Страница:
– Да, ты прав. Сфера поиска может быть гораздо шире. Но именно в этом направлении стоит искать преступников. Думаю, что именно преступников, так как одному организовать такое убийство сложно. Наверняка работали профессионалы-бомбисты.
– Да, похоже, что придется изучить ряд последних тем, которыми профессионально интересовался Бомберг. Чем, кстати, он в последнее время занимался?
– Я не знаю и боюсь, что мало кто знает. Во-первых, в силу специфики работы, а во-вторых, потому что Бомберг был в редакции на особом положении. Как человек известный и влиятельный в журналистских кругах, он мог себе позволить ни с кем не делиться своими планами и согласовывать с редколлегией и главным редактором лишь конечный продукт – готовые статьи.
– Ну вот, с готовой продукции мы и начнем. Никакой другой конкретики у нас пока нет, – подытожил я наш разговор.
Остаток дня я провел в редакции, изучая подшивку газеты «Горячая Волга» за последние три месяца. Это мое занятие не раз прерывалось различными незначительными событиями, происходящими в редакции. Все их, однако, объединяло то, что они были связаны со вчерашним происшествием.
Ближе к вечеру появилась Капитонова. Она побывала в милиции и теперь сообщила нам, что по делу Бомберга сформирована следственная бригада и что нас троих завтра вызывают на беседу. По имеющейся информации, пока что следствие не предприняло никаких конкретных действий.
На заседании редколлегии было принято решение о выпуске специального номера газеты, посвященного убитому коллеге. В коридоре повесили большой портрет Бомберга в траурной рамке, а весь журналистский коллектив приступил к формированию спецвыпуска. Кто-то писал обширный некролог, кто-то работал над биографической статьей, кому-то был поручен материал о криминальной ситуации в городе.
К вечеру коллектив редакции собрался на общее собрание в комнате секретариата. Пришел на него и я. Председательствовали трое: Гармошкин и еще двое мужчин, которых я раньше не видел. Пока Гармошкин открывал собрание речью о случившемся и делился последней информацией о ходе начавшегося следствия, я шепотом попросил Седого рассказать кто есть кто.
– Тот мужчина, справа от редактора, – он указал на маленького смуглого, похожего на цыгана мужичка в очках, – заместитель редактора по гуманитарным вопросам Сергей Пыжиков. А слева, – Седой показал на хмурого плотного мужчину с гладко зачесанными волосами, подпирающего лицо сцепленными руками, – коммерческий директор газеты Борис Кострюков. – Он, кстати, тоже пострадавший.
– В каком смысле? – удивленно спросил я.
– «Девятка», которую покорежило при взрыве, была его.
– Надо же, не повезло парню.
– Точно. Они с Бомбергом и при жизни не особенно любили друг друга. А тут получилось, что Бомберг его и после смерти достал.
– Слушай, а много вообще людей здесь не очень жаловали убитого?
– Хватает, – усмехнулся Седой. – Люди вообще по натуре завистливы к чужим успехам. А Бомберг к тому давал дополнительные основания, к примеру, своим высокомерием.
– Однако расстроены, похоже, здесь все, – констатировал я, оглядев собравшихся. – Хотя машина пострадала только у коммерческого директора.
– Они не огорчены, а скорее напуганы, – сказал Седой. – Не припомню такого, чтобы кого-то из нашей журналистской братии убили. Избивали, угрожали, но чтобы пойти на убийство – такого не было.
– Здесь должны быть какие-то странные обстоятельства: или дело слишком серьезное, или заказчик убийства какой-нибудь психопат, – заметил я.
Собрание закончилось через полчаса принятием ряда обращений: к правоохранительным органам и к губернатору области с требованием принять все необходимые меры по раскрытию чудовищного преступления. Было также принято решение об оказании материальной помощи семье погибшего.
Уже выходя из секретариата, я вдруг обратил внимание на шедшую рядом со мной высокую шатенку с красивым живым лицом. Когда мы с Седым оказались вдвоем в кабинете, я спросил его о ней.
– Это Тамара Тарасова, начальник отдела информации, – ответил он. – Ее можно отнести скорее к сторонницам погибшего, как, впрочем, и многих других особей женского пола в нашей газете. Ты пролистал подшивку?
– Не всю, придется, видимо, взять домой. Из того, что я видел, могу сделать лишь вывод о том, что в последние два месяца Бомберг не слишком много чего выдал. Из всех публикаций могу выделить статью о разгроме банды рэкетиров, обитавшей в районе городского парка. Ну, может быть, интерес представляют пара статей о нецелевом использовании госсредств областным Фондом занятости... И, наконец, последняя статья о переделе собственности на Карповском рынке, который, по мнению Бомберга, незаконно приватизировала группа компаний под названием «Бриг».
– Что касается разгрома группировки, то информацию он получил от ментов, – прокомментировал Седой. – В основу статьи о нецелевом использовании средств в Фонде занятости были положены результаты московской проверки. Карповский рынок, пожалуй, более интересное дело... За этот не очень большой рынок долго боролись несколько компаний, и верх одержал «Бриг». Это все, что я знаю. Для более предметного разговора необходимо все же собрать большую информацию, нежели изложено в статье.
– Ты сможешь это сделать до завтрашнего дня?
– Думаю, да.
Седой встал, достал из шкафа куртку и задумчиво произнес:
– Давай, до завтра...
Он вышел из кабинета.
Я положил в пакет подшивку газет и также отправился домой листать ее дальше.
Моя вечерняя работа не принесла ничего кардинально нового. Больше программных статей Бомберга я не нашел.
Закончив листать подшивку, я позвонил капитану милиции Дынину.
– Вовка? – услышал я знакомый голос. – Как дела?
– Нормально, – ответил я. – Мне нужна информация.
– Какая информация?
– В городе сейчас об этом только и говорят. Убит известный журналист Александр Бомберг. Ты можешь мне сообщить, какие версии отрабатывает следствие?
– Вовка, ты что, опять в деле, что ли? Работаешь на кого-то?
– Да-да, – раздраженно ответил я. – Работаю... Но не по телефону об этом.
– А зачем тебе версии? Это же информация... секретная...
– Затем, чтобы не соваться туда, где уже работают менты. Что касается секретов, то я столько раз помогал нашей славной милиции и тебе как ее персональному представителю, что ты мог бы и не волноваться на этот счет за меня.
– Ну, хорошо. Я узнаю все, что могу. Я этим делом не занимаюсь, я же в другом отделе. Там, наверное, уже руоповцы работают, прокуратура...
– Тогда заранее спасибо. Жду тебя завтра вечером.
– Угу, – сказал Дынин и положил трубку.
Я закурил и подумал, что это, пожалуй, все, что я мог сделать для первого дня расследования. Придя к такому выводу, я занялся составлением первой статьи для своей медицинской колонки. Покончив с этой работой, я с чистой совестью отправился спать.
Утром же, явившись в редакцию, я не застал там Седого. В комнате сидела одна Капитонова и задумчиво курила. Поздоровавшись, я спросил, кому мне отдать материал для своей колонки. Капитонова сказала:
– Отнеси Савраскину.
Пойдя со статьей в секретариат, ответственного секретаря я там не застал. Но на месте была его заместитель, молодая девушка, которую звали Инна Горбатова.
– Что вы хотели? – поинтересовалась она.
– Я материал принес, – ответил я и положил перед ней рукопись.
– Что это?
– Статья о вреде солнечных лучей, – пересказал я краткое содержание.
– Не пойдет, – сказала она, скептически на меня посмотрев.
– Почему?
– Потому что Алексей Николаевич требует, чтобы материалы сдавались в напечатанном виде.
– Но я не умею печатать!
– В таком случае отдайте это наборщице.
– Но наборщица, насколько я понял, находится в ведении секретариата. Так что вы сами и отдайте.
– Вот там папка «В набор», положите туда. И поставьте дату сдачи материала.
Я выполнил все требования и вернулся к себе в кабинет. Там уже был Седой. Капитонова куда-то вышла. Я воспользовался ситуацией и спросил:
– Ну что, выяснил?
– Да, вчера позвонил кое-кому... В общем, суть дела сводится к тому, что над Карповским рынком пытались установить контроль две компании – «Визарис» и «Бриг». Поначалу они договорились о совместном управлении – управляющий был назначен от «Брига», заместитель – от «Визариса». Однако впоследствии компании не оставили попыток получить в свои руки контрольный пакет, и к моменту, когда настал второй этап торгов, «Бриг» оказался лучше подготовленным или лучше продвинул свою кандидатуру в администрации. Не знаю, что там точно произошло, но получилось, что торги выиграл «Бриг». После этого и начался скандал. «Визарис» подал апелляцию и заявил, что торги были проведены с нарушениями и что на самом деле все это было подстроено местной администрацией. Представители «Брига» же в ответ объявили все это вымыслом проигравшего конкурента, что «Визарис» не выполнил условия инвестиционного конкурса, поздно оформил бумаги, не внес определенной суммы залога и прочее и прочее...
– Слушай, а ты можешь хоть как-то резюмировать? Я, откровенно говоря, ни хрена не понимаю в том, что ты сказал.
– Я, в общем, тоже, – признался Седой. – В этом конкурсе, в его условиях, да и вообще в этом деле сам черт ногу сломит. Все заранее было сделано так, чтобы никто ничего не понял. Видимо, обе экономические группировки не поделили что-то между собой. Обычная история... Если хорошенько задуматься, то первоначально их условия устраивали. Но каждый из них рассчитывал на закулисные игры. И в этом сильнее оказался «Бриг». Или, может быть, просто больше дал туда, – Седой со значением посмотрел на потолок. – Вот, собственно, и все, что мне удалось выяснить, – сказал он, подводя итог.
– Значит, переводя вопрос в плоскость наших интересов, Бомберг принял сторону одной из этих группировок, то есть проигравшей? И написал разгромную статью о многочисленных нарушениях на торгах?
– Так получается, – сказал Седой.
– А у «Брига» были основания, мягко говоря, недолюбливать Бомберга. И считать, что после статьи начнется новая атака, которая может серьезно поколебать их позиции?
– Наверное...
– В таком случае займемся этой версией. По крайней мере, других у нас нет.
– Слушай, а не навестить ли нам руководство рынка в лице директора... – Седой уткнулся в газету, – Барсукова?
– А что это нам может дать? – раздумывая, произнес я.
– Честно говоря, не знаю. Но, как минимум, поглядим в глаза одному из возможных заказчиков преступления. Может быть, удастся спровоцировать его на какие-то откровения. Шанс, конечно, слабый, но использовать мы его вполне можем.
– А в качестве кого мы туда пойдем?
– В качестве журналистов, конечно.
Я, подумав, согласился:
– Что ж, мысль, скорее всего, здравая.
– Тогда поехали прямо сейчас, чтобы не терять времени.
ГЛАВА 4
– Да, похоже, что придется изучить ряд последних тем, которыми профессионально интересовался Бомберг. Чем, кстати, он в последнее время занимался?
– Я не знаю и боюсь, что мало кто знает. Во-первых, в силу специфики работы, а во-вторых, потому что Бомберг был в редакции на особом положении. Как человек известный и влиятельный в журналистских кругах, он мог себе позволить ни с кем не делиться своими планами и согласовывать с редколлегией и главным редактором лишь конечный продукт – готовые статьи.
– Ну вот, с готовой продукции мы и начнем. Никакой другой конкретики у нас пока нет, – подытожил я наш разговор.
Остаток дня я провел в редакции, изучая подшивку газеты «Горячая Волга» за последние три месяца. Это мое занятие не раз прерывалось различными незначительными событиями, происходящими в редакции. Все их, однако, объединяло то, что они были связаны со вчерашним происшествием.
Ближе к вечеру появилась Капитонова. Она побывала в милиции и теперь сообщила нам, что по делу Бомберга сформирована следственная бригада и что нас троих завтра вызывают на беседу. По имеющейся информации, пока что следствие не предприняло никаких конкретных действий.
На заседании редколлегии было принято решение о выпуске специального номера газеты, посвященного убитому коллеге. В коридоре повесили большой портрет Бомберга в траурной рамке, а весь журналистский коллектив приступил к формированию спецвыпуска. Кто-то писал обширный некролог, кто-то работал над биографической статьей, кому-то был поручен материал о криминальной ситуации в городе.
К вечеру коллектив редакции собрался на общее собрание в комнате секретариата. Пришел на него и я. Председательствовали трое: Гармошкин и еще двое мужчин, которых я раньше не видел. Пока Гармошкин открывал собрание речью о случившемся и делился последней информацией о ходе начавшегося следствия, я шепотом попросил Седого рассказать кто есть кто.
– Тот мужчина, справа от редактора, – он указал на маленького смуглого, похожего на цыгана мужичка в очках, – заместитель редактора по гуманитарным вопросам Сергей Пыжиков. А слева, – Седой показал на хмурого плотного мужчину с гладко зачесанными волосами, подпирающего лицо сцепленными руками, – коммерческий директор газеты Борис Кострюков. – Он, кстати, тоже пострадавший.
– В каком смысле? – удивленно спросил я.
– «Девятка», которую покорежило при взрыве, была его.
– Надо же, не повезло парню.
– Точно. Они с Бомбергом и при жизни не особенно любили друг друга. А тут получилось, что Бомберг его и после смерти достал.
– Слушай, а много вообще людей здесь не очень жаловали убитого?
– Хватает, – усмехнулся Седой. – Люди вообще по натуре завистливы к чужим успехам. А Бомберг к тому давал дополнительные основания, к примеру, своим высокомерием.
– Однако расстроены, похоже, здесь все, – констатировал я, оглядев собравшихся. – Хотя машина пострадала только у коммерческого директора.
– Они не огорчены, а скорее напуганы, – сказал Седой. – Не припомню такого, чтобы кого-то из нашей журналистской братии убили. Избивали, угрожали, но чтобы пойти на убийство – такого не было.
– Здесь должны быть какие-то странные обстоятельства: или дело слишком серьезное, или заказчик убийства какой-нибудь психопат, – заметил я.
Собрание закончилось через полчаса принятием ряда обращений: к правоохранительным органам и к губернатору области с требованием принять все необходимые меры по раскрытию чудовищного преступления. Было также принято решение об оказании материальной помощи семье погибшего.
Уже выходя из секретариата, я вдруг обратил внимание на шедшую рядом со мной высокую шатенку с красивым живым лицом. Когда мы с Седым оказались вдвоем в кабинете, я спросил его о ней.
– Это Тамара Тарасова, начальник отдела информации, – ответил он. – Ее можно отнести скорее к сторонницам погибшего, как, впрочем, и многих других особей женского пола в нашей газете. Ты пролистал подшивку?
– Не всю, придется, видимо, взять домой. Из того, что я видел, могу сделать лишь вывод о том, что в последние два месяца Бомберг не слишком много чего выдал. Из всех публикаций могу выделить статью о разгроме банды рэкетиров, обитавшей в районе городского парка. Ну, может быть, интерес представляют пара статей о нецелевом использовании госсредств областным Фондом занятости... И, наконец, последняя статья о переделе собственности на Карповском рынке, который, по мнению Бомберга, незаконно приватизировала группа компаний под названием «Бриг».
– Что касается разгрома группировки, то информацию он получил от ментов, – прокомментировал Седой. – В основу статьи о нецелевом использовании средств в Фонде занятости были положены результаты московской проверки. Карповский рынок, пожалуй, более интересное дело... За этот не очень большой рынок долго боролись несколько компаний, и верх одержал «Бриг». Это все, что я знаю. Для более предметного разговора необходимо все же собрать большую информацию, нежели изложено в статье.
– Ты сможешь это сделать до завтрашнего дня?
– Думаю, да.
Седой встал, достал из шкафа куртку и задумчиво произнес:
– Давай, до завтра...
Он вышел из кабинета.
Я положил в пакет подшивку газет и также отправился домой листать ее дальше.
Моя вечерняя работа не принесла ничего кардинально нового. Больше программных статей Бомберга я не нашел.
Закончив листать подшивку, я позвонил капитану милиции Дынину.
– Вовка? – услышал я знакомый голос. – Как дела?
– Нормально, – ответил я. – Мне нужна информация.
– Какая информация?
– В городе сейчас об этом только и говорят. Убит известный журналист Александр Бомберг. Ты можешь мне сообщить, какие версии отрабатывает следствие?
– Вовка, ты что, опять в деле, что ли? Работаешь на кого-то?
– Да-да, – раздраженно ответил я. – Работаю... Но не по телефону об этом.
– А зачем тебе версии? Это же информация... секретная...
– Затем, чтобы не соваться туда, где уже работают менты. Что касается секретов, то я столько раз помогал нашей славной милиции и тебе как ее персональному представителю, что ты мог бы и не волноваться на этот счет за меня.
– Ну, хорошо. Я узнаю все, что могу. Я этим делом не занимаюсь, я же в другом отделе. Там, наверное, уже руоповцы работают, прокуратура...
– Тогда заранее спасибо. Жду тебя завтра вечером.
– Угу, – сказал Дынин и положил трубку.
Я закурил и подумал, что это, пожалуй, все, что я мог сделать для первого дня расследования. Придя к такому выводу, я занялся составлением первой статьи для своей медицинской колонки. Покончив с этой работой, я с чистой совестью отправился спать.
Утром же, явившись в редакцию, я не застал там Седого. В комнате сидела одна Капитонова и задумчиво курила. Поздоровавшись, я спросил, кому мне отдать материал для своей колонки. Капитонова сказала:
– Отнеси Савраскину.
Пойдя со статьей в секретариат, ответственного секретаря я там не застал. Но на месте была его заместитель, молодая девушка, которую звали Инна Горбатова.
– Что вы хотели? – поинтересовалась она.
– Я материал принес, – ответил я и положил перед ней рукопись.
– Что это?
– Статья о вреде солнечных лучей, – пересказал я краткое содержание.
– Не пойдет, – сказала она, скептически на меня посмотрев.
– Почему?
– Потому что Алексей Николаевич требует, чтобы материалы сдавались в напечатанном виде.
– Но я не умею печатать!
– В таком случае отдайте это наборщице.
– Но наборщица, насколько я понял, находится в ведении секретариата. Так что вы сами и отдайте.
– Вот там папка «В набор», положите туда. И поставьте дату сдачи материала.
Я выполнил все требования и вернулся к себе в кабинет. Там уже был Седой. Капитонова куда-то вышла. Я воспользовался ситуацией и спросил:
– Ну что, выяснил?
– Да, вчера позвонил кое-кому... В общем, суть дела сводится к тому, что над Карповским рынком пытались установить контроль две компании – «Визарис» и «Бриг». Поначалу они договорились о совместном управлении – управляющий был назначен от «Брига», заместитель – от «Визариса». Однако впоследствии компании не оставили попыток получить в свои руки контрольный пакет, и к моменту, когда настал второй этап торгов, «Бриг» оказался лучше подготовленным или лучше продвинул свою кандидатуру в администрации. Не знаю, что там точно произошло, но получилось, что торги выиграл «Бриг». После этого и начался скандал. «Визарис» подал апелляцию и заявил, что торги были проведены с нарушениями и что на самом деле все это было подстроено местной администрацией. Представители «Брига» же в ответ объявили все это вымыслом проигравшего конкурента, что «Визарис» не выполнил условия инвестиционного конкурса, поздно оформил бумаги, не внес определенной суммы залога и прочее и прочее...
– Слушай, а ты можешь хоть как-то резюмировать? Я, откровенно говоря, ни хрена не понимаю в том, что ты сказал.
– Я, в общем, тоже, – признался Седой. – В этом конкурсе, в его условиях, да и вообще в этом деле сам черт ногу сломит. Все заранее было сделано так, чтобы никто ничего не понял. Видимо, обе экономические группировки не поделили что-то между собой. Обычная история... Если хорошенько задуматься, то первоначально их условия устраивали. Но каждый из них рассчитывал на закулисные игры. И в этом сильнее оказался «Бриг». Или, может быть, просто больше дал туда, – Седой со значением посмотрел на потолок. – Вот, собственно, и все, что мне удалось выяснить, – сказал он, подводя итог.
– Значит, переводя вопрос в плоскость наших интересов, Бомберг принял сторону одной из этих группировок, то есть проигравшей? И написал разгромную статью о многочисленных нарушениях на торгах?
– Так получается, – сказал Седой.
– А у «Брига» были основания, мягко говоря, недолюбливать Бомберга. И считать, что после статьи начнется новая атака, которая может серьезно поколебать их позиции?
– Наверное...
– В таком случае займемся этой версией. По крайней мере, других у нас нет.
– Слушай, а не навестить ли нам руководство рынка в лице директора... – Седой уткнулся в газету, – Барсукова?
– А что это нам может дать? – раздумывая, произнес я.
– Честно говоря, не знаю. Но, как минимум, поглядим в глаза одному из возможных заказчиков преступления. Может быть, удастся спровоцировать его на какие-то откровения. Шанс, конечно, слабый, но использовать мы его вполне можем.
– А в качестве кого мы туда пойдем?
– В качестве журналистов, конечно.
Я, подумав, согласился:
– Что ж, мысль, скорее всего, здравая.
– Тогда поехали прямо сейчас, чтобы не терять времени.
ГЛАВА 4
Пока мы ехали в такси к Карповскому рынку, меня все же охватили сомнения насчет целесообразности этого шага. Но, с другой стороны, как еще можно было вести расследование? Не устраиваться же мясником на рынок?
Карповский рынок был достаточно небольшим по площади и состоял из открытой торговой площадки и двухэтажного здания – на втором этаже была администрация, на первом – крытые торговые ряды. Мы сразу же поднялись на второй этаж и отыскали кабинет директора. В этот момент нас догнал какой-то невысокий плотный мужчина с реденькими светлыми волосами, тщательно зачесанными назад, и, ухватившись за ручку кабинета, открыл дверь. После этого он задержал на нас взгляд и спросил:
– Вы что-то хотели?
– Мы бы хотели поговорить с господином Барсуковым, – вежливо ответил Седой.
– Это я. А что вам нужно? – довольно бесцеремонно спросил директор, продолжая стоять в коридоре и держаться за ручку двери.
– Видите ли, мы журналисты из газеты «Горячая Волга». Хотели бы побеседовать, – сказал я.
Седой при этих словах показал свое служебное удостоверение. Я вытащил свое, которое мне выдали сегодня утром.
– Журналисты? – нахмурился Барсуков, внимательно рассматривая удостоверения. – Не о чем мне беседовать с журналистами!
– Да вы не волнуйтесь, мы не займем у вас много времени. В крайнем случае мы можем прийти, когда вам будет удобно, – примирительно заговорил Седой.
Последние слова были произнесены уже в спину закрывающему за собой дверь Барсукову. Однако Седой проявил свойственную журналистам настойчивость и отправился вслед за директором в кабинет. Я двинулся за ним.
– Я вам что сказал?! – заревел, увидя нас в кабинете, Барсуков. – Вышли отсюда оба! Я с вашим братом журналистом вообще ничего общего не хочу иметь!
– Послушайте, – жестко заговорил Седой, – я с вами не о вашем здоровье пришел говорить. Если вы сами не понимаете важность создавшейся ситуации, то я вам готов объяснить. Убит известнейший в городе журналист Александр Бомберг. На расследование этого преступления брошена масса сил и средств. Неужели вы считаете разумным политическим ходом в этих условиях отказаться дать интервью той газете, чей сотрудник погиб. Насколько я знаю, у вашей фирмы были свои отношения с Бомбергом, и простыми они не были.
– Да, не были, – зло произнес директор.
И после некоторого раздумья сделал приглашающий жест.
– Да, у нас были к нему претензии, – сказал он. – Но это не значит, что я не уважал его как журналиста и плохо относился к нему как к человеку.
Тон и поведение Барсукова менялись на глазах. Агрессивный настрой сменился сухой корректностью и, казалось, вот-вот должен был перейти в мягкую доброжелательность. Но этого не случилось. Директор подчеркнуто вежливо объяснил:
– Я не мастер говорить, но единственное, что я могу вам сказать, это следующее. Бомберг объективно выступил в ситуации, сложившейся вокруг приватизации Карповского рынка, на стороне наших конкурентов. Статья, написанная им, создала нам немало сложностей. Но эти сложности можно скорее отнести к сфере имиджевой оценки деятельности нашей компании. Однако я уверен, что Бомберга ввели в заблуждение, подсунув ему факты, не соответствующие действительности. И удивляет, что такой журналист, как Бомберг, не предпринял никаких действий для проверки этих сведений. Хотя для этого достаточно было обратиться к нам, оппонентам. Однако это его выбор, и мы его за это не осуждаем.
– Но ведь вы в свое время предъявляли ему претензии, обвиняя в непорядочности и предвзятости? – заметил Седой.
– Я вам еще раз повторяю, – уже более жестко произнес Барсуков, – одно дело – претензии к Бомбергу как к журналисту. Это обычный и даже заурядный процесс ведения споров двумя сторонами. Другое дело – убийство человека. И я категорически против того, чтобы трепали имя нашей фирмы в связи со смертью Бомберга. Более того, мы это никому не позволим. Всякий, кто захочет заработать себе авторитет на этом деле, серьезно рискует нарваться на неприятности. В общем, копайте там, где нужно, и не лезьте туда, куда вас не просят.
Конец речи Барсукова был выдержан в том же тоне, в котором начиналась наша беседа, и я понял, что пора закругляться. Видимо, ничего путного мы здесь больше не услышим. И мои мысли тут же подтвердились действиями Барсукова. Он встал и сказал:
– Господа, на этом я прошу завершить наш разговор. Я сегодня крайне занят.
Седой порывался еще что-то спросить, но я опередил его. Поднявшись с места я сказал:
– Нам действительно пора. Спасибо за беседу.
– Пожалуйста, – раздраженно ответил Барсуков и вызвался нас проводить.
Мы спустились на первый этаж и, пройдя мимо мясных рядов, у входа распрощались с Барсуковым. Скорее всего, директор решил все-таки оставить у нас о себе благоприятное впечатление. «С чего бы это?» – подумал я.
Еще несколько минут мы постояли у рынка, ловя машину, потом погрузились в какую-то старую «Ниву» и поехали в редакцию. Всю дорогу мы молчали, так как обсуждать, собственно говоря, было нечего. Однако, зайдя в нашу комнату в редакции, Седой тут же спросил:
– Ну, что-нибудь уяснил для себя?
– Если откровенно, то ничего, – ответил я. – Думаю, что мы просто зря потратили время. Надо узнать сегодня вечером у Дынина, работают ли менты над этой версией.
Дверь кабинета открылась, и перед нами предстал ответственный секретарь Савраскин.
– Где материал? – спросил он.
– Какой материал? – удивленно взглянул на него Седой. – Я сегодня ничего сдавать не должен.
– Ну, этот материал, в медицинскую колонку... Я не знаю, кто из вас его пишет.
Седой вопросительно посмотрел на меня.
– Я еще утром отдал его в набор. Вернее, положил в папку, как мне и сказали, – ответил я.
– А почему после этого не отдали его мне?
– А зачем он тебе должен отдавать? – спросил Седой.
– У нас новый порядок. Теперь все колумнистские материалы сдаются мне с указанием имени компьютерного файла и объема в знаках с пробелами.
– Савраскин, ты теперь каждый день технологию менять будешь? – спросил Седой.
– Если этого требуют интересы дела, то буду и вас об этом не спрошу! – категорически заявил Савраскин. – Вы идите и ищите эту статью где хотите!
Я безропотно поднялся и отправился в секретариат. В папке «В набор» статьи не оказалось. Наборщица, которая обрабатывала мой материал, по каким-то делам отлучилась из редакции. На вопрос «Где статья?» вразумительного ответа мне не смог дать никто. Наконец, перерыв все, статью нашли в папке «На корректуру». После чего меня заставили отдать статью корректору, который исправил имевшиеся ошибки и отдал ее мне, чтобы я передал ее наборщице для исправления ошибок в компьютерном варианте. После этого я сообщил о своих действиях Савраскину, который высокомерно заявил мне о том, что с этого момента он держит ситуацию под контролем и что я могу быть свободен.
Вернувшись в кабинет к Седому, я выразил удивление, как можно в таком простом действии как сдача материала в набор развести столько бюрократии. Седой усмехнулся и ответил:
– Как говорит ответственный секретарь Савраскин: «Главное – наладить технологический процесс».
– На сегодня с меня хватит ваших газетных технологий. Пожалуй, я пойду домой.
– Я, наверное, с тобой, – сказал Седой. – Посидим, выпьем пива.
– Хорошая идея, – согласился я.
Мы вышли из здания издательства и отправились пешком ко мне домой, попутно зайдя в магазин за пивом. Погода была великолепной, стоял тихий майский вечер. Теплый ветерок обдувал наши лица, когда мы шли по набережной. Каждый из нас нес в руках два пакета с «Хольстеном».
В приподнятом настроении мы вошли в мой подъезд и остановились в ожидании лифта. Поскольку лифт почему-то долго не приезжал, мы решили все же идти на третий этаж пешком. Не успели мы подняться по одному из лестничных маршей, как путь нам преградили два здоровенных парня.
Поначалу эта встреча не предвещала ничего выдающегося. Парни расступились, встав по обеим сторонам лестничного прохода. Но через минуту за моей спиной глухо вскрикнул Седой. Я повернулся и с удивлением обнаружил, что Седой уже лежит на полу, а один из молодчиков лупит его ногами и резиновой дубинкой, которая неожиданно появилась у него в руках. Я перевел взгляд на второго. Детина сначала расплылся в улыбке, а потом врезал мне в лицо дубинкой. Перед глазами у меня все поплыло, и я, держась одной рукой за стену, тихо сел на ступеньку лестницы. Потом я смутно услышал, как один из молодчиков сказал другому:
– Этому, по-моему, хватит... Толстомордому еще наваливать будем?
Мой обидчик посмотрел на меня скептически и сказал:
– Он какой-то хлипковатый оказался... Такой боров, а согнулся от одного удара!
Я проглотил слюну и, несколько мямля, задал, на мой взгляд, резонный вопрос:
– Ребята, а что вы хотите? У нас только пиво.
– Пиво? – удивленно переглянулись парни.
– Да, пиво... «Хольстен» в банках.
Один из парней взял пакет, достал оттуда банку и вскрыл ее. Сделав два больших глотка, он передал банку другому и сказал:
– Пиво – это хорошо.
Второй тоже отхлебнул и стал поливать остатками стонущего на бетонном полу Седого.
– Ну что, козлы? – спросил он. – Вы поняли, что вые...ваться нехорошо?
Седой, видимо, не понял, поскольку в качестве ответа обложил головорезов матом. В результате чего бандиты снова принялись обрабатывать его ногами уже вдвоем. Я, собрав последние силы, поднялся и прыгнул на плечи одного из них. Однако бандит сильно ударил меня локтем в бок. У меня перехватило дыхание, я медленно сполз вниз, получил еще несколько ударов и скорчился на полу рядом с Седым. Бандиты все же старались не особенно. Из их слов и действий можно было предположить, что это скорее всего предупреждение.
– В общем, так, уроды... Пишите там свои писульки о природе и погоде, а куда не надо свои вонючие носы не суйте. У серьезных людей и без вас забот хватает. В следующий раз мы вам эти дубинки в жопу засунем и через рот вынем.
От побоев тело мерзко ныло. Но еще гаже было на душе. Однако тут мы услышали знакомый суровый голос:
– Так... Что здесь происходит?
И после некоторой паузы:
– Что это, бл...дь, за бардак?!
Я поймал себя на мысли, что очень давно не радовался этому голосу. В какой-то момент мне даже показалось, что это самый родной и дорогой для меня голос во всей Вселенной. Я приподнял голову и сквозь туман разглядел стоящего на лестничной клетке внизу своего приятеля Дмитрия Дынина.
Бандиты окинули Дынина скептическими взглядами.
– А тебе что, п...дюк лысый, надо? Вали отсюда, пока мы из твоей лысины жопу не сделали!
Оба молодчика угрожающе надвинулись на Дынина. Но наш славный воин не растерялся и быстренько полез в свой карман. Достав милицейское удостоверение, он изящным движением раскрыл его перед лицами агрессоров и со значением произнес:
– Капитан милиции Дынин. Бр-росить оружие, р-руки на затылок!
В подтверждение своих слов Дынин добавил:
– Потом будет хуже...
Молодые люди, видимо, не очень любили милицию и блаженного пиетета перед ней не испытывали. Поначалу они тупо смотрели на удостоверение Дынина, потом переглянулись, и один из них сказал другому:
– Только мента нам не хватало.
– Может, его замочить? – спросил второй.
– Другого шанса не остается, – резюмировал первый.
Похоже, последние слова произвели на Дынина столь неизгладимое впечатление, что резвость и сноровка, которую проявил мой любимый капитан милиции, могла бы удивить кого угодно. Дынин мгновенно въехал коленкой между ног одному из молодчиков, которые столь бесцеремонно рассуждали о его жизни и смерти, оттолкнул другого и, засунув руку в карман пиджака, с такой силой рванул оттуда пистолет, что порвалась подкладка. Заметив пистолет, активность проявили уже бандиты. Один, который съежился после удара в пах, с низкого старта устремился к выходу из подъезда. А вслед за ним, пытаясь обогнуть Дынина с другой стороны, пустился в бегство другой. Ему повезло гораздо меньше, так как очухавшийся Седой выставил вперед ногу и ступней, словно крюком, уцепился за ногу убегавшего. Парень не удержался и, взмахнув руками, полетел прямо на Дынина. Тот сделал шаг в сторону, и бандит, рухнув лицом на лестницу, принялся пересчитывать носом ступеньки.
Скатившись вниз, он потерял сознание и затих. Дынину не составило особого труда спуститься к валявшемуся в отключке парню и надеть на него наручники.
После этого Дынин поднялся к нам и спросил:
– За что это они вас так отделали?
– Жизни учили, – сплюнул кровавой слюной Седой.
– Как это? – не понял Дынин. – Деньги, что ли, отнять хотели?
– Если бы так, – подал голос я, – мы бы сами отдали.
– В этом плане они ограничились только банкой пива, – сказал Седой.
– Они чего, просто дурковали, что ли? – продолжил допрос Дынин. – Вот с-суки! Ну ничего, они у меня в отделе подуркуют, я им обоим член на кулак намотаю!
В этот момент задержанный бандит застонал.
– Дима, похоже, он не очень радуется этой перспективе, – заметил Седой.
– Однако морду пощупать ему будет нелишне, хотя бы для того чтобы узнать, кто их послал, – сказал я.
– Кто послал? Куда послал? – снова удивленно заговорил Дынин.
– Послал нас предупредить, чтобы мы не лезли куда не надо.
– Так это что, заказное убийство, что ли? – вытаращил глаза Дынин.
– Не совсем, – ответил я, – иначе мы не разговаривали бы сейчас с тобой.
– Так... – сквозь зубы произнес Дынин, уже не слушая меня. – Ну, с киллерами у нас особый разговор. В общем, слушай мою команду! Берем этого козла, тащим к Володьке на хату и щемим его на х...!
Дынин сжал кулаки и направился к арестованному. Он не захотел тащить бандита на себе, поэтому вызвал лифт. Загрузившись в кабину, мы наконец поднялись со второго этажа на третий, где и располагалась моя квартира.
Когда двери лифта открылись, мы тут же наткнулись на моего соседа Николая. При виде нашей избитой компании глаза его расширились, и из раскрытого рта выпала зажженная сигарета. Я вежливо поздоровался, прикладывая платок к ссадинам на лице. Николай рефлекторно кивнул мне, не отрывая своего взгляда от арестованного в наручниках. Перед тем как закрыть дверь, я повернулся к Николаю и попытался объяснить ему ситуацию:
Карповский рынок был достаточно небольшим по площади и состоял из открытой торговой площадки и двухэтажного здания – на втором этаже была администрация, на первом – крытые торговые ряды. Мы сразу же поднялись на второй этаж и отыскали кабинет директора. В этот момент нас догнал какой-то невысокий плотный мужчина с реденькими светлыми волосами, тщательно зачесанными назад, и, ухватившись за ручку кабинета, открыл дверь. После этого он задержал на нас взгляд и спросил:
– Вы что-то хотели?
– Мы бы хотели поговорить с господином Барсуковым, – вежливо ответил Седой.
– Это я. А что вам нужно? – довольно бесцеремонно спросил директор, продолжая стоять в коридоре и держаться за ручку двери.
– Видите ли, мы журналисты из газеты «Горячая Волга». Хотели бы побеседовать, – сказал я.
Седой при этих словах показал свое служебное удостоверение. Я вытащил свое, которое мне выдали сегодня утром.
– Журналисты? – нахмурился Барсуков, внимательно рассматривая удостоверения. – Не о чем мне беседовать с журналистами!
– Да вы не волнуйтесь, мы не займем у вас много времени. В крайнем случае мы можем прийти, когда вам будет удобно, – примирительно заговорил Седой.
Последние слова были произнесены уже в спину закрывающему за собой дверь Барсукову. Однако Седой проявил свойственную журналистам настойчивость и отправился вслед за директором в кабинет. Я двинулся за ним.
– Я вам что сказал?! – заревел, увидя нас в кабинете, Барсуков. – Вышли отсюда оба! Я с вашим братом журналистом вообще ничего общего не хочу иметь!
– Послушайте, – жестко заговорил Седой, – я с вами не о вашем здоровье пришел говорить. Если вы сами не понимаете важность создавшейся ситуации, то я вам готов объяснить. Убит известнейший в городе журналист Александр Бомберг. На расследование этого преступления брошена масса сил и средств. Неужели вы считаете разумным политическим ходом в этих условиях отказаться дать интервью той газете, чей сотрудник погиб. Насколько я знаю, у вашей фирмы были свои отношения с Бомбергом, и простыми они не были.
– Да, не были, – зло произнес директор.
И после некоторого раздумья сделал приглашающий жест.
– Да, у нас были к нему претензии, – сказал он. – Но это не значит, что я не уважал его как журналиста и плохо относился к нему как к человеку.
Тон и поведение Барсукова менялись на глазах. Агрессивный настрой сменился сухой корректностью и, казалось, вот-вот должен был перейти в мягкую доброжелательность. Но этого не случилось. Директор подчеркнуто вежливо объяснил:
– Я не мастер говорить, но единственное, что я могу вам сказать, это следующее. Бомберг объективно выступил в ситуации, сложившейся вокруг приватизации Карповского рынка, на стороне наших конкурентов. Статья, написанная им, создала нам немало сложностей. Но эти сложности можно скорее отнести к сфере имиджевой оценки деятельности нашей компании. Однако я уверен, что Бомберга ввели в заблуждение, подсунув ему факты, не соответствующие действительности. И удивляет, что такой журналист, как Бомберг, не предпринял никаких действий для проверки этих сведений. Хотя для этого достаточно было обратиться к нам, оппонентам. Однако это его выбор, и мы его за это не осуждаем.
– Но ведь вы в свое время предъявляли ему претензии, обвиняя в непорядочности и предвзятости? – заметил Седой.
– Я вам еще раз повторяю, – уже более жестко произнес Барсуков, – одно дело – претензии к Бомбергу как к журналисту. Это обычный и даже заурядный процесс ведения споров двумя сторонами. Другое дело – убийство человека. И я категорически против того, чтобы трепали имя нашей фирмы в связи со смертью Бомберга. Более того, мы это никому не позволим. Всякий, кто захочет заработать себе авторитет на этом деле, серьезно рискует нарваться на неприятности. В общем, копайте там, где нужно, и не лезьте туда, куда вас не просят.
Конец речи Барсукова был выдержан в том же тоне, в котором начиналась наша беседа, и я понял, что пора закругляться. Видимо, ничего путного мы здесь больше не услышим. И мои мысли тут же подтвердились действиями Барсукова. Он встал и сказал:
– Господа, на этом я прошу завершить наш разговор. Я сегодня крайне занят.
Седой порывался еще что-то спросить, но я опередил его. Поднявшись с места я сказал:
– Нам действительно пора. Спасибо за беседу.
– Пожалуйста, – раздраженно ответил Барсуков и вызвался нас проводить.
Мы спустились на первый этаж и, пройдя мимо мясных рядов, у входа распрощались с Барсуковым. Скорее всего, директор решил все-таки оставить у нас о себе благоприятное впечатление. «С чего бы это?» – подумал я.
Еще несколько минут мы постояли у рынка, ловя машину, потом погрузились в какую-то старую «Ниву» и поехали в редакцию. Всю дорогу мы молчали, так как обсуждать, собственно говоря, было нечего. Однако, зайдя в нашу комнату в редакции, Седой тут же спросил:
– Ну, что-нибудь уяснил для себя?
– Если откровенно, то ничего, – ответил я. – Думаю, что мы просто зря потратили время. Надо узнать сегодня вечером у Дынина, работают ли менты над этой версией.
Дверь кабинета открылась, и перед нами предстал ответственный секретарь Савраскин.
– Где материал? – спросил он.
– Какой материал? – удивленно взглянул на него Седой. – Я сегодня ничего сдавать не должен.
– Ну, этот материал, в медицинскую колонку... Я не знаю, кто из вас его пишет.
Седой вопросительно посмотрел на меня.
– Я еще утром отдал его в набор. Вернее, положил в папку, как мне и сказали, – ответил я.
– А почему после этого не отдали его мне?
– А зачем он тебе должен отдавать? – спросил Седой.
– У нас новый порядок. Теперь все колумнистские материалы сдаются мне с указанием имени компьютерного файла и объема в знаках с пробелами.
– Савраскин, ты теперь каждый день технологию менять будешь? – спросил Седой.
– Если этого требуют интересы дела, то буду и вас об этом не спрошу! – категорически заявил Савраскин. – Вы идите и ищите эту статью где хотите!
Я безропотно поднялся и отправился в секретариат. В папке «В набор» статьи не оказалось. Наборщица, которая обрабатывала мой материал, по каким-то делам отлучилась из редакции. На вопрос «Где статья?» вразумительного ответа мне не смог дать никто. Наконец, перерыв все, статью нашли в папке «На корректуру». После чего меня заставили отдать статью корректору, который исправил имевшиеся ошибки и отдал ее мне, чтобы я передал ее наборщице для исправления ошибок в компьютерном варианте. После этого я сообщил о своих действиях Савраскину, который высокомерно заявил мне о том, что с этого момента он держит ситуацию под контролем и что я могу быть свободен.
Вернувшись в кабинет к Седому, я выразил удивление, как можно в таком простом действии как сдача материала в набор развести столько бюрократии. Седой усмехнулся и ответил:
– Как говорит ответственный секретарь Савраскин: «Главное – наладить технологический процесс».
– На сегодня с меня хватит ваших газетных технологий. Пожалуй, я пойду домой.
– Я, наверное, с тобой, – сказал Седой. – Посидим, выпьем пива.
– Хорошая идея, – согласился я.
Мы вышли из здания издательства и отправились пешком ко мне домой, попутно зайдя в магазин за пивом. Погода была великолепной, стоял тихий майский вечер. Теплый ветерок обдувал наши лица, когда мы шли по набережной. Каждый из нас нес в руках два пакета с «Хольстеном».
В приподнятом настроении мы вошли в мой подъезд и остановились в ожидании лифта. Поскольку лифт почему-то долго не приезжал, мы решили все же идти на третий этаж пешком. Не успели мы подняться по одному из лестничных маршей, как путь нам преградили два здоровенных парня.
Поначалу эта встреча не предвещала ничего выдающегося. Парни расступились, встав по обеим сторонам лестничного прохода. Но через минуту за моей спиной глухо вскрикнул Седой. Я повернулся и с удивлением обнаружил, что Седой уже лежит на полу, а один из молодчиков лупит его ногами и резиновой дубинкой, которая неожиданно появилась у него в руках. Я перевел взгляд на второго. Детина сначала расплылся в улыбке, а потом врезал мне в лицо дубинкой. Перед глазами у меня все поплыло, и я, держась одной рукой за стену, тихо сел на ступеньку лестницы. Потом я смутно услышал, как один из молодчиков сказал другому:
– Этому, по-моему, хватит... Толстомордому еще наваливать будем?
Мой обидчик посмотрел на меня скептически и сказал:
– Он какой-то хлипковатый оказался... Такой боров, а согнулся от одного удара!
Я проглотил слюну и, несколько мямля, задал, на мой взгляд, резонный вопрос:
– Ребята, а что вы хотите? У нас только пиво.
– Пиво? – удивленно переглянулись парни.
– Да, пиво... «Хольстен» в банках.
Один из парней взял пакет, достал оттуда банку и вскрыл ее. Сделав два больших глотка, он передал банку другому и сказал:
– Пиво – это хорошо.
Второй тоже отхлебнул и стал поливать остатками стонущего на бетонном полу Седого.
– Ну что, козлы? – спросил он. – Вы поняли, что вые...ваться нехорошо?
Седой, видимо, не понял, поскольку в качестве ответа обложил головорезов матом. В результате чего бандиты снова принялись обрабатывать его ногами уже вдвоем. Я, собрав последние силы, поднялся и прыгнул на плечи одного из них. Однако бандит сильно ударил меня локтем в бок. У меня перехватило дыхание, я медленно сполз вниз, получил еще несколько ударов и скорчился на полу рядом с Седым. Бандиты все же старались не особенно. Из их слов и действий можно было предположить, что это скорее всего предупреждение.
– В общем, так, уроды... Пишите там свои писульки о природе и погоде, а куда не надо свои вонючие носы не суйте. У серьезных людей и без вас забот хватает. В следующий раз мы вам эти дубинки в жопу засунем и через рот вынем.
От побоев тело мерзко ныло. Но еще гаже было на душе. Однако тут мы услышали знакомый суровый голос:
– Так... Что здесь происходит?
И после некоторой паузы:
– Что это, бл...дь, за бардак?!
Я поймал себя на мысли, что очень давно не радовался этому голосу. В какой-то момент мне даже показалось, что это самый родной и дорогой для меня голос во всей Вселенной. Я приподнял голову и сквозь туман разглядел стоящего на лестничной клетке внизу своего приятеля Дмитрия Дынина.
Бандиты окинули Дынина скептическими взглядами.
– А тебе что, п...дюк лысый, надо? Вали отсюда, пока мы из твоей лысины жопу не сделали!
Оба молодчика угрожающе надвинулись на Дынина. Но наш славный воин не растерялся и быстренько полез в свой карман. Достав милицейское удостоверение, он изящным движением раскрыл его перед лицами агрессоров и со значением произнес:
– Капитан милиции Дынин. Бр-росить оружие, р-руки на затылок!
В подтверждение своих слов Дынин добавил:
– Потом будет хуже...
Молодые люди, видимо, не очень любили милицию и блаженного пиетета перед ней не испытывали. Поначалу они тупо смотрели на удостоверение Дынина, потом переглянулись, и один из них сказал другому:
– Только мента нам не хватало.
– Может, его замочить? – спросил второй.
– Другого шанса не остается, – резюмировал первый.
Похоже, последние слова произвели на Дынина столь неизгладимое впечатление, что резвость и сноровка, которую проявил мой любимый капитан милиции, могла бы удивить кого угодно. Дынин мгновенно въехал коленкой между ног одному из молодчиков, которые столь бесцеремонно рассуждали о его жизни и смерти, оттолкнул другого и, засунув руку в карман пиджака, с такой силой рванул оттуда пистолет, что порвалась подкладка. Заметив пистолет, активность проявили уже бандиты. Один, который съежился после удара в пах, с низкого старта устремился к выходу из подъезда. А вслед за ним, пытаясь обогнуть Дынина с другой стороны, пустился в бегство другой. Ему повезло гораздо меньше, так как очухавшийся Седой выставил вперед ногу и ступней, словно крюком, уцепился за ногу убегавшего. Парень не удержался и, взмахнув руками, полетел прямо на Дынина. Тот сделал шаг в сторону, и бандит, рухнув лицом на лестницу, принялся пересчитывать носом ступеньки.
Скатившись вниз, он потерял сознание и затих. Дынину не составило особого труда спуститься к валявшемуся в отключке парню и надеть на него наручники.
После этого Дынин поднялся к нам и спросил:
– За что это они вас так отделали?
– Жизни учили, – сплюнул кровавой слюной Седой.
– Как это? – не понял Дынин. – Деньги, что ли, отнять хотели?
– Если бы так, – подал голос я, – мы бы сами отдали.
– В этом плане они ограничились только банкой пива, – сказал Седой.
– Они чего, просто дурковали, что ли? – продолжил допрос Дынин. – Вот с-суки! Ну ничего, они у меня в отделе подуркуют, я им обоим член на кулак намотаю!
В этот момент задержанный бандит застонал.
– Дима, похоже, он не очень радуется этой перспективе, – заметил Седой.
– Однако морду пощупать ему будет нелишне, хотя бы для того чтобы узнать, кто их послал, – сказал я.
– Кто послал? Куда послал? – снова удивленно заговорил Дынин.
– Послал нас предупредить, чтобы мы не лезли куда не надо.
– Так это что, заказное убийство, что ли? – вытаращил глаза Дынин.
– Не совсем, – ответил я, – иначе мы не разговаривали бы сейчас с тобой.
– Так... – сквозь зубы произнес Дынин, уже не слушая меня. – Ну, с киллерами у нас особый разговор. В общем, слушай мою команду! Берем этого козла, тащим к Володьке на хату и щемим его на х...!
Дынин сжал кулаки и направился к арестованному. Он не захотел тащить бандита на себе, поэтому вызвал лифт. Загрузившись в кабину, мы наконец поднялись со второго этажа на третий, где и располагалась моя квартира.
Когда двери лифта открылись, мы тут же наткнулись на моего соседа Николая. При виде нашей избитой компании глаза его расширились, и из раскрытого рта выпала зажженная сигарета. Я вежливо поздоровался, прикладывая платок к ссадинам на лице. Николай рефлекторно кивнул мне, не отрывая своего взгляда от арестованного в наручниках. Перед тем как закрыть дверь, я повернулся к Николаю и попытался объяснить ему ситуацию: