал, но, прежде чем Нина успела сказать хоть слово, заговорил снова:
– Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший... или что-нибудь в этом роде... Но я правда очень тебя люблю... Прямо не знаю, что творится со мной. Я никогда не думал, что возможно – просто так влюбиться... Я постоянно о тебе думаю и мне становится тесно и горячо вот здесь...
Васик приложил руку к груди и снова замолчал, задыхаясь. Нина смотрела прямо в его глаза.
– Ерунду тебе нагородил, да? – уныло спросил Васик и дрожащими руками нашарил в кармане сигареты.
– Ты же меня совсем не знаешь... – прошептала Нина, – ты ничего не знаешь обо мне.
– Все знаю, – выдохнул Васик, – знаю все, что мне нужно знать. Ты мне нужна, понимаешь?.. Я никогда-никогда не смогу тебя забыть.
Даша хотела сказать что-то еще, но вдруг поняла – если проговорит хоть слово, то не выдержит и заплачет.
«Почему – сейчас? – крутились в ее голове горькие мысли. – Ну почему среди этого кошмара появился он? Господи, что же мне делать... Я больше не могу. Кажется, еще немного – и я сама влюблюсь в этого парня. Он, – снова подумала она, – он – это самое хорошее, что еще могло случиться в моей жизни»...
– Так как же мне быть? – очень тихо спросил Васик.
Нина провела ладонью по глазам.
– Завтра утром, – прошептала она, – в десять часов утра. В сквере за моим домом. Хорошо?
– Да! – едва не закричал Васик.
Нина неслышно исчезла в приоткрывшейся двери.
* * *
– Кажется, здесь, – прошептала Даша, – здесь, да?Я кивнула.
Да, именно этот адрес я узнала от бабушки-уголовницы Сикухи. Вот за этой дверью, если верить полученной мною информации, и жил тот самый дядя Моня.
– Позвонить? – так же – шепотом – спросила Даша, указывая мне на дверной звонок.
Я отрицательно покачала головой.
– Помолчи пока, – шепнула я Даше, – дай мне сосредоточиться.
Даша послушно замолчала.
Я закрыла глаза и вошла в транс. Потом попыталась уловить психоизлучения, характерные, для человека, обладающего экстрасенсорным даром.
Что-то странное царило вокруг. Странное, но... Ничего более определенного я сказать не могла. Просто не чувствовала настолько тонко. Или в этом виноваты были до предела натянутые нервы, не позволявшие мне как следует сосредоточиться, или что-то еще, но, кроме непонятно измененной психоатмосферы, я ничего не могла услышать... То есть – прочувствовать.
Выйдя из транса, я осторожно открыла глаза.
– Ну как? – тут же спросила меня Даша.
– Нормально, – сказала я, – вроде бы – нормально.
– Тогда – звоним?
– Звоним.
Даша нажала кнопку звонка.
Никакого звука.
Она нажала еще раз и опустила руку.
– Не работает, – констатировала Даша и облизнула вдруг пересохшие губы.
Я постучала.
Мы ждали ровно минуту, потом из-за двери раздался дребезжащий старушечий голосок:
– Кто там?
Мы с Дашей переглянулись.
– Я... Мы к дяде Моне, – ответила я, следя за тем, чтобы мой голос звучал как можно более вежливо.
Дверь тотчас же отворилась, и на пороге возникла благообразная старая женщина в длинном старомодном платье, украшенном нитями жемчуга.
– Проходите, пожалуйста, – пригласила она, – дяди Моня пока нет дома, но вы можете у меня его подождать. Проходите... – она посторонилась, пропуская нас в ярко освещенную прихожую, убранную довольно бедно, но аккуратно и с несомненным вкусом.
– Вот сюда, – указала женщина, – на кухню. Вы знаете, я только что приготовила чай и минуту назад подоспел яблочный пирог. Так что, девушки, вы пришли вовремя.
Сделав нам знак следовать за нею, женщина проследовала на кухню. Двигалась она на удивление плавно и красиво – с достоинством. Да и внешний вид этой женщины... Я тут же подумала, что так, как она, наверное, выглядели русские дворяне.
Даша удивленно посмотрела на меня, будто хотела спросить – что происходит?
Я пожала плечами.
– Ну что же вы? – долетел до нас из кухни голос старой женщины. – Проходите, я уже все приготовила.
Мы с Дашей прошли на кухню и чинно расселись за сервированным с волшебной быстротой столом.
– Ну что же, – с непонятной торжественностью произнесла женщина, – давайте пить чай. И давайте и познакомимся.
Глава 8
– Халтурить начала? – хмуро осведомился человек в черной машине. – Я уже час тебя жду.
Ничего не ответив, Нина потупила глаза.
– Ладно, – проворчал человек в черной машине, – давай, садись. Клиент ждет. А клиенты, как ты знаешь, ждать не любят.
– Бабки, Ниночка, надо отрабатывать, – сказал еще он, когда Нина уселась на заднее сиденье, – я тебе плачу хорошо, ты должна хорошо работать. Почему сегодня опоздала? Я ждал тебя – думал, ты дома, а ты где-то шлялась. Непорядок.
Он подумал и прибавил к своему высказыванию еще несколько выражений – непечатных.
«Почему я опоздала? – мысленно проговорила Нина. – Почему я опоздала... Потому что мне нужно было зайти еще к дяде Моне. Борис, когда я дала ему очередную порцию зелья, лег на кровать и больше не поднимался... Наверное, это хорошо. Он не мешал мне размышлять».
Она рассеянно посмотрела на проплывающую за окном автомобиля ночную улицу, ярко освещенную неоновыми огнями витрин и вывесок дорогих магазинов и клубов.
«А обдумать мне нужно было много. Может быть, то решение, которое я приняла сейчас, самое главное решение во всей моей жизни... Хотя не знаю... Не знаю»...
Автомобиль мягко качнуло на повороте, и Нина несильно ударилась головой о холодное стекло. Она крепко зажмурилась. Воспоминания о недавно произошедшем событии стали всплывать в ее сознании, медленно и страшно, словно труп утопленника на поверхность реки.
Нина, не слушая ее, проходит по темной и пропахшей какой-то застарелой мерзостью прихожей и два раза ударяет сомкнутой ладонью по шершавой поверхности двери.
Дверь открывается, Нина видит в середине чудовищно захламленной комнаты дядю Моню. Он поднимает голову и улыбается.
Нина удивлена – она уже была сегодня у дяди Мони и тот прекрасно должен помнить о том, что она никогда не приходила дважды в один день – но дядя Моня ничем не выразил своего недоумения по поводу прихода Нины. Напротив, у Нины создалось такое впечатление, что он ждал ее прихода.
– Проходи, проходи, дорогая, – улыбается дядя Моня, – говори, что тебе нужно. Ты же знаешь, что я тебе всегда готов помочь.
Нина вдыхает и выдыхает, стараясь собраться с мыслями, разогнать серый туман, клубящийся в ее голове. Ни одного слова не приходит ей на ум и она уже близка от того, чтобы сейчас сорваться с места и бежать вон отсюда. Но как только у нее появляется эта мысль – странное дело – мысли вдруг начинает строиться ровными рядами – и Нина начинает говорить:
– Дядя Моня, – шепчет Нина, – мне нужна твоя помощь. Один человек...
Тут она снова внезапно замолкает – слезы душат ее и мешают говорить. Дядя Моня ласково кивает ей головой, приглашая говорить дальше – словно добрая учительница, перед которой стоит проштрафившаяся школьница.
– Этот человек... Он мне очень дорог, – говорит Нина, – он... Его зовут Васик, – зачем-то добавляет она. – Дядя Моня, он правда мне очень дорог и я не хочу причинить ему зла.
Дядя Моня кивает и улыбается мудрой улыбкой, будто хорошо и давно знает того Васика, знает, что ему хочет сказать Нина и знает все на свете вообще.
– Васик влюблен в меня, – продолжает Нина, – он так увлечен мною, что... Я не хочу, чтобы с ним было так, как с Борисом. Конечно, странно, что я пришла к тебе с этой просьбой... Именно к тебе... Но идти мне больше некуда. И только ты мне можешь помочь.
– Говори, – вставляет слово дядя Моня, – я, конечно, помогу тебе. Ты мне сегодня дала денег больше, чем обычно... Ты, наверное, приходила с этой просьбой ко мне сегодня – первый раз? Но не решилась высказать эту просьбу, так оно было?
– Так, – шепчет Нина.
– Ничего не бойся, – говорит дядя Моня, подкрепляя каждое слово ласковой улыбкой, – говори, говори, я все исполню, если смогу.
– Ты сможешь, – шепчет Нина и на несколько минут замолкает, потому что ее снова душат слезы. Дядя Моня снова что-то говорит – ласковое и ободряющее – но Нина не слушает его.
– Мне нужно, чтобы Васик отстал от меня, – выпаливает наконец Нина, справившись с собой, – со мной он никогда не будет счастлива. Если он будет со мной, то... я боюсь, что с ним будет то же, что и Борисом... Кажется, я это уже говорила...
– Так что же ты хочешь? – говорит дядя Моня. – Конкретно?..
– Мне нужно, чтобы он забыл меня совсем – Васик, – шепчет Нина и снова опускает глаза, – просто... чтобы он никогда... Будто бы он никогда не появлялся в моей жизни. И я в его жизни... Чтобы никогда не появлялась. Пусть все останется так, как было... Мне все равно пропадать и я не хочу счастья, если есть риск, чтобы все повторилось... как с Борисом.
– Я могу помочь тебе, – говорит дядя Моня, – я всегда даю людям то, что они просят. Сейчас, погоди...
Дядя Моня исчезает за грудой наваленного у стены тряпья и через секунду появляется с крохотной коробочкой в руках.
– Вот это, – говорит он.
– Что это? – спрашивает Нина.
Дядя Моня снова улыбается и говорит – тихо-тихо:
– Очень хорошая мазь. Намажешь ей губы, поцелуешь своего ненужного возлюбленного... – тут дядя Моня хихикнул, – и скажешь ему то, что хочешь. Можешь быть уверена – что он выполнит все так, как ты его попросишь. Это очень хорошая мазь, – повторяет он.
Нина принимет коробочку дрожащими руками, едва не выронив, прячет ее в карман.
– Все, – кивает ей дядя Моня, – я все выполнил, как ты и хотела. Что-нибудь еще?
Нина отрицательно мотает головой и отступает в дверной проем. Дверь захлопывается за ней.
А потом беззвучно смеется, широко раскрывая рот, будто прекрасно знает все, что случится сегодня, завтра и послезавтра...
Но Нина этого уже не видит.
– Код подъезда не забыла? – обернувшись к Нине, проговорил водитель.
– Нет, – очнувшись от своих мыслей, сказала Нина.
– Тогда вперед, – повысил голос водитель, – и с песней. Чего заснула? Клиента этого ты знаешь, он тебя не обидит, так что я подниматься не буду.
Нина вышла из машины и направилась к подъезду.
– Вот шалава, – усмехнулся человек в черной машине и сунул в рот сигаретку, – на ходу спит. И ведь – трахаться будет точно так же – подмахивать и покрикивать, а на самом деле думать о другом... Одно слово – проститутка...
Человек в черной машине прикурил от дорогой зажигалки и с удовольствием затянулся.
Поговорив с нами о том, о сем, Марианна Генриховна достала из духовки яблочный пирог, присела за стол – напротив нас и – не успели мы с Дашей опомниться, как она изумительно мелодичным голоском сплела нам печальный рассказ. Речь шла о ее дочери Анне, как я поняла, несколько лет назад пропавшей без вести в трущобах того самого провинциального города...
Анна, как и ее мать, не была коренной горожанкой. Родилась и провела свое детство и большую часть юности в захолустной деревне, а, приехав в город, она удивительно легко вписалась в безумную городскую жизнь.
Наверное, повлияло на это то, что единственной отдушиной ее детства были мыльные сериалы, где импозантные длинноногие героини разъезжали в шикарных авто, купались в ваннах, размером с колхозный пруд и влюблялись в знойных темноглазых красавцев, причем, что очень удивляло маленькую девочку Аню, совершенно не замечали, что живут в возмутительной роскоши и абсолютно не представляли себе другой жизни.
Когда Анне исполнилось семнадцать лет, она сделала неожиданное открытие, в корне изменившее основы ее миросозерцания и миропонимания.
Как-то раз в общественной бане в очередную пятницу (по субботам в единственную баню на селе ходили мужики) она заметила, что очень отличается от своих преждевременно расплывшихся и потерявших всю привлекательность юности сверстниц, и почти совсем не отличается от героинь мыльных сериалов, если снять с них бриллианты, дорогие шубки и умопомрачительные вечерние платья.
«Это самое главное, – размышляла Анна, разглядывая себя в темное, покосившееся зеркало в сыром вестибюле бани, – То, что получили от матушки-природы телевизионные женщины, досталось и мне. Не хватает только почему-то дорогих нарядом, шикарный автомобилей и темноглазых красавцев»...
Исправить это досадное недоразумение в родной деревне никак не представлялось для Анны возможным. Единственный завидный жених – сын председателя – был почти с младенчества оккупирован назойливыми поклонницами и уже в шестнадцать лет вынужден был жениться на ненароком забеременевшей от него двадцатидвухлетней доярке Маше.
Других достойных кандидатов в деревне не было. Более или менее здравомыслящие парни уехали в город. Дома остались только наследственные алкоголики и совсем никчемные отпрыски пастухов и навозозаготовщиков, у которых месячный заработок частенько не превышал цены за автобусный билет до ближайшего районного центра.
Тогда Анна после окончания школы решила ехать продолжать учебу в город. Родители собрали ей денег на дорогу и с огромным трудом устроили в общежитие политехнического института.
Денег на карманные расходы Анне не полагалось. Раз в месяц отец передавал со знакомыми продукты, а стипендии – когда она еще получала стипендию – Анне не хватало даже на элементарные гигиенические нужды.
Еще в школе Анна поняла, что блестящими умственными способностями она не обладает, поэтому ко второму курсу ей расхотелось постигать тонкости политехнических наук совсем – чего зря терять время, если на этом поприще нужных ей успехом она не добьется.
Проживая в городе, Анна сделал второе свое открытие. Мужчины, которых она встречала на улице, в общежитских коридорах, вели себя несколько иначе, нежели хорошо знакомые ей с детства деревенские парни – гогочащие ей вслед и отпускавшие шуточки, которые, наверное, были еще в полном ходу в годы мрачного средневековья.
Мужская половина городского населения обращала на Анну гораздо больше внимания, чем на многих ее сверстниц, а преподаватели-мужчины, все, как один, выделяли ее из общей массы студентов и на зачетах ставили отличные отметки, не особенно даже вслушиваясь в ее ответ. И скоро восхищенные взгляды городских ловеласов уже не смущали Анну, а добавляли ей уверенности в том, что единственное оружие, которым она может добиться того, что с самого рождения имели незабвенные телевизионные красавицы из детства, это ее внешность.
Анна, давно заметила, что она совсем не похожа на многих окружающих ее девушек и женщин, а когда, обучаясь на первом курсе политехнического института на странице учебника истории увидела старинный портрет какой-то средневековой дамы, то поразилась удивительному сходству своего лица с гордым профилем, запечатленным на древнем холсте неведомым художником.
Ничего не ответив, Нина потупила глаза.
– Ладно, – проворчал человек в черной машине, – давай, садись. Клиент ждет. А клиенты, как ты знаешь, ждать не любят.
– Бабки, Ниночка, надо отрабатывать, – сказал еще он, когда Нина уселась на заднее сиденье, – я тебе плачу хорошо, ты должна хорошо работать. Почему сегодня опоздала? Я ждал тебя – думал, ты дома, а ты где-то шлялась. Непорядок.
Он подумал и прибавил к своему высказыванию еще несколько выражений – непечатных.
«Почему я опоздала? – мысленно проговорила Нина. – Почему я опоздала... Потому что мне нужно было зайти еще к дяде Моне. Борис, когда я дала ему очередную порцию зелья, лег на кровать и больше не поднимался... Наверное, это хорошо. Он не мешал мне размышлять».
Она рассеянно посмотрела на проплывающую за окном автомобиля ночную улицу, ярко освещенную неоновыми огнями витрин и вывесок дорогих магазинов и клубов.
«А обдумать мне нужно было много. Может быть, то решение, которое я приняла сейчас, самое главное решение во всей моей жизни... Хотя не знаю... Не знаю»...
Автомобиль мягко качнуло на повороте, и Нина несильно ударилась головой о холодное стекло. Она крепко зажмурилась. Воспоминания о недавно произошедшем событии стали всплывать в ее сознании, медленно и страшно, словно труп утопленника на поверхность реки.
* * *
...Вот она стучится в ту самую дверь, в которую стучала уже почти год – каждый день. Открывает ей старуха и, кривя похожую на куриную ногу сухую шею, злобно шипит что-то неразборорчивое.Нина, не слушая ее, проходит по темной и пропахшей какой-то застарелой мерзостью прихожей и два раза ударяет сомкнутой ладонью по шершавой поверхности двери.
Дверь открывается, Нина видит в середине чудовищно захламленной комнаты дядю Моню. Он поднимает голову и улыбается.
Нина удивлена – она уже была сегодня у дяди Мони и тот прекрасно должен помнить о том, что она никогда не приходила дважды в один день – но дядя Моня ничем не выразил своего недоумения по поводу прихода Нины. Напротив, у Нины создалось такое впечатление, что он ждал ее прихода.
– Проходи, проходи, дорогая, – улыбается дядя Моня, – говори, что тебе нужно. Ты же знаешь, что я тебе всегда готов помочь.
Нина вдыхает и выдыхает, стараясь собраться с мыслями, разогнать серый туман, клубящийся в ее голове. Ни одного слова не приходит ей на ум и она уже близка от того, чтобы сейчас сорваться с места и бежать вон отсюда. Но как только у нее появляется эта мысль – странное дело – мысли вдруг начинает строиться ровными рядами – и Нина начинает говорить:
– Дядя Моня, – шепчет Нина, – мне нужна твоя помощь. Один человек...
Тут она снова внезапно замолкает – слезы душат ее и мешают говорить. Дядя Моня ласково кивает ей головой, приглашая говорить дальше – словно добрая учительница, перед которой стоит проштрафившаяся школьница.
– Этот человек... Он мне очень дорог, – говорит Нина, – он... Его зовут Васик, – зачем-то добавляет она. – Дядя Моня, он правда мне очень дорог и я не хочу причинить ему зла.
Дядя Моня кивает и улыбается мудрой улыбкой, будто хорошо и давно знает того Васика, знает, что ему хочет сказать Нина и знает все на свете вообще.
– Васик влюблен в меня, – продолжает Нина, – он так увлечен мною, что... Я не хочу, чтобы с ним было так, как с Борисом. Конечно, странно, что я пришла к тебе с этой просьбой... Именно к тебе... Но идти мне больше некуда. И только ты мне можешь помочь.
– Говори, – вставляет слово дядя Моня, – я, конечно, помогу тебе. Ты мне сегодня дала денег больше, чем обычно... Ты, наверное, приходила с этой просьбой ко мне сегодня – первый раз? Но не решилась высказать эту просьбу, так оно было?
– Так, – шепчет Нина.
– Ничего не бойся, – говорит дядя Моня, подкрепляя каждое слово ласковой улыбкой, – говори, говори, я все исполню, если смогу.
– Ты сможешь, – шепчет Нина и на несколько минут замолкает, потому что ее снова душат слезы. Дядя Моня снова что-то говорит – ласковое и ободряющее – но Нина не слушает его.
– Мне нужно, чтобы Васик отстал от меня, – выпаливает наконец Нина, справившись с собой, – со мной он никогда не будет счастлива. Если он будет со мной, то... я боюсь, что с ним будет то же, что и Борисом... Кажется, я это уже говорила...
– Так что же ты хочешь? – говорит дядя Моня. – Конкретно?..
– Мне нужно, чтобы он забыл меня совсем – Васик, – шепчет Нина и снова опускает глаза, – просто... чтобы он никогда... Будто бы он никогда не появлялся в моей жизни. И я в его жизни... Чтобы никогда не появлялась. Пусть все останется так, как было... Мне все равно пропадать и я не хочу счастья, если есть риск, чтобы все повторилось... как с Борисом.
– Я могу помочь тебе, – говорит дядя Моня, – я всегда даю людям то, что они просят. Сейчас, погоди...
Дядя Моня исчезает за грудой наваленного у стены тряпья и через секунду появляется с крохотной коробочкой в руках.
– Вот это, – говорит он.
– Что это? – спрашивает Нина.
Дядя Моня снова улыбается и говорит – тихо-тихо:
– Очень хорошая мазь. Намажешь ей губы, поцелуешь своего ненужного возлюбленного... – тут дядя Моня хихикнул, – и скажешь ему то, что хочешь. Можешь быть уверена – что он выполнит все так, как ты его попросишь. Это очень хорошая мазь, – повторяет он.
Нина принимет коробочку дрожащими руками, едва не выронив, прячет ее в карман.
– Все, – кивает ей дядя Моня, – я все выполнил, как ты и хотела. Что-нибудь еще?
Нина отрицательно мотает головой и отступает в дверной проем. Дверь захлопывается за ней.
* * *
Дядя Моня еще некоторое время стоит, улыбаясь, и смотрит на закрытую дверь.А потом беззвучно смеется, широко раскрывая рот, будто прекрасно знает все, что случится сегодня, завтра и послезавтра...
Но Нина этого уже не видит.
* * *
...Автомобиль останавливается у подъезда большого многоэтажного дома.– Код подъезда не забыла? – обернувшись к Нине, проговорил водитель.
– Нет, – очнувшись от своих мыслей, сказала Нина.
– Тогда вперед, – повысил голос водитель, – и с песней. Чего заснула? Клиента этого ты знаешь, он тебя не обидит, так что я подниматься не буду.
Нина вышла из машины и направилась к подъезду.
– Вот шалава, – усмехнулся человек в черной машине и сунул в рот сигаретку, – на ходу спит. И ведь – трахаться будет точно так же – подмахивать и покрикивать, а на самом деле думать о другом... Одно слово – проститутка...
Человек в черной машине прикурил от дорогой зажигалки и с удовольствием затянулся.
* * *
Мы с Дашей только-только пригубили свой чай, а хозяйка квартиры успела нам представиться и немного рассказать о себе (ее звали изысканно и красиво Марианна Генриховна, хотя родом она была из глухой деревеньки под каким-то провинциальным городком с труднопроизносимым названием).Поговорив с нами о том, о сем, Марианна Генриховна достала из духовки яблочный пирог, присела за стол – напротив нас и – не успели мы с Дашей опомниться, как она изумительно мелодичным голоском сплела нам печальный рассказ. Речь шла о ее дочери Анне, как я поняла, несколько лет назад пропавшей без вести в трущобах того самого провинциального города...
Анна, как и ее мать, не была коренной горожанкой. Родилась и провела свое детство и большую часть юности в захолустной деревне, а, приехав в город, она удивительно легко вписалась в безумную городскую жизнь.
Наверное, повлияло на это то, что единственной отдушиной ее детства были мыльные сериалы, где импозантные длинноногие героини разъезжали в шикарных авто, купались в ваннах, размером с колхозный пруд и влюблялись в знойных темноглазых красавцев, причем, что очень удивляло маленькую девочку Аню, совершенно не замечали, что живут в возмутительной роскоши и абсолютно не представляли себе другой жизни.
Когда Анне исполнилось семнадцать лет, она сделала неожиданное открытие, в корне изменившее основы ее миросозерцания и миропонимания.
Как-то раз в общественной бане в очередную пятницу (по субботам в единственную баню на селе ходили мужики) она заметила, что очень отличается от своих преждевременно расплывшихся и потерявших всю привлекательность юности сверстниц, и почти совсем не отличается от героинь мыльных сериалов, если снять с них бриллианты, дорогие шубки и умопомрачительные вечерние платья.
«Это самое главное, – размышляла Анна, разглядывая себя в темное, покосившееся зеркало в сыром вестибюле бани, – То, что получили от матушки-природы телевизионные женщины, досталось и мне. Не хватает только почему-то дорогих нарядом, шикарный автомобилей и темноглазых красавцев»...
Исправить это досадное недоразумение в родной деревне никак не представлялось для Анны возможным. Единственный завидный жених – сын председателя – был почти с младенчества оккупирован назойливыми поклонницами и уже в шестнадцать лет вынужден был жениться на ненароком забеременевшей от него двадцатидвухлетней доярке Маше.
Других достойных кандидатов в деревне не было. Более или менее здравомыслящие парни уехали в город. Дома остались только наследственные алкоголики и совсем никчемные отпрыски пастухов и навозозаготовщиков, у которых месячный заработок частенько не превышал цены за автобусный билет до ближайшего районного центра.
Тогда Анна после окончания школы решила ехать продолжать учебу в город. Родители собрали ей денег на дорогу и с огромным трудом устроили в общежитие политехнического института.
Денег на карманные расходы Анне не полагалось. Раз в месяц отец передавал со знакомыми продукты, а стипендии – когда она еще получала стипендию – Анне не хватало даже на элементарные гигиенические нужды.
Еще в школе Анна поняла, что блестящими умственными способностями она не обладает, поэтому ко второму курсу ей расхотелось постигать тонкости политехнических наук совсем – чего зря терять время, если на этом поприще нужных ей успехом она не добьется.
Проживая в городе, Анна сделал второе свое открытие. Мужчины, которых она встречала на улице, в общежитских коридорах, вели себя несколько иначе, нежели хорошо знакомые ей с детства деревенские парни – гогочащие ей вслед и отпускавшие шуточки, которые, наверное, были еще в полном ходу в годы мрачного средневековья.
Мужская половина городского населения обращала на Анну гораздо больше внимания, чем на многих ее сверстниц, а преподаватели-мужчины, все, как один, выделяли ее из общей массы студентов и на зачетах ставили отличные отметки, не особенно даже вслушиваясь в ее ответ. И скоро восхищенные взгляды городских ловеласов уже не смущали Анну, а добавляли ей уверенности в том, что единственное оружие, которым она может добиться того, что с самого рождения имели незабвенные телевизионные красавицы из детства, это ее внешность.
Анна, давно заметила, что она совсем не похожа на многих окружающих ее девушек и женщин, а когда, обучаясь на первом курсе политехнического института на странице учебника истории увидела старинный портрет какой-то средневековой дамы, то поразилась удивительному сходству своего лица с гордым профилем, запечатленным на древнем холсте неведомым художником.