Страница:
По прибытии он обнаружил, что весь личный состав, за исключением Ветки, прячется, дрожа от страха, в прибрежных кустах, а в родном вигваме на семейном одеяле из шкуры спит саблезубый детеныш. Последнее обстоятельство Семена глубоко возмутило: котенка он разбудил и, невзирая на просьбы своей женщины, пинками отогнал метров на триста от лагеря. В конце концов, животное сочло возможным обидеться, показало зубы и отбыло в район дислокации приемных родителей.
Ближе к вечеру вся компания сидела у костра и подкреплялась вареной мамонтятиной. Семен, между делом, пытался допрашивать Хью о причинах, которые заставили его сородичей покинуть привычные места обитания. Юный неандерталец, издалека наблюдавший общение Семена с саблезубом, старался угодить изо всех сил. Толку от этого было мало, поскольку границы объективной реальности в сознании неандертальцев весьма размыты, если вообще существуют. В общем, Семен так и не понял, кто их вытеснил из родных гор – демоны или люди, – но кто-то явно вытеснил. То есть сами они, даже умирая с голоду, никуда уходить не стали бы: раз нет добычи, надо помирать на месте, а не осваивать новые территории.
Все вместе – перемещение хьюггов, смена саблезубами охотничьей территории, раненая мамонтиха – наводило Семена на грустные размышления. Собственно говоря, он понимал, что даже небольшое изменение климата вызовет серьезные последствия, но никак не ожидал, что они проявятся так быстро.
От размышлений его оторвал внезапный переполох: Эрек и Мери вскочили и заметались, не в силах решить, что безопасней – бежать прятаться или остаться возле людей. «Явный прогресс, – отметил Семен. – Раньше, чуть что, убегали не задумываясь!» Хью тоже был испуган – он напряженно всматривался в противоположную от реки сторону.
По мнению Семена, рассматривать там было решительно нечего – близкие склоны пологих холмов загораживали горизонт, и ничего интересного на них не было. Он отчасти и выбрал это место для стоянки в расчете на некоторую защиту от ветра. Тем не менее спутники почувствовали нечто, и нужно было реагировать – Семен принялся натягивать тетиву арбалета. Натянуть ее он успел, а вот вложить в желоб болт – нет. Послышался отдаленный трубный рев, а потом ступни ощутили легкое подрагивание почвы…
Семен стоял спиной к вигваму, лицом к степи и смотрел, как на перегибе склона возникает темное пятно, как оно превращается в мамонта… И этот мамонт мчится, задрав хобот, не куда-нибудь, а прямо сюда!
Вообще-то мамонты, как и слоны, не бегают в обычном смысле слова, но быстро передвигаться умеют…
Почему-то сразу стало ясно, что зверь смертельно напуган. Потом понятно, что в лагерь он, пожалуй, не влетит – промахнется. И наконец, сопоставив масштабы и расстояния, Семен сообразил, что мамонт довольно маленький – детеныш, наверное.
Этот лохматый детеныш с топотом промчался метрах в двадцати от вигвама, влетел в воду, попытался бежать и дальше, но упал и начал копошиться, пытаясь встать на ноги.
Жуткая догадка мелькнула в мозгах Семена, и он стал всматриваться в близкий горизонт. Собственно говоря, особых усилий не потребовалось: силуэты саблезубов четко выделялись на фоне вечернего неба. «Раз, два, три… шесть, – посчитал Семен. – Со всех сторон обложили, кошары чертовы! Это, надо полагать, кот надо мной глумится: „Нужна тебе добыча? Так заполучи прямо к костру!" Мамонтенка у кого-то отбили, гады…»
Рассматривать саблезубов долго не пришлось – они как бы продемонстрировали себя, обозначили свое присутствие и исчезли. Семен сбросил тетиву с зацепа и стал думать, как жить дальше. Мамонт стоял в воде и шумно дышал. Похоже, лезть в глубину он боялся, выходить на берег – тоже. Семен вздохнул и пошел к костру.
Насмерть перепуганные Эрек и Мери сидели в обнимку, прижавшись к покрышке вигвама, хьюгг куда-то успел спрятаться. Только Ветка спокойно стояла у костра и рассматривала нового гостя. «Ясное дело, – подумал Семен. – Все, кроме нормальных людей, ощутили или услышали „акустическую" атаку саблезубов – им страшно, а нам хоть бы хны. Впрочем, если б они захотели, то и нас бы перепугали – гордиться тут нечем. Но каков кот, а?!»
– Нравится? – спросил Семен свою женщину. – Погладить не хочешь? Смотри, какой ма-аленький!
– Хочу! – заявила Ветка. – Только он в воде, а она холодная. Позови его сюда!
– Не пойдет, наверное, – вздохнул Семен. – Тут же все саблезубами пропахло. Слушай, а вдруг за ним родители придут? Бивнями нас забодают и ногами затопчут. Может, прогнать его, а?
– Не надо, Семхон! Давай ему лучше травки нарвем! А мамонтам ты скажешь, что мы его не обижали, что его тигры перепугали – смотри, прямо дрожит весь!
Семен припомнил, как в стране хьюггов на его глазах мамонтиха обрекла себя на мучительную смерть ради спасения детеныша. «Что-то сомнительно, чтобы мамонты позволили отбить кого-то из молодняка – даже саблезубам. Тогда откуда он взялся? Неужели… А, собственно, почему бы не спросить его самого? Он же не сосунок несмышленый – с меня ростом, наверное. Ему, может быть, уже не один год. Правда, нельзя сказать, что такая попытка – не пытка, поскольку опять голова будет болеть. Или на сегодня хватит?»
Так или иначе, но перспектива встречи с разъяренными родителями Семена никак не устраивала. Мысль пристрелить мамонтенка и надолго обеспечить себя мясом ему и в голову не приходила – судя по рассказам лоуринов, людей мамонты не боятся и при малейшем подозрении атакуют не задумываясь. Не возражают они лишь против добивания умирающих сородичей. Правда, сейчас все в этом мире меняется и, разумеется, не в лучшую сторону. Так что…
Семен свернул в рулон свою старую рубаху и уселся на нее напротив стоящего в воде мамонта. При его приближении животное развернулось и двинулось было в глубину. Однако вода явно пугала, и оно вернулось на прежнее место.
– Ну, что ты дергаешься? – устало заговорил Семен. – Никто тебя больше ни пугать, ни есть не будет. Стой спокойно, а еще лучше выходи, а то брюхо простудишь…
Он довольно долго нес какую-то успокоительную чушь вперемешку с мысленными «посылами». Язык у него устал, головная боль набирала силу, а ничего путного не получалось. Некое подобие ментального контакта возникло уже в сумерках. Они, наконец, встретились взглядами, и в переутомленном мозгу Семена поплыли какие-то зрительно-эмоциональные образы, приправленные чем-то непонятным – наверное, данными слуха и обоняния. Степь – трава – еда; фигуры «своих» – пасущиеся мамонты; степь – трава – еда; фигурки людей с палками – страх, беда; движение по степи – страх, хочется есть; трава – еда, чувство безопасности – рядом кто-то очень «свой»; и снова фигурки людей, страх, движение и так далее…
Собственно говоря, мамонт не «передавал» ничего Семену, он как бы молча стенал, тоскуя от безысходности и горя. Собрав последние силы, Семен «перекинул» ему молчаливый вопрос о судьбе того «своего», который был с ним. И получил ответ, точнее, отклик в сознании мамонта – клубящиеся, переплетающиеся сгустки горя и ужаса. Сквозь них проступило знакомое – распадок, лежащий на боку мамонт, саблезубы…
– Та-ак! – Семен стиснул руками голову, боясь, что она расколется. – Вот этого-то я и боялся! Похоже, твою мамашу кошки и задрали. Сейчас отключусь прямо здесь…
Он огляделся по сторонам и обнаружил стоящих поблизости Мери и Эрека. Взявшись за руки, питекантропы с интересом наблюдали за Семеновыми мучениями. В мутящемся уже сознании возникла полубредовая мысль, что мамонты не должны бояться питекантропов…
– Может, вы договоритесь? – спросил Семен волосатую парочку и перешел на «язык» питекантропов, помогая себе жестами: – Он маленький. Он – боится. Ему плохо – он один. Надо – вместе, надо – не бояться.
Питекантропы переглянулись, обменялись несколькими «словами».
– Вместе – хорошо. Без страха – хорошо. Маленький – помочь, защитить, – сказала Мери Семену и шагнула к воде. Мамонт воспринял это спокойно.
– Давайте, ребята, – прошептал Семен, – а я пополз в вигвам. Иначе вам меня туда нести придется…
Добрался ли он до жилища, Семен вспомнить не мог, но утром обнаружил себя именно там. Было совсем не рано, и снаружи доносились голоса Ветки и Хью. По-видимому, женщина готовила завтрак и попутно проводила урок лоуринского языка для неандертальца. Сегодня они проходили названия и назначение мужских и женских половых органов. Семен заслушался…
И слушал, пока Ветка не заглянула в вигвам. Обнаружив, что ее мужчина не спит, она пригласила его «к столу». Семен встал, оделся и вылез наружу. Мамонта в воде не было.
– Ну, и где?.. – поинтересовался он, притворно зевая и протирая глаза.
– Вон они, – ткнула пальцем Ветка и, хихикнув, добавила: – Травку едят.
Семен глянул в указанную сторону и действительно разглядел на склоне три коричневатых фигурки разных размеров.
– М-да-а, – протянул он, скребя нечесаный затылок всей пятерней. – И кто кого пасет? Или они пасутся вместе?
– А что такое «пасутся»?
– Да то же самое – «травку едят», – уклонился от объяснений Семен. – И давно он из реки вылез?
– Еще вчера – ее Мери за хобот вытянула.
– А почему «ее»?
– Потому что это мамонтиха – девочка. А когда за ней мама придет?
– Не придет, – вздохнул Семен. – Вон ее мама – в горшке булькает.
– Ты что?!
– А вот то… Какие-то люди подранили мамашу. В таком виде она долго шла куда-то с детенышем. Наверное, здесь по привычке хотела перейти реку. Не смогла и стала бродить по берегу. Ну, а когда совсем ослабла, ее саблезубы загрызли.
– Что ты такое говоришь, Семхон?! Как же Люди могли напасть на здоровую мамонтиху с детенышем?! Да еще осенью?
– Не знаю, Веточка… Наверное, это были ДРУГИЕ люди.
– Разве такие бывают?
– Еще как! Ты когда-нибудь видела такое? – Семен извлек из кармана наконечник.
– Нет, – испуганно прошептала Ветка.
В течение дня Семен несколько раз пытался приблизиться к пасущейся мамонтихе. Успехом увенчалась лишь четвертая попытка.
– Ну, и как же нам вас звать, леди?
– Варм… – издала невнятный звук мамонтиха.
– Ладно, – согласился Семен. – Будешь Варварой, точнее Варей. Правда, говорят, что животным нельзя давать человеческие имена, но я уже запутался, кто в этом мире человек, а кто нет.
Старейшины сидели на бревнах у Костра Совета. Они кутались в шкуры и беседовали о «возвышенном» – обсуждали достоинства и недостатки различных способов соития с женщинами.
Их дискуссию прервал свист – мальчишка-дозорный на площадке требовал внимания. Старейшины задрали головы и стали всматриваться в стремительную пантомиму языка жестов. Потом переглянулись:
– Ты что-нибудь понял? – поинтересовался Медведь.
– Чего тут понимать? – пожал плечами Кижуч. – С востока к лагерю идут…
– Ясно, что идут. Или идет. Может, мальчишке какие демоны привиделись? Может, он заснул там и сон увидел? Ну, я ему устрою! – начал беспокоиться Медведь. Кижуч же свистнул и сделал отмашку дозорному, требуя повторить сообщение. Приказ был выполнен немедленно.
– Итак, что мы имеем? Во-первых, идут.
– Идут, – согласился Медведь.
– Один лоурин – он представился жестом. Другой просто человек. И три не человека.
– Но не хьюгги.
– Так разве бывает?
– Ну, не знаю… И мамонт.
– А еще – волокуша. Это что же, они мамонта на волокуше тащат?!
– Да уж, наверное, не наоборот.
– Как это «не наоборот»?! Мамонт на волокуше уже не мамонт, а добыча, мясо то есть. Это совсем по-другому обозначается.
– По-другому… Но тогда опять ничего не понятно. Если идет лоурин, то почему не может объяснить сразу: как зовут, откуда идет, с кем и с чем?
– А вот это ты правильно заметил! – обрадовался Кижуч. – В этом-то все и дело!
– В чем?
– Вот скажи мне: сколько ты знаешь взрослых людей, которые не умеют объясняться на языке жестов? Которые, так сказать, двух слов связать не могут?
– Не может быть! – догадался Медведь. – Неужели вернулся?!
– Чего ж гадать-то? Пойдем посмотрим!
На стоянке после переправы компания Семена оставалась довольно долго. Сначала он не мог придумать, как же им все-таки двигаться. Потом пришла мысль попытаться запрячь Варю в волокушу, а для этого, естественно, понадобилась упряжь, да и сама волокуша. Опыт, в конце концов, получился, но пришлось потратить не один день. Мамонтиха была значительно умнее домашней лошади, но управлять ею с волокуши оказалось невозможно – у нее, наверное, был детский инстинкт идти за кем-то. Кто будет этим «кем-то», сомнений у Семена не вызывало. Пришлось делать снегоступы, хотя снега еще и не было.
Наконец они тронулись. Сначала Семен взял курс на северо-запад, чтобы отойти подальше от реки – миновать устья бесчисленных притоков ему казалось очень сложной задачей. Наверное, это было ошибкой: на третий день пути ударил такой мороз, что всей компании (кроме Вари, конечно) пришлось, стуча зубами, отсиживаться в вигваме. Потом резко потеплело, но замерзшие ручьи и болота уже не оттаяли – даже если мамонтиха и проваливалась, груз и волокуша оставались сухими.
Когда выпал снег, тащить волокушу Варе стало гораздо легче, но возникла проблема с ее питанием. Бивни у нее были короткие, и разгребать ими снег неудобно. Поэтому приходилось делать долгие остановки возле зарослей кустов по руслам ручьев и отпускать ее пастись, а потом запрягать снова. Питекантропы тоже пытались обгрызать кору и жевать молодые побеги. Они готовы были заниматься этим целыми днями – им остро не хватало растительной пищи. Семен, впрочем, полагал, что это в значительной мере дело привычки – на холоде нужно питаться мясом.
Проблема мяса, конечно, возникла уже в начале пути – попробуй-ка прокормить такую ораву! К тому же Семен не решился сделать запас мамонтятины из тигриной добычи – ему «выше крыши» хватило объяснений с котом по поводу куска мамонтовой шкуры, необходимого для изготовления волокуши и упряжи. Животные – бизоны, олени, лошади – встречались довольно часто, но близко к себе, конечно, не подпускали. Семен долго мучился, пытаясь что-то придумать, а потом решился на подлость. Распряженную мамонтиху он заставил почти вплотную приблизиться к стаду копытящих снег бизонов. К тому времени, когда бычок почуял, что мамонт не один, что за ним кто-то прячется, было уже поздно – с такого расстояния Семен обычно не промахивался.
Если не считать нескольких оттепелей, большую часть времени температура держалась в пределах нескольких градусов ниже нуля, и можно было не опасаться, что мясо испортится. Зато обработать шкуру на холоде оказалось почти невозможно. Впрочем, некое подобие накидки-пончо для Хью Ветка изобразить все-таки сумела. Основное же цельное «полотно» шкуры отдали питекантропам. Завернувшись в него, они спали, а когда поднимался ветер, то и шли в таком виде – обнявшись и накрывшись лохматой шкурой. Попытка приучить их к обуви успехом не увенчалась – они в ней явно не нуждались, хотя готовы были подражать людям во всем.
Семен сильно беспокоился, что, увидев или учуяв поблизости мамонтов, Варя просто сбежит к ним – да еще и вместе с волокушей! При первой встрече – вдали паслась группа из пяти особей разного размера – юная мамонтиха действительно забеспокоилась. Правда, она не кинулась бежать, сломя голову, а, подняв хобот, несколько раз жалобно протрубила. Ей ответили и пошли на сближение. Семен впал в отчаяние, но ничего страшного не случилось: на некотором расстоянии мамонты остановились, потоптались на месте… развернулись и ушли. «Не признали, – подумал Семен. – Наверное, ее шерсть слишком сильно пропахла дымом». Варя плакала почти как человек… Потом успокоилась и больше звать «своих» не пыталась. Она очень любила, когда ей расчесывают пальцами шерсть и могла подвергаться этой процедуре часами. А еще она боялась далеко отходить от лагеря в одиночестве, и ее. действительно приходилось в каком-то смысле пасти.
Дни Семен, как обычно, не считал. Он подозревал, что шли они не меньше месяца, прежде чем на горизонте обозначился знакомый холм – тот, на вершине которого находится «место глаз» рода Волка, а у основания – поселок.
Идти в таком составе прямо к жилищам Семен не решился и остановил караван на заснеженном берегу замерзшей реки – метрах в пятистах от крайних вигвамов. Близость большого количества людей радовала только Ветку и Семена. Все остальные, включая мамонтиху, были откровенно испуганы. Семен им сочувствовал: все привыкли и друг к другу, и к размеренному, неспешному образу жизни – так бы шли себе и шли… Кроме того, было не ясно, как лоурины отнесутся к таким пришельцам. В общем, Семен решил не пороть горячку, а все сначала разведать.
Варю они от упряжи освободили, а потом дружно и быстро воздвигли вигвам, благо слеги они тащили с собой и покрышку от них не отвязывали. Пока Семен запихивал внутрь спальные принадлежности, Ветка успела добыть огонь, а Хью притащить охапку дров. Еще минут через десять на костре уже стоял горшок, плотно набитый снегом, а Ветка резала первую порцию мяса. Почему караван не дошел до поселка, она не понимала, но решению своего мужчины подчинилась безропотно.
– Режь больше, – посоветовал ей Семен. – К нам гости направляются.
Он, конечно, вышел им навстречу:
– Приветствую вас, главные люди лоуринов! Поешьте мяса у нашего костра.
– Видал, что творит?! – обратился Кижуч к Медведю. – Вернулся воин в родное племя, и, значит, не мы его, а он нас к костру приглашает!
– Наверное, у него теперь свое племя, – пожал плечами Медведь. – Переговоры вести будем! Да, Семхон?
– Ну, вы чего… – растерялся Семен. – Опять что-нибудь не так сказал? Я же не знаю, как надо в таких случаях…
– Да ладно тебе! – махнул рукой Кижуч. – Переживем как-нибудь! Что ты свою Ветку из Нижнего мира вытянул, мы уже поняли, но зачем ты мамонта мучаешь?!
– Это не мамонт, – поправил Семен, – а мамонтиха. Ее Варей зовут.
– Вар-рей?
– Варя, Варвара.
– Ага! Ну, зови – знакомиться будем. Или перекусим сначала? Ты как, Кижуч?
– Да у них не готово еще. Давай пока на эту Варю посмотрим.
Забившаяся в кусты мамонтиха вылезать не хотела, и пришлось ее долго уговаривать. Пока шел этот процесс, Ветка успела-таки сварить первую порцию мяса и скормить его старейшинам. Наконец, мамонтиха решилась подойти к костру – она отчаянно стеснялась. Кижуч и Медведь осмотрели ее со всех сторон.
– Худая-то какая! – ужаснулся один.
– Станешь тут худым, – поддержал другой. – Жрать, небось, не дают, а волокушу таскать заставляют! Разве можно так с мамонтами обращаться?!
– Как же я ей дам-то? – начал оправдываться Семен. – Кусты для нее ломать или снег разгребать?!
– Это ж надо до такого додуматься, – продолжал негодовать Медведь, – ребенка в волокушу запрячь?! Ездил бы на собаках, как все нормальные люди!
– Да где ж я собак-то… – решил возмутиться в ответ Семен, но осекся: «Так они, значит, на собаках ездят?!» – А у вас-то они откуда?
– Из леса, вестимо, – усмехнулся Кижуч. – Твоя, наверное, работа: как ты уплыл, так наши суки вернулись. И две руки щенков привели. Только трое из них никчемными оказались – умные вроде, а волокушу таскать не хотят, лаять не могут, да и с виду настоящие волки.
– А волки…
– Волки теперь у нас под боком обитают – целая стая. Вот там – дальше, за обрывом – у них два логова. Видел, сколько следов вокруг?
– Видел, конечно. Как бы они нашу Варю не того…
– Договоришься, – легкомысленно махнул рукой Медведь.
– Давай показывай остальных! – потребовал Кижуч. – Кто там у тебя за вигвамом прячется?
– Питекантропы, – сообщил Семен. – Их зовут Эрек и Мери.
– Какие еще «тропы»?! Пангиры, небось, обыкновенные!
– Наверное, – согласился Семен и пошел выпихивать волосатую парочку пред светлые очи начальства.
– Ах, какая женщина! – присвистнул маленький щуплый Медведь. – Мне б такую!
– Да что там женщина! – одернул его Кижуч. – Ты на этого посмотри! Точнее, на это! А я-то, старый дурак, думал, что у меня большой… Гордился, можно сказать…
– Да-а, – согласился собеседник, – просто стыдно за людей становится! А представляешь – в боевом положении? Это ж страшное дело! Это ж вместо палицы использовать можно!
– Нет, Семхон, если ты хочешь оставить его в племени, то ему нужна набедренная повязка – чтоб мужиков не смущать.
– Сделаем, – пообещал Семен.
– Тогда давай последнего, – потребовал Кижуч. – Что еще у тебя интересного?
– Не «что», а «кто», – поправил Семен и приказал: – Хью, вылезай!
Входной клапан вигвама отодвинулся, юный неандерталец выбрался наружу и встал во весь свой невеликий рост. Семен волновался – эту сцену они репетировали многократно.
– Хьюгг, – констатировал очевидное Кижуч.
– Причем плохой хьюгг, – уточнил Медведь. – Потому что живой.
– А-а, я понял! Это Семхон придумал новый способ хранения скальпов – в живом виде! Он же их снимать не умеет!
– Неважный способ: снять и над костром подкоптить, по-моему, гораздо удобнее.
– Ну, ты же знаешь Семхона…
– Да не способ это! – заторопился Семен. – Понимаете, решил я Ветке скальп подарить – чтобы, значит, она его сама сняла…
– Это круто, – признал Медведь. – До такого еще никто не додумывался!
– Ну вот, значит, ради такого дела подкараулил я стадо хьюггов – четыре руки голов. Быстренько всех перебил, а одного, который поменьше, принес женщине в подарок. Только он какой-то ненастоящий оказался.
– Чем же он ненастоящий? Молодой еще, мелкий, а так – вполне нормальный хьюгг.
– Сейчас узнаете, – пообещал Семен и кивнул Хью: – Давай.
Тот поднатужился и с запинкой выдал:
– Семхон, Ветка – люди. Я – не хьюгги, я – люди тоже. Хью зовут меня.
Старейшины сидели у костра на корточках. Как только они осознали услышанное (а сделали они это почти одновременно), оба разом плюхнулись задницами на истоптанный снег. Кижуч покрутил плешивой головой, Медведь поковырял пальцем в ухе. Они оторопело посмотрели друг на друга:
– Ты тоже слышал?
– Угу.
– И что это значит?
– Это значит, что спокойная жизнь кончилась, – Семхон вернулся.
Старейшины отряхнули снег с рубах, приняли прежние позы и уставились на неандертальца:
– А еще?
Хью переступил с ноги на ногу, почесался и произнес незапланированное:
– Семхон говорить, я знать. Вы – старейшина. Очень злой, очень страшный. Я бояться.
– Да, – согласился Медведь, – мы довольно свирепы. Особенно я. Но боишься ты зря – мы тебя не больно убьем.
– Убивать Хью нет. Это Ветка хотеть нет.
– Ну да, – вспомнил Кижуч, – тебя же ей подарили. И что с тобой делать?
– Старейшина умный очень. Старейшина думать.
«Молодец! – мысленно одобрил Семен. – Вот так и надо!»
– Мы подумаем, – пообещал Кижуч. – Отдыхай… пока…
По-видимому, от избытка впечатлений старейшины позабыли, что их уже кормили, и в задумчивости навернули вторую порцию. Семен решил, что ему уже можно поинтересоваться новостями.
– Как здесь охота?
– Да какая у нас теперь охота, – вздохнул Кижуч. – Народ скоро из луков стрелять разучится. Идут и идут мамонты…
– Уже трех подранков добили. Мясо девать некуда – на две зимы хватит, – сообщил Медведь.
– И странные какие-то стали – людей или боятся, или атакуют ни с того ни с сего. Двоих наших чуть не стоптали…
– Откуда куда идут?
– С севера и запада – куда-то к востоку подаются. И вроде бы назад не возвращаются. Хотя, может, весной обратно пойдут.
– А подранки? Кто их?
– Самим интересно… Да как-то так странно – в брюхо.
– Снизу?
– Ну да… Ты-то откуда знаешь? Встречал?
– Было дело… Люди?
– Да какие ж это люди?! Уж пошел на мамонта – так бей, пока не упадет, чтоб не мучился… Видел, небось, как наши это делают.
– Издалека. Оружие, наконечники находили?
– Угу.
Семен поднялся, сходил в вигвам и вернулся с куском камня:
– Такие?
Старейшины молча переглянулись.
Глава 13
Ближе к вечеру вся компания сидела у костра и подкреплялась вареной мамонтятиной. Семен, между делом, пытался допрашивать Хью о причинах, которые заставили его сородичей покинуть привычные места обитания. Юный неандерталец, издалека наблюдавший общение Семена с саблезубом, старался угодить изо всех сил. Толку от этого было мало, поскольку границы объективной реальности в сознании неандертальцев весьма размыты, если вообще существуют. В общем, Семен так и не понял, кто их вытеснил из родных гор – демоны или люди, – но кто-то явно вытеснил. То есть сами они, даже умирая с голоду, никуда уходить не стали бы: раз нет добычи, надо помирать на месте, а не осваивать новые территории.
Все вместе – перемещение хьюггов, смена саблезубами охотничьей территории, раненая мамонтиха – наводило Семена на грустные размышления. Собственно говоря, он понимал, что даже небольшое изменение климата вызовет серьезные последствия, но никак не ожидал, что они проявятся так быстро.
От размышлений его оторвал внезапный переполох: Эрек и Мери вскочили и заметались, не в силах решить, что безопасней – бежать прятаться или остаться возле людей. «Явный прогресс, – отметил Семен. – Раньше, чуть что, убегали не задумываясь!» Хью тоже был испуган – он напряженно всматривался в противоположную от реки сторону.
По мнению Семена, рассматривать там было решительно нечего – близкие склоны пологих холмов загораживали горизонт, и ничего интересного на них не было. Он отчасти и выбрал это место для стоянки в расчете на некоторую защиту от ветра. Тем не менее спутники почувствовали нечто, и нужно было реагировать – Семен принялся натягивать тетиву арбалета. Натянуть ее он успел, а вот вложить в желоб болт – нет. Послышался отдаленный трубный рев, а потом ступни ощутили легкое подрагивание почвы…
Семен стоял спиной к вигваму, лицом к степи и смотрел, как на перегибе склона возникает темное пятно, как оно превращается в мамонта… И этот мамонт мчится, задрав хобот, не куда-нибудь, а прямо сюда!
Вообще-то мамонты, как и слоны, не бегают в обычном смысле слова, но быстро передвигаться умеют…
Почему-то сразу стало ясно, что зверь смертельно напуган. Потом понятно, что в лагерь он, пожалуй, не влетит – промахнется. И наконец, сопоставив масштабы и расстояния, Семен сообразил, что мамонт довольно маленький – детеныш, наверное.
Этот лохматый детеныш с топотом промчался метрах в двадцати от вигвама, влетел в воду, попытался бежать и дальше, но упал и начал копошиться, пытаясь встать на ноги.
Жуткая догадка мелькнула в мозгах Семена, и он стал всматриваться в близкий горизонт. Собственно говоря, особых усилий не потребовалось: силуэты саблезубов четко выделялись на фоне вечернего неба. «Раз, два, три… шесть, – посчитал Семен. – Со всех сторон обложили, кошары чертовы! Это, надо полагать, кот надо мной глумится: „Нужна тебе добыча? Так заполучи прямо к костру!" Мамонтенка у кого-то отбили, гады…»
Рассматривать саблезубов долго не пришлось – они как бы продемонстрировали себя, обозначили свое присутствие и исчезли. Семен сбросил тетиву с зацепа и стал думать, как жить дальше. Мамонт стоял в воде и шумно дышал. Похоже, лезть в глубину он боялся, выходить на берег – тоже. Семен вздохнул и пошел к костру.
Насмерть перепуганные Эрек и Мери сидели в обнимку, прижавшись к покрышке вигвама, хьюгг куда-то успел спрятаться. Только Ветка спокойно стояла у костра и рассматривала нового гостя. «Ясное дело, – подумал Семен. – Все, кроме нормальных людей, ощутили или услышали „акустическую" атаку саблезубов – им страшно, а нам хоть бы хны. Впрочем, если б они захотели, то и нас бы перепугали – гордиться тут нечем. Но каков кот, а?!»
– Нравится? – спросил Семен свою женщину. – Погладить не хочешь? Смотри, какой ма-аленький!
– Хочу! – заявила Ветка. – Только он в воде, а она холодная. Позови его сюда!
– Не пойдет, наверное, – вздохнул Семен. – Тут же все саблезубами пропахло. Слушай, а вдруг за ним родители придут? Бивнями нас забодают и ногами затопчут. Может, прогнать его, а?
– Не надо, Семхон! Давай ему лучше травки нарвем! А мамонтам ты скажешь, что мы его не обижали, что его тигры перепугали – смотри, прямо дрожит весь!
Семен припомнил, как в стране хьюггов на его глазах мамонтиха обрекла себя на мучительную смерть ради спасения детеныша. «Что-то сомнительно, чтобы мамонты позволили отбить кого-то из молодняка – даже саблезубам. Тогда откуда он взялся? Неужели… А, собственно, почему бы не спросить его самого? Он же не сосунок несмышленый – с меня ростом, наверное. Ему, может быть, уже не один год. Правда, нельзя сказать, что такая попытка – не пытка, поскольку опять голова будет болеть. Или на сегодня хватит?»
Так или иначе, но перспектива встречи с разъяренными родителями Семена никак не устраивала. Мысль пристрелить мамонтенка и надолго обеспечить себя мясом ему и в голову не приходила – судя по рассказам лоуринов, людей мамонты не боятся и при малейшем подозрении атакуют не задумываясь. Не возражают они лишь против добивания умирающих сородичей. Правда, сейчас все в этом мире меняется и, разумеется, не в лучшую сторону. Так что…
Семен свернул в рулон свою старую рубаху и уселся на нее напротив стоящего в воде мамонта. При его приближении животное развернулось и двинулось было в глубину. Однако вода явно пугала, и оно вернулось на прежнее место.
– Ну, что ты дергаешься? – устало заговорил Семен. – Никто тебя больше ни пугать, ни есть не будет. Стой спокойно, а еще лучше выходи, а то брюхо простудишь…
Он довольно долго нес какую-то успокоительную чушь вперемешку с мысленными «посылами». Язык у него устал, головная боль набирала силу, а ничего путного не получалось. Некое подобие ментального контакта возникло уже в сумерках. Они, наконец, встретились взглядами, и в переутомленном мозгу Семена поплыли какие-то зрительно-эмоциональные образы, приправленные чем-то непонятным – наверное, данными слуха и обоняния. Степь – трава – еда; фигуры «своих» – пасущиеся мамонты; степь – трава – еда; фигурки людей с палками – страх, беда; движение по степи – страх, хочется есть; трава – еда, чувство безопасности – рядом кто-то очень «свой»; и снова фигурки людей, страх, движение и так далее…
Собственно говоря, мамонт не «передавал» ничего Семену, он как бы молча стенал, тоскуя от безысходности и горя. Собрав последние силы, Семен «перекинул» ему молчаливый вопрос о судьбе того «своего», который был с ним. И получил ответ, точнее, отклик в сознании мамонта – клубящиеся, переплетающиеся сгустки горя и ужаса. Сквозь них проступило знакомое – распадок, лежащий на боку мамонт, саблезубы…
– Та-ак! – Семен стиснул руками голову, боясь, что она расколется. – Вот этого-то я и боялся! Похоже, твою мамашу кошки и задрали. Сейчас отключусь прямо здесь…
Он огляделся по сторонам и обнаружил стоящих поблизости Мери и Эрека. Взявшись за руки, питекантропы с интересом наблюдали за Семеновыми мучениями. В мутящемся уже сознании возникла полубредовая мысль, что мамонты не должны бояться питекантропов…
– Может, вы договоритесь? – спросил Семен волосатую парочку и перешел на «язык» питекантропов, помогая себе жестами: – Он маленький. Он – боится. Ему плохо – он один. Надо – вместе, надо – не бояться.
Питекантропы переглянулись, обменялись несколькими «словами».
– Вместе – хорошо. Без страха – хорошо. Маленький – помочь, защитить, – сказала Мери Семену и шагнула к воде. Мамонт воспринял это спокойно.
– Давайте, ребята, – прошептал Семен, – а я пополз в вигвам. Иначе вам меня туда нести придется…
Добрался ли он до жилища, Семен вспомнить не мог, но утром обнаружил себя именно там. Было совсем не рано, и снаружи доносились голоса Ветки и Хью. По-видимому, женщина готовила завтрак и попутно проводила урок лоуринского языка для неандертальца. Сегодня они проходили названия и назначение мужских и женских половых органов. Семен заслушался…
И слушал, пока Ветка не заглянула в вигвам. Обнаружив, что ее мужчина не спит, она пригласила его «к столу». Семен встал, оделся и вылез наружу. Мамонта в воде не было.
– Ну, и где?.. – поинтересовался он, притворно зевая и протирая глаза.
– Вон они, – ткнула пальцем Ветка и, хихикнув, добавила: – Травку едят.
Семен глянул в указанную сторону и действительно разглядел на склоне три коричневатых фигурки разных размеров.
– М-да-а, – протянул он, скребя нечесаный затылок всей пятерней. – И кто кого пасет? Или они пасутся вместе?
– А что такое «пасутся»?
– Да то же самое – «травку едят», – уклонился от объяснений Семен. – И давно он из реки вылез?
– Еще вчера – ее Мери за хобот вытянула.
– А почему «ее»?
– Потому что это мамонтиха – девочка. А когда за ней мама придет?
– Не придет, – вздохнул Семен. – Вон ее мама – в горшке булькает.
– Ты что?!
– А вот то… Какие-то люди подранили мамашу. В таком виде она долго шла куда-то с детенышем. Наверное, здесь по привычке хотела перейти реку. Не смогла и стала бродить по берегу. Ну, а когда совсем ослабла, ее саблезубы загрызли.
– Что ты такое говоришь, Семхон?! Как же Люди могли напасть на здоровую мамонтиху с детенышем?! Да еще осенью?
– Не знаю, Веточка… Наверное, это были ДРУГИЕ люди.
– Разве такие бывают?
– Еще как! Ты когда-нибудь видела такое? – Семен извлек из кармана наконечник.
– Нет, – испуганно прошептала Ветка.
В течение дня Семен несколько раз пытался приблизиться к пасущейся мамонтихе. Успехом увенчалась лишь четвертая попытка.
– Ну, и как же нам вас звать, леди?
– Варм… – издала невнятный звук мамонтиха.
– Ладно, – согласился Семен. – Будешь Варварой, точнее Варей. Правда, говорят, что животным нельзя давать человеческие имена, но я уже запутался, кто в этом мире человек, а кто нет.
Старейшины сидели на бревнах у Костра Совета. Они кутались в шкуры и беседовали о «возвышенном» – обсуждали достоинства и недостатки различных способов соития с женщинами.
Их дискуссию прервал свист – мальчишка-дозорный на площадке требовал внимания. Старейшины задрали головы и стали всматриваться в стремительную пантомиму языка жестов. Потом переглянулись:
– Ты что-нибудь понял? – поинтересовался Медведь.
– Чего тут понимать? – пожал плечами Кижуч. – С востока к лагерю идут…
– Ясно, что идут. Или идет. Может, мальчишке какие демоны привиделись? Может, он заснул там и сон увидел? Ну, я ему устрою! – начал беспокоиться Медведь. Кижуч же свистнул и сделал отмашку дозорному, требуя повторить сообщение. Приказ был выполнен немедленно.
– Итак, что мы имеем? Во-первых, идут.
– Идут, – согласился Медведь.
– Один лоурин – он представился жестом. Другой просто человек. И три не человека.
– Но не хьюгги.
– Так разве бывает?
– Ну, не знаю… И мамонт.
– А еще – волокуша. Это что же, они мамонта на волокуше тащат?!
– Да уж, наверное, не наоборот.
– Как это «не наоборот»?! Мамонт на волокуше уже не мамонт, а добыча, мясо то есть. Это совсем по-другому обозначается.
– По-другому… Но тогда опять ничего не понятно. Если идет лоурин, то почему не может объяснить сразу: как зовут, откуда идет, с кем и с чем?
– А вот это ты правильно заметил! – обрадовался Кижуч. – В этом-то все и дело!
– В чем?
– Вот скажи мне: сколько ты знаешь взрослых людей, которые не умеют объясняться на языке жестов? Которые, так сказать, двух слов связать не могут?
– Не может быть! – догадался Медведь. – Неужели вернулся?!
– Чего ж гадать-то? Пойдем посмотрим!
На стоянке после переправы компания Семена оставалась довольно долго. Сначала он не мог придумать, как же им все-таки двигаться. Потом пришла мысль попытаться запрячь Варю в волокушу, а для этого, естественно, понадобилась упряжь, да и сама волокуша. Опыт, в конце концов, получился, но пришлось потратить не один день. Мамонтиха была значительно умнее домашней лошади, но управлять ею с волокуши оказалось невозможно – у нее, наверное, был детский инстинкт идти за кем-то. Кто будет этим «кем-то», сомнений у Семена не вызывало. Пришлось делать снегоступы, хотя снега еще и не было.
Наконец они тронулись. Сначала Семен взял курс на северо-запад, чтобы отойти подальше от реки – миновать устья бесчисленных притоков ему казалось очень сложной задачей. Наверное, это было ошибкой: на третий день пути ударил такой мороз, что всей компании (кроме Вари, конечно) пришлось, стуча зубами, отсиживаться в вигваме. Потом резко потеплело, но замерзшие ручьи и болота уже не оттаяли – даже если мамонтиха и проваливалась, груз и волокуша оставались сухими.
Когда выпал снег, тащить волокушу Варе стало гораздо легче, но возникла проблема с ее питанием. Бивни у нее были короткие, и разгребать ими снег неудобно. Поэтому приходилось делать долгие остановки возле зарослей кустов по руслам ручьев и отпускать ее пастись, а потом запрягать снова. Питекантропы тоже пытались обгрызать кору и жевать молодые побеги. Они готовы были заниматься этим целыми днями – им остро не хватало растительной пищи. Семен, впрочем, полагал, что это в значительной мере дело привычки – на холоде нужно питаться мясом.
Проблема мяса, конечно, возникла уже в начале пути – попробуй-ка прокормить такую ораву! К тому же Семен не решился сделать запас мамонтятины из тигриной добычи – ему «выше крыши» хватило объяснений с котом по поводу куска мамонтовой шкуры, необходимого для изготовления волокуши и упряжи. Животные – бизоны, олени, лошади – встречались довольно часто, но близко к себе, конечно, не подпускали. Семен долго мучился, пытаясь что-то придумать, а потом решился на подлость. Распряженную мамонтиху он заставил почти вплотную приблизиться к стаду копытящих снег бизонов. К тому времени, когда бычок почуял, что мамонт не один, что за ним кто-то прячется, было уже поздно – с такого расстояния Семен обычно не промахивался.
Если не считать нескольких оттепелей, большую часть времени температура держалась в пределах нескольких градусов ниже нуля, и можно было не опасаться, что мясо испортится. Зато обработать шкуру на холоде оказалось почти невозможно. Впрочем, некое подобие накидки-пончо для Хью Ветка изобразить все-таки сумела. Основное же цельное «полотно» шкуры отдали питекантропам. Завернувшись в него, они спали, а когда поднимался ветер, то и шли в таком виде – обнявшись и накрывшись лохматой шкурой. Попытка приучить их к обуви успехом не увенчалась – они в ней явно не нуждались, хотя готовы были подражать людям во всем.
Семен сильно беспокоился, что, увидев или учуяв поблизости мамонтов, Варя просто сбежит к ним – да еще и вместе с волокушей! При первой встрече – вдали паслась группа из пяти особей разного размера – юная мамонтиха действительно забеспокоилась. Правда, она не кинулась бежать, сломя голову, а, подняв хобот, несколько раз жалобно протрубила. Ей ответили и пошли на сближение. Семен впал в отчаяние, но ничего страшного не случилось: на некотором расстоянии мамонты остановились, потоптались на месте… развернулись и ушли. «Не признали, – подумал Семен. – Наверное, ее шерсть слишком сильно пропахла дымом». Варя плакала почти как человек… Потом успокоилась и больше звать «своих» не пыталась. Она очень любила, когда ей расчесывают пальцами шерсть и могла подвергаться этой процедуре часами. А еще она боялась далеко отходить от лагеря в одиночестве, и ее. действительно приходилось в каком-то смысле пасти.
Дни Семен, как обычно, не считал. Он подозревал, что шли они не меньше месяца, прежде чем на горизонте обозначился знакомый холм – тот, на вершине которого находится «место глаз» рода Волка, а у основания – поселок.
Идти в таком составе прямо к жилищам Семен не решился и остановил караван на заснеженном берегу замерзшей реки – метрах в пятистах от крайних вигвамов. Близость большого количества людей радовала только Ветку и Семена. Все остальные, включая мамонтиху, были откровенно испуганы. Семен им сочувствовал: все привыкли и друг к другу, и к размеренному, неспешному образу жизни – так бы шли себе и шли… Кроме того, было не ясно, как лоурины отнесутся к таким пришельцам. В общем, Семен решил не пороть горячку, а все сначала разведать.
Варю они от упряжи освободили, а потом дружно и быстро воздвигли вигвам, благо слеги они тащили с собой и покрышку от них не отвязывали. Пока Семен запихивал внутрь спальные принадлежности, Ветка успела добыть огонь, а Хью притащить охапку дров. Еще минут через десять на костре уже стоял горшок, плотно набитый снегом, а Ветка резала первую порцию мяса. Почему караван не дошел до поселка, она не понимала, но решению своего мужчины подчинилась безропотно.
– Режь больше, – посоветовал ей Семен. – К нам гости направляются.
Он, конечно, вышел им навстречу:
– Приветствую вас, главные люди лоуринов! Поешьте мяса у нашего костра.
– Видал, что творит?! – обратился Кижуч к Медведю. – Вернулся воин в родное племя, и, значит, не мы его, а он нас к костру приглашает!
– Наверное, у него теперь свое племя, – пожал плечами Медведь. – Переговоры вести будем! Да, Семхон?
– Ну, вы чего… – растерялся Семен. – Опять что-нибудь не так сказал? Я же не знаю, как надо в таких случаях…
– Да ладно тебе! – махнул рукой Кижуч. – Переживем как-нибудь! Что ты свою Ветку из Нижнего мира вытянул, мы уже поняли, но зачем ты мамонта мучаешь?!
– Это не мамонт, – поправил Семен, – а мамонтиха. Ее Варей зовут.
– Вар-рей?
– Варя, Варвара.
– Ага! Ну, зови – знакомиться будем. Или перекусим сначала? Ты как, Кижуч?
– Да у них не готово еще. Давай пока на эту Варю посмотрим.
Забившаяся в кусты мамонтиха вылезать не хотела, и пришлось ее долго уговаривать. Пока шел этот процесс, Ветка успела-таки сварить первую порцию мяса и скормить его старейшинам. Наконец, мамонтиха решилась подойти к костру – она отчаянно стеснялась. Кижуч и Медведь осмотрели ее со всех сторон.
– Худая-то какая! – ужаснулся один.
– Станешь тут худым, – поддержал другой. – Жрать, небось, не дают, а волокушу таскать заставляют! Разве можно так с мамонтами обращаться?!
– Как же я ей дам-то? – начал оправдываться Семен. – Кусты для нее ломать или снег разгребать?!
– Это ж надо до такого додуматься, – продолжал негодовать Медведь, – ребенка в волокушу запрячь?! Ездил бы на собаках, как все нормальные люди!
– Да где ж я собак-то… – решил возмутиться в ответ Семен, но осекся: «Так они, значит, на собаках ездят?!» – А у вас-то они откуда?
– Из леса, вестимо, – усмехнулся Кижуч. – Твоя, наверное, работа: как ты уплыл, так наши суки вернулись. И две руки щенков привели. Только трое из них никчемными оказались – умные вроде, а волокушу таскать не хотят, лаять не могут, да и с виду настоящие волки.
– А волки…
– Волки теперь у нас под боком обитают – целая стая. Вот там – дальше, за обрывом – у них два логова. Видел, сколько следов вокруг?
– Видел, конечно. Как бы они нашу Варю не того…
– Договоришься, – легкомысленно махнул рукой Медведь.
– Давай показывай остальных! – потребовал Кижуч. – Кто там у тебя за вигвамом прячется?
– Питекантропы, – сообщил Семен. – Их зовут Эрек и Мери.
– Какие еще «тропы»?! Пангиры, небось, обыкновенные!
– Наверное, – согласился Семен и пошел выпихивать волосатую парочку пред светлые очи начальства.
– Ах, какая женщина! – присвистнул маленький щуплый Медведь. – Мне б такую!
– Да что там женщина! – одернул его Кижуч. – Ты на этого посмотри! Точнее, на это! А я-то, старый дурак, думал, что у меня большой… Гордился, можно сказать…
– Да-а, – согласился собеседник, – просто стыдно за людей становится! А представляешь – в боевом положении? Это ж страшное дело! Это ж вместо палицы использовать можно!
– Нет, Семхон, если ты хочешь оставить его в племени, то ему нужна набедренная повязка – чтоб мужиков не смущать.
– Сделаем, – пообещал Семен.
– Тогда давай последнего, – потребовал Кижуч. – Что еще у тебя интересного?
– Не «что», а «кто», – поправил Семен и приказал: – Хью, вылезай!
Входной клапан вигвама отодвинулся, юный неандерталец выбрался наружу и встал во весь свой невеликий рост. Семен волновался – эту сцену они репетировали многократно.
– Хьюгг, – констатировал очевидное Кижуч.
– Причем плохой хьюгг, – уточнил Медведь. – Потому что живой.
– А-а, я понял! Это Семхон придумал новый способ хранения скальпов – в живом виде! Он же их снимать не умеет!
– Неважный способ: снять и над костром подкоптить, по-моему, гораздо удобнее.
– Ну, ты же знаешь Семхона…
– Да не способ это! – заторопился Семен. – Понимаете, решил я Ветке скальп подарить – чтобы, значит, она его сама сняла…
– Это круто, – признал Медведь. – До такого еще никто не додумывался!
– Ну вот, значит, ради такого дела подкараулил я стадо хьюггов – четыре руки голов. Быстренько всех перебил, а одного, который поменьше, принес женщине в подарок. Только он какой-то ненастоящий оказался.
– Чем же он ненастоящий? Молодой еще, мелкий, а так – вполне нормальный хьюгг.
– Сейчас узнаете, – пообещал Семен и кивнул Хью: – Давай.
Тот поднатужился и с запинкой выдал:
– Семхон, Ветка – люди. Я – не хьюгги, я – люди тоже. Хью зовут меня.
Старейшины сидели у костра на корточках. Как только они осознали услышанное (а сделали они это почти одновременно), оба разом плюхнулись задницами на истоптанный снег. Кижуч покрутил плешивой головой, Медведь поковырял пальцем в ухе. Они оторопело посмотрели друг на друга:
– Ты тоже слышал?
– Угу.
– И что это значит?
– Это значит, что спокойная жизнь кончилась, – Семхон вернулся.
Старейшины отряхнули снег с рубах, приняли прежние позы и уставились на неандертальца:
– А еще?
Хью переступил с ноги на ногу, почесался и произнес незапланированное:
– Семхон говорить, я знать. Вы – старейшина. Очень злой, очень страшный. Я бояться.
– Да, – согласился Медведь, – мы довольно свирепы. Особенно я. Но боишься ты зря – мы тебя не больно убьем.
– Убивать Хью нет. Это Ветка хотеть нет.
– Ну да, – вспомнил Кижуч, – тебя же ей подарили. И что с тобой делать?
– Старейшина умный очень. Старейшина думать.
«Молодец! – мысленно одобрил Семен. – Вот так и надо!»
– Мы подумаем, – пообещал Кижуч. – Отдыхай… пока…
По-видимому, от избытка впечатлений старейшины позабыли, что их уже кормили, и в задумчивости навернули вторую порцию. Семен решил, что ему уже можно поинтересоваться новостями.
– Как здесь охота?
– Да какая у нас теперь охота, – вздохнул Кижуч. – Народ скоро из луков стрелять разучится. Идут и идут мамонты…
– Уже трех подранков добили. Мясо девать некуда – на две зимы хватит, – сообщил Медведь.
– И странные какие-то стали – людей или боятся, или атакуют ни с того ни с сего. Двоих наших чуть не стоптали…
– Откуда куда идут?
– С севера и запада – куда-то к востоку подаются. И вроде бы назад не возвращаются. Хотя, может, весной обратно пойдут.
– А подранки? Кто их?
– Самим интересно… Да как-то так странно – в брюхо.
– Снизу?
– Ну да… Ты-то откуда знаешь? Встречал?
– Было дело… Люди?
– Да какие ж это люди?! Уж пошел на мамонта – так бей, пока не упадет, чтоб не мучился… Видел, небось, как наши это делают.
– Издалека. Оружие, наконечники находили?
– Угу.
Семен поднялся, сходил в вигвам и вернулся с куском камня:
– Такие?
Старейшины молча переглянулись.
Глава 13
НАХОДКА
За прошедшее лето население поселка у Пещеры почти восстановило свою былую численность – уцелевшие пейтары, бартоши, минтоги и тарбеи стягивались к древнему святилищу. В основном это были женщины и не слишком маленькие дети. В отличие от воинов, кроманьонские женщины плохо понимали, что такое «зов предков», и боролись до конца. Или, может быть, у них слишком силен был материнский инстинкт.
В течение зимы родилось шестеро малышей. Из них к виду Homo sapiens принадлежали только пятеро. Один из этих пяти был кроманьонцем наполовину – Семен Васильев стал папашей, как и Эрек. Собственного сына он назвал Юриком в честь погибшего друга, а маленького питекантропа обозвал Пит. Зимнее логово для волосатого семейства оборудовали в непосредственной близости от его вигвама. Семен был немало шокирован, когда обнаружил, что Мери и Ветка, ведущие почти совместное хозяйство, детенышей кормят грудью без различия на своего и чужого. Впрочем, у Мери, кажется, молока хватило бы еще на двоих.
В течение зимы родилось шестеро малышей. Из них к виду Homo sapiens принадлежали только пятеро. Один из этих пяти был кроманьонцем наполовину – Семен Васильев стал папашей, как и Эрек. Собственного сына он назвал Юриком в честь погибшего друга, а маленького питекантропа обозвал Пит. Зимнее логово для волосатого семейства оборудовали в непосредственной близости от его вигвама. Семен был немало шокирован, когда обнаружил, что Мери и Ветка, ведущие почти совместное хозяйство, детенышей кормят грудью без различия на своего и чужого. Впрочем, у Мери, кажется, молока хватило бы еще на двоих.