Нет, ничего не выплывало. Никто не увольнялся и не открывал магазин, никто не расширял жилплощадь, не затевал внезапный ремонт, не менял старый автомобиль на новый, не пристраивал ребенка в престижный университет… Время уходило безвозвратно.
   Бывшего своего командира молодой сыщик, казалось бы, должен был подозревать более всех прочих. Откуда, спрашивается, у того денежки на обслуживание машин, на покупку кирпичей? Наследство с неба не свалилось, и квартиру вроде не продавал. Но ведь, с другой стороны, прапорщик Ковалев тоже пострадал, причем, сильно — был несправедливо изгнан из рядов, лишился места на высших милицейских курсах, потерял шанс стать лейтенантом. А то, что смог быстро подняться в бизнесе, объяснялось бескорыстной помощью его школьного другана, — о чем знали все, и что, на первый взгляд, не вызывало никаких сомнений… Впрочем, главным было другое. Ну не мог наш пацан поверить, что его командир, душой болевший за родное УВО, способен на такую подлянку. Даже представить себе не мог подобных дефектов в устройстве мира…
   Лишь через десять месяцев ситуация сдвинулась с точки.
   Один из охранников купил машину (подержанную иномарку). Мужик положительный и образованный, сочинявший на дежурствах стихи, которые по субботам печатал «Клопинский вестник». Пьющий — как и положено интеллигенту, потерявшему жизненные ориентиры. Очень дисциплинированный, дежуривший не сутки через трое, а сутки через сутки — ради денег, естественно. Его обычный пост был при заводских гаражах, однако он никогда не отказывался подменить кого-нибудь… Обмывали покупку в своем кругу, проникнуть в который не составило труда. И вот, когда все изрядно набрались, а разговор привычно застрял на продажности нынешних ментов, наш герой упомянул о том, что ментовская крыша повесила на него пятнадцать тысяч долларов («За ту кражу, помните, мужики?»). Хозяин квартиры полыхнул благородным негодованием: «Пятнаха? Да там кирпичей всего на десятку вывезли! Совсем оборзели, красноперые!»
   Проговорился. По пьяни проговорился — и сам не заметил.
   Столько месяцев выжидал, паскуда, пока волны улягутся, — и только затем засветил свои поганые деньги…
   Ураган, раскрутившийся в душе самодеятельного сыщика, ни в какую шкалу не вмещался. Молодой человек был готов на всё. Давно был готов. Надпись, которую год назад вор процарапал — не на кирпичной стене домика, а на живом сердце сторожа! — до сих пор кровоточила. «Я тебе покажу, что это такое — „здесь“, „здорово“, „здохнуть“; мы еще посмотрим, кто из нас ВОХР», — бушевало в его мозгу, ломая перегородки и шлюзы. Тюремный гной затопил разум…
   В один миг сыщик превратился в палача.
   Следующим же вечером он заявился к этому, с позволенья сказать, поэту на пост — с бутылкой вместо пропуска. Охранник без вопросов впустил приятеля (культура! воспитание!). Гаражи стояли на отшибе — вокруг был пустырь плюс мертвая дорога. Никто не видел гостя. Никто не слышал воплей, долгое время оживлявших окрестности. Первым делом наш герой перерезал провода, отсекая «тревожную кнопку»; разбил телефон, соединявший пост с начальником караула… впрочем, нет, сначала он послал интеллигента в нокаут, не пожалев бутылку, и, пока тот возвращался в реальность, принес со двора обрывки проводов, которыми скрутил руки и ноги пленника…
   Вообще, хронология событий не вполне запомнилась молодому человеку. Как и подробности этой сцены. Совершенно точно известно, что он включил «трамвайку» (мощную электрическую печь, обогревавшую домик в зимние морозы) и затем прижимал лицо подозреваемого к раскаленному стальному кожуху… прижигал голые подошвы его ног… а также, помнится, активно пользовался резиновой дубинкой, входившей в комплект оборудования поста (согласно описи)…
   Подозреваемый все рассказал. Все, что знал. Сдал прапора Ковалева в первые же минуты разговора — еще до того, как печка разогрелась. Однако гость не мог остановиться; нет, уже никак не мог.
   «Я все из-за вас потерял!!! — кричал он, перекрывая своим голосом вопли жертвы. — Вы даже не представляете, пидоры грязные, КОГО я из-за вас потерял!»
   Безумие…
   Примерно через час после начала встречи он утопил поэта — в ведре под умывальником. Этот факт остался в памяти совсем уж в отрывочном виде. То ли наш герой пытался снять пленнику болевой шок от ожогов, и немного не рассчитал, то ли вправду хотел убить мерзавца. Так или иначе, но охранник при гаражах стал его Первым. Тем, кто открыл его личное кладбище (как любят выражаться сочинители боевиков).
   Пацан стал мужчиной.
   Мироздание дало трещину.
   И все это случилось в июне. Через год после того, как Ковалев вернулся из Пятигорска, через две недели после того, как Хозяин Ковалева стал министром внутренних дел, через неделю после того, как сам Ковалев покинул Клопино… Что за месяц такой?!
   Короче, бывший курсант опоздал.
   И тогда он сбежал на Кавказ — то ли смерти искать, то ли душу отвести. Есть на Земле такие места, где у тебя не спросят справку о здоровье, если тебе приспичило пострелять.
   Как ни странно — выжил и вернулся. Вернулся с репутацией, успев закопать на виртуальном личном кладбище и Второго, и Третьего, и Десятого…
 
   — Эту дачу, — киваю я вглубь материка, — я купил только потому, что она рядом с твоей, ворюга. Ты, правда, здесь никогда не появлялась, да и зарегистрирован этот объект на подставное лицо… понимаю, тайное логово. Для непредвиденных жизненных коллизий, вроде нынешней.
   — Ну почему в тебе столько злости?! — говорит она в отчаянии. — Из-за глупой надписи, что ли? Боже, как мелко. В прошлом, согласен, грехов у меня хватало. Но сейчас… Я же не сделал ничего плохого! Я всего лишь хочу, чтобы Хозяин стал моим, и только-то! Я даже гормональную терапию поменял, восстанавливаю естественный фон… Ты видел мои препараты? Скоро снова стану мужчиной…
   — Ты уже не станешь мужчиной, урод! Дура! — не выдерживаю я.
   Дама мгновенно напрягается. Очки нацелены мне в грудь.
   — Это отчего же?
   — Да потому что иначе нельзя! Возвратить Хозяина — это ж надо такое удумать!.. Прешь против законов природы, командир.
   — Не понимаю…
   — А что тут понимать?! Ты видишь в моем появлении, да и в случившемся с тобой несчастье, происки злых сил. Хотя, на самом деле, против тебя — не я и даже не Система, а всё устройство общества. Неотменимое устройство. Так что назад дороги нет.
   — Не понимаю, — осведомляется она, — что мне мешает тебя убить?
   — Ничего не мешает, кроме разве того, что мой собственный Хозяин после этого уж точно никогда ко мне не вернется…
   Теперь я начинаю маленький стриптиз. Кладу «Беретту» на песок, встаю и спускаю штаны. Затем, помедлив, трусы. Отстегиваю муляж… Говорю:
   — Начальник президентской службы охраны, красовавшийся когда-то на этом месте, так и будет тайно править Империей, когда вместо твоего Хозяина поставят другого.
   Женщина зажимает себе рот — свободной рукою.
   — Не бывает таких совпадений, — шепчет.
   — Вряд ли это совпадение, что наши с тобой Хозяева нас бросили. Тем более, что это именно твой вытащил моего в Кремль. Но я не желаю об этом думать. И без того жить незачем… Знал бы ты, как мне надоел мочеприемник! — Я показываю плоскую пластиковую банку на поясе. — Ты его около полутора лет носил, а я — считай, все эти годы. И до конца жизни он будет со мной.
   Сонечка окончательно обалдевает. Ее рука — та, что вцепилась в оправу очков, — разжимается, безвольно опускается вдоль тела.
   — Как это получилось?
   — Почему Хозяин меня бросил? — спрашиваю. — Он сбежал из камеры следственного изолятора. После того, меня эта свора насиловала. Я не спал почти всю ночь, но стоило мне отключиться на пару минут… Наверное, это он со страху. Или от стыда. А может, как и твой, обидчивым оказался.
   — Как же ты живешь, без… без…
   Я одеваюсь. Хватит позориться. Муляж Хозяина кладу в карман ветровки.
   — А ты как жил, придурок? Так и я. Кстати, тебя не шокирует, если я опорожню эту штуковину? — не дожидаясь разрешения, свинчиваю с пояса мочеприемник… и выплескиваю содержимое в лицо Ковалеву.
   Женщина отшатывается, закрываясь руками.
   Пользуясь ее замешательством, я прыгаю, срываю с нее очки и бросаю эту пакость в костер.
   И ничего плохого со мной не происходит. Обещанный Ковалевым снайпер молчит, отчего-то не стреляет. Только псы вскакивают: носятся вокруг меня кругами, рычат, но броситься не решаются. Я поднимаю свой пистолет.
   Псы боятся — и правильно.
   — Похоже, твоя охрана перебита, командир, — сочувствую я хозяйке. — И дом твой проверен. Видимо, Президента там действительно нет, иначе бы мне уже доложили… Да что я тебя пугаю? Сам можешь проверить.
   Она срывает с накидки переговорник и кричит в микрофон:
   — Игорек, отзовись! Как дела?
   — Аркадий Петрович, на связи Василий.
   — А где Павлюк?
   — Он отошел.
   Я вмешиваясь:
   — У меня все в порядке, Вася. Работай спокойно.
   — Принято, — отвечает мой агент.
   Даму затрясло. Странно, ночь вроде не стала холоднее.
   — Шах и мат, — говорю я. — Как там у вас в боулинге… двенадцать страйков подряд. Ну что, милый мой Вяземский, дорасскажешь свою байку, пока я думаю, что с тобой делать?
 
   …Минул еще год или около того.
   Бизнес-леди Софья Ковалевская развернула бурную деятельность по продвижению себя на светском рынке. Как комета ворвалась она в сначала в московскую, затем в российскую элиты. С кем нужно — спала, кого нужно — просто очаровывала. Она вообще была чрезвычайно очаровательна: уверена в себе, образована, современна. Ей подсказали, куда следует вложить деньги, — и она увеличила свое состояние вдвое. Еще раз подсказали, и еще раз… Так что с деньгами вскоре не стало никаких проблем, ну ни малейших.
   Ковалевская не опасалась, что кто-нибудь ее узнает, так сильно она изменилась.
   Поклонников она выбирала сама — никак не наоборот. Вот хотя бы вице-президент Банкирского дома «Талер»… чтобы тот обратил на Сонечку внимание, она купила точно такую же серебристую «Ламбардини-Фьотту», какая стояла в гараже у этого уважаемого г-на. Эксклюзивная спортивная модель (500-сильный родстер); в Москве подобных экземпляров каталось всего два. Вместе с Сонечкиным — стало три… А чтобы накоротке познакомиться с эмиссаром ОБСЕ господином G., заядлым коллекционером, она почтила своим присутствием один из аукционов и увела из-под носа у этого почтенного датчанина раритетный кофейник, изготовленный самой Марией Лепорской. Который затем господину G. и подарила…
   Вообще же, поле для применения своих талантов Ковалевская выбрала безошибочно: благотворительность, милосердие и права человека. А конкретно: помощь женщинам, находящимся в местах лишения свободы или недавно освобожденным. Большинство этих падших страдалиц и вправду нуждались в помощи — материальной, юридической, психологической, медицинской, всякой.
   Начала Ковалевская с учреждения собственного фонда — «КЛЕЙМО». Некоммерческая неправительственная организация. Создавала прямо в колониях разнообразные курсы (получение новых специальностей и т. п.), посылала продукты питания и медикаменты, устраивала консультации по любым вопросам. Тем, кто вышел на волю, помогала адаптироваться — трудоустройство, социальная защита, психологическая реабилитация. Ничего особенного — просто добрые дела. Которые, как ни крути, приносят дивиденды в форме общественного мнения.
   Масштабы добрых дел привели к тому, что на «Клеймо» обратили внимание в Европе. Европа всерьез сотрудничает лишь с теми некоммерческими структурами, которые способствуют демократизации жизни в России (читай — развалу) и споспешествуют любым проявлениям свободомыслия (читай — неповиновению властям). Аксиома. И работа нового фонда хорошо укладывалась в эти рамки.
   Известность нашей героине принесло участие в международных кампаниях, таких, как проект Всемирного Банка: «Соблюдение прав сексуальных меньшинств, отбывающих наказание в колониях строгого режима». Или проект ЮНИСЕФ: «Мониторинг процессов полового созревания несовершеннолетних в воспитательных колониях».
   Затем были скандальные акции типа: «„Завязал“ сам — „завяжи“ друга», а также «Психологический тренинг осужденных — против беспредела оперчасти».
   Или, например: «Ликвидация безграмотности личного состава исправительных учреждений» («конек» Ковалевской!).
   Ну и, наконец, был запущен знаменитый проект ОБСЕ «От малых грантов к большому милосердию». Здесь автором и исполнителем выступила сама Софья. Она собрала воедино, в один кулак, все доселе разрозненные благотворительные и правозащитные организации, специализировавшиеся на помощи заключенным. Новорожденная организация вошла в Европейский фонд помощи заключенным — на правах российского отделения. Во главе ее встала, разумеется, госпожа автор…
   Софья Ковалевская выросла в заметную общественную фигуру. Подобных ей насчитывалось с десяток, но ведь это был первый десяток. Она соорудила еще несколько громких акций, защищая права буквально всех. Право сепаратистов бороться с оккупантами на территории метрополии, включая имперскую столицу; право крупных собственников на иммунитет против судебных преследований… и все такое прочее. Главное же — то, что нынешний статус позволял нашей героине быть полноправной участницей многих официальных и неофициальных мероприятий.
   И вот, на одном из раутов, она впервые увидела супругу Президента живьем.
   С удовлетворением Сонечка поняла, что эта— ей не соперница…
 
   …Настал долгожданный момент, когда наша героиня смогла показатьсяПрезиденту.
   В Кремле был устроен торжественный прием в связи с выдающейся победой российского спорта. Сборная России выиграла мировой чемпионат по боулингу, состоявшийся на днях в Москве. Боулинг, как известно, был любимым видом спорта Президента, в который он и сам отлично играл… Среди приглашенных, разумеется, оказалась госпожа Ковалевская.
   Бывший прапор подготовился ко встрече. Уж он-то, как никто другой, знал, что Хозяину нравится в женщинах: как они должны выглядеть, как пахнуть и как двигаться, чтобы вызывать нужную реакцию. Высокие каблуки. Облегающее прямое платье без рукавов — с разрезом от бедра, закрытое спереди до шеи и полностью открывающее спину. Духи «Голубая лагуна» — с запахом свежести, молодости, морского бриза… Dress-контроль был пройден без проблем. Оставалось попасться на глаза Ему…
   Действо, как полагалось, происходило в Георгиевском зале. Стены, облицованные белым мрамором; имена кавалеров ордена святого Георгия, выбитые золотом; высоченный цилиндрический свод с кессонами. Державная роскошь была призвана подавить одних и возвысить другого.
   В центре зала размещался банкетный стол, уставленный деликатесами. Кроме того, обслуга разносила блюда с канапе (мини-бутерброды были на пластиковых шпажках, чтобы гости пальцы не пачкали). Публика в ожидании Самого бродила с бокалами в руках и, с тщательно сдерживаемым возбуждением, общалась. Кроме обязательных спортсменов здесь были бизнесмены, актеры, космонавты, общественные деятели… Чемпион мира по боулингу в личном зачете столкнулся с Софьей нос к носу. У парня отвалилась челюсть.
   — Ну, ты сегодня, старуха, блеск!.. — только и смог он выжать из себя. Непроизвольно взмахнул руками, вычертив в воздухе воображаемые контуры. Очевидно, вспомнил былое, мачо хренов.
   Какое-то время назад Ковалевская и вправду крутила с ним интрижку, надеясь через федерацию боулинга выйти на Президента… Этот дурак собрался было еще что-то ляпнуть, и тогда она сунула канапе в его открывшийся рот — вместе со шпажкой. (Судя по лицу дамы, она сожалела, что шпажка слишком коротка.) После чего быстро удалилась — не нужны ей были случайные кавалеры; только один ей был нужен, один-единственный…
   Наконец, заиграл гимн.
   Гостей выстроили — не по росту и не по заслугам, а в соответствии со списком, понятным только Администрации. Появился господин Президент; пошел, покатился вдоль строя гостей, пожимая руки всем подряд. Возле кого-то останавливался и говорил пару приветливых фраз. Софья была не последней в ряду, но близко к концу. Хозяин подступил к ней уже уставший, уже витающий мыслями где-то высоко. Такой маленький, такой ладный, крепенький, — прижать бы к себе и не отпускать…
   — Это и ваша победа, господин Президент, — сказал Ковалев, сверкнув самой неотразимой из своих улыбок. — Вы сегодня просто гоголем ходите!
   Решающая фраза прозвучала. Ковалев придумывал ее все последние дни, — и попал в «десятку». Хозяин пару секунд постоял возле гостьи, и вдруг, не говоря ни слова, поцеловал ей руку… Ковалевская была единственной женщиной на приеме, удостоенной такой чести.
   В течение всей официальной части она ловила на себе заинтересованные взгляды господина Президента. Когда же верноподданные речи иссякли, когда публика ждала, что Президент вот-вот удалится, сославшись на неотложные дела, Он раздвинул телохранителей, прошел сквозь толпу гостей, нигде не задерживаясь, и остановился возле нашей героини.
   Их беседа была более чем длинна, что весьма удивило журналистов и насторожило ближний круг. Причем, у вождя нации создавалось странное и волнующее впечатление, будто гостья смотрит на Него снизу вверх, хотя, ростом тот был заметно ниже… Чтобы ТАК разговаривать с мужчиной — особое умение нужно. Особая школа. Прирожденная способность к обольщению… Короче, это был высший класс!
   Поговорили о боулинге, в котором, как выяснилось, Ковалевская разбирается не хуже профессионала. («Очень мирный, интеллигентный вид спорта, где соперники аплодируют удачным броскам друг друга», — сказал Президент, словно оправдываясь за свое пристрастие.) Поговорили о заключении под стражу господина Брагина, главы холдинга «VIP». (Гостья посоветовала, чтобы «жертве басманного правосудия» разрешили б и в тюремной камере организовать филиал биржи, на что Президент неожиданно пропел: «Каждому яблоку — место упасть, каждому вору — возможность украсть…») Обсудили широкую публикацию в России «Минимальных стандартных правил обращения с заключенными», принятыми в 1955 году в Женеве, и бесплатную раздачу брошюр всем отбывающим наказание. («Минюст в шоке, — смеялся Президент. — Чтобы заключенные узнали о своих минимальных стандартныхправах? Это бунты и разлад всей пенитенциарной системы!» «А вы не опасаетесь волнений по России в целом, если люди узнают, что даже с заключенными чиновники должны обращаться так, как не обращаются с ними, якобы свободными гражданами?» — рискованно спрашивала гостья. Президент шутливо суровел ликом: «Я опасаюсь, ма шери, только одного, — что вы откажетесь завтра со мною отужинать…»)
   — Какой красивый у вас галстук, — сказала Сонечка под конец разговора. И вдруг — ПОПРАВИЛА собеседнику упомянутую часть одежды, вызвав краткий переполох среди телохранителей. Облако ароматов, исходящих от ее рук, на миг окутало Президента…
   Тот отчетливо хихикнул.
   Видно было, как наполнились кровью Его жилы. Он попал-таки на крючок…
 
   …Казалось бы, Хозяин никогда не теряет голову (поскольку головы у него, собственно, не было). Однако следующим же утром, когда на стол боссу аккуратно положили некую бумагу, — тот взвился, забил каблучком в пол и заорал так, что с орла на Спасской башне чуть перья не посыпались:
   — Запорю!!! Всех!!! Лично!!!
   В секретном досье, подготовленном службой охраны, значилось, что Софья Ковалевская, известная правозащитница и светская львица, — на самом деле транссексуал, бывший мужик, извращенец, психическая аномалия. Более того, эта, с позволенья сказать, гражданка неоднократно меняла паспортные данные — цепочка подлогов легко прослеживается от самого Питера…
   — Доброхоты поганые! — орал вожак. — Да без вас скоро и пёрнуть нельзя будет! Я же не лезу со свечкой в ваши срамные бани! Думаете, на вас самих грязи мало?!
   И стая мгновенно поджала хвосты. Грязи на политической псарне и вправду хватало — хоть лопатой черпай.
   Кроме того, если взглянуть на ситуацию с другой стороны… Хоть что-то человеческое в боссе проявилось — впервые! Вот и слава Богу, подумали в ближнем кругу. Завести наконец любовницу — как это понятно. Могут быть у Президента маленькие слабости? Обязаны быть! А то, что объектом романтического влечения стал транссексуал сомнительного происхождения… так ведь у каждого свои недостатки, не правда ли?
   Вечером за Ковалевской прислали машину. Привезли гостью в Кремлевский дворец. Супруга господина Президента в это время была на даче — ее надежно опекали. Он уединился с дамой в Императорской гостиной, решительно разогнав из западной анфилады всех, всех, всех! Гостиная по дворцовым меркам была крохотной и уютной. Художественно набранный паркет, стены со вставками из ткани, ковры ручной работы. Софа в стиле барокко с головой купидона и притушенная люстра, — каждая деталь работала на нужное настроение. На резном столике, инкрустированном флорентийской мозаикой, стояло шампанское и земляника.
   Он усадил даму на софу, поближе к купидону; сам, испросив разрешения, несмело присел рядом…
   Несмотря на внешнюю жесткость, Хозяин все-таки был романтиком.
   Завязалась непринужденная беседа — как продолжение вчерашней. Манера гостьи неожиданно и загадочно замолкать, обжигая кавалера короткими взглядами, сводила Его с ума. Когда она говорила — смотрела в пространство, словно видела нечто, доступное ей одной; когда слушала — машинально играла прядью своих волос; когда смеялась — очаровательно откидывала голову назад… Он придвинулся к ней, не вполне владея собой…
   …Через час дама ушла. Ее никто не провожал и никто ей не препятствовал. Господин Президент предварительно позвонил в охрану — сказал, что намерен еще посидеть в «Катькиных покоях», попросил его не тревожить и распорядился, чтобы даму отвезли домой.
   Все было исполнено.
   Никто не удивился, привыкли. Босс был с причудами, любил бродить в одиночестве по дворцу, сидеть и даже лежать на антикварной мебели. Впрочем, спохватились его скоро. Обыскали западное крыло дворца, обыскали весь дворец целиком.
   Не было босса. И по связи не откликался. И во двор не выходил…
   Кто-то утверждал, что тот вроде бы шел по Белому коридору, но свидетель не был уверен во времени. Кому-то показалось, что он видел босса на первом этаже, — то ли в «собственной половине», то ли в вестибюле, — но не было уверенности в месте.
   Бросились к госпоже Ковалевской, подняли даму с постели. Допросили — в ее же квартире. Сначала она гневалась, кричала, мол, с утра буду звонить Президенту, и всех вас поувольняют на хрен, но когда узнала, что звонить-то некому, — испугалась и все выложила.
   Да, у нее была интимная связь с господином Президентом. Почему бы и нет? Такое неожиданное приключение. Да, в Императорской гостиной, прямо на софе с купидоном… Что потом? Он вежливо выпроводил ее, а сам остался. Очень властный мужчина, очень строгий — просто супер…
   Это был тупик.
   Софью Ковалевскую до утра попросили не покидать квартиру. Жестких мер к ней решили пока не применять — пассия босса, как-никак (вдруг Самобъявится, тогда всех и правда насмерть запорет). Да и чем она могла помочь? «Светская львица» — по сути не больше чем девка, прости Господи… Ограничились постом возле подъезда.
   Президента искали всю ночь. На территории Кремля его не было, и при этом никто не видел, чтобы он выходил. Мистика.
   Только утром, когда Ковалевская в квартире не обнаружилась, заподозрили, что с этой любовной связью не так все просто…
 
   — …Одной встречи оказалось достаточно, чтобы Хозяин понял — лучшей любовницы быть не может в принципе, — говорил Ковалев. — Я — Его идеал. Только я, один я знаю, что Ему нужно, что Он любит, от чего получает кайф. По максимуму. В сущности, внутренний мир Его очень прост. И физиология Его очень проста… и кому, как не мне это знать…
   — Дерьмо ты, а не идеал. Говоришь, обожаешь Хозяина, а сам печешься о врагах нашей Родины.
   — Я?!
   — А скажи мне, милая Сонечка, кто ревностно отстаивал права террористов на террор? Права нуворишей на хищения в государственных масштабах?
   Собеседник оскорбляется.
   — Патетика и тупость! Во-первых, те самые нувориши дают работу миллионам трудящихся, во-вторых, какая связь между Хозяином и Родиной?
   — Про миллионы трудящихся — втюхивай своим германским херам, которым ты продался! Германским, американским, английским — всем, какие тебе сосать не противно…
   — Подожди, подожди. Что значит… «херы»?
   — То и значит, кретин. Думаешь, в других странах все элегантно, красиво и демократично? Вот тебе! Так же, как у нас. Хозяева — они и в европах Хозяева.
   — Шутишь?
   — Видишь ли, Ковалев… Я точно знаю, что верховная власть на Руси — это тот стержень, на котором висит всё. Пусть даже этот стержень — твой Хозяин. И Его враги — именно враги Родины, как бы тебя ни коробило от таких слов.