Щеглова Ирина. Самые прекрасные истории о любви для девочек

   Стоял-стоял, смотрел рассеянно на прохожих. А потом – раз. И прямо мне в глаза. Как маяк – подал луч света.
   Я вдохнула поглубже, а выдохнуть не смогла. Вдохнула снова, защипало в глазах, я закашлялась. Подошла, улыбнулась и тут же отвела глаза.
   Меня окатило волной такое смущение! Надо было срочно куда-то деть глаза, и я зачем-то посмотрела ему в руки.
   – Я без цветов, – сказал он, не особо извиняясь.
   – О, – пробормотала я, – ура! Я их не люблю.
   И растерянно улыбнулась. И чуть не двинула себя по уху, надо было сказать, что это дружеская встреча, а значит, цветы не обязательны!
   – Да ладно, – улыбнулся он, – не защищай меня, я идиот. Забыл про цветы. Я и о точном времени забыл, то ли, думаю, в двенадцать встречаемся, то ли в пятнадцать минут первого. Хорошо, что ты тоже опоздала.
   – Я… – слова застряли у меня в горле.
   Ну не признаваться же, что я уже десять минут разъезжаю туда-сюда, поджидая его!
   Ладно, пусть думает, что я опоздала. Точка.
   Надо признать свою ошибку и успокоиться. Не забывать про контроль. Просто встреча, на которую один из друзей опоздал. И второй тоже.
   – Зато вот что я тебе принёс, – объявил он, вытаскивая из сумки… шоколадку.
   – Спасибо, – растерялась я.
   – Как друг другу, – подмигнул он мне, – у нас же дружеская встреча?
   Я кивнула и подумала, что отдам шоколадку маме, ведь он вряд ли угадал, что мы с бабушкой едим только…
   – Горький, – объявил Данька, – с апельсиновой цедрой и кусочками жареного миндаля.
   «Хм, – подумала я, – у мамы вроде был запас зефира в шоколаде».
   – Спасибо, – пробормотала я, – откроем?
   – Нет, открой дома! Съешь кусочек и, может, вспомнишь о каком-нибудь своём друге.
   Я кивнула. Вид у меня, должно быть, был дурацкий. Повисла пауза. Я смущённо уставилась в пол, он кашлянул.
   – Мешает, да? – вдруг спросил он.
   – Что?
   – Ну, мы с тобой так много общались «Вконтакте». Столько друг про друга узнали. А в жизни-то всё это не обсудили.
   Я чуть покраснела, вспомнив, как он переводил мне песни «Нувель ваг» (это же был флирт чистой воды!), как рассказывал ночью про проблемы родителей. Потом вспомнила, что и сама рассказала ему много такого, о чём бы даже не упомянула при личной встрече!
   – Мешает, – тихо согласилась я.
   – Значит, будем догонять? – с улыбкой спросил он и вдруг взял меня за руку.
   А рука у меня, конечно, от волнения была липкая, холодная и мокрая, как дохлая аквариумная рыбка. Ну не ожидала я, что он вдруг меня за неё схватит! Иначе вытерла бы её об салфетку в кармане или согрела бы дыханием, да мало ли способов изобразить, что у тебя всё нормально!
   Если у меня всё нормально, конечно, что ещё бо-ольшой вопрос.
   Потому что события этого утра, начиная от того, что я не нашла его на станции и зачем-то попёрлась в другую сторону, больше всего напоминали не какую-то встречу хороших друзей, а снежную лавину, которая обрушилась мне на голову, и я, обалдевшая, перестала себя контролировать и шаг за шагом делаю глупости.
   Данька тем временем потащил меня к выходу через толпу людей, которая как раз вышла из вагона.
   – Быстрее! – крикнул он, обернувшись. – Нам надо догонять!

Глава 9
Синяя сумка

   Догонять оказалось совсем не так просто. Мы очень стеснялись друг друга. На улице он выпустил мою руку и принялся что-то насвистывать. И почему-то ускорил шаг. Я попыталась идти с ним в ногу. Его рука была совсем рядом, но при одной мысли, что я могу взять его за руку, я чувствовала, что заливаюсь краской.
   На светофоре он притормозил. Я тоже, конечно, застыла, пытаясь отдышаться. Вдруг Данька повернул голову и сказал:
   – Смотри!
   На балконе дома, торцом стоящего к нам, стояла целая стопка тарелок, а на них спала кошка!
   – Надо же, как она туда забралась, – удивилась я.
   Вдруг по кошке скользнул солнечный луч, она дёрнула головой, открыла глаза, зевнула и… чихнула! Бам! Все тарелки полетели на землю!
   На балкон выскочила рассерженная старушка с тряпкой. Мы с Данькой переглянулись и расхохотались.
   – Зелёный! – скомандовал он и снова взял меня за руку.
   В ЦДХ меня ждал сюрприз. Данька сдал свою куртку, синюю сумку и моё пальто, но тут у него зазвонил телефон, и он, прижав трубку к уху, кивнул мне, мол, дождись номерка, и отошёл. Гардеробщица вынесла мне два.
   – Это, – сказала она, – ваш, а этот – вашего жениха.
   – Он мне не жених, – фыркнула я.
   – Это ваше дело, – сухо ответила гардеробщица.
   Мне очень хотелось пересказать эту историю Даньке и вместе посмеяться, но вдруг я поняла, что стесняюсь. Было в слове «жених» что-то неловкое.
   – Ну что, пошли картины смотреть? – спросил он, закончив разговаривать.
   – Ага, – с облегчением ответила я.
   Однако по дороге я заметила стенд с объявлением о другой выставке.
   – Погоди, – тихо сказала я и подошла к стенду.
   Владимир Ролов. Я слышала эту фамилию! Я быстро просмотрела его биографию, прикреплённую тут же, на стенде, и нашла нужное мне название. Ижевский дом ветеранов. Да, так и знала…
   – Даня… Я хочу в этот зал… Ты не против?
   Данька не был против. Мы заскочили на фотовыставку и… я пропала. Бродила-бродила, рассматривала чёрно-белые фотографии, вспоминала. Особенно мне приглянулась одна фотография. На ней миловидный старичок хлебал с улыбкой суп, а справа и слева от него сидели старушки в цветастых платочках, одна в светлом, другая в тёмном, и что-то одновременно говорили. Я не отрывала взгляда от бабульки слева. Мне кажется, что в молодости она была невероятной красавицей, у неё такой лукавый и умный взгляд!
   – Смешная фотка, – одобрил Данька, внезапно возникнув за моей спиной.
   Затылком я ощутила его тёплое дыхание, по шее побежали мурашки.
   – Знаешь, если тебя интересуют старички, то в соседнем зальчике небольшая фотовыставка Ксении Егоровой, написано, что она на телевидении работает. Выставка у неё называется «Мои герои», и там есть несколько фоток из дома-интерната «Ромашково».
   – «Ромашково»? – громко переспросила я, раскрыв глаза.
   На меня обернулся какой-то бородач и сказал сурово:
   – Нельзя ли потише? Вы в общественном месте!
   – Дорогой, перестань, – сказала его спутница, блондинка с уложенными на голове косами.
   – А чего они расшумелись? – продолжал возмущаться бородач.
   – Молодым и влюблённым положено шуметь, – кокетливо заметила блондинка, – особенно такой очаровательной паре!
   Данька покраснел! Схватил меня за руку и потащил в зал, где были выставлены фото Егоровой. Но покраснел! Покраснел! Я точно видела!
   Впрочем, во втором зале я забыла обо всём. Тут мне и вспоминать не надо было, всё, что я знаю и вижу каждую неделю, было у меня перед глазами.
   Просто странно было видеть это на таких красивых чёрно-белых фотографиях. Потому что там в принципе были обычные вещи, ряд кресел перед телевизором, стишок в рамочке на тумбочке одной из старушек, старое, шестидесятых годов, пальто на гвоздике. Я видела эти вещи тысячу раз и не находила в них ничего особенного. Но девушка-фотограф как-то смогла их сфотографировать так, чтобы они казались уникальными, удивительными, заслуживающими того, чтобы ты застыл перед фотографией, задумался о чём-то.
   Я и застыла перед фотографией рук. Крепких рук, сплетённых в узел.
   – «Руки повара Никитичны», – прочёл Данька, который не отходил от меня ни на шаг.
   – Никитичны? – переспросила я. – Так это Полина Никитична Бахтина! Она же бывший повар! Послушай, я её знаю! Знаю!
   Я схватила Даньку за руку и зачем-то прижала её к подбородку. Точно жест в стиле Стил, выражающий: «Ах, какое чудо!»
   – Откуда? – спросил Данька.
   Я вздрогнула, отпустила его руку. Отвернулась. И сказала:
   – Как-нибудь расскажу. Но не сейчас. А пойдём на ту выставку, куда ты меня позвал?
   Через несколько часов, когда картины уже слились в один пёстрый разноцветный ряд, а в голове приятно гудело, мы вернулись в гардероб за курткой, сумкой и пальто. Там на столбе было зеркало в пол. Когда мы проходили мимо него, я поймала наше отражение. Блондинка была права, мы действительно хорошо смотрелись друг с другом.
   – Догнали? – спросил Данька, поймав мой взгляд в зеркале.
   Ответить я не успела. Его карман сказал «би-ип», словно его телефону нравилось трезвонить именно в гардеробе. Я протянула гардеробщице номерки. К счастью, это была уже не та, что назвала Даньку моим женихом. Она быстро принесла наши вещи.
   Данька тем временем достал телефон, бросил взгляд на экран и сказал:
   – Мне надо поговорить. Но тут плохо слышно. Я тебя на улице подожду, на ступеньках.
   – Давай, – обрадовалась я.
   Мне надо было забежать в одно место, но я так и не придумала ни одной нормальной фразы, чтобы сказать ему об этом без смущения. Да и расчесаться не мешало бы. Волосы, которые я с таким трудом распрямила, опять начинали кудрявиться, а зачем ему видеть меня лохматой?
   Данька накинул куртку, взял сумку и вышел.
   Я заскочила в «одно место», а потом вернулась к большому зеркалу в холле и привела в порядок волосы. Ну что ж, теперь можно было возвращаться. Интересно, он пригласит меня в кафе?
   – Это не моя сумка, – сказали у меня за спиной.
   Я глянула в зеркало. Толстый парень лет двадцати, в свитере и джинсах хмуро смотрел на гардеробщицу.
   – А чья же? – растерялась она.
   – Не знаю, – сердито сказал он, – точно не моя. Верните мою.
   – Девушка, – обратилась ко мне гардеробщица, – а это не вашего жениха сумка?
   Опять «жениха»? Это что, заговор?!
   Подавив негодование, смешанное с потаённой радостью, я глянула на сумку. Синяя с замочками, точно, Данькина. Кивнула и только хотела справедливости ради объяснить, что Данька мне не жених, как гардеробщица, видимо, испуганная суровым видом толстяка, сказала:
   – Не волнуйтесь, вашу сумку жених этой девушки забрал, он только что вышел…
   – Он мне не… – начала я.
   – Где он? – сердито сказал парень. – Где ваш жених?
   Мне стало не по себе. Настоящий псих. Тут уже неважно, жених мне Данька или сын… Да хоть бы и внук! Только надо поскорее вернуть её психованному владельцу.
   Я выскочила из здания.
   – Эй, – позвала я Даньку.
   Он не услышал. Ходил туда-сюда возле автобуса «Бампера», торгующего книгами, зажав трубку между плечом и ухом.
   – Даня!
   Я подошла поближе. Смешно всё-таки. Этот толстяк настоящий псих. Чуть не прирезал бедную гардеробщицу из-за своей сумки. Сейчас разберёмся с этим вопросом, и я расскажу Даньке про то, что его целый день моим мужем называют. Может, пронеслась у меня шальная мысль, он скажет, что не против, чтобы его так называли? Нет, это глупость, но посмеёмся над этим обязательно.
   Я протянула руку, чтобы тронуть Даньку за плечо.
   – Нет, детка, я с тобой, – сказал он в трубку, – вечером обязательно увидимся.
   Я отдёрнула руку.
   – Детка, дорогая, ты не так всё поняла! – снова сказал Данька. – Я объясню тебе вечером.
   Я отшатнулась. Дошла до скамейки рядом с «Бампером» и медленно опустилась на неё.
   Данька закончил говорить и вернулся ко мне. Сел рядом и сказал:
   – Красивое у тебя платье.
   Но я не отрывала взгляда от витрины автобуса, на которой были выставлены книги. «Свен Нурдквист «Где моя сестра?» – было написано на одной из обложек, но именно сейчас мне отчаянно хотелось увидеть Чернышевского и его книгу «Что делать?».

Глава 10
Лекарство от любви

   Как-то мы разобрались с сумкой, как-то добрались до метро, как-то я отказалась от кофе. Не помню – как. Помню, что всю дорогу улыбалась до боли в губах. И ещё я держала под контролем глаза. Я помнила правило, что улыбка выглядит фальшивой, когда губы улыбаются, а глаза нет, поэтому слегка прищуривалась, и даже позволила ему поцеловать себя в щёку. Губы у него были ледяными, а всё, что я ощутила – так это боль, резкую и сильную. Такую, которую чувствуешь на физре, если бежишь-бежишь как сумасшедшая стометровку, а потом резко – стоп. И сердце больно-пребольно – бам! Бам! Так и тут.
   Как-то я добрела до дома, что-то ответила маме и бабушке. Вошла в комнату, сняла пальто, бросила на пол и упала на кровать. Потом забралась под плед, который использовала как покрывало, укрылась с головой и выдохнула. На меня тотчас навалилась тоска, как огромный серый сонный и злобный зверь.
   У него есть девушка. Зачем тогда вся эта комедия с ночными разговорами?! С признаниями… А шоколадку он зачем притащил?! А к чему разговор о цветах?
   «Это же дружеская встреча была, Вер, – горько напомнила себе я, – а ты вдруг решила заняться надуванием мыльных пузырей. Зачем, тебе мало математики и йоги? И выступления по маминым сказкам? Разве у тебя много времени, дурочка?»
   Надо было как-то справиться с тоской-зверем. Но не было сил.
   Зазвонил телефон. Кто это мог быть? Преподша по йоге? Парни из маткружка? Нет, я решительно не в состоянии сейчас думать о делах!
   Единственное, чего мне хотелось, это лежать под тёплым пледом и жалеть себя. Телефон умолк, а потом зазвонил снова.
   – Идите в баню, – пробормотала я.
   Я всю жизнь мгновенно отвечаю на все звонки и смс. Имею право взять отпуск. Или заболеть. В голове созрела следующая запись для флипбука: «Любовь похожа на болезнь».
   Когда телефон умолк, я перевернулась на спину и убрала плед с лица. Закинула руки за голову и задумалась. Раз любовь – это болезнь, надо придумать лекарство! Программу «Как избавиться от мучений».
   Итак, сказала я себе, для начала я полежу ещё пять минут. Ровно по часам. Потом встану. Возьму флипбук, выйду с ним на балкон и сожгу его. Пепел развею по району, сейчас как раз осень – все жгут костры, а кое-кто и резину, по крайней мере, в окно натягивало именно горелой резиной, и этот запах хорошо отрезвлял меня, гнал прочь романтические мысли.
   Потом – в ванную. Вода очищает. Смывает всё отрицательное. Смою с себя всё отрицательное и отдам маме шоколадку, а потом, чистая и обновлённая, удалю аккаунт «Вконтакте» и сяду за уроки.
   Нет! Лучше я съем шоколадку сама! Потому что если я отдам её маме – значит, я не могу на неё смотреть, не могу к ней притронуться. А если я не могу притронуться к его шоколадке, значит, всё ещё страдаю по нему! Не дождётся! Заставлю себя поверить, что это просто Обыкновенный Шоколад. Из ларька. За сто рублей. Небось ещё и поломанный на кусочки. Может, побелевший даже. И съем. Могу и вместе с бумажкой.
   И тут телефон зазвонил в третий раз.
   – Я же сказала, мне надо пять минут полежать! – прорычала я, приподнимаясь и протягивая руку к карману пальто.
   На экране высветилось «Даниил», и сердце снова больно стукнуло, хотя никакую стометровку я не бежала.
   – Да?
   – Куда ты убежала?
   – Домой. У меня столько дел…
   – А почему не подходишь к телефону? – сердито сказал он. – Проводить не позволила, трубку не берёшь! Я уже психанул.
   «О, не стоит из-за меня психовать, – плясало у меня на языке, – оставь свои психи для твоей «детки». Внутри же у меня всё вспыхнуло от возмущения. Он сердится, вы подумайте! Он, двуличный паразит!
   – Ладно, – вздохнул он, – хорошо, что всё в порядке. Позавтракаешь со мной в субботу?
   Я чуть не выронила трубку. Так он хочет поработать на два фронта?! Ну вы подумайте, какая свинья!
   – В субботу я занята, – сказала я с садистским удовольствием.
   – Прямо с утра?
   – Прямо с утра.
   – Ладно. Тогда в воскресенье?
   – Даня, – устало сказала я, – понимаешь, какое дело…
   – Понимаю, – перебил он меня, – у тебя миллиард кружков и занятий. Но слушай, это просто очередная дружеская встреча.
   – Извини, но у меня есть и другие друзья, – соврала я, – и они тоже хотят меня видеть.
   Я нажала на слово «тоже». Словно его приглашение не представляло из себя ничего особенного.
   – И все они знают, как помочь тебе с выступлением по сказкам твоей мамы?
   – А ты знаешь? – насторожилась я.
   – Да, у меня есть одна идея.
   – Говори!
   – Обсудим за завтраком. А со своими другими друзьями встретишься вечером.
   Он нажал на слово «другие».
   – Ладно, – сдалась я, – договорились. Где?
   После разговора я всё-таки поднялась с кровати и вручила маме и бабушке шоколадку. А любые попытки подумать, что бы это значило, я придушила.
   Данька назначил мне свидание, то есть дружескую встречу (очередную!) в кафе недалеко от моей школы.
   Рядом со школой есть озеро, вокруг него что-то вроде парка, то есть кусты и деревья, мимо которых люди гуляют с детьми и собаками. У озера построили дома, которые местные жители окрестили «депутатскими», потому что, по слухам, эти дома заселили депутатскими семьями, а к нам в школу обещали привезти депутатских детей. Правда, пока никого не привезли или эти дети просто тщательно скрывают, кто у них родители.
   Так вот, возле «депутатских» домов есть площадка, на ней обычный зелёный шатёр, и в нём – кафе. Обыкновенное, совсем не депутатское, с пластиковыми вилками, зелёными пластиковыми стульями, соками из пакетов, запахом шашлыков. Наверное, тут подходит слово «забегаловка», и меня это слово успокаивало. Меня же не в кафе на Арбате позвали завтракать, и не к Тиффани, а так… в забегаловку. Что можно съесть на завтрак в забегаловке? Стаканчик кетчупа? Или баночку майонеза?
   Не отравиться бы в этой забегаловке! Хороша будет дружеская встреча, если я буду бегать в туалет каждые три секунды! И вообще, есть ли там туалет? Или для подобных нужд используют озеро?
   Однако, как бы я ни старалась придумать про кафе как можно больше гадостей, я не могла избавиться от мысли, что в Данькином предложении «позавтракать» было что-то киношное, что-то романтичное, что-то очень взрослое и привлекательное, из головы не шла Одри Хепберн в маленьком чёрном платье с круассаном в руках.
   Проблема была только в том, что этот киношный, романтичный и взрослый оттенок его предложения не имел ко мне ни малейшего отношения. Ведь я не была его девушкой. Хуже того, у него есть другая девушка. Которую он, видимо, пригласит на ужин в ту же забегаловку. И вообще, откуда у него столько денег?!
   У меня возникла хулиганская мысль заказать по меню всё, что там есть, разорить его по полной программе. Ведь тогда у него не хватит денег на ужин с любимой девушкой!
   Но, конечно, я не стала этого делать. Данька хочет мне помочь. И он вроде как мой друг. То есть по-хорошему я должна желать ему добра и радоваться, если у него всё сложится с этой девушкой. Это если по-хорошему.
   Субботний день, как обычно, выбил из меня все силы.
   В воскресенье утром я лежала и молила природу послать нам дождик. Она и послала. Но не шквал и цунами, которые могли бы припятствовать моему походу в кафе, а обычный, с которым может справиться даже детский зонтик.
   Перед встречей я почти не красилась. Только тушь и немного румян. Так, для приличия, как перед встречей с подружкой. С волосами я борюсь всю жизнь, они вьются, заворачиваются в колечки, как шерсть у барана, а я мечтаю о прямых. Но проблема с ними, только если они распущены, а если зачесать в строгий хвост, они выглядят прилично. Я и зачесала. А надела тёмно-серую юбку и светло-серую водолазку. Самый обычный наряд. Я ношу его в школу на экзамены, потому что и выгляжу прилично, и чувствую себя комфортно, это мой бронежилет на экзаменационных битвах.
   – Ты в школу? – удивилась мама.
   – Нет, – мрачно ответила я, – на свидание.
   Мама улыбнулась, словно я пошутила.
   – А завтракать?
   – Я и иду завтракать, – буркнула я.
   Мама снова улыбнулась, но уже с меньшим пониманием в глазах.
   – Расскажу, как вернусь, – пообещала я, – и имей в виду, это очередная жертва твоему творчеству.
   – Верочка…
   – Мам, благодарности потом!
   – Дорогая, я вчера взяла на речку твой зонт… и… но сегодня я найду его!
   – Мама, ты потеряла мой зонт?!
   – Я же говорю, я его найду! А ты… ты возьми бабушкин пока.
   Я нащупала в кармане мячик для снятия стресса. Сегодня у меня их было два – в правом кармане и в левом. Оказалось, довольно предусмотрительно.
   Природа всё-таки вняла моим мольбам и даровала нам шквальный ветер. Но лишь когда я уже вышла из дома и возвращаться было поздно. Я раскрыла старый бабушкин зонт, и его, конечно, вместе со слабыми спицами вывернуло наизнанку. Сверху сыпануло дождём. Я кое-как справилась с зонтом и добежала до шатра. Заскочила внутрь, достала пудреницу и ужаснулась. В зеркале я увидела совсем не того человека, который покидал мою комнату всего пятнадцать минут назад. На меня смотрело лохматое, кудрявое (мои волосы и дождь – это взрывной коктейль) чудовище в заляпанном пальто.
   – Красота! – услышала я Данькин голос за спиной.
   – Привет, – сухо сказала я, повернувшись.
   Ему охота надо мной поиздеваться? На здоровье. Только я поддерживать его шуточки не намерена. Можно подумать, я слепая и не вижу, что я чудовище. Любуйся, Данечка, любуйся. Вечером сравнишь с настоящей красотой.
   – На улице сядем? Там этот… как его… вид!
   – К-какой улице? – вздрогнула я. – А разве стулья ещё не убрали?
   – Там зонтики!
   – Мы замёрзнем!
   – Я накрою тебя пледом.
   – Тут выдают пледы? – спросила я язвительным шёпотом, пока он, взяв меня под руку, вёл через весь шатёр к противоположному выходу, где стояли зонтики. – И что за пледы? Из шерсти тех баранов, что пошли на шашлык?
   – Не, из шерсти каких-то других баранов, а может, и козлов, – протянул Данька, – я из дома притащил.
   – Ты притащил из дома плед?!
   – Конечно, я же знал, что ты будешь ныть: замёрзну, замёрзну.
   – Раз ты такой заботливый, прихватил бы мне и рейтузики шерстяные, чтобы я на холодном не сидела!
   – Я думал, ты сядешь ко мне на колени, а они достаточно тёплые, – с невинным видом сказал Данька.
   Я фыркнула и села в зелёное пластиковое кресло. Честно говоря, накрытое пледом, оно выглядело уютным, но Даньке я об этом не сказала.
   – Так ты носишь рейтузики?
   – Гкхм!
   – А я яичницу заказал. С беконом.
   – Я вегетарианка! И я тебе об этом говорила.
   – Серьёзно?! Ну вот! Эй, ребята! – крикнул он куда-то назад. – Эй! Извините! А можно без бекона яичницу?
   Я вздохнула, что приходится участвовать в этом дурацком действе, и всё – ради маминых книжек, и решила попробовать полюбоваться «этим… как его… видом».
   Вид вообще был неплох: вокруг озера стояли двухэтажные серые коттеджи, которые мы называем «американскими», а в центре озера виднелась маленькая зелёная надувная лодка с рыбаком.
   Дождь кончился, вышло солнце, и на дорожки вокруг озера сразу высыпала куча народу. Тётеньки с собачками, одетыми в вязаные комбинезоны, дети, торопливо осваивающие самокаты и велосипеды в преддверии зимы.
   Нам принесли яичницу. Обе порции – с беконом.
   – Я же просил, – начал Данька.
   – Слишком поздно, сорри, – пожал плечами официант.
   На нём были джинсы с дырками, и он жевал жвачку.
   – Но было не поздно!
   – Чувак, извини, я же сказал, – сказал официант, раздражённо двигая челюстями.
   – Слышь, – негромко сказал Данька, поднимаясь.
   – Погоди, – испугалась я и взяла его за руку, – да ничего, всё в порядке! Я съем только яйцо. Я же не веган, не сыроед. Нормально всё!
   Данька не сводил с официанта глаз.
   – Ладно, чёрт с вами, – не выдержал официант. – Я сейчас принесу другую. С чем?
   – С помидорами и сыром.
   – Ладно. Но оплатите.
   – Чего? – снова поднялся Данька.
   – Ну хоть полцены!
   Данька покачал головой. Официант отошёл.
   – Дань, – сказала я, – давай я оплачу, а? У меня есть деньги. И цены тут не очень высокие.
   – Я хотел, чтобы тебе тут понравилось, – пробормотал Данька.
   Мне вдруг стало его жалко. Смешной он всё-таки, надулся из-за какой-то яичницы. Сидит, как взъерошенный воробей. Я протянула руку к нему, чтобы потрепать по плечу, и вдруг вспомнила, что у него есть девушка.
   Яичницу мы съели в полном молчании.
   – Если они ещё и кофе принесут не такой, какой нужно, – начал Данька, – я с ним выйду, поговорю!
   – Не надо никакого! – испугалась я. – Я никакой не люблю!
   – Я знаю, – сказал он с несчастным видом, – но я тебя хочу угостить одним. И вот если попробуешь и скажешь, что не любишь…
   – То ты со мной выйдешь, поговоришь?
   Он хмыкнул. Напряжение спало. Наш официант забрал грязные тарелки. Одна выскользнула у него из рук и разбилась.
   – Нам за неё тоже заплатить? – саркастически ухмыльнулся Данька.
   Официант только мрачно посмотрел на него, смёл осколки и ушёл. Но Данька слегка повеселел, и я решила спросить:
   – А что за идея? Ты скажешь, в конце концов?
   – О, – оживился Данька, – я тебе говорил, что играю на фоно?
   – Нет. И что? Притащишь фоно и будешь играть?
   – Ну зачем, я принесу синтезатор. Ты же будешь делать что-то вроде спектакля, правильно? А спектакль с музыкой – это круче, чем спектакль без музыки. Я придумаю вступление, придумаю музыкальную концовку. Буду аккомпанировать тебе в каких-то ключевых моментах. Что скажешь?
   – Неплохо, – пожала я плечами, – слушай… а тебе это зачем?
   – Ты мне нравишься, и я хочу тебе помочь, – просто сказал он.
   Я отвела взгляд. Представила себе, как мы будем вместе готовиться к этому выступлению. Сидеть рядом, плечо к плечу. Читать сказки. Подбирать музыку на синтезаторе. И он всю дорогу будет мне просто другом, а на самом деле – чужим парнем. Мне показалось, что подо мной – не холодный стул, а мангал с горящими углями.