Шепелев Алексей. Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары

   Кто бы знал, какие душевные муки доставляет ему это напускное почтение, какой страх терзает его душу. Каждая минута ожидания оборачивалась жесточайшей пыткой, а деревянный табурет казался страшнее раскалённого железного трона, на котором не так давно зажарили вождя накхатских повстанцев, осмелившегося на мятеж против Императора. И всё же Нурлакатам ничем не выдал своего волнения, так что у хозяев замка не должно было возникнуть никаких подозрений в благонадёжности чародея.
   И лишь только когда из кабинета Верховного Инквизитора вышла в сопровождении одного из младших братьев самая настоящая эльфийка в кожаных доспехах и с мечом на поясе, чернокнижник не смог сдержать изумления. Из древних манускриптов маг знал, что до Катаклизма в Угольном лесу эльфы водились в изобилии, но, после того, как Инквизиция провозгласила Дивный Народ вне закона, длинноухих в окрестностях не осталось, как, впрочем, и в других частях Империи.
   Увидеть в замке инквизиторов эльфийку даже в оковах и колодках было бы неординарным событием. А уж гордо шествующую в сопровождении почтительного инквизитора — делом вообще невозможным. Нурлакатам даже испугался, не заснул ли он или не сошел с ума. И только пребольно ущипнув себя за ягодицу, маг успокоился: чувства его не обманывали. В Вальдском замке и вправду завелась самая настоящая эльфийка, сумевшая каким-то образом обеспечить себе покровительство его мрачных хозяев.
   Попытки представить себе, как же это нечка сумела обратить на свою сторону самых злейших своих врагов, несколько отвлекли чародея от волнения за собственную участь. Но стоило лишь только юному инквизитору пригласить посетителя в кабинет отца Сучапарека, как страх обрушился на мага с новой силой. Руки и ноги сделались словно набитые старым тряпьём, во рту пересохло, изнутри Нурлакатама била мелкая дрожь. На негнущихся ногах он прошел через приёмную и вступил в святая святых замка: кабинет Верховного Инквизитора.
   Ему уже приходилось здесь бывать: когда он только прибыл в Толу, тогдашний Верховный Инквизитор, отец Кралик, удостоил молодого мага, находящего под особым покровительством Императора, непродолжительной аудиенции. С тех пор, хотя у кабинета давно уже появился другой хозяин, здесь мало что изменилось. Разве что поменялись драпирующие стены гобелены, да вместо простенькой деревянной люстры, напоминавшей тележное колесо, новый хозяин обзавёлся модным паникадилом местных мастеров-литейщиков, пару вёсен назад взявшихся отливать большие фигурные поделки для дворцов знати и домов богатых людей. Как слышал Нурлакатам, заказами литейщиков не очень баловали: это до Катастрофы люстру мог заказать себе всякий преуспевающий купец, ныне же денег на столь сложную работу хватало только у немногих.
   — Проходи, Нурлакатам, присаживайся, — гостеприимно предложил хозяин кабинета.
   Маг старательно улыбнулся, с сожалением понимая, что улыбка получилась вымученной и фальшивой до невозможности.
   — Благодарю, отец мой. Я пришёл по твоему зову, как и подобает верному слуге Императора.
   Императора чародей упомянул неслучайно: не мешало лишний раз напомнить инквизиторам о своём статусе. Всё-таки "особое покровительство" давало младшему гражданину изрядные преимущества, особенно когда дело шло о судебных разбирательствах: такой человек имел право требовать суда Императорского наместника.
   — Похвально, сын мой, очень похвально, — по непроницаемому лицу отца Сучапарека было невозможно прочитать, какие чувства он испытывает к собеседнику на самом деле. — Законопослушные граждане — прочная опора трона божественного Императора Кайла, да продлят боги его дни, а так же и Инквизиции. Император — наместник богов на земле, а мы — их скромные слуги, а значит — верные слуги самого Императора.
   Лично у Нурлакатама были большие сомнения в безукоризненной верности инквизиторов. У него так же было достаточно мудрости, чтобы нигде и никогда не высказывать этих сомнений вслух. Вот и теперь он ограничился лёгким кивком, словно речь шла о какой-то настолько общеизвестной истине, которую не стоит даже и обсуждать.
   — Сейчас мы должны доказать нашу верность Императору делом, Нурлакатам. Ордену нужна твоя помощь — помощь мага.
   — Мой талант принадлежит Императору, — ритуальную фразу чародей произнёс с видимым облегчением: у того, кого намереваются бросить в застенки, помощи не просят. Впрочем, подозрения пока что до конца не развеялись: о коварстве инквизиторов он знал не понаслышке.
   — Ты должен помочь нам выследить оборотня, который появился в городе.
   — В Толе появился оборотень? — изумился Нурлакатам.
   — Да, четыре дня назад. Сам понимаешь, ты обязан хранить это в строжайшем секрете.
   — Конечно, отец мой. Я буду нем, как могила.
   — Плохо сказано, — покачал головой Верховный Инквизитор. — Ты же маг, Нурлакатам, и отлично знаешь, что могилы бывают иногда неприятно разговорчивыми.
   — Простите, отец мой, но если мне придётся столкнуться с магом или священником, способным разговорить могилу, то, боюсь, и я стану разговорчивым, отнюдь не по своей воле. Могу лишь надеяться, что, поскольку я буду на службе Императора и Ордена, то ты и наместник не оставят меня в этой схватки без помощи и поддержки.
   — Можешь надеяться, — утвердительно кивнул отец Сучапарек. — В твоих трудах тебе поможет брат Горак, он так же и весьма опытный воин. Кстати, брат Флахбарт, пригласи-ка его сюда, в кабинет.
   — Да, отец мой, — юноша поклонился и исчез за дверью.
   — Итак, ты должен хранить молчание, — повторил Верховный Инквизитор.
   — Конечно, отец мой. Я понимаю, сколько усилий стоило вам спрятать следы нападения: ведь по городу не ходит слухов…
   — Слухов по городу не ходит потому, что никаких нападений не было, — прервал мага Сучапарек.
   — Нападений не было? Но как же тогда… Может быть, и никакого оборотня нет?
   — Нет нападений, а оборотень есть, это совершенно точно. У нас, инквизиторов, есть свои способы узнавать тайное, — криво усмехнулся собеседник.
   У Нурлакатама больше не оставалось сомнений: речь идёт о маленькой мерзавке, заточённой в его башне. Не смотря на все предосторожности, инквизиторы как-то узнали о её существовании. И узнали с самого начала: ведь именно четыре дня назад чернокнижник тайно перевёз узницу в Толу из своего загородного дома.
   Это было, конечно, очень плохо. Но, с другой стороны, было в этом «плохо» и нечто хорошее: инквизиторы не могли самостоятельно определить местонахождение оборотня. И обратились за помощью ни к кому-нибудь, а именно к нему, Нурлакатаму. Кстати, а почему к именно к нему?
   — Отец мой, ты должен знать, что магия предсказания — не самая сильная моя сторона. Почтенный Мастер Слова и глава городского братства волшебников Кожен, наверное, мог бы помочь Ордену лучше меня.
   Отец Сучапарек важно кивнул.
   — Нам это известно. Но почтенный Кожен уже второй день болен сердцем. Лекари полагают, что ничего страшного не произошло, но ему нужен полный покой, хотя бы наступления ладильских ид. Сам понимаешь, мы не можем ждать столько времени.
   — Конечно, — кивнул чародей. — Пусть жертв пока нет, но они могут появиться в любую минуту. Хотя, конечно, Умбриэль в ущербе…
   — Но это не повод, чтобы предаваться благодушному безделью, — грозно сверкнул глазами инквизитор. — Наш долг — защищать людей от богомерзких тварей.
   — Да-да, конечно, отец мой, — поспешил согласиться Нурлакатам.
   Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошёл незнакомый магу инквизитор: невысокий плотный мужчина. На вид он казался довольно молодым, не старше двух дюжин вёсен, если бы не сильная проседь в коротко стриженных чёрных волосах и маленькой аккуратной бородке. Обычно столько седины набирается у тех, кто разменивает четвёртую дюжину. В его одежде так же преобладали чёрный и серебряный цвета: поверх простой серой камизы на инквизиторе было надето чёрного цвета сюрко без рукавов и традиционной меховой опушки, зато расшитое серебряной нитью. Костюм дополняли тёмно-серые шоссы и высокие кожаные сапоги.
   Вслед за седым в комнату просочился и вездесущий блат Флахбарт.
   — Брат Горак, перед тобой маг Нурлакатам, младший гражданин, находящийся под особым покровительством божественного Императора Кайла. Он заменит нам так некстати заболевшего почтенного Кожена.
   — Его помощь будет очень кстати, — мрачно ответил Горак. — К моему глубокому сожалению, никаких новых следов твари отыскать не удалось.
   — Усердие, брат мой, усердие и настойчивость, — кротко произнёс отец Сучапарек. — А, кроме того, помни, что отвечать за последствие придётся тебе. Орден делает всё, чтобы помочь тебе выполнить свой долг, но и спросит с тебя за его выполнение.
   Верховный Инквизитор задумчиво посмотрел куда-то сквозь стену и жёстко повторил.
   — Да-да, Орден спросит с тебя за выполнение. По всей строгости.
   "А у них тоже жизнь не мёд", — злорадно подумал Нурлакатам.
   — Ступай, брат Горак. Ступай, почтенный Мастер Слова. Да помогут вам боги найти и уничтожить чудовище. Я жду от вас добрых вестей.
   С теми, кто при власти, жить лучше в мире и согласии. Эту заповедь Хесселинк помнил так же хорошо, как и рецепт приготовления толийского карбонада, а то, что лучший карбонад в городе готовит именно он, признавало всё братство трактирщиков.
   Немудрено, что трактир у такого мастера кулинарных дел процветал и считался одним из лучших в Толе. Пожелай Хесселинк, он бы смело мог испросить у префекта Толы, благородного сета Кермия Мерка разрешения на обустройство номеров для проезжих морритских аристократов. Но Хесселинк того не желал. Кроме толийского карбонада хороший повар умеет готовить и иные блюда. Кроме мудрости о мире с власть предержащими умный человек знает и другие заповеди. Одна из известных почтенному трактирщику заповедей гласила, что от господ следует держаться подальше, даже если господа относятся к тебе с искренним расположением. Жизнь переменчива. К тому же, покровительство одних господ легко может обернуться неприязнью других. А неприязнь — чувство гораздо более прочное, нежели симпатия.
   И потом, пришлось бы продавать доставшийся от отца трактир "Графский лебедь" и покупать здание где-нибудь поближе к центру. А иначе кто ж из господ лагатов, не говоря уже о благородных сетах, захочет селиться в трактире, расположенном довольно далеко от базилики и "морритского квартала". Не хотят — ну, и не нужно. И без денег имперских аристократов заведение Хесселинка процветало. Кстати, неблагородные старшие граждане останавливаться в "Графском лебеде" не гнушались, если, конечно, имели для этого достаточно денег: номера здесь стоили недёшево. И поэтому две-три комнаты в трактире всегда пустовали, отнюдь не в ущерб делам трактирщика. Лучше иметь возможность всегда принять богатого и почтенного постояльца, чем забить все комнаты сомнительными людьми с тощим кошельком.
   Как раз в тот момент, когда Хесселинк обдумывал эту мысль, параллельно натирая до блеска бронзовый канделябр — непременный атрибут каждого стола в общем зале, в трактир вошёл отец Мареш, инквизитор из ордена Меча.
   — Доброго здоровья, почтенный отец, — поклонился трактирщик, нервно комкая в руках тряпку. Неожиданные визиты инквизиторов смущали в городе всех, даже тех, чья совесть, казалось, была совершенно чиста.
   — И тебе не болеть, — добродушно кивнул отец Мареш.
   — Пива не желаешь ли? Пшеничное, ячменное, ламбик свежий есть, как раз утром пару бочек прикупил. А хочешь, могу крику или фрамбуазу налить.
   — Потом пиво. Есть у меня к тебе, Хесселинк, разговор.
   — Слушаю, отец Мареш, — пробормотал трактирщик враз пересохшими губами.
   — Ты — человек рассудительный, почтенный, Орден тебе доверяет.
   — Дык… Как говориться, мы — люди маленькие, что должны — делаем.
   — Комнаты свободные есть? — неожиданно сменил тему и тон инквизитор.
   — Есть, как не быть.
   — Сколько?
   — Три.
   — Отлично. Надо разместить у тебя гостей Ордена.
   Это было более чем странно: заезжие инквизиторы всегда останавливались в самом Вальдском замке, благо места хватало. Но сейчас больше чем необычность просьбы трактирщика беспокоил другой вопрос.
   — Так это… А как…
   — Они заплатят, — понял затруднение Хесселинка отец Мареш. — Заплатят столько, сколько стоит проживание в твоём трактире для всех прочих.
   У хозяина словно гора с плеч свалилась.
   — Так что ж не разместить-то. Ежели заплатят — так я завсегда… Такой почёт и доверие…
   — Да уж, доверие, — кивнул инквизитор. — Только ты вот что, ты тут вполглаза приглядывай, чем гости занимаются. И, если что подозрительного заметишь, так чтобы сразу доложил в замок. Понятно?
   Хесселинку теперь было уже абсолютно непонятно. Что за гости такие могут быть у Ордена, за которыми надо следить? Но, твёрдо зная, что с инквизиторами лучше во всём соглашаться, трактирщик уверенно кивнул: мол, не извольте беспокоиться, всё понял, всё сделаю.
   — Вот и хорошо, вот и славно, — широко улыбнулся отец Мареш. Ни дать, ни взять — добряк-лавочник после удачного торгового дня. А потом, обернувшись к двери, инквизитор прокричал: — Входи, дочь моя.
   Хесселинк понимал, что ему предстоит увидеть нечто необычное, но к тому, что произошло, оказался совсем не готов. В трактир вошла невысокая женщина в кожаной куртке с нашитыми металлическими бляхами, облегающих кожаных штанах и высоких сапогах для верховой езды. С широкого пояса на левом боку свисал длинный меч без ножен, а справа — кинжал с узорчатой гардой. Длинные серебристые волосы украшали ажурные заколки, усыпанные мелкими блестящими камушками. Мягкой изящной походкой она подошла к застывшему от изумления трактирщику.
   А тому было от чего изумляться. Инквизитор Меча просит принять в трактире нечку. Хесселинк быстрее поверил бы в дождь из золотых монет или в летающего механического дракона.
   — Госпожа Инирэль, Приёмная Дочь Императора, — представил незнакомку отец Мареш.
   Нечка грациозно протянула трактирщику левую руку. Поверх боевой кожаной рукавицы на указательном пальце был надет железный перстень с выгравированным гербом Императора. Толиец почтительно приложился губами к холодному металлу.
   — Есть три свободных комнаты, госпожа, — объявил инквизитор.
   — То, что требуется, — голос Приёмной Дочери был мягок и удивительно красив. Хесселинк, человек далеко не романтичный, вдруг вспомнил щебет птиц в весеннем лесу. — Одна для меня, вторая — для людей, а третья — огру.
   — Нечку — в сарай, — по привычке решительно распорядился Хесселинк, но тут же смутился и, запинаясь, принялся объяснять. — Таков обычай, госпожа. И постояльцы другие не потерпят, чтобы…
   — Потерпят меня — стерпят и его, — властно оборвала трактирщика женщина. — Впрочем, я не настаиваю, можно и в сарай. Только учтите, что характер у него довольно скверный. Если он начнёт буянить… Конечно, доблестная городская стража его усмирит, а я уплачу за ущерб, но по городу наверняка поползут слухи, и это может плохо отразиться на твоих доходах, почтенный хозяин.
   — И всё же, мы должны принять во внимания местные обычаи и чувства живущих тут людей, — вмешался инквизитор.
   — Конечно, отец мой. Если эта тварь посмеет выйти из своей комнаты и смущать своим видом почтенных жителей трактира — я самолично отдам его отцу Сучапареку. Он намеревался при случае показать мне, каким пыткам подвергают нечек в подвалах Вальдского замка.
   Приёмная Дочь Императора рассмеялась, блеснув мелкими ослепительно-белыми зубками. Хесселинк шумно сглотнул. Женщина поражала мирного обывателя своей силой воли и циничной жестокостью. Как и большинство толийцев, трактирщик нечек не любил и презирал. Но жестокость, с которой расправлялись со своими жертвами инквизиторы, в нём вызывала лишь страх. Будь его воля, нечек умерщвляли бы без мучений. Это вроде как утопить слепых щенят — необходимость: не держать же во дворе псарню, а вот живыми в костёр бросать — уже живодёрство. Да и к тому же, пытали в подвалах инквизиторского замка не только нечек, но и людей. И, говорят, никакой разницы между людьми и не людьми палачи знать не желали.
   Отец Мареш задумчиво потёр гладко выбритый подбородок.
   — Если огр не будет здесь попадаться никому на глаза, то, полагаю, мы можем допустить, чтобы он жил в комнате. В конце концов, наша главная задача — обеспечение порядка и спокойствия, не так ли, почтенный Хесселинк?
   Толиец обречёно вздохнул.
   — Тебе лучше знать, отец мой. Я — простой трактирщик и не знаю нечек так хорошо, как ты.
   Женщина снова усмехнулась.
   — Не переживай, почтенный Хесселинк, всё будет хорошо. Олх будет сидеть в своей комнате тихо, как мышка, да и я не стану расхаживать по твоему трактиру и удивлять своим видом остальных постояльцев. Мне не нужны проблемы в городе так же, как они не нужны и тебе. Возьми.
   Золотой кругляшек немного улучшил настроение трактирщика, хотя, конечно, будь у него такая возможность, в постое этой нечке он бы отказал. Денег можно заработать и более спокойным трудом, а с такими постояльцами того и гляди, заработаешь не денег, а неприятностей.
   — Пойду, потороплю своих ребят, — разговор с трактирщиком Приёмная Дочь Императора посчитала оконченным. — Конюх у тебя есть?
   — Как не быть. Дрыхнет, поди, в конюшне.
   — Ну, мои парни его разбудят, — пообещала нечка уже в дверях.
   Конюхом при "Графском лебеде" работал племянник Хесселинка — Хоуф, шалопай четырнадцати вёсен, то есть шестнадцати лет от роду. Последнее время все мысли в его голове были исключительно о девках, поэтому небольшая взбучка от наёмников, на взгляд трактирщика, должна была принести исключительно пользу.
   — Я тоже пойду, — сказал отец Мареш. А потом, понизив голос, добавил: — Не забудь, что я тебе велел. Гляди в оба.
   Хесселинк честно исполнял поручение инквизитора, но ничего подозрительного в поведении постояльцев не наблюдалось. Госпожа и зелёный верзила сразу спрятались в своих номерах и не выказывали ни малейшего желания выйти наружу. Обед и ужин трактирщик подавал им в номер самолично, не желая лишний раз показывать на глаза нечкам жену или старшую дочку. Зеленокожий жрал мясо и пил пиво за двоих человек, но в остальном вёл себя смирно, так что остальные жители трактира и догадаться не могли, что рядом с ними живёт настоящий огр. Хотя, насчёт настоящести у Хесселинка имелись сомнения: в сравнении с тем, что ему приходилось видеть на рабских рынках и гладиаторских аренах, Олх был для огра несколько жидковат: не иначе, как кровь разбавлена.
   С госпожой мороки было больше: мяса и пива она вкушать не изволила, вместо этого потребовала овощей, фруктов и вина. Исполнять капризы какой-то нечки было унизительно, но, с другой стороны, платила она настоящими человеческими деньгами, так что Хесселинк предпочёл увидеть в её желаниях каприз богатой и взбалмошной аристократки и вызов своей репутации одного из лучших трактирщиков и поваров Толы. В итоге Приёмная Дочь Императора оказалась полностью удовлетворена наспех сооруженным салатом из свежей редиски и моркови, несколькими сортами ягодного варенья и вялеными абрикосами. Хорошее вино для господ старших граждан у Хесселинка всегда имелось в избытке, кроме того, воительница не отказалась отведать и фрамбуазу и нашла этот напиток вполне достойным своей персоны. Так что, репутацию заведения трактирщик отстоял по всем статьям.
   Что касается наёмников, то они и вели себя как наёмники, находящиеся под присмотром сурового капитана. Перво-наперво нажрались от пуза, особенно усердствовал здоровяк-северянин, сожравший не меньше огра. Второй воин, судя по акценту — тоже откуда-то с севера, хвастался тем, что знает всё, что есть в Толе хорошего, и потребовал на всю компанию белого пива, которое, впрочем, восторга у его спутников не вызвало. Напившись и наевшись, мужики завалились спать. Самый младший, почти мальчишка, пытался, было, договориться с трактирщиком насчёт женщин, но Хесселинк сразу дал парню укорот. Хочешь ласки — нет проблем, ступай в лупанарий или в бордель, но в приличном трактире непотребным девкам делать нечего. Старшие наёмники высказались в том смысле, что эти самые непотребные девки очень даже потребны, но согласились, что всякому развлечению — своё место. В итоге вечерком вся тройка куда-то втихаря из трактира улизнула, Хесселинк лишь успел предупредить, чтобы возвращались до полуночи, иначе ночевать придётся на улице: никто специально ради них открывать дверей не станет. А будут буянить — городская стража живо сведёт в холодную: в центре города порядок поддерживается не только днём, но и в тёмное время суток. Ответом наёмники трактирщика не удостоили, и, похоже, слова его во внимание не приняли. Двое, что постарше, вернулись задолго до полуночи и мирно отужинали в общем зале, не пытаясь завязать ссору с остальными постояльцами, а вот молодой всё не приходил. Когда наёмники направились к себе в комнату, трактирщик рискнул поинтересоваться, чего это задержался их товарищ.
   Милостиво выслушав вопрос, тот, что хвастался знанием Толы, удостоил хозяина ответом:
   — А мы Решу не опекуны и не сторожа. Развлекается, небось, после долгого похода.
   И криво ухмыльнулся, недвусмысленно намекая, где и как развлекается их юный спутник.
   Хесселинк забормотал про запираемые двери и городскую стражу, наёмники ещё больше скривились, и здоровяк пробасил:
   — Это тебе, перцу старому, пришлось бы среди ночи возвращаться, а нашего паренька раньше утра не жди, он своего не упустит.
   Довольно заржав, воины повернулись к хозяину трактира спиной, давая понять, что разговор окончен, и действительно отправились в свою комнату, где, судя по тишине, завалились спать. Юный же их спутник до полуночи так и не вернулся.
   "Завтра отцу Марешу и доложу, что парень всю ночь по бабам шастал", — решил Хесселинк, перед тем как после тяжелого трудового дня отойти ко сну. — "Вроде и я свой долг исполню, и наёмники на меня, если что, не в обиде будут: в лупанарий и почтенному горожанину заглянуть незазорно, а уж наёмнику, да после долгого похода — уж точно сама Дита велела".
   Летние ночи коротки, но Олху благоприятствовала погода: весь день над Толой висели низкие тучи, то и дело принимался накрапывать дождик. Вечерние сумерки сгустились над городом, наверное, за добрый час до захода Ралиоса. Тем не менее, орк выждал ещё не меньше получаса, пока улица, на которой стоял трактир, совсем обезлюдеет. Скаут знал, что где-то недалеко мучается в ожидании Теокл, но заставлял себя дождаться того момента, когда можно будет выскользнуть из комнаты без малейшего риска. Пустой поднос после ужина хозяин трактира унёс из комнаты уже давно, и до утра его в логово полуогра, наверное, и дармовым пивом не заманишь. Но вот если кто-то с улицы заметит, как обитатель трактира выбирается из окна, и пойдут разговоры, то это может привести к очень большим неприятностям. Так что, при всём уважении к Теоклу, лучше уж пусть священник помучается лишние минуты в ожидании, чем потом всем заговорщиках мучаться в руках палачей. К тому же их Иссон учил своих последователей быть терпеливыми.
   Наконец, решив, что время пришло, Олх тихонько выбрался за окно, аккуратно прикрыл его за собою, перебрался на окружавший трактирный двор забор и спрыгнул вниз, на пустынную улицу. Плотнее закутавшись в плащ и низко надвинув капюшон, дабы случайный встречный не догадался, что видит перед собой не человека, полуогр медленно пошел в сторону Вальдского замка: по уговору, Теокл должен был ожидать его где-то на пути к цитадели инквизиторов.
   Ждать появления священника долго не пришлось: Олх едва миновал пару переулков, как из третьего навстречу вышла тёмная, сливающаяся с ночным мраком фигура. Будь на месте Скаута человек, он бы, пожалуй, встречного и не заметил, но унаследованное от матери-орчихи тепловое зрение давало Олху несомненное преимущество. Как же сумел его разглядеть в темноте священник, пусть даже полуогр шел, не таясь, прямо по середине улицы, Олх не знал, да и узнать не стремился: у каждого есть право на свои маленькие тайны.
   — Где Реш?
   — Со мной, со мной. Ты-то, как устроился? — поинтересовался Теокл.
   — Милостью отцов-инквизиторов просто отлично. Вообразить себе не мог, что горожанин-трактирщик будет таскать мне в комнату бараний бок и пиво. Почувствовал себя человеком-аристократом.
   — Это плохо, — серьезно ответил изонист. — Аристократам рода людского присущи многие недостатки. Хотя, конечно, и хороших и плохих людей можно встретить в любом звании, но среди аристократов мерзавцы почему-то попадаются чаще.
   — Я не считал, — равнодушно парировал Олх. — Ну, далеко до этой школы Ксантия?
   — Не близко.
   — Тогда не будем терять времени на болтовню, веди быстрее. Чем быстрее я вернусь в свою комнату в трактире, тем всем будет спокойнее.
   — А мы что делаем? Уже идём.
   Действительно, за разговором священник, полуогр и присоединившийся к ним Реш углубились в лабиринт узких тёмных переулков. Великолепно ориентирующийся в любой дикой местности, Скаут уже через несколько минут понял, что самостоятельно назад вернуться не сумеет.