Сергей Балмасов
Белоэмигранты на военной службе в Китае

   Яне Морару посвящается


 
В китайской земле есть дорога на юг
Через сопки и горы крутые.
По дороженьке той шел отряд боевой,
Добровольцы, орлы боевые.
Они шли по горам, по сыпучим пескам,
Чрез трясины и реки Китая,
Меткой пулей ружья и штыком-молодцом
Себе путь от врагов расчищая.
Вдоль дороженьки той тот отряд храбрецов
Разбросал по сторонкам могилы,
И курганы земли с деревянным крестом
Говорят, что здесь русские были.
И никто не придет, кроме ветра, туда,
Над могилами теми поплакать.
Лишь утрами роса, вниз сползая с креста,
Будет капля за каплею капать[1].
 

Введение

   Китай… Что мы знаем об этой стране? И откуда в ней русские? На протяжении веков эта сказочная страна, несмотря на соседство с Россией, была для нас недоступна. Первое знакомство русских с Китаем происходит во второй половине XIII в. после монголо-татарского погрома, когда Русь, став вассалом завоевателей, вынуждена была поставлять им десятки тысяч воинов и ремесленников. Многие из них попали именно в Китай, откуда потомки Чингисхана продолжили завоевание Азии вплоть до Индонезии. Постепенно эти люди растворились в китайском населении. Так русские породнились с китайцами, вернее, горе их породнило. И тех и других терзал один и тот же ненавистный завоеватель. Приход первых русских в Китай сравнительно быстро забылся.
   В XVII в., после разгрома Русью Золотой Орды и ее «осколков» – Казанского, Астраханского и Сибирского ханств, русские принялись осваивать земли к востоку от Урала. Первопроходцы достигли Амура, перешли его и основали Албазинский острог-крепость, центр новых владений. Маньчжуры, жившие за Амуром, были недовольны приходом чужаков. После неравной борьбы маньчжуры одолели горсть казаков. Около сотни попавших в плен казаков пошли на службу к завоевателям и составили элитную гвардию, охранявшую маньчжурского правителя. Как ни странно, фактически 300 тысяч маньчжуров завоевали огромный трехсотмиллионный Китай, установив там свою власть. Однако всего лишь за триста лет Поднебесная «переварила» завоевателей, но с приходом маньчжуров и уничтожением Албазина на сотни лет оказалась закрыта для нас. Новые правители Китая приняли курс на самоизоляцию страны, ставший для нее гибельным. В результате на века заторможенный заурядными завоевателями Китай в XIX столетии стал легкой добычей европейских колонизаторов. К ним на дележ «китайского пирога» устремились новые «акулы» – США и Япония, и в середине XIX в. Китай был разделен на сферы влияния.
   Японцы упрямо продвигались к российскому Дальнему Востоку, и, чтобы создать буфер между ним и японцами, Россия также вошла в Китай, заняв его северную часть. Понятно, что захват Маньчжурии не может быть объяснен только стремлением защитить себя от хищных японцев, но, с другой стороны, земли у России тогда было так много, что и свою территорию она тогда еще как следует не освоила, особенно на востоке. В связи с этим стремление России к дополнительным приобретениям в Китае в то время нельзя однозначно трактовать как агрессию против суверенного государства. Не успей Россия занять Маньчжурию – там были бы японцы, а японская оккупация была, по общему признанию, гораздо жестче русской. И хотя русские порой могли уничижительно называть китайцев «ходьками», но они никогда не уничтожали массы китайского населения, как это делали европейские и американские «либералы» и «демократы», которых превосходили японцы. Даже при подавлении Боксерского восстания в 1900 г., которое считается черной страницей в истории отношений Китая и России, русские войска не совершали тех гнусных бесчинств, которые творили японцы, американцы и европейцы. Еще более важно то, что русские развивали экономику Северного Китая: основали город Харбин, ставший впоследствии столицей Маньчжурии, и провели Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), связавшую огромную территорию жизненной артерией, вокруг которой ключом забила жизнь. Русские в целом развили инфраструктуру этого края и оставили все сделанное хозяевам этой земли. Неудивительно, что на китайской земле к 1917 г. выросло целое поколение русских, жившее в дружбе с местным населением.
   С падением империи и с окончанием активной фазы Гражданской войны в России в начале 1920-х гг. в отношениях китайцев и русских начались новые процессы. Приход на китайскую землю десятков тысяч русских беженцев и установление прав Китая над Харбином, где жило не меньше 100 тысяч русских, еще больше оживили взаимоотношения двух наций. Но теперь ситуация изменилась. Россия после революции потеряла свое прежнее влияние в Китае, и господами положения стали китайцы. Русские в основной своей массе не обижали китайцев, когда были в силе, и теперь, когда ситуация изменилась, за редким исключением отношение к пришельцам с севера осталось прежним. При сравнении, например, отношений китайцев с англичанами получается совершенно иная картина. Когда войска Чан Кайши в 1926 г. взяли Ханькоу, английская концессия этого города подверглась разгрому, а часть ее населения была экспроприирована, избита и даже убита. При этом русское население почти не пострадало.
   Отношение к русским в Китае испортилось после прихода к власти Хрущева. Мао, поклонник Сталина, был недоволен отходом СССР от сталинизма. По политическим причинам отношения русских и китайцев были испорчены на десятилетия, и не обошлось без вооруженных столкновений у Джаланашколя и на острове Даманский. Но очень скоро выяснилось, что дружба между двумя странами приносит намного больше выгоды, чем вражда. И улучшение наших взаимоотношений произошло благодаря самому Китаю, подобному мудрому семитысячелетнему дракону. Сегодня он является одним из самых надежных партнеров России. В отличие от «западных друзей» Китай по любому вопросу поддерживает нас, будь то проблемы терроризма или дело Ходорковского. И не случайно, что с японцами мы не хотим даже обсуждать «проблему северных территорий», а Китаю, как знак доброй воли, сами передали ряд островов на Амуре.
   Данная книга посвящена почти неизвестной странице истории отношений двух стран, связанной с драматическими событиями 1920–1945 гг. в Китае, гражданской и японо-китайской войнами, а именно участию в них тысяч русских. В свое время было много написано об участии советских специалистов в этих событиях, но почти ничего не было известно о том, что на другом фланге самоотверженно бились тысячи белогвардейцев. Естественно, что факт участия русских в китайской гражданской войне неоднократно упоминался, но до сих пор эти упоминания носили отрывочный и порой ошибочный характер, не говоря уж о том, что обобщающих работ по данной теме еще не было. Немецкий агент в Китае Кунст писал: «В 1924 г. население территории, на которой происходила китайская гражданская война, пришло в изумление от появления бородатых людей в китайской форме. «Ламеза» – волосатые – так называли их китайцы, и это название осталось за русскими войсками Шаньдунской армии»[2]. В Китае русским, белогвардейцам и коммунистам, снова пришлось скрестить друг с другом шашки. Их участие в китайских событиях кардинально изменило ход истории Китая.
   Обращаю внимание читателя на то, что при написании данной книги я не стремился затушевать какие-то факты, показывающие русских с негативной стороны. Не изучив явление жестокости во время войны, мы не поймем причины того или иного варианта развития событий. Вспомнив в этой книге, опираясь на документы, подобные прискорбные факты, мы должны признать их и повиниться за деяния тех наших соотечественников с той и другой стороны, кто чем-либо обидел китайский народ. Проявления жестокости во время китайской гражданской войны отчасти были вызваны и «подвигами» тысяч китайских «интернационалистов» на российской земле. Как известно, «интернационалистов», в том числе и китайцев, привлекали к приведению в жизнь красного террора, для подавления народных выступлений против кровавой советской власти.
   Но одновременно хочется всем дружески напомнить, что не по этим людям надо судить русских, оказавшихся на китайской службе. Тысячи наших соотечественников своим трудом оказали неоценимую пользу и даже принесли в жертву за свободу Китая самое ценное, что у них было, – свою жизнь. О них-то и надо помнить сегодня всем нам, как русским, так и китайцам.
   Это будет способствовать лучшему развитию отношений двух стран. Надо помнить об этом, и ничто не сможет помешать нашей дружбе.

Глава 1
Русские в Китае

Русские на китайско-монгольской военной службе в XIII–XVI вв.

   Русские попадали на военную службу в Китай задолго до прихода белогвардейцев в эту страну. Примером может служить история службы тысяч наших соотечественников при дворе китайского императора.
   Во второй половине XIII в. Хубилай-хан, один из Чингисидов, прославленный победами наследник великого Чингисхана, основал в Китае Монгольскую династию. Это время было зенитом славы монголов – Хубилай-хан правил тогда едва ли не третьей частью мира. В его столице Пекине были расположены и иностранные полки, составившие его личную гвардию. Их набрали из населения покоренных стран. Особенно много здесь было жителей Кавказа, Крыма и Руси. Самыми многочисленными были аланы, предки нынешних осетин. Их в полках Хубилай-хана насчитывалось 30 тысяч человек. По данным известного синолога Лео Вигера, тысяча из них входила в личную охрану хана. Бенедикт Полон отмечал здесь армян и «грузин-христиан греческой веры», а главное – корпус из русских в 10 тысяч человек. Другой корпус состоял из крымчаков-несториан, набранных из числа жителей, принадлежавших ранее Антиохийской патриархии. Русские и христиане-кавказцы построили здесь свои церкви, но несториан они пускали в них только после нового «крещения».
   Пришельцы очень быстро ассимилировались с местным населением или гибли в походах на дальнем юге, в Индокитае и Индонезии. Проходит половина столетия – и русский синолог Бретшнейдер констатирует, что русских в Китае осталось мало. Однако их положение при дворе монгольского хана было очень высоким. В первой половине XIV в. вблизи Пекина, к северу от него, для русских выстроили специальное поселение. Для этого у крестьян выкупили значительную земельную территорию. Посаженные на землю русские были снабжены земледельческими орудиями, и их обязали поставлять к столу хана дичь, рыбу и хлеб. Кроме того, император династии Юань Выньцзун, или по-монгольски Тоб-Тимур, правивший в 1329–1332 гг., правнук Хубилай-хана, сформировал в 1330 г. полк из русских. Он получил название «навеки верная русская лейб-гвардия» и непосредственно был подчинен Военному совету.
   В 1332 г. князь Джанги, происходивший, скорее всего, из Средней Азии, подарил китайскому богдыхану 170 русских пленников и получил от него за это денежную награду. В том же году отмечается в анналах династии Юань, что «тысяче русских было выдано зерно и одежда». Видимо, правитель Китая имел пристрастие к русским воинам и, чтобы угодить ему, его вассалы часто дарили их ему. Русских уводили с родины монгольские князья, правившие в Средней Азии и Поволжье, где они несли воинскую службу и откуда попадали в Китай. В том же 1332 г. князь Янь-Тимур подарил богдыхану полторы тысячи русских пленных, а другой князь, Аргиашвили (возможно, грузин), доставил в Пекин 30 русских пленных.
   В биографии военачальника времен династии Юань, Бояна, за 1334 г. сообщается, что он в этом году был назначен командиром личной охраны императора из монголов, половцев и русских. Из числа аланов многие здесь достигли больших высот, но таких достижений у русских тогда не наблюдалось. Их в это время слали на юг Китая, где продолжались монгольские завоевания.
   С ослаблением позиций монголо-татар на Руси уменьшается и число русских в Китае. Так, в XVI в. они здесь становятся уже большой редкостью, и в 1543 г. португальский пират и авантюрист Пинто с удивлением описывал визит в один из шэньсийских городов среднеазиатского хана со свитой, в составе которой были русские пленные, попавшие на его службу.
   Так или иначе, уже на этом этапе русские сыграли значительную роль в истории Китая. Они, общей численностью несколько десятков тысяч, растворились в китайском населении, и, таким образом, можно утверждать, что «русский и китаец – братья по крови» в прямом и переносном смысле.

Албазинцы

   О русских вспомнили в Китае в середине XVII в. Это были казаки, которые остались в Китае после взятия маньчжурскими войсками острога Албазин в ХVII в. История их достойна экранизации. В XVII в. сотни казаков проникали из европейской части России на Дальний Восток, еще практически не освоенный ни Россией, ни Китаем. Среди них было много беглых, находящихся не в ладах с законом в России. Они-то и стремились уйти подальше от царских воевод и зажить вольной жизнью[3]. Особенно популярным у них стало селиться за Амуром. Там они на реке Албазин основали одноименный острог.
   С 1644 г., когда первые русские вышли к Тихому океану, начались их столкновения с маньчжурами. Первые казаки на службе китайского императора появились в 1649 г. При дворе китайского монарха тогда оказались несколько казаков, старшим среди которых был человек по имени Иван. Они были взяты в плен или перешли к китайцам добровольно. Отношения сторон еще больше ухудшились в 1667 г., когда тунгусский князь Гантимур ушел из Китая и принял российское подданство и православие. Во многом поэтому первое посольство России в Китае в 1675 г. не было удачным[4]. Маньчжуро-китайский император сначала считал, что отряды вольницы, приходящие из России, посылаются царем для захвата китайской территории, и опасался вступать с ними в бой. Он направил против них большую армию, когда русский царь заявил, что эти казаки ему не подчиняются и преследуются на Родине. Поэтому он дал китайцам зеленый свет на действия против них, отказываясь от Албазина. Царь Алексей Михайлович опасался столкновения с Китаем, так как русская армия на восточной окраине России была слишком слабой, а отвлекать силы из центра было опасно, так как в это время велись войны против Польши и Турции. Если бы не это обстоятельство, китайцы вряд ли бы решились на штурм Албазина.
   В 1678 г. были взяты в плен китайцами на реке Сунгари 33 казака во главе со старшим Григорием Мыльниковым. Еще 72 казака перешли на китайскую службу в конце XVII в. Их взяли в плен в Албазине и других казачьих поселениях на среднем Амуре. Атаманом их был Гаврила Флоров[5]. Многотысячная маньчжурская армия не раз осаждала Албазин, упорно обороняемый его героическими защитниками. Эта борьба велась с переменным успехом. Однако албазинцы, не имея почти никакой поддержки «из центра», уступали более многочисленному противнику. После ожесточенных боев Албазин сжигали. Но казаки еще не раз приходили на разоренные пепелища и восстанавливали Албазин и другие поселения. Однако их было слишком мало, чтобы бросить вызов огромной китайской армии, и они были побеждены. Как и раньше, китайцы пленных казаков не убивали, а принимали на службу. Для восточных нравов это было необычно, ведь традицией было побежденных убивать или продавать в рабство. Но император Кан Си проявил уважение к людям, которые героически бились против превосходящих их во много раз по численности маньчжуров, и пожелал видеть таких храбрецов на своей службе. Зная, что на Родине их ждет смерть, Кан Си мудро решил, что лучше принять такую вольницу на свою службу и поселить у себя, чем бесконечно с ней воевать. Албазинцы были зачислены в китайскую императорскую гвардию в Пекине, для которых специально создали Русскую сотню в составе особо элитной части «Знамени с желтой каймой». Эта часть считалась самой аристократической. Она пополнялась только из рядов лучшей и верной монархии маньчжурской молодежи и русских. Китайцев здесь не было[6].
   В июне 1685 г. 450 казаков героически оборонялись от пятнадцатитысячной маньчжурской армии, но сдались после того, как китайцы отвели от Албазина воду и часть албазинских казаков – от 25 до 45 перешли на китайскую службу. В числе первых казаков, перешедших на китайскую службу, были Иван и Михаил Молодые[7].
   Из пленных албазинцев лишь 12 человек не пожелали стать китайскими гвардейцами и решили вернуться в Россию. Всего же в китайские войска перешли не менее 100 казаков, или, как их называли китайцы, «ло-ча». Это были наименее лояльные русскому царю элементы[8].
   Это говорит в пользу того, что казаки ценились китайским монархом очень высоко и были поставлены в самые лучшие условия. Они получали очень хорошее жалованье, денежные подарки, земли в вечное пользование и дома. Первое время во главе Русской сотни при дворе китайского императора были лишь русские, что делалось, как и само создание этой части, с пропагандистской целью. Но с заключением между Россией и Китаем Нерчинского договора в 1689 г. политическое значение этой сотни стало падать, и впоследствии она стала регулярной частью гвардии под командованием одного из принцев Маньчжурской династии[9].
   Так как русских женщин с ними почти не было, казаки быстро стали смешиваться с маньчжурами. Те оказывали на них свое влияние, и постепенно албазинцы, поколение за поколением, стали утрачивать православную веру, смешивая ее с идолопоклонством маньчжуров. Негативное влияние оказывало на них и то, что русский царь отступился от них, и потому даже последующее направление православного священника в Пекин долго не могло исправить ситуацию со все большей китаизацией албазинцев. В третьих поколениях албазинцев в XVIII в. русские свидетельствовали, что у них почти ничего не осталось из русских черт. Лишь дома они держали, скорее как фетиши, нательные кресты и иконки, оставшиеся от их героических дедов и прадедов[10].
   Вспомнили в России об албазинцах, когда решили открыть в Пекине Духовную миссию. Чтобы открыть такое учреждение, нужно было доказать китайцам, что для такой миссии есть паства и что миссия нужна для обслуживания религиозных нужд этой паствы, а не для шпионажа. Сначала пытались обосновать наличие Духовной миссии тем, что она нужна для торговцев, но китайские власти это отклонили, так как русских купцов тогда в Китае было немного. Поэтому албазинцев в Китае представили ревностными православными христианами. В это время русские посланники постоянно напоминали албазинцам, что они – потомки славных казаков, геройски бившихся против врага, несших в сердце православную веру. В то же время в донесениях Центру албазинцев представляли как почти ассимилированных маньчжурами, причем многие из них «были лишены нравственных устоев»[11]. После долгих переговоров и проволочек Россия в 1716 г. открыла в Пекине Духовную миссию.
   По данным православного священника Пекина, уже в середине XVIII в. албазинцы «считали всякое занятие недостойным их, создав свой особый тип жителей Пекина как наследственно принадлежащих к императорской гвардии. Заносчивые в своем поведении, гордые своим привилегированным положением, не знающие, что им делать со своим свободным временем, они бродили по улицам, посещая чайные и гостиницы, рестораны и театры, и стали предаваться опиекурению. Постепенно они стали духовно и физически вырождаться, впав в долги и попав в руки ростовщиков»[12]. В 1896 г. священники и просто русские, попадавшие в Китай, писали, что албазинец «в нравственном отношении в лучшем случае – тунеядец, живущий подачками, а в худшем – пьяница и плут»[13].
   Но под действием православных миссионеров в конце XIX в., начавших особенно активную работу с албазинцами, последние быстро «переродились и стали большими приверженцами православия». В то время в Пекине и других крупных городах их насчитывалось около тысячи человек. Уже тогда они, из-за связи с православными священниками, попали в «черный список» китайской ксенофобской организации «Большой кулак», добивавшейся изгнания иностранцев из Китая и устранения их влияния. Тогда многие албазинцы работали при Русской духовной миссии. В 1900 г. сотни их, в том числе женщины, дети и старики, мученически расстались с жизнью во время Боксерского восстания. При этом православные священники, вовлекшие их в работу, из-за которой они погибли, бежали в Посольский квартал Пекина, где укрылись за штыками международных войск. В те дни погибло не менее 300 албазинцев. Другие, оказавшись перед выбором – отречение от веры или смерть, – выбрали первое и сохранили себе жизнь[14].
   К приходу белогвардейцев в Китай албазинцы носили китайскую одежду, «имели китайский облик», плохо говорили по-русски, но исповедовали православие. Уже во второй половине 1920-х гг. многие албазинцы работали в русских эмигрантских газетах, хорошо владея пером, отлично зная китайскую специфику и имея множество полезных для своей работы контактов. После прихода к власти в Китае коммунистов албазинцы с конца 1950-х гг. стали быстро ассимилироваться с китайцами. Этому содействовала политика Мао Цзэдуна на искоренение всего иноземного, что особенно ярко проявилось во время культурной революции. Сегодня поэтому вряд ли уже кто-то в Китае ассоциирует себя с албазинцами.
   В XIX в. в Китае стали появляться и официальные представители России, принятые там на службу. Примером может служить работа Ю. А. Рединга, русского внештатного консула и военного советника в Китае, отметившегося у китайцев в 1880 г.[15]
   Но массовый наплыв русских на китайскую службу произошел после окончания активной фазы Гражданской войны в России.

Ситуация в Китае к моменту формирования отряда Нечаева

   К приходу белогвардейцев в Поднебесную положение в стране было нестабильным. Китай находился в состоянии гражданской войны, раздираемый стремлениями разных «маршалов» взять центральную власть в свои руки. Смута началась еще в 1911 г., когда произошла Синьхайская революция, уничтожившая старую Маньчжурскую династию. В 1912 г. отрекся от престола император Тзинге. Китай был объявлен республикой. С этого года началась борьба двух китайских партий – северян и южан. Первые, «маньчжуры», пытались опереться на Пекин, а вторые, которых тогда называли «голубыми», концентрировались у Кантона. Это не была борьба двух разных «Китаев» по своему духовному укладу, как считали многие. Это была лишь борьба двух политических противников, стремящихся к власти во всем Китае. Эта борьба отличалась от прежних схваток в этой стране между севером и югом, когда правители Южного Китая пытались освободиться от центральной власти императора. Теперь «север» и «юг» выступали с равными претензиями на власть[16].
   В то время в Китае с презрением относились к профессии военного, считалось, что в армию идут неудачники, неспособные проявить себя в мирной жизни. На эту тему в Китае, стране ремесел и искусства, даже бытовала пословица: «Как из хорошего железа не делают гвоздей, так и хороший человек не станет военным». Но китайцы забывали, что рядом, на островах, живут хищные японцы, любимая пословица которых была: «Нет прекрасней цветка сакуры и военного человека, подобного ему». Следствием китайского подхода к военной службе стало то, что армия Китая стала к XIX в. отсталой во всех отношениях, а японцы к концу того же века обладали одними из лучших вооруженных сил в мире, что доказали своими победами как над Китаем, так и над Россией.
   Скоро в события вмешался «генерал-поэт» У Пэйфу, базировавшийся в Центральном Китае. Он быстро набрал силу и вырос из регионального лидера в одного из претендентов на центральную власть. Каждый из маршалов-«гигантов» представлял свой вариант объединения страны. Все это еще больше усложняло китайскую смуту. В начале 1920-х гг. особую силу в Китае представлял именно У Пэйфу, которому совсем немного не хватало для того, чтобы взять в свои руки центральную пекинскую власть. Фактически У Пэйфу, поддерживавший императора «без войска и денег» Цао Оукуна, некоторое время являлся правителем Китая. Он так и рассчитывал – править за спиной слабого царька. Другого мнения придерживался Чжан Цзолин, маньчжурский диктатор, считавший У Пэйфу слишком слабым для этой роли[17]. Поэтому он отказывался признать власть Цао Оукуна. Смерть Сунь Ятсена на время отстранила юг Китая от участия в борьбе за объединение страны.