Страница:
Обыск занял не больше десяти минут. Больше ничего, что могло бы его заинтересовать, в карманах он не обнаружил. Аккуратно сложив штаны, Вилен Михайлович на цыпочках вышел в сени. Достав лоскут из-за пазухи, чиркнул спичкой. Есть! Без сомнения, он держал в руках план местности. Крестиком помечено место, где зарыты алмазы. Теперь он будет богат. Как саудовские шейхи, сидящие на морях нефти! Как султан Брунея!
Догоравшая спичка обожгла пальцы. «Черт!» – Яковенко выпустил скрюченный огарок из рук.
Когда первая волна эйфории прошла, Вилен Михайлович принялся размышлять. Мелькнула мысль – снять с плана копию, а карту вернуть на место. Потом расстаться с попутчиком, который теперь уже ему не нужен, и первым добраться до клада. А вдруг Родионов его опередит?! Нет, этого допустить нельзя. Пусть он знает, что карту мы у него вытащили. Хрен с ним. Когда мы доберемся до алмазов – это уже не будет играть никакой роли. К черту сантименты и сопливые размышления о морали. Мораль придумали люди, стоящие у власти. Чтобы защитить свои деньги и свое положение. К тому же если не возвратить карту, то остается шанс, что Егор вообще не найдет место, где спрятаны алмазы.
С благоговейным трепетом Вилен Михайлович положил кусок старой кожи себе на грудь и прижал обеими ладонями. Постояв так несколько секунд, он вернулся в избу. Прислушался. Ровное дыхание, раздававшееся с половины хозяйки и с места, где расположились гости, говорило о том, что все спят. Яковенко склонился над сыном. Прикрыв ему рот ладонью, начал его тормошить. Почувствовав, что тот очухался, прислонился губами к его уху.
– Пашка, вставай, только тихо! Уходим, – жарко прошептал он.
Пока Пашка протирал глаза, Вилен Михайлович собрал одежду и вынес в сени. Вернулся назад, чтобы поторопить сына. Но тот уже поднялся. Они вместе прокрались в сени и принялись одеваться. Рюкзаки стояли здесь же в сенях, рядом на крючке висел «зауэр».
– Сколько времени? – Пашка одевался словно во сне, он еще окончательно не проснулся.
– Какая разница? – Вилен Михайлович даже не посмотрел на часы. – План у меня, понял ты или нет?
– Ну? – До Пашки постепенно доходил смысл сказанного отцом.
Они надели полушубки, помогли друг другу нацепить рюкзаки и крадучись, аки тати в ночи, вышли из избы. Вилен Михайлович осторожно прикрыл за собой входную дверь.
– Вперед, Паша, – бодро проговорил он, набрав в легкие побольше воздуха, – нас ждут великие дела.
Перекинув ремень двустволки через шею, он быстро зашагал по слабо скрипящему снегу. Пашка едва поспевал за ним. У него болела голова.
– Куда торопиться, – недовольно буркнул он, догнав отца, – если карта у нас?..
– Боюсь, что этот путешественник, мать его, запомнил схему. Нужно его опередить.
– А может, его того?.. – предложил вдруг Пашка.
– Тогда и старуху придется замочить, – Вилен Михайлович замедлил шаг, переваривая Пашкино предложение. – Нет, – вскоре ответил он, – кипеж поднимется. Искать нас будут. А так – мы чистенькие. Он сам в бегах, в милицию не сунется. Мы его на несколько часов опередим. Если даже он место найдет, будет уже поздно.
Вилен Михайлович прибавил шагу.
– А старуха чуть меня не раскусила, старая карга, – пожаловался он сыну. – Надо же, память какая! Столько лет прошло, а запомнила меня, сука. Еще бы немного, и хана. Плакали бы тогда наши камушки. А этот дурень даже ничего не заподозрил.
Пашка шел молча, сопя в две дырочки. Он все еще сильно сомневался, что вся эта отцовская затея с алмазами закончится удачно. Но сейчас, кажется, что-то сдвинулось.
– Покажи карту, батя.
– Не сейчас, – отмахнулся он, – вот сделаем привал, тогда…
– А далеко идти-то?
– Километров семьдесят, – легко, словно говорил не о километрах, а о метрах, произнес Вилен Михайлович.
Пашка чуть не сел от неожиданности.
– Сколько, сколько? – потерянно переспросил он.
– Может, семьдесят пять, – поправился отец, – я уже не помню. Ходил-то я здесь летом.
– Ты что же, думаешь пешком до места добираться?
– Может, попутку поймаем, – успокоил его Вилен Михайлович. – А нет, так пешком пойдем. За такие деньги, Паша, можно и походить немного.
– На хрена мы машину бросили? – ныл Пашка. – Могли бы на колесах добраться.
– Дурак ты, Пашка, – беззлобно осадил его Вилен Михайлович. – Ты что, не видел, что этот путешественник, мать его, собирался от нас отделаться? Видно, все-таки что-то почувствовал. Если бы мы машину не оставили, не видать бы нам карты как своих ушей.
Они добрались до выхода из поселка в ускоренном темпе и остановились на развилке двух дорог. Задрав рукав, Вилен Михайлович освободил стрелку компаса и посветил на запястье фонариком. Сверив направление, он решительно зашагал на запад. Пашка вздохнул и двинулся следом.
С трупом Захарова Карагодину удалось управиться довольно быстро. Якуты убрали его в холодный сарай, где он неплохо сохранился. Как и было решено, его сбросили с вертолета примерно в том же месте, где утонул вертолет с ОМОНом и майором Осиповым.
Сразу после обеда Карагодин с чувством выполненного долга поднимался в кабинет босса. Выйдя из лифта, он вошел в приемную.
– У себя? – Он остановился перед столом секретарши.
– У себя.
Нина соединилась с шефом по внутренней связи и кивнула Карагодину:
– Проходите.
Доложив о завершении операции, Карагодин замолчал, ожидая дальнейших инструкций. Они не заставили себя ждать. В планах Шепелева произошли некоторые изменения. Он собрался вылететь завтра в Мирный на самолете, чтобы не болтаться несколько часов в гудящем и трясущемся «Ми-8». Вертолет же следовало отправить заранее, чтобы он был на месте к появлению Шепелева.
– Да, – добавил он, – много народа с собой не бери. Парочку, я думаю, будет достаточно. Лишние глаза и уши нам ни к чему.
Как и говорил Шепелев, вылетели рано утром на его личном реактивном самолете, на котором он регулярно летал в Москву. Самолет ни в чем не уступал президентскому, разве что размерами был поменьше. Эдик с Владом, которых Карагодин взял с собой, уважительно рассматривали роскошный салон. Пышная и задастая, во вкусе Шепелева, стюардесса предложила им алкогольные напитки, но они, взглянув на Карагодина, дружно отказались, спросив минералки.
Шепелев всю дорогу молчал, погруженный в свои мысли, и Карагодин не стал его ни о чем расспрашивать. Меньше чем через два часа самолет совершил посадку на военном аэродроме города Мирный. Там возглавляемая Шепелевым команда перебралась в салон «Ми-8», прибывшего туда накануне. Туда снова были погружены два «Бурана» и закреплены растяжками, чтобы не сдвинулись со своего места во время полета.
Пока двигатели не запустили, Шепелев подозвал пилота к себе. Взяв у него карту, ткнул пальцем в точку неподалеку от Мирного.
– Вот улус Октябрьский, – пояснил он, – покружишь над ним, потом будешь уходить от него по спирали. Если не заметим ничего интересного, вернемся к улусу. Там где-нибудь сядешь. Что дальше делать, скажу потом.
Карагодин поражался его спокойствию, зная, о чем идет речь. Ведь если он упустит полярника, то плакали его денежки. Но Шепелев действовал так, как будто был уверен, что Родионов обязательно даст о себе знать.
Поднялись в воздух, когда солнце уже висело над горизонтом, окрашивая небо в лилово-красные цвета. Братья, с «узи» под куртками, сидели у иллюминаторов, внимательно вглядываясь в раскинувшуюся под ними тайгу.
Вскоре после того, как поднялись, пилот показал вниз. Шепелев кивнул ему в ответ, мол, все ясно.
Внизу белели заснеженными крышами несколько десятков домов. Это и был улус Октябрьский.
Егор вышел из кабины на одном из поворотов. Водитель предупредил его, что дальше маршрут пойдет в противоположном от Мирного направлении. Егор поблагодарил многоречивого мужика и, хлопнув дверцей, оказался на белом насте ветвящейся дороги. Никакого указателя не было, но шофер перед тем, как остановил машину, объяснил вкратце (принимая в расчет его болтливость, это было с его стороны мужественным поступком), куда идти. Егор уныло выслушал, что ради того, чтобы сократить расстояние, придется пересекать Вилюй аж два раза. Река в этом месте делает крутой изгиб, и если у Егора нет желания следовать по течению, за рекой, то переход по льду неизбежен.
Оказавшись на относительно открытом пространстве дороги, он почувствовал себя неуютно. Егор почти побежал к лесу. Его опять приняла в свои объятия тайга. Снег под ногами стал более мягким, а потому идти было труднее. Егор спешил, он с ожесточенным упорством отбрасывал нависавшие над головой лапы лиственниц.
Ему не давала покоя пропавшая карта. Он костерил себя за излишнюю доверчивость, за глупость, за остатки веры в людскую доброту. Чтобы не отчаяться вконец, он убыстрял и убыстрял шаг, пытаясь заглушить ритмом ходьбы навязчивые мысли.
Просвистевшая у самого уха пуля впилась в ствол кедра, высившегося у него за спиной. Он мгновенно упал в снег, перекатился и спрятался за лохматыми клешнями лиственницы. Еще один выстрел заставил его втянуть голову в плечи и не высовываться. Кто-то целил в него, причем стрелял удивительно метко и, если можно так сказать, с выдержкой. Неторопливо, но настойчиво – как опытный охотник, целящий в тетерева или куропатку.
Егор слышал свое сердце, которое тоже, казалось, затаилось и глухо стучало в разреженном пространстве страха. Он попробовал шевельнуть рукой ветку, быстро откатившись вправо, в глубь зарослей. Прогремел еще один выстрел, и ветка упала на снег.
Егор нащупал в кармане пистолет. Его глаз нашел крохотный прогал меж изумрудных веток. Егор стал ждать. Так прошло несколько минут. Наконец, он заметил Вилена Михайловича. Тот, высунув вперед ружье, показался из зарослей стланика. Через разрез прицела он внимательно глядел в ту сторону, где только что исчез Родионов. Егор вскинул пистолет и выстрелил, почти не целясь. Голова Яковенко-старшего исчезла меж ветвей, и сразу же оттуда прозвучал выстрел. Егор уже успел сменить позицию.
Местоположение Вилена Михайловича он запомнил хорошо, но чтобы выстрелить в ту сторону, нужно было поднять голову. Едва Егор привстал, как возле его головы с сухим треском была сбита зеленая ветка. Снова на долю секунды возник Вилен Михайлович, но прежде чем Егор успел нажать на курок, тот исчез за стлаником.
«Что ж, – подумал Егор, – уже хорошо. Значит, отец и сын его не обогнали. Это он, по всей видимости, едва их не обогнал, и они, заметив грузовик или увидев его, Егора, в тайге, решили от него избавиться».
Переговоры были неуместны. Сложившаяся ситуация не оставляла возможности мирного решения. Это отчетливо понимали и Егор, и Яковенко. А посему таежная дуэль могла закончиться лишь гибелью одной из сторон.
Егор не спешил стрелять. Он хотел дождаться такого момента, когда Вилен Михайлович хоть на сантиметр покажется из-за кустов, и тогда уже нажать курок. Правда, пистолет не слишком-то подходил для охоты в тайге, но другого оружия у Родионова не было. Поэтому он терпеливо ждал, когда противники выдадут себя.
Но те тоже не торопились. Становилось холодно лежать на снегу, но после всего того, что Егор пережил, это было не таким уж принципиальным неудобством. Он сунул пистолет за пазуху и надел рукавицы, чтобы согрелись руки.
Проползли еще долгих полчаса. Егор вспомнил о вертолете. Если он застрянет тут с Яковенко, его могут обнаружить люди Шепелева, и тогда уж он точно не увидит сокровищ. Теперь за алмазами гонялись уже не только он и команда Шепелева, но и эти двое. С ними нужно что-то решать, не лежать же здесь до вечера.
Повременив еще немного, Егор решил пойти на смелый шаг. Он отполз немного назад, прячась за толстыми стволами лиственниц, и начал продвигаться в том направлении, в котором раньше шел. Владлен Михайлович тут же заметил его движение и снова открыл пальбу.
Но Егор полз и полз, то замедляя, то убыстряя движение, то вообще застывая. Риск был громадный, но терять времени с Яковенко Егор был не намерен.
Вилен Михайлович тоже стал передвигаться. Когда Егор оглядывался, то видел его темную пригибающуюся к земле фигуру, перебегавшую от одного укрытия до другого.
Пашка, видать, получил приказ оставаться на месте или тащился где-то далеко позади. Несколько раз Егор стрелял, но пули не достигали цели, а только сбивали попавшиеся на пути ветки. Когда Егор прикинул, что в магазине осталось всего два патрона, а может, даже один, он быстро поднялся на ноги и побежал, резко бросаясь из стороны в сторону, скрываясь за стволами и ветками.
Вслед ему неслись выстрелы. Пули с каждым разом ложились все ближе и ближе, точно смерть сдвигала вокруг него свой железный круг. Проваливаясь в снег, припадая на колени, валясь, перекатываясь и снова поднимаясь, Егор убегал от погони.
Его выручило то обстоятельство, что у Яковенко была двустволка, а не карабин. То есть после каждых двух выстрелов он должен был вынимать гильзы и вставлять в стволы новые патроны. В эти промежутки Егор и делал наиболее длинные рывки.
И тут вдруг тайга начала стремительно и гибельно редеть и уходить вверх по склону. Егор, таким образом, находился на дне глубокой лощины. Он отчаянно заработал руками, хватаясь за ветки, подтягиваясь, цепляясь за стволы берез. Если Яковенко застигнет его в этот момент, он уж точно не промажет.
Егор оглянулся. Внизу бежал Вилен Михайлович. Он только что перезарядил свой «зауэр» и теперь метался то к одному, то к другому дереву, выбирая удачную позицию. Нужно хоть на время остановить его. Держась одной рукой за ствол чахлой березки, Родионов рванул зубами рукавицу с руки и вскинул пистолет. Его движение было замечено. Вилену Михайловичу тоже некуда было особенно спрятаться, поэтому, не успев спустить курок, он метнулся к другому деревцу. Егор выстрелил в его сторону и, бросив пистолет в карман, сделал последний рывок и оказался наверху.
Выбравшись из лощины, он оказался прямо на дороге. Теперь Вилен Михайлович достать его не мог. Во всяком случае, пока не мог.
По обе стороны от лощины шел редкий ельник. Кое-где клонилась к земле ива, росла осока. Все говорило о близости реки. В воздухе чувствовалась освежающая влажность. Егор пересек дорогу и побежал вниз по пологому склону холма. Овраг изобиловал березами. Егор поскользнулся и кубарем покатился на дно.
До его уха донесся сбивчиво-глухой, надсадный рев мотора. Егор не стал оглядываться, а вскочил и побежал дальше. Самое главное для него сейчас – уйти от погони.
И тут пространство разорвали два ярых выстрела. Ветер донес до Егора крики. Кажется, это был голос Вилена Михайловича.
Выскочив на дорогу в воинственном настроении, Вилен Михайлович уже хотел было ринуться в овраг за Егором, как услышал приближавшийся шум автомобильного двигателя. Это был не совсем обычный двигатель. Его гул был похож на рев небольшого самолета. Мотор рычал как зверь, глухо и упорно, то и дело ускоряя обороты. В нем чувствовалась мощь, готовая пробиться и сквозь тайгу и сквозь пустыню. Вилен Михайлович стоял посреди дороги с красным, перекошенным от злобы лицом и вглядывался в стремительно увеличивающуюся точку.
Точка приняла очертания машины. Потом уже Вилен Михайлович рассмотрел яркую окраску джипа. Да, это был исполосованный оранжево-черным могучий джип. Огромная цифра «восемь» украшала дверцы и крышу.
Увидев машину, Вилен Михайлович решил прекратить бесплодную погоню за Егором, тем более что уверенности в успехе у него не было. Родионов был явно выносливей его, а он уже начал выдыхаться. Нет, гонки по пересеченной местности – это не для него. Единственное преимущество Вилена Михайловича перед Родионовым было в ружье, которому пистолет сильно уступал в убойной силе и в точности прицеливания.
Но патроны к «зауэру» тоже были на исходе. Поэтому бывшему конвоиру пришла в голову другая идея. Тем более что она просто-таки ехала ему в руки. Дождавшись, пока машина подъедет так, чтобы его было видно на дороге, он поднял «зауэр» стволом вверх и выстрелил.
Пашка вслед за отцом тащился с двумя рюкзаками. Один был у него на спине, а другой он волочил за собой по снегу. Тяжело дыша, он уже начал подниматься вверх по склону, когда джип затормозил перед отцом. Он не видел, что отец держал «зауэр» направленным в лобовое стекло, но водитель джипа видел это слишком хорошо. Еще бы немного, и его усиленный бампер двинул бы Яковенко-старшего в живот, но водитель вовремя ударил по тормозам. Тяжело и грозно урча, джип замер перед Виленом Михайловичем.
– Выходи! – орал Вилен Михайлович, поводя из стороны в сторону стволом «зауэра». – Выходи, сука! Я приказываю!
Из машины выполз долговязый парень в шлеме и ярко-красном комбинезоне. На рукаве была тройная оранжево-черно-белая полоса, такая же полоса проходила по нижней части комбинезона.
– Руки! – закричал Вилен Михайлович, наставляя на парня ружье.
– И ты, и ты тоже! – Вилен Михайлович кивнул в сторону сидевшего на пассажирском сиденье штурмана.
Долговязый что-то по-немецки сказал своему напарнику. Тот сидел с вытаращенными от изумления глазами.
– Давайте, нехристи, выметывайтесь, – злорадно вопил Вилен Михайлович, поняв, что перед ним иностранцы. – На хер из машины, на хер! – с расстановкой говорил он, полагая, что так его лучше поймут.
Неизвестно, что больше напугало немецких спортсменов – «зауэр» или истерическая злоба Яковенко-старшего. Напарник долговязого понял, что от них требуется. Он открыл дверку и спрыгнул с подножки. Он был в точно таком же красном комбинезоне, пониже водителя, крепкий, с веснушчатым лицом простофили.
– Пашка, давай в машину, – скомандовал Вилен Михайлович сыну, который только появился у дороги.
Пашка тяжело дышал, с него градом катил пот. Он подтянул наверх второй рюкзак и бросил его рядом с джипом.
– Быстро в машину, Паша, кому говорю! – рявкнул Вилен Михайлович, видя, что сын несколько замешкался.
– Найн, найн, ноу, нэ-эт, – приблизившийся к Яковенко-старшему долговязый водитель показывал с огорченным видом на часы, пытаясь вспомнить хоть какие-то слова.
– Батя, может, не надо? Ну их к черту! – Пашка растерянно пялился на отца. – Пусть катят отсюда.
– Я, я, нэ нада, – закивал долговязый немец, силясь улыбнуться и продолжая стучать по массивным часам на руке, – мы есть апаздать!
– Вам есть пиздец, – взвизгнул Вилен Михайлович, – отойти от машины к чертовой матери! Хенде хох, фриц швайн! – Он снова направил ружье на водителя.
Тот понял сакраментальную фразу и руки поднял.
– Пашка, садись за руль, – зыркнул на сына Вилен Михайлович. – Иди, сказал! Чего ждешь?!
– Нэ-эт, – замахал руками штурман, – нэ-эт, найн, ноу!
– Ну-ка, не мешайся! – Вилен Михайлович направил на него «зауэр», – знаешь, как бьет! Фьюить – и нету! Немецкая штуковина, кстати.
Он заржал. Немцы недоуменно переглянулись. Пашка, поняв, что отец находится не в том состоянии, когда можно ему перечить, приблизился к джипу. Коренастый немец проводил его долгим непонимающим взглядом.
– Мы не воры, – хохотал Вилен Михайлович, – мы бандиты с большой дороги.
– А они, батя?
– Ничего с этими жлобами не случится, товарищи подберут. Так вот, дорогие нацисты, – презрительно глянул он на стоявших с поднятыми руками немцев, – ваши соревнования подошли к концу. Мы, понимаете ли, тоже опаздываем, не можем ждать.
– Но эта наш, – показал долговязый на джип, старательно подбирая русские слова.
– Был ваш, стал наш, понял, фриц? – усмехался Вилен Михайлович.
– Он нэ эст Фриц, – сказал штурман.
– Да мне насрать, кто он! – победоносным тоном произнес Вилен Михайлович, обходя коренастого.
Забравшись в салон, Вилен Михайлович убрал ружье.
– Давай, Пашка. – Он взял карту, по которой ориентировался штурман. – Да тут ни хрена не поймешь!
Пашка открыл заднюю дверку джипа и увидел легкие теплые куртки с такими же эмблемами, как на рукавах комбинезонов. Он выкинул куртки на снег, а на сиденье бросил рюкзаки.
Потом устроился за рулем и надавил на педаль акселератора. Джип взвыл. Казалось, это конь, почуявший незнакомого седока, хочет вырваться на свободу.
– Ну и силища! – воскликнул Пашка.
– Давай по дороге, там недалеко поворот к реке, – Вилен Михайлович кое-что все же разобрал.
Немцы о чем-то энергично переговаривались, с неарийской пылкостью жестикулируя и показывая на машину. Джип рванул с места, и вскоре спортсмены превратились в два едва различимых на горизонте пятнышка.
Избавившись от преследователей, Егор вздохнул полной грудью. Он не знал, что произошло на трассе, но каким-то шестым чувством понял, что опасность миновала. Он пошел напрямую, сквозь тайгу, которая постепенно начала редеть. В кармане лежала завернутая Туярымой еда. Он решил перекусить, пока совсем не выбрался из леса. Был полдень – Егор определил время по солнцу, стоявшему в высшей точке небосвода.
Пообедав, он зачерпнул ладонью снег и принялся его сосать. Немного утолив жажду, он вынул пистолет и принялся снаряжать магазин патронами, лежащими в кармане россыпью. Когда с этим было покончено, он пересчитал оставшиеся патроны, бросил их в карман рядом с пистолетом, поднялся и быстро зашагал, оставляя солнце с левой стороны.
Глава 29
Догоравшая спичка обожгла пальцы. «Черт!» – Яковенко выпустил скрюченный огарок из рук.
Когда первая волна эйфории прошла, Вилен Михайлович принялся размышлять. Мелькнула мысль – снять с плана копию, а карту вернуть на место. Потом расстаться с попутчиком, который теперь уже ему не нужен, и первым добраться до клада. А вдруг Родионов его опередит?! Нет, этого допустить нельзя. Пусть он знает, что карту мы у него вытащили. Хрен с ним. Когда мы доберемся до алмазов – это уже не будет играть никакой роли. К черту сантименты и сопливые размышления о морали. Мораль придумали люди, стоящие у власти. Чтобы защитить свои деньги и свое положение. К тому же если не возвратить карту, то остается шанс, что Егор вообще не найдет место, где спрятаны алмазы.
С благоговейным трепетом Вилен Михайлович положил кусок старой кожи себе на грудь и прижал обеими ладонями. Постояв так несколько секунд, он вернулся в избу. Прислушался. Ровное дыхание, раздававшееся с половины хозяйки и с места, где расположились гости, говорило о том, что все спят. Яковенко склонился над сыном. Прикрыв ему рот ладонью, начал его тормошить. Почувствовав, что тот очухался, прислонился губами к его уху.
– Пашка, вставай, только тихо! Уходим, – жарко прошептал он.
Пока Пашка протирал глаза, Вилен Михайлович собрал одежду и вынес в сени. Вернулся назад, чтобы поторопить сына. Но тот уже поднялся. Они вместе прокрались в сени и принялись одеваться. Рюкзаки стояли здесь же в сенях, рядом на крючке висел «зауэр».
– Сколько времени? – Пашка одевался словно во сне, он еще окончательно не проснулся.
– Какая разница? – Вилен Михайлович даже не посмотрел на часы. – План у меня, понял ты или нет?
– Ну? – До Пашки постепенно доходил смысл сказанного отцом.
Они надели полушубки, помогли друг другу нацепить рюкзаки и крадучись, аки тати в ночи, вышли из избы. Вилен Михайлович осторожно прикрыл за собой входную дверь.
– Вперед, Паша, – бодро проговорил он, набрав в легкие побольше воздуха, – нас ждут великие дела.
Перекинув ремень двустволки через шею, он быстро зашагал по слабо скрипящему снегу. Пашка едва поспевал за ним. У него болела голова.
– Куда торопиться, – недовольно буркнул он, догнав отца, – если карта у нас?..
– Боюсь, что этот путешественник, мать его, запомнил схему. Нужно его опередить.
– А может, его того?.. – предложил вдруг Пашка.
– Тогда и старуху придется замочить, – Вилен Михайлович замедлил шаг, переваривая Пашкино предложение. – Нет, – вскоре ответил он, – кипеж поднимется. Искать нас будут. А так – мы чистенькие. Он сам в бегах, в милицию не сунется. Мы его на несколько часов опередим. Если даже он место найдет, будет уже поздно.
Вилен Михайлович прибавил шагу.
– А старуха чуть меня не раскусила, старая карга, – пожаловался он сыну. – Надо же, память какая! Столько лет прошло, а запомнила меня, сука. Еще бы немного, и хана. Плакали бы тогда наши камушки. А этот дурень даже ничего не заподозрил.
Пашка шел молча, сопя в две дырочки. Он все еще сильно сомневался, что вся эта отцовская затея с алмазами закончится удачно. Но сейчас, кажется, что-то сдвинулось.
– Покажи карту, батя.
– Не сейчас, – отмахнулся он, – вот сделаем привал, тогда…
– А далеко идти-то?
– Километров семьдесят, – легко, словно говорил не о километрах, а о метрах, произнес Вилен Михайлович.
Пашка чуть не сел от неожиданности.
– Сколько, сколько? – потерянно переспросил он.
– Может, семьдесят пять, – поправился отец, – я уже не помню. Ходил-то я здесь летом.
– Ты что же, думаешь пешком до места добираться?
– Может, попутку поймаем, – успокоил его Вилен Михайлович. – А нет, так пешком пойдем. За такие деньги, Паша, можно и походить немного.
– На хрена мы машину бросили? – ныл Пашка. – Могли бы на колесах добраться.
– Дурак ты, Пашка, – беззлобно осадил его Вилен Михайлович. – Ты что, не видел, что этот путешественник, мать его, собирался от нас отделаться? Видно, все-таки что-то почувствовал. Если бы мы машину не оставили, не видать бы нам карты как своих ушей.
Они добрались до выхода из поселка в ускоренном темпе и остановились на развилке двух дорог. Задрав рукав, Вилен Михайлович освободил стрелку компаса и посветил на запястье фонариком. Сверив направление, он решительно зашагал на запад. Пашка вздохнул и двинулся следом.
* * *
С трупом Захарова Карагодину удалось управиться довольно быстро. Якуты убрали его в холодный сарай, где он неплохо сохранился. Как и было решено, его сбросили с вертолета примерно в том же месте, где утонул вертолет с ОМОНом и майором Осиповым.
Сразу после обеда Карагодин с чувством выполненного долга поднимался в кабинет босса. Выйдя из лифта, он вошел в приемную.
– У себя? – Он остановился перед столом секретарши.
– У себя.
Нина соединилась с шефом по внутренней связи и кивнула Карагодину:
– Проходите.
Доложив о завершении операции, Карагодин замолчал, ожидая дальнейших инструкций. Они не заставили себя ждать. В планах Шепелева произошли некоторые изменения. Он собрался вылететь завтра в Мирный на самолете, чтобы не болтаться несколько часов в гудящем и трясущемся «Ми-8». Вертолет же следовало отправить заранее, чтобы он был на месте к появлению Шепелева.
– Да, – добавил он, – много народа с собой не бери. Парочку, я думаю, будет достаточно. Лишние глаза и уши нам ни к чему.
* * *
Как и говорил Шепелев, вылетели рано утром на его личном реактивном самолете, на котором он регулярно летал в Москву. Самолет ни в чем не уступал президентскому, разве что размерами был поменьше. Эдик с Владом, которых Карагодин взял с собой, уважительно рассматривали роскошный салон. Пышная и задастая, во вкусе Шепелева, стюардесса предложила им алкогольные напитки, но они, взглянув на Карагодина, дружно отказались, спросив минералки.
Шепелев всю дорогу молчал, погруженный в свои мысли, и Карагодин не стал его ни о чем расспрашивать. Меньше чем через два часа самолет совершил посадку на военном аэродроме города Мирный. Там возглавляемая Шепелевым команда перебралась в салон «Ми-8», прибывшего туда накануне. Туда снова были погружены два «Бурана» и закреплены растяжками, чтобы не сдвинулись со своего места во время полета.
Пока двигатели не запустили, Шепелев подозвал пилота к себе. Взяв у него карту, ткнул пальцем в точку неподалеку от Мирного.
– Вот улус Октябрьский, – пояснил он, – покружишь над ним, потом будешь уходить от него по спирали. Если не заметим ничего интересного, вернемся к улусу. Там где-нибудь сядешь. Что дальше делать, скажу потом.
Карагодин поражался его спокойствию, зная, о чем идет речь. Ведь если он упустит полярника, то плакали его денежки. Но Шепелев действовал так, как будто был уверен, что Родионов обязательно даст о себе знать.
Поднялись в воздух, когда солнце уже висело над горизонтом, окрашивая небо в лилово-красные цвета. Братья, с «узи» под куртками, сидели у иллюминаторов, внимательно вглядываясь в раскинувшуюся под ними тайгу.
Вскоре после того, как поднялись, пилот показал вниз. Шепелев кивнул ему в ответ, мол, все ясно.
Внизу белели заснеженными крышами несколько десятков домов. Это и был улус Октябрьский.
* * *
Егор вышел из кабины на одном из поворотов. Водитель предупредил его, что дальше маршрут пойдет в противоположном от Мирного направлении. Егор поблагодарил многоречивого мужика и, хлопнув дверцей, оказался на белом насте ветвящейся дороги. Никакого указателя не было, но шофер перед тем, как остановил машину, объяснил вкратце (принимая в расчет его болтливость, это было с его стороны мужественным поступком), куда идти. Егор уныло выслушал, что ради того, чтобы сократить расстояние, придется пересекать Вилюй аж два раза. Река в этом месте делает крутой изгиб, и если у Егора нет желания следовать по течению, за рекой, то переход по льду неизбежен.
Оказавшись на относительно открытом пространстве дороги, он почувствовал себя неуютно. Егор почти побежал к лесу. Его опять приняла в свои объятия тайга. Снег под ногами стал более мягким, а потому идти было труднее. Егор спешил, он с ожесточенным упорством отбрасывал нависавшие над головой лапы лиственниц.
Ему не давала покоя пропавшая карта. Он костерил себя за излишнюю доверчивость, за глупость, за остатки веры в людскую доброту. Чтобы не отчаяться вконец, он убыстрял и убыстрял шаг, пытаясь заглушить ритмом ходьбы навязчивые мысли.
Просвистевшая у самого уха пуля впилась в ствол кедра, высившегося у него за спиной. Он мгновенно упал в снег, перекатился и спрятался за лохматыми клешнями лиственницы. Еще один выстрел заставил его втянуть голову в плечи и не высовываться. Кто-то целил в него, причем стрелял удивительно метко и, если можно так сказать, с выдержкой. Неторопливо, но настойчиво – как опытный охотник, целящий в тетерева или куропатку.
Егор слышал свое сердце, которое тоже, казалось, затаилось и глухо стучало в разреженном пространстве страха. Он попробовал шевельнуть рукой ветку, быстро откатившись вправо, в глубь зарослей. Прогремел еще один выстрел, и ветка упала на снег.
Егор нащупал в кармане пистолет. Его глаз нашел крохотный прогал меж изумрудных веток. Егор стал ждать. Так прошло несколько минут. Наконец, он заметил Вилена Михайловича. Тот, высунув вперед ружье, показался из зарослей стланика. Через разрез прицела он внимательно глядел в ту сторону, где только что исчез Родионов. Егор вскинул пистолет и выстрелил, почти не целясь. Голова Яковенко-старшего исчезла меж ветвей, и сразу же оттуда прозвучал выстрел. Егор уже успел сменить позицию.
Местоположение Вилена Михайловича он запомнил хорошо, но чтобы выстрелить в ту сторону, нужно было поднять голову. Едва Егор привстал, как возле его головы с сухим треском была сбита зеленая ветка. Снова на долю секунды возник Вилен Михайлович, но прежде чем Егор успел нажать на курок, тот исчез за стлаником.
«Что ж, – подумал Егор, – уже хорошо. Значит, отец и сын его не обогнали. Это он, по всей видимости, едва их не обогнал, и они, заметив грузовик или увидев его, Егора, в тайге, решили от него избавиться».
Переговоры были неуместны. Сложившаяся ситуация не оставляла возможности мирного решения. Это отчетливо понимали и Егор, и Яковенко. А посему таежная дуэль могла закончиться лишь гибелью одной из сторон.
Егор не спешил стрелять. Он хотел дождаться такого момента, когда Вилен Михайлович хоть на сантиметр покажется из-за кустов, и тогда уже нажать курок. Правда, пистолет не слишком-то подходил для охоты в тайге, но другого оружия у Родионова не было. Поэтому он терпеливо ждал, когда противники выдадут себя.
Но те тоже не торопились. Становилось холодно лежать на снегу, но после всего того, что Егор пережил, это было не таким уж принципиальным неудобством. Он сунул пистолет за пазуху и надел рукавицы, чтобы согрелись руки.
Проползли еще долгих полчаса. Егор вспомнил о вертолете. Если он застрянет тут с Яковенко, его могут обнаружить люди Шепелева, и тогда уж он точно не увидит сокровищ. Теперь за алмазами гонялись уже не только он и команда Шепелева, но и эти двое. С ними нужно что-то решать, не лежать же здесь до вечера.
Повременив еще немного, Егор решил пойти на смелый шаг. Он отполз немного назад, прячась за толстыми стволами лиственниц, и начал продвигаться в том направлении, в котором раньше шел. Владлен Михайлович тут же заметил его движение и снова открыл пальбу.
Но Егор полз и полз, то замедляя, то убыстряя движение, то вообще застывая. Риск был громадный, но терять времени с Яковенко Егор был не намерен.
Вилен Михайлович тоже стал передвигаться. Когда Егор оглядывался, то видел его темную пригибающуюся к земле фигуру, перебегавшую от одного укрытия до другого.
Пашка, видать, получил приказ оставаться на месте или тащился где-то далеко позади. Несколько раз Егор стрелял, но пули не достигали цели, а только сбивали попавшиеся на пути ветки. Когда Егор прикинул, что в магазине осталось всего два патрона, а может, даже один, он быстро поднялся на ноги и побежал, резко бросаясь из стороны в сторону, скрываясь за стволами и ветками.
Вслед ему неслись выстрелы. Пули с каждым разом ложились все ближе и ближе, точно смерть сдвигала вокруг него свой железный круг. Проваливаясь в снег, припадая на колени, валясь, перекатываясь и снова поднимаясь, Егор убегал от погони.
Его выручило то обстоятельство, что у Яковенко была двустволка, а не карабин. То есть после каждых двух выстрелов он должен был вынимать гильзы и вставлять в стволы новые патроны. В эти промежутки Егор и делал наиболее длинные рывки.
И тут вдруг тайга начала стремительно и гибельно редеть и уходить вверх по склону. Егор, таким образом, находился на дне глубокой лощины. Он отчаянно заработал руками, хватаясь за ветки, подтягиваясь, цепляясь за стволы берез. Если Яковенко застигнет его в этот момент, он уж точно не промажет.
Егор оглянулся. Внизу бежал Вилен Михайлович. Он только что перезарядил свой «зауэр» и теперь метался то к одному, то к другому дереву, выбирая удачную позицию. Нужно хоть на время остановить его. Держась одной рукой за ствол чахлой березки, Родионов рванул зубами рукавицу с руки и вскинул пистолет. Его движение было замечено. Вилену Михайловичу тоже некуда было особенно спрятаться, поэтому, не успев спустить курок, он метнулся к другому деревцу. Егор выстрелил в его сторону и, бросив пистолет в карман, сделал последний рывок и оказался наверху.
Выбравшись из лощины, он оказался прямо на дороге. Теперь Вилен Михайлович достать его не мог. Во всяком случае, пока не мог.
По обе стороны от лощины шел редкий ельник. Кое-где клонилась к земле ива, росла осока. Все говорило о близости реки. В воздухе чувствовалась освежающая влажность. Егор пересек дорогу и побежал вниз по пологому склону холма. Овраг изобиловал березами. Егор поскользнулся и кубарем покатился на дно.
До его уха донесся сбивчиво-глухой, надсадный рев мотора. Егор не стал оглядываться, а вскочил и побежал дальше. Самое главное для него сейчас – уйти от погони.
И тут пространство разорвали два ярых выстрела. Ветер донес до Егора крики. Кажется, это был голос Вилена Михайловича.
* * *
Выскочив на дорогу в воинственном настроении, Вилен Михайлович уже хотел было ринуться в овраг за Егором, как услышал приближавшийся шум автомобильного двигателя. Это был не совсем обычный двигатель. Его гул был похож на рев небольшого самолета. Мотор рычал как зверь, глухо и упорно, то и дело ускоряя обороты. В нем чувствовалась мощь, готовая пробиться и сквозь тайгу и сквозь пустыню. Вилен Михайлович стоял посреди дороги с красным, перекошенным от злобы лицом и вглядывался в стремительно увеличивающуюся точку.
Точка приняла очертания машины. Потом уже Вилен Михайлович рассмотрел яркую окраску джипа. Да, это был исполосованный оранжево-черным могучий джип. Огромная цифра «восемь» украшала дверцы и крышу.
Увидев машину, Вилен Михайлович решил прекратить бесплодную погоню за Егором, тем более что уверенности в успехе у него не было. Родионов был явно выносливей его, а он уже начал выдыхаться. Нет, гонки по пересеченной местности – это не для него. Единственное преимущество Вилена Михайловича перед Родионовым было в ружье, которому пистолет сильно уступал в убойной силе и в точности прицеливания.
Но патроны к «зауэру» тоже были на исходе. Поэтому бывшему конвоиру пришла в голову другая идея. Тем более что она просто-таки ехала ему в руки. Дождавшись, пока машина подъедет так, чтобы его было видно на дороге, он поднял «зауэр» стволом вверх и выстрелил.
Пашка вслед за отцом тащился с двумя рюкзаками. Один был у него на спине, а другой он волочил за собой по снегу. Тяжело дыша, он уже начал подниматься вверх по склону, когда джип затормозил перед отцом. Он не видел, что отец держал «зауэр» направленным в лобовое стекло, но водитель джипа видел это слишком хорошо. Еще бы немного, и его усиленный бампер двинул бы Яковенко-старшего в живот, но водитель вовремя ударил по тормозам. Тяжело и грозно урча, джип замер перед Виленом Михайловичем.
– Выходи! – орал Вилен Михайлович, поводя из стороны в сторону стволом «зауэра». – Выходи, сука! Я приказываю!
Из машины выполз долговязый парень в шлеме и ярко-красном комбинезоне. На рукаве была тройная оранжево-черно-белая полоса, такая же полоса проходила по нижней части комбинезона.
– Руки! – закричал Вилен Михайлович, наставляя на парня ружье.
– И ты, и ты тоже! – Вилен Михайлович кивнул в сторону сидевшего на пассажирском сиденье штурмана.
Долговязый что-то по-немецки сказал своему напарнику. Тот сидел с вытаращенными от изумления глазами.
– Давайте, нехристи, выметывайтесь, – злорадно вопил Вилен Михайлович, поняв, что перед ним иностранцы. – На хер из машины, на хер! – с расстановкой говорил он, полагая, что так его лучше поймут.
Неизвестно, что больше напугало немецких спортсменов – «зауэр» или истерическая злоба Яковенко-старшего. Напарник долговязого понял, что от них требуется. Он открыл дверку и спрыгнул с подножки. Он был в точно таком же красном комбинезоне, пониже водителя, крепкий, с веснушчатым лицом простофили.
– Пашка, давай в машину, – скомандовал Вилен Михайлович сыну, который только появился у дороги.
Пашка тяжело дышал, с него градом катил пот. Он подтянул наверх второй рюкзак и бросил его рядом с джипом.
– Быстро в машину, Паша, кому говорю! – рявкнул Вилен Михайлович, видя, что сын несколько замешкался.
– Найн, найн, ноу, нэ-эт, – приблизившийся к Яковенко-старшему долговязый водитель показывал с огорченным видом на часы, пытаясь вспомнить хоть какие-то слова.
– Батя, может, не надо? Ну их к черту! – Пашка растерянно пялился на отца. – Пусть катят отсюда.
– Я, я, нэ нада, – закивал долговязый немец, силясь улыбнуться и продолжая стучать по массивным часам на руке, – мы есть апаздать!
– Вам есть пиздец, – взвизгнул Вилен Михайлович, – отойти от машины к чертовой матери! Хенде хох, фриц швайн! – Он снова направил ружье на водителя.
Тот понял сакраментальную фразу и руки поднял.
– Пашка, садись за руль, – зыркнул на сына Вилен Михайлович. – Иди, сказал! Чего ждешь?!
– Нэ-эт, – замахал руками штурман, – нэ-эт, найн, ноу!
– Ну-ка, не мешайся! – Вилен Михайлович направил на него «зауэр», – знаешь, как бьет! Фьюить – и нету! Немецкая штуковина, кстати.
Он заржал. Немцы недоуменно переглянулись. Пашка, поняв, что отец находится не в том состоянии, когда можно ему перечить, приблизился к джипу. Коренастый немец проводил его долгим непонимающим взглядом.
– Мы не воры, – хохотал Вилен Михайлович, – мы бандиты с большой дороги.
– А они, батя?
– Ничего с этими жлобами не случится, товарищи подберут. Так вот, дорогие нацисты, – презрительно глянул он на стоявших с поднятыми руками немцев, – ваши соревнования подошли к концу. Мы, понимаете ли, тоже опаздываем, не можем ждать.
– Но эта наш, – показал долговязый на джип, старательно подбирая русские слова.
– Был ваш, стал наш, понял, фриц? – усмехался Вилен Михайлович.
– Он нэ эст Фриц, – сказал штурман.
– Да мне насрать, кто он! – победоносным тоном произнес Вилен Михайлович, обходя коренастого.
Забравшись в салон, Вилен Михайлович убрал ружье.
– Давай, Пашка. – Он взял карту, по которой ориентировался штурман. – Да тут ни хрена не поймешь!
Пашка открыл заднюю дверку джипа и увидел легкие теплые куртки с такими же эмблемами, как на рукавах комбинезонов. Он выкинул куртки на снег, а на сиденье бросил рюкзаки.
Потом устроился за рулем и надавил на педаль акселератора. Джип взвыл. Казалось, это конь, почуявший незнакомого седока, хочет вырваться на свободу.
– Ну и силища! – воскликнул Пашка.
– Давай по дороге, там недалеко поворот к реке, – Вилен Михайлович кое-что все же разобрал.
Немцы о чем-то энергично переговаривались, с неарийской пылкостью жестикулируя и показывая на машину. Джип рванул с места, и вскоре спортсмены превратились в два едва различимых на горизонте пятнышка.
* * *
Избавившись от преследователей, Егор вздохнул полной грудью. Он не знал, что произошло на трассе, но каким-то шестым чувством понял, что опасность миновала. Он пошел напрямую, сквозь тайгу, которая постепенно начала редеть. В кармане лежала завернутая Туярымой еда. Он решил перекусить, пока совсем не выбрался из леса. Был полдень – Егор определил время по солнцу, стоявшему в высшей точке небосвода.
Пообедав, он зачерпнул ладонью снег и принялся его сосать. Немного утолив жажду, он вынул пистолет и принялся снаряжать магазин патронами, лежащими в кармане россыпью. Когда с этим было покончено, он пересчитал оставшиеся патроны, бросил их в карман рядом с пистолетом, поднялся и быстро зашагал, оставляя солнце с левой стороны.
Глава 29
Пашка гнал джип по дороге, которая становилась все менее накатанной. Но это его не слишком смущало. Он был доволен тем, что не придется снова тащиться пешком, и с удовольствием управлял послушной машиной. Сидящий рядом отец крутил в руках карту, оставленную штурманом немецкой команды, ничего в ней не разбирая. Наконец он опустил стекло и выкинул карту вместе с планшеткой за окно.
– Уроды, – пробормотал он, – ни хрена не разберешь. Не могли по-русски написать.
Он вынул свою карту и принялся ее внимательно разглядывать. Дорога тем временем совсем закончилась. Пашка остановил «Лендровер» и посмотрел на отца.
– Теперь куда? – растерянно спросил он.
– Сейчас, – тот уткнулся в карту, – должно быть, уже недалеко.
Джип стоял посреди открытого пространства, на котором тут и там торчали кочки с оголенными вершинами. Солнце за несколько последних дней успело растопить на них снег, и теперь они, словно головы неведомых чудовищ, чернели среди белого покрывала.
– Давай туда, – Вилен Михайлович махнул рукой вперед, – там должен быть Вилюй, если я не ошибаюсь. Мы не могли его проехать.
Пашка тронул машину, объезжая кочки, маленькие березки и елочки. Через несколько минут он остановил машину на вершине пологой сопки. Внизу раскинулся огромный алас – полувысохшая или высохшая озерная котловина. Летом такие места зарастают сочной травой и используются как выгоны и пастбища. Но сейчас это был просто опасный участок дороги, в центре которого могло быть болото.
– Давай по гребню, – Вилен Михайлович показал вправо.
Пашка повернул руль и направил машину туда, куда показал отец. Вскоре внизу вырисовалась долина реки.
– Ну вот он, Вилюй, – обрадованно произнес Вилен Михайлович. – Где-то здесь недалеко и Октябрьский. Давай вон до того леска, – показал он еще правее. – Там бросим машину и отправимся пешком.
– Ты че, батя, – Пашка остановил вдруг машину, – опять пешком топать? Я на такое не подписывался.
– Делай, что тебе говорят, – повысил голос отец.
– Давай хоть еще немного проедем, – начал ныть Пашка. – Все равно ведь никого нет. Переберемся на тот берег, а там видно будет. Вон там есть пологое местечко.
Врубив скорость, Пашка двинул джип к реке. Вилен Михайлович не стал возражать, тем более что сам не был уверен, что улус Октябрьский находится прямо под боком.
– Черт с тобой, – пробурчал он, – только на берегу тормозни, нужно лед проверить.
– Ха, батя, да здесь такой лед – хоть танк выдержит.
– Танк, может, выдержит, – покачал головой Вилен Михайлович, – а джип – не знаю.
Он вышел из машины и пошел вперед, подпрыгивая на льду, словно заяц.
– Давай, – показал он рукой, – двигай помаленьку.
Машина медленно въехала на лед передними колесами. Лед выдержал. На мгновение остановившись, она двинулась дальше. Вилен Михайлович шагал впереди, показывая путь. Пашка понял, что лед еще крепкий, и, надавив на газ, начал набирать скорость. Он принял немного в сторону, чтобы не задеть отца, и еще больше надавил на газ. Проезжая мимо, он помахал отцу рукой через опущенное стекло.
– Я же говорил, танк выдержит, – усмехнул-ся он.
– Пашка, не дури, – прикрикнул на него Вилен Михайлович, но джип был уже на середине реки, где самое сильное течение.
Когда передние колеса тяжелого джипа с хрустом начали уходить под лед, выдавив на поверхность черную ледяную воду, Пашка еще не понял всей опасности своего положения. Он увидел, что что-то не так, и надавил на тормоз. Машина еще больше проломила лед. Теперь передние колеса были почти полностью погружены в воду. Врубив заднюю скорость, Пашка попытался выбраться назад, но широкие колеса скользили по льду, смазанному водой, как по нагретому маслу.
– Наружу, – орал Вилен Михайлович, бросившись к джипу, – вылезай наружу, Паша!
Но тот как будто не слышал его. Если бы он не промедлил и, открыв дверь, выпрыгнул на лед, возможно, спасся бы, но Пашка все давил на газ, пытаясь освободить джип. Эти его усилия только усугубили положение: кроша лед, начали проседать и задние колеса. Вскоре под тяжестью двигателя передок еще больше ушел под лед.
– Уроды, – пробормотал он, – ни хрена не разберешь. Не могли по-русски написать.
Он вынул свою карту и принялся ее внимательно разглядывать. Дорога тем временем совсем закончилась. Пашка остановил «Лендровер» и посмотрел на отца.
– Теперь куда? – растерянно спросил он.
– Сейчас, – тот уткнулся в карту, – должно быть, уже недалеко.
Джип стоял посреди открытого пространства, на котором тут и там торчали кочки с оголенными вершинами. Солнце за несколько последних дней успело растопить на них снег, и теперь они, словно головы неведомых чудовищ, чернели среди белого покрывала.
– Давай туда, – Вилен Михайлович махнул рукой вперед, – там должен быть Вилюй, если я не ошибаюсь. Мы не могли его проехать.
Пашка тронул машину, объезжая кочки, маленькие березки и елочки. Через несколько минут он остановил машину на вершине пологой сопки. Внизу раскинулся огромный алас – полувысохшая или высохшая озерная котловина. Летом такие места зарастают сочной травой и используются как выгоны и пастбища. Но сейчас это был просто опасный участок дороги, в центре которого могло быть болото.
– Давай по гребню, – Вилен Михайлович показал вправо.
Пашка повернул руль и направил машину туда, куда показал отец. Вскоре внизу вырисовалась долина реки.
– Ну вот он, Вилюй, – обрадованно произнес Вилен Михайлович. – Где-то здесь недалеко и Октябрьский. Давай вон до того леска, – показал он еще правее. – Там бросим машину и отправимся пешком.
– Ты че, батя, – Пашка остановил вдруг машину, – опять пешком топать? Я на такое не подписывался.
– Делай, что тебе говорят, – повысил голос отец.
– Давай хоть еще немного проедем, – начал ныть Пашка. – Все равно ведь никого нет. Переберемся на тот берег, а там видно будет. Вон там есть пологое местечко.
Врубив скорость, Пашка двинул джип к реке. Вилен Михайлович не стал возражать, тем более что сам не был уверен, что улус Октябрьский находится прямо под боком.
– Черт с тобой, – пробурчал он, – только на берегу тормозни, нужно лед проверить.
– Ха, батя, да здесь такой лед – хоть танк выдержит.
– Танк, может, выдержит, – покачал головой Вилен Михайлович, – а джип – не знаю.
Он вышел из машины и пошел вперед, подпрыгивая на льду, словно заяц.
– Давай, – показал он рукой, – двигай помаленьку.
Машина медленно въехала на лед передними колесами. Лед выдержал. На мгновение остановившись, она двинулась дальше. Вилен Михайлович шагал впереди, показывая путь. Пашка понял, что лед еще крепкий, и, надавив на газ, начал набирать скорость. Он принял немного в сторону, чтобы не задеть отца, и еще больше надавил на газ. Проезжая мимо, он помахал отцу рукой через опущенное стекло.
– Я же говорил, танк выдержит, – усмехнул-ся он.
– Пашка, не дури, – прикрикнул на него Вилен Михайлович, но джип был уже на середине реки, где самое сильное течение.
Когда передние колеса тяжелого джипа с хрустом начали уходить под лед, выдавив на поверхность черную ледяную воду, Пашка еще не понял всей опасности своего положения. Он увидел, что что-то не так, и надавил на тормоз. Машина еще больше проломила лед. Теперь передние колеса были почти полностью погружены в воду. Врубив заднюю скорость, Пашка попытался выбраться назад, но широкие колеса скользили по льду, смазанному водой, как по нагретому маслу.
– Наружу, – орал Вилен Михайлович, бросившись к джипу, – вылезай наружу, Паша!
Но тот как будто не слышал его. Если бы он не промедлил и, открыв дверь, выпрыгнул на лед, возможно, спасся бы, но Пашка все давил на газ, пытаясь освободить джип. Эти его усилия только усугубили положение: кроша лед, начали проседать и задние колеса. Вскоре под тяжестью двигателя передок еще больше ушел под лед.