Щеглов Сергей Игоревич. Часовой Армагеддона

   – Вы владеете заклинанием, изменяющим мысли Избранных, – напомнил Валентин. – Вы сможете заставить их отказаться от битвы?
   – О каком заклинании ты говоришь? – искренне удивился Великий Черный.
   – Три года назад его еще не было! – вскричал Хаям. – Я помню тот вечер, когда Хозяин создал эту формулу! Это было позапрошлой зимой!
   – Очень хорошо, – сказал Валентин. Он заметил полоску света, появившуюся в проломе – Селингари уже здесь. Еще не все потеряно. – Тогда как же вы предлагаете отложить битву?
   Великий Черный закачался из стороны в сторону, как столб дыма под порывистым ветром. Думает, что ли, предположил Валентин.
   – Мне очень жаль, – развел Великий Черный руками. – Если бы воскрешение удалось полностью, я мог бы тебе помочь. Сейчас я бессилен.
   Или врешь, что бессилен, подумал Валентин. Общение с Габриэлем кое-чему его научило. Слова сильных мира сего – лишь их способ повелевать. Думать, что они несут какую-то информацию, значит рисковать жизнью.
   – Тебе придется сделать все самому, Фалер, – сказал Великий Черный. – Снова, как в Гельвеции. Смотри, они уже начинают.
   Великий Черный простер руку в сторону Ампера, где на главной площади красно-белые войска уже построились в гигантский квадрат.
   – Именно ты, – кивнул Великий Черный своим мыслям, – теперь единственный человек, который может остановить битву. Как ты это сделаешь, я не знаю. Но это сделаешь ты, и никто другой.
   Валентин фыркнул. Воскресили великого мага! Может быть, он специально меня туда посылает? Чтобы я погиб вместе с тальменами? Он же не знает про Шкатулку. Тьфу!
   Валентин почувствовал себя так, словно рухнула матовая стена, отделявшая его от реального мира. Все вокруг стало кристально ясным, четким и понятным; друзья – друзьями, враги – врагами. Надеяться больше было не на кого, и времени не оставалось вовсе. То, что он задумал, было совершенно немыслимо, и потому Валентин не испытывал ни малейших сомнений.
   После стольких поражений еще одно уже почти ничего не значит.
   Мысль, постоянно сидевшая у него в подсознании еще со времен стычки в Ганагане, наконец пробилась наверх. Валентин поразился только одному – как же это он до сих пор не догадался?!
   Мне не надо побеждать или разнимать тальменов, подумал он. Мне достаточно помочь им быстрее ухлопать друг друга!
   Только бы успеть!
   Сила ворвалась в него со всех сторон – Валентин в очередной раз поразился, насколько мощь мага зависит от его умения не знать сомнений. Великий Черный изменился в лице – почувствовал, но что толку! Второй раз я на грабли не наступлю, не беспокойся, мысленно утешил его Валентин.
   Бестелесный, лишившийся своей былой мощи великий маг даже не стал сопротивляться. Огненная паутина из тысячи мелких ячеек захлестнулась на его черной фигуре, послышался резкий свист, и Великий Черный стал стремительно уменьшаться в размерах. Левой рукой Валентин подхватил давно присмотренную для этой цели бутылку.
   Великий Черный не успел, да видимо и не захотел ничего сказать. Свернутый в узкую черную полоску, он втянулся в бутылку, и Валентин с чмоканьем закупорил горлышко тяжелой стеклянной пробкой.
   Хаям подбежал к проему и что-то крикнул в пространство.
   В тот же миг перед ним распахнулся черный проход. Селингари был тут как тут.
   – Таль-эллангрил вы найдете в камере номер семь, этажом ниже, произнес Валентин, обращаясь к Бранбо. – Ключи у Мануэля. К моему возвращению разведайте, где находится сокровищница Анхарда. Возможно, у нас будет время пополнить запасы артефактов.
   До чего же приятно отдавать приказы, которые подчиненные желают услышать! Валентин подмигнул Хаяму:
   – Ну, полетели!
   – Полетели? – переспросил Хаям, не веря в такое счастье.
   – Полетели, – повторил Валентин. – Должен же ты знать, как закончится твой эпос?

Глава 15

   Изловчусь под конец и стрельну последней пулей...

   Селингари превзошел самого себя. Трехсотметровый проем, пробитый Серым в собственной Башне, промелькнул мимо Валентина в одно мгновение.
   Валентин коснулся часов и поразился – без пяти двенадцать! Неужели все это произошло настолько быстро?
   Прокрутив в памяти последние события, он удовлетворенно кивнул. Да, именно настолько. Магические разборки – это вам не партия в го. Кстати, разборки с тальменами тоже не отличаются длительностью.
   Идеально ровный пустой квадрат, окруженный бесчисленными Воителями, приближайся на глазах. На роскошном помосте, почему-то напомнившем Валентину Лобное место, уже можно было разглядел маленькую фигурку первого Воителя. Его громовой голос, восхваляющий Единство и Справедливость Воителей, был слышен даже отсюда.
   А с противоположной стороны, от Северных Ворот, по опустевшим улицам Ампера к площади направлялись два всадника. Чувство дежавю охватило Валентина – Георг и Детмар приближались к месту боя точно так же, как в Гельвеции!
   Еще немного, подумал Валентин, и можно попытаться.
   Дракон, летящий к площади со стороны солнца, был невидим. Серый насторожился, лишь когда Георг и Детмар с неестественно громким цоканьем копыт влетели на площадь и, не останавливаясь, как нож сквозь масло прошли через двести рядов Воителей. Никто не бил их копьями в спину – люди валились, как кегли, чтобы уже никогда не подняться.
   Главная казарма, сообразил Валентин. Мгновением спустя Хаям, точно уловив его мысль, спикировал на крышу. Валентин активировал Обруч. Проклятье, надо было прощупать Серого раньше...
   Валентин не строил иллюзий об истинном раскладе сил. Как бы ни был силен и искусен Серый, в битве на центральной площади Ампера сойдутся не сами тальмены. Бой пойдет между силами, заключенными в талисманах, и единственный способ хоть как-то изменить расклад – это вмешаться в драку на стороне более сильных. Подтолкни споткнувшегося, вспомнил Валентин; да, именно так. Иначе погибнут все.
   А более сильными в сегодняшней битве были Игла и Жезл. Значит, Георг и Детмар.
   Валентин прикрыл глаза, протягивая внимание к алому помосту, откуда Серый до сих пор вещал о великолепии фарингского образа жизни. Среди тысяч похожих друг на друга сознаний Серый выделялся так же легко, как тлеющий уголек среди погасших. Его окружала едва ощутимая аура, заставившая Валентина остановиться. Он впервые столкнулся с помехой в работе Обруча. Неужели Серый догадался?..
   Визуально аура выглядела как облачко тумана, окутывающее голову Серого. По ощущениям она была липкой и бесформенной; Валентин брезгливо отодвинулся в сторону. Он уже был готов плюнуть и подключиться к Детмару, когда аура внезапно исчезла. Приоткрыв один глаз, Валентин мигом понял, что произошло. Серый увидел своих противников.
   Георг и Детмар, верхом на громадных вороных конях, только что не пышущих огнем, возвышались посреди Площади. Позади них тянулась ровная полоса из упавших наземь Воителей, разорвавшая пополам одну из сторон квадрата.
   Валентин решил не тратить время на разглядывание парадного убранства Георга и Детмара, отметив только, что роскошью оно ничуть не уступало ослепительно белым доспехам Первого Воителя. Воспользовавшись исчезновением защитной ауры, он коснулся сознания Серого, юркнул туда, как мышь в норку, и затаился, осваиваясь.
   Габриэль был безгранично спокоен. Все вокруг он воспринимал отстраненно, как происходящее не с ним и не сейчас, тело свое он ощущал только в тот момент, когда приказывал ему совершить движение. Все его внимание было приковано к запястьям, которые охватывали Браслеты – его могучий талисман.
   Талисман работал на полную мощность – он удерживал грозовые тучи за сорок километров от Ампера, он наполнял энергией Воителей, неподвижно стоящих квадратом вот уже больше часа, он заставлял сам воздух Ампера трепетать от радости и восхищения перед единством, в котором таилась непобедимая сила Воителей. Голос Серого, который Валентин слышал без этого ментального аккомпанемента, был лишь малой толикой от общего воздействия талисмана. Ничего удивительного, что город буквально затаил дыхание, слушая своего вождя и млея от восторга.
   Лишь какая-то часть сознания Габриэля уделила внимание внезапно появившимся пришельцам. Брови его сдвинулись, глаза скользнули по разодетым фигурам.
   – ...а они повсюду! – закончил Габриэль последнюю фразу, посвященную, как нетрудно было догадаться, врагам народа. Он поднял руку и указал на прибывших Георга и Детмара. – Вот они, верхом на созданиях ночи, явились, чтобы осквернить наш святой день своим нечестивым присутствием! Но лишь к вящей славе нашего единства послужат их жалких происки, когда падут они, пораженные нашим величием, и будут молить о пощаде!
   Габриэль на ходу изменил запланированный текст, нисколько не удивившись появлению конкурентов. Валентин понял, что Серый находится сейчас в особом трансе, близким в сатори, в котором нет места удивлению, а все происходящее кажется правильным и гармоничным. Теперь, когда ярлыки уже наклеены, Георгу и Детмару придется немало потрудиться даже для того, чтобы просто быть услышанными.
   Толпа уцелевших Воителей угрожающе загудела. Все ждали, что сейчас Серый прикажет совершить экзекуцию.
   Однако Георг не стал дожидаться этого приятного момента. Он не шевельнулся, не сказал ни слова, но Габриэль – а с ним и Валентин уловил приказ, который Избранный отдал своему талисману. Полупрозрачные зеркальные стены, прорезая попавшиеся на пути дома и деревья, встали из земли и взметнулись до самого неба, отрезая центральную площадь от остального города.
   – Никто не выйдет отсюда, покуда Правда не восторжествует! – прогремел Георг, направляя коня прямиком к Серому.
   Сам Валентин, несомненно, купился бы на эту провокацию. Но Габриэль Серый оказался куда хитрее. Его талисманный, в восемь чувств взгляд уперся в Детмара, пытаясь разгадать, что тот заказывает своему Жезлу. Очевидно, у Габриэля имелся немалый собственный опыт всяких подлых штучек, потому что замысел Детмара он разгадал с первых же секунд. Разгадал – и чуть-чуть прищурился, отдавая Браслетам короткую команду.
   Валентин едва успевал следовать за мельчайшими движениями мышц, которыми Габриэль управлял своим талисманом. Он даже начал сомневаться, что успеет, когда настанет момент. Но менять что-то было уже поздно – первый удар нанесен, и битва началась.
   Талисман Детмара ударил по нервам Габриэля режущий болью, на какое-то мгновение превратив все его тело в один гигантский нерв, корчащийся под электрическим током. Валентин, сохраняя ментальный контакт, получил свою долю сполна – в глазах потемнело, пальцы рефлекторно сложились в уже знакомый знак Выдоха Вечности. Страшным усилием воли Валентин расслабился и не стал пулять в Детмара заклинанием. Возможно, это был его первый успех за весь многотрудный сегодняшний день.
   Боль отступила так же внезапно, как нахлынула, а потом в сгустившейся тишине раздался отчаянный вопль. Детмар орал, как резаный, в руке его дрожал потерявший невидимость Жезл, бессильный помочь своему повелителю. Валентин расшифровал наконец команду, отданную Габриэлем своему талисману: он вернул Детмару его удар, но с гораздо большей жестокостью. Вместо того, чтобы заставлять вибрировать его нервные окончания, он послал команду сократиться именно тем мышцам, которые командовали Жезлом в последний раз – и теперь раз за раз Детмар, сам того не подозревая, повелевал Жезлу бить болью самого себя!
   У Валентина сжалось сердце. С таким искусством владения талисманом Серый был действительно непобедим.
   Георг издал воинственный рык, и в выброшенной вперед руке его возникла Игла. Тонкий, но слепящий подобно вспышке молния луч уперся прямо в левый глаз Серого, и Валентин тут же позабыл все похвалы, которые приготовил для Габриэля. Он был уверен, что не только ослеп, но потерял добрую половину мозгов, выкипевших в одно мгновение и паром вылетевших из ушей. По крайней мере, уши после этого удара болели куда сильнее, чем глаз, которого Валентин вообще не чувствовал.
   Детмар наконец справился с талисманом, и вопль его стих.
   Габриэль сдвинул запястья и сжал кулаки. Валентин, каким-то чудом еще сохраняя сознание – хотя его заслуги в этом не было почувствовал, как из области солнечного сплетения к горлу подкатывает огненная волна. Гнев тальмена был страшен – боль мгновенно исчезла, левый глаз вспыхнул холодным светом, высвечивая силуэты противников до мельчайшей косточки, до растрепавшейся нитки на подкладке. Браслеты едва заметно дрогнули, нанося ответный удар.
   На этот раз Валентин сразу понял, что сделал Габриэль. Шутки кончились; начиналось то самое, из-за чего так страшны битвы тальменов. Габриэль напал не на Георга, а на его талисман.
   В отличие от предыдущих воплей и лучей, удар этот был почти незаметен. Габриэль всего лишь охватил талисман противника тесным коконом Т-поля. Валентин ощутил это как появившееся вокруг Иглы журчание стекающего на землю ручейка. Этот безобидный ручеек и унес прочь всю энергию талисмана. На какой-то миг Георг оказался совершенно беззащитным – но и Габриэль был вынужден все силы своего талисмана отдавать на поддержание кокона.
   Все, кроме силы своих легких.
   – Убейте его! – крикнул он, указывая на Георга.
   Валентин еще раз поразился выучке Воителей. Как и час назад в Анхарде, они без колебаний напали на заведомо более сильного противника. Эхо от вопля Серого еще гуляло между прозрачными стенами, а тысячи стрел и десятки копий уже летели прямиком в Георга, не оставляя тому ни малейшего шанса на спасение.
   Габриэль повернулся к Детмару – в эти мгновения он двигался нечеловечески быстро, как и положено тальмену, – и рассмеялся тому в лицо. Беззащитный, с энергией, целиком отданной блокировке Иглы, он смеялся над тальменом, который мог сейчас одним ударом избавиться от обоих своих врагов. Валентин еще раз поразился темным талантам Габриэля – сейчас он рисковал всем, почему-то уверенный, что Детмар не сможет оставить Георга в беде. И Габриэль в который раз оказался прав. Проклиная себя, с лицом, полным отчаяния, Детмар взмахнул Жезлом, останавливая облако стрел.
   А Валентин ощутил легкое дрожание Обруча – дрожание, которое он в первый раз заметил еще в Гельвеции. Т-буря, о неизбежности которой говорили расчеты и в которую он так до конца и не верил, началась.
   Габриэль, все так же оскорбительно хохоча, приоткрыл окутывавший Иглу кокон. Но приоткрыл не просто так, а с точным расчетом: энергия, которой Георг безуспешно пытался отбить залп, вырвалась на свободу в одном-единственном направлении: точнехонько в голову Детмару.
   – За что?! – пронесся над площадь рев уже оторванной головы.
   Т-буря бушевала уже в полную мощь. Внешне это еще не было заметно – полупрозрачные стены, окружившие площадь, не давали разглядеть клубящиеся за их пределами тучи, фонтаны грязи, ударившие из земли, срывающий крыши ветер. Но Валентин, почти полностью спрятавшись в сознании Габриэля, не мог не чувствовать, как сходит с ума его собственный разум, окруженный бешено скачущими красками и сотрясаемый беспричинными рыданиям.
   Каким чудом Обруч еще продолжал работать, Валентин не знал и не хотел знать. Он понимал сейчас только одно – пора! пора! счет пошел на секунды!
   Талисман Детмара выпал из разжавшейся руки и вонзился между двух камней мостовой. Георг, увидев дело рук своих, потерял драгоценные мгновения.
   Серый вторично нанес удар по талисману – на этот раз по Жезлу. Энергетический кокон свился вокруг него, прижав к мостовой, и блокировал судорожные попытки талисмана спасти хозяина, перебросив его в безопасное место. Голова Детмара упала на мостовую и замерла, уставив в небо невидящие глаза.
   В этот самый момент Валентин наконец понял, что ему следует сделать. Тактика Серого была уже ясна, и предсказать следующий ход не составило труда.
   И поэтому, когда Георг с пеной на губах, с бешеными сверкающими глазами обеими руками направил иглу на Габриэля, Валентин дотянулся до рук Серого и отдал Браслетам свой собственный приказ.
   Он был уверен, что это сработает. Во-первых, один раз, с Детмаром, такое уже получилось; во-вторых, сейчас Валентин уже не был Валентином – тем, на крыше казармы, потерявшим разум и корчащимся в приступе смеха сквозь слезы, – он был самим Габриэлем, его холодной рассудочной частью, одержимой манией самоубийства.
   Глаза Серого расширились, смех застрял в горле; с рук его сорвалась голубая молния, вонзившаяся в Георга.
   Но и Георг не остался в стороне. Игла исторгла из себя серое непрозрачное облако, окутавшее Габриэля, сковавшее его по рукам и ногам и тут же начавшее мелко вибрировать.
   Валентин отдал бы половину шариков из Шкатулки, лишь бы суметь в эти мгновения покинуть сознание Серого. Габриэль мгновенно понял, что произошло. Изумление и гнев его не знали границ, затмив даже нечеловеческую боль в растворяющемся в туманном облаке теле. Голубая молния, по-прежнему терзавшая тело Георга, отнимала у талисмана всю энергию без остатка – точнее, всю энергию, которую талисману позволяла потратить Т-буря. Жизнь уходила из Серого вместе с его безумным деянием – напасть на уже беззащитного противника, в то время как простой уход в сторону и точный удар в спину оставлял бы его победителем. И в последние мгновения жизни Габриэль знал, что эту ошибку совершил не он – тот, другой, влезший в его сознание и в решающий момент обрекший его на смерть.
   Но Габриэль знал также, что Фалер, сделавший это, имел все основания так поступить. Он сам нажил себе такого врага; ошибка была совершена не здесь, на площади Главных казарм, а там, в Анхарде, когда он слишком поторопился. Слишком недооценил противника. Сила его заключалась не в Шкатулке, а в нем самом!
   «Ты победил, Фалер, – прошептал он про себя, обращаясь к Валентину, – будь же ты проклят! Ответь мне перед смертью – кто ты такой на самом деле?»
   «Ты не поверишь, – Валентину было трудно говорить, да что там, и сознание-то сохранять было уже подвигом! – На самом деле я Валентин Шеллер, бухгалтер треста „Спецстрой“.
   Похоже, именно эта его мысль, а вовсе не Т-буря и не туманное облако Георга, окончательно уничтожила Габриэля. Он больше не пытался говорить; ненависть его угасла, осталась только боль, сохранившаяся еще некоторое время после того, как тело Габриэля Серого, Первого Воителя, владыки половины мира, растворилось в воздухе без остатка.
   Валентин лежал на спине, глядя в пронзительно-голубое небо. Все-таки Панга, лениво думал он. Зеленоватый оттенок; небо Земли совсем не такое. К тому же – ни облачка; небо точно купол, выкрашенный в один и тот же цвет. У горизонта – те же цвета, что и в зените. Панга.
   Значит, я еще жив.
   А куда, кстати, подевались боковые стены? Такие полупрозрачные, за ними еще...
   Валентин мигом вспомнил, что там за ними происходило. Он рывком сел, упираясь в горячую черепицу крыши; вдохнул горячий воздух с привкусом гари. Площадь лежала внизу – вся в красно-белых ошметках; в центре догорало чье-то неподвижное тело. Кажется, подумал Валентин, я знаю, чье.
   А где Селингари? И Хаям?
   Валентин обернулся – на крыше никого. Сколько времени я здесь валялся?
   Взгляд на часы успокоил Валентина. Не прошло и пяти минут с момента, когда Габриэль и Георг обменялись последними уничтожительными ударами. Хорошо, что хорошо кончается, подумал Валентин, потягиваясь. И все же, куда это Хаям подевался?!
   В следующее мгновение Валентин разглядел, куда. По площади, точнее, по ее внутреннему квадрату, относительно свободному от мертвых тел, передвигалась короткими перебежками цветастая фигурка. Сейчас она подскочила ко все еще горящему телу Георга и, ловко орудуя позаимствованным у кого-то копьем, принялась выковыривать Иглу из мертвых черных пальцев.
   Валентин покачал головой. Дорвался. Впрочем, он заслужил это поболе остальных. «Когда они перебили друг друга, я пошел и собрал талисманы», – чем не финальная фраза для эпоса? Что может быть приятнее произведения, в котором летописец неожиданно оказывается под конец главным героем? Валентин еще раз потянулся, поднял голову и обмер.
   Полупрозрачные стены, оказывается, вовсе не исчезли. Они просто стали ниже и гораздо плотнее. И там, за их пределами, продолжала бушевать буря. Ветер уже разнес в клочья большую часть домов и гонял теперь по заваленным обломками улицам вывороченные с корнем деревья. С ясного неба гвоздили молнии, земля пошла трещинами, из которых то и дело выстреливали в небо фонтаны камней и грязи. И что самое скверное, на востоке, в стороне Великого Моря, у самого горизонта виднелась какая-то подозрительно ровная полоска.
   У Валентина засосало в желудке. Ох, непохоже это на грозовой фронт. Ох, знаю я, на что это похоже!
   – Хаям! – заорал он во всю глотку. – Кончай талисманы тырить, сматываться пора!
   – Сматываться?! – закричал Хаям в ответ. Он подцепил Иглу кончиком копья и теперь перебрасывал ее из ладони в ладонь, остужая как печеную картошку. – Всегда готов!
   Он махнул рукой, после чего в дальнем углу площади вспыхнуло алое свечение. Селингари подскочил к Хаяму, на лету открывая проход, сказитель оттолкнулся и прыгнул, точно попав в цель, но не удержался на ногах и повалился, роняя содержимое своих карманов. Когда Селингари подлетел к Валентину и тот в свою очередь запрыгнул внутрь, Хаям стоял на четвереньках, рассматривая лежащую перед ним добычу.
   На матовой поверхности брюха дракона валялись два браслета, жезл и игла.
   – Все собрал, – констатировал Валентин.
   Хаям хитро ухмыльнулся:
   – Угадай, чего не хватает!
   – Ах да, Шкатулка, – сообразил Валентин. Очень, кстати сказать, полезный предмет. Жаль, нет времени на поиски. Ну ничего, будет чем еще четыреста лет заниматься.
   – Вот теперь – все! – гордо заявил Хаям, вытаскивая из-за пазухи продолговатый прямоугольник с пятью белыми шариками. Бросив его на пол к остальным талисманам, он встал и отряхнул руки. – Даже не знаю, что сказать.
   – Скажи: «Монтана!», – посоветовал Валентин, который и сам не знал, что сказать. Чувства Хаяма были ему понятны. Он сам никак не мог отделаться от желания придурковато захихикать. Все кончилось так хорошо и так легко, что в это просто не верилось. Наверное, на самом деле мы все давно умерли и теперь попали в рай.
   – А что это за слово? – поинтересовался Хаям.
   – Древнее заклинание, – усмехнулся Валентин. – Как раз на тот случай, когда сказать нечего.
   Селингари между тем уже подлетал в Анхарду. Валентин представил себе, как все это выглядело с точки зрения Мануэля. Полетел, быстро победил трех Избранных, отобрал талисманы, вернулся. И все за десять минут. Он таки не сдержался и захихикал в кулак. Чтобы как-то собраться, Валентин посмотрел на полоску у горизонта.
   Отсюда, с почти километровой высоты, все было предельно ясно. За тонкой полоской тянулось огромное ровное пространство, ничего общего не имеющее с обычными полями и лесами. Великое Море уже поглотило сотню лиг плодородных земель южного Ампера и теперь приближалось к его столице, катясь по горам и долам стометровой водной стеной.
   Валентин наклонился, поднял Шкатулку и задумчиво повертел ее в руках. Вместо обычного ободряющего тепла он ощутил только холод, от обычного камня. Все-таки Т-буря, понял Валентин. Талисманы нам не помогут.
   Валентин заметил, что Хаям тоже смотрит на полосу у горизонта.
   – Ничего не вышло? – спросил он, повернувшись к Валентину. – Все было зря?
   Похоже на то, подумал Валентин. Хотя стоп – время контакта я все-таки сократил, значит, радиус разрушении будет несколько меньше. Вот только – насколько меньше?
   Двести километров отсюда до океана – это уже факт. Да и драка, судя по воспоминаниям, никак не меньше десяти секунд продолжалась. Двенадцать? Пятнадцать? Надо с собой в следующих раз секундомер взять, и калькулятор.
   Да что я несу?! Какой следующий раз?!
   – Мы сделали что могли, – пробормотал Валентин. Селингари уже влетел в Анхард, и надвигающееся цунами скрылось из виду. Интересно, а если бы я просто дал деру? Серый бы ухлопал их обоих, и, может быть, гораздо быстрее... Э, нет, он наверняка бы поигрался с беззащитным Георгом. Хотя бы несколько секунд. А каждая секунда это лишние сто километров разрушений. – Без нас все было бы гораздо хуже.
   – Значит, вода может и не достигнуть Замка? – с надеждой спросил Хаям.
   Валентин еще раз припомнил, сколько же это все заняло секунд. Ну пусть пятнадцать.
   – Скорее всего, она остановится у Зеленых гор, – сказал Валентин. – До Замка все же слишком далеко...
   Эй, сказал он себе. Так ведь это можно померять! Шкатулку на пояс, и вперед – где заработает, там и конец зоне поражения! Пожалуй, так и сделаем... Максим засечет место и нанесет на карту, останется только циркуль из воздуха сотворить.
   Селингари распахнул выход. Только сейчас Валентин сообразил, что обратный путь занял раза в три больше времени; дракон летел не спеша, и даже позволил себе сделать круг почета вокруг Башни. Тоже радуется, на свой манер? А почему бы и нет?
   Валентин соскочил на пол и посторонился, пропуская Хаяма. Бранбо корпел над длинным списком, поглядывая на кучку барахла, валявшегося перед ним на стеклянном столике. Мануэль подошел к Валентину, тщательно скрывая нетерпенье.