Страница:
Указанный нами философ войны определял и функции главнокомандующего в этом «коллективе». Признавая, что полководец должен быть «мужем государственным», Клаузевиц требовал, чтобы нее же прежде всего он оставался «полководцем», т.е. военным деятелем. Характер его работы должен быть направлен к познанию военной сущности войны, не упуская из вида и остальных се сторон. Истолковывая это положение; потомки Клаузевица по крови, немцы с берегов Шпрее, а за ними и Конрад, дошли до толкования военной диктатуры в ведении войны, так показательно провалившейся на нашей памяти. «Мандарины генерального штаба» были далеки от истинного познания высшей стороны войны и расплатились за это своими головами.
А. Свечин в своей «Стратегии» объясняет это тем, что «господство политики над стратегии»… «всегда вызывает сомнение в тех государствах» которые представляют организованное государство уже отживающего класса, находящегося в положении исторической обороны, режим которого подгнил и который вынужден вести нездоровую политик жертвовать интересами целого для сохранения своего господства… Стратегия естественно стремится эмансипироваться от плохой политики, но без политики, в безвоздушном пространстве, стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики».
По мнению автора, «господство политики над стратегией» «не подлежит никакому сомнению, когда творцом политики является юный класс, идущий к широкому будущему, историческое здоровье которого отражается и в форме преследуемой им здоровой политики».
Нет сомнения в том, что «здоровая политика» ведет за собой и «здоровую стратегию, но «эмансипация» таковой вызывалась иными причинами. Если мы возьмем войну 1870 года, то нельзя отрицать, что Бисмарк проводил «здоровую политику», что война способствовала развитию производительных сил Германии, что немцы в своем стремлении к объединению были до некоторой степени «юным классом». Однако, нам хорошо известно, как Мольтке стремился «эмансипироваться» от этой политики, которая, по-видимому, почиталась им «больной», и очень «сожалел», что стратегу приходится считаться с политикой. Мы будем недалеки от истины, если скажем, что генеральный штаб считал единственно «здоровой» политикой – «его» политику и ничью иную, что речь шла о подчинении политики стратегии, что вообще «политика-опиум для стратегии», как об этом заявлял Леваль.
Если ныне буржуазные государства находятся в состоянии «исторической обороны», то они ни одной минуты не хотят передать политику и руки стратегов, взяв в шоры мировоззрение генерального штаба и если последний под видом «сверхгенерального штаба» стремится удержать свои прежние позиции, то это его последние усилия.
Таким образом, к сожалению, мы не в праве зачислить Конрада, как поклонника теории Мольтке, в ряды «государственных мужей», среди которых должен был бы находиться полководец.
Теперь обратимся к военным познаниям бывшего начальника генерального штаба. Выше отмечено, что он путем долголетнего изучения военной истории, путем своего малого боевого опыта и продолжительной строевой службой старался уяснить себе сущность современной войны.
В этой области мы наблюдаем работу его пытливого ума, стремившегося объять характер будущей войны в целом, пытавшегося найти полые пути к ведению войны и боя.
Поверяя добытые познания из книг на опыте, делая сам необходимые выводы, выступая с пером в руках на защиту своих положений, проповедуя их с кафедры в Военной академии, Конрад старался не только расширить свои познания, не только развить свой ум, но и перенести эти знания в толщу армии. Иными словами, он готовил «свое собственное войско».
Было ли это только по силам начальнику генерального штаба – это вопрос другой.
Так или иначе, но приведенные нами выше взгляды Конрада на войну, на ее ведение государством, на современную боевую подготовку войск, на необходимость знания армии для правильного управления ею, изобличают в нем военного деятеля с широкой теоретической подготовкой, стоявшего на правильном пути мышления. Некоторые из его взглядов не потеряли свежести и до наших дней.
В виду этого, мы присоединимся скорее к мнению Людендорфа и других свидетелей-современников, признающих у бывшего начальника австрийского генерального штаба широкий военный ум, чем согласимся с мнением Краусса, считающим его узким тактиком.
Нет слов, что кафедра тактика, а за ней строевая служба, оставили след в Конраде и он действительно более увлекался тактической стороной боя, по здравого стратегического мышления его лишить нельзя. Тактика также должна быть в обиходе у полководца, как и высокие стратегические замыслы. Мы слышали горячую проповедь Левалем позитивной стратегии и думаем, что знание полководцем «геометрии» военного дела – тактики, далеко не бесполезно.
Отстаивая и широко проповедуя прикладной метод изучения военного дела, Конрад, однако, более был склонен к развитию в военном деятеле знаний, нежели характера. В этом начальник австрийского генерального штаба не оказался в силах побороть, а скорее даже углублял царившее в армии стремление к широкому развитию военных познаний в ущерб выработке сильной воли и характера. Теоретически необходимость последних им безусловно признавалась и даже сам прикладной метод должен был бы послужить к укреплению их, но побороть сложившийся уже уклад в армии было трудно. Конрад плыл по течению…
Это предпочтение знания в военном деле у начальника генерального штаба Дунайской армии, несмотря на преклонение его перед германской военной мыслью, перед видными ее авторитетами, дает нам повод зачислить его в ряды «интеллектуалистов», безраздельно властвовавших к западу от Рейна.
Такому переходу Конрада в ряды ученых «головастиков», по образному выражению А. Свечина, способствовал тот малый боевой опыт, который выпал на его долю, и к тому же на низших командных должностях. Два незначительных похода – вот и весь боевой стаж, которым мог руководствоваться Конрад, продвигаясь по служебной лестнице в полководцы. Оставался один путь познания высшей стороны войны – ее изучение на исторических образцах, которым и последовал начальник генерального штаба, не избежав при этом увлечения научностью. Правда, боевой опыт – еще не все. Драгомиров характеризовал Мольтке в 1867 году: «генерал Мольтке принадлежит к числу тех сильных и редких людей, которым глубокое теоретическое изучение военного дела почти заменило практику». Можно не иметь последнюю, но правильно понимать сущность войны и уметь ее вести, доведя до победного конца. Многие из сверстников Конрада оказывались еще в худшем положении, например, Людендорф, но все же победа выпадала и на их долю. Поэтому мы отнюдь но намерены вводить непременной данной для будущего полководца – опыт войны, но считаем его полезным, регулирующим книжное изучение такого явления, как война. Тому, за кем этого опыта нет, гораздо труднее удержаться на правильном пути к познанию высшей стороны войны, но все же для него эти пути не заказаны.
Как из положений теории, так и рассуждений Конрада мы видели, что современный полководец должен «знать армию» и даже «создавать» ее. Такое познание не основывается, конечно, на одном ближайшем знакомстве с войсками, а достигается: 1) непосредственной службой в строевых частях и 2) личным объездом войск, инспектированием их и руководством на маневрах. Нами отмечалось, что строевая служба должна входить обязательными ступенями в служебную лестницу кандидата в начальники генерального штаба. Конрад с гордостью отмечает свое долголетнее пребывание в строевых частях, которое должно было дать ему возможность изучить армию Габсбургов. Однако, как свидетельствует Краусс, а также другие современники Конрада, именно у него отсутствовало это знание инструмента войны, так как все его оперативные замыслы, великолепные по идее, разбивались прежде всего о собственную армию. Сам начальник генерального штаба теоретически требовал соразмерности замыслов с силой войск и никто другой, как он же, нарушал это, увлекаясь романической стороной ведения войны. Если полководец обязан соразмерять цель со средствами, то в этом мы не можем усмотреть у Конрада качеств, приближающих его к сонму великих людей.
Клаузевиц указывал, что «нет надобности, чтобы он (полководец) был большим наблюдателем, способным разбирать человеческие характеры до мельчайшей тонкости; но он должен знать нрав, способ мышления, достоинства и недостатки тех, коим ему придется приказывать». Другие теоретики повторяют это, добавляя необходимость уменья разбираться и в характерах неприятельских вождей. Бывший начальник австрийского генерального штаба, по мнению современников, не был знатоком людей, и впоследствии горько разочаровывался в выдвигаемых им кандидатах, не оправдавших себя на полях сражений. Нами отмечалось, что личные симпатии, родственные связи и привязанности играли не последнюю роль в оценке людей у Конрада, что, с одной стороны, объясняется особыми чертами характера его, а с другой, и той разлагающей обстановкой среды.
господствующего класса и верхов армии, каковая была в Дунайской империи. Если философ войны не требовал от полководца мелочного познания характера подчиненных, а лишь определения их основных качеств, рисующих их пригодность к военной деятельности, то в Конраде мы скорее найдем именно стремление основываться на мелочных свойствах людей, нежели, учитывая основные положительные черты, мириться с человеческими слабостями.
До сих пор мы исследовали умственное развитие бывшего начальника генерального штаба, но таковое не есть еще патент в полководцы, так как последнему должен быть свойственен и сильный характер. Теория предъявляет к последнему высокие требования, выявляя необходимость энергии, твердости, уверенности, смелости и силы.
При знакомстве с бывшим начальником австрийского генерального штаба была отмечена его самостоятельность в суждениях и действиях. Он сам говорил о необходимости энергии и инициативы в работе, что и было присуще ему. Настойчивый в своих докладах и требованиях к подчиненным, Конрад обладал необходимой смелостью и силой характера, но эта смелость порой стесняла свободу ума, соображений и намерений. Ведя на своей должности «непрерывный бой», Конрад настолько увлекался самым процессом его, что готов был драться ради искусства, но не целесообразности. Болезненное чувство «престижа» проникало все существо начальника генерального штаба, и только перед Габсбургами этот преданный им слуга сгибал шею, вынося терпеливо раны, наносимые его самолюбию. Только эти властители заставляли Конрада заглушать в себе болезненное самолюбие, которое в отношении к остальным выявлялось настолько резко, что мы выше отмечали наличие тех двух лагерей, на которых начальник генерального штаба разделял окружающих его – друзей и врагов.
Все сказанное говорит о том, что перед нами энергичная, настойчивая натура с достаточно сильным характером, но в то же время пылкая и упрямая. Эти последние черты настолько были развиты, что затемняли иногда ум Конрада, делая его рабом своих чувств. Одним словом, это была «горячая» голова, которой Клаузевиц у истинного полководца противополагал «голову холодную».
Верный учению Мольтке, бывший начальник генерального штаба не боялся никакой судебной ответственности, по-видимому, так же, как германский фельдмаршал, считая себя в ответе лишь «перед богом и собственной совестью». Не хотим прививать современным полководцам боязнь ответственности за свои действия. Наоборот, утверждаем, что в этом ими должна проявляться смелость и готовность дать всегда отчет в своих действиях, что у них должна быть любовь к ответственности, что ответственность должна вызывать в них лишь чувство радости, но мы решительно отрицаем тех кумиров, перед которыми они, по мнению Мольтке, должны отчитываться. Они ответственны исключительно перед правительством, их поставившим.
Итак, равновесие ума и характера, которое должно изобличать полководца, мы не замечаем в бывшем начальнике австрийского генерального штаба в той мере, какая необходима была ему по его высокой должности. Если мы последуем теории Бернгарди, выше нами очерченной, то увидим, что в замыслах, где должен господствовать ум, там Конрад был силен, но и то порой страстность врывалась в его расчеты. Что же касается проведения замыслов в жизнь, то здесь «горячая» голова начальника штаба частенько заносила его выше меры – полководцу Габсбургов не хватало надлежащей выдержки, и он был далек от того «квадрата», который рекомендовал маленький капрал для великих генералов.
Я всегда работаю», говорил Наполеон; то же с полным правом может сказать про себя и Конрад, всецело отдавшийся своим тяжелым обязанностям.
Мы начали бы ломиться в «открытую дверь», если бы приступили к доказательствам необходимости у начальника штаба большой работоспособности. Современное военное дело настолько усложнилось, настолько быстро шагает вперед, что необходимость идти нога в ногу с ним вынуждает к усиленной работе. Сутки современного начальника генерального штаба не имеют излишествующих часов, а, наоборот, в них чувствуется недостаток, ибо нагрузка велика. Слов нет, что от такой нагрузки не далеко и до перегрузки, а затем переутомления и неврастении, а поэтому для начальника штаба очень важно нормализовать свою работу, может быть прибегнув и к системе НОТ, необходимо поддерживать свое тело и дух, не доводя их до истощения. Мы не хотим давать рецептов нормальных дней начальника генерального штаба, ибо у таких «высоких» людей должен быть свой «жанр» не только вести войну, но и работать.
Нам не хотелось бы вторгаться в личную жизнь начальника генерального штаба и мы остановимся только на одном – это на его замкнутости от окружающих. Как видели выше, эта замкнутость была свойственна не ему одному, ее признавал в себе Людендорф, такими же ушедшими в себя людьми были Жоффр, Фалькенгайн и другие современные Конраду полководцы, не говоря уже про Мольтке (старшего) и Шлиффена.
Это указание на замкнутость характера у современных вождей, пожалуй, можно признать, как необходимое свойство «военных мандаринов» только что пережитой эпохи, если бы не было к нему естественного о6ъяснения. Людендорф откровенно заявил, что к замкнутости его вынуждали сами окружающие, которым он «знал цену». Клубок интриг, сплетен, вечная склока-вот та атмосфера, в которой приходилось жить полководцам недавнего прошлого. Незачем напоминать про интриги Мольтке и Бисмарка и описывать те, кои царили в различных армиях перед мировой войной и во время ее-они отлично известны без нас. «Военный мандарин», кроме выполнения своих прямых обязанностей, оказывался вынужденным еще оберегать свое высокое место, во время парировать интригу, справляться о здоровье кандидатов на его место, дабы также их во время удалить со своего пути, как это проделывал Жоффр, да и иные из современных ему вождей обоих лагерей. Одним словом, самая прозаическая действительность накладывала печать молчания на уста великих мандаринов наших дней.
Мы совершенно не хотим сказать, что современный полководец должен являться развеселым малым, что называется «душа на распашку». Нет, он обязан быть сдержанным в своих суждениях и обращении с окружающими, но в то же время и но чуждаться последних, не вносить с собою ту напряженную атмосферу величия, отравленную недоверием к близстоящим людям, какую мы наблюдали всюду в империалистическую войну. Авторитет полководца должен держаться не на замкнутости, а на его внутренних качествах, выделяющих его среди окружающих. В былые времена повелители восточных стран считали необходимым возможно меньше показываться народу, дабы, создавая и поддерживая в последнем легенды о «божественном» своем происхождении, еще более укрепить свою власть. Ныне авторитет создается не отчуждением от масс, а, наоборот, широкой работой в их толще. Поэтому замкнутость не только не полезна, но, наоборот, вредна для современного военного вождя. Век военных мандаринов уже миновал…
Мы приносим извинение за наше подробное знакомство с личностью Конрада, заставившей нас вспомнить и теорию. Просим снисхождения к нашей попытке разобраться в современном полководце, которая, признаем, может быть, слаба и страдает излишними длиннотами и повторением. Мы снова повторяем, что наш труд но претендует на то, чтобы быть «заповедями» для полководца – начальника генерального штаба, что все наши рассуждения предприняты для правильной обрисовки личности Конрада.
Нами столько отмечено отрицательных сторон «военного мандарина» канувшей в историю монархии Габсбургов, что можно вынести суровый приговор этому когда-то шедшему к боевой славе человеку, а ныне недавно кончившему свою жизнь с пером в руках.
Нет слов, что если бы потребовать от Конрада всех тех качеств, которыми должен был обладать полководец в понимании его Наполеоном, то безусловно наши заключения были бы отрицательны. Но мы старались показать, что полководца в целом, как индивидуума, в наши дни не найдешь, что его существо превратилось в «коллектив», что даже прославленный триумвират и тот оказался бессилен в современной войне.
Мы не склонны искать спасения в «гениях» и старались выявить, что «гений» также нуждается и в образовании, и в силе характера, как простой смертный. Поэтому правильнее всего рассматривать Конрада, как военного члена «коллектива», который только один управляет войной и целом, как военного деятеля высокой марки. Не думаем скрывать, что такому деятелю нужны многие из тех качеств, кои теория относила к полководцу.
Из числа их иных не хватало бывшему начальнику генерального штаба, и если он не может быть поэтому зачислен в «звезды первой величины», то все же он обладал и ценными качествами военного, будучи в состоянии «блистать» на высших командных должностях, а не только «во главе кавалерийского полка».
В наши намерения прежде всего не входит выискивание «героев», а потому мы не думаем, повторяя снова все достоинства и недостатки Конрада, возводить его в высокий ранг «современного полководца».
Да и сам Конрад после мировой войны познал всю тщетность, может быть, его сокровенных дум, быть сопричисленным к лику полководцев наших дней. После войны бывший начальник генерального штаба скромно заявляет: «в основе эта (мировая) война… была более войной масс и материальных средств, чем войной полководцев, и ее следует рассматривать главным образом с этой точки зрения».
«Массы» и «материальные средства», производные современного состояния экономики, придавили Конрада, признавшего в наши дни бессилие одного полководца повернуть колесо фортуны в свою пользу. Крепкий и своих монархических устоях, далекий от сoциaлиcтичеcкoгo учения и даже враждебный ему, начальник австрийского генерального штаба поною тяжелых жертв и крушений доходит до выводов, давным-давно возвещенных Энгельсом. «Первичное» в жизни прокладывает неизменно дорогу даже в косных мозгах бюрократов бывшей Австро-Венгрии.
«Военный мандарин» окончательно сходит со сцены, сменяясь «коллективной» работой в управлении современной войной, и в наши дни здравомыслящий человек не поет «песен» и не рассказывает «сказок» про былых «полководцев-индивидуумов».
Не собирались и мы слагать хвалебных гимнов бывшему начальнику австрийского генерального штаба не потому, что он оказался в стане побежденных, а по нашему искреннему убеждению в праздности этого занятия в наше время.
Перед нами «обыкновенный» человек, знакомству с которым мы были очень рады и не думаем порывать его в последующих страницах нашего труда, целью которого является оценка военной системы Дунайской империи, а отнюдь не лирика об ее вождях. Таковые сошли с жизненной арены, и, признаться, мы рады этому!..
Глава VII.
Наше повествование с очевидностью говорит о том, что современная Война, даже в рамках ее военной природы, давит полководца своей тяжестью, делая совершенно необходимым сотрудничество хорошо налаженного военного управления, и в первую очередь, штаба.
Ныне мы намерены познакомить читателя с личным составом австро-венгерского генерального штаба, отрекомендовав его отдельных представителей, и на этом знакомстве уяснить: каков должен быть штаб.
Прежде всего, считаем необходимым выслушать мнение самого начальника генерального штаба о том, что он ставил задачей штабу, как его подбирал и руководил им.
Знакомя нас с официальной редакцией положения о начальнике штаба Конрад указывает, что начальник штаба есть важнейший орган высшею командования, что он подготовляет, предлагает и проводит в жизнь все решения командования, что он ответственен за проведение операций. Ненарушимая гармония между высшим командованием и начальником штаба есть залог успешного управления войсками. Если бы предложения начальника штаба не была приняты командованием, то все же начальник штаба обязан проводить указания командования со всей энергией и знанием.
Все это Конрад считал обязательным лично для себя во все дни своей работы на посту начальника генерального штаба. Сознание своей ответственности за подготовку к войне и ее ведение никогда не покидало Конрада. При успехе он видел в нем долю своего участия и гордился этим, при неудаче один взваливал на свои плечи ответственность перед страной.
Однако, как мы знаем, один полководец не в состоянии управлять ведением операций. Все его действия связаны хорошо разработанной и проведенной технической стороной операций. Управление на фронте большой войной принадлежит многочисленному, хорошо организованному аппарату, наладить работу которого и вести надлежащим темпом составляет одну из главных обязанностей начальника штаба.
Таким образом, должно быть обращено особенное внимание на работу штаба. Если для ведения войны от передовых бойцов требуется храбрость и иные качества высокого морального уровня, то органы управления должны отличаться самоотверженной, сознательной работой, далекой от карьеризма. Чем больше доверия своим органам управления, тем наиболее обеспечено руководство всем военным аппаратом. В современной войне, с участием в ней техники, это требование получает еще большее значение, чем прежде.
Начальник штаба и прочие начальники органов управления должны строго блюсти, чтобы работоспособность этих органов не понижалась. Мелочность и нервность вредят работе. Где только возможно, начальник должен сохранять спокойствие, чтобы обеспечить такую же спокойную работу в напряженное время у своих подчиненных.
«Прежде всего я не вносил никогда нервности», – говорит про себя Конрад.
Придавая такое значение работе подчиненных органов, бывший начальник австро-венгерского генерального штаба при персональном подборе их предпочитал работоспособные, умные головы, с самостоятельным характером, при наличии самообладания. Работоспособность этих органов должна соответствовать их кругу деятельности, и они отнюдь не должны являть собою простых подручных.
Работа высшего командования, по мнению Конрада, не сводится к детальному руководству отдельными органами управления, но должна давить лишь общее направление их работе. В остальном для упомянутых органов открывается широкий простор на путях самостоятельной деятельности. Высшее командование должно использовать свои силы в общем руководстве работой всего аппарата и в этом находить удовлетворение.
Говоря о взаимоотношениях со своими подчиненными органами, начальник генерального штаба считает необходимым отметить их работу именно в духе даваемых им основных указаний. Полученные от него задания в органах военного управления подвергались детальной проработке, в результате которой приходилось менять и самые основы задания. Это не огорчало Конрада, равно как считалось им своей обязанностью выслушивать все вносимые от подчиненных органов управления предложения. «Я никогда не имел в мыслях отклонять мнения моих органов только потому, что они исходили от них», – говорит Конрад. Нецелесообразные предложения им мягко отклонялись и, наоборот, заслуживающие внимания утверждались Конрадом и подлежали дальнейшей разработке п проведению в жизнь.
Бывший начальник генерального штаба не забывает отметить, что он никогда не позволял себе обращаться к низшим подчиненным, минуя начальников бюро, которым они были непосредственно подчинены.
Постоянный обмен мнений Конрада со своими подчиненными на военных играх, полевых поездках и маневрах как по принципиальным вопросам военного дела, так и по технике управления, способствовал внедрению в подчиненных взглядов начальника генеральною штаба и установлению определенных методов работы. Все это, по словам Конрада, блестяще оправдало себя на войне, делая военный аппарат работоспособным.
А. Свечин в своей «Стратегии» объясняет это тем, что «господство политики над стратегии»… «всегда вызывает сомнение в тех государствах» которые представляют организованное государство уже отживающего класса, находящегося в положении исторической обороны, режим которого подгнил и который вынужден вести нездоровую политик жертвовать интересами целого для сохранения своего господства… Стратегия естественно стремится эмансипироваться от плохой политики, но без политики, в безвоздушном пространстве, стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики».
По мнению автора, «господство политики над стратегией» «не подлежит никакому сомнению, когда творцом политики является юный класс, идущий к широкому будущему, историческое здоровье которого отражается и в форме преследуемой им здоровой политики».
Нет сомнения в том, что «здоровая политика» ведет за собой и «здоровую стратегию, но «эмансипация» таковой вызывалась иными причинами. Если мы возьмем войну 1870 года, то нельзя отрицать, что Бисмарк проводил «здоровую политику», что война способствовала развитию производительных сил Германии, что немцы в своем стремлении к объединению были до некоторой степени «юным классом». Однако, нам хорошо известно, как Мольтке стремился «эмансипироваться» от этой политики, которая, по-видимому, почиталась им «больной», и очень «сожалел», что стратегу приходится считаться с политикой. Мы будем недалеки от истины, если скажем, что генеральный штаб считал единственно «здоровой» политикой – «его» политику и ничью иную, что речь шла о подчинении политики стратегии, что вообще «политика-опиум для стратегии», как об этом заявлял Леваль.
Если ныне буржуазные государства находятся в состоянии «исторической обороны», то они ни одной минуты не хотят передать политику и руки стратегов, взяв в шоры мировоззрение генерального штаба и если последний под видом «сверхгенерального штаба» стремится удержать свои прежние позиции, то это его последние усилия.
Таким образом, к сожалению, мы не в праве зачислить Конрада, как поклонника теории Мольтке, в ряды «государственных мужей», среди которых должен был бы находиться полководец.
Теперь обратимся к военным познаниям бывшего начальника генерального штаба. Выше отмечено, что он путем долголетнего изучения военной истории, путем своего малого боевого опыта и продолжительной строевой службой старался уяснить себе сущность современной войны.
В этой области мы наблюдаем работу его пытливого ума, стремившегося объять характер будущей войны в целом, пытавшегося найти полые пути к ведению войны и боя.
Поверяя добытые познания из книг на опыте, делая сам необходимые выводы, выступая с пером в руках на защиту своих положений, проповедуя их с кафедры в Военной академии, Конрад старался не только расширить свои познания, не только развить свой ум, но и перенести эти знания в толщу армии. Иными словами, он готовил «свое собственное войско».
Было ли это только по силам начальнику генерального штаба – это вопрос другой.
Так или иначе, но приведенные нами выше взгляды Конрада на войну, на ее ведение государством, на современную боевую подготовку войск, на необходимость знания армии для правильного управления ею, изобличают в нем военного деятеля с широкой теоретической подготовкой, стоявшего на правильном пути мышления. Некоторые из его взглядов не потеряли свежести и до наших дней.
В виду этого, мы присоединимся скорее к мнению Людендорфа и других свидетелей-современников, признающих у бывшего начальника австрийского генерального штаба широкий военный ум, чем согласимся с мнением Краусса, считающим его узким тактиком.
Нет слов, что кафедра тактика, а за ней строевая служба, оставили след в Конраде и он действительно более увлекался тактической стороной боя, по здравого стратегического мышления его лишить нельзя. Тактика также должна быть в обиходе у полководца, как и высокие стратегические замыслы. Мы слышали горячую проповедь Левалем позитивной стратегии и думаем, что знание полководцем «геометрии» военного дела – тактики, далеко не бесполезно.
Отстаивая и широко проповедуя прикладной метод изучения военного дела, Конрад, однако, более был склонен к развитию в военном деятеле знаний, нежели характера. В этом начальник австрийского генерального штаба не оказался в силах побороть, а скорее даже углублял царившее в армии стремление к широкому развитию военных познаний в ущерб выработке сильной воли и характера. Теоретически необходимость последних им безусловно признавалась и даже сам прикладной метод должен был бы послужить к укреплению их, но побороть сложившийся уже уклад в армии было трудно. Конрад плыл по течению…
Это предпочтение знания в военном деле у начальника генерального штаба Дунайской армии, несмотря на преклонение его перед германской военной мыслью, перед видными ее авторитетами, дает нам повод зачислить его в ряды «интеллектуалистов», безраздельно властвовавших к западу от Рейна.
Такому переходу Конрада в ряды ученых «головастиков», по образному выражению А. Свечина, способствовал тот малый боевой опыт, который выпал на его долю, и к тому же на низших командных должностях. Два незначительных похода – вот и весь боевой стаж, которым мог руководствоваться Конрад, продвигаясь по служебной лестнице в полководцы. Оставался один путь познания высшей стороны войны – ее изучение на исторических образцах, которым и последовал начальник генерального штаба, не избежав при этом увлечения научностью. Правда, боевой опыт – еще не все. Драгомиров характеризовал Мольтке в 1867 году: «генерал Мольтке принадлежит к числу тех сильных и редких людей, которым глубокое теоретическое изучение военного дела почти заменило практику». Можно не иметь последнюю, но правильно понимать сущность войны и уметь ее вести, доведя до победного конца. Многие из сверстников Конрада оказывались еще в худшем положении, например, Людендорф, но все же победа выпадала и на их долю. Поэтому мы отнюдь но намерены вводить непременной данной для будущего полководца – опыт войны, но считаем его полезным, регулирующим книжное изучение такого явления, как война. Тому, за кем этого опыта нет, гораздо труднее удержаться на правильном пути к познанию высшей стороны войны, но все же для него эти пути не заказаны.
Как из положений теории, так и рассуждений Конрада мы видели, что современный полководец должен «знать армию» и даже «создавать» ее. Такое познание не основывается, конечно, на одном ближайшем знакомстве с войсками, а достигается: 1) непосредственной службой в строевых частях и 2) личным объездом войск, инспектированием их и руководством на маневрах. Нами отмечалось, что строевая служба должна входить обязательными ступенями в служебную лестницу кандидата в начальники генерального штаба. Конрад с гордостью отмечает свое долголетнее пребывание в строевых частях, которое должно было дать ему возможность изучить армию Габсбургов. Однако, как свидетельствует Краусс, а также другие современники Конрада, именно у него отсутствовало это знание инструмента войны, так как все его оперативные замыслы, великолепные по идее, разбивались прежде всего о собственную армию. Сам начальник генерального штаба теоретически требовал соразмерности замыслов с силой войск и никто другой, как он же, нарушал это, увлекаясь романической стороной ведения войны. Если полководец обязан соразмерять цель со средствами, то в этом мы не можем усмотреть у Конрада качеств, приближающих его к сонму великих людей.
Клаузевиц указывал, что «нет надобности, чтобы он (полководец) был большим наблюдателем, способным разбирать человеческие характеры до мельчайшей тонкости; но он должен знать нрав, способ мышления, достоинства и недостатки тех, коим ему придется приказывать». Другие теоретики повторяют это, добавляя необходимость уменья разбираться и в характерах неприятельских вождей. Бывший начальник австрийского генерального штаба, по мнению современников, не был знатоком людей, и впоследствии горько разочаровывался в выдвигаемых им кандидатах, не оправдавших себя на полях сражений. Нами отмечалось, что личные симпатии, родственные связи и привязанности играли не последнюю роль в оценке людей у Конрада, что, с одной стороны, объясняется особыми чертами характера его, а с другой, и той разлагающей обстановкой среды.
господствующего класса и верхов армии, каковая была в Дунайской империи. Если философ войны не требовал от полководца мелочного познания характера подчиненных, а лишь определения их основных качеств, рисующих их пригодность к военной деятельности, то в Конраде мы скорее найдем именно стремление основываться на мелочных свойствах людей, нежели, учитывая основные положительные черты, мириться с человеческими слабостями.
До сих пор мы исследовали умственное развитие бывшего начальника генерального штаба, но таковое не есть еще патент в полководцы, так как последнему должен быть свойственен и сильный характер. Теория предъявляет к последнему высокие требования, выявляя необходимость энергии, твердости, уверенности, смелости и силы.
При знакомстве с бывшим начальником австрийского генерального штаба была отмечена его самостоятельность в суждениях и действиях. Он сам говорил о необходимости энергии и инициативы в работе, что и было присуще ему. Настойчивый в своих докладах и требованиях к подчиненным, Конрад обладал необходимой смелостью и силой характера, но эта смелость порой стесняла свободу ума, соображений и намерений. Ведя на своей должности «непрерывный бой», Конрад настолько увлекался самым процессом его, что готов был драться ради искусства, но не целесообразности. Болезненное чувство «престижа» проникало все существо начальника генерального штаба, и только перед Габсбургами этот преданный им слуга сгибал шею, вынося терпеливо раны, наносимые его самолюбию. Только эти властители заставляли Конрада заглушать в себе болезненное самолюбие, которое в отношении к остальным выявлялось настолько резко, что мы выше отмечали наличие тех двух лагерей, на которых начальник генерального штаба разделял окружающих его – друзей и врагов.
Все сказанное говорит о том, что перед нами энергичная, настойчивая натура с достаточно сильным характером, но в то же время пылкая и упрямая. Эти последние черты настолько были развиты, что затемняли иногда ум Конрада, делая его рабом своих чувств. Одним словом, это была «горячая» голова, которой Клаузевиц у истинного полководца противополагал «голову холодную».
Верный учению Мольтке, бывший начальник генерального штаба не боялся никакой судебной ответственности, по-видимому, так же, как германский фельдмаршал, считая себя в ответе лишь «перед богом и собственной совестью». Не хотим прививать современным полководцам боязнь ответственности за свои действия. Наоборот, утверждаем, что в этом ими должна проявляться смелость и готовность дать всегда отчет в своих действиях, что у них должна быть любовь к ответственности, что ответственность должна вызывать в них лишь чувство радости, но мы решительно отрицаем тех кумиров, перед которыми они, по мнению Мольтке, должны отчитываться. Они ответственны исключительно перед правительством, их поставившим.
Итак, равновесие ума и характера, которое должно изобличать полководца, мы не замечаем в бывшем начальнике австрийского генерального штаба в той мере, какая необходима была ему по его высокой должности. Если мы последуем теории Бернгарди, выше нами очерченной, то увидим, что в замыслах, где должен господствовать ум, там Конрад был силен, но и то порой страстность врывалась в его расчеты. Что же касается проведения замыслов в жизнь, то здесь «горячая» голова начальника штаба частенько заносила его выше меры – полководцу Габсбургов не хватало надлежащей выдержки, и он был далек от того «квадрата», который рекомендовал маленький капрал для великих генералов.
Я всегда работаю», говорил Наполеон; то же с полным правом может сказать про себя и Конрад, всецело отдавшийся своим тяжелым обязанностям.
Мы начали бы ломиться в «открытую дверь», если бы приступили к доказательствам необходимости у начальника штаба большой работоспособности. Современное военное дело настолько усложнилось, настолько быстро шагает вперед, что необходимость идти нога в ногу с ним вынуждает к усиленной работе. Сутки современного начальника генерального штаба не имеют излишествующих часов, а, наоборот, в них чувствуется недостаток, ибо нагрузка велика. Слов нет, что от такой нагрузки не далеко и до перегрузки, а затем переутомления и неврастении, а поэтому для начальника штаба очень важно нормализовать свою работу, может быть прибегнув и к системе НОТ, необходимо поддерживать свое тело и дух, не доводя их до истощения. Мы не хотим давать рецептов нормальных дней начальника генерального штаба, ибо у таких «высоких» людей должен быть свой «жанр» не только вести войну, но и работать.
Нам не хотелось бы вторгаться в личную жизнь начальника генерального штаба и мы остановимся только на одном – это на его замкнутости от окружающих. Как видели выше, эта замкнутость была свойственна не ему одному, ее признавал в себе Людендорф, такими же ушедшими в себя людьми были Жоффр, Фалькенгайн и другие современные Конраду полководцы, не говоря уже про Мольтке (старшего) и Шлиффена.
Это указание на замкнутость характера у современных вождей, пожалуй, можно признать, как необходимое свойство «военных мандаринов» только что пережитой эпохи, если бы не было к нему естественного о6ъяснения. Людендорф откровенно заявил, что к замкнутости его вынуждали сами окружающие, которым он «знал цену». Клубок интриг, сплетен, вечная склока-вот та атмосфера, в которой приходилось жить полководцам недавнего прошлого. Незачем напоминать про интриги Мольтке и Бисмарка и описывать те, кои царили в различных армиях перед мировой войной и во время ее-они отлично известны без нас. «Военный мандарин», кроме выполнения своих прямых обязанностей, оказывался вынужденным еще оберегать свое высокое место, во время парировать интригу, справляться о здоровье кандидатов на его место, дабы также их во время удалить со своего пути, как это проделывал Жоффр, да и иные из современных ему вождей обоих лагерей. Одним словом, самая прозаическая действительность накладывала печать молчания на уста великих мандаринов наших дней.
Мы совершенно не хотим сказать, что современный полководец должен являться развеселым малым, что называется «душа на распашку». Нет, он обязан быть сдержанным в своих суждениях и обращении с окружающими, но в то же время и но чуждаться последних, не вносить с собою ту напряженную атмосферу величия, отравленную недоверием к близстоящим людям, какую мы наблюдали всюду в империалистическую войну. Авторитет полководца должен держаться не на замкнутости, а на его внутренних качествах, выделяющих его среди окружающих. В былые времена повелители восточных стран считали необходимым возможно меньше показываться народу, дабы, создавая и поддерживая в последнем легенды о «божественном» своем происхождении, еще более укрепить свою власть. Ныне авторитет создается не отчуждением от масс, а, наоборот, широкой работой в их толще. Поэтому замкнутость не только не полезна, но, наоборот, вредна для современного военного вождя. Век военных мандаринов уже миновал…
Мы приносим извинение за наше подробное знакомство с личностью Конрада, заставившей нас вспомнить и теорию. Просим снисхождения к нашей попытке разобраться в современном полководце, которая, признаем, может быть, слаба и страдает излишними длиннотами и повторением. Мы снова повторяем, что наш труд но претендует на то, чтобы быть «заповедями» для полководца – начальника генерального штаба, что все наши рассуждения предприняты для правильной обрисовки личности Конрада.
Нами столько отмечено отрицательных сторон «военного мандарина» канувшей в историю монархии Габсбургов, что можно вынести суровый приговор этому когда-то шедшему к боевой славе человеку, а ныне недавно кончившему свою жизнь с пером в руках.
Нет слов, что если бы потребовать от Конрада всех тех качеств, которыми должен был обладать полководец в понимании его Наполеоном, то безусловно наши заключения были бы отрицательны. Но мы старались показать, что полководца в целом, как индивидуума, в наши дни не найдешь, что его существо превратилось в «коллектив», что даже прославленный триумвират и тот оказался бессилен в современной войне.
Мы не склонны искать спасения в «гениях» и старались выявить, что «гений» также нуждается и в образовании, и в силе характера, как простой смертный. Поэтому правильнее всего рассматривать Конрада, как военного члена «коллектива», который только один управляет войной и целом, как военного деятеля высокой марки. Не думаем скрывать, что такому деятелю нужны многие из тех качеств, кои теория относила к полководцу.
Из числа их иных не хватало бывшему начальнику генерального штаба, и если он не может быть поэтому зачислен в «звезды первой величины», то все же он обладал и ценными качествами военного, будучи в состоянии «блистать» на высших командных должностях, а не только «во главе кавалерийского полка».
В наши намерения прежде всего не входит выискивание «героев», а потому мы не думаем, повторяя снова все достоинства и недостатки Конрада, возводить его в высокий ранг «современного полководца».
Да и сам Конрад после мировой войны познал всю тщетность, может быть, его сокровенных дум, быть сопричисленным к лику полководцев наших дней. После войны бывший начальник генерального штаба скромно заявляет: «в основе эта (мировая) война… была более войной масс и материальных средств, чем войной полководцев, и ее следует рассматривать главным образом с этой точки зрения».
«Массы» и «материальные средства», производные современного состояния экономики, придавили Конрада, признавшего в наши дни бессилие одного полководца повернуть колесо фортуны в свою пользу. Крепкий и своих монархических устоях, далекий от сoциaлиcтичеcкoгo учения и даже враждебный ему, начальник австрийского генерального штаба поною тяжелых жертв и крушений доходит до выводов, давным-давно возвещенных Энгельсом. «Первичное» в жизни прокладывает неизменно дорогу даже в косных мозгах бюрократов бывшей Австро-Венгрии.
«Военный мандарин» окончательно сходит со сцены, сменяясь «коллективной» работой в управлении современной войной, и в наши дни здравомыслящий человек не поет «песен» и не рассказывает «сказок» про былых «полководцев-индивидуумов».
Не собирались и мы слагать хвалебных гимнов бывшему начальнику австрийского генерального штаба не потому, что он оказался в стане побежденных, а по нашему искреннему убеждению в праздности этого занятия в наше время.
Перед нами «обыкновенный» человек, знакомству с которым мы были очень рады и не думаем порывать его в последующих страницах нашего труда, целью которого является оценка военной системы Дунайской империи, а отнюдь не лирика об ее вождях. Таковые сошли с жизненной арены, и, признаться, мы рады этому!..
Глава VII.
Австро-венгерский Генеральный штаб в лицах
Конрад о взаимоотношении начальника штаба с командованием. – Взгляды Конрада на важность работы штаба. – Что требуется от сотрудников штаба. – Отношения Конрада к его органам управления. – Внедрение начальником штаба своих взглядов. – Заботы Конрада о физической крепости подчиненных. – Интимный круг начальника генерального штаба. – Персонажи штаба. – Штаб-офицер для поручении при начальнике штаба – Путц и Кундман. – Заместитель Конрада – Хофер. – Начальник оперативного бюро – Мецгер. – Сотрудники оперативного бюро. – Разведывательное бюро и его сотрудники. – Начальник военных сообщений – Штрауб. – Начальники этапного и телеграфного бюро. – Начальник архива – Хоен. – Начальник Военной академии – Краусс.
Наше повествование с очевидностью говорит о том, что современная Война, даже в рамках ее военной природы, давит полководца своей тяжестью, делая совершенно необходимым сотрудничество хорошо налаженного военного управления, и в первую очередь, штаба.
Ныне мы намерены познакомить читателя с личным составом австро-венгерского генерального штаба, отрекомендовав его отдельных представителей, и на этом знакомстве уяснить: каков должен быть штаб.
Прежде всего, считаем необходимым выслушать мнение самого начальника генерального штаба о том, что он ставил задачей штабу, как его подбирал и руководил им.
Знакомя нас с официальной редакцией положения о начальнике штаба Конрад указывает, что начальник штаба есть важнейший орган высшею командования, что он подготовляет, предлагает и проводит в жизнь все решения командования, что он ответственен за проведение операций. Ненарушимая гармония между высшим командованием и начальником штаба есть залог успешного управления войсками. Если бы предложения начальника штаба не была приняты командованием, то все же начальник штаба обязан проводить указания командования со всей энергией и знанием.
Все это Конрад считал обязательным лично для себя во все дни своей работы на посту начальника генерального штаба. Сознание своей ответственности за подготовку к войне и ее ведение никогда не покидало Конрада. При успехе он видел в нем долю своего участия и гордился этим, при неудаче один взваливал на свои плечи ответственность перед страной.
Однако, как мы знаем, один полководец не в состоянии управлять ведением операций. Все его действия связаны хорошо разработанной и проведенной технической стороной операций. Управление на фронте большой войной принадлежит многочисленному, хорошо организованному аппарату, наладить работу которого и вести надлежащим темпом составляет одну из главных обязанностей начальника штаба.
Таким образом, должно быть обращено особенное внимание на работу штаба. Если для ведения войны от передовых бойцов требуется храбрость и иные качества высокого морального уровня, то органы управления должны отличаться самоотверженной, сознательной работой, далекой от карьеризма. Чем больше доверия своим органам управления, тем наиболее обеспечено руководство всем военным аппаратом. В современной войне, с участием в ней техники, это требование получает еще большее значение, чем прежде.
Начальник штаба и прочие начальники органов управления должны строго блюсти, чтобы работоспособность этих органов не понижалась. Мелочность и нервность вредят работе. Где только возможно, начальник должен сохранять спокойствие, чтобы обеспечить такую же спокойную работу в напряженное время у своих подчиненных.
«Прежде всего я не вносил никогда нервности», – говорит про себя Конрад.
Придавая такое значение работе подчиненных органов, бывший начальник австро-венгерского генерального штаба при персональном подборе их предпочитал работоспособные, умные головы, с самостоятельным характером, при наличии самообладания. Работоспособность этих органов должна соответствовать их кругу деятельности, и они отнюдь не должны являть собою простых подручных.
Работа высшего командования, по мнению Конрада, не сводится к детальному руководству отдельными органами управления, но должна давить лишь общее направление их работе. В остальном для упомянутых органов открывается широкий простор на путях самостоятельной деятельности. Высшее командование должно использовать свои силы в общем руководстве работой всего аппарата и в этом находить удовлетворение.
Говоря о взаимоотношениях со своими подчиненными органами, начальник генерального штаба считает необходимым отметить их работу именно в духе даваемых им основных указаний. Полученные от него задания в органах военного управления подвергались детальной проработке, в результате которой приходилось менять и самые основы задания. Это не огорчало Конрада, равно как считалось им своей обязанностью выслушивать все вносимые от подчиненных органов управления предложения. «Я никогда не имел в мыслях отклонять мнения моих органов только потому, что они исходили от них», – говорит Конрад. Нецелесообразные предложения им мягко отклонялись и, наоборот, заслуживающие внимания утверждались Конрадом и подлежали дальнейшей разработке п проведению в жизнь.
Бывший начальник генерального штаба не забывает отметить, что он никогда не позволял себе обращаться к низшим подчиненным, минуя начальников бюро, которым они были непосредственно подчинены.
Постоянный обмен мнений Конрада со своими подчиненными на военных играх, полевых поездках и маневрах как по принципиальным вопросам военного дела, так и по технике управления, способствовал внедрению в подчиненных взглядов начальника генеральною штаба и установлению определенных методов работы. Все это, по словам Конрада, блестяще оправдало себя на войне, делая военный аппарат работоспособным.