– Как хочешь, я просто хотел помочь, – с едва уловимой обидой в голосе сказал Алексей. – Но обязательно позвони мне, как переговоришь с этим полковником. Я ведь точно так же волнуюсь.
   – Позвоню, – на ходу бросила Ирина, сбегая вниз по лестнице. Получилось невежливо. Алексей не заслуживал к себе такого отношения. И, остановившись, она громко крикнула ему снизу вверх: – Обязательно позвоню!

6. Лубянская площадь, Москва

   5 мая – вторник 18.10
   Запыхавшись от быстрой ходьбы, Ирина выбежала из подземного перехода к «Детскому миру» и, оглянувшись по сторонам, сразу увидела ожидающего ее фээсбэшника. Он стоял на тротуаре, чуть в стороне от столпившихся перед перекрестком людей. Егоров вежливо поздоровался:
   – Здравствуйте, Ирина Константиновна.
   – Мне нужно подписанное мною разрешение на проведение вашей экспертизы! – с ходу выпалила Ирина. Здороваться с фээсбэшником она не собиралась. – Вы принесли его?!
   – Оно у меня в кабинете, – спокойно ответил полковник. – Если потребуете, я его принесу. Но, давайте сначала поговорим. Здесь за углом, – он кивнул в сторону «Детского мира», – есть открытое кафе. Может быть, пройдем туда?
   – Никуда я с вами не пойду! – решительно заявила Ирина. – Отдайте мне разрешение, которое вы заставили меня подписать, и оставьте меня и мою семью в покое!
   На глазах Ирины вновь выступили слезы. Егоров взял девушку за локоть и, увлекая ее за собой, произнес:
   – Вам сейчас очень тяжело. На вас свалилось огромное несчастье. Но его надо пережить. Я вижу: вы сильная девушка, Ирина. Вы ведь позволите мне вас так называть? Не позволяйте обстоятельствам растоптать вас.
   Он вынул из кармана носовой платок и почти насильно вложил его в руки своей спутницы. Ирина плохо представляла, что происходит. Она вытирала глаза неизвестно откуда оказавшимся у нее в руках носовым платком и куда-то шла, пока наконец не оказалась за столиком летнего кафе. Напротив нее сидел полковник ФСБ и одобрительно улыбался.
   – Ну вот, Ирина, вам уже лучше, – сказал он, когда она отняла платок от глаз. – Далеко не каждый человек способен выдержать такое горе. Но вы справитесь. Я в этом просто уверен.
   Подошедшая к их столику официантка протянула меню. Егоров спросил:
   – Выпьете что-нибудь: чай, кофе? Или, может быть, бокал вина?
   Ирина в ответ отрицательно покачала головой, но полковник сделал вид, что не заметил ее отказа.
   – Будьте добры два стакана минеральной воды и сок, – сказал он официантке и снова обратился к Ирине. – Вы какой предпочитаете?
   – У нас есть клюквенный морс, очень вкусный, – подала голос официантка.
   – Хорошо, пусть будет морс, – согласился полковник, возвратив официантке папку с меню.
   Она тут же вернулась с двумя стеклянными стаканами минеральной воды. В стаканах с шипением лопались поднимающиеся со дна пузырьки газа. Пока она пила, официантка поставила на столик высокий стакан с клюквенным морсом. Полковник указал взглядом на стакан и предложил:
   – Попробуйте. Интересно: морс, правда, такой вкусный, как нам его расписывали?
   Отпив из только что принесенного стакана, Ирина неопределенно пожала плечами. Никакого особенного вкуса она не заметила. Обыкновенный немного кисловатый напиток.
   – Вас пугает, что в результате патологоанатомической экспертизы раскроется какая-то тайна, связанная с личной жизнью членов вашей семьи? – вдруг неожиданно спросил полковник.
   Ирина закашлялась, поперхнувшись клюквенным морсом, а когда справилась с кашлем, растерянно пробормотала:
   – С чего вы взяли?
   Сидящий напротив нее полковник едва заметно усмехнулся:
   – Я уже почти двадцать лет занимаюсь оперативной работой. И поверьте моему опыту: ваша внезапная вспышка возмущения имеет только одно объяснение. В аэропорту, признаться, у меня создалось впечатление, что вы меня даже не слушали. Зато дома, сопоставив известные вам факты, вы испугались и решили отказаться от экспертизы.
   Ирина хотела ответить, но полковник опередил ее:
   – Уверяю вас: вы ошибаетесь. Личная жизнь ваших близких меня совершенно не интересует. К тому же, сведения, полученные в результате экспертизы, сугубо конфиденциальны. И только вы, Ирина, как ближайшая родственница, вправе решить: предавать их гласности или нет.
   Полковник говорил так искренне, что Ирина засомневалась.
   – Но для чего тогда вообще понадобилась эта экспертиза?
   Полковник на несколько секунд задумался, потом наклонился к ней и, понизив голос, доверительно произнес:
   – Полагаю, сейчас об этом уже можно говорить. Да, вы, Ирина, наверняка, и сами в курсе, что ваш отец в прошлом занимался разработкой ядерного оружия.
   Ирина быстро кивнула:
   – Я и родилась в Арзамасе-16.
   Полковник кивнул в ответ:
   – Тогда вы должны знать, что в мире есть силы, которые хотели бы использовать знания и опыт вашего отца в собственных алчных целях. А в достижении этих целей они используют любые методы.
   Пугающий смысл сказанного полковником постепенно начал доходить до Ирины.
   – Вы считаете, что папу могли убить, а вместе с ним и всех остальных?
   – Чтобы ответить на этот вопрос, мне и нужен результат патологоанатомической экспертизы, – произнес в ответ полковник.
   Ирина несколько раз кивнула.
   – Я... все поняла... Конечно... Делайте все, что нужно... Только, пожалуйста, когда это будет известно, сообщите мне результат, – умоляюще произнесла она.
   – Обязательно. Я же вам обещал, – ответил полковник и, секунду поколебавшись, накрыл своей сильной ладонью ее лежащие на столе руки.

7. Центральный округ, Москва

   5 мая – вторник 19.15
   Она позвонила через два часа, когда Бельков уже приехал домой, но сообщила совсем не то, что он ожидал услышать.
   – Алексей! Ты представляешь: Егоров считает, что папу, маму, Олю и Данила могли убить, потому что папа конструировал ядерные бомбы! – срывающимся голосом выпалила в трубку Ирина.
   – Не может быть, – опешил он. В горле запершило, и даже держащая трубку рука стала мелко дрожать. – Кто? Зачем?
   – Я сама ничего не понимаю, – призналась Ирина. – Но Егоров обещал мне все объяснить, когда это выяснится. – Ты должен меня понять: после этого я уже не могла настаивать на отмене экспертизы.
   – Да этот Егоров просто использовал тебя! – сорвался он. – Воспользовался твоей доверчивостью и запугал, чтобы не давать делу задний ход!
   – Нет, – убежденно возразила Ирина. – Он говорил правду. Он действительно хочет разобраться, почему погибли мои родители и Оля с Данилом. И, – она помолчала, – я тоже этого хочу. Поэтому я не буду забирать разрешение на экспертизу. Я должна знать правду.
   Бельков заскрежетал зубами. Ловко же ее обработал этот полковник.
   – Ты слушаешь меня, Алексей? – напомнила о себе Ирина.
   – Слушаю, – он постарался придать голосу необходимое сочувствие. Ко всем неприятностям, не хватало только рассориться с этой взбалмошной девчонкой. – Конечно, знать правду необходимо. Я только хочу тебя предупредить, чтобы ты так безоглядно не доверялась фээсбэшникам. Эти люди никогда не бывают полностью откровенны. Что ты знаешь об этом полковнике? В сущности ничего. Поэтому будь осторожна в разговорах с ним. Взвешивай каждое слово, чтобы ненароком не навредить себе и не запятнать память отца и Ольги.
   – Хорошо, я буду осторожна, – ответила Ирина. – Пока.
   Бельков в отчаянии заметался по шикарно обставленной квартире, которую он снимал за восемьсот долларов в месяц, и которая вместо ощущения комфорта и уюта вызывала у него одну неуемную зависть, потому что была чужой. Остановившись перед зеркальной «стенкой» в гостиной, он вынул из бара бутылку шотландского виски, наполнил массивный стеклянный стакан и в несколько глотков осушил его. Так, прежде всего надо успокоиться. После разговора в квартире Корчагиных, когда он так удачно ввернул о беременности Ольги, отношение Ирины к нему явно изменилось в лучшую сторону. Если бы не этот фээсбэшник, он мог стать для нее самым близким человеком. И ведь такой момент! Девчонка осталась круглой сиротой. Тут бы и появиться сильному мужчине, который утешит, приласкает и подскажет, что и как нужно делать... Бельков хотел снова наполнить стакан виски, но в последний момент передумал. Фээсбэшник мешает не только ему, но и заказчику. Значит, фээсбэшник – это уже не только его проблема.
   Бельков схватил с трюмо в прихожей ключи от машины и бегом спустился к своему спортивному «Опелю». Два года назад, когда он выбирал машину в автосалоне, она казалась ему верхом совершенства. Мощный шестицилиндровый мотор, обеспечивающий автомобилю отменную динамику, удобные эргономические кресла двухместного спортивного купе, натуральная кожа, хромированные детали отделки салона – все дорого и красиво. Но прошло всего два года, и на улицы Москвы вынырнули новенькие и еще более стремительные и роскошные спортивные «мерседесы», «ауди», «БМВ» и «ягуары», рядом с которыми его «Опель» смотрелся не более чем подержанной дешевкой. В этих машинах проносились мимо уверенные мужчины и шикарные женщины, настоящие хозяева жизни. И, глядя вслед рассекающему поток машин очередному родстеру знаменитой автомобильной фирмы, Бельков часто думал, что и его собственная жизнь вот также проносится мимо.
   Двигатель «Опеля» завелся с полоборота. Пока машина исправно служила своему хозяину. Пока! Он бы давно поменял и машину, и квартиру, и страну, если бы не масса цепляющих друг за друга проблем. Вернее, если бы не одна-единственная проблема – нехватка денег. Как же он был наивен десять лет назад, когда считал, что занятие журналистикой – скандальные расследования и не менее скандальные разоблачения – принесет ему достаточный капитал, позволяющий с комфортом устроиться в этом выжившем из ума сумасшедшем мире.
   Вырулив со двора, Бельков по переулкам выехал на Садовое кольцо и через двадцать минут был возле Курского вокзала. Привокзальная площадь оказалась сплошь забита машинами, но Бельков посчитал, что для него это даже хорошо. Отыскав наконец свободное место, он втиснул машину между еще более древней «Ауди» и новенькой «Хенде-гетц», сунул в лапу тут же оказавшемуся рядом контролеру полтинник и быстро прошел на вокзал. Там, в зале ожидания, пробившись сквозь людскую толчею, Бельков вышел к ряду телефонов-автоматов и, вставив в аппарат имеющуюся у него телефонную карту, набрал известный ему номер. Заказчик ответил мгновенно. Алексея всегда удивляло, как он успевает столь молниеносно схватывать трубку.
   – Алик, у меня проблемы. Серьезные проблемы, – после приветствия, понизив голос, сообщил Бельков. – Этим делом заинтересовался человек из конкурирующей организации.
   – Откуда?
   Бельков разозлился. Прежде заказчик схватывал его мысль буквально на лету.
   – Из Конторы! Вы что, не понимаете?
   – Успокойся, дорогой. Я все понимаю. Что за человек? Чем интересуется?
   – Его фамилия Егоров, зовут Андрей Геннадьевич. Он полковник, действующий. Приезжал в аэропорт, когда я с младшей дочерью встречал прибывших из-за границы родственников, и забрал весь груз на экспертизу. А нам заявил, что его контора тщательно во всем разберется. Да еще дал понять, что считает случившееся не случайной аварией, а...
   – Я понял тебя, дорогой, – оборвал Белькова его собеседник. – Но твое беспокойство напрасно. Организации, где работает твой новый знакомый, положено проверять чужую работу. Но мы все сделали качественно, поэтому к тебе не может быть никаких претензий. Тем не менее, спасибо за звонок. Я обязательно учту твою заботу о качестве выполняемых работ при расчете. Пользуясь случаем, хочу спросить: ты не забыл о моей последней просьбе?
   – Не забыл, – помрачнев, ответил Бельков. – Но так быстро это не делается.
   – Конечно! Я все понимаю! – жизнерадостно воскликнул собеседник. – Но ты, тем не менее, не тяни.
   – Я пытаюсь, – через силу выдавил из себя Алексей.
   – Вот и отлично! А на счет Егорова не волнуйся. И общения с ним не избегай. Это может оказаться полезным. Удачи, дорогой. Будут новости, звони.
   В телефонной трубке раздались короткие гудки. Алексей быстро вернулся к машине. «Не волнуйся! Легко говорить «не волнуйся», сидя за границей. Интересно, как бы он заговорил, окажись здесь, в Москве. Где «общение» с Егоровым может закончиться допросом в его Конторе», – мрачно думал Бельков, выезжая со стоянки перед Курским вокзалом.

8. Усадьба шейха Абу Умара, северный Пакистан

   5 мая – вторник 21.50
   Едва Шах нажал клавишу разъединения на своем мобильном телефоне, как его губы плотно сжались и вытянулись в тонкую линию, мгновенно стерев с лица жизнерадостную беззаботную улыбку, с которой он разговаривал со своим московским агентом. Можно обмануть пронырливого журналиста. Даже не в меру подозрительного Абу Умара можно ввести в заблуждение. Но нельзя обмануть самого себя. Следует признать, что акцию в России придется проводить в условиях противодействия российской контрразведки. Значит, операцию нужно максимально форсировать, пока контрразведчики не вышли на ключевые фигуры всей комбинации...
   Хозяина усадьбы он нашел в его верхнем кабинете. Расположившись в таком же, как в подземном бункере, резном деревянном кресле перед экраном огромного плазменного телевизора, Абу Умар внимательно следил за выступлением экономического обозревателя с арабского телеканала. Тот рассказывал об изменении котировок акций мировых нефтедобывающих компаний после вчерашнего взрыва на иракских нефтепромыслах, осуществленного боевиками «Аль-Кайды». При появлении своего помощника Абу Умар предостерегающе поднял руку и, лишь дослушав комментарии обозревателя до конца, выключил телевизор и повернулся к вошедшему. Взгляд глубоко посаженных глаз уперся Шаху в переносицу.
   – Что привело тебя ко мне?
   – Мой человек в Москве только что сообщил, что российская контрразведка приступила к расследованию гибели русского ученого и членов его семьи.
   Глаза Абу Умара гневно блеснули:
   – Я говорил тебе, что их смерть ни у кого не должна вызвать подозрений! А ты вновь ошибся!
   – Нет, хозяин! В Египте я и мои люди сработали чисто. Но этот академик был важной фигурой у русских, поэтому их контрразведчики и проводят проверку.
   – Что они могут узнать?
   – То же, что и египетские власти: смерть в результате автомобильной аварии, – уверенно заявил Шах, хотя сам вовсе не был уверен в своем ответе.
   – Значит, ты полагаешь, что для операции, которую мы начали сейчас в России, опасности нет?
   – Опасность есть всегда, даже когда кажется, что все идет безупречно, – твердо ответил Шах. – Поэтому нужно постоянно быть готовым к возможным контрмерам со стороны противника, в данном случае, эф эс бэ, – по буквам произнес он, – службы безопасности русских.
   Шейх одобрительно кивнул, из чего Шах сделал вывод, что его ответ понравился Абу Умару.
   – И в чем, по-твоему, должна заключаться эта готовность?
   Именно такого вопроса Шах и добивался.
   – Сначала нужно изучить врага, чтобы предвосхитить его возможные действия.
   Абу Умар ухмыльнулся:
   – Четыре года в Москве ты только тем и занимался, что изучал службу безопасности русских.
   – Я говорю о конкретном противнике, – парировал его выпад Шах. – Мой человек назвал мне фамилию русского полковника, который непосредственно работает по делу. И я прошу вашего разрешения, хозяин, проверить его по всей базе данных нашей организации.
   Абу Умар молча снял с подлокотника своего кресла ониксовые четки и несколько раз щелкнул нанизанными на нитку камушками, лишь после этого поднял взгляд на застывшего перед ним в ожидании Шаха и произнес:
   – Хорошо. Хамад тебя проводит. Пароль доступа ты знаешь.
   Спустившись в подземный бункер, где накануне проходила его встреча с хозяином усадьбы, Шах отпустил секретаря Абу Умара и уселся за компьютер, связанный с сервером главной компьютерной базы данных «Аль-Кайды». Введя персональный пароль и дав возможность подключенной к компьютеру видеокамере просканировать радужную оболочку своего глаза, он получил доступ к святая святых организации, которым обладали лишь несколько высших руководителей «Аль-Кайды». База данных содержала сведения обо всей разветвленной сети «Аль-Кайды» и других связанных с нею радикальных исламских организаций, а также о спецслужбах ведущих мировых держав. Шах вошел в раздел «Спецслужбы Российской федерации» и, запустив программу контекстного поиска, ввел фамилию Егоров. Несколько минут ничего не происходило, лишь на системном блоке интенсивно пульсировал световой индикатор обращения к жесткому диску. Но затем на мониторе высветилось диалоговое окно, и Шах жадно впился глазами в выведенный на экран текст.
   «Егоров Андрей Геннадьевич, предположительно, 1962 года рождения. В 1985 году лейтенантом в составе отряда особого назначения КГБ СССР прибыл в Афганистан. Назначен на должность командира разведвзвода. Принимал участие в боевых операциях советских оккупационных сил в окрестностях Кандагара, Газни и Урузгана. Участник штурма укрепрайона Тора-Бора. В период с 1985 по 1989 год подразделение Егорова совершило более десятка диверсионно-разведывательных рейдов в районы сосредоточения отрядов моджахедов. При этом спецназовцами КГБ было уничтожено несколько десятков моджахедов, включая трех полевых командиров, взорваны шесть замаскированных складов с оружием, полностью уничтожены два высокогорных лагеря подготовки бойцов-моджахедов. В 1986 году Егорову досрочно присвоено звание старшего лейтенанта. В 1987 г. он назначен на должность заместителя командира разведроты. В 1988 переведен в оперативный отдел отряда особого назначения КГБ СССР. Награжден двумя орденами Красной звезды, а также орденом прокремлевского правительства ДРА.
   В 1988 г. военным меджлисом моджахедов старший лейтенант КГБ Егоров объявлен врагом воинов Аллаха и всех правоверных мусульман и приговорен к смерти. В результате тщательно спланированной операции, внедренному в Царандой тайному агенту, осуществляющему связь с командованием отряда особого назначения КГБ СССР, удалось в марте 1989 года направить разведгруппу Егорова в заранее подготовленную засаду. Однако подразделение Егорова вырвалось из засады с минимальными потерями. Организовав круговую оборону, Егоров под перекрестным огнем эвакуировал всех своих людей, включая убитых и раненых, на вызванном им по рации десантно-штурмовом вертолете».
   Дочитав последний абзац до конца, Шах вздрогнул всем телом. Перед глазами, как кадры старой кинохроники, проносились картинки из его прошлой жизни. Той жизни, где он еще не был Шахом, а носил имя Салаутдин Агджа и служил офицером в службе безопасности Демократической Республики Афганистан, отвечающим за координацию действий Царандоя с отрядом особого назначения КГБ СССР. Во время четырехлетнего обучения в Высшей школе КГБ в самой Москве Агджа, помимо освоенного им русского языка, получил первоклассную оперативную и боевую подготовку. Командование размещенных в Афганистане советских войск и подразделений госбезопасности полностью доверяло ему. Никто из русских, направивших его на учебу в Советский Союз, даже не задумался, что молодой, смышленый сотрудник Царандоя в действительности – афганский моджахед. Благодаря его тайной деятельности планы множества операций советских войск стали известны моджахедам, а сотни, если не тысячи, презренных гяуров нашли в Афганистане свою смерть. Он не запоминал имен тех русских, которые угодили в организованные по его наводке засады и остались лежать холодными трупами на горных тропах и перевалах или оказались пленниками моджахедов, чтобы затем превратиться в такие же освежеванные или обезглавленные трупы. Но одно имя он все-таки запомнил – Андрей Егоров. Русский старлей прилетел на вертушке на базу с перебинтованной головой и двумя трупами своих людей. Не дожидаясь, когда его бойцы, среди которых, кстати, не было ни одного, кто бы не получил ранения, выгрузятся из вертолета, Егоров спрыгнул на бетонку и бросился разыскивать его. И нашел. Но на его счастье и к несчастью старлея, кроме самого Агджи, в штабной комнате находились еще несколько человек. Они и повисли на руках Егорова, когда он вытащил пистолет, собираясь его пристрелить. Тогда русский старлей стал орать, что Агджа предатель. Он еще упомянул имя своего погибшего друга – Павла Кислякова! Да, точно. Но в тот момент ему никто не поверил. Все сочли, что после ранения в голову и контузии старлей повредился рассудком. Зато, когда на следующий день Егоров все-таки доказал свою правоту, штабным офицерам оставалось только кусать себе локти, потому что Агджа еще ночью покинул расположение советской военной базы, перебравшись в один из отрядов Абу Умара. В том же году русские убрались из Афганистана. Вместе со всеми вернулся в Союз и Егоров. Превратившийся в Шаха Салаутдин Агджа постепенно забыл о русском офицере, едва не пристрелившем его на советской военной базе под Кандагаром в далеком 89-м году. Когда позвонивший из Москвы журналист назвал Шаху фамилию Егорова, его память осталась глуха. Но, прочитав с экрана компьютера информационную справку о российском офицере, он вспомнил и его горящие ненавистью глаза, и ствол направленного в лицо пистолета в его руке. Как же он жалел в тот момент, что угодивший в голову Егорова осколок гранаты не вышиб ему мозги. Скрывшись с военной базы русских, он решил, что их схватка закончилась. И, как оказалось, ошибся. Она лишь отложилась на пятнадцать лет.
   Шах вновь обернулся к экрану компьютера: «Что ж, полковник Егоров. Тебе надо было стрелять тогда, в 89-м, когда у тебя была эта возможность. А теперь моя очередь».

9. Управление по борьбе с терроризмом ФСБ России, Москва

   7 мая – четверг 18.30
   Надев очки, начальник управления по борьбе с терроризмом, генерал Локтионов внимательно читал полученный от Егорова лист с заключением патологоанатомической экспертизы.
   Управление по борьбе с терроризмом ФСБ РФ
   Полковнику Егорову
   Патологоанатомическая экспертиза тел академика Корчагина и членов его семьи завершена сегодня 7 мая 2004 года в 14.00. По интересующим вас вопросам установлено следующее:
   1) Полученные академиком Корчагиным травмы: переломы двух ребер грудной клетки, правой ключицы и правой берцовой кости, вероятнее всего, произошли в результате автомобильной аварии. На теле имеются и другие следы, характерные для автокатастрофы: мелкие порезы и микроскопические осколки стекла, застрявшие в мягких тканях, подтверждающие данный вывод. Однако все вышеперечисленные травмы не могли вызвать летального исхода.
   2) Смерть академика Корчагина наступила в результате остановки сердца, возникшей вследствие стремительно развившегося у него инфаркта миокарда.
   3) На внутреннем локтевом сгибе левой руки Корчагина имеется отчетливая гематома, возникшая в результате сделанной ему незадолго до смерти внутривенной инъекции. Судя по наличию гематомы, инъекция сделана лицом, не имеющим достаточного опыта внутривенных уколов.
   4) Некоторые косвенные признаки: расширенные зрачки и лопнувшие кровеносные сосуды из числа глазных капилляров указывают, что перед смертью академик Корчагин находился под действием фармакологического препарата, резко повысившего у него артериальное давление, что в сочетании с жарой могло вызвать у него инфаркт и привести к последующей остановке сердца.
   5) Дочь Корчагина погибла в результате крученого разрыва шейных позвонков. Характер данной травмы не соответствует автомобильной аварии. Других повреждений, способных вызвать летальный исход на теле нет.
   6) Смерть жены Корчагина и его десятилетнего внука наступила в результате однотипных переломов основания черепа, полученных при ударе тупым тяжелым предметом либо о данный предмет.
   Старший эксперт-патологоанатом Вострецов Е.Г.
   Эксперт-патологоанатом Садовников Н.И.
   Дочитав документ до конца, Локтионов положил его на стол и поверх очков вопросительно взглянул на Егорова:
   – Значит, автомобильная авария – инсценировка?
   – Вне всякого сомнения, – твердо заявил генералу Егоров. – К тому же, я поинтересовался у экспертов: повышение артериального давления, как раз вызывают препараты, подавляющие волю, те самые «сыворотки правды»! Какая-то исламская разведка пыталась «выпотрошить» Корчагина, а когда он умер, не выдержав применения наркотика, похитители убили всю его семью и инсценировали автомобильную аварию, чтобы скрыть следы!
   – Полагаешь, действовала спецслужба? – скептически спросил Локтионов.
   – А кто?! – в запале воскликнул Егоров. – Во всех действиях похитителей ощущается профессиональный опыт! И вообще, организовать похищение семьи из четырех человек, а затем инсценировать автомобильную аварию под силу только государственной спецслужбе!
   – Гм, – генерал Локтионов тяжело вздохнул, затем вынул из лежащей у него на столе папки бумажный лист с косой красной полосой и протянул его через стол Егорову. – Тогда прочитай вот это.
   – Что это? – поинтересовался Егоров, забирая из рук начальника протянутую бумагу.
   – Спецсообщение из СВР. Директор, как только получил, сразу переправил его нам.