Точно. Это он. Крутые скалы и роща.
   – А валуны в воде есть? – спросила я, уже заранее зная ответ.
   – Да! Очень скользкие! Если хочешь, я как-нибудь отведу тебя туда! Место шикарное! Пофотографируемся там!
   Не говоря ни слова, я встала из-за стола и пошла к себе в комнату.
   Мама и Оксана удивленно смотрели на меня, окликали, но я не могла ничего ответить. Горло свело спазмом.
   Я заперла дверь в свою комнату, легла на кровать и хотела разрыдаться, но не получилось. Я не плакала. Я была морально убита.
   Люди нашли наш с Маратом секретный пляж, обнаружили нашу тайну. Нашу гордость. Наш рай.
   Все. Теперь секретный пляж никакой не секретный.
   Рассекретилось то, что было нам дорого.
   Я неверяще качала головой и не могла взять в толк, почему происходит весь этот ужас. Что это? Кризис? Для чего он нужен? Это просто невероятно и неестественно! На нас посыпались со всех сторон испытания! Все рушится!
   Крах. По-другому это не назовешь. Стихийное бедствие. Мне очень хотелось залезть в какую-нибудь норку, сжаться в комочек и подождать, когда там, снаружи, все это закончится и все снова будет хорошо.
   У меня чувство, будто люди обнаружили что-то мое сугубо личное, интимное. Этот пляж много лет знала я одна. Это совершенно точно. Я множество раз ставила ловушки, которые должны были выдать теоретическое присутствие других людей, но они никогда не срабатывали. Поэтому пляж был действительно секретным. Только моим. А потом я открыла его Марату.
   И вот теперь он стал всеобщим достоянием. Его увидели все. И даже стали снимать там кино.
   Пляж был тайным озером моей души. И теперь в озере моей души люди вымыли грязные ноги. Вот такое чувство у меня было.
   У меня отняли то, что я любила.
   Пляж – это одна из главных составляющих моих отношений с Маратом. Если бы кто-то попросил показать душу нашей любви, то я показала бы этому человеку секретный пляж.
   Конечно, наша любовь существует не благодаря пляжу, но он играет большую роль.
   Просто есть вещи, которые очень дороги.
   На этом пляже мы с Маратом провели много часов, общаясь друг с другом. Мы разводили костры, запекали картошку в углях, а иногда я была там одна и просто отдыхала от окружающего мира. Это мое Место Силы. Оно мне дорого.
   Например, мама до сих пор хранит флакон духов, которыми душилась, когда пошла на первое свидание с моим папой.
   Она говорит, что когда она сейчас вдыхает остатки аромата духов, которые уже выветрились, то перед ее глазами мгновенно всплывает то свидание и она мысленно переносится на двадцать лет назад.
   Из таких мелочей и состоит любовь, память о ней. Эти мелочи несут с собой атмосферу памятных моментов. И, выходит, мелочи далеко не мелочи… Они словно части мозаики, из которых складывается цельная картина.
   У каждых отношений есть то, без чего невозможно их представить. У нас с Маратом это песни под гитару и секретный пляж.
   У кого-то это, может быть, лавочка, где пара часто сидит, или какой-нибудь клуб.
   После этой мысли меня как током ударило.
   – Уже нет ни песен под гитару, ни пляжа… – прошептала я, вертя в руках молчащий телефон. Я привыкла постоянно получать от Марата сообщения, телефон всегда был будто приклеен к моей ладони. А теперь он молчит. – Выходит, наша дружба разваливается… Неужели все заканчивается?
   Но тут же я взбодрилась. Если разбираться более детально, главное в отношениях – не предметы, а чувства. Чувства у нас есть. Значит, ими можно наполнить другие предметы и места с помощью их сделать памятными.
   Так что не все потеряно.
   Сейчас основная задача – это вернуть Марату вкус к жизни. Нужно, чтобы у него восстановился слух. А еще надо заставить его идти сниматься в фильме.
   – Планы хорошие, но нет самого главного – Марата, – вздохнула я. – Где его искать?..
   Впервые в жизни вокруг меня происходили события, на которые я не имела возможности никак повлиять.
   Как же я ненавижу тех лысых качков! Во всем виноваты они!
   Правда, в том, что киношники нашли пляж, качки не виноваты, но все равно я желаю отыскать их и наказать!
 
   Я сто раз набирала номер Марата, но слышала в трубке одно: «Телефон абонента выключен, попробуйте позвонить позднее».
   Я отбросила мобильник в сторону. Какая от него польза, если он не может дозвониться до Марата?
   Я была дома одна – мама с Оксаной ушли гулять по вечерним улицам Лимонного.
   Я очень хотела увидеть собственными глазами, какого размера катастрофа. Немного успокоившись, я надела шорты, маечку, повязала голову желтой банданой и, сжав кулаки, отправилась на секретный пляж.
   Впрочем, подходит ли ему теперь слово «секретный»?
   Как бы там ни было, я туда пошла.
   Солнце уже погрузилось в море, но сумерки еще не спустились. Это промежуточное время между светом и тьмой очень короткое, на юге оно длится минут двадцать.
   На улицу выходили молодые парочки, они шагали, обнявшись, по тротуарам и ворковали. Люди более старшего поколения сидели на лавочках и вели неспешные беседы. В многочисленных кафе играла музыка, официантки сбивались с ног, выполняя заказы, шашлычники не успевали нанизывать маринованное мясо на шампуры, кто-то уже пел под караоке песню:
 
Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно,
Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино,
Там, под океаном, мы трезвы или пьяны,
Не видно все равно!
 
 
Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
Я тебя успела позабыть…
Мне теперь морской по нраву дьявол,
Его хочу любить!..[2]
 
   Эта песня из фильма «Человек-амфибия» просто классика, как и сам фильм. За один курортный сезон я слышу ее несколько сотен раз. Ее поют в каждом кафе.
   Я не стала заходить на работу к Фулате и в сто первый раз обсуждать произошедшее. Я целенаправленно шла к нашему пляжу.
   Вот закончился цивилизованный пляж. Началась роща. Я вошла в рощу и словно очутилась в другом измерении. Песни под караоке внезапно стали тише, будто за мной захлопнулась дверь, вокруг трещали цикады, что-то скрипело, ухало и потрескивало, было темно из-за густо растущих деревьев и буйной листвы, кроме того, повсюду были непроходимые колючие заросли ежевики. Но я знала тайную тропу, которая быстро выведет из рощи к пляжу. Я очень хорошо здесь ориентируюсь.
   Каждый раз, когда я вхожу в эту рощу, у меня появляется реальное ощущение, что она растет в другом мире.
   А может, это правда так и есть? Что, если именно в этом месте находится разлом между мирами и секретный пляж на самом деле находится в параллельном мире?..
   Надо будет это у мамы спросить. Все равно теперь о пляже знают все. А раньше знали только я и Марат. Даже мама не знала.
   Повсюду одновременно запели сверчки. Я автоматически взглянула на наручные часы. 21.01. Кто-нибудь может объяснить мне этот феномен? За все годы жизни я успела заметить, что сверчки начинают разливаться в трелях ровно в 21.01. Не в 20.59 или в 21.02, а ровно в 21.01. У них что, тоже есть часы?..
   Эта роща очень красивая. Завершается цивилизованный пляж, где стоит множество кафе и навесов с лежаками, и начинается она. Густая и таинственная. Роща заканчивается, выходишь из нее, и перед глазами резко появляется высоченная каменная стена. Эта стена – скалы. Вокруг них в воде разбросаны огромные скользкие валуны. Если пройти через эти валуны по воде, обогнув скалы, то попадаешь на секретный пляж. В мой Эдем.
   Как видите, пляж защищен рощей, валунами и скалами. Но это не помешало людям обнаружить его, катаясь на скутере…
   Итак, я прошла через рощу, вошла в воду и стала пробираться по валунам.
   Сердце билось как сумасшедшее. Мне было страшно увидеть пляж. Интересно, что с ним стало после нашествия съемочной группы?..
   Последние валуны я преодолела с закрытыми глазами, чтобы не увидеть пляж раньше времени.
   Я ощутила под ногами песок. Значит, я уже на берегу. На пляже. Я сделала еще шаг, чтобы выйти из воды, и внезапно поскользнулась на чем-то холодном и колючем.
   Я вскрикнула и упала в воду. Во время падения открыла глаза. И увидела…
   Я чуть в обморок не упала.
   От секретного пляжа осталось одно название.
   Песок лежал не ровным бархатом, как это было раньше, он был весь разворочен десятками ног, которые здесь побывали.
   Везде валялись пластиковые коробки с остатками еды (наверное, это и есть кинокорм), пластиковые вилки, ложки, смятые стаканчики с остатками кофе на донышке, везде были разбросаны использованные пакетики от одноразового чая, окурки, песком были присыпаны арбузные корки, над которыми роем жужжали мухи…
   Я посмотрела себе под ноги, чтобы понять, на чем я поскользнулась, и увидела, что мне под ступни попала смятая алюминиевая банка из-под прохладительного напитка.
   Я бессильно осела прямо в воду и так и осталась сидеть, взирая на все это свинство.
   К волосатому стволу пальмы прилип шелестящий белый пакет, который развевался на морском ветерке, как флаг на корабле. Раньше в этом пакете лежала картошка. Я регулярно пополняла ее запасы, чтобы запекать в углях. Теперь картошку кто-то вытрусил на песок, и она валялась раздавленная.
   Хворост, который я сюда приносила, раньше лежал ровной стопкой под пальмой, а сейчас он был весь разбросан.
   Я вскочила и помчалась к роднику. В журчащей кристальной воде плавали яблочный огрызок и персиковые косточки.
   Я была просто в бешенстве.
   Ну почему надо так мусорить? Откуда такое неуважение к природе?
   Мне казалось, что я даже слышала плач и стоны пляжа, он был очень расстроен из-за того, как с ним обошлись. Я присела на корточки, погладила песок и сказала:
   – Бедненький мой пляжик, не плачь…
   Я зачерпнула горсть песка. Он сыпался сквозь мои пальцы, но мне казалось, что это сыпятся не песчинки, а льются слезы.
   Эти киношники наплевали в душу моря и моих отношений с Маратом!
   У меня не хватало слов, чтобы выразить все, что я испытывала. Чтобы как-то выплеснуть эмоции, я открыла рот и взревела как раненый зверь. Хотя я и на самом деле была всем этим ранена.
   – А-а-а-а-а!.. А-а-а-а-а!.. А-а-а-а-а!..
   После крика, похожего на крик Тарзана, мне стало значительно легче, но заболело горло. Зато я выразила эмоции и могла уже трезво смотреть на царящий вокруг беспорядок.
   Оксана говорит, что сегодня здесь отсняли прекрасную сцену и все отправились отдыхать.
   Как они могут отдыхать, когда здесь такой кошмар? Как у них хватает совести намусорить и уйти? И как они дальше будут здесь снимать, если здесь так грязно? Потом уберут?
   Оксана сказала, что на пляже будут сниматься несколько сцен. Выходит, они сюда еще вернутся.
   Я села на песок у воды и, глядя на смятую банку, думала, что делать дальше и как отсюда отвадить съемочную группу.
   Я не могу прийти на съемки и сказать, чтобы они отсюда убирались. Они меня не послушают. Кто я для них такая? У меня что, есть документы на владение этим пляжем?
   Внезапно мне в голову пришла идея. Я даже повеселела.
   Я сфотографировала замусоренный пляж с разных ракурсов, чтобы потом показать это безобразие Марату.
   Потом начала убирать. Я сгребла в кучу коробки, вилки, ложки, собрала окурки, огрызки, персиковые косточки… Я ладонями, как ситом, просеяла весь песок пляжа, чтобы избавиться от всех окурков до единого. Затем сложила мусор в один из пакетов, который здесь же и валялся. Пляж стал выглядеть приличнее, у меня даже стало как-то чище на душе. Пляж потихоньку приобретал свой первоначальный вид.
   После того как я все это собрала, я взяла хворост и по всему пляжу выложила огромными буквами «ГНЕВ НЕБЕС». Ничего таинственнее и страшнее я не могла придумать.
   Когда съемочная группа придет сюда в следующий раз, им станет не по себе. Я на это надеюсь…
   Оксана говорила, что это райское место. Так вот пусть думают, что высшие силы сами здесь все убрали и написали это сообщение.
   Во всяком случае, никакого другого выхода у меня не было. Я могла только попытаться запугать киношников.
   Но испугаются они или посмеются – это будет видно, когда Оксана вернется с очередных съемок на этом пляже и расскажет о том, что они здесь прочитали и увидели.
   Я замела пальмовой ветвью свои следы, взяла огромный пакет с мусором, взглянула на девственно чистый пляж, на надпись «ГНЕВ НЕБЕС» и пошла домой.
   Телефон Марата был по-прежнему выключен.
   Зачем он так жестоко со мной поступает?.. Я же переживаю!
   Я вышла из густой тихой рощи, и как обычно мне в уши ударило:
 
С якоря сниматься, по местам стоять!
Эй, на румбе, румбе, румбе, так держать!
Дьяволу морскому возьмем бочонок рому,
Ему не устоять!..
 
 
Эй, моряк, ты слишком долго плавал…
 

Глава 8
Подарок шторма

   Следующее утро началось с привычного звонка в милицию. Я настолько надоела Роману Ивановичу, что он раздраженно сказал:
   – Полина, мы сами позвоним вам, когда будет какая-то информация по вашему делу.
   «Хотят от меня отделаться, – поняла я. – Они никогда не позвонят».
   – Роман Иванович, какие у вас прогнозы? – напрямую спросила я. – Только ответьте серьезно: как вы думаете, их найдут?
   Роман Иванович помолчал немного, а потом произнес:
   – Девяносто процентов, что не найдут.
   Мое сердце упало.
   – Почему?
   – Ситуацию усугубляет то, что они, скорее всего, не местные. Вероятно, они уже давно уехали из города… Мы бы их уже обнаружили, если бы они были местные.
   Я поняла: мы проиграли.
   – Я так и думала, – вздохнула я. – Но вы все равно не прекращайте поиски, хорошо?
   – Конечно.
   Было очевидно, что сейчас он положит трубку, но я хотела, чтобы последнее слово осталось за мной:
   – Это дело касается не только нашей драки, но и самой милиции!
   – Вы о чем? – растерялся Роман Иванович.
   – О том, что драка – это одно, а распитие спиртных напитков в общественном месте – другое, – произнесла я. И неожиданно меня понесло: – Они и в этом нарушили закон! Запрещено пить спиртное на улице! Вы должны их найти! Я не понимаю, неужели так сложно отыскать шайку малолетних хулиганов? Вы что-то скрываете от меня! Вы специально их не ищете!
   – Мы постараемся найти, – сухо пообещал Роман Иванович и положил трубку.
   Дело яснее ясного. Милиция не ищет парней потому, что это, по их мнению, бесполезно. Не хочу грешить на милиционеров, которые ведут это дело, но интуиция подсказывала мне, что если поиски и ведутся, то очень вялые.
   Да о чем я говорю? Бывает, что сложнейшие преступления раскрываются за пару дней, а здесь рядовая драка, а они ее расследуют уже восемь дней! Это просто смешно!
   Я уверена, здесь что-то нечисто!
   Мне это все надоело… И еще Марат не берет трубку! Почему он так себя ведет? Чего там думать над жизнью? Надо просто ходить на процедуры и ждать, когда начнет возвращаться слух, вот и все! Надо верить в лучшее и стимулировать выздоровление, а не скрываться и впадать в панику!
   Было раннее утро. До работы оставался еще час. На улице уже светло, но солнце еще не взошло – оно скрывалось за горами.
   Я вышла во двор с чашкой кофе в руках. Благодаря тому что я начинаю работать рано, я имею возможность видеть все прелести утра, когда природа просыпается.
   Немного прохладно, поют птицы, виноград плетется по беседке, наливаются плоды лимона, с моря дует освежающий ветерок, на небе ни облачка… Кофе на воздухе всегда пахнет не так, как в доме. Аромат более насыщенный и яркий.
   Кстати, почему у нас кофе не растет? Надо посадить, вдруг приживется.
   Вроде бы все как обычно, но нет. Все по-другому. Я сидела как на иголках, места себе не находила из-за исчезновения Марата.
   На мощной лозе винограда резвились птицы и пели песни. Они так разливались в своих трелях, пытались перепеть одна другую, что я прямо заслушалась.
   И вдруг резко подумала: я это слышу. А Марат? Он ничего не слышит. Как это страшно – не слышать. Тем более музыканту.
   Вместо злости на Марата меня захлестнула жалость к нему.
   Из-за каких-то лысых отморозков, которые целыми днями пьют пиво и издеваются над окружающими, Марат сейчас находится неизвестно где и ничего не слышит.
   Наверное, для этих парней подобные драки – обычное дело. Я полагаю, они уже и думать забыли про Марата, если, конечно, вообще о нем думали. Они сейчас ведут свой обычный образ жизни: пьют и тягают железо в тренажерном зале. Чтобы потом ходить по улицам, поигрывая мускулами, и цепляться к мирному населению, калеча людям жизни.
   Почему они сейчас живут и здравствуют, а Марат страдает? Почему этим парням все сходит с рук? Ведь я уверена, что Марат – не первый, кто пострадал от них. Почему они до сих пор не попались? Это ненормально! Эти люди не должны спокойно спать, в то время как Марат тщетно пытается услышать пение птиц или звук своей гитары.
   Я не знаю, что сделала бы, если бы сейчас мне кто-нибудь дал в руки эту компанию. Рвала бы и метала. Я бы обязательно засадила их за решетку. Всех пятерых.
   Когда я пришла на работу, Артем, как обычно, спросил:
   – Ну что, есть новости из милиции?
   – Нет, – покачала я головой и пересказала напарнику утренний разговор с Романом Ивановичем.
   – Все понятно, – процедил Артем. – Они не будут их искать.
   – Это было ясно с самого начала.
   И мы начали работать. Опять же, все было как обычно, только когда я смотрела в бинокль на то место, где обычно лежал Марат под зонтом от солнца, в моей душе становилось пусто.
   Я периодически звонила ему, но ответ был прежним: «Телефон абонента выключен, попробуйте позвонить позднее».
   И я звонила позднее. И снова слышала совет позвонить позднее.
   Звонила Фулата. Мы обсуждали одно и то же: милиция бездействует, Марата нет, Ванина губа зажила.
   – Я надеюсь, что преступники продадут кому-нибудь перстень Ванин, и покупатель сообщит в милицию об этом, – сказала Фулата.
   – Фулата, подруга, спустись на землю! Кто там будет сообщать? Это же не раритет украли, который стоит миллиард долларов, чтобы милиция сообщала о нем в скупку драгоценностей!
   – Да, ты права…
   После обеда на пляже возникло оживление. Многие люди стали по очереди ходить куда-то в правую сторону набережной и возвращались оттуда восхищенные. Я пыталась разглядеть в бинокль, что там происходит, но не видела ничего, кроме толпы людей, которые кольцом что-то окружили.
   – Я схожу на разведку, – предупредила я Артема и спустилась с вышки.
   – Давай! – крикнул Артем сверху. – Если там что-то интересное, потом я тоже схожу!
   Я вышла с пляжа и пошла в правую сторону мимо бесчисленных кафе, аттракционов, прибрежных гостиниц.
   И вот я увидела толпу. Царило оживление, ажиотаж.
   «Что там происходит?» – удивилась я и стала проталкиваться к эпицентру.
   Вдруг я увидела оцепляющую ленту и съемочную площадку.
   Все понятно – здесь снимают фильм.
   Стояло несколько камер, за которыми находились операторы, под различными углами располагались осветительные лампы, туда-сюда ходили разные люди. Они постоянно что-то поправляли, давали кому-то команды, ругались. Работа шла безостановочно, как в муравейнике. На ушах каждого такого работника висело устройство хенд-фри. Кроме того, у всех были рации. Эти люди были похожи на секретных агентов, которые постоянно переговариваются, сообщают друг другу информацию, дают какие-то команды.
   Посередине площадки стояли актеры. Две женщины. Я узнала Оксану и Людочку Степнову. Они держали листы со сценарием, повторяли текст, репетировали, а вокруг крутились гримеры, поправляли им грим и прически.
   Я смотрела на все это и чувствовала трепет. Надо же, вот здесь, перед нами, снимается одна из сцен фильма, который скоро увидят миллионы зрителей! Мы собственными глазами наблюдаем то, чего не покажут: как гримеры пудрят актеров, как Людочка ищет пропавший лист сценария, как вокруг них ходят работники съемочной группы. Кажется, что вокруг царит хаос, но каждый из этих людей знает свою задачу. Это – четко налаженный механизм. И если не будет какой-то одной детали, все пойдет кувырком.
   Это свой мир. Мир кино.
   На экране все будет красиво и естественно. Не будет видно закадровых работников. На изображение наложат музыку, смонтируют, и появится полноценный фильм.
   – Я вас умоляю, вы можете не собираться толпой вокруг актеров? – молил нас, зевак, какой-то измученный мужчина в футболке, с которого градом лился пот. – Уйдите из кадра, прошу вас! Вы понимаете, что если вы будете толпиться вокруг актеров, то в кадре это будет выглядеть неестественно? С актерами пообщаетесь потом, когда отснимем сцену!
   Мы послушно разошлись. Но через минуту набралась новая толпа, и мужчина снова начал просить рассосаться.
   Я подозрительно смотрела на многочисленных работников съемочной группы и думала: «Интересно, кто из них бросил огрызок в мой родник? Только попадись мне!»
   Какая-то особо рьяная фанатка Людочки перепрыгнула через оцепляющую ленту и рванула к актрисе с блокнотом и ручкой:
   – Пожалуйста, дайте автограф! Я вас обожаю!
   Потный мужчина чуть сознание не потерял от этой сцены и помчался к девушке:
   – Что вы себе позволяете? Немедленно уйдите со съемочной площадки!
   – Цыц! – прикрикнула на него Людочка и принялась отчитывать его как мальчишку: – Олег, наберись терпения! Будь человечнее и добрее!
   Раздраженный замотанный Олег не мигая смотрел на Степнову, наверное, желая ответить ей что-нибудь язвительное, но сдержался и отошел в сторону.
   – Надо любить всех людей, – назидательно промолвила Людочка-Инга, расписываясь в блокноте. Девушка попросила кого-то сфотографировать ее с Людочкой. Людочка обняла фанатку и мило улыбнулась в объектив.
   Она была само очарование.
   Оксана оторвалась от чтения сценария и посмотрела на Людочку таким же взглядом, каким только что смотрел на нее Олег. На лице Оксаны появилось скептическое выражение, и она вновь углубилась в сценарий.
   Я усмехнулась. Наверное, Оксана вспомнила, как Людочка порезала ее туфли и бросила куриные кости под дверь. И после этого Людочка смеет говорить о любви к окружающим и о человечности?
   Я могу только поаплодировать Оксане, что она этого не сказала вслух.
   Вдруг Оксана подняла глаза, и мы встретились с ней взглядом. Улыбнулись друг другу.
   Оксана подошла ко мне и шепнула на ухо:
   – Нет, ты это слышала? «Будь человечнее и добрее»!
   На меня тут же завистливо посмотрела вся толпа. Всем стало интересно, кто я такая и почему со мной разговаривает сама Оксана Романова.
   Честно говоря, я не понимала такой реакции. Может, потому, что я привыкла к знаменитостям. После того как мама стала известной ясновидящей, у нас в гостях часто стали появляться разные звезды. И еще Оксана иногда привозила к нам своих подруг, которые тоже были известны публике.
   Трудно трепетать перед людьми, которых застаешь у себя на кухне, когда они едят или помогают маме варить варенье. А когда потом видишь их по телевизору, прежнее восхищение куда-то исчезает. Но не из-за какого-то разочарования, нет! Просто понимаешь, что знаменитости – такие же люди, как и мы.
   Какой-то мужчина позвал Оксану. Она подмигнула мне и вернулась к Инге. Гримеры и другие работники разбежались в разные стороны, освободив площадку, забрали у Оксаны и Людочки сценарий, Олег каким-то образом уговорил толпу разойтись, и началась съемка сцены.
   Я вернулась на свою вышку. Артем загорелся желанием увидеть, как снимают кино, и помчался на площадку.
   Я снова принялась скучать.
   Солнце стояло в зените и нещадно пекло. Я не могла и двух минут находиться на солнце и все время заходила под навес.
   Я смотрела вокруг и удивлялась отдыхающим: зачем приходить на пляж в самую жару? Это вредно! В обед солнечная радиация гораздо выше, чем утром и вечером. Людей было так много, что торговцы едой ходили не по пляжу, а по воде. Не то что яблоку было негде упасть – маковому зернышку!
   Стоял невыносимый зной, к тому же полный штиль, волн не наблюдалось абсолютно. Вода была теплая, прямо горячая, у самого берега плавали медузы. Медуз было очень много. Не море, а каша из медуз. Это признак шторма.
   Я натерлась солнцезащитным кремом, взяла мегафон и сказала:
   – Уважаемые отдыхающие! Не сидите долго под солнцем, окунайтесь в воду как можно чаще. Располагайтесь в тени под зонтами или под крытыми тентами, иначе есть риск получить солнечный удар.
   Я отложила мегафон, взяла бинокль и по привычке направила его в сторону места Марата, но моего друга там по-прежнему не было… После моих предупреждений в мегафон он всегда поворачивался в мою сторону и улыбался.
   Но сегодня на месте Марата лежала на полотенце какая-то девушка, явно из отдыхающих, и читала детектив.
   Вернулся Артем. Его всего распирало от восторга. Он полтора часа не умолкая делился впечатлениями от того, что увидел, как снимают кино, и посмотрел на актеров.
   День тянулся как резина. Солнце пекло. Вода даже не колыхалась.
   Но медузы у берега никогда не обманывают: вскоре подул ветер с моря, небо затянули тучи, море стало волноваться. Заметно похолодало.
   Волны становились все выше и выше. Я без остановки предупреждала людей о том, что сейчас опасно заходить в море и лучше переждать волны, сидя на берегу.
   Мы с Артемом постоянно смотрели в бинокль на море, пытаясь увидеть отдыхающих, которые не могут выплыть на берег.
   В какой-то момент я почувствовала тревогу. Пока что все было нормально, но я явственно ощущала волнение. Это чувство никогда меня не подводит. Значит, нужно особенно тщательно следить за морем: скоро кто-то будет тонуть, и мне надо будет как можно быстрее успеть к нему на помощь. Это можно сделать двумя способами: на катере или вплавь. Мы огораживаем зону для катера буями и просим людей не плавать вокруг, но нас мало кто слушает. Поэтому катер мы используем редко, ведь пока разгонишь людей в стороны, пройдет много времени. Если же людей вокруг зоны катера нет, то мы едем к утопающему на катере.