...

Доктор Грибоедов из Москвы просит слова

ОК

– Внимание! Завершено сенсационное исследование «Эргодические классы Всемирной Сети». Путешествуя по Сети, каждый сетенавт переходит на новые узлы с помощью различного рода гипер-ссылок; однако существуют маршруты, ведущие к эргодическим точкам (они же «точки залипания»), то есть к таким узлам, с которых уже некуда идти. Эти тупиковые узлы вызывают сильную фрустрацию у активно живущих сетенавтов, жаждущих настоящего серфинга, свободного и безостановочного движения по волнам киберпространства. Наши специалисты построили карту эргодических классов Сети и описали эвристические правила, по которым заранее можно предсказать на 80 %, ведет ли данный маршрут к «точке залипания». Кроме того, на основе алгоритмов генетического программирования нами сконструирован специальный бот-проводник, помогающий сетенавту обходить эргодические точки Сети и таким образом обеспечивать безостановочный, творческий серфинг в киберпространстве. Материалы нашего исследования «Эргодические классы Всемирной Сети», а также популярное пособие «Сетевой Фэншуй», можно приобрести на…


Щелчок – связь прервана: включилась программа, фильтрующая спам. Долго же ты думал сегодня, вышибала! Ведь с первого предложения ясно было. После таких случаев поневоле начнешь подозревать, что люди, создающие фильтры, специально делают их немножко тупее, чем надо…

...

Леха Андреев из Санкт-Петербурга просит слова

Я помедлил с ответом. Леха – известный провокатор. Это, конечно, не спам, но…

...

ОК

Противоположная половина «кабинета» превратилась в кусок кафе. За столиком сидели Леха и Сап-Са-Дэ с кружками пива. Бороды у обоих были уже изрядно подмочены, а вся сцена слегка накренилась, как палуба «Авроры» перед ее историческим затоплением. С «лаптя» эти пьяницы звонят, что ли?

Указывая на меня пальцем, Леха с выражением продекламировал:

– Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины декабристы разбудили Герцена. Он проснулся, перекувырнулся и развернул революционную агитацию: «О великий и могучий, правдивый и свободный, как зеркало русской революции, об одном прошу тебя, друг мой Аркадий, луч света в темном царстве: не ходи так часто на дорогу в старомодном ветхом шушуне! Рожденный ползать летать не может! Я волком бы выгрыз бюрократизм, но красота спасет мир! Мой организм отравлен алкоголем, зато будущее светло и прекрасно! А он, мятежный, просит бури, как будто буря – это движение масс! Какой светильник разума угас! Выпьем с горя – где же кружка?! Сердцу станет мучительно больно за бесцельно прожитые годы… да ведь какой же русский не любит быстрой елды!»

– Борхес-Маркес-Кортасархес! – воскликнул я. – Наезд в стиле «шутер», это что-то новенькое! Ну и в чем же я был неправ нынче, поконкретнее?

– Ты ацтекскими заклинаниями не отмазывайся, Виктуар. Фрейда ты забыл, вот что. Слишком у тебя умненько-разумненько все получается с прообразами. А ведь автор фантастического произведения может просто выплескивать на бумагу свое собственное бессознательное. В прошлом веке такой заморочкой многие страдали. И даже сам жанр романа сузили до «истории одной болезни» – никаких больше эпических полотен с подробным описанием генеалогических и других деревьев. Вот и Лукьяненко тот же, которого ты в своей речи упомянул. Ну да, написал он когда-то свой зеркальный сериал в жанре «фидорпанк». Вроде бы про Сеть, верно. Но заметь: во всех его романах главные герои – крутой мужик и одаренный, но слабенький такой мальчик, которого крутой мужик опекает и на коленочках баюкает. То есть имеем застарелую тоску ребенка по сильному папе. Гомосексуализм, в общем. А ты распелся: что ни фантаст у тебя, то Дельфийская пифия.

– Сто хитов тебе в рамблер, старый флеймер! У меня первая нормальная лекция за три года, а то бы я тебе ответил… Но сегодня будем считать, что ты как всегда прав, счастья тебе и радости. Заходи.

– Ты тоже не пропадай. Мы в «Снайпере» сидим на Грибанале. У Серого теория, что сегодня Дух Невинно Убиенного Императора опять восстанет и замочит очередную городскую шишку. И как всегда, именно здесь, у воды. А по-моему, вряд ли. После того, как Священный Як приказал долго жить, Дух Императора тоже сбавил активность. Короче, мы поспорили и ждем. Так что подъезжай, разобьешь и свидетелем будешь. В общем, до скорой. Серый, как эта фигня выключается?

Сап-Са-Дэ протянул вперед руку: кафе вместе с ним и Лехой затряслось, перевернулось вверх ногами и стало исчезать от краев к центру, сменяясь на интерьер «кабинета-34». Последним растворился карман пиджака Сап-Са-Дэ, перед самым исчезновением края кармана раздвинулись улыбкой Чеширского Кота. У меня возникло дурацкое ощущение, что это меня, а не «лапоть» захлопнули и бросили в карман. Нет, никогда не привыкну к трюкам трехмерки.


Тем не менее, после исчезновения веселого кафе мой кабинетный интерьер показался мне скучноватым и даже как будто начал навевать легкую клаустрофобию. Прошло еще минут пять. Желающих дискутировать не было, и я решил слегка обустроить свою интерьерную заставку.

Для начала я велел компу отдернуть мнимую занавеску с мнимого окна. За окном оказался вид на березовую рощу, с куском никуда не ведущей дороги на переднем плане. Ну понятно – раз русская версия, то без дурацких канадских березок не обойтись. Типичный пример заставки, которую легко сдать начальству, потому что начальство дольше двух минут на нее смотреть не будет.

Я вызвал искалку, недолго думая задал ей фразу «вид с высоты птичьего полета»…

…и тут же оказался внутри маленького летающего средства, пикирующего с большой высоты в пустыню. «Стоп!», крикнул я, непроизвольно вцепляясь в подлокотники кресла. Картинка замерла.

Сначала я заподозрил, что искалка по ошибке закинула меня в раздел Flight Simulators. Однако транспортное средство – дельтаплан с мотором – оказалось оснащено таким количеством аппаратуры, что напоминало скорее летающую лабораторию, чем игрушку-симулятор.

Я запросил общий обзор раздела. Там предлагалось еще несколько подобных мобильных кабинетов – огромный грузовик для междугородних перевозок, веломобиль, яхта и даже небольшая подводная лодка. Название раздела – Technomads – сразу поставило все на место.

Технопсихи, они же технопсы, были хорошим примером того, как можно довести идею персональной свободы до полного маразма. У личного транспорта имеется один большой недостаток. В своей машине нужно самому следить за дорогой, да и за машиной тоже. Конечно, недостаток этот – сущий пустяк по сравнению со свободой, которую дает личный автомобиль. Однако попытки совместить свободу передвижения по дорогам со свободой передвижения по Сети приводили к катастрофическим результатам.

Первыми ласточками стали мобильные телефоны, из-за которых было столько аварий, что в некоторых странах ими вообще запретили пользоваться в автомобилях. Но в США, в стране победившего индивидуализма, технопсы не сдавались и шли дальше, оснащая свой личный транспорт сетевыми 3D-бродилками и прочими электронными примочками. Среди примочек особое место занимали самопальные «автопилоты», призванные освободить водителя от постоянного контроля за дорогой. В результате применения таких устройств появление экипажей технопсихов в крупных городах было легко отслеживать по сообщениям о том, в каком районе парализовано уличное движение.

Однако я не спешил закрывать раздел вебели в стиле Technomads. Транспорт сумасшедших индивидуалистов напомнил мой собственный опыт технокочевника. Многие мои стихи и статьи были написаны в транспорте – только в общественном, который идеально подходил для подобных дел, поскольку в нем и руки, и голова свободны. Даже в других городах я сразу находил себе «обзорные маршруты» – 22-й трамвай в Праге, 33-й троллейбус в Москве… В нашей столице можно было покататься с лаптопом и по кольцевой линии метро, хотя недолго: после третьего круга всегда начинало казаться, что вслед за станциями стали повторяться и пассажиры.

Но больше всего я любил междугородние автобусы. Они были как-то мягче поездов, и в то же время ближе к внешнему миру. Автобусы создавали наиболее гармоничное сочетание движения и покоя, когда мысли, цепляясь за проплывающие за окном пейзажи, не зацикливаются, но и не рвутся вскачь, а бегут так же ровно, как гудит мотор.

Из-за этой ностальгии по передвижному рабочему месту моя первая идея по оформлению кубика была проста: поискать автобусный интерьер. Однако я очень сомневался, что в заставках MS Rooms найдется такое «отечественное решение». К тому же у меня были особые отношения с высотой, и вид с дельтаплана мне понравился. Поэтому я поступил хитрее. Для начала нашел в настройках летающей лаборатории режим «случайное блуждание на автопилоте» (хотел бы я поглядеть на технопсиха, который летает в таком режиме в реальности!). Потом я открыл интерьерный 3D-редактор, вырезал квадратный кусок «вида с дельтаплана» и вставил этот кусок в окно своего «кабинета-34» вместо скучных канадских березок. Получился кабинет, парящий над плокогорьем Наска.

Не успел я налюбоваться на свое новое окно, как комп сообщил о новом слушателе, пожелавшем высказать свои мысли о моей лекции:

...

Алена из Липецка просит слова

ОК

– Послушайте, да что тут говорить о прототипах?! Вон сколько космической фантастики понаписано, а где весь этот космос?! Все там же, даже еще дальше – все ушли в Сеть. Она отняла у нас звезды, профессор. А вы ей молитесь, прототипы какие-то выискиваете, оправдания!

(Ого! Живенькая девочка! Да и подстрижена так, что хочется поставить перед ней блюдечко с молоком. Но поддакивать здесь не надо. Наоборот, разозлить еще больше. Тогда она, может быть, что-нибудь и сделает…)

– Видите ли, Алена, перед тем как спорить, люди обычно стараются проверить, совпадают ли у них определения. Иначе зачем спорить, если каждый говорит о своем? Вот вы кричите: «космос, звезды…» А что это? Зачем это вам, вы задумывались? Вот вам мое определение – это символы дешевого эскапизма. Таких символов – пруд пруди. Поэты всех веков куда только не звали человечество! И «на закат, где горят паруса», и «на свиданье с зарей на восток». Хорошо там, где нас нет – вот и все ваши звезды.

Заметив, что девушка хочет возразить, я остановил ее:

– Подождите, я не закончил. Тяга к новым землям – это очень хорошо. Такая тяга многократно спасала человечество от вымирания. Но какие земли, Алена? Не кажется ли вам, что стремление «все выше и выше» – не для жизни, а скорее для тех, кто хочет контролировать жизнь? Не зря ведь космические исследования всегда шли в рамках военных программ. А за новыми землями незачем летать в безвоздушное пространство. Есть Антарктида, есть весь Мировой океан. Вот они действительно ждут своих капитанов Немо.

– Но Внеземной Разум? Разве встреча с ним не стоит усилий?!

– Алена, вам так сильно нужны инопланетяне? А с соседями по дому вы пробовали говорить? А с жителями Новой Гвинеи? А с бродячими собаками, до того как их потравили? Или они все вам неинтересны, потому что от инопланетян вы тайно ожидаете чего-то большего, чего-то сверхъестественного? Примерно как ребенок, ожидающий игрушек от родителей…


Ничего не сказав, девушка исчезла. Надеюсь, я разозлил ее в правильную сторону. Если она и дальше будет упорна в своих стремлениях, она сама дойдет до мысли, что есть-таки важный повод для эмиграции в космос… Но об этом не стоит говорить на подобных лекциях. Об этом скажет в очередном выступлении Робин.


Наступила пауза. Под впечатлением от последнего разговора я разглядывал вид из окна моего «кабинета»: пустынный пейзаж с плоскими горами на горизонте. Мне представилось, что этот вид – не земной, а марсианский. Да, очень похоже. Год назад Саид помог штатовским хакерам из повстанцев-социалистов сломать государственный спутник, транслировавший липовые новости об их гражданской войне. Взамен «Дети Троцкого» показали Саиду, как залезать в сеть NASA. И на следующий день мы в течение трех минут «колесили» по Марсу, подключившись к зонду. Робот двигался по дну канала. Красный песок, зеленоватое небо – никакого особенного трепета этот вид во мне не вызвал. Некоторый эффект натуральности возникал из-за того, что изображение постоянно дергалось, так что на второй минуте возникло головокружение. К тому же камеру постоянно застилали облака красноватой пыли. Девочка права: мало кому нужен этот некрасивый космос, когда есть виртуальные игрушки-имитаторы, куда более привлекательные.

С Марсом получилось почти то же, что и с Луной. Сначала – головокружительный триумф русско-американской экспедиции. Облетевший весь мир видео-ролик, на котором два астронавта подъезжают на марсоходе к языку ледника. Громкие проекты по заселению Марса и использованию его полезных ископаемых. Затем – взрыв вернувшегося корабля при посадке на Землю. Всемирный траур и охлаждение интереса к далекой безжизненной планете. Финансирование марсианских программ срезали. После этого на красную планету летали только автоматы. Недавно они нашли там какую-то фиолетовую плесень.

Пауза в дискуссии затянулась на десять минут. Похоже, на сегодня все. Я допил пунш и собирался отключиться, когда комп снова ожил:

...

Доктор Оборо Судзуки, местоположение не установлено, просит слова

ОК

В кресле передо мной возник человек довольно необычного вида. Темно-красное кимоно с едва заметным зеленоватым узором, абсолютно лысая голова, на лице – старинная белая маска. За его спиной я заметил провод. Сначала мне показалось, что шнур подсоединен к маске. Но когда человек чуть-чуть повернулся, я увидел, что провод идет прямо в его затылок. Меня передернуло. Правда, я тут же утешился неожиданной мыслью: Сеть возвращает человеку хвост! Конечно, идейка с натяжкой – настоящие хвосты растут отнюдь не из головы… Но с другой стороны, еще не факт, что интерфейс через задний проход хуже, чем подключение к голове. Тут скорее стереотипы мешают. А с точки зрения техники – есть готовое «гнездо» внизу спины, очень удобное… Надо будет развить эту тему в следующей лекции.

– Здравствуйте, профессор. Надеюсь, мой маскарад не испугал вас?

– Коль скоро это не мешает вам самому видеть меня… – настороженно ответил я.

– Нет, не мешает. Мне было восемь, когда бомба упала на Хиросиму. С того времени обычные зрение и слух меня не беспокоят.

– Извините, не знал… – пробормотал я еще более неуверенно.


Потеря человеком зрения и слуха должна безусловно вызывать сочувствие. Но с другой стороны – вот так запросто щебечешь со слепоглухонемым, который тебя слышит, а ты его не видишь… И при этом он сам говорит «меня не беспокоят» с такой иронией, что восприятие ситуации неминуемо оказывается на той странной грани между трагедией и комедией, где явления поднимаются над плоскостью обычных определений и у них оказывается больше одной тени. Когда-то я испытал похожее смешанное чувство в Москве, по дороге от метро «Таганская» к Библиотеке иностранной литературы. Там мне попалось здание, на двери которого висели две таблички – большая «ВСЕРОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ» и маленькая «Здесь подключают к Интернету. Ситилайн».


– Не стоит извиняться. В определенном смысле я слышу и вижу гораздо лучше вас. Несколько десятков человек счастливы работать моими глазами и ушами, а иногда и другими органами.

Удивительный собеседник слегка тряхнул кистью, как бы давая понять, что вопрос решен и подробности ни к чему, и продолжал:

– А то, что видите сейчас вы – просто маскировка. Увы, безопасность требует… Я мог бы предстать перед вами в образе тэнгу, я так частенько делаю в других дискуссиях. Но мне подумалось, что вам будет приятнее увидеть маску ситэ. Вы упоминали о традициях театра. Но в одной из своих лекций, еще в Университете, там, насколько я помню, проводилась параллель с мотивами использования псевдонимов в Сети. Древние маски кагура, по преданию способные вернуть душу в мертвое тело – и сознательное ограничение, которое артист использует для того, чтобы сконцентрироваться на иных направлениях… так? Замечательное сопоставление. И вы неплохо подтверждаете ваши мысли практикой.

– Вы имеете в виду «неплохо для гайдзина»?

– Неплохо для представителя страны, в которой культура кукол победила культуру масок.

– Боюсь, мне непонятна ваша классификация культур…

– О, это довольно условное деление. Хотя и показательное. В вашей стране последние сто лет популярны кукольные театры и куклы вообще. Но практически нет маскарадов или других практик, где широко использовались бы маски. У некоторых индейских и африканских племен, наоборот, больше развиты обряды с использованием масок.

– Сомневаюсь, что все культуры можно разбить на две группы по этим признакам. В Японии, насколько я понимаю, популярен не только театр Но, но и самые разнообразные куклы, от дарума до тамагучи.

– Япония много веков является страной двух религий, и в определенном смысле – двух культур. Надеюсь, вы понимаете, что «культура масок» и «культура кукол» не обязательно проявляются в театрах. Различие во внутреннем принципе. Если говорить языком прошлого, в одном случае дух вселяется в самого человека, в другом – в предметы, созданные человеком, в его орудия и его идолов. Танцы идут от культуры масок, литература – от культуры кукол. Маски древнее, но вот уже несколько веков так называемым «цивилизованным западным миром» правят куклы. Да и в других культурах они осели достаточно прочно. Однако в начале этого века культура масок стала незаметно возвращаться с некоторыми новыми технологиями, особенно с сетевыми. В этой связи очень любопытны ваши опыты по переносу традиции Morris Dance в киберпространство. Хотя это пока больше куклы, чем маски, не правда ли?


Японец заметно двинул скулами, улыбаясь под своей белой маской. Мне стало совсем не по себе. Еще один свидетель моих игр с виртуальными личностями, чего он хочет? Шантажировать меня? Если это противник, то значительно сильнее, чем «Аргус». Morris Dance, вот это да! Тонкий намек, которого не поймет ни один отечественный сотрудник безопасности. И в то же время для знающего человека в этой паре слов – все «Вольные Стрелки» и даже сама идея виртуальных перевоплощений, древний британский ритуал «оживления» легенды о Робине.

– Но это все немного в сторону. – Собеседник, очевидно, заметил мое замешательство, и тактично закрыл тему. – Я хотел спросить о другом. Что случилось с вашей «Glasperlenspiel»?

У него определенно была способность бить каждой новой фразой по новой болевой точке. Теперь я почувствовал укол горечи: «Игра в бисер» была моим любимым проектом в Университете до того, как я оттуда ушел.

Как-то раз после лекции о сетевых литературных играх ко мне зашла побеседовать (через Сеть) студентка из Пекина, сухонькое существо неопределенного возраста. Она спросила, нельзя ли сделать у меня курсовую на тему того, о чем я только что рассказывал на лекции. А рассказывал я о хайкай-но-ренга, старинной поэтической игре, возрожденной в Сети. Игра состояла в коллективном написании стихотворения-цепочки, где каждый игрок добавлял новую строфу. В начале века таких игр в Сети было много. Существовали и русские версии, но мне они не нравились: ренга без иероглифов теряла половину своего обаяния. Во время лекции я показывал настоящую японскую ренга на сервере Университета Мацуямы.

Визит китаянки, решившей работать в этом направлении, я воспринял чуть ли не с умилением. Чего я точно давно не встречал, так это молодого китайца или японца, увлекающегося древними искусствами Востока. Мало кто вообще знал, чем увлекаются современные китайцы. Установленная их властями Великая Электронная Стена позволяла нарушать границы китайского киберпространства только в одном направлении, отчего ее чаще называли Великой Мембраной. Китайцы прекрасно видели сети других стран, жадно впитывая любую полезную информацию. Тем временем жители других стран могли видеть лишь внешние, официальные серверы огромной китайской Сети, о которой ходили самые разные слухи.

Однако через пять минут беседы с китаянкой меня постигло жестокое разочарование. Бин, так ее звали, древними искусствами совершенно не интересовалась, и слыхом не слыхивала ни о Ли По, ни о Ту Фу, ни о Басе. Она была программисткой, такой же сухой в рассуждениях, как и с виду. Почти идеальный придаток компьютера. Таких людей я не любил жутко. К тому же на примере Бин я убедился, что Великая Мембрана – это не только электронная система, но и идеология. Разговаривать с человеком, который тянет из тебя информацию, а сам при этом ничего не сообщает – удовольствие ниже среднего.

Подавляя желание послать ее подальше, я потребовал, чтобы она рассказала, зачем ей поэтические игры. И пригрозил, что в случае отказа сообщить мне истинную цель ее работы я ничем не смогу ей помочь.

Тогда китаянка сообщила, что разрабатывает обучающие программы для маленьких детей (бедные дети, подумал я). В то время она работала над программой, обучающей собственно программированию. Ребенку предлагается конструктор из множества маленьких иконок, которые изображают различные действия-команды. Размещая иконки друг за другом с помощью мышки, ребенок пишет программу – только не командами-словами, а командами-рисунками. В поэтических играх на моей лекции Бин увидала нечто подобное, и заинтересовалась правилами, по которым новые строфы добавляются в цепочки ренга. Не исключено, что всю эту историю про детей она выдумала на ходу, чтобы не предавать свою мембранную идеологию.

Я решил наказать ее за невежество в области литературы, а заодно и за скрытность. И предложил в качестве курсовой ни много ни мало: создать язык для «Игры в бисер». Я объяснил ей основную идею, дал ссылку на книгу Гессе, и даже наметил два наиболее перспективных направления работы. С одной стороны, можно попробовать озвучить, оцветить и еще как-то ассоциировать различные графические элементы, из которых строится каждый китайский иероглиф. Тогда целый иероглиф, составленный из этих элементов, представлял бы собой некую ассоциативную композицию. С другой стороны, предлагалось создать графический язык программирования, в котором каждая черта иероглифа была бы командой, вызывающей звук, анимацию и все прочее. Целый иероглиф, написанный таким языком, был бы программой, которая раскрывает перед человеком всю систему ассоциаций. Где-то на стыке этих двух направлений и предлагалось искать язык для Игры.

Втайне я надеялся, что Бин быстро обломается с этим заданием, и вскоре просто забыл китаянку. Каково же было мое удивление, когда через месяц она прислала мне первые «поющие» и «рисующие» иероглифы. Я выбил под проект «Игры в бисер» солидный грант, пригласил еще трех программистов и двух филологов…

А еще через два месяца меня выгнали из Университета. Проект закрылся, Бин защитила диплом по обучающим программам и снова сгинула за Великой Стеной.


– Так как же с Игрой, профессор? – японец в маске терпеливо ждал ответа.

– Никак, господин Судзуки. Проект закрыт. Как и где его продолжать, я не представляю.

Японец кивнул. Видимо, ничего другого он и не ожидал услышать.

– Я внимательно следил за этим проектом. Очень жаль, что он закрыт. Надеюсь, вы сможете продолжить работу в будущем. Я даже готов предложить вам посильную помощь, но немного погодя. Сейчас у нас небольшие трудности… с безопасностью общения. А вопрос требует серьезной дискуссии.

– Спасибо. Буду рад возобновить работу.

Японец продолжал:

– А пока, в знак дружбы, я хотел бы преподнести вам маленький подарок. Это, конечно, не партия Игры, а лишь одно звено цепочки в моем исполнении. Я – как бы это лучше сказать? – позаимствовал все материалы по проекту «Игры в бисер» из электронных архивов вашего Университета. Все равно они там вряд ли кому-то понадобятся. А я немного поиграл с вашим языком и кое-что туда добавил. Жаль, что вы используете лишь внешнюю визуализацию, а не… – Судзуки сделал элегантный жест в сторону шнура за головой, словно поправлял несуществующие волосы, стянутые сзади в хвостик.

– У нас имплантация чипов запрещена, – сказал я, стараясь сделать вид, что очень сожалею.