В 220-х гг. армия Цинь начала наступление и сумела одну за другой разгромить армии остальных царств; в 221 г. циньский князь Ин Чжэн был провозглашен Ши-хуанди – Первым Императором. В глазах китайцев, не знавших о существовании западного мира, это событие выглядело, как объединение Поднебесной, окончание эпохи Сражающихся царств и установление всеобщего мира.
Цинь Ши-хуанди был хорошо знаком с трудами легистов и с их главой Хань Фэй-цзы, его ближайшим помощником был другой выдающийся представитель школы легистов Ли Сы. Управление империей осуществлялось по легистским канонам: Ши-хуан отменил все аристократические титулы и уравнял всех перед законом, даже братья и сыновья императора не имели никаких титулов и в правовом отношении ничем не отличались от простолюдинов[715]. Между тем в «срединных царствах» и в особенности в Чу еще существовала аристократия, владевшая наследственными земельными пожалованиями. Теперь все наследственные пожалования были упразднены; вся знать покоренных царств – 120 тыс. семей – была переселена в столицу Сяньян[716]. Покоренные царства были поделены на уезды, куда назначались сменяемые чиновники, получавшее небольшие оклады. Деятельность чиновников строго контролировалась ревизорами, «юйши», император часто совершал инспекционные поездки по стране[717]. Порядки, введенные в Цинь Шан Яном, после завоевания были распространены на всю империю, все члены семей были связаны круговой порукой, если один из них совершал преступление, то всю семью обращали в рабство[718].
Завоевание не изменило аграрных отношений в «срединных царствах»; в 216 г. был проведен учет земель, землевладельцы сами доложили о размерах своих полей и эти поля были записаны как их собственность[719]. Крестьяне по-прежнему страдали от перенаселения и малоземелья, и власти не препятствовали продаже земель разорившимися земледельцами. Многие безземельные крестьяне были вынуждены идти в батраки, другие отдавали в залог своих детей. Бедняки уходили в города, нанимались на соляные и железоделательные промыслы; богатые купцы владели промыслами с тысячами рабочих и рабов[720].
Ши-хуан сознавал остроту земельной проблемы и пытался решить ее с помощью «политики поощрения земледелия», в частности с помощью массовых переселений бедняков на целинные земли окраин. В 219 г. 30 тыс. семей были переселены на юго-восток Шаньдуна, еще 30 тыс. – в Хэбэй[721]. В 215 г. Ши-хуан распорядился построить стену, чтобы защитить северные области страны от набегов гуннов. На строительстве Великой стены было занято 300 тыс. солдат и несколько сот тысяч крестьян, мобилизованных по трудовой повинности. После окончания строительства, в 212 г., на земли, прилегающие к стене, были переселены 80 тыс. семей[722]. В 214 г. были мобилизованы в армию и направлены на завоевание южных земель несколько сот тысяч «заложенных сыновей» – тех безземельных бедняков, которые работали на богачей в залог долга. На завоеванные земли юга также переселялись колонисты из центральных районов[723].
Меры, принятые Цинь Шихуаном, оказались недостаточными – разорение крестьян продолжалось. Вдобавок войны и грандиозные стройки Шихуана принесли с собой чрезмерное увеличение повинностей и налогов. По законам Шан Яна укрывавшихся от налогов и мобилизаций вместе с родней обращали в рабов. Яркую характеристику сложившегося положения дал впоследствии ханьский министр Дун Чжуншу.
«Поля богачей тянулись межа за межой, а у бедного люда не осталось земли, куда можно было бы воткнуть шило, – писал Дун Чжуншу. – К тому же в одних руках сосредоточились богатства рек и озер, гор и лесов. В своем разврате люди перешли все границы, соперничали в расточительстве. В городах встречались люди, которые пользовались таким же почетом, что и правители; в общинах встречались люди, обладавшие богатством гунов и хоу. Как мог малый люд не страдать! Он отбывает месячную воинскую повинность в уезде, затем службу в регулярных войсках. Военные и трудовые повинности в тридцать раз больше, чем в древности. Земельный и подушный налоги, сборы на соль и железо в двадцать раз больше, чем в древности[724]. Некоторые обрабатывают поля богачей, платя за это половину урожая. Поэтому бедный люд постоянно одевается в такие же одежды, которыми покрывают волов и лошадей, ест пищу собак и свиней. Все это усиливается еще и тем, что алчные и жестокие чиновники своевольно наказывают и убивают. Люди страдают и не имеют опоры, поэтому они скрываются в горах и лесах и становятся разбойниками. Осужденных толпы; за год число их достигает тысяч и десятков тысяч»[725].
Цинь Шихуану не удалось остановить Сжатие – после его смерти в 210 г. на территории бывшего царства Чу началось большое восстание. Инициатива выступления принадлежала простому народу, но вскоре к руководству движением пришла знать, стремившаяся вернуть свои наследственные владения. Восставшие воевали под знаменами старинных царств и нередко вступали в междоусобную борьбу. В 207 г. повстанцы овладели столицей империи, Сяньяном, огромный город был разрушен, а население вырезано до последнего человека. Источники сообщают о голоде, доводившем людей до людоедства, о гибели половины населения Китая[726]. По другим сведениям, население сократилось на 2/5, в городах из каждых десяти жителей осталось два-три[727]. В 202 г. до н. э. вождь повстанцев Лю Бан провозгласил себя первым императором новой династии Хань. Начался новый период истории Китая.
* * *
Возвращаясь к анализу исторического процесса в рамках трехфакторной модели, необходимо отметить, что жуны, перенявшие всадническое искусство у пришедших с запада племен, оказались восприимчивы и к китайским влияниям. Цинь стала областью социального синтеза, где военные традиции степи совместились с этатистскими традициями «срединных царств». Результатом этого синтеза стало рождение мощной военной державы, которая впоследствии объединила под своей властью весь Китай, причем завоевания были столь стремительными, что они не вызвали прерывания демографических циклов в покоренных царствах.
Завоевание привело к трансформации структуры, к распространению этатистских порядков Цинь на всю территорию Китая. Если в долине Хуанхэ такие порядки – в менее строгом варианте – существовали и прежде, то в южных царствах они были новшеством, вызвавшим сопротивление местной элиты. Другой проблемой было усиливавшееся Сжатие. Император пытался использовать для понижения демографического давления методы государственного регулирования: он переселил на целинные земли окраин сотни тысяч бедняков из густонаселенных районов. Однако Шихуан не решился на передел земли и не смог остановить Сжатия. Более того, войны и грандиозные стройки, резкое увеличение налогов и повинностей вызвали структурный кризис. На примере эпохи Цинь мы впервые можем проследить механизм структурного кризиса, причиной которого является масштабное перераспределение ресурсов в структуре «государство – элита – народ». В условиях Сжатия этот кризис быстро перешел в общий экосоциальный кризис. После смерти императора начались восстания, и уцелевшая знать выступила вместе с народом. Гражданские войны, голод, разрушение ирригационных систем привели к демографической катастрофе; погибло около половины населения Поднебесной.
* * *
Анализируя события, последовавшие за появлением кавалерии, необходимо прежде всего отметить определенный параллелизм в процессах социального синтеза в Китае и на Ближнем Востоке. В обоих регионах конные варвары не смогли завоевать земледельческие империи, очевидно, вследствие отсутствия у них необходимой политической организации. Однако искусство конных лучников было перенято у степняков другими варварами, жившими на окраинах империй и сумевшими совместить новую кавалерию, старую пехоту и заимствованную у империй этатистскую традицию. Эти «цивилизованные варвары» затем приступили к завоеваниям и завладели огромными территориями, создав две мировые империи: Персидскую империю и империю Цинь.
В обоих случаях военное преимущество конных лучников было таково, что завоевания совершились без больших потрясений и не прервали демографические циклы на завоеванных территориях. Однако продолжающееся Сжатие вскоре вызвало борьбу за ресурсы между завоевателями, элитами и народами покоренных стран. Результатом стали повсеместные восстания, вызвавшие гибель империи Цинь. Персам удалось подавить восстания и создать сословную монархию, которая эволюционировала в течение следующего демографического цикла по законам, описанным Ибн Халдуном. В конце IV в. до н. э. на смену персам пришли новые завоеватели – македоняне.
ГЛАВА VI
6.1. РОЖДЕНИЕ ФАЛАНГИ
6.2. СЕЛЕВКИДСКИЙ ПЕРИОД НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ
Цинь Ши-хуанди был хорошо знаком с трудами легистов и с их главой Хань Фэй-цзы, его ближайшим помощником был другой выдающийся представитель школы легистов Ли Сы. Управление империей осуществлялось по легистским канонам: Ши-хуан отменил все аристократические титулы и уравнял всех перед законом, даже братья и сыновья императора не имели никаких титулов и в правовом отношении ничем не отличались от простолюдинов[715]. Между тем в «срединных царствах» и в особенности в Чу еще существовала аристократия, владевшая наследственными земельными пожалованиями. Теперь все наследственные пожалования были упразднены; вся знать покоренных царств – 120 тыс. семей – была переселена в столицу Сяньян[716]. Покоренные царства были поделены на уезды, куда назначались сменяемые чиновники, получавшее небольшие оклады. Деятельность чиновников строго контролировалась ревизорами, «юйши», император часто совершал инспекционные поездки по стране[717]. Порядки, введенные в Цинь Шан Яном, после завоевания были распространены на всю империю, все члены семей были связаны круговой порукой, если один из них совершал преступление, то всю семью обращали в рабство[718].
Завоевание не изменило аграрных отношений в «срединных царствах»; в 216 г. был проведен учет земель, землевладельцы сами доложили о размерах своих полей и эти поля были записаны как их собственность[719]. Крестьяне по-прежнему страдали от перенаселения и малоземелья, и власти не препятствовали продаже земель разорившимися земледельцами. Многие безземельные крестьяне были вынуждены идти в батраки, другие отдавали в залог своих детей. Бедняки уходили в города, нанимались на соляные и железоделательные промыслы; богатые купцы владели промыслами с тысячами рабочих и рабов[720].
Ши-хуан сознавал остроту земельной проблемы и пытался решить ее с помощью «политики поощрения земледелия», в частности с помощью массовых переселений бедняков на целинные земли окраин. В 219 г. 30 тыс. семей были переселены на юго-восток Шаньдуна, еще 30 тыс. – в Хэбэй[721]. В 215 г. Ши-хуан распорядился построить стену, чтобы защитить северные области страны от набегов гуннов. На строительстве Великой стены было занято 300 тыс. солдат и несколько сот тысяч крестьян, мобилизованных по трудовой повинности. После окончания строительства, в 212 г., на земли, прилегающие к стене, были переселены 80 тыс. семей[722]. В 214 г. были мобилизованы в армию и направлены на завоевание южных земель несколько сот тысяч «заложенных сыновей» – тех безземельных бедняков, которые работали на богачей в залог долга. На завоеванные земли юга также переселялись колонисты из центральных районов[723].
Меры, принятые Цинь Шихуаном, оказались недостаточными – разорение крестьян продолжалось. Вдобавок войны и грандиозные стройки Шихуана принесли с собой чрезмерное увеличение повинностей и налогов. По законам Шан Яна укрывавшихся от налогов и мобилизаций вместе с родней обращали в рабов. Яркую характеристику сложившегося положения дал впоследствии ханьский министр Дун Чжуншу.
«Поля богачей тянулись межа за межой, а у бедного люда не осталось земли, куда можно было бы воткнуть шило, – писал Дун Чжуншу. – К тому же в одних руках сосредоточились богатства рек и озер, гор и лесов. В своем разврате люди перешли все границы, соперничали в расточительстве. В городах встречались люди, которые пользовались таким же почетом, что и правители; в общинах встречались люди, обладавшие богатством гунов и хоу. Как мог малый люд не страдать! Он отбывает месячную воинскую повинность в уезде, затем службу в регулярных войсках. Военные и трудовые повинности в тридцать раз больше, чем в древности. Земельный и подушный налоги, сборы на соль и железо в двадцать раз больше, чем в древности[724]. Некоторые обрабатывают поля богачей, платя за это половину урожая. Поэтому бедный люд постоянно одевается в такие же одежды, которыми покрывают волов и лошадей, ест пищу собак и свиней. Все это усиливается еще и тем, что алчные и жестокие чиновники своевольно наказывают и убивают. Люди страдают и не имеют опоры, поэтому они скрываются в горах и лесах и становятся разбойниками. Осужденных толпы; за год число их достигает тысяч и десятков тысяч»[725].
Цинь Шихуану не удалось остановить Сжатие – после его смерти в 210 г. на территории бывшего царства Чу началось большое восстание. Инициатива выступления принадлежала простому народу, но вскоре к руководству движением пришла знать, стремившаяся вернуть свои наследственные владения. Восставшие воевали под знаменами старинных царств и нередко вступали в междоусобную борьбу. В 207 г. повстанцы овладели столицей империи, Сяньяном, огромный город был разрушен, а население вырезано до последнего человека. Источники сообщают о голоде, доводившем людей до людоедства, о гибели половины населения Китая[726]. По другим сведениям, население сократилось на 2/5, в городах из каждых десяти жителей осталось два-три[727]. В 202 г. до н. э. вождь повстанцев Лю Бан провозгласил себя первым императором новой династии Хань. Начался новый период истории Китая.
* * *
Возвращаясь к анализу исторического процесса в рамках трехфакторной модели, необходимо отметить, что жуны, перенявшие всадническое искусство у пришедших с запада племен, оказались восприимчивы и к китайским влияниям. Цинь стала областью социального синтеза, где военные традиции степи совместились с этатистскими традициями «срединных царств». Результатом этого синтеза стало рождение мощной военной державы, которая впоследствии объединила под своей властью весь Китай, причем завоевания были столь стремительными, что они не вызвали прерывания демографических циклов в покоренных царствах.
Завоевание привело к трансформации структуры, к распространению этатистских порядков Цинь на всю территорию Китая. Если в долине Хуанхэ такие порядки – в менее строгом варианте – существовали и прежде, то в южных царствах они были новшеством, вызвавшим сопротивление местной элиты. Другой проблемой было усиливавшееся Сжатие. Император пытался использовать для понижения демографического давления методы государственного регулирования: он переселил на целинные земли окраин сотни тысяч бедняков из густонаселенных районов. Однако Шихуан не решился на передел земли и не смог остановить Сжатия. Более того, войны и грандиозные стройки, резкое увеличение налогов и повинностей вызвали структурный кризис. На примере эпохи Цинь мы впервые можем проследить механизм структурного кризиса, причиной которого является масштабное перераспределение ресурсов в структуре «государство – элита – народ». В условиях Сжатия этот кризис быстро перешел в общий экосоциальный кризис. После смерти императора начались восстания, и уцелевшая знать выступила вместе с народом. Гражданские войны, голод, разрушение ирригационных систем привели к демографической катастрофе; погибло около половины населения Поднебесной.
* * *
Анализируя события, последовавшие за появлением кавалерии, необходимо прежде всего отметить определенный параллелизм в процессах социального синтеза в Китае и на Ближнем Востоке. В обоих регионах конные варвары не смогли завоевать земледельческие империи, очевидно, вследствие отсутствия у них необходимой политической организации. Однако искусство конных лучников было перенято у степняков другими варварами, жившими на окраинах империй и сумевшими совместить новую кавалерию, старую пехоту и заимствованную у империй этатистскую традицию. Эти «цивилизованные варвары» затем приступили к завоеваниям и завладели огромными территориями, создав две мировые империи: Персидскую империю и империю Цинь.
В обоих случаях военное преимущество конных лучников было таково, что завоевания совершились без больших потрясений и не прервали демографические циклы на завоеванных территориях. Однако продолжающееся Сжатие вскоре вызвало борьбу за ресурсы между завоевателями, элитами и народами покоренных стран. Результатом стали повсеместные восстания, вызвавшие гибель империи Цинь. Персам удалось подавить восстания и создать сословную монархию, которая эволюционировала в течение следующего демографического цикла по законам, описанным Ибн Халдуном. В конце IV в. до н. э. на смену персам пришли новые завоеватели – македоняне.
ГЛАВА VI
ЭПОХА ТЯЖЕЛОЙ ПЕХОТЫ
6.1. РОЖДЕНИЕ ФАЛАНГИ
Походы Александра Македонского представляли собой новую волну завоеваний, связанную с появлением македонской фаланги. Фаланга имела в Греции длительную историю, она появилась в VII в. до н. э. и была ответом греков на экспансию кочевников: в это время племена киммерийцев захватили Македонию и иногда прорывались в Среднюю Грецию[728]. В результате диффузионных процессов в Аттике и Беотии сложились государства, в которых господствовала всадническая аристократия. «В Греции, – писал Аристотель, – полноправными гражданами были в первое время воины, а именно вначале – всадники; объясняется это тем, что тогда на войне силу и перевес давала конница, а тяжеловооруженная пехота, за отсутствием в ней правильного устройства, была бесполезна»[729]. Однако пехота не оставила попыток противостоять конным и пешим лучникам; сначала появилось более эффективное защитное вооружение: бронзовая кираса, поножи, большой щит – вес этого снаряжения достигал 30 кг. Затем пехотинцы научились сражаться в сомкнутом строю, в фаланге, причем каждый воин должен был прикрывать шитом не только себя, но отчасти и соседа слева. Сначала воины имели по два дротика, но к концу VI в., когда фаланга приняла завершенный вид, главным оружием стало двухметровое копье[730].
Хотя греческая фаланга была менее уязвима для стрел конных лучников, она не могла атаковать маневренную и быструю конницу. Атака фаланги направлялась на лучников-пехотинцев, которые в то время еще составляли основу боевого порядка как в персидской армии, так и в армиях других государств. При такой атаке требовалось быстрым шагом или даже бегом преодолеть около 100 м простреливаемого пространства, на это уходило меньше минуты. После этого, как пишет Г. Дельбрюк, не имевшие тяжелого вооружения лучники могли считать себя погибшими[731].
В 480 г. до н. э. волна персидских завоеваний достигла Греции, и в следующем году греческая фаланга встретилась с персидской армией в битве при Платеях. Поначалу персы избегали сражения и ограничивались атаками конницы, которая почти безнаказанно обстреливала греков, вынудила их укрыться на холмах и лишила подвоза воды. В конце концов греки решили отступить, персидский полководец Мардоний принял это отступление за бегство и опрометчиво бросил в атаку свою пехоту. В ответ греки быстро построились в фалангу и в коротком бою разгромили пехоту персов. «Персы не уступали эллинам в отваге и телесной силе, – свидетельствует Геродот, – у них не было только тяжелого вооружения…»[732]. Конница персов, не принимавшая участия в этом решительном столкновении, была вынуждена вернуться в Персию.
Таким образом, новое оружие греков смогло остановить волну завоеваний, порожденную появлением конницы. Следующие полтора века прошли в борьбе двух военных систем, персидской и греческой, причем обе стороны в ходе диффузионного процесса стремились заимствовать оружие противника. Греки наняли некоторое количество скифских лучников и стали шире использовать фессалийскую конницу. Персы, пользуясь враждой между греческими государствами, стали нанимать эллинских гоплитов; к моменту вторжения Александра Македонского их число достигло 30 тыс.[733]. Одновременно персы развивали свою кавалерийскую тактику и в дополнение к легким конным лучникам создали отряды всадников, одетых в панцири; эти всадники атаковали противника в сомкнутом строю и вступали в ближний бой, сражаясь дротиками и мечами. Впрочем, в отсутствие стремян кавалеристы были еще недостаточно устойчивы в седле, и тяжелая конница пока не получила широкого распространения[734].
Обе системы вооружения распространялись путем диффузии и в соседние страны. Расположенная к северу от Греции Македония с давнего времени славилась своей конницей «гетайров», которая состояла из местной знати – по-видимому, потомков некогда завоевавших эту страну киммерийцев. «Гетайры», или «друзья царя» (так же как всадники из соседней Фессалии), были защищенными короткими панцирями метателями дротиков; что же касается македонской пехоты, то она представляла собой плохо вооруженное крестьянское ополчение. Македонский царь Филипп II, хорошо знакомый с военным достижениями греков, в 350-х гг. предпринял военную реформу и полностью реорганизовал как пехоту, так и конницу. Взяв за образец греческую фалангу, Филипп II вооружил пехотинцев более длинными копьями, «сариссами», так что перед фронтом фаланги выступали копья пяти первых рядов. Длина «сарисс» достигала 14 локтей (6,3 м), и македонские воины (в отличие от греков) держали свои копья обеими руками; соответственно, их щиты были меньших размеров и закреплялись на плече с помощью ремней. При этом плотность построения была увеличена примерно вдвое за счет того, что фалангисты стояли боком, выдвигая левое плечо со щитом вперед; в результате на каждого противника было нацелено десять копий. Глубина фаланги достигала 16 шеренг, и задние ряды практически не участвовали в столкновении. Их задача состояла в том, чтобы толкать вперед передние ряды, воины которых не только не могли бежать, но и с трудом шевелились в давке, зато напор фаланги был страшным[735]. «Пока фаланга сохраняет присущие ей особенности и свойства, – говорит Полибий, – нет силы, которая могла бы сопротивляться ей с фронта или устоять против ее натиска»[736].
Филипп II реформировал также и македонскую конницу. Всадники тоже были вооружены сариссами, но меньшей длины (около 3 м); они были обучены сражаться в сплоченном строю и атаковать клином. Вероятно, в данном случае примером послужила тяжелая конница персов, однако, как и в пехоте, длинное копье было македонской инновацией. Существенно, что всадники (как и в Персии) стали получать от царя поместья, и прежняя всадническая аристократия была разбавлена «новыми людьми», среди которых было много фессалийцев и греков. Пехота в отличие от конницы рекрутировалась по территориальным округам, при этом воины получали хорошую плату. Новая военная тактика Филиппа II требовала длительного обучения, и воины царя были профессиональными солдатами – таким образом, македонский царь создал регулярную армию, оснащенную новым оружием и обученную новой тактике[737].
Тактика новой армии была построена на сочетании кинжальных прорывов копьеносной кавалерии и фронтального удара фаланги, но основную роль играла фаланга. «Это фаланга выигрывала сражения», – пишет Р. Конолли[738]. Результатом нового фундаментального открытия – создания фаланги – стала волна македонских завоеваний. После нескольких победоносных походов Филипп II покорил многие фракийские и иллирийские племена, а затем заставил признать зависимость от Македонии многочисленные греческие полисы. В 334 г. сын Филиппа II Александр выступил в поход против огромной Персидской империи; разгромив в нескольких сражениях армии персов, он создал огромное государство, простиравшееся от Греции до берегов Инда.
Хотя греческая фаланга была менее уязвима для стрел конных лучников, она не могла атаковать маневренную и быструю конницу. Атака фаланги направлялась на лучников-пехотинцев, которые в то время еще составляли основу боевого порядка как в персидской армии, так и в армиях других государств. При такой атаке требовалось быстрым шагом или даже бегом преодолеть около 100 м простреливаемого пространства, на это уходило меньше минуты. После этого, как пишет Г. Дельбрюк, не имевшие тяжелого вооружения лучники могли считать себя погибшими[731].
В 480 г. до н. э. волна персидских завоеваний достигла Греции, и в следующем году греческая фаланга встретилась с персидской армией в битве при Платеях. Поначалу персы избегали сражения и ограничивались атаками конницы, которая почти безнаказанно обстреливала греков, вынудила их укрыться на холмах и лишила подвоза воды. В конце концов греки решили отступить, персидский полководец Мардоний принял это отступление за бегство и опрометчиво бросил в атаку свою пехоту. В ответ греки быстро построились в фалангу и в коротком бою разгромили пехоту персов. «Персы не уступали эллинам в отваге и телесной силе, – свидетельствует Геродот, – у них не было только тяжелого вооружения…»[732]. Конница персов, не принимавшая участия в этом решительном столкновении, была вынуждена вернуться в Персию.
Таким образом, новое оружие греков смогло остановить волну завоеваний, порожденную появлением конницы. Следующие полтора века прошли в борьбе двух военных систем, персидской и греческой, причем обе стороны в ходе диффузионного процесса стремились заимствовать оружие противника. Греки наняли некоторое количество скифских лучников и стали шире использовать фессалийскую конницу. Персы, пользуясь враждой между греческими государствами, стали нанимать эллинских гоплитов; к моменту вторжения Александра Македонского их число достигло 30 тыс.[733]. Одновременно персы развивали свою кавалерийскую тактику и в дополнение к легким конным лучникам создали отряды всадников, одетых в панцири; эти всадники атаковали противника в сомкнутом строю и вступали в ближний бой, сражаясь дротиками и мечами. Впрочем, в отсутствие стремян кавалеристы были еще недостаточно устойчивы в седле, и тяжелая конница пока не получила широкого распространения[734].
Обе системы вооружения распространялись путем диффузии и в соседние страны. Расположенная к северу от Греции Македония с давнего времени славилась своей конницей «гетайров», которая состояла из местной знати – по-видимому, потомков некогда завоевавших эту страну киммерийцев. «Гетайры», или «друзья царя» (так же как всадники из соседней Фессалии), были защищенными короткими панцирями метателями дротиков; что же касается македонской пехоты, то она представляла собой плохо вооруженное крестьянское ополчение. Македонский царь Филипп II, хорошо знакомый с военным достижениями греков, в 350-х гг. предпринял военную реформу и полностью реорганизовал как пехоту, так и конницу. Взяв за образец греческую фалангу, Филипп II вооружил пехотинцев более длинными копьями, «сариссами», так что перед фронтом фаланги выступали копья пяти первых рядов. Длина «сарисс» достигала 14 локтей (6,3 м), и македонские воины (в отличие от греков) держали свои копья обеими руками; соответственно, их щиты были меньших размеров и закреплялись на плече с помощью ремней. При этом плотность построения была увеличена примерно вдвое за счет того, что фалангисты стояли боком, выдвигая левое плечо со щитом вперед; в результате на каждого противника было нацелено десять копий. Глубина фаланги достигала 16 шеренг, и задние ряды практически не участвовали в столкновении. Их задача состояла в том, чтобы толкать вперед передние ряды, воины которых не только не могли бежать, но и с трудом шевелились в давке, зато напор фаланги был страшным[735]. «Пока фаланга сохраняет присущие ей особенности и свойства, – говорит Полибий, – нет силы, которая могла бы сопротивляться ей с фронта или устоять против ее натиска»[736].
Филипп II реформировал также и македонскую конницу. Всадники тоже были вооружены сариссами, но меньшей длины (около 3 м); они были обучены сражаться в сплоченном строю и атаковать клином. Вероятно, в данном случае примером послужила тяжелая конница персов, однако, как и в пехоте, длинное копье было македонской инновацией. Существенно, что всадники (как и в Персии) стали получать от царя поместья, и прежняя всадническая аристократия была разбавлена «новыми людьми», среди которых было много фессалийцев и греков. Пехота в отличие от конницы рекрутировалась по территориальным округам, при этом воины получали хорошую плату. Новая военная тактика Филиппа II требовала длительного обучения, и воины царя были профессиональными солдатами – таким образом, македонский царь создал регулярную армию, оснащенную новым оружием и обученную новой тактике[737].
Тактика новой армии была построена на сочетании кинжальных прорывов копьеносной кавалерии и фронтального удара фаланги, но основную роль играла фаланга. «Это фаланга выигрывала сражения», – пишет Р. Конолли[738]. Результатом нового фундаментального открытия – создания фаланги – стала волна македонских завоеваний. После нескольких победоносных походов Филипп II покорил многие фракийские и иллирийские племена, а затем заставил признать зависимость от Македонии многочисленные греческие полисы. В 334 г. сын Филиппа II Александр выступил в поход против огромной Персидской империи; разгромив в нескольких сражениях армии персов, он создал огромное государство, простиравшееся от Греции до берегов Инда.
6.2. СЕЛЕВКИДСКИЙ ПЕРИОД НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ
Фаланга с легкостью опрокинула обессилевшие войска персов и покорила весь Ближний Восток. Однако в то время, когда войска Александра завоевывали персидскую монархию, монархия завоевывала его самого: в процессе социального синтеза царь быстро перенимал традиции самодержавия. Александр принял титул «царя четырех стран света», одел персидские одежды и стал требовать, чтобы гетайры склонялись перед ним до земли, как это делали персидские сатрапы, оставленные царем на своих постах. Это вызвало негодование «друзей царя» и ропот простых воинов. После смерти Александра началась бурная традиционалистская реакция македонян на излишне поспешное перенимание восточных традиций. Власть оказалась в руках македонского народа-войска, который на шумных сходках избирал своих вождей; при этом конница гетайров вступала в схватки с крестьянами-фалангистами[739].
Междоусобные войны македонян продолжались более двадцати лет и привели к демографической катастрофе, обширные области Ближнего Востока подверглись жестокому разорению[740]. К началу III в. до н. э. на территории бывшей Персидской империи образовались новые государства, самым крупным из которых была держава Селевкидов, основанная полководцем Селевком Никатором. Государство Селевкидов во многом напоминало государство персов, по словам Т. Моммзена, оно было «не чем иным, как поверхностно преобразованной и эллинизированной Персией»[741]. В ходе социального синтеза селевкидские цари заимствовали персидское самодержавие и титулатуру: «Я, Антиох, царь великий, царь могучий, царь Вселенной, царь Вавилона, царь стран», – так именовал себя Антиох I[742]. Система налогов тоже была заимствована у персов, основным налогом оставалась десятина с урожая; все земли были переписаны в кадастрах[743].
Междоусобные войны македонян продолжались более двадцати лет и привели к демографической катастрофе, обширные области Ближнего Востока подверглись жестокому разорению[740]. К началу III в. до н. э. на территории бывшей Персидской империи образовались новые государства, самым крупным из которых была держава Селевкидов, основанная полководцем Селевком Никатором. Государство Селевкидов во многом напоминало государство персов, по словам Т. Моммзена, оно было «не чем иным, как поверхностно преобразованной и эллинизированной Персией»[741]. В ходе социального синтеза селевкидские цари заимствовали персидское самодержавие и титулатуру: «Я, Антиох, царь великий, царь могучий, царь Вселенной, царь Вавилона, царь стран», – так именовал себя Антиох I[742]. Система налогов тоже была заимствована у персов, основным налогом оставалась десятина с урожая; все земли были переписаны в кадастрах[743].
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента