Свет горел на лестнице. Путь вперед упирался в закрытую наглухо дверь ювелирного зала, о чем сообщала строгого вида табличка. Вход этот, судя по всему, находился под спецохраной, независимой от местной службы. Ступеньки шли как вверх, так и вниз; и снизу, с технического этажа, спешили мне навстречу полуголые приматы в пятнистых, наспех надетых бронежилетах. Шерсть на их мускулистых лапах отливала металлом. Из-за боя часов они не слышали, как я подкрался, только успели заметить мои горящие в темноте глаза. Их было трое, они метнулись к стенам и присели, отработанно вскинув стволы, но я был уже рядом. Пятнистые обезьяны оказались неповоротливы, кто они против матерого хищника! Я стремительно скользнул сквозь застывшие секунды, оставив позади рефлекторно выгибающиеся тела, и бросил на пол полностью опустошенные разрядники. Лишь один из трех бойцов сумел выстрелить, ему больше всех и досталось. Вперед! Вернее, вниз – в подвал. Невзрачная, неприметная дверь в пультовую была, конечно, на запоре. Перебрав трофейные ключи, я нашел нужный: реле сработало, дверь отъехала. Внутри было еще одно существо – некто с перебинтованной головой и нашлепками биопластыря по всему лицу.
   – ?Acuestate! – крикнуло оно по-испански, и само же перевело: – Ложись!
   Пистолет системы Комова был направлен мне в грудь. Я узнал этого убогого стрелка, ведь кто как не я покалечил его час назад бутылью с капо. Оказывается, метис владел и привычными слуху языками. И был он в местной компании отнюдь не рядовым. Горе-боец, естественно, тоже узнал меня, то есть оружие в его руках вряд ли предназначалось для стрельбы, слишком уж ценной я был дичью. В таком случае предлагать мне лечь было ошибкой. Комната маленькая, а я большой, к тому же рефлексы у раненого не те, что у здорового. Я принялся послушно опускаться на пол, но время вновь замедлило свой ход, и через полсекунды лечь пришлось не мне. «Комов» тяжело брякнул о пластиковый плафон. Человек упал нехорошо, стукнувшись спиной об угол пульта.
   – Ты все равно не получишь Холом Ахпу! – прохрипел он, пытаясь перевернуться на живот, и я, приковывая несчастного наручниками к стеллажу, как мог его успокоил:
   – Сиу тан, дружок, сиу тан...
   Система охраны у них была стандартной. На экранах был виден практически каждый уголок здания. Пострадавшие валялись там, где я их бросил – один во дворике, другие на лестнице, – не скоро они должны были выйти из шока, по себе знаю. На втором этаже, в переходе между аукционным залом и художественной галереей, кто-то мужественно сражался с растекшейся по полу водой (место, где прорвало трубу, все было в пару). Какой же ты, Жилин, варвар, подумал я с отвращением. Третий этаж занимали административные офисы... вот там Феликс Паниагуа и обнаружился.
   Ощущение пойманной за хвост удачи наполнило кулаки воздушной легкостью.
   В комнате было темно, система давала изображение в инфракрасном свете. Я подключил звук. Этнограф ходил вокруг овального стола, раздраженно задевая стулья, и разговаривал с кем-то по телефону, а товарищ его неподвижно глядел в окно, на площадь Красной Звезды. Эта вторая личность также была мне знакома: чернокожий красавец, принимавший участие в моем похищении.
   – Son necesarios tres micraviones, – торопливо говорил Паниагуа. – Enviadlos al tejado. ?Caramba! ?Sin pilotos ciertamente! [6]
   Я уточнил координаты: это помещение именовалось «комнатой Комиссии» – лети и клюй зернышки раскрытых тайн. Слушать, что бандиты еще скажут, было некогда, хоть и в высшей степени любопытно. Я вскрыл распределительный щит. Дон Феликс успел воскликнуть:
   – ?Demonios! Si Miguel porsimismo no sabe como ellos habian encontrado esta tienda... [7]– после чего были вынуты все предохранители.
   Система умерла. Я поднял упавший пистолет и расстрелял гнезда предохранителей, затем, как водится, раздавил радиофон, лишая пленника последних надежд связаться со своим боссом. «Комов» – страшная штука, мощная (как и мой каблук): и от щита, и от радиофона мало что осталось.
   – Добей меня, – застонал прикованный к стеллажу фанатик, сверкая нездоровыми глазами.
   – Поживи, chiquillo [8], – попросил я его, – может, еще повзрослеешь. И забери свой суррогат, такие источники вдохновения мне не требуются.
   Я бросил трофейный порнокристалл на пол, поближе к его лицу.
   – Это совсем не то, что вы подумали! – трогательно обиделся он.
   Да уж, малыш, и вправду можно было не возвращать тебе этот шедевр, учитывая, что я заметил на полке «Жертвенный оргазм – 2» и «Фем И ну Негодяеву». Что ж, запас карман не тянет...
   Мигель, думал я, взлетая вверх по лестнице. Знакомое имя. Мигель – это, знаете ли, факт. Ваша причастность к убийству в гостинице, господа антиквары, приобретает вполне современный дизайн... А вот меня вы с перепугу приняли за кого-то другого: за того, кто способен окружить дом, от кого нужно спасаться на микролетах. Меня приняли за того, чье присутствие в этом мире обозначается жутковатым словом «они». Веселая история. С другой стороны, впервые за мою насыщенную приключениями жизнь враждебные силы не имеют права стрелять в меня на поражение. Работать при таком раскладе как-то непривычно, хоть и очень удобно, чего уж там. Если оглянуться назад и трезво оценить сегодняшний день, то станет ясно, что соперники, каждый из которых был отнюдь не плох, с легкостью повергались писателем Жилиным по одной простой причине – руки их были скованы приказом. Вот и получается, что лучший способ выполнить тайную миссию, которой у меня нет – это идти напролом, ни от кого не прячась... Я обнаружил перед глазами рельефную табличку «комната Комиссии», выключил фонарь и тихонько потянул дверь на себя.
   Автоматически зажегся свет.
   – Это вы? – невольно вырвалось у дона Феликса. Он был потрясен. Он выдал себя с головой.
   – Это я. А это «Комов». – Я направлял пистолет на второго, на чернокожего. – Объясните вашему коллеге, что нет ни одной причины, которая помешала бы мне спустить курок. (Тот замер на полусогнутых, хищно оскалившись и взявшись рукой за брючный ремень). И еще скажите ему, чтобы сбросил на пол то, что у него на брюхе спрятано.
   – Делай, – скомандовал Паниагуа.
   Бандаж был расстегнут, проводки от устройства наведения выдраны, и разрядник упал к ногам гангстера. Я поднял брови. Разрядник был не простым, а квантовым.
   – Теперь хорошо бы пристегнуться к этой штуке. – Я показал на стойку, на которой размещался комплекс аналитических весов, и перебросил черному брату наручники.
   Стойка была жестко прикреплена к полу. Надежное место для долгой стоянки. Гангстер, поглядывая на босса, принялся неохотно исполнять и это пожелание.
   – Не к верхней, а к нижней, – подсказал я.
   Он присел на корточки.
   – А вы, – кивнул я гватемальцу, – опорожняйте содержимое ваших карманов. И поживее.
   Господин Паниагуа поморщился, однако принял к исполнению. На краю роскошного овального стола (резного, дубового) возник образцово-показательный набор предметов: расческа, электронный блокнот, сигареты, фирменные спички с надписью «Семь пещер», бумажник... Блокнот и бумажник изучим позже, подумал я, будет еще время... А это что? Два кристалла. Я присмотрелся и едва не расхохотался.
   – Ах, вот какие материалы хранились в вашей хваленой кристаллотеке, – сказал я. – Кто-то, я слышал, жалел, что она сгорела вместе с «шаровой молнией». И чего было жалеть?
   – Я ученый, – ответил дон Феликс с достоинством. – Я изучаю поведение животного, называемого человеком, во всем многообразии естественных проявлений.
   – Кто же спорит, – согласился я. – Бросьте-ка мне их на секунду.
   Опять это были кинокомиксы, отмеченные знаком Венеры и Марса! Казалось бы, красиво, поэтично – символы, обозначающие женское и мужское начало. А на самом деле – клеймо законченной дряни. Только для взрослых, да еще не для всяких взрослых. Они тут что, в этой их секте, подвинулись на похабщине? И опять наклейки содержали надписи на русском: один кристалл назывался «Лоно – с планету Земля», второй: «Постельные кредиты». Изготовитель комиксов – все то же неведомое «Масс-турбо»... Смешно. Одного порнокристалла, значит, почтенному этнографу было мало, он держал при себе сразу два: в нагрудном кармане, поближе к сердцу, плюс в кармане штанов, поближе к... Я вернул их хозяину, ни на миг не теряя контроля над комнатой.
   – Складывайте все обратно, – приказал я. – Обыск закончен.
   – Вы на самом деле русский? – спросил гватемалец, рассматривая мое лицо со странным интересом (надо полагать, этнографическим).
   – Да знаю, знаю, – сказал я, – что русских мужчин вы не обижаете, только испанских женщин. Прошу вас на выход, пожалуйста. – Я отошел подальше от двери, давая ему дорогу.
   – О чем вы? – Он не двинулся с места.
   Я почувствовал, как оставляет меня напряжение, уступая место ярости.
   – О чем? Сеньорита Вардас была испанкой, за что и поплатилась жизнью.
   – Мы не знакомы ни с какой сеньоритой Вардас, – холодно ответил Паниагуа.
   – А ваш коллега Мигель Ангуло?
   Он сделал шаг. Его смуглая физиономия стала сизой.
   – Мы хотим понять, – глухо произнес он, – по какому принципу вы были избраны. Точнее, кто вас избрал – тот, кто подарил нам Холом-Ахпу, или тот, кто украл у нас Холом-Ахпу. Вор был русским по национальности. Вы знаете, о ком мы говорим. Потому мы и спросили, русский ли вы.
   – Не надо ко мне приближаться, – попросил я его, не теряя из виду прикованного к стойке господина. – Лучше к двери. Вам же указали на дверь.
   – Мы рады, что вы пришли, – сказал он, медленно перемещаясь к двери.
   – Мне передали приглашение, и я пришел.
   – Кто передал?
   – Тот из ваших коллег, которому алкоголь в голову ударил. Вместе с бутылкой.
   Гватемалец приостановился. Приплюснутое его лицо словно форму изменило, вытянувшись по оси ординат.
   – Имя этого юноши Куих, – с торжественной укоризной сказал он. – Куих – это Солнце. Закончив земной путь, владыка Хун-Ахпу стал солнцем, так и Куих когда-нибудь примет имя Хун-Ахпу. Наш праздник еще будет. А вам мы ответим так: оскорблять человека, который добровольно вызвался принять имя бога, недостойно воина.
   – Ах, вот почему этому богочеловеку было поручено стрелять мне снотворным в спину, – понял я.
   Дон Феликс прикрыл глаза и шумно вдохнул.
   – Мы объясним вам, какая участь ожидает храбреца, который принимает имя бога.. Сильные руки поднимут его, юного и совершенного, покрытого благородными красками, к вершине пирамиды и уложат на черный алтарь, и будет много песен, много радости, а потом нефритовое лезвие рассечет грудь живого бога, любящие руки накома вынут теплое сердце и поднесут его палящему солнцу, а потом братья бережно спустят бесценное тело вниз по ступеням и снимут с него кожу, а потом бог воскреснет, когда чилан, облачившись в теплую кожу, исполнит священный танец... – Он неспешно дошел до двери и оборотился ко мне. – Говорю вам, праздник вернется.
   Я мысленно присвистнул. Надо же, подумал я, вот и еще желающие красиво умереть.
   – Наком – это кто?
   – Наком стоит перед вами.
   Поверить ему хотя бы на секунду – было чистым безумием.
   – И когда вы любовно зарежете брата Куиха? – полюбопытствовал я, приблизившись к собеседнику.
   – Повелитель обнимет его не раньше, чем Холом-Ахпу займет свое место на ложе. То самое место, где святыня отдыхала пять веков подряд, – сказал этнограф и прыгнул на меня.
   Он все сделал, как я ожидал. Он ведь не зря столько слов потратил, заговаривая мне зубы. Я был готов и встретил его, как родного: нырнул под взметнувшуюся руку и обхватил неуклюжую тушу за шею. Паниагуа был очень сильным мужчиной, но я его удержал, пока выстреливал ему в яремную вену содержимое вакцинатора. Настало время для трофеев, захваченных в схватке с «богоподобным Куихом»! Вакцинатор содержал лошадиную дозу «слонобоя», поэтому удерживать гватемальца долго не пришлось: он сполз на пол, бессмысленно облизывая мясистые губы. В нем было много радости, а вокруг было много пения (это чернокожий пес рычал и рвался хозяину на помощь, но браслеты были крепче звериной преданности). Я усадил дона Феликса спиной к стене и вытащил из коробочки психоволновую «отвертку». Наушники я вставил ему в уши, а цифро-буквенный код, тисненый на внутренней стороне крышки, набрал на пультике.
   – Спокойной ночи, приятного сна, желаем вам видеть козла и осла, – пробормотал я, настраивая стимулятор. – Осла до полночи, козла до утра, спокойной вам ночи, приятного сна...
   Бес вошел в мозг пациента, распрямляя капризные извилины. Допрашивать пленного здесь было нельзя, поэтому я скомандовал:
   – Встань, наком! Беги за мной и не отставай!

Глава одиннадцатая

   Пустышка.
   Промах.
   Пустышка.
   Ноль...
   Это было чистым безумием – принять услышанное всерьез.
   Когда боги уже создали из маиса нового человека, утопив предыдущее свое творение в водах всеобщего потопа, а храбрый Гагавиц уже добыл огонь, похитив его из вулкана Гагшануль, когда Одноногий Громовник еще не прогнал Пернатого Змея из благословенного города Теотиуакан, а люди еще жили все вместе и говорили на одном языке, тогда и спустился с неба Тот, С Двумя Зубами, С Перьями Вместо Волос. Кожа у небесного гостя была из каучука, глаза – из твердой воды, сандалии – из жидкого огня, а сам он светился но ночам.. Он не носил курток и масок из человеческой кожи, поэтому другие боги не смогли его уважать. Зато люди его полюбили, потому что Тот, С Двумя Зубами, С Перьями Вместо Волос принес на землю новое Солнце. Это было Солнце Точки, которое управляло предыдущими эпохами и Солнцами. Спущенная с неба святыня сверкала, как звезда, и сила ее была безмерна. Но другие боги не испугались: послали птичку кецаль, и та во сне выщипала перья из головы могучего хранителя. Он ослеп и оглох. Боги послали змею канти, та подползла к их сопернику со спины и прокусила каучуковую кожу, после чего он заболел. Койот и ягуар, воспользовавшись его беспомощностью, вырвали оба чудесных зуба, и небесный властелин превратился в чами, простого смертного. И тогда он вернул Солнце Точки обратно в небо, чтобы никому ее сила не досталась. Перед смертью Тот, С Двумя Зубами, С Перьями Вместо Волос (люди уже звали его «аном винак», совершенный человек) приказал: прежде чем совершить обряд погребения, нужно будет извлечь из его тела череп, а затем хранить сию шкатулку в тайне и покое – до тех пор, пока следующая эпоха не сменит нынешнюю. Все было исполнено. Череп приготовили надлежащим образом, инкрустировали драгоценными нефритом и кувалем, голубой бирюзой и перламутром, и оставили храниться в Семи Пещерах, общей прародине всех рас и народов. Реликвия получила имя Холом-Ахпу, Владыка Череп. Она светилась в темноте, как и Тот, из которого ее извлекли...
   Я слушал этот бред и старался не смеяться, потому что смеяться пришлось бы до слез. Самое странное было не в том, что Паниагуа пересказывал мифы и хроники, словно пиктографический свиток читал с кафедры своего Индеанистского института. И не в том, что сюжеты его, по-моему, представляли собой дичайшую смесь имен и событий, собранных из мифов разных народов Центральной Америки. Удивляло другое. Он полагал, что это не мифы были, а строгое изложение исторических фактов, то есть так оно все в далеком прошлом и случилось.
   Не выполнили люди приказ безымянного бога, взяли Холом-Ахпу с собой, и возник из ничего город Чичен-Ица, чудо из чудес. И много лет спустя Моктекусома Первый, великий вождь племени ацтеков, в первый же год своего правления приказал выкрасть реликвию, а шпионы его, посланные под видом торговцев, выполнили поставленную задачу. И стало ацтекское государство расти, как на дрожжах, стремительно превратившись в Империю, и был Владыка Череп ее секретнейшим талисманом. Когда наступало время очередного похода, великий вождь брал талисман с собой, и непременно побеждал, очень быстро покорив всех соседей, затем и соседей соседей, и сменившие его другие вожди – Ашаякатль, Ауисотль, – с фантастическим успехом продолжили завоевания... Расплата пришла в виде жестоких и коварных испанцев. Святыня к тому времени почти не светилась, уже потеряла магическую силу, так что Империя с легкостью пала и была разграблена. Правил в то время Моктекусома Второй. Хоть его и убили свои же вожди кланов за подчинение требованиям кровавого Эрнана, он успел отослать Владыку Череп с группой самых доверенных воинов обратно – на землю народа киче. Отряду, спасающему реликвию, удалось выполнить задачу. И не потому ли столица киче, великолепный Гумаркаах, так долго оставалась неприступной для рыжего дьявола Педро де Альварадо, что остатки небесного света охраняли этот город от нашествия? Лишь когда совсем уже потухший Холом-Ахпу решили переправить в более надежное место, крепость пала... Владыка Череп успокоился возле мифической, якобы несуществующей горы Хакавиц-Чипаль, что расположена к северу от земли Рабиналь, где-то возле реки Чишой, главного притока Усумасинты. Только посвященные могут найти в сельве это место. Возле стелы под названием Э стоит брошенная Пирамида Маиса, а позади храма есть жертвенный колодец. Вот туда-то, в колодец, воины и опустили святыню, после чего принесли сами себя в жертву. Пять христианских веков Холом-Ахпу был спрятан от жадных людских рук, но все оказалось напрасно...
   Притвориться Паниагуа не мог, даже если б захотел. Безумец? Не многовато ли безумцев для процветающего курорта? Я допрашивал его на ходу. Мы брели по ночному городу и мило беседовали, так это выглядело со стороны: ничем не примечательная, припозднившаяся компания. Я с Паниагуа впереди, а деликатный Лэн чуть приотстал. Парень до сих пор сохранял ко мне дружеские чувства, но заслужил ли я эту честь?..
   Я не специалист, конечно, но кое-что знал. Быстрота, с которой в середине пятнадцатого века возникла империя ацтеков, в самом деле не имела аналогов в истории, а ее невероятное могущество и вправду не объяснишь одной только государственной смекалкой вождей. Но причем здесь... кхе-кхе... чей-то там череп? Смешно, товарищи. А может, не смешно. Упомянутый Моктекусома Первый был тем самым ацтекским вождем, чье имя писатель Хаггард бессовестно исковеркал в своем романе «Дочь Монтесумы» – опять же не смешно. На что я тратил ночь? Слыхали мы и про рыжего конквистадора Педро де Альварадо, которого за внешний вид прозвали ацтекским словом Тонатиу, то есть Солнцем. Совпадение? Судя по делам его, это был негодяй не меньшего калибра, чем сам Эрнан Кортес, но причем здесь он?
   Ни при чем, конечно, объяснил Паниагуа. Легенда, будто реликвия была захвачена людьми Альварадо, отправлена в метрополию и затонула по пути – для отвода глаз придумана, для простоты общения с властями. На самом деле подводные работы велись совсем с другой целью: боевые пловцы утюжили дно бухты в поисках парня по имени Extra?o. Кого-кого? Extra?o, то есть Странника. Этот вор, вполне вероятно, прятался именно на дне, а то даже жилище там себе устроил, ведь, как известно, он мог долгое время обходиться без воздуха – Владыка Череп дал ему такую силу...
   Пять веков спал Холом-Ахпу во чреве священного колодца, но все напрасно! В сельву явился вор. Обстоятельства похищения говорят о том, что частица небесной силы у Странника уже была, иначе не пройти бы ему все ловушки, не выбраться живым на поверхность. Долго потом жрецы-хранители искали его, пока не нашли здесь, в этом раю. Так кто он на самом деле – вор или посланник? Понять бы это, неожиданно возбудился этнограф. Мигель сказал, что на маленьком, абсолютно никому не нужном астероиде нашли Солнце Точки, а значит – новая эпоха наступила. Но если Солнце Точки опять спустилось на Землю, тогда... Тогда пришло время бить в гулкие победные туны и пить пьянящий батидо! Напитать исстрадавшиеся тела хмельным октли! Закончить половое воздержание, длившееся столько лет! И пусть герои, добровольно принявшие имена богов, вознесутся по лестницам храмов и отдадут свои тела ласкам жертвенных топоров...
   Чтобы снять приступ неконтролируемого возбуждения, пришлось прекратить стимуляцию. «Бес» в ушах пациента переключился в нейтральный режим, процедура закончилась. «Закончить половое воздержание!..» – звучал и звучал у меня в ушах истеричный всхлип, не позволяя настроиться на серьезный лад. Вот, значит, чем объяснялся интерес этих чудаков к проблематике Венеры и Марса... И все-таки. Стоила ли добытая информация тех приключений, которые я сам себе организовал?
   Не было никакой охоты копаться в словесном мусоре, вытащенном из головы безумца. Однако две крупицы смысла, несмотря на общую неудачу, нашлись-таки в нем; загибаем пальцы...
   Мигель.
   Именно от своего лучшего друга Мигеля Ангуло фанатики узнали о готовящейся на вокзальной площади встрече писателя Жилина, и сами тоже подготовились по полной программе, включающей Z-локатор на побережье и передвижную «шаровую молнию». Иначе говоря, полковник Ангуло был осведомлен о планах тех бесцеремонных ребят, которые прятались под литерой «L», вот почему искатели священного черепа смогли их переиграть. Какая существует связь между крупным офицером из службы антиволнового контроля и мифическими «Light Forces»? Почему-то полковник Ангуло был уверен, что некто Extra?o, он же Странник, обязательно появится на площади. («Кто такой, этот ваш Мигель?» – все цеплялся я к пациенту, а тот не уставал повторять с разными оттенками почтения: «Он наш ангел, наш добрый ангел». Да уж, Ангуло – это ангел, хотя бы лингвистически.)
   Далее. «Новый Теотиуакан» подвергся нападению по той простой причине, что отбитую у десантников добычу спрятали именно в этом культурном центре. Из упавшего в бухту «Альбатроса» вытащили живехонького Странника и доставили прямиком в тамошний спецподвал... («Зачем вы держали его на цепи?» – спросил я негодяя. «Чтобы сквозь стену не удрал», – был вполне серьезный ответ. «Вы пытали этого человека?» – спросил я затем. Паниагуа в ответ хрипло хохотнул: «Человека? Психотропные средства на него не действуют, психоволновая техника тоже. Боли он не чувствует, на вопросы не отвечает. И сдохнуть не может. Человека!» «Все это вы, конечно, выяснили опытным путем», – сказал я, радуясь собственной сообразительности; и чуть не сорвался, дурак, чуть не наделал глупостей...) Чем закончилась интрига с похищением? Известно, чем: подъехал к культурному центру обычный с виду автобус, и «Новый Теотиуакан» перестал существовать. Кто вытащил Странника из их подвала, кто стоял за этой акцией? Латиносы понятия не имели. После самосожжения остатки их боевого отряда были в значительной степени дезорганизованы, однако до этого мне не было никакого дела.
   Грязные игры. Параноидальная одержимость сектантов, кем-то хорошо оболваненных... Не интересовало меня все это. За что вы убили Кони Вардас, бесноватые господа? – вот что было сегодня главным. Вот что заставило меня совершить безрассудный набег на антикварную фирму! Дух убиенной цветочницы неотступно следовал за мной, заглядывал мне в лицо – и молчал, молчал, молчал... Нет, не знал Паниагуа о существовании Кони Вардас, пальцем ее не трогал и никаких приказов насчет нее не отдавал. Не имел он также понятия о том, с кем его ангел Мигель шептался в гостиничной оранжерее. А ведь ответ на этот вопрос имел бы решающее значение... Паниагуа даже не подозревал, что кто-то еще, кроме него, за Жилиным подглядывал! Это в рамки здравого смысла вообще не укладывалось. Короче говоря, мотив убийства отсутствовал. Да, наш с цветочницей разговор был подслушан, но какой поворот в этом разговоре подвигнул длинноухих на крайности? И какое новое безумство мне теперь совершить, чтобы выяснить правду?
   Допрос закончился, и пациент заснул. Обычная реакция, когда «отвертку» выключают. Видел ли он при этом цветные сны, показывают ли фанатикам сны? Ау, Шершень! Исчез Шершень... (Владислав Кимович сбежал, попросив Лэна отключить в котельной горячую воду. Сильно же коротышка перепугался...) Прежде чем удалиться, я уложил спящего на одну из скамеек, в обилии расставленных вдоль аллеи. До нужного нам места мы не дошли буквально пары сотен метров. Я, собственно, вел сеньора Паниагуа в полицейское Управление – вон оно, сверкало подсвеченным фасадом прямо по курсу. Прожектора были разных цветов, и фасад поэтому был разноцветным. Диктофон я сунул террористу в карман, надеясь, что кому-то кроме меня хватит терпения послушать его рассказы. Затем я дал инструкции Лэну. Спрячься за кустами, да подальше, подальше! Но так, чтобы держать этого поганца в поле своего зрения. Во избежание неожиданностей. За этим человеком, сказал я Лэну, очень скоро прибегут люди в форменных панамах, и как только это случится, ты, ни в коем случае не показываясь им на глаза, беги домой. Домой, сказал я, ты хорошо понял?
   Только потом нашел уличный телефон и соединился с полицией.

Глава двенадцатая

   Приветственная надпись на отеле в очередной раз обновилась. Приятный вечер закончился безвозвратно, теперь горело слово: «НОЧЬ». Просто – ночь, без лишних эпитетов. «И только ночь ему подруга, и только нож ему господь...» Спокойно пересечь холл мне не позволили: лифт спустился с небес, едва я появился в дверях, и чавкнули створки, вываливая наружу Марию Ведовато. Странным зигзагом мой бывший шеф двинул ко мне, целенаправленно смыкая наши траектории. Галстук торчал у него из кармана брюк, белая шелковая рубашка, расстегнутая до пупа, хранила отчетливые следы падения, а по пятнам на его одежде можно было составить примерное представление о том, что высокопоставленные сотрудники Службы контроля едят на ужин. Все это было так странно, что я остановился.