Страница:
Лукас покачал головой.
– Для меня там нет ничего интересного. Я советую тщательно все прикрыть. Расставь своих помощников, чтобы они не пускали туда любопытных и отгоняли койотов, пока не приедут ребята из Мэдисона.
– Хорошо. На самом деле я мог бы сделать это и отсюда, но… Тут дело в политике, – В его голосе появились извиняющиеся интонации, – В течение следующих дней мне придется провести там много времени.
Лукас кивнул.
– В Городах-близнецах все точно так же.
– А что ты думаешь насчет Фила?
– Не знаю, – ответил Лукас.
Где-то вдалеке кто-то включил цепную пилу. Оба повернулись на звук и стали всматриваться в том направлении, но увидели только гараж и освещенный двор. Жужжание пилы стало раздражающим фоном их разговора.
– Вопрос времени по-прежнему остается. Миска из-под глазури не настолько важная улика, чтобы полностью исключить его из числа подозреваемых. Но кто знает? Возможно, был сильный порыв ветра и снег с крыши за две минуты засыпал тело Лакорта.
– Такое тоже может быть, – согласился шериф.
– Эта история про баптистов… насколько там все серьезно? – спросил Лукас.
– Серьезнее, чем он считает, – ответил Карр, – Что ты знаешь про пятидесятников?
– Ничего.
– Они верят в непосредственное общение с Господом. Католическая церковь учит, что только она является надежным толкователем Божественного слова, и не признает идею прямого контакта. Слишком много дурного произошло из-за этого раньше. Но некоторые католики – и их число постоянно растет – считают, что человек может иметь такой опыт.
– Хм.
Лукас не очень понял, о чем, собственно, речь.
– Баптисты полагаются на непосредственное общение с Богом. Кое-кто из местных католиков-пятидесятников – Клаудиа принадлежала к их числу – твердит о необходимости объединения с баптистами, чтобы вместе поклоняться Святому Духу.
– Такое впечатление, что это серьезная проблема, – откликнулся Лукас.
Почувствовав, что холод начинает пробираться под парку, он пошевелил плечами.
– Никто не станет убивать из-за этого, если только в их ряды не затесался какой-нибудь маньяк, о котором я не знаю, – сказал шериф, – Фил переживал из-за того, что Клаудиа общалась с баптистами, но они были друзьями.
– А Фрэнк дружил с Бергеном?
– Фрэнк был чиппева, – ответил Карр, потопал ногами и посмотрел в ту сторону, откуда раздавалось жужжание пилы, – Он считал христианство забавным. Впрочем, у них с Филом были вполне приличные отношения.
– Ясно.
– И что ты собираешься сейчас делать? – спросил Карр.
– Сниму номер в мотеле. Я прихватил с собой одежду на пару дней. Завтра утром составим план действий. Ты выберешь людей, а я им все объясню. Нам потребуется четыре или пять человек. Необходимо поговорить с друзьями Лакортов, с ребятами в школе, кое с кем в резервации. И я хотел бы пообщаться с теми парнями с пожарной станции.
– Понятно. Тогда увидимся утром, – Карр направился к своему автомобилю, бормоча себе под нос: – Господи, какой бардак.
– Слушай, шериф…
Карр обернулся.
– Что?
– Пятидесятники. Я не хочу выглядеть невежливым, но вообще-то… Это какие-то сектанты?
Немного помедлив, Карр кивнул.
– Нуда.
– А откуда ты так много знаешь о них?
– Я принадлежу к их числу.
Глава 05
– Для меня там нет ничего интересного. Я советую тщательно все прикрыть. Расставь своих помощников, чтобы они не пускали туда любопытных и отгоняли койотов, пока не приедут ребята из Мэдисона.
– Хорошо. На самом деле я мог бы сделать это и отсюда, но… Тут дело в политике, – В его голосе появились извиняющиеся интонации, – В течение следующих дней мне придется провести там много времени.
Лукас кивнул.
– В Городах-близнецах все точно так же.
– А что ты думаешь насчет Фила?
– Не знаю, – ответил Лукас.
Где-то вдалеке кто-то включил цепную пилу. Оба повернулись на звук и стали всматриваться в том направлении, но увидели только гараж и освещенный двор. Жужжание пилы стало раздражающим фоном их разговора.
– Вопрос времени по-прежнему остается. Миска из-под глазури не настолько важная улика, чтобы полностью исключить его из числа подозреваемых. Но кто знает? Возможно, был сильный порыв ветра и снег с крыши за две минуты засыпал тело Лакорта.
– Такое тоже может быть, – согласился шериф.
– Эта история про баптистов… насколько там все серьезно? – спросил Лукас.
– Серьезнее, чем он считает, – ответил Карр, – Что ты знаешь про пятидесятников?
– Ничего.
– Они верят в непосредственное общение с Господом. Католическая церковь учит, что только она является надежным толкователем Божественного слова, и не признает идею прямого контакта. Слишком много дурного произошло из-за этого раньше. Но некоторые католики – и их число постоянно растет – считают, что человек может иметь такой опыт.
– Хм.
Лукас не очень понял, о чем, собственно, речь.
– Баптисты полагаются на непосредственное общение с Богом. Кое-кто из местных католиков-пятидесятников – Клаудиа принадлежала к их числу – твердит о необходимости объединения с баптистами, чтобы вместе поклоняться Святому Духу.
– Такое впечатление, что это серьезная проблема, – откликнулся Лукас.
Почувствовав, что холод начинает пробираться под парку, он пошевелил плечами.
– Никто не станет убивать из-за этого, если только в их ряды не затесался какой-нибудь маньяк, о котором я не знаю, – сказал шериф, – Фил переживал из-за того, что Клаудиа общалась с баптистами, но они были друзьями.
– А Фрэнк дружил с Бергеном?
– Фрэнк был чиппева, – ответил Карр, потопал ногами и посмотрел в ту сторону, откуда раздавалось жужжание пилы, – Он считал христианство забавным. Впрочем, у них с Филом были вполне приличные отношения.
– Ясно.
– И что ты собираешься сейчас делать? – спросил Карр.
– Сниму номер в мотеле. Я прихватил с собой одежду на пару дней. Завтра утром составим план действий. Ты выберешь людей, а я им все объясню. Нам потребуется четыре или пять человек. Необходимо поговорить с друзьями Лакортов, с ребятами в школе, кое с кем в резервации. И я хотел бы пообщаться с теми парнями с пожарной станции.
– Понятно. Тогда увидимся утром, – Карр направился к своему автомобилю, бормоча себе под нос: – Господи, какой бардак.
– Слушай, шериф…
Карр обернулся.
– Что?
– Пятидесятники. Я не хочу выглядеть невежливым, но вообще-то… Это какие-то сектанты?
Немного помедлив, Карр кивнул.
– Нуда.
– А откуда ты так много знаешь о них?
– Я принадлежу к их числу.
Глава 05
Утро выдалось пронзительно-холодным. Тучи расступились, и косые ослепительные лучи солнца пробились сквозь сосны, окружающие мотель. Все тело Лукаса затекло после ночи, проведенной на короткой кровати со слишком большой подушкой. Он застегнул молнию на парке, натянул перчатки и вышел на улицу. В лицо, еще теплое и гладкое после бритья, словно пощечина, ударила волна ледяного воздуха.
Старая часть Гранта стояла на холме на противоположной стороне шоссе – маленькие серые домики с бельевыми веревками, засыпанными снегом, на задних дворах. Дрожащие столбики серого древесного дыма поднимались к небу из двухсот жестяных труб, и пронзительный запах горящего дуба разгуливал по городу, точно грязный бродяга.
Лукас рос в Миннеаполисе и учился рыбачить на городских берегах Миссисипи, в тени заводских труб, линий электропередач и мостов с шестиполосным движением. Жизненное пространство на грязных отмелях реки принадлежало канистрам из-под бензина, старым покрышкам и дохлым карпам. Когда, повзрослев, Лукас стал зарабатывать приличные деньги, он купил домик на берегу тихого озера в округе Нортвудс, штат Висконсин, и только тогда узнал, что такое жизнь в маленьких городках.
Преимущества и недостатки того, что все знают всех. Разговоры с людьми, именами чьих предков названы дороги, озера и целые городки, с людьми, которые зарабатывают на жизнь в лесах, сопровождая туристов, выращивают рождественские елки, ловят сетями чукучанов и раков для наживки.
Не Миннеаполис, но ему здесь нравилось.
Лукас зевнул и направился к своему внедорожнику, щурясь на солнце и чувствуя, как под ногами скрипит выпавший ночью снег. С левой стороны ощущалась приятная, хорошо знакомая тяжесть; надевать кобуру на пояс, когда ты в парке, не слишком практично, поэтому он сунул свой пистолет в наплечную кобуру. Ощущение от этого было правильное. Лукас очень давно не носил оружия. Он прикоснулся к язычку молнии парки левой рукой, сдвинул ее вниз на дюйм и улыбнулся самому себе. Репетиция. Впрочем, он не нуждался в тренировках подобного рода.
Округ Оджибве – это совсем не Миннеаполис. Если кто-то захочет напасть на него здесь, он прихватит с собой охотничье ружье или дробовик, а не какую-нибудь мелочь вроде двадцать второго калибра. А если кто-то решит разобраться с ним при помощи винтовки с оптическим прицелом 0,30–06, от его пистолета пользы не будет никакой. И все же он чувствовал себя прекрасно. Он снова прикоснулся к язычку молнии левой рукой и мысленно засунул правую за пазуху.
Его внедорожник всю ночь простоял на жестоком морозе, но у мотеля имелись специальные столбики с розетками, к которым можно было подсоединить провод и включить зажигание. Лукас вытащил шнур из розетки на столбике и в машине, бросил его на заднее сиденье, завел мотор и оставил его прогреваться, а сам отправился в офис мотеля за бесплатной чашкой кофе.
– Холодно, – сказал он хозяину.
– Если еще немного похолодает, мне придется занести внутрь мою медную обезьяну[6],– ответил тот. Он повторял эту шутку все утро, – Возьмите сладкий рогалик. Они у нас особенные.
– Спасибо.
Холодный воздух продолжал вытекать из вентиляционных отверстий печки, когда Лукас вернулся к машине, держа в руках кофе и рогалик. Он выключил вентилятор и поехал в город.
Он считал, что возможны две версии убийства Лакортов. Первая: с ними расправился чужак, заезжий грабитель, выбравший их дом из-за того, что он стоит на отшибе. Вторая: их убили по какой-то конкретной причине. Пожар говорил о том, что такая причина была. Грабитель затащил бы Фрэнка внутрь, запер дверь, погасил свет и исчез. Тела были бы обнаружены только через несколько дней. Но тот, кто устроил пожар, не мог уйти от дома дальше чем на пятнадцать или двадцать минут.
Если поджог устроил кто-то из местных, значит, либо он псих пироман (что маловероятно), либо он хотел спрятать что-то, указывающее на личность убийцы. Отпечатки пальцев. Семенную жидкость. Какую-то вещь. Или целью пожара было запутывание следов?
Из револьвера, который Лукас нашел около тела Клаудии, не стреляли. Значит, Лакорты знали, что происходит что-то необычное, но не стали звонить в «девять-один-один». Ситуация выглядела двусмысленной. Хм…
И девочка с отрезанным ухом. Видимо, ее допрашивали. Еще одно указание на то, что происходило нечто из ряда вон выходящее.
Лукас вспомнил ухо в пластиковом мешке. Карр наклоняется, и его тошнит, потому что он – обычный человек, такой же, каким прежде была дочь Лакортов. Вчера в это время она еще была жива, болтала с друзьями по телефону, смотрела телевизор, примеряла наряды. Строила планы. А сейчас это обгоревший труп.
Для Лукаса она была абстракцией, просто жертвой. Значит ли это, что он не такой, как остальные? Он криво улыбнулся: эта мысль смахивала на самоанализ, а он старался избегать подобных вещей, считая, что они вредны для здоровья.
Впрочем, по правде говоря, Лукас не слишком жалел Лизу Лакорт. Он видел чересчур много мертвых детей: новорожденных младенцев в мусорных контейнерах, убитых собственными родителями; крошечных малышей, избитых и искалеченных; тринадцатилетних подростков, которые стреляли друг в друга с энтузиазмом, позаимствованным у киношных героев. Но нельзя сказать, что взрослые намного лучше. Жены убивают голыми руками, мужья – молотками, гомосексуалисты в приступе ревности режут своих любовников на куски. И через какое-то время все становится безразлично.
«С другой стороны, – подумал он, – а если бы это была Сара…» Он сжал губы в прямую жесткую линию. Для Лукаса его дочь и картины насилия, виденные им за годы службы, были понятиями несовместимыми. Они просто не могли существовать рядом. Но Саре скоро в школу, значит, она выйдет в большой мир.
Костяшки его пальцев на руле побелели. Он прогнал эту мысль и посмотрел в окно.
Главная улица Гранта представляла собой три квартала слегка потрепанных витрин магазинов, стоящих близко друг к другу, как в маленьком городке на Диком Западе. Сочетания, которые показались бы странными в любом другом месте, были типичными для Нортвудса: прачечная самообслуживания, книжный магазин и бар, лавка индейских сувениров и компьютерный магазин, спутниковые тарелки и мастерская водопроводчика. Далее шли две пекарни, мебельный магазин, несколько страховых контор и агентств недвижимости, парочка адвокатов. Суд округа разместился в низком несуразном строении из плитняка и стали в самом конце главной улицы. На парковке позади него Лукас заметил несколько внедорожников со значком офиса шерифа и направился прямо к ним. В месте, отведенном для посетителей, стоял «бронко» с незнакомым ему логотипом «EYE-З».
Наружу вышел помощник шерифа, кивнул Лукасу, сказал: «Доброе утро» – и вежливо придержал дверь.
Приемная находилась за второй дверью. На стенах висели наполовину свернувшиеся плакаты «Решайся!», призывающие покончить с наркотиками; воздух был пропитан запахом застарелого табачного дыма и нервозности. Журналистка и оператор развалились в креслах из зеленого ледерина, испещренного ожогами от сигарет и изрезанного чем-то вроде бритвы. Журналистка красила губы, держа в руках золотистую пудреницу и маленькую красную кисточку. Когда Лукас вошел, она подняла голову, и они кивнули друг другу. В стене напротив была стальная дверь с окошком из пуленепробиваемого стекла. Заглянув за него, Лукас увидел пустой стол и нажал на кнопку вызова, расположенную рядом с окном.
– Это их только разозлит, – сказала журналистка.
У нее было худое лисье лицо с крошечным подбородком, большие глаза и широкие скулы, как будто ее специально вырастили для телевидения. Она потерла губы друг о друга, затем резко захлопнула пудреницу, бросила ее в сумочку и задумчиво улыбнулась Лукасу. Оператор дремал.
– Слушайте, а вы, ребята, откуда будете? – спросил Лукас.
Журналистка была симпатичной, с живыми глазами и заученным выражением на лице, словно всеамериканская гейша наших дней. «Уэзер не смогла бы работать на телевидении. У нее слишком необычное лицо, – подумал Лукас, – Впрочем, из нее получилась бы кинозвезда».
– Милуоки, – ответила она, – Вы из «Стартрибьюн»?
Он покачал головой, не открывая ей ничего.
– Коп?
Журналистка подобралась.
– Заинтересованный наблюдатель, – ответил Лукас, улыбнувшись, – Тут много репортеров?
– Думаю, да, – сказала она, и по ее лицу пробежала тень, – Я слышала, как ребята из Восьмого канала переговаривались по радио, так что они наверняка где-то здесь. И мне говорили, что вчера ночью приехала команда из «Стар трибьюн». Наверное, отправились на озеро. Вы из группы мэдисонских экспертов?
– Нет, – ответил Лукас.
За стеклом появилась раздраженная женщина средних лет. Внимательно присмотревшись, она спросила:
– Дэвенпорт?
– Да.
У журналистки были духи со слабым фруктовым ароматом.
– Сейчас я вас впущу, – сказала женщина.
– ФБР? – не унималась журналистка.
– Нет.
Женщина по другую сторону двери нажала на кнопку. Когда Лукас вошел внутрь, журналистка бросила ему вслед:
– Скажите шерифу Карру, что мы все равно сделаем выпуск новостей, вне зависимости от того, станет он с нами разговаривать или нет.
Офис занимал угловое помещение, окна которого выходили на парковку, гараж округа и покрытую патиной статую пехотинца времен Первой мировой войны. На бежевых стенах висели десятки фотографий Карра с другими политиками, три декоративные тарелки, диплом бакалавра университета штата Висконсин в городе Ривер-Фоллз и две фотографии марок, изображающих рыб, с настоящими марками на подушечках под ними. На одном краю огромного стола из орехового дерева стояли лазерный принтер, компьютер и необычный синий телефон с тридцатью кнопками. Шериф сидел за столом и мрачно смотрел мимо магнитофона на Лейси.
– У вас там репортеры, – сказал Лукас, прислонившись к косяку двери.
– Они как оленьи клещи, – проговорил Карр, подняв голову, – Доброе утро. Входи.
– От клещей можно заработать только болезнь Лайма, – сказал помощник шерифа, – А репортеры без проблем поджарят тебе задницу.
– Может, разрешить им сфотографировать дом Лакортов? – спросил Карр у Лукаса, – Они меня замучили своими просьбами.
– Почему бы и нет, – пожал плечами Лукас.
Он вошел в кабинет, сел в кресло для посетителей и поерзал, устраиваясь поудобнее.
Карр почесал голову.
– Не знаю, мне это кажется неправильным.
– Послушай, это все ерунда, – сказал Лукас, – Сам подумай, изображение сгоревшего дома не имеет никакого значения. Особенно для тех, кто живет в Милуоки.
– Хм… – неуверенно протянул шериф.
– На твоем месте я бы нарисовал небольшую карту участка Лакортов и передал ее журналистам с пометками, где лежали тела и так далее, – посоветовал Лукас, – Это тоже не принципиально, но они будут думать, что ты отличный парень. И оставят тебя в покое.
– Это мне не помешало бы, – согласился Карр и снова почесал в затылке, раздумывая над предложением.
– Ребята из Мэдисона приехали? – спросил Лукас.
– Два часа назад, – ответил помощник шерифа, – Они работают в доме.
– Хорошо, – кивнул Лукас, – И как там все выглядит?
– Как и ночью. Только гораздо уродливее. Под головой Фрэнка обнаружили комок замерзшей крови размером с молочный кувшин. Они собираются увезти тела примерно через час, но говорят, что потребуется пара недель, чтобы обработать весь дом.
– Надо поторопить их: там находится нечто важное, иначе убийца не стал бы устраивать пожар, – раздраженно произнес Лукас.
Две недели? Невозможно. Информация требовалась немедленно.
– Что еще нового?
– Нам тут позвонили, – сообщил ему Карр.
Он потянулся через стол и нажал на кнопку воспроизведения магнитофонной записи. Сначала зазвучала музыка. Женщина пела что-то в стиле кантри, затем они услышали мужской голос: «Скажите придуркам из ФН, чтобы они отстали от белых женщин, иначе получат то же, что и Лакорт».
Лукас выпятил нижнюю губу и покачал головой: это бред собачий.
Музыка зазвучала громче, словно кто-то отодвинулся от телефона, а потом послышался другой голос: «Выдайте им упаковку из шести банок “Шлица” и отправьте в Чикаго к ниггерам».
Снова музыка, потом несколько неразборчивых слов, раскатистый хохот, щелчок и тишина.
– Они позвонили в «девять-один-один», где имеется автоматический определитель номера. Оказалось, что это телефон-автомат в «Легион-холле». Там было около пятидесяти человек. По большей части пьяных, – сказал помощник шерифа.
– Это и звучит как пьяные бредни, – подтвердил Лукас.
Пустая трата времени.
– А что такое ФН? Резервация?
– Да. Форе-Нуар, – ответил Карр. Он произнес это как «Фор-Э-Нва», – Дело в том, что еще до наступления вечера о звонке узнает весь город. Девушка в центре сообщений разболтала о нем по всему зданию суда. Здесь скоро появятся парни из племени. Нам придется поставить в известность ФБР. Вероятность нарушения гражданских прав.
– О нет! – застонал Лукас, закрыв глаза, – Только не федералы!
– У нас нет выбора, – возразил шериф, качая головой, – Я постараюсь, чтобы они не вмешивались в расследование, но бьюсь об заклад, что они примчатся к выходным.
– Расскажи ему про вендиго, – попросил Лейси.
– В резервации ходят разговоры о том, что зимой появится вендиго, – сказал Карр, еще больше помрачнев.
– Я слышал о них, – ответил Лукас, – Но не знал…
– Духи-людоеды, которые бродят среди снегов и пожирают людей, – пояснил Лейси, – Если ты увидишь одного такого, прихвати с собой для допроса.
Они с Карром рассмеялись.
– Похоже, у нас начинается истерика, – сказал шериф и, повернувшись к Лукасу, добавил: – Мне вообще не удалось заснуть. Я выбрал шесть человек, которые будут работать с тобой. Наши лучшие люди. Они в столовой. Ты готов?
– Да, пошли.
Помощники шерифа расположились за полудюжиной расшатанных столов. Они пили кофе и жевали печенье, внимательно разглядывая Лукаса. Карр указывал на каждого и называл имена. Пятеро были в форме, шестой, старше остальных, – в джинсах и толстом свитере. Слева на ремне у него висел автоматический пистолет, так чтобы его было удобно выхватывать.
– Джин Климпт, следователь, – представил его шериф, – Ты видел его ночью в доме.
Климпт кивнул. Его лицо было испещрено морщинами и походило на кусок плавуна в озере, глаза внимательные, настороженные.
Лукас кивнул в ответ, затем окинул взглядом комнату. Карр сказал, что он собрал здесь лучших людей департамента. Все, кроме двоих, были коренастыми белыми мужчинами. Один из этих двоих – индеец. Второй – следователь Климпт, худой, точно громоотвод.
– Ночью мы с шерифом разработали несколько вариантов подхода к проблеме, – начал Лукас, – Сегодня мы будем опрашивать разных людей. Я беру на себя пожарных, которые первыми приехали к дому. Кроме того, нам нужно найти близких друзей Лакортов, одноклассников их дочери и тех, кто входит в религиозную группу, членом которой являлась Клаудиа Лакорт.
Они совещались двадцать минут, разделяя обязанности. Климпт взял двух помощников, чтобы заняться поисками друзей Лакортов, а также пообещал выяснить у представителей племени, не было ли у Лакорта проблем на работе в казино. Еще двое – Рассел Хинкс и Дастин Бейн, Расти и Дасти, – отправятся в школу. Последний человек шерифа обойдет все дома, стоящие вдоль озерной дороги, и узнает, не видел ли кто-нибудь чего-либо необычного перед пожаром. Ближайших соседей Климпт опросил предыдущим вечером.
– Я буду весь день на связи, – сказал Лукас, – Если обнаружите что-нибудь стоящее, звоните. Меня интересуют даже самые незначительные мелочи.
Когда полицейские потянулись к выходу, надевая на ходу куртки, Карр повернулся к Лукасу и сказал:
– Прежде чем ты уйдешь, тебе нужно заняться кое-какими бумагами, чтобы официально закрепить твой статус.
– Хорошо.
Лукас последовал за шерифом в коридор и, когда они отошли туда, где их не могли услышать, спросил:
– А этот Климпт… он будет со мной работать? Или мне следует ждать проблем?
– С какой стати они должны быть? – поинтересовался Карр.
– Я выполняю работу, которую должен был получить.
– Джин не такой, – покачав головой, сказал шериф, – Совсем не такой.
Отец Фил ввалился в коридор, огляделся по сторонам, заметил Карра и крикнул:
– Шелли!
Карр остановился и оглянулся. Берген был в непродаваемых штанах, трехслойной парке, оранжевой охотничьей шапке «Дэй-гло», лыжных перчатках и тяжелых теплых сапогах. Больше всего он походил на закутанного лесоруба, а не на священника.
– Фил, как ты?
– Тебе лучше знать, – резко проговорил Берген, стянул перчатки и принялся на ходу похлопывать ими по ноге, – Весь город твердит одно и то же. «Это сделал Берген. Он убил Лакортов». На утреннюю службу пришла половина прихожан. Мне повезет, если завтра будет столько же.
– Фил, я не знаю… – начал шериф.
– Не морочь мне голову, Шелли, – перебил священник, – Это все просочилось из твоего офиса. Я – главный подозреваемый.
– Если это идет отсюда, я положу конец слухам, потому что не ты главный подозреваемый, – сказал Карр, – У нас вообще нет подозреваемых.
Берген посмотрел на Лукаса. Нижняя губа священника дрожала. Он покачал головой и снова повернулся к шерифу.
– Ты немного опоздал, Шелли, и вот что я тебе скажу: я этого терпеть не собираюсь. У меня есть репутация, а ты и твой наемный громила подрываете ее, – Он снова взглянул на Лукаса, потом на Карра, – Это называется клевета или диффамация.
Шериф взял его под руку.
– Идем в мой кабинет, Фил, – Повернувшись к Лукасу, Карр сказал: – По коридору до конца, спроси Хелен Аррис.
Хелен Аррис, секретарю, можно было дать и сорок, и шестьдесят. У нее были роскошные волосы, она жевала резинку и обращалась к Лукасу не иначе как «дорогуша». Вся процедура заняла пять минут. Когда они закончили с бумагами, Аррис сфотографировала Лукаса «Полароидом», вложила снимок в пластиковый конверт, поместила его под горячий пресс, подождала десять секунд и вручила ему новенькое удостоверение.
– Будь осторожен, – сказала она, как героиня полицейского телесериала.
Лукас забрал из машины свой блокнот и решил сходить в скобяной магазин Гранта, который находился через квартал в сторону шоссе. День предстоял длинный. Нужно раскрыть эти убийства за неделю. И чем больше удастся узнать на первом этапе расследования, тем больше шансов на успех.
Магазинчик размером со шкаф, в котором торговали книгами и газетами, расположился на углу, и Лукас зашел туда, чтобы купить «Уолл-стрит джорнал». Миновав лавку, где продавались футболки, мастерскую по ремонту обуви и одну из пекарен, в середине квартала он перешел на другую сторону, к магазину скобяных изделий. На витрине красовались снегоочистители, несколько видеомагнитофонов и оранжевые пластмассовые санки. Лукас открыл дверь, звякнул колокольчик, и в воздухе повеяло ароматом горячего кофе. На деревянном табурете за кассой сидел мужчина, читал журнал «Пипл» и пил кофе из большой фарфоровой кружки. Лукас подошел к прилавку, чувствуя, как под ногами скрипят старые дубовые половицы.
– Дик Вестром?
– Это я, – ответил мужчина за прилавком.
– Лукас Дэвенпорт. Я…
– Детектив.
Вестром поднялся и наклонился над прилавком, чтобы пожать Лукасу руку. Он оказался крупным, фунтов на пятьдесят тяжелее нормы даже при его росте, со светлыми седеющими волосами и большими коровьими глазами водянистого цвета, которые он отводил от Лукаса. Хозяин кивком показал на другой стул, стоящий в конце прилавка.
– Моя помощница вышла. перекусить, и, кроме меня, никого нет. Мы можем поговорить прямо здесь, если вы не против.
– Я не против, – Лукас снял куртку, обошел прилавок и сел, – Я хочу точно знать, что произошло вчера ночью, все по порядку.
Вестром обнаружил тело Фрэнка Лакорта, фактически споткнувшись о него, когда тянул шланг из пожарной машины.
– Вы не сразу увидели, что он там лежит? – спросил Лукас.
– Нет. Свет был только от огня, он мерцал, а тело Фрэнка покрылось слоем снега, – ответил Вестром с заговорщическим видом, почти не разжимая губ, как будто делился секретом в тюремном дворе, – Когда я оказался рядом с ним, труп нельзя было не заметить, но с расстояния в несколько футов… Проклятье, его вообще не было видно.
– И в этот момент вы поняли, что там есть погибшие?
– Ну, я подумал, что внутри может кто-то находиться. Видите ли, там был запах… Мы почувствовали его сразу же, как только приехали туда. Дуэйн сказал что-то вроде: «Там мертвец».
Хозяин магазинчика повторил, что священник проехал мимо пожарной станции за несколько секунд до сигнала тревоги.
– Послушайте, я ничего не имею против Фила Бергена, – пробормотал он, искоса поглядывая на Лукаса, – Шелли Карр вчера пытался раздвинуть временные рамки, и я понимаю, чего он добивается. Но вот что я вам скажу: я разогревал сэндвич с ветчиной…
– Да? – произнес Лукас, только чтобы подтолкнуть Вестрома.
– И Дуэйн сказал: «Вон едет отец Фил. Неподходящая ночка для прогулок». Дуэйн стоял у окна, и я увидел, как Фил проехал мимо. И тут раздался сигнал микроволновки. То есть именно в тот момент, когда я смотрел на задние огни машины. Я говорю: «Ну, он крутой священник в крутом “гранд-чероки”, так что он может ездить куда пожелает и когда пожелает».
– Похоже, вы от него не в восторге, – заметил Лукас.
Ему совсем не нравился Вестром: у парня постоянно бегали глаза.
– Лично я его не люблю. Но это не важно, и меня его дела не касаются, – ответил Вестром и неодобрительно поджал губы. Его взгляд на мгновение остановился на лице Лукаса и тут же скользнул в сторону, – В общем, я вынимал сэндвичи, знаете, они в такой целлофановой обертке. Я пытался ухватиться за уголок и не обжечься. Я сказал: «Иди сюда, забери свой», и тут зазвонил телефон. Дуэйн взял трубку и выругался: «Вот черт!» Потом он включил сигнализацию и сказал: «Дом Лакортов, поехали». Я продолжал стоять с сэндвичами, так и не успев открыть их. Фил проехал мимо примерно за десять секунд до этого. Шелли хотел, чтобы я сказал, что прошла минута, две или даже три, но этого не было. Не больше десяти секунд, а может, пять.
Старая часть Гранта стояла на холме на противоположной стороне шоссе – маленькие серые домики с бельевыми веревками, засыпанными снегом, на задних дворах. Дрожащие столбики серого древесного дыма поднимались к небу из двухсот жестяных труб, и пронзительный запах горящего дуба разгуливал по городу, точно грязный бродяга.
Лукас рос в Миннеаполисе и учился рыбачить на городских берегах Миссисипи, в тени заводских труб, линий электропередач и мостов с шестиполосным движением. Жизненное пространство на грязных отмелях реки принадлежало канистрам из-под бензина, старым покрышкам и дохлым карпам. Когда, повзрослев, Лукас стал зарабатывать приличные деньги, он купил домик на берегу тихого озера в округе Нортвудс, штат Висконсин, и только тогда узнал, что такое жизнь в маленьких городках.
Преимущества и недостатки того, что все знают всех. Разговоры с людьми, именами чьих предков названы дороги, озера и целые городки, с людьми, которые зарабатывают на жизнь в лесах, сопровождая туристов, выращивают рождественские елки, ловят сетями чукучанов и раков для наживки.
Не Миннеаполис, но ему здесь нравилось.
Лукас зевнул и направился к своему внедорожнику, щурясь на солнце и чувствуя, как под ногами скрипит выпавший ночью снег. С левой стороны ощущалась приятная, хорошо знакомая тяжесть; надевать кобуру на пояс, когда ты в парке, не слишком практично, поэтому он сунул свой пистолет в наплечную кобуру. Ощущение от этого было правильное. Лукас очень давно не носил оружия. Он прикоснулся к язычку молнии парки левой рукой, сдвинул ее вниз на дюйм и улыбнулся самому себе. Репетиция. Впрочем, он не нуждался в тренировках подобного рода.
Округ Оджибве – это совсем не Миннеаполис. Если кто-то захочет напасть на него здесь, он прихватит с собой охотничье ружье или дробовик, а не какую-нибудь мелочь вроде двадцать второго калибра. А если кто-то решит разобраться с ним при помощи винтовки с оптическим прицелом 0,30–06, от его пистолета пользы не будет никакой. И все же он чувствовал себя прекрасно. Он снова прикоснулся к язычку молнии левой рукой и мысленно засунул правую за пазуху.
Его внедорожник всю ночь простоял на жестоком морозе, но у мотеля имелись специальные столбики с розетками, к которым можно было подсоединить провод и включить зажигание. Лукас вытащил шнур из розетки на столбике и в машине, бросил его на заднее сиденье, завел мотор и оставил его прогреваться, а сам отправился в офис мотеля за бесплатной чашкой кофе.
– Холодно, – сказал он хозяину.
– Если еще немного похолодает, мне придется занести внутрь мою медную обезьяну[6],– ответил тот. Он повторял эту шутку все утро, – Возьмите сладкий рогалик. Они у нас особенные.
– Спасибо.
Холодный воздух продолжал вытекать из вентиляционных отверстий печки, когда Лукас вернулся к машине, держа в руках кофе и рогалик. Он выключил вентилятор и поехал в город.
Он считал, что возможны две версии убийства Лакортов. Первая: с ними расправился чужак, заезжий грабитель, выбравший их дом из-за того, что он стоит на отшибе. Вторая: их убили по какой-то конкретной причине. Пожар говорил о том, что такая причина была. Грабитель затащил бы Фрэнка внутрь, запер дверь, погасил свет и исчез. Тела были бы обнаружены только через несколько дней. Но тот, кто устроил пожар, не мог уйти от дома дальше чем на пятнадцать или двадцать минут.
Если поджог устроил кто-то из местных, значит, либо он псих пироман (что маловероятно), либо он хотел спрятать что-то, указывающее на личность убийцы. Отпечатки пальцев. Семенную жидкость. Какую-то вещь. Или целью пожара было запутывание следов?
Из револьвера, который Лукас нашел около тела Клаудии, не стреляли. Значит, Лакорты знали, что происходит что-то необычное, но не стали звонить в «девять-один-один». Ситуация выглядела двусмысленной. Хм…
И девочка с отрезанным ухом. Видимо, ее допрашивали. Еще одно указание на то, что происходило нечто из ряда вон выходящее.
Лукас вспомнил ухо в пластиковом мешке. Карр наклоняется, и его тошнит, потому что он – обычный человек, такой же, каким прежде была дочь Лакортов. Вчера в это время она еще была жива, болтала с друзьями по телефону, смотрела телевизор, примеряла наряды. Строила планы. А сейчас это обгоревший труп.
Для Лукаса она была абстракцией, просто жертвой. Значит ли это, что он не такой, как остальные? Он криво улыбнулся: эта мысль смахивала на самоанализ, а он старался избегать подобных вещей, считая, что они вредны для здоровья.
Впрочем, по правде говоря, Лукас не слишком жалел Лизу Лакорт. Он видел чересчур много мертвых детей: новорожденных младенцев в мусорных контейнерах, убитых собственными родителями; крошечных малышей, избитых и искалеченных; тринадцатилетних подростков, которые стреляли друг в друга с энтузиазмом, позаимствованным у киношных героев. Но нельзя сказать, что взрослые намного лучше. Жены убивают голыми руками, мужья – молотками, гомосексуалисты в приступе ревности режут своих любовников на куски. И через какое-то время все становится безразлично.
«С другой стороны, – подумал он, – а если бы это была Сара…» Он сжал губы в прямую жесткую линию. Для Лукаса его дочь и картины насилия, виденные им за годы службы, были понятиями несовместимыми. Они просто не могли существовать рядом. Но Саре скоро в школу, значит, она выйдет в большой мир.
Костяшки его пальцев на руле побелели. Он прогнал эту мысль и посмотрел в окно.
Главная улица Гранта представляла собой три квартала слегка потрепанных витрин магазинов, стоящих близко друг к другу, как в маленьком городке на Диком Западе. Сочетания, которые показались бы странными в любом другом месте, были типичными для Нортвудса: прачечная самообслуживания, книжный магазин и бар, лавка индейских сувениров и компьютерный магазин, спутниковые тарелки и мастерская водопроводчика. Далее шли две пекарни, мебельный магазин, несколько страховых контор и агентств недвижимости, парочка адвокатов. Суд округа разместился в низком несуразном строении из плитняка и стали в самом конце главной улицы. На парковке позади него Лукас заметил несколько внедорожников со значком офиса шерифа и направился прямо к ним. В месте, отведенном для посетителей, стоял «бронко» с незнакомым ему логотипом «EYE-З».
Наружу вышел помощник шерифа, кивнул Лукасу, сказал: «Доброе утро» – и вежливо придержал дверь.
Приемная находилась за второй дверью. На стенах висели наполовину свернувшиеся плакаты «Решайся!», призывающие покончить с наркотиками; воздух был пропитан запахом застарелого табачного дыма и нервозности. Журналистка и оператор развалились в креслах из зеленого ледерина, испещренного ожогами от сигарет и изрезанного чем-то вроде бритвы. Журналистка красила губы, держа в руках золотистую пудреницу и маленькую красную кисточку. Когда Лукас вошел, она подняла голову, и они кивнули друг другу. В стене напротив была стальная дверь с окошком из пуленепробиваемого стекла. Заглянув за него, Лукас увидел пустой стол и нажал на кнопку вызова, расположенную рядом с окном.
– Это их только разозлит, – сказала журналистка.
У нее было худое лисье лицо с крошечным подбородком, большие глаза и широкие скулы, как будто ее специально вырастили для телевидения. Она потерла губы друг о друга, затем резко захлопнула пудреницу, бросила ее в сумочку и задумчиво улыбнулась Лукасу. Оператор дремал.
– Слушайте, а вы, ребята, откуда будете? – спросил Лукас.
Журналистка была симпатичной, с живыми глазами и заученным выражением на лице, словно всеамериканская гейша наших дней. «Уэзер не смогла бы работать на телевидении. У нее слишком необычное лицо, – подумал Лукас, – Впрочем, из нее получилась бы кинозвезда».
– Милуоки, – ответила она, – Вы из «Стартрибьюн»?
Он покачал головой, не открывая ей ничего.
– Коп?
Журналистка подобралась.
– Заинтересованный наблюдатель, – ответил Лукас, улыбнувшись, – Тут много репортеров?
– Думаю, да, – сказала она, и по ее лицу пробежала тень, – Я слышала, как ребята из Восьмого канала переговаривались по радио, так что они наверняка где-то здесь. И мне говорили, что вчера ночью приехала команда из «Стар трибьюн». Наверное, отправились на озеро. Вы из группы мэдисонских экспертов?
– Нет, – ответил Лукас.
За стеклом появилась раздраженная женщина средних лет. Внимательно присмотревшись, она спросила:
– Дэвенпорт?
– Да.
У журналистки были духи со слабым фруктовым ароматом.
– Сейчас я вас впущу, – сказала женщина.
– ФБР? – не унималась журналистка.
– Нет.
Женщина по другую сторону двери нажала на кнопку. Когда Лукас вошел внутрь, журналистка бросила ему вслед:
– Скажите шерифу Карру, что мы все равно сделаем выпуск новостей, вне зависимости от того, станет он с нами разговаривать или нет.
Офис занимал угловое помещение, окна которого выходили на парковку, гараж округа и покрытую патиной статую пехотинца времен Первой мировой войны. На бежевых стенах висели десятки фотографий Карра с другими политиками, три декоративные тарелки, диплом бакалавра университета штата Висконсин в городе Ривер-Фоллз и две фотографии марок, изображающих рыб, с настоящими марками на подушечках под ними. На одном краю огромного стола из орехового дерева стояли лазерный принтер, компьютер и необычный синий телефон с тридцатью кнопками. Шериф сидел за столом и мрачно смотрел мимо магнитофона на Лейси.
– У вас там репортеры, – сказал Лукас, прислонившись к косяку двери.
– Они как оленьи клещи, – проговорил Карр, подняв голову, – Доброе утро. Входи.
– От клещей можно заработать только болезнь Лайма, – сказал помощник шерифа, – А репортеры без проблем поджарят тебе задницу.
– Может, разрешить им сфотографировать дом Лакортов? – спросил Карр у Лукаса, – Они меня замучили своими просьбами.
– Почему бы и нет, – пожал плечами Лукас.
Он вошел в кабинет, сел в кресло для посетителей и поерзал, устраиваясь поудобнее.
Карр почесал голову.
– Не знаю, мне это кажется неправильным.
– Послушай, это все ерунда, – сказал Лукас, – Сам подумай, изображение сгоревшего дома не имеет никакого значения. Особенно для тех, кто живет в Милуоки.
– Хм… – неуверенно протянул шериф.
– На твоем месте я бы нарисовал небольшую карту участка Лакортов и передал ее журналистам с пометками, где лежали тела и так далее, – посоветовал Лукас, – Это тоже не принципиально, но они будут думать, что ты отличный парень. И оставят тебя в покое.
– Это мне не помешало бы, – согласился Карр и снова почесал в затылке, раздумывая над предложением.
– Ребята из Мэдисона приехали? – спросил Лукас.
– Два часа назад, – ответил помощник шерифа, – Они работают в доме.
– Хорошо, – кивнул Лукас, – И как там все выглядит?
– Как и ночью. Только гораздо уродливее. Под головой Фрэнка обнаружили комок замерзшей крови размером с молочный кувшин. Они собираются увезти тела примерно через час, но говорят, что потребуется пара недель, чтобы обработать весь дом.
– Надо поторопить их: там находится нечто важное, иначе убийца не стал бы устраивать пожар, – раздраженно произнес Лукас.
Две недели? Невозможно. Информация требовалась немедленно.
– Что еще нового?
– Нам тут позвонили, – сообщил ему Карр.
Он потянулся через стол и нажал на кнопку воспроизведения магнитофонной записи. Сначала зазвучала музыка. Женщина пела что-то в стиле кантри, затем они услышали мужской голос: «Скажите придуркам из ФН, чтобы они отстали от белых женщин, иначе получат то же, что и Лакорт».
Лукас выпятил нижнюю губу и покачал головой: это бред собачий.
Музыка зазвучала громче, словно кто-то отодвинулся от телефона, а потом послышался другой голос: «Выдайте им упаковку из шести банок “Шлица” и отправьте в Чикаго к ниггерам».
Снова музыка, потом несколько неразборчивых слов, раскатистый хохот, щелчок и тишина.
– Они позвонили в «девять-один-один», где имеется автоматический определитель номера. Оказалось, что это телефон-автомат в «Легион-холле». Там было около пятидесяти человек. По большей части пьяных, – сказал помощник шерифа.
– Это и звучит как пьяные бредни, – подтвердил Лукас.
Пустая трата времени.
– А что такое ФН? Резервация?
– Да. Форе-Нуар, – ответил Карр. Он произнес это как «Фор-Э-Нва», – Дело в том, что еще до наступления вечера о звонке узнает весь город. Девушка в центре сообщений разболтала о нем по всему зданию суда. Здесь скоро появятся парни из племени. Нам придется поставить в известность ФБР. Вероятность нарушения гражданских прав.
– О нет! – застонал Лукас, закрыв глаза, – Только не федералы!
– У нас нет выбора, – возразил шериф, качая головой, – Я постараюсь, чтобы они не вмешивались в расследование, но бьюсь об заклад, что они примчатся к выходным.
– Расскажи ему про вендиго, – попросил Лейси.
– В резервации ходят разговоры о том, что зимой появится вендиго, – сказал Карр, еще больше помрачнев.
– Я слышал о них, – ответил Лукас, – Но не знал…
– Духи-людоеды, которые бродят среди снегов и пожирают людей, – пояснил Лейси, – Если ты увидишь одного такого, прихвати с собой для допроса.
Они с Карром рассмеялись.
– Похоже, у нас начинается истерика, – сказал шериф и, повернувшись к Лукасу, добавил: – Мне вообще не удалось заснуть. Я выбрал шесть человек, которые будут работать с тобой. Наши лучшие люди. Они в столовой. Ты готов?
– Да, пошли.
Помощники шерифа расположились за полудюжиной расшатанных столов. Они пили кофе и жевали печенье, внимательно разглядывая Лукаса. Карр указывал на каждого и называл имена. Пятеро были в форме, шестой, старше остальных, – в джинсах и толстом свитере. Слева на ремне у него висел автоматический пистолет, так чтобы его было удобно выхватывать.
– Джин Климпт, следователь, – представил его шериф, – Ты видел его ночью в доме.
Климпт кивнул. Его лицо было испещрено морщинами и походило на кусок плавуна в озере, глаза внимательные, настороженные.
Лукас кивнул в ответ, затем окинул взглядом комнату. Карр сказал, что он собрал здесь лучших людей департамента. Все, кроме двоих, были коренастыми белыми мужчинами. Один из этих двоих – индеец. Второй – следователь Климпт, худой, точно громоотвод.
– Ночью мы с шерифом разработали несколько вариантов подхода к проблеме, – начал Лукас, – Сегодня мы будем опрашивать разных людей. Я беру на себя пожарных, которые первыми приехали к дому. Кроме того, нам нужно найти близких друзей Лакортов, одноклассников их дочери и тех, кто входит в религиозную группу, членом которой являлась Клаудиа Лакорт.
Они совещались двадцать минут, разделяя обязанности. Климпт взял двух помощников, чтобы заняться поисками друзей Лакортов, а также пообещал выяснить у представителей племени, не было ли у Лакорта проблем на работе в казино. Еще двое – Рассел Хинкс и Дастин Бейн, Расти и Дасти, – отправятся в школу. Последний человек шерифа обойдет все дома, стоящие вдоль озерной дороги, и узнает, не видел ли кто-нибудь чего-либо необычного перед пожаром. Ближайших соседей Климпт опросил предыдущим вечером.
– Я буду весь день на связи, – сказал Лукас, – Если обнаружите что-нибудь стоящее, звоните. Меня интересуют даже самые незначительные мелочи.
Когда полицейские потянулись к выходу, надевая на ходу куртки, Карр повернулся к Лукасу и сказал:
– Прежде чем ты уйдешь, тебе нужно заняться кое-какими бумагами, чтобы официально закрепить твой статус.
– Хорошо.
Лукас последовал за шерифом в коридор и, когда они отошли туда, где их не могли услышать, спросил:
– А этот Климпт… он будет со мной работать? Или мне следует ждать проблем?
– С какой стати они должны быть? – поинтересовался Карр.
– Я выполняю работу, которую должен был получить.
– Джин не такой, – покачав головой, сказал шериф, – Совсем не такой.
Отец Фил ввалился в коридор, огляделся по сторонам, заметил Карра и крикнул:
– Шелли!
Карр остановился и оглянулся. Берген был в непродаваемых штанах, трехслойной парке, оранжевой охотничьей шапке «Дэй-гло», лыжных перчатках и тяжелых теплых сапогах. Больше всего он походил на закутанного лесоруба, а не на священника.
– Фил, как ты?
– Тебе лучше знать, – резко проговорил Берген, стянул перчатки и принялся на ходу похлопывать ими по ноге, – Весь город твердит одно и то же. «Это сделал Берген. Он убил Лакортов». На утреннюю службу пришла половина прихожан. Мне повезет, если завтра будет столько же.
– Фил, я не знаю… – начал шериф.
– Не морочь мне голову, Шелли, – перебил священник, – Это все просочилось из твоего офиса. Я – главный подозреваемый.
– Если это идет отсюда, я положу конец слухам, потому что не ты главный подозреваемый, – сказал Карр, – У нас вообще нет подозреваемых.
Берген посмотрел на Лукаса. Нижняя губа священника дрожала. Он покачал головой и снова повернулся к шерифу.
– Ты немного опоздал, Шелли, и вот что я тебе скажу: я этого терпеть не собираюсь. У меня есть репутация, а ты и твой наемный громила подрываете ее, – Он снова взглянул на Лукаса, потом на Карра, – Это называется клевета или диффамация.
Шериф взял его под руку.
– Идем в мой кабинет, Фил, – Повернувшись к Лукасу, Карр сказал: – По коридору до конца, спроси Хелен Аррис.
Хелен Аррис, секретарю, можно было дать и сорок, и шестьдесят. У нее были роскошные волосы, она жевала резинку и обращалась к Лукасу не иначе как «дорогуша». Вся процедура заняла пять минут. Когда они закончили с бумагами, Аррис сфотографировала Лукаса «Полароидом», вложила снимок в пластиковый конверт, поместила его под горячий пресс, подождала десять секунд и вручила ему новенькое удостоверение.
– Будь осторожен, – сказала она, как героиня полицейского телесериала.
Лукас забрал из машины свой блокнот и решил сходить в скобяной магазин Гранта, который находился через квартал в сторону шоссе. День предстоял длинный. Нужно раскрыть эти убийства за неделю. И чем больше удастся узнать на первом этапе расследования, тем больше шансов на успех.
Магазинчик размером со шкаф, в котором торговали книгами и газетами, расположился на углу, и Лукас зашел туда, чтобы купить «Уолл-стрит джорнал». Миновав лавку, где продавались футболки, мастерскую по ремонту обуви и одну из пекарен, в середине квартала он перешел на другую сторону, к магазину скобяных изделий. На витрине красовались снегоочистители, несколько видеомагнитофонов и оранжевые пластмассовые санки. Лукас открыл дверь, звякнул колокольчик, и в воздухе повеяло ароматом горячего кофе. На деревянном табурете за кассой сидел мужчина, читал журнал «Пипл» и пил кофе из большой фарфоровой кружки. Лукас подошел к прилавку, чувствуя, как под ногами скрипят старые дубовые половицы.
– Дик Вестром?
– Это я, – ответил мужчина за прилавком.
– Лукас Дэвенпорт. Я…
– Детектив.
Вестром поднялся и наклонился над прилавком, чтобы пожать Лукасу руку. Он оказался крупным, фунтов на пятьдесят тяжелее нормы даже при его росте, со светлыми седеющими волосами и большими коровьими глазами водянистого цвета, которые он отводил от Лукаса. Хозяин кивком показал на другой стул, стоящий в конце прилавка.
– Моя помощница вышла. перекусить, и, кроме меня, никого нет. Мы можем поговорить прямо здесь, если вы не против.
– Я не против, – Лукас снял куртку, обошел прилавок и сел, – Я хочу точно знать, что произошло вчера ночью, все по порядку.
Вестром обнаружил тело Фрэнка Лакорта, фактически споткнувшись о него, когда тянул шланг из пожарной машины.
– Вы не сразу увидели, что он там лежит? – спросил Лукас.
– Нет. Свет был только от огня, он мерцал, а тело Фрэнка покрылось слоем снега, – ответил Вестром с заговорщическим видом, почти не разжимая губ, как будто делился секретом в тюремном дворе, – Когда я оказался рядом с ним, труп нельзя было не заметить, но с расстояния в несколько футов… Проклятье, его вообще не было видно.
– И в этот момент вы поняли, что там есть погибшие?
– Ну, я подумал, что внутри может кто-то находиться. Видите ли, там был запах… Мы почувствовали его сразу же, как только приехали туда. Дуэйн сказал что-то вроде: «Там мертвец».
Хозяин магазинчика повторил, что священник проехал мимо пожарной станции за несколько секунд до сигнала тревоги.
– Послушайте, я ничего не имею против Фила Бергена, – пробормотал он, искоса поглядывая на Лукаса, – Шелли Карр вчера пытался раздвинуть временные рамки, и я понимаю, чего он добивается. Но вот что я вам скажу: я разогревал сэндвич с ветчиной…
– Да? – произнес Лукас, только чтобы подтолкнуть Вестрома.
– И Дуэйн сказал: «Вон едет отец Фил. Неподходящая ночка для прогулок». Дуэйн стоял у окна, и я увидел, как Фил проехал мимо. И тут раздался сигнал микроволновки. То есть именно в тот момент, когда я смотрел на задние огни машины. Я говорю: «Ну, он крутой священник в крутом “гранд-чероки”, так что он может ездить куда пожелает и когда пожелает».
– Похоже, вы от него не в восторге, – заметил Лукас.
Ему совсем не нравился Вестром: у парня постоянно бегали глаза.
– Лично я его не люблю. Но это не важно, и меня его дела не касаются, – ответил Вестром и неодобрительно поджал губы. Его взгляд на мгновение остановился на лице Лукаса и тут же скользнул в сторону, – В общем, я вынимал сэндвичи, знаете, они в такой целлофановой обертке. Я пытался ухватиться за уголок и не обжечься. Я сказал: «Иди сюда, забери свой», и тут зазвонил телефон. Дуэйн взял трубку и выругался: «Вот черт!» Потом он включил сигнализацию и сказал: «Дом Лакортов, поехали». Я продолжал стоять с сэндвичами, так и не успев открыть их. Фил проехал мимо примерно за десять секунд до этого. Шелли хотел, чтобы я сказал, что прошла минута, две или даже три, но этого не было. Не больше десяти секунд, а может, пять.