Все это смущало критиков морализаторского толка в XIX веке. Теперь,
когда достигнуто правильное историческое понимание условий деятельности
Шекспира, стало ясно, что для публики театра его времени ничего аморального
в пьесе не было. Обман с постелью применен и в "Мера за меру", а что
касается неприличных острот о женском целомудрии, то они есть и в "Ромео и
Джульетте" и в "Гамлете".
Критику долго смущало и то, что пьеса лишена жанровой определенности.
Редакторы первого фолио включили ее в раздел комедий, однако комические
мотивы не играют в ней большой роли. Как и "Мера за меру", "Конец - делу
венец" относится к группе пьес, лишенных трагического финала, но достаточно
серьезных и даже несколько мрачных по общей тональности, чтобы не быть
отнесенными в число комедий. В критике эта группа драматических произведений
Шекспира получила несколько обозначений: "мрачные комедии", "реалистические
драмы" и "проблемные пьесы". Каждое из этих определений отмечает одну из
черт, действительно присущих данным произведениям: их близость к трагедиям,
созданным Шекспиром в те же годы; насыщенность реальными мотивами (в отличие
от романтики комедии первого десятилетия творчества Шекспира) и подчеркнуто
острую постановку проблем общественной и личной морали.
Как обычно, Шекспир не сам придумал фабулу, а заимствовал ее. Сюжет он
нашел у великого итальянского гуманиста Джованни Боккаччо (1313-1375).
Изложенная им в "Декамероне" история Джилеты Нарбонской (день третий,
новелла девятая) была пересказана на английском языке Пойнтером в его
"Дворце удовольствий" (1566), и отсюда взял ее Шекспир для пьесы, развив и
дополнив рядом деталей, а также введя новые персонажи (Лафе, Пароль, шут).
Уже у Боккаччо новелла была проникнута гуманистической критикой
сословных предрассудков: у него героиня тоже была незнатной горожанкой, а ее
любимый - благородным графом. Шекспир усилил социальный контраст Джилета
была богата, Елена - бедная сирота без всяких средств.
Мотив социального неравенства выразительно подчеркнут Шекспиром. Сама
Елена сознает и постоянно говорит об этом. Бертрам для нее то недосягаемая
звезда, то само солнце; она - скромная лань, а он - царственный лев (I, 1),
но ее любовь сильнее всех созданных веками перегородок между людьми.
Конфликт между естественным человеческим чувством и искусственными
общественными различиями составляет основу этой пьесы Шекспира. Поставленную
в ней проблему Шекспир решает с народно-гуманистических позиций в пользу
природного равенства. Он отвергает сословное деление на "черную" и "белую"
кость, на "красную" и "голубую" кровь. Истинное благородство, утверждали
гуманисты, борясь против феодальной морали, - не в званиях, наследственных
титулах и привилегиях, а в человеческих качествах: уме, доброте, честности,
в благородных поступках.
Когда Бертрам, полный аристократического чванства, отказывается взять
женой Елену, потому что она девушка низшего сословия, король разъясняет ему,
что благородство ума и добродетели выше благородства титула (II. 3). Его
речь, утверждающая естественное равенство людей, осуждающая расовые и
сословные предрассудки, является одной из наиболее прямых деклараций
гуманизма и народности у Шекспира. Ос грая постановка проблемы социального
неравенства и смелая критика его характерны для драматургии английского
Возрождения, особенно в первое десятилетие XVII века. В ряде пьес начала
века, созданных драматургами демократического направления (Т. Деккер, Т.
Хейвуд, Д. Вебстер), настойчиво проводится идея нравственного превосходства
людей низшего звания над испорченной дворянской знатью.
Елена завоевывает любовь Бертрама не обманом (она вынуждена его
применить, чтобы выполнить невероятное условие, поставленное им, - родить
ребенка от него, несмотря на то, что он отказывается разделить с ней
супружеское ложе, и получить кольцо, которое он не снимает с пальца), а
своей верностью, готовностью отдать все ради любви и любимого человека.
Она отнюдь не терпеливая Гризельда феодальной легенды, покорно
принимающая любую волю мужа-владыки, а героиня нового, ренессансного типа.
Чувство любви делает ее активной. В ней есть авантюристическая жилка,
свойственная другим героиням Шекспира: Юлии ("Два веронца"), Виоле
("Двенадцатая ночь"). Порции ("Венецианский купец"), Розалинде ("Как вам это
понравится"). Отбросив робость, скромная провинциалка является ко двору
короля и вызывается сделать то, на что оказались неспособны лучшие врачи
страны; в награду за излечение короля она просит в мужья Бертрама. Покинутая
им сразу после венчания, она отправляется в одеянии паломника следом за ним
в Италию, куда он уехал воевать. Она действует, борется и в полном смысле
слова завоевывает право на любовь.
Уже было сказано, что не в меру строгих моралистов смущала неженская
настойчивость, с какой Елена добивается близости с любимым человеком. Хотя
она и воспитывалась в замке, опекаемая утонченной светской дамой, графиней
Руссильонской, Елена - девушка из народа, лишенная малейшей светской
чопорности, привыкшая к откровенности в речах, и можно только удивляться
слепоте критиков, которые не заметили, насколько в характере Елены
отпугивающая своей остротой ее беседа с Паролем о девственности. Этот штрих
принадлежит не "чужой руке", как полагают текстологи, а внесен почерком
реалиста Шекспира. Именно такая Елена и пойдет на рискованный трюк с обманом
в постели. Трюк этот был традиционным "бродячим" сюжетом. Шекспир придал ему
правдивую мотивировку своей обрисовкой характера героини.
Образ Бертрама также смущал критиков: он не тот "голубой" герой, с
которым мы обычно сталкиваемся в комедиях. Ему сродни не Валентин ("Два
веронца"), не Орландо ("Как вам это понравится"), а Протей ("Два веронца") и
Клавдио ("Много шума из ничего"). Как и два последних, он жесток по
отношению к любящей его девушке, и кажется странным то чувство, которое он
вызывает к себе у отвергнутой им возлюбленной. Но по сравнению с более
ранними комедиями Шекспир сумел создать образ гораздо более психологически
убедительный. Добавим: и более ясно очерченный.
То, о чем мы в других комедиях должны догадываться, здесь выявлено в
сюжете. Бертрам мужествен и красив, но его снедает аристократическая
гордость, и его благородство не распространяется на людей низшего звания, к
каким принадлежит и Елена. Кроме того, он считает насилием над своей
свободной волей то, что его принуждают жениться на Елене. Аристократическая
гордость сочетается в нем с ренессансным представлением о свободе личности,
и ему кажется, что насильственный брак лишает его естественного права выбора
спутницы жизни. Отвергая Елену, он думает, что отстаивает себя как личность.
На самом же деле в его поведении больше юношеского упрямства, чем
действительного понимания ситуации, в какой он оказался. К тому же, как
старательно подчеркнуто Шекспиром, Бертрам находится под дурным влиянием
Пароля. Наконец, в нем есть также и то презрительное отношение к любви,
которое мы видим у некоторых других юных героев Шекспира (Валентин в начале
"Двух веронцев", Меркуцио и Бекволио в "Ромео и Джульетте"). Но приходит
время, и два препятствия для его любви к Елене устраняются. В сердце
воинственного юноши начинает пробуждаться интерес к женщинам. Сначала это
физическое влечение к Диане, затем более высокое чувство к дочери Лафе, на
которой он готов жениться. Итак, с одной стороны, он душой созревает для
любви. С другой стороны, разоблачение Пароля высвобождает ею из-под дурного
влияния этого циника. Тогда-то Бертрам начинает понимать, какого сокровища
он лишился, отвергнув Елену. Поверив ложному известию о ее смерти, выслушав
все справедливые упреки матери, он признает несправедливым и жестоким свое
поведение по отношению к Елене. Правда, один из французских дворян не без
горечи иронически замечает по поводу поведения Бертрама после известия о ее
мнимой смерти: "Подумать, как порою нас веселят наши утраты!" (IV, 3). Но
чем дальше, тем более искренним становится сожаление Бертрама. Когда же в
финале снова появляется Елена, мы понимаем, что теперь между ними
действительно возможно не только примирение, возможен и брачный союз,
основанный на взаимной любви.
Финал пьесы многим критикам казался искусственным. Он даже подал повод
для острот: "Не всякий конец венчает дело", "Не все хорошо, что хорошо
кончается". Сущность сомнений в том, может ли быть счастливой любовь,
подвергшаяся таким испытаниям? Бертрам ведь оказался не столь чистым с точки
зрения строгой морали: если не фактически, то психологически он изменил
Елене с Дианой.
Это, конечно, так. Но критики, упрекающие Шекспира, рассуждают, исходя
из наивно романтических представлений о жизни. Правда, так, по видимости,
рассуждал и сам Шекспир в большинстве своих прежних комедий. Но не всегда.
Он уже и тогда обращал внимание на причудливые зигзаги в сердечных влечениях
молодых людей. Вспомним Протея, любившего Юлию, затем увлекшегося Сильвией
и, наконец, вернувшегося к первой возлюбленной, которая его простила, ибо
любила безмерно. Вспомним и перемену предмета сердечных влечений у молодых
героев "Сна в летнюю ночь"; между прочим, здесь тоже была Елена, сначала
отвергаемая своим возлюбленным, затем вдруг страстно полюбившим ее. Иначе
говоря, мотив, встречаемый в "Конец - делу венец", не нов для Шекспира.
Если понимать слова в их точном значении и признавать "Конец - делу
венец" произведением поры наивысшей зрелости Шекспира, то вправе ли мы
требовать от него розово-романтического изображения испытаний любви, как это
имело место в прежних комедиях? Не вернее ли, что именно в таком изображении
проявляется более зрелое и реальное понимание жизни? Во всяком случае, оно
естественно для автора "Сонетов", где также дано изображение любви,
прошедшей через горнило неверности любимого существа. А в дальнейшем Шекспир
покажет еще более сложную диалектику страсти в "Антонии и Клеопатре". Да,
это не похоже на ту чистоту чувств, которая предстает в идеальной любви
Ромео и Джульетчы, но жизненной правды здесь не меньше, хотя горечи,
конечно, больше.
Неприязнь критики к Бертраму объясняется отсутствием в нем идеальности.
Его считают недостойным любви Елены. Но разве чистые женщины любят только
достойных? И не приходится ли им, этим идеальным женщинам, опускаться до
уровня тех, кого они любят, чтобы затем поднять их до себя? Все это
показывает отличие данной пьесы от более ранних, накладывая на нее колорит
менее радужно чистый. И все же мрачность ее несколько преувеличена критикой
Добрых, хороших людей здесь куда больше, чем дурных. Пропорция их примерно
та же, что и в "Отелло". К конце концов, зло воплощено в одном лишь Пароле,
персонаже жалком и ничтожном, не в пример Яго. Откуда же возникает ощущение
большой силы зла в этой пьесе? А ощущение это несомненно. Суть в том, что
зло проникло в душу благородного человека, каким, в сущности, является
Бертрам. В этом более всего причина мрачного ощущения, оставляемого пьесой,
и ее благополучный финал не дает полного удовлетворения потому, что герой не
прошел того очищения страданием, которое делает убедительной моральную
победу добра в трагедиях. И это тем более так, что многие мотивы пьесы
перекликаются с тематикой трагических произведений, созданных Шекспиром в те
же годы.
Другие части сюжета вызывали меньше нареканий и недоумении, но и они
подавали повод для них. Может показаться, например, что Шекспир
непоследователен, когда, с одной стороны, осуждает дворянскую спесь
Бертрама, а с другой - вкладывает глубокие мысли о равенстве в уста короля.
Но Шекспир не писал революционной антифеодальной пьесы. Пусть в этом была
незрелость его социально-политической идеологии, но он, по-видимому,
предполагал возможность нормальных и человечных отношений в пределах
существовавших тогда форм государственности. Нам надо судить Шекспира не по
тому, что он не дошел до мысли о революционном ниспровержении тогдашнего
политического строя, а по той глубоко прогрессивной для его времени мысли,
что достоинство человека не определяется ни титулами, ни должностями, ни
богатством. Это ведь та же самая мысль, которую Шекспир с еще большей
художественной силой выразит в трагедиях "Король Лир" и "Тимон Афинский".
Другое замечание, совсем уже частного характера, относится к образу
Пароля. Он схож кое в чем с Фальстафом: тоже почти деклассированный,
опустившийся рыцарь, тоже циник, тоже совратитель молодых людей, тоже трус,
но тоже остроумен. Но лишен он фальстафовского обаяния. Его считают
ухудшенным вариантом сэра Джона, а раз он хуже, значит, Шекспир здесь не
проявил в полной мере своего мастерства. Но Шекспир явно и не думал
создавать нового Фальстафа. Роль данного персонажа в композиции пьесы и ее
идейном замысле очевидна: только такой молодой человек, как Бертрам, не
умеющий разбираться в людях, мог отвергнуть Елену и водить дружбу с Паролем.
Для умного и проницательного принца Генриха нужен был такой титан веселья,
как сэр Джон, с Бертрама хватит и Пароля.
Неровности в пьесе есть, есть и следы небрежности, впрочем, обычной для
Шекспира, но критика XIX века часто была несправедлива к этой пьесе. В
последние десятилетия наметилась тенденция более вдумчивого отношения к
этому произведению в критике, открывающей в нем все больше достоинств. Но
еще не сказал решающего слова театр. У нас была только одна попытка дать
пьесе новую жизнь на сцене - постановка Ф. Каверина в Новом театре (Москва,
1930-1931). Пьеса "Конец - делу венец" достойна имени своего великого
творца. Долг театров - подтвердить это.
А. Аникст
...он теперь и опекун мой... - Король номинально считался опекуном
всякого знатного дворянина, потерявшего отца.
...даже у молодого пуританина Чарбона и у старого паписта Пойзама... -
Смысловые имена, свидетельствующие о скептическом отношении Шекспира как к
католицизму, так и к пуританству: "charbon" значит "уголь" или "головня"
(намек на религиозный пыл, рвение пуритан; секты); "poysam" - слегка
измененная форма слова "poison" - яд.
...не дрянь - одна в десятке - по-видимому, искажение старой английской
песенки, в которой говорится о десяти сыновьях Приама.
...придется ей натянуть белый стихарь смирения на черную рясу
строптивости. - В то время как католическое духовенство носило белое
облачение, пуританское предпочитало носить черные сюртуки.
...чтобы король Пипин восстал из гроба, чтобы Карл Великий вновь взял
перо... - Пипин Короткий, король франков, и его сын Карл Великий жили в VIII
веке.
...как тростниковое колечко Тибби - указательному пальцу Томми. - В
английской деревне того времени легкие связи, не ведущие к браку, зачастую
отмечались кольцами, свитыми из жилок тростника, что не стоило ни одного
пенни.
Танец моррис - старинный английский народный танец.
Ах боже мой, сударь! - Среди пуритан в то время было в ходу восклицание
"О Lord, sir!"
Гален - знаменитый греческий врач II века н. э.
Парацельс - швейцарский врач (XVI в.), пользовался в эпоху Возрождения
славой философа, алхимика и выдающегося медика.
Чего это ты на рукава нацепил ленты? Решил их сделать штанами? - В то
время входили в моду буффированные рукава с перехватами.
...как тот молодец, который прыгает в праздничный пирог. - Сохранился
рассказ о том. что однажды для городского праздничного обеда был изготовлен
гигантский пирог, внутри которого был спрятан шут лорд-мэра.
...паломницей к Иакову Святому... - Имеется в виду монастырь св. Иакова
Компостельского (Сант-Яго де Компостела), на самом деле находящийся в
северной Испании, - одна из нередких географических вольностей Шекспира.
...подобная безжалостной Юноне... - Намек на двенадцать подвигов
Геркулеса, которые тот должен был совершить по требованию Юноны,
стремившейся погубить его.
...чтобы вернуть утраченный символ воинской славы... - В те времена
тамбур-мажор, которому поручался полковой барабан, почти приравнивался к
знаменосцу. Потерять в бою барабан считалось позором.
Трока мо везус!.. и т. д. - Набор искаженных слов, частью французских.
Несс (миф.) - кентавр, известный своим коварством и посягнувший на
честь жены Геркулеса Деяниры.
Майл-Энд - луг, на котором во времена Шекспира производились военные
учения отрядов городского ополчения, нередко вызывавшие насмешки.
Того количества шафрана, которое он употребляет на окраску своих
воротничков и манжет... - Щеголи времен Шекспира, крахмаля свои воротнички и
манжеты, подкрашивали их в желтый цвет шафраном.
...Этого краснохвостого трутня... - по-видимому, намек на яркий костюм
Пароля.
Не считайте... что я какой-нибудь Навуходоносор. - В библии
рассказывается, что вавилонский царь Навуходоносор в наказание за свои грехи
был превращен в быка и, следовательно, вынужден был питаться травой
(сделавшись тем самым "знатоком трав").
...меня зовут Пароль. - Игра слов: "parole" по французски значит
"слово".
А. Смирнов
когда достигнуто правильное историческое понимание условий деятельности
Шекспира, стало ясно, что для публики театра его времени ничего аморального
в пьесе не было. Обман с постелью применен и в "Мера за меру", а что
касается неприличных острот о женском целомудрии, то они есть и в "Ромео и
Джульетте" и в "Гамлете".
Критику долго смущало и то, что пьеса лишена жанровой определенности.
Редакторы первого фолио включили ее в раздел комедий, однако комические
мотивы не играют в ней большой роли. Как и "Мера за меру", "Конец - делу
венец" относится к группе пьес, лишенных трагического финала, но достаточно
серьезных и даже несколько мрачных по общей тональности, чтобы не быть
отнесенными в число комедий. В критике эта группа драматических произведений
Шекспира получила несколько обозначений: "мрачные комедии", "реалистические
драмы" и "проблемные пьесы". Каждое из этих определений отмечает одну из
черт, действительно присущих данным произведениям: их близость к трагедиям,
созданным Шекспиром в те же годы; насыщенность реальными мотивами (в отличие
от романтики комедии первого десятилетия творчества Шекспира) и подчеркнуто
острую постановку проблем общественной и личной морали.
Как обычно, Шекспир не сам придумал фабулу, а заимствовал ее. Сюжет он
нашел у великого итальянского гуманиста Джованни Боккаччо (1313-1375).
Изложенная им в "Декамероне" история Джилеты Нарбонской (день третий,
новелла девятая) была пересказана на английском языке Пойнтером в его
"Дворце удовольствий" (1566), и отсюда взял ее Шекспир для пьесы, развив и
дополнив рядом деталей, а также введя новые персонажи (Лафе, Пароль, шут).
Уже у Боккаччо новелла была проникнута гуманистической критикой
сословных предрассудков: у него героиня тоже была незнатной горожанкой, а ее
любимый - благородным графом. Шекспир усилил социальный контраст Джилета
была богата, Елена - бедная сирота без всяких средств.
Мотив социального неравенства выразительно подчеркнут Шекспиром. Сама
Елена сознает и постоянно говорит об этом. Бертрам для нее то недосягаемая
звезда, то само солнце; она - скромная лань, а он - царственный лев (I, 1),
но ее любовь сильнее всех созданных веками перегородок между людьми.
Конфликт между естественным человеческим чувством и искусственными
общественными различиями составляет основу этой пьесы Шекспира. Поставленную
в ней проблему Шекспир решает с народно-гуманистических позиций в пользу
природного равенства. Он отвергает сословное деление на "черную" и "белую"
кость, на "красную" и "голубую" кровь. Истинное благородство, утверждали
гуманисты, борясь против феодальной морали, - не в званиях, наследственных
титулах и привилегиях, а в человеческих качествах: уме, доброте, честности,
в благородных поступках.
Когда Бертрам, полный аристократического чванства, отказывается взять
женой Елену, потому что она девушка низшего сословия, король разъясняет ему,
что благородство ума и добродетели выше благородства титула (II. 3). Его
речь, утверждающая естественное равенство людей, осуждающая расовые и
сословные предрассудки, является одной из наиболее прямых деклараций
гуманизма и народности у Шекспира. Ос грая постановка проблемы социального
неравенства и смелая критика его характерны для драматургии английского
Возрождения, особенно в первое десятилетие XVII века. В ряде пьес начала
века, созданных драматургами демократического направления (Т. Деккер, Т.
Хейвуд, Д. Вебстер), настойчиво проводится идея нравственного превосходства
людей низшего звания над испорченной дворянской знатью.
Елена завоевывает любовь Бертрама не обманом (она вынуждена его
применить, чтобы выполнить невероятное условие, поставленное им, - родить
ребенка от него, несмотря на то, что он отказывается разделить с ней
супружеское ложе, и получить кольцо, которое он не снимает с пальца), а
своей верностью, готовностью отдать все ради любви и любимого человека.
Она отнюдь не терпеливая Гризельда феодальной легенды, покорно
принимающая любую волю мужа-владыки, а героиня нового, ренессансного типа.
Чувство любви делает ее активной. В ней есть авантюристическая жилка,
свойственная другим героиням Шекспира: Юлии ("Два веронца"), Виоле
("Двенадцатая ночь"). Порции ("Венецианский купец"), Розалинде ("Как вам это
понравится"). Отбросив робость, скромная провинциалка является ко двору
короля и вызывается сделать то, на что оказались неспособны лучшие врачи
страны; в награду за излечение короля она просит в мужья Бертрама. Покинутая
им сразу после венчания, она отправляется в одеянии паломника следом за ним
в Италию, куда он уехал воевать. Она действует, борется и в полном смысле
слова завоевывает право на любовь.
Уже было сказано, что не в меру строгих моралистов смущала неженская
настойчивость, с какой Елена добивается близости с любимым человеком. Хотя
она и воспитывалась в замке, опекаемая утонченной светской дамой, графиней
Руссильонской, Елена - девушка из народа, лишенная малейшей светской
чопорности, привыкшая к откровенности в речах, и можно только удивляться
слепоте критиков, которые не заметили, насколько в характере Елены
отпугивающая своей остротой ее беседа с Паролем о девственности. Этот штрих
принадлежит не "чужой руке", как полагают текстологи, а внесен почерком
реалиста Шекспира. Именно такая Елена и пойдет на рискованный трюк с обманом
в постели. Трюк этот был традиционным "бродячим" сюжетом. Шекспир придал ему
правдивую мотивировку своей обрисовкой характера героини.
Образ Бертрама также смущал критиков: он не тот "голубой" герой, с
которым мы обычно сталкиваемся в комедиях. Ему сродни не Валентин ("Два
веронца"), не Орландо ("Как вам это понравится"), а Протей ("Два веронца") и
Клавдио ("Много шума из ничего"). Как и два последних, он жесток по
отношению к любящей его девушке, и кажется странным то чувство, которое он
вызывает к себе у отвергнутой им возлюбленной. Но по сравнению с более
ранними комедиями Шекспир сумел создать образ гораздо более психологически
убедительный. Добавим: и более ясно очерченный.
То, о чем мы в других комедиях должны догадываться, здесь выявлено в
сюжете. Бертрам мужествен и красив, но его снедает аристократическая
гордость, и его благородство не распространяется на людей низшего звания, к
каким принадлежит и Елена. Кроме того, он считает насилием над своей
свободной волей то, что его принуждают жениться на Елене. Аристократическая
гордость сочетается в нем с ренессансным представлением о свободе личности,
и ему кажется, что насильственный брак лишает его естественного права выбора
спутницы жизни. Отвергая Елену, он думает, что отстаивает себя как личность.
На самом же деле в его поведении больше юношеского упрямства, чем
действительного понимания ситуации, в какой он оказался. К тому же, как
старательно подчеркнуто Шекспиром, Бертрам находится под дурным влиянием
Пароля. Наконец, в нем есть также и то презрительное отношение к любви,
которое мы видим у некоторых других юных героев Шекспира (Валентин в начале
"Двух веронцев", Меркуцио и Бекволио в "Ромео и Джульетте"). Но приходит
время, и два препятствия для его любви к Елене устраняются. В сердце
воинственного юноши начинает пробуждаться интерес к женщинам. Сначала это
физическое влечение к Диане, затем более высокое чувство к дочери Лафе, на
которой он готов жениться. Итак, с одной стороны, он душой созревает для
любви. С другой стороны, разоблачение Пароля высвобождает ею из-под дурного
влияния этого циника. Тогда-то Бертрам начинает понимать, какого сокровища
он лишился, отвергнув Елену. Поверив ложному известию о ее смерти, выслушав
все справедливые упреки матери, он признает несправедливым и жестоким свое
поведение по отношению к Елене. Правда, один из французских дворян не без
горечи иронически замечает по поводу поведения Бертрама после известия о ее
мнимой смерти: "Подумать, как порою нас веселят наши утраты!" (IV, 3). Но
чем дальше, тем более искренним становится сожаление Бертрама. Когда же в
финале снова появляется Елена, мы понимаем, что теперь между ними
действительно возможно не только примирение, возможен и брачный союз,
основанный на взаимной любви.
Финал пьесы многим критикам казался искусственным. Он даже подал повод
для острот: "Не всякий конец венчает дело", "Не все хорошо, что хорошо
кончается". Сущность сомнений в том, может ли быть счастливой любовь,
подвергшаяся таким испытаниям? Бертрам ведь оказался не столь чистым с точки
зрения строгой морали: если не фактически, то психологически он изменил
Елене с Дианой.
Это, конечно, так. Но критики, упрекающие Шекспира, рассуждают, исходя
из наивно романтических представлений о жизни. Правда, так, по видимости,
рассуждал и сам Шекспир в большинстве своих прежних комедий. Но не всегда.
Он уже и тогда обращал внимание на причудливые зигзаги в сердечных влечениях
молодых людей. Вспомним Протея, любившего Юлию, затем увлекшегося Сильвией
и, наконец, вернувшегося к первой возлюбленной, которая его простила, ибо
любила безмерно. Вспомним и перемену предмета сердечных влечений у молодых
героев "Сна в летнюю ночь"; между прочим, здесь тоже была Елена, сначала
отвергаемая своим возлюбленным, затем вдруг страстно полюбившим ее. Иначе
говоря, мотив, встречаемый в "Конец - делу венец", не нов для Шекспира.
Если понимать слова в их точном значении и признавать "Конец - делу
венец" произведением поры наивысшей зрелости Шекспира, то вправе ли мы
требовать от него розово-романтического изображения испытаний любви, как это
имело место в прежних комедиях? Не вернее ли, что именно в таком изображении
проявляется более зрелое и реальное понимание жизни? Во всяком случае, оно
естественно для автора "Сонетов", где также дано изображение любви,
прошедшей через горнило неверности любимого существа. А в дальнейшем Шекспир
покажет еще более сложную диалектику страсти в "Антонии и Клеопатре". Да,
это не похоже на ту чистоту чувств, которая предстает в идеальной любви
Ромео и Джульетчы, но жизненной правды здесь не меньше, хотя горечи,
конечно, больше.
Неприязнь критики к Бертраму объясняется отсутствием в нем идеальности.
Его считают недостойным любви Елены. Но разве чистые женщины любят только
достойных? И не приходится ли им, этим идеальным женщинам, опускаться до
уровня тех, кого они любят, чтобы затем поднять их до себя? Все это
показывает отличие данной пьесы от более ранних, накладывая на нее колорит
менее радужно чистый. И все же мрачность ее несколько преувеличена критикой
Добрых, хороших людей здесь куда больше, чем дурных. Пропорция их примерно
та же, что и в "Отелло". К конце концов, зло воплощено в одном лишь Пароле,
персонаже жалком и ничтожном, не в пример Яго. Откуда же возникает ощущение
большой силы зла в этой пьесе? А ощущение это несомненно. Суть в том, что
зло проникло в душу благородного человека, каким, в сущности, является
Бертрам. В этом более всего причина мрачного ощущения, оставляемого пьесой,
и ее благополучный финал не дает полного удовлетворения потому, что герой не
прошел того очищения страданием, которое делает убедительной моральную
победу добра в трагедиях. И это тем более так, что многие мотивы пьесы
перекликаются с тематикой трагических произведений, созданных Шекспиром в те
же годы.
Другие части сюжета вызывали меньше нареканий и недоумении, но и они
подавали повод для них. Может показаться, например, что Шекспир
непоследователен, когда, с одной стороны, осуждает дворянскую спесь
Бертрама, а с другой - вкладывает глубокие мысли о равенстве в уста короля.
Но Шекспир не писал революционной антифеодальной пьесы. Пусть в этом была
незрелость его социально-политической идеологии, но он, по-видимому,
предполагал возможность нормальных и человечных отношений в пределах
существовавших тогда форм государственности. Нам надо судить Шекспира не по
тому, что он не дошел до мысли о революционном ниспровержении тогдашнего
политического строя, а по той глубоко прогрессивной для его времени мысли,
что достоинство человека не определяется ни титулами, ни должностями, ни
богатством. Это ведь та же самая мысль, которую Шекспир с еще большей
художественной силой выразит в трагедиях "Король Лир" и "Тимон Афинский".
Другое замечание, совсем уже частного характера, относится к образу
Пароля. Он схож кое в чем с Фальстафом: тоже почти деклассированный,
опустившийся рыцарь, тоже циник, тоже совратитель молодых людей, тоже трус,
но тоже остроумен. Но лишен он фальстафовского обаяния. Его считают
ухудшенным вариантом сэра Джона, а раз он хуже, значит, Шекспир здесь не
проявил в полной мере своего мастерства. Но Шекспир явно и не думал
создавать нового Фальстафа. Роль данного персонажа в композиции пьесы и ее
идейном замысле очевидна: только такой молодой человек, как Бертрам, не
умеющий разбираться в людях, мог отвергнуть Елену и водить дружбу с Паролем.
Для умного и проницательного принца Генриха нужен был такой титан веселья,
как сэр Джон, с Бертрама хватит и Пароля.
Неровности в пьесе есть, есть и следы небрежности, впрочем, обычной для
Шекспира, но критика XIX века часто была несправедлива к этой пьесе. В
последние десятилетия наметилась тенденция более вдумчивого отношения к
этому произведению в критике, открывающей в нем все больше достоинств. Но
еще не сказал решающего слова театр. У нас была только одна попытка дать
пьесе новую жизнь на сцене - постановка Ф. Каверина в Новом театре (Москва,
1930-1931). Пьеса "Конец - делу венец" достойна имени своего великого
творца. Долг театров - подтвердить это.
А. Аникст
...он теперь и опекун мой... - Король номинально считался опекуном
всякого знатного дворянина, потерявшего отца.
...даже у молодого пуританина Чарбона и у старого паписта Пойзама... -
Смысловые имена, свидетельствующие о скептическом отношении Шекспира как к
католицизму, так и к пуританству: "charbon" значит "уголь" или "головня"
(намек на религиозный пыл, рвение пуритан; секты); "poysam" - слегка
измененная форма слова "poison" - яд.
...не дрянь - одна в десятке - по-видимому, искажение старой английской
песенки, в которой говорится о десяти сыновьях Приама.
...придется ей натянуть белый стихарь смирения на черную рясу
строптивости. - В то время как католическое духовенство носило белое
облачение, пуританское предпочитало носить черные сюртуки.
...чтобы король Пипин восстал из гроба, чтобы Карл Великий вновь взял
перо... - Пипин Короткий, король франков, и его сын Карл Великий жили в VIII
веке.
...как тростниковое колечко Тибби - указательному пальцу Томми. - В
английской деревне того времени легкие связи, не ведущие к браку, зачастую
отмечались кольцами, свитыми из жилок тростника, что не стоило ни одного
пенни.
Танец моррис - старинный английский народный танец.
Ах боже мой, сударь! - Среди пуритан в то время было в ходу восклицание
"О Lord, sir!"
Гален - знаменитый греческий врач II века н. э.
Парацельс - швейцарский врач (XVI в.), пользовался в эпоху Возрождения
славой философа, алхимика и выдающегося медика.
Чего это ты на рукава нацепил ленты? Решил их сделать штанами? - В то
время входили в моду буффированные рукава с перехватами.
...как тот молодец, который прыгает в праздничный пирог. - Сохранился
рассказ о том. что однажды для городского праздничного обеда был изготовлен
гигантский пирог, внутри которого был спрятан шут лорд-мэра.
...паломницей к Иакову Святому... - Имеется в виду монастырь св. Иакова
Компостельского (Сант-Яго де Компостела), на самом деле находящийся в
северной Испании, - одна из нередких географических вольностей Шекспира.
...подобная безжалостной Юноне... - Намек на двенадцать подвигов
Геркулеса, которые тот должен был совершить по требованию Юноны,
стремившейся погубить его.
...чтобы вернуть утраченный символ воинской славы... - В те времена
тамбур-мажор, которому поручался полковой барабан, почти приравнивался к
знаменосцу. Потерять в бою барабан считалось позором.
Трока мо везус!.. и т. д. - Набор искаженных слов, частью французских.
Несс (миф.) - кентавр, известный своим коварством и посягнувший на
честь жены Геркулеса Деяниры.
Майл-Энд - луг, на котором во времена Шекспира производились военные
учения отрядов городского ополчения, нередко вызывавшие насмешки.
Того количества шафрана, которое он употребляет на окраску своих
воротничков и манжет... - Щеголи времен Шекспира, крахмаля свои воротнички и
манжеты, подкрашивали их в желтый цвет шафраном.
...Этого краснохвостого трутня... - по-видимому, намек на яркий костюм
Пароля.
Не считайте... что я какой-нибудь Навуходоносор. - В библии
рассказывается, что вавилонский царь Навуходоносор в наказание за свои грехи
был превращен в быка и, следовательно, вынужден был питаться травой
(сделавшись тем самым "знатоком трав").
...меня зовут Пароль. - Игра слов: "parole" по французски значит
"слово".
А. Смирнов