- А в Дрездене камня на камне не осталось, - вздохнул Анатолий, его мучила судьба прекрасного города, он не мог понять американских и английских летчиков.
Я рассказал ему, как осенью прошлого года (полк базировался тогда на аэродроме Мелец, возле сандомирского плацдарма) мне позвонил командир дивизии:
- Шевчук, подними в воздух пару истребителей. К вашему аэродрому приближаются две американские "летающие крепости". Судя по всему, заблудились или еще что-то случилось. Пусть предложат им посадку на твоем аэродроме.
Действительно, с запада на небольшой высоте летели, скорее, даже плыли в воздухе два огромных бомбардировщика. К ним подошла пара истребителей капитана И. Клочко, которую я поднял по приказу комдива. Наши пилоты пригласили американцев следовать за собой. Один бомбардировщик сразу понял и начал разворачиваться к аэродрому. Экипаж второго Б-29 продолжал полет своим курсом. Но вот с него посыпались фигурки людей, забелели парашюты. Громадина "летающей крепости" пошла к земле и мощным взрывом закончила свое существование.
Первый же самолет благополучно совершил посадку на нашем аэродроме. Вскоре привезли и экипаж, который покинул свой Б-29. И хотя у нас знанием английского языка никто не отличался, гости тоже дальше восклицаний "О'кэй!", "Сталинград!" не ушли, но еще до прибытия переводчика мы прекрасно поняли друг друга. Авиационный язык жестов интернационален.
Американцы объяснили, что они долго летали, горючее подходило к концу, и хорошо, что им показали аэродром. Однако когда мы попытались выяснить, что произошло с самолетом, экипаж которого вынужден был выброситься на парашютах, взаимопонимания не достигли даже на авиационном языке. Только много позднее мы узнали, что экипаж покинул самолет, обрекая исправную дорогостоящую машину на гибель из-за того, что на ней стоял новый бомбардировочный прицел, секретами которого американцы не желали делиться со своими союзниками.
Но это было позже. А тогда, понятно, мы встретили американских авиаторов по всем законам русского гостеприимства. Как только из полка уехали многочисленные представители штаба фронта, воздушной армии, улетели генералы Рязанов и Баранчук, мы по указанию начальства устроили для гостей товарищеский ужин. Ели американские летчики немного, но к водке проявили явно повышенный интерес. Естественно, что их жизнерадостность, улыбки, которые они щедро излучали уже в самый первый момент приземления после тяжелого и опасного полета, сейчас взрывались настоящим фейерверком.
Командование выделило нам переводчика, и разговор теперь шел вполне понятный для всех. Американцы рассыпались в комплиментах, любезностях, хвалили наших летчиков. Кстати, они хорошо знали фамилии советских асов Покрышкина, Кожедуба, Глинки, Луганского. Однако не забывали похвастаться и сами. Рассказывали, как они успешно бомбят немецкие города. "О, это зрелище! Пятьсот, тысяча "летающих крепостей" бросают фугаски, зажигалки - и все горит! Море огня!"
Веселые, общительные, разговорчивые эти американцы. Смелые, похоже, парни. А вот к войне, судя по разговорам, относятся как-то своеобразно: какой же восторг от пылающих в огне городов - ведь не театральное представление...
Не знаю, успели ли эти веселые ребята принять участие в февральских бомбардировках Дрездена или нет, но мой друг Анатолий Кожевников, который рассказал мне про разрушенный город, выслушав рассказ об американских летчиках, небрежно махнул рукой: "Тоже мне, вояки!"
Мне хотелось поговорить с Анатолием о его планах, как говорится, "на после войны", о наших командирских делах на сегодня и завтра. Но побеседовать не удалось: вызвал к телефону командир дивизии.
- Вот что, Василий Михайлович, держи своих ребят "на товсь!". Завтра, возможно, будет не совсем обычная работенка. Пока точно не знаю какая, но в любом случае будем менять "квартиру". Понял? Так что еще раз повторяю - "на товсь!".
Пришлось играть отбой, отдав предварительное распоряжение о подготовке полка к перебазированию. Куда, зачем - никто не спрашивал: привыкли менять "квартиры".
Ночью меня разбудила стрельба в леске, где располагались связисты. Я еще не успел связаться с оперативным дежурным, как выстрелы уже раздавались у наших казарм. Стреляли из пистолетов, автоматов, винтовок. Воздух освещали сигнальные ракеты. Дежурный срывающимся от волнения голосом доложил:
- Победа, товарищ гвардии майор... По-моему, и обеда!
Да, связисты первые получили сообщение, что в начале суток 9 мая подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
Не без труда я дозвонился командиру дивизии. На удивление, голос генерала Баранчука был деловым и озабоченным.
- Поздравляю, тоже поздравляю, дорогой мой, только... - тут разговор прервался. Слышно было, как Баранчук отдает какие-то приказания. И снова мне: - Только учти, Василий Михайлович, для нас, судя по всему, День Победы еще не наступил. Личный состав поздравь, но никаких там тостов и прочего... Понял?
- Понял, товарищ генерал.
- Вот так, Шевчук, вот так, дорогой мой товарищ майор... Да, карты с районом Рудных гор, Праги есть?
- Получили и склеили уже, товарищ генерал.
- Ну и добро. Держать "на товсь!". Команда будет.
Я напомнил генералу Баранчуку о Николае Шутте, который ждал решения своей участи. Комдив, вздохнув сказал:
- Люблю я его, черта без тельняшки. Пусть летает. Но после войны я за него отвечать не буду...
А вокруг все смеялись, кричали. У кого еще остались патроны, стреляли в воздух. Много видел я счастливых, радостных людей, но такое огромное количество одновременно не приходилось...
Утром действительно поступил приказ, его передал но телефону сам Баранчук. Из состава полка нужно выделить группу самых опытных летчиков для вылета в район Праги. Комдив объяснил:
- Туда, на центральный аэродром, уже направляли два связных самолета. Ни один из них не вернулся. А танкисты по радио докладывают, что Прага освобождена. Приказано организовать разведку и разобраться. Пусть полетают над аэродромом, посмотрят. Немцев нет - кто-нибудь один пусть сядет. Остальным прикрыть сверху... Если все в порядке, всем полком перелетаешь туда. Понял?
- Так точно!
- Только без личной самодеятельности. С первой группой отправь комэска. Понадежней который. Да у тебя все орлы... Сам готовь полк к перелету. Все! Еще раз - с Победой!
Вскоре десятка истребителей во главе с Иваном Корниенко взяла курс на юг.
События первого дня мира развертывались все стремительнее. Я сидел у радиостанции и ждал доклада майора Корниенко. Летчики оставшихся двух эскадрилий - у самолетов, техники, личный состав БАО готовят хозяйство к переброске. Наконец приглушенный расстоянием голос Корниенко:
- "Шевченко"! "Шевченко"! Здесь все в порядке. В Праге - наши! Идем домой. Мы тут чуть было в плен не попали...
Голос веселый, "все в порядке" и тут же - "чуть в плен не попали". Я сразу ничего и не понял. Все выяснилось после посадки самолетов группы Корниенко. Оказывается, аэродром, как и город, уже освобожден восставшими пражанами и вовремя подоспевшими советскими танкистами. Бои шли только на окраинах Праги. В городе ликование. Советским бойцам не дают прохода. Жители забрасывают их цветами, качают на руках. Два самолета с офицерами связи, о которых беспокоилось командование, оказались в настоящем плену - в плену у радостных жителей Праги. Офицерам даже не дали объяснить, зачем они прилетели в город. Та же участь могла постигнуть и летчиков Ивана Корниенко, на их счастье, рядом оказался чехословацкий офицер, авиатор, немного понимающий по-русски. Он понял важность задания и "освободил" летчиков.
Вскоре я повел полк на центральный аэродром Праги. Народу на нем было уже меньше, но восторга и ликования при нашем появлении не убавилось. Мне большого труда стоило организовать заправку самолетов. Мир миром, а приказ быть в боевой готовности остается в силе.
БАО и технический состав еще не перебазировались. С помощью чехословацких товарищей мы залили баки горючим. Боезапас на самолетах остался нетронутым. А вопрос с воздухом для зарядки систем оказался сложным. Резьба на штуцерах шлангов от баллонов со сжатым воздухом оказалась здесь другой. Но чехи быстро нашли мастера, перетащили баллоны в мастерскую при аэродроме, и резьба была подогнана.
Однако из "плена" мы все-таки не вырвались. Чехи, убедившись, что мы все привели в порядок, едва дали мне возможность оставить часового из молодых летчиков и, почти силой затолкав нас в автобус, увезли в город, повторяя при этом: "Войне конец, мир, победа..." В одной из лучших гостиниц нас разместили в отдельных номерах, приготовили горячий душ. Было и угощение: кружка пива и ломоть хлеба со смальцем. Хозяева виновато разводили руками - это все, что осталось от фашистов. Мы были рады и такому угощению: во-первых, все было подано от души, во-вторых, мы действительно проголодались. Улетели с аэродрома ранним утром, а прихватить с собой съестного не догадались... Но нужно возвращаться на аэродром: мы знали, что к северу от Праги все еще идут бои и наша помощь наземным войскам будет необходима.
Приехали на аэродром вовремя, туда прилетел генерал Баранчук. Он тоже настроен по-деловому:
- Нельзя нам пока праздновать. Все организовать, как на войне: боевое дежурство, готовность и прочее.
Комдив оказался прав. В течение нескольких дней приходилось выполнять вылеты на разведку. Недобитые соединения генерала Шернера пытались прорваться на территорию англо-американских войск.
10 мая полку поручили ответственную задачу: встретить и оградить от любых неожиданностей с воздуха самолеты с правительством Чехословакии. Был отработан план взаимодействия с истребителями Александра Ивановича Покрышкина, которые сопровождали эти самолеты до Праги. Здесь их принимали мои летчики и в качестве почетного эскорта и охраны сопровождали до посадки.
На аэродроме был выстроен почетный караул, и прямо тут же состоялся многотысячный митинг. Как и вчера, все население Праги вышло на улицы города. Вокруг радостные возгласы: "Наздар!", "Да здравствует Красная Армия!", "Слава Советской России!". Всюду лозунги, флаги, цветы, необычайно много цветов.
До сих пор мы не видели, не ощущали в полной мере радость людей в момент их освобождения. Аэродромы не могли успеть за наземными войсками. В Праге нам это довелось. Мы приземлились на центральном аэродроме города вскоре после подхода туда советских танков и стали свидетелями праздника освобождения братьев-чехословаков. Так на всю жизнь в нашей памяти День Победы остался окрашенным яркими красками освобожденной Праги.
Примечания
{1} Командиру авиационного штурмового полка майору Евгению Викторовичу Шутту посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
{2} Синицын А. М. Всенародная помощь фронту. М., 1975, с. 263.
{3} "Правда", 1942, 10 окт.
{4} "В разное время фронт этот именовался по-разному: то Резервным (с 10 по 15 апреля), то Степным военным округом, то, наконец, Стенным фронтом (с 9 июля по 20 октября)". - Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. 2-е изд. М., 1975, с. 217.
{5} Центральный архив Министерства обороны СССР, ф. 1 гв. шак, оп. 210122, д,3, л. 64 (далее - ЦАМО).
{6} ЦАМО, ф. 1 гв. шак., оп. 210122, д. 3, л. 82.
{7} 20 октября 1943 года войска Центрального, Стенного, Юго-Западного и Южного фронтов были соответственно переименованы в 1, 2, 3 и 4-й Украинские фронты.
{8} Подтверждение этого есть в воспоминаниях члена Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-полковника К. Крайнюкова, опубликованных в "Военно-историческом журнале" № 7 за 1969 г.: "Советские войска спасли от фашистских извергов много исторических памятников Польши. Наши разведчики обозначали на картах и объекты культуры: исторические и архитектурные памятники, музеи, картинные галереи, которые необходимо было сохранить. Где, в какой армии мира на военные карты наносились объекты, подлежащие спасению?"
{9} Итоги второй мировой войны. М., 1957, с. 206.
{10} Конев И. С. Сорок пятый. М., 1966, с. 176.
Я рассказал ему, как осенью прошлого года (полк базировался тогда на аэродроме Мелец, возле сандомирского плацдарма) мне позвонил командир дивизии:
- Шевчук, подними в воздух пару истребителей. К вашему аэродрому приближаются две американские "летающие крепости". Судя по всему, заблудились или еще что-то случилось. Пусть предложат им посадку на твоем аэродроме.
Действительно, с запада на небольшой высоте летели, скорее, даже плыли в воздухе два огромных бомбардировщика. К ним подошла пара истребителей капитана И. Клочко, которую я поднял по приказу комдива. Наши пилоты пригласили американцев следовать за собой. Один бомбардировщик сразу понял и начал разворачиваться к аэродрому. Экипаж второго Б-29 продолжал полет своим курсом. Но вот с него посыпались фигурки людей, забелели парашюты. Громадина "летающей крепости" пошла к земле и мощным взрывом закончила свое существование.
Первый же самолет благополучно совершил посадку на нашем аэродроме. Вскоре привезли и экипаж, который покинул свой Б-29. И хотя у нас знанием английского языка никто не отличался, гости тоже дальше восклицаний "О'кэй!", "Сталинград!" не ушли, но еще до прибытия переводчика мы прекрасно поняли друг друга. Авиационный язык жестов интернационален.
Американцы объяснили, что они долго летали, горючее подходило к концу, и хорошо, что им показали аэродром. Однако когда мы попытались выяснить, что произошло с самолетом, экипаж которого вынужден был выброситься на парашютах, взаимопонимания не достигли даже на авиационном языке. Только много позднее мы узнали, что экипаж покинул самолет, обрекая исправную дорогостоящую машину на гибель из-за того, что на ней стоял новый бомбардировочный прицел, секретами которого американцы не желали делиться со своими союзниками.
Но это было позже. А тогда, понятно, мы встретили американских авиаторов по всем законам русского гостеприимства. Как только из полка уехали многочисленные представители штаба фронта, воздушной армии, улетели генералы Рязанов и Баранчук, мы по указанию начальства устроили для гостей товарищеский ужин. Ели американские летчики немного, но к водке проявили явно повышенный интерес. Естественно, что их жизнерадостность, улыбки, которые они щедро излучали уже в самый первый момент приземления после тяжелого и опасного полета, сейчас взрывались настоящим фейерверком.
Командование выделило нам переводчика, и разговор теперь шел вполне понятный для всех. Американцы рассыпались в комплиментах, любезностях, хвалили наших летчиков. Кстати, они хорошо знали фамилии советских асов Покрышкина, Кожедуба, Глинки, Луганского. Однако не забывали похвастаться и сами. Рассказывали, как они успешно бомбят немецкие города. "О, это зрелище! Пятьсот, тысяча "летающих крепостей" бросают фугаски, зажигалки - и все горит! Море огня!"
Веселые, общительные, разговорчивые эти американцы. Смелые, похоже, парни. А вот к войне, судя по разговорам, относятся как-то своеобразно: какой же восторг от пылающих в огне городов - ведь не театральное представление...
Не знаю, успели ли эти веселые ребята принять участие в февральских бомбардировках Дрездена или нет, но мой друг Анатолий Кожевников, который рассказал мне про разрушенный город, выслушав рассказ об американских летчиках, небрежно махнул рукой: "Тоже мне, вояки!"
Мне хотелось поговорить с Анатолием о его планах, как говорится, "на после войны", о наших командирских делах на сегодня и завтра. Но побеседовать не удалось: вызвал к телефону командир дивизии.
- Вот что, Василий Михайлович, держи своих ребят "на товсь!". Завтра, возможно, будет не совсем обычная работенка. Пока точно не знаю какая, но в любом случае будем менять "квартиру". Понял? Так что еще раз повторяю - "на товсь!".
Пришлось играть отбой, отдав предварительное распоряжение о подготовке полка к перебазированию. Куда, зачем - никто не спрашивал: привыкли менять "квартиры".
Ночью меня разбудила стрельба в леске, где располагались связисты. Я еще не успел связаться с оперативным дежурным, как выстрелы уже раздавались у наших казарм. Стреляли из пистолетов, автоматов, винтовок. Воздух освещали сигнальные ракеты. Дежурный срывающимся от волнения голосом доложил:
- Победа, товарищ гвардии майор... По-моему, и обеда!
Да, связисты первые получили сообщение, что в начале суток 9 мая подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
Не без труда я дозвонился командиру дивизии. На удивление, голос генерала Баранчука был деловым и озабоченным.
- Поздравляю, тоже поздравляю, дорогой мой, только... - тут разговор прервался. Слышно было, как Баранчук отдает какие-то приказания. И снова мне: - Только учти, Василий Михайлович, для нас, судя по всему, День Победы еще не наступил. Личный состав поздравь, но никаких там тостов и прочего... Понял?
- Понял, товарищ генерал.
- Вот так, Шевчук, вот так, дорогой мой товарищ майор... Да, карты с районом Рудных гор, Праги есть?
- Получили и склеили уже, товарищ генерал.
- Ну и добро. Держать "на товсь!". Команда будет.
Я напомнил генералу Баранчуку о Николае Шутте, который ждал решения своей участи. Комдив, вздохнув сказал:
- Люблю я его, черта без тельняшки. Пусть летает. Но после войны я за него отвечать не буду...
А вокруг все смеялись, кричали. У кого еще остались патроны, стреляли в воздух. Много видел я счастливых, радостных людей, но такое огромное количество одновременно не приходилось...
Утром действительно поступил приказ, его передал но телефону сам Баранчук. Из состава полка нужно выделить группу самых опытных летчиков для вылета в район Праги. Комдив объяснил:
- Туда, на центральный аэродром, уже направляли два связных самолета. Ни один из них не вернулся. А танкисты по радио докладывают, что Прага освобождена. Приказано организовать разведку и разобраться. Пусть полетают над аэродромом, посмотрят. Немцев нет - кто-нибудь один пусть сядет. Остальным прикрыть сверху... Если все в порядке, всем полком перелетаешь туда. Понял?
- Так точно!
- Только без личной самодеятельности. С первой группой отправь комэска. Понадежней который. Да у тебя все орлы... Сам готовь полк к перелету. Все! Еще раз - с Победой!
Вскоре десятка истребителей во главе с Иваном Корниенко взяла курс на юг.
События первого дня мира развертывались все стремительнее. Я сидел у радиостанции и ждал доклада майора Корниенко. Летчики оставшихся двух эскадрилий - у самолетов, техники, личный состав БАО готовят хозяйство к переброске. Наконец приглушенный расстоянием голос Корниенко:
- "Шевченко"! "Шевченко"! Здесь все в порядке. В Праге - наши! Идем домой. Мы тут чуть было в плен не попали...
Голос веселый, "все в порядке" и тут же - "чуть в плен не попали". Я сразу ничего и не понял. Все выяснилось после посадки самолетов группы Корниенко. Оказывается, аэродром, как и город, уже освобожден восставшими пражанами и вовремя подоспевшими советскими танкистами. Бои шли только на окраинах Праги. В городе ликование. Советским бойцам не дают прохода. Жители забрасывают их цветами, качают на руках. Два самолета с офицерами связи, о которых беспокоилось командование, оказались в настоящем плену - в плену у радостных жителей Праги. Офицерам даже не дали объяснить, зачем они прилетели в город. Та же участь могла постигнуть и летчиков Ивана Корниенко, на их счастье, рядом оказался чехословацкий офицер, авиатор, немного понимающий по-русски. Он понял важность задания и "освободил" летчиков.
Вскоре я повел полк на центральный аэродром Праги. Народу на нем было уже меньше, но восторга и ликования при нашем появлении не убавилось. Мне большого труда стоило организовать заправку самолетов. Мир миром, а приказ быть в боевой готовности остается в силе.
БАО и технический состав еще не перебазировались. С помощью чехословацких товарищей мы залили баки горючим. Боезапас на самолетах остался нетронутым. А вопрос с воздухом для зарядки систем оказался сложным. Резьба на штуцерах шлангов от баллонов со сжатым воздухом оказалась здесь другой. Но чехи быстро нашли мастера, перетащили баллоны в мастерскую при аэродроме, и резьба была подогнана.
Однако из "плена" мы все-таки не вырвались. Чехи, убедившись, что мы все привели в порядок, едва дали мне возможность оставить часового из молодых летчиков и, почти силой затолкав нас в автобус, увезли в город, повторяя при этом: "Войне конец, мир, победа..." В одной из лучших гостиниц нас разместили в отдельных номерах, приготовили горячий душ. Было и угощение: кружка пива и ломоть хлеба со смальцем. Хозяева виновато разводили руками - это все, что осталось от фашистов. Мы были рады и такому угощению: во-первых, все было подано от души, во-вторых, мы действительно проголодались. Улетели с аэродрома ранним утром, а прихватить с собой съестного не догадались... Но нужно возвращаться на аэродром: мы знали, что к северу от Праги все еще идут бои и наша помощь наземным войскам будет необходима.
Приехали на аэродром вовремя, туда прилетел генерал Баранчук. Он тоже настроен по-деловому:
- Нельзя нам пока праздновать. Все организовать, как на войне: боевое дежурство, готовность и прочее.
Комдив оказался прав. В течение нескольких дней приходилось выполнять вылеты на разведку. Недобитые соединения генерала Шернера пытались прорваться на территорию англо-американских войск.
10 мая полку поручили ответственную задачу: встретить и оградить от любых неожиданностей с воздуха самолеты с правительством Чехословакии. Был отработан план взаимодействия с истребителями Александра Ивановича Покрышкина, которые сопровождали эти самолеты до Праги. Здесь их принимали мои летчики и в качестве почетного эскорта и охраны сопровождали до посадки.
На аэродроме был выстроен почетный караул, и прямо тут же состоялся многотысячный митинг. Как и вчера, все население Праги вышло на улицы города. Вокруг радостные возгласы: "Наздар!", "Да здравствует Красная Армия!", "Слава Советской России!". Всюду лозунги, флаги, цветы, необычайно много цветов.
До сих пор мы не видели, не ощущали в полной мере радость людей в момент их освобождения. Аэродромы не могли успеть за наземными войсками. В Праге нам это довелось. Мы приземлились на центральном аэродроме города вскоре после подхода туда советских танков и стали свидетелями праздника освобождения братьев-чехословаков. Так на всю жизнь в нашей памяти День Победы остался окрашенным яркими красками освобожденной Праги.
Примечания
{1} Командиру авиационного штурмового полка майору Евгению Викторовичу Шутту посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
{2} Синицын А. М. Всенародная помощь фронту. М., 1975, с. 263.
{3} "Правда", 1942, 10 окт.
{4} "В разное время фронт этот именовался по-разному: то Резервным (с 10 по 15 апреля), то Степным военным округом, то, наконец, Стенным фронтом (с 9 июля по 20 октября)". - Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. 2-е изд. М., 1975, с. 217.
{5} Центральный архив Министерства обороны СССР, ф. 1 гв. шак, оп. 210122, д,3, л. 64 (далее - ЦАМО).
{6} ЦАМО, ф. 1 гв. шак., оп. 210122, д. 3, л. 82.
{7} 20 октября 1943 года войска Центрального, Стенного, Юго-Западного и Южного фронтов были соответственно переименованы в 1, 2, 3 и 4-й Украинские фронты.
{8} Подтверждение этого есть в воспоминаниях члена Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-полковника К. Крайнюкова, опубликованных в "Военно-историческом журнале" № 7 за 1969 г.: "Советские войска спасли от фашистских извергов много исторических памятников Польши. Наши разведчики обозначали на картах и объекты культуры: исторические и архитектурные памятники, музеи, картинные галереи, которые необходимо было сохранить. Где, в какой армии мира на военные карты наносились объекты, подлежащие спасению?"
{9} Итоги второй мировой войны. М., 1957, с. 206.
{10} Конев И. С. Сорок пятый. М., 1966, с. 176.