Ховелер:
   - Можно немного подождать? Электронный голос:
   - Думаю, это очень важно.
   Вежливая настойчивость говорила Ховелеру, что кто-то из приближенных премьера, а возможно и сам Дирак, пытался выйти на связь.
   Ховелер:
   - Тогда подождите минуту.
   Приняв решительный вид, насколько это было возможно, и успешно, но не грубо используя преимущества своего высокого роста, доктор пробился через ревниво сомкнувшуюся толпу до самой леди. На таком расстоянии - где-то в двух-трех шагах - он мог передать все без напряжения и усилий.
   Леди устремила на него ясный взгляд, едва Ховелер стал говорить. Привлекательная женщина ответила тихо, что такое поведение не похоже на характер ее мужа, к тому же он находится на расстоянии световых лет. Как он мог что-либо узнать?
   Но, извинившись перед собравшимися, леди поспешно подошла к экрану.
   Ховелер увидел, как внезапно на дисплее появилось изображение головы и плеч моложавого, довольно плотного мужчины в костюме космонавта с отличительными знаками пилота на расстегнутом воротнике. И все было настолько реально и четко, словно он находился совсем рядом.
   Пилот сразу заметил леди и небрежно кивнул ей головой. Это походило на жест, граничащий с самонадеянностью.
   Прозвучал его резкий голос:
   - Николас Хоксмур, архитектор и пилот, к вашим услугам, леди.
   Имя что-то смутно напомнило доктору Ховелеру. Он где-то слышал о Хоксмуре мимолетно. О нем у всех сложилось мнение, как о специальном личном агенте Дирака, но Ховелер ничего больше не знал и никогда его не видел. На дисплее он казался весьма симпатичным.
   Глядя на леди Дженевьев, можно было угадать, что она мало знала этого парня. Узнав его имя, леди неуверенно ответила.
   Никто, кроме леди и Ховелера, не обратили внимания на разговор. Хоксмур сообщил в нескольких элегантных фразах, что лично говорил с мужем леди Дженевьев всего несколько дней назад. Она сама не видела премьера больше. Пилот передал леди персональное приветствие от Дирака.
   - Что ж, прекрасно, Николас Хоксмур, спасибо. Что-нибудь еще?
   - О, с моей точки зрения, леди, еще очень много,- говорил он спокойно и дерзко.- Вы не интересуетесь архитектурой?
   Дженевьев Сардо сощурила глаза:
   - Думаю, что очень. А почему вас это интересует?
   - Только потому, что я прибыл сюда, в эту систему по приказу премьера для изучения архитектуры системы. Надеюсь, что конечные чертежи колониальных летательных аппаратов сыграют главную роль, когда великий проект начнет работать.
   - Что очень важно.
   - Да, вы слышали что премьер говорил обо мне,- задумчиво, чуть прикусив губу, спросил пилот.
   - Да...- рассеянно ответила леди Дженевьев.- Где вы сейчас находитесь, Ник? Я могу называть вас так же, как премьер? Не возражаете?
   - Конечно, можете, моя леди,- в его голосе уже исчезла наглость и самоуверенность, они уступили место более серьезному настроению.
   Ник докладывал леди Дженевьев, что находится у пульта маленького корабля, который он использует для работы и по привычке сам управляет.
   С появлением леди в лаборатории Ховелер заинтересовался ею. А теперь любопытство выросло еще больше. Он постоянно наблюдал. И безутешно отметил про себя, что вел себя невоспитанно.
   Но разве не интересно видеть, как этот выскочка Николас - кем бы он там ни был - и молодая леди Дженевьев все еще глядели друг на друга, а точней, в воображаемые глаза и словно чувствовали, что между ними какая-то связь.
   И в этот момент в лаборатории прозвучал сигнал аварийной тревоги.
   Ховелер, находящийся в глубокой сосредоточенности, не сразу услышал отдаленный шум.
   Леди Дженевьев тоже едва различила незнакомый сигнал. Он показался одним из приглушенных звуков, создающих странный, но нежный фон в этом месте.
   Незнакомцу что в этом сигнале? Ведь вся Иматранская система считалась до скукоты надежной. Откуда быть опасности?
   И первый сигнал тревоги, дойдя до большей части станции, оказался опасно тихим. Еще минута, и никто в лаборатории совершенно не заметил бы предостережения. Его все же заметили, но приняли за очень несвоевременный пробный сигнал.
   И только Хоксмур первым определил, что звуки, которые слышат в лаборатории, верный знак о надвигающейся атаке. Избежать ее было слишком мало шансов, даже если бы и Николас не сообщил об этом.
   - Извините,- произнес Ник леди Дженевьев через секунду после звонка, прозвучавшего в лаборатории.
   А когда прозвучал второй, его изображение испарилось.
   Замешательство прошло.
   Леди еще ждала у экрана, раздумывая, что могло вызвать столь неожиданное исчезновение пилота. И была она удивленно погрустневшая.
   Она внезапно взглянула на Ховелера, во взоре ее скрывался молчаливый вопрос. Но затем в нерешительности отвернулась от экрана и решила вернуться к своим дипломатическим обязанностям.
   Вскоре, секунд через десять, раздался более громкий сигнал тревоги, сразу нарушивший иллюзорный покой станции.
   Такое уже нельзя было не услышать. Люди были раздражены беспокойством, хотя и стали осознавать опасность.
   Кто-то спросил:
   - Это пробная тревога? С какой стати в это время... Кто-то тихо ответил:
   - Нет. Это не проба.
   И через мгновение о крепкий корпус лаборатории ударила волна взрыва. Очевидно, он раздался невдалеке в космосе. Но был настолько сильным, что металл зазвенел, словно гонг. Задрожали генераторы искусственной гравитации. Сотряслась под ногами палуба станции.
   Исполняющая обязанности начальника лаборатории Анюта Задор повернулась к внутреннему селектору, чтобы связаться с оптико-электронным мозгом. Обратившись к своей знаменитой гостье, стоявшей с широко раскрытыми глазами, она сказала:
   - Рядом взорвался корабль. Боюсь, что это был ваш. Пилот, должно быть, оторвался от станции и отлетел, когда увидел...
   Задор запнулась. Леди смотрела на нее, все еще слабо улыбаясь, но не в силах понять, что происходит.
   Но ведь и в лаборатории никто не мог понять. Люди, которые ощутили на себе давление со стороны других, не смогли воспринять страшную правду.
   А когда, наконец, до них дошло, все, поначалу выдохнув, замерли, потом началась паника. Паника паникой, а надвигалось настоящее нападение, неслыханное здесь, в Иматранской системе. Наступала угроза всем, кто дышит.
   И вдруг кто-то выкрикнул одно ужасное слово:
   - Берсеркеры!
   Нет, всего единственный берсеркер. Это стало явным из сообщения, переданного громкоговорителем системы связи лаборатории. Голос был неколебимым и громким. Создавалось впечатление, что электроника желает успокоить людей.
   Но паника все-таки продолжалась: в каком количестве и в какой форме может придти смерть?
   Не успела леди Дженевьев отойти от экрана подальше, как на нем снова явилось изображение Ника. Настойчиво глядя в лицо леди, застывшей от страха, Хокс-мур сжато, но уверенно предложил себя в пилоты.
   - Моя леди, боюсь, что вашего корабля уже нет. Но* мой находится рядом. И совершит стыковку с лабораторией через минуту. Повторяю: я очень хороший пилот.
   Леди Дженевьев воскликнула:
   - Моего корабля нет? Николас:
   - Корабль, который доставил вас сюда, уничтожен. Но мой готов лететь за вами.
   Слова, слетавшие с экрана дисплея, где красовался невозмутимый человек, отличавшийся компетентностью и уверенностью в себе, звучали как приказ леди Дженевьев бежать в определенный тамбур. Ей даже давалось четкое направление, куда двигаться.
   - Вы находитесь примерно на середине палубы главной лаборатории, не так ли?
   Леди оглядывалась в поисках ответа, растерянно посмотрела на Ховелера, который, сам удивляясь своему спокойствию, кивнул ей утвердительно: "Да, примерно на середине".
   Повернувшись к дисплею, леди послушно ответила:
   - Да.
   Ник продолжал спокойно ее инструктировать. Он собирался произвести стыковку в том месте, где она в это время окажется.
   Ей следовало спешить.
   Пилот закончил разговор:
   - Возьмите всех с собой. У меня есть место на борту. И сотрудников станции заберите. Думаю, будет не так уж много народа.
   А Ховелер, хотя и сбитый с толку атакой, вспомнил редкие тренировочные тревоги на борту лаборатории. И в памяти возникали обязанности, которые он должен был выполнять в таких критических ситуациях. Его задача в случае аварии или атаки в основном состояла в том, что он должен контролировать машины, наделенные разумом и выполняющие основную работу на станции. Ховелер нес так же ответственность за своевременное прекращение экспериментов, а так же за хранение инструментов и материалов.
   Биоинженер принялся за работу, которая во многом напомнила ему тренировки. И хотя не было необходимости оставаться у дисплея, он все еще не покидал своего места, откуда мог наблюдать за тем, что происходило между супругой премьера и его лучшим пилотом.
   Ховелер не упускал возможности наблюдать и за исполняющей обязанности начальника станции доктором Задор, которая в минуту тревоги уже отдавала приказ по самообороне. Она волей случая даже оказалась командующей этой обороны. Несомненно, что она не привыкла к таким трудностям, и Ховелер боялся, что она тоже впадет в панику.
   И что-то из опасений Ховелера подтверждалось. Анюта отказалась от предложения Хоксмура, который знал, что делать для их спасения.
   С экрана послышалось обращение к ответственным лицам на борту лаборатории, которое доктор Ховелер услышал первым. Это было сообщение с корабля-курьера, как правило, с людьми на борту. Курьер как раз находился на подходе к станции. Его пилот вызвался помочь в эвакуации с лаборатории, поскольку сама станция из-за громоздкости и тяжести не могла маневрировать.
   Корабль-курьер мог прибыть к месту происшествия в считанные секунды.
   - Согласны! - решительно ответила Анюта Задор. Разрешаю стыковку корабля к люку номер три.
   Сделав последнюю важную запись на плоской поверхности монитора, что был рядом с Ховелером, метнув на доктора многозначительный взгляд, она как бы сказала: "Это ваша обязанность".
   И побежала за леди Дженевьев.
   Ховелер видел, как Анюта схватила маленькую женщину за руку и решительно повела ее не в том направлении, которое рекомендовал Ник, а прямо к тамбуру номер три. В суматохе люди бегали взад-вперед и по лаборатории, и по двум направлениям, вдаль коридора.
   Ховелер не успел опомниться, как Задор уже стояла рядом с ним, устремив взгляд на центральный дисплей.
   - Хоксмур!
   - Доктор Задор? - узнал ее симпатичный пилот.
   - Я сейчас отвечаю за самооборону здесь.
   - Да, мадам, понимаю.
   - Вам не следует приближаться к станции. Другой корабль уже произвел стыковку.
   Она бросила быстрый взор на счетчик:
   - И может благополучно произвести эвакуацию.
   Добавила:
   - Без вашей помощи. А вы займитесь противником.
   Хоксмур:
   - Мой корабль безоружен.
   Голос Ника звучал, как никогда, спокойно и уверенно.
   Анюта Задор осерчала:
   - Не перебивайте! Если корабль не вооружен, вы можете напасть на врага, протаранить его! А?
   Не правда ли, странный приказ? Но Хоксмур ответил:
   - Да, мадам! - без колебания подчинился воле Задор. И его изображение исчезло с экрана дисплея.
   "Аня, какого черта ты творишь?" - хотелось крикнуть Ховелеру, который до крайности удивился, услышав приказ и ответ на него. Ведь это был приказ принять на себя смерть, самоубийство. Ник выразил спокойное согласие. Определенно что-то происходило, что доктор не мог понять.
   Но у него не было времени разгадывать такие шарады. У него не было и необходимости понимать и думать, что происходит снаружи лаборатории.
   Ховелер и Задор, оставшиеся на посту по долгу службы, да и по совести, обменялись несколькими словами о том, как идет эвакуация. Затем он позволил себе сделать личное замечание Анюте Задор.
   - Анюта!
   Ее внимание было занято техническими размышлениями, и она, казалось, не слышала Ховелера.
   Он обратился к ней еще раз, уже в официальном тоне;
   - Доктор Задор!
   Она посмотрела на биоинженера.
   - Да.
   - Вам следует покинуть станцию с остальными. Вы ведь выходите через месяц замуж. Не думаю, что у вас много шансов на то, чтобы... я прекрасно справлюсь один.
   - Это моя работа,- в ее голосе заметно раздражение. И она вернулась к дисплеям.
   Исполняющая обязанности начальника лаборатории не стала называть по имени своего старого друга и коллегу. Да, только не сейчас.
   Ховелер, тщательно убрав свое рабочее место, покинул его. И оказался вскоре в центре палубы, недалеко от поста, на котором находилась Анюта Задор. Согласно инструкции здесь должны стоять два кресла ускорения для них. Но Ховелер смутился, вспомнив, что несколько месяцев назад их убрали по текущей модификации и не вернули обратно. Считали: зачем, если станция вовсе не приспособлена к маневрам?
   Для обеспечения жизни на борту биостанция обладала всеми возможностями для межзвездных полетов. И она посетила большое количество солнечных систем за несколько лет своего существования.
   Но на ней всегда стояли очень простые приборы, поскольку для совершения далеких перелетов использовались специальные усилители синхронизирующих импульсов и стартовые двигатели.
   Но этот недостаток не казался решающим в создавшемся положении. Ведь любая попытка спастись за счет некоторых преимуществ стала бы для корабля самоубийством: он попал бы в глубокий гравитационный колодец, образованный окружающими его планетами.
   Стремительное приближение берсеркера от поверхности планетоида, как выкрикнул один из перепуганных людей, наводило Анюту Задор на мысль, что лучше всего покончить жизнь самоубийством - и следовало попробовать это сделать.
   Берсеркер продолжал приближаться на большой скорости. И находился уже в нескольких минутах от планетоида. Кто-то предложил Задор, несмотря на неминуемую гибель, сделать попытку маневра.
   Доктор Анюта Задор ответила, как заметил Ховелер, со спокойствием, вызывающим восхищение, что при сложившихся обстоятельствах, даже при наличии мощного двигателя, не стала бы рисковать ни своей, ни чужой жизнью. К тому ж, на борту станции не имелось профессионального летного экипажа.
   Никто по простым приборам, установленным в лаборатории, не мог с точностью установить, действительно ли берсеркер - судя по дисплеям, находящийся на расстоянии еще не малом, шел прямо на станцию, хотя его направление упорно указывало на это.
   Иматранская система включала в себя две-три планеты, которые были гораздо крупнее и населеннее, чем планетоид, обладала потенциальным урожаем в биллионы человеческих жизней. Эти планеты лежали примерно в одном направлении со станцией, если учитывать путь берсеркера, но на несколько миллионов километров дальше по направлению к солнцу.
   Два человека, добровольно оставшихся в силу долга в лаборатории, уже вполне могли разглядеть изображение берсеркера на экране. Ховелер, вконец завороженный этим, уже не мог больше никуда смотреть. Ведь с каждым моментом все отчетливее вырастала, становилась отчетливей чудовищная фигура. Она вырисовывалась из. почти беззвездном фоне туманности Мавронари. Среди возрастающего шума аварийной ситуации невозможно было использовать даже слабый, действующий на подсознательном уровне двигатель. Силовая установка была в основном предусмотрена для небольших орбитальных маневров. Оттого лаборатория, даже постоянно находясь в движении, не имела возможности спастись от того, кто стремительно надвигался из глубины.
   Гораздо больше шансов на спасение имелось у курьера. Он загружался. Еще спасение - корабль Хоксмура. Оба они были быстрые и маленькие, что позволяло отменно менять курсы.
   Несколько десятков человек - посетители и сотрудники станции - продираясь через различные палубы и переходы, спешили к кораблю-курьеру, который уже совершил стыковку.
   По станции раздался голос маленького корабля, который коротко сообщил о готовности к расстыковке и отлету на полной скорости к планетам, где ожидалась внушительная военная защита.
   В коридорах лаборатории все еще не утихал шум беготни и крики: кто-то торопился, да в неправильном направлении. Вот и заворачивали обратно.
   Анюта Задор, обращаясь непосредственно к пилоту курьера, не переставала отдавать приказ задержать вылет, пока все, кто хотел, не окажутся на борту. Пилот:
   - Хорошо, хорошо... А вы оба идете? Ведь крайний случай.
   Исполняющая обязанности начальника бросила быстрый взгляд на своего компаньона. Ясно!
   - Я знаю, что крайний случай, черт побери. Оттого мы и остаемся.
   Ховелер ощутил некий трепет гордости, словно она этими словами оказала и лично ему высокую честь. Он не чувствовал страха. К тому ж... По причине, о которой умалчивали, и курьер вряд ли гарантировал безопасность.
   Не потому ли Ховелер не настаивал, чтобы Анюта Задор покинула станцию?
   Доктор Задор так же не торопила биоинженера спасаться. Было очевидно, что она нуждалась в его помощи и принимала ее.
   В коридоре прозвучали последние шаги.
   Через несколько секунд курьер отчалил.
   На станции остались два живых существа.
   Да, два - если не считать тонны голубых плиток, где находились мириады еще бессознательных искр будущей жизни. Этот груз был особенно драгоценным.
   Ховелер и Задор молчали.
   Бесполезно было о чем-либо разговаривать.
   На экране объемного изображения, что находился в нескольких метрах от них, постепенно вырастал образ врага, который несся на стремительной скорости.
   2
   Никогда еще леди Дженевьев не попадала в такое чрезвычайное положение. Свою еще небольшую жизнь она провела в центральном районе Галактики, где преобладало население земного происхождения. Это было пространство солнечной системы, которое надежно охранялось флотом Темплиеров - межзвездными вооруженными силами - и местными военными сооружениями.
   В этом благословенном районе о берсеркерах говорили как о неправдоподобных монстрах, демонах из мифов и легенд.
   Ее обручение и свадьба, повлекшие за собой быстрый поток других событий не страшных самих по себе - незаметно приблизили ее к этому миру легенд. Идя по узкому коридору к незнакомому космическому кораблю, она почувствовала, как об острый локоть толкающей ее журналистки - агента печати - разбилась ее последняя иллюзия.
   В том же коридоре сразу оказались десятки людей. Но беготня и суматоха были такие, словно здесь их были сотни. Нет, даже сотни тысяч человек. То, что несколько минут назад представляло из себя собрание цивилизованных людей, быстро превратилось в безумную толпу.
   Толпа вначале колыхнулась. И разом превратилась в саму панику.
   Позже биоинженер Ховелер вспоминал, как леди Дженевьев быстро выходила из лаборатории. Казалось, что ее окружение проталкивает ее вперед. За дверями леди отправилась в направлении, указанном Анютой Задор, к люку, где ее ждал спасательный корабль.
   В это же время недалеко от биостанции, возможно, палубой выше или ниже, послышался ритмичный звук громоподобного клаксона, подобного которому оставшиеся сотрудники никогда не слыхали.
   Оба вспомнили, как молодая жена премьера, выбегая из лаборатории, сделала попытку обернуться. Телохранитель с силой завернул ее и буквально потащил к курьеру.
   Тогда-то леди и выкрикнула: "Мой ребенок!"
   Ховелер подумал: "Вдруг сейчас он стал ребенком..." Ведь несколько минут назад этот микроскопический сгусток органической ткани, который был отделен от Дженевьев, являлся всего лишь даром, зиготой или проребенком.
   Но леди исчезла. И некогда было больше думать о ней.
   Сама Дженевьев, несмотря на материнский порыв, прекрасно понимала, что это чувство лишено всякой логики: покинуть ребенка и мужа означало для нее не более чем осуществление надежды, которую давно таила.
   Но... она, конечно же, не ожидала, что произойдет нападение берсеркера...
   Леди понимала, что микроскопическое скопление клеток, скрытое под защитным стеклом, вряд ли могло в большей безопасности находиться в ее маленьких руках здесь, куда бы его не поместили. А там, возможно, оно уже на каком-то складе? И все же леди ощущала желание слегка задержаться.
   Но телохранитель ее почти грубо развернул. И с этого момента ее мысли были направлены на одно: выжить!
   Никто из людей, толкающихся и восклицающих, не бывали раньше в подобной обстановке. Это было сценой, полной страха и эгоизма. Но на борту маленького корабля хватало места.
   Едва последний человек протиснулся в люк, курьер, который, конечно же, как и люди, надеялся на помощь - задраился всеми возможными средствами.
   Пилот, чья выдержка, возможно, не соответствовала ситуации, отдавая себе отчет в том, что несет ответственность за столько жизней, в том числе и за свою, не стал ожидать больше никаких указаний. Он оторвался от станции и быстро помчал свой маленький корабль в надежде на спасение.
   Десятки людей, испытывая благодарность, толпились на небольшом пространстве для пассажиров. Они стояли и ходили в поле нормального тяготения, которое поддерживалось на корабле. Они заняли все имеющиеся кресла ускорения, обеспечивающие безопасность в случае нарушения тяготения.
   Все облегченно вздыхали.
   Дженевьев разделяла бурный восторг попутчиков. Она ощущала приподнятость, уверенность в спасении.
   Постепенно все успокаивалось. Леди решила обратиться к кому-то из своего официального окружения, чтобы пожаловаться на грубость телохранителя и жесткость журналистки. Она не успела этого сделать.
   Вдруг послышался новый взрыв.
   Предыдущий, который они слышали на станции, не шел ни в какое сравнение с этим. Там что-то произошло на безопасном расстоянии. А здесь... Это было какой-то катастрофой.
   Мир для молодой жены премьера расплылся от шока и ужаса.
   На какое-то время она потеряла сознание.
   Придя в себя, леди Дженевьев оказалась в кабине, где плавал холодный дым вперемежку с туманом, образовавшимся от внезапного падения давления воздуха.
   Вспомнив, где она находится, леди оглянулась: где найти скафандр? Увы, не знала.
   В шоке, с болью в теле, едва дыша, Дженевьев выбралась из своего кресла ускорения. И только тогда поняла, что тяготение нарушено, оно постепенно уменьшалось.
   Зажегся аварийный свет.
   Она перебралась на другую сторону взорванной кабины и, как во сне, до леди дошло, что она единственная, кто мог передвигаться. Вокруг плавали тела, которые медленно укладывались при низкой гравитации прямо на палубу. Руки и ноги слабо свисали с сидений.
   Дженевьев услышала, как из пробитой кабины со свистом уходит воздух. Он испарялся медленно. Однако, быстрее, чем его могли восполнить запасные резервуары.
   Леди двигалась туда, где, по ее мнению, находился отсек пилота. Живого или автоматического, но выполняющего свои обязанности. Хотела обратиться за помощью для себя и других. Но не смогла открыть люк или дверь, ведущую из пассажирской кабины.
   На двери находилась маленькая стеклянная панель, через которую мало что можно было разглядеть. А по едва увиденному стало ясно: впереди руины.
   Воздух продолжал уходить с тихим завыванием и свистом... автоматическая система уплотнения тщетно пыталась выправить положение.
   Вокруг леди медленно двигались, верней, плыли мертвые, умирающие и те немногие, кто подобно леди освободился от кресел, но сделать больше ничего не мог. Дженевьев заметила, что ни на ком не было аварийной одежды или оборудования.
   Где уж продержаться под вселенским натиском пустоты за пределами слабого корпуса корабля?
   Оборудование работало рывками. Это слышалось в отсеке, куда были заперты леди и ее попутчики.
   Откуда-то, наконец, послышался голос автопилота, сделавший попытку успокоить всех, но вскоре замолчал. Затем опять дал о себе знать. Но и это было сущим идиотизмом: голос звал всех покинуть свои кресла и прийти на обед.
   Дженевьев пыталась заговорить с кем-либо, подающим признаки жизни, ухватиться за них своими больными руками. Тщетно. Никакой реакции.
   Она испытывала боль от каждого вздоха. Отталкиваясь от одного кресла к другому, поняла, что шок у нее возрастает. Обратиться не к кому. Ее телохранители и помощники, а так же журналисты мертвы. Похоже, что среди еще дышавших пассажиров, способных издавать хотя бы стоны, она одна передвигалась самостоятельно.
   Леди Дженевьев уже стала привыкать к мысли о смерти. Вдруг до ее ушей дошел новый звук. Она открыла глаза, сжав кулаки, и думая, что этот звук померещился. Однако ж, не бред... Ей не кажется. Разрушается корабль, терпящий бедствие?
   Словно ниоткуда пришла мысль: перед лицом смерти считает, что отказ от ребенка - ошибка. Если бы она не думала это делать, сейчас не оказалась бы здесь. Сидела бы дома.
   Звук повторился. Да нет же, не шум рушащегося корабля.
   Кто-то или что-то пытается пробиться на корабль извне.
   Чуть позже она, пытаясь сосредоточиться вопреки ощущению, похожему на опьянение из-за кислородного голодания, расслышала трение между двумя кораблями. Кто-то осуществил стыковку.
   Пробравшись почти в полной невесомости к иллюминатору, она увидела маленький корабль, который пытался догнать их пострадавшее судно и был уже довольно близко.
   Тот же звук. Совсем близко. И что-то похожее на вспышку света. Кто-то или что-то пробивается сквозь металл.
   И внезапно его разорвало. Но это не вызвало смертельной для жизни потери воздуха. Она, леди Дженевьев, чуть не потеряла сознание от сильного потрясения, поскольку перед ней предстала не смертельная машина, а скорее человеческая фигура в скафандре, которая вдруг заговорила с ней по-человечески. Успокаивающе.