Шмидт Анни. Мурли

   — До свидания.
   Когда мефрау Фан Дам удалилась, Тиббе вздохнул.
   — Это же её чердак. Я снял чердак у неё.
   — Отвратительно! — воскликнула Мурли.
   — Да нет... почему отвратительно? Я плачу ей квартирную плату. И больше у меня нет с ней никаких дел.
   — Я не это имею в виду, — сказала Мурли. — Отвратительно другое... я насчитала их двадцать!
   — Двадцать? Кого двадцать?
   — Кошек.
   — Двадцать кошек? Где?
   — У неё на шубе, — прошептала Мурли, дрожа всем телом. — Я так хорошо спала и вдруг в ужасе проснулась, потому что передо мной возникли двадцать мертвых кошек.
   — Так вот почему вы зашипели! И чуть было не поцарапали её. Вам пора научиться держать себя в руках, юфрау Мурли. Поцарапать даму лишь за то, что она носит шубу из кошачьего меха? Фу!
   — Если она ещё хоть раз появится здесь, я и в самом деле расцарапаю ей всю физиономию, — пообещала Мурли.
   — Глупости! Она купила шубу в магазине, а кошки были к этому времени уже давно мертвы. Всё оттого, что вы мало общаетесь с людьми. Вы слишком много времени проводите на крышах. И редко выходите на улицу.
   — Сегодня ночью я была на улице.
   — Вы должны ходить по улице днем. За покупками, как все приличные дамы.

ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ В ПОДВОРОТНЮ

   C корзинкой в руке Мурли шла по улице.
   Не считая того первого раза, когда она искала жилье, Мурли редко видела улицу при свете дня. С крыш она смотрела на город, погруженный в ночную тьму. Задние дворы и помойки были ей куда родней улиц и площадей.
   Она шла, подавляя в себе желание шагнуть в подворотню или спрятаться за стоящим автомобилем. Люди и гудящий, бренчащий, громыхающий транспорт вызывали в ней тревогу.
   «Мне не положено шарахаться в подворотни,— внушала она себе.— Я — дама, делающая покупки. Вон идет собака. Мне нельзя пугаться, это же маленький, совсем нестрашный песик... и шипеть на него тоже нельзя. И принюхиваться к мусорным ящикам тоже не стоит. Я иду по магазинам, как подобает всякой уважающей себя даме».
   Издалека Мурли учуяла запах селёдки из палатки на Грунмаркт, и ноги сами понесли её в ту сторону.
   Приблизившись к палатке, она сначала сделала вокруг неё несколько кругов, потом вдруг её осенило: «Я ведь могу купить селёдку! У меня же есть кошелёк. Мне не нужно выпрашивать и тащить исподтишка». Она подошла к продавцу. От селёдочника исходил такой чудесный запах, что Мурли потёрлась головой о его плечо. Он, правда, этого не заметил — с таким усердием чистил селёдку.
   Она купила селёдку, копчёную рыбу и свежую макрель — всего очень помногу, и, расплачиваясь, опять не выдержала и потёрлась головой о рукав селёдочника. Тот удивлённо уставился на неё, но Мурли уже зацокала каблучками по направлению к булочной.
   Путь её лежал мимо школы господина Смита. Окна стояли настежь, оттуда доносилось детское пение. Мурли увидела поющий класс. Биби пела со всеми вместе.
   На подоконник вспрыгнула кошка. Это была школьная кошка Промокашка.
   — Носик-носик! — промурлыкала она.
   Мурли коснулась носом холодного розового носа Промокашки. Таким образом здоровались все городские кошки, если только они не были в ссоре.
   — Если дашь мне кусочек рыбы, — сказала Промокашка, — я скажу тебе новость.
   Мурли дала ей кусочек рыбы.
   — Потрясающая новость, — сообщила Промокашка.— Сегодня ночью Троянский конь въехал в город. Троя пала. Позаботься, чтобы это обязательно попало в газету.
   — Большое спасибо, — поблагодарила Мурли. Через два дома на солнышке грелся Косой Симон, сиамский кот господина Смита.
   — Дай мне кусочек рыбы, — попросил он. — Я тебе кое-что расскажу.
   Схватив рыбу, он проурчал:
   — Никогда не слушай эту Промокашку. Она всё время торчит в школе на уроках истории. Ей ужасно нравится, о чём там рассказывают, и ей кажется, что всё это произошло на днях.
   — Я понимаю, — кивнула Мурли. — А что ты хотел мне сообщить?
   — Вот это и хотел, — сказал Симон.
   — Все вы хотите только рыбу, — вздохнула Мурли. — К счастью, у меня её много.
   Дальше путь Мурли лежал мимо фабрики. Это была парфюмерная фабрика, где выпускали флакончики с прекрасными ароматами. Всё вокруг пахло чуть увядшими фиалками. Совсем не так приятно, как у селёдочной палатки.
   Мурли хотела, зажав нос, пробежать мимо, но под ногами у неё вертелся фабричный кот. Это был сын Помоечницы Парфюм. Он невыносимо благоухал фиалками.
   — У тебя, конечно, найдется для меня новость, если я дам тебе кусочек рыбы, — сказала Мурли.
   — Как ты догадалась? — удивился Парфюм.
   — Я могу дать тебе немного макрели.
   — Во-первых, — кот раздулся от важности, — самого симпатичного работника фабричной столовой вышвырнули на улицу. Вон он стоит. Его зовут Биллем. Очень жалко, потому что он всегда был ласков со мной и каждый день меня гладил.
   — Почему же его вышвырнули? — спросила Мурли.
   — Потому что он всё время опаздывает.
   — Да, в самом деле жаль. — Мурли вздохнула. — Но это не новость для газеты.
   — Как это не новость? — возмутился Парфюм.— Ну ладно, это было во-первых. Теперь будет во-вторых. Существуют планы расширения фабрики. Вчера я сидел на закрытом заседании. Весь район превратится в огромную парфюмерную фабрику.
   — Вот это действительно новость, — сказала Мурли. — Очень тебе признательна.
   — Но одобрения пока не получено! — крикнул ей вслед Парфюм.— Его должен дать Муниципальный Совет.
   Во время прогулки по магазинам Мурли встретила не так-то уж много людей. Зато кошки ей попадались на каждом шагу, особенно на пути от селёдочной палатки к булочной.
   Булочница стояла за прилавком и обслуживала двух дам. Мурли чинно встала в очередь. Тут из жилых помещений, пронзительно мяукая, выбежала кошка булочницы Булочка.
   «Учуяла мою рыбу»,— подумала Мурли, но Булочке было не до рыбки.
   — Скорее, скорее! — мяукала кошка. — Предупреди хозяйку, скорее! Мурли живо подошла к прилавку и сказала:
   — Прошу прощения, но ваш сыночек Япье схватил бутылку с бензином. Наверху, в ванной.
   Булочница испуганно взглянула на неё, выронила из рук сдобные булочки и, не произнеся ни слова, исчезла за дверью.
   Мурли почувствовала на себе взгляды двух незнакомых дам, стоявших возле прилавка. Она скромно потупилась и охотно удрала бы отсюда, однако булочница уже вернулась в магазин.
   — Так оно и было, — тяжело дыша, проговорила она. — Я поднялась наверх и увидела Япье... ему три года... он собирался попробовать бензин из бутылки... Приди я минутой позже... Не знаю, как и благодарить вас, юфрау, за то, что вы меня предупредили.
   Внезапно она замолчала и оторопело уставилась на Мурли.
   — Откуда вы узнали? — спросила она. — Вы же не могли увидеть его отсюда?
   «Ваша кошка Булочка мне сказала», — чуть было не сорвалось у Мурли с губ, но под пронзительными взглядами двух дам она лишь пробормотала:
   — Я... у меня появилось такое чувство...
   — В любом случае огромное спасибо. Кто следующий?
   — Мы пропускаем юфрау вперед, — сказали дамы.
   Мурли купила хлеб, сухарики и расплатилась. Стоило ей выйти за дверь, как обе кумушки наперебой затараторили:
   — Это же юфрау господина Тиббе!
   — Она его секретарша... спит в коробке!
   — А ночью сидит на крыше!
   — Очень странная дамочка...
   — Довольно, — остановила их булочница. — Может, она и странная дамочка, мне она сослужила добрую службу. И хватит её обсуждать. Половинку черного, вы говорите?
   ***
   Тем временем Тиббе поджидал свою секретаршу.
   Прошло больше часа с тех пор, как Мурли пошла по магазинам. Ей нужно было только купить хлеб и рыбу, на это не требовалось много времени.
   Он сидел за письменным столом и в нетерпении грыз ногти. В тот самый миг, когда он уже собирался пойти её искать, зазвонил телефон.
   — Алло! — сказал Тиббе.
   — Добрый день, господин Тиббе, с вами говорит мефрау Фан Дам. Видите ли, в чём дело... Я звоню из телефонной будки. Ваша секретарша сидит на дереве. И никак не может спуститься.
   — О, благодарю вас, — выдохнул Тиббе.
   — Всегда к вашим услугам.
   «На каком дереве»,— вдруг сообразил Тиббе, но она уже положила трубку.
   — Снова-здорово! — воскликнул Тиббе и бегом припустился по улице.
   Первым делом он бросился на Грунмаркт, там было больше всего деревьев. Прибежав на место, он сразу заметил небольшую толпу вокруг дерева. Это было другое дерево, ещё выше прежнего. Биби тоже толкалась там, потому что занятия в школе уже закончились.
   — За ней погналась собака, — объяснила Биби.
   — Понимаю, — сказал Тиббе. — Как же теперь помочь ей спуститься?
   — Ей уже помогает селёдочник. Он сам залез на дерево.
   Под жадными взорами зевак Мурли с помощью селёдочника спрыгнула сначала на крышу овощного лотка, а потом на землю.
   — Премного благодарна. — Она улыбнулась ему очаровательной улыбкой и напоследок ещё раз вдохнула замечательный запах его одежды. — Ах, где-то здесь должна стоять моя корзинка.
   Тиббе поднял с земли корзинку и обнаружил в ней хлеб, сухарики и совсем немного рыбы.
   — Что-то нужно придумать, — сказал он, когда они вернулись домой. — Так больше не может продолжаться.
   Мурли сидела в уголке и печально смотрела на него.
   — Это был тот же самый пес, — вздохнула она. — Его зовут Марс.
   — Это не повод лазать по деревьям, — возразил Тиббе. — Что за кошачьи штучки! Вы должны отучиться от них.
   — Как приятно, когда тебя спасает селёдочник, — мечтательно протянула Мурли.
   Тиббе вконец разозлился, но прежде чем он успел вспылить, она кротко заметила:
   — По пути я собрала для вас кое-какие новости.
   Она рассказала ему о планах расширения парфюмерной фабрики. Это немного успокоило Тиббе: у него вновь было о чём писать.

ПРИВЕТ ОТ СЕСТРЫ

   Когда следующей ночью Мурли выбралась на крышу, Помоечницы там не было. Вместо неё Мурли поджидала другая кошка. Это была Промокашка.
   — Тебе привет, — сказала она. — Помоечница не может прийти.
   — У неё родились котята?
   — Штук семнадцать, мне кажется, — поморщилась Промокашка.
   — Где же они все?
   — Знаешь автостоянку за бензоколонкой? Дворами к большому боярышнику, а там перелезть через изгородь. На автостоянке несколько заброшенных фургонов. В одном из них она и живёт. Временно, конечно.
   — Я сейчас же пойду к ней, — сказала Мурли.
   — Дай сначала кусочек рыбки.
   — Это не для тебя, я берегу рыбу для Помоечницы. И молоко для неё.
   — Молока мне не надо. А если ты дашь мне кусочек рыбки, я расскажу тебе новость для газеты.
   Мурли дала ей самый маленький кусочек.
   — Александр Македонский начал новый поход, — изрекла Промокашка. — Об этом нужно немедленно сообщить в газете.
   — Спасибо, — поблагодарила Мурли. Она поняла, что Промокашка опять сидела на уроке истории.
   Тёмными дворами Мурли добралась до гаража, где днем ремонтировали машины. Гараж был закрыт, но бензозаправка работала: там горел свет, гремело маршами радио.
   Судя по всему, Помоечница нашла то, что искала. Облегчающую роды музыку.
   Стоянка за бензозаправкой была погружена во тьму. Дремали притихшие автомобили, позади них приткнулись фургоны.
   Обычному человеку трудно было бы отыскать дорогу в такую темень, но Мурли, сохранившая все кошачьи свойства, ориентировалась в темноте так же, как при свете дня, поэтому она без труда нашла жилище Помоечницы.
   Это был старый заброшенный фургон. Одно окно было выбито, занавеска полоскалась по ветру, дверные петли скрипели. Внутри, на старом одеяле, лежала Помоечница. Рядом с ней копошились котята.
   — Целых шесть! — возопила она с обидой. — Представляешь? Вот ведь угораздило. И чем я заслужила такое? Вон взгляни. А ну-ка, вылезайте из-под меня, мелюзга! — прикрикнула она. — Смотри, теперь их лучше видно. Один рыжий. Точь-в-точь вылитый папаша, здешний кот Бензин. Все остальные такие же помоечники, как и я. А сейчас дай мне чего-нибудь поесть, я просто умираю с голоду!
   Мурли опустилась на колени рядом с ней и оглядела шестерых пищащих котят.
   У них были маленькие хвостики, ещё слепые глазки и крошечные' коготки. С бензозаправки доносились звуки радио.
   — Слышишь? — спросила Помоечница. — Правда здорово? Я тут с комфортом устроилась.
   — А здесь не опасно? Чей это фургон?
   — Ничей. Он уже много лет пустует. Сюда никто не приходит. Ты не встречалась с Бензином?
   — Нет.
   — Он ещё ни разу не удосужился прийти взглянуть на своих деток, — сказала Помоечница. — Не то чтобы я об этом мечтала, но всё же и совесть надо иметь! Ладно, давай сюда рыбу. А молоко у тебя есть? В бутылке? Ты что, хочешь, чтобы я пила из бутылки?
   — Не шуми, я взяла с собой миску.
   Кошка накинулась на молоко, а Мурли тем временем огляделась по сторонам.
   — Я бы не чувствовала себя здесь спокойно, — призналась она. — Стоянка — это всегда люди. Целый день полным-полно людей.
   — Да тут тихий уголок, — чавкая, отозвалась Помоечница.
   — Но твои дети были бы в большей безопасности на чердаке у господина Тиббе.
   Помоечница поперхнулась от возмущения, а её дети завалились набок и жалобно запищали.
   — Да заткнитесь вы наконец! — гневно прикрикнула на них мамаша. — Сосут день и ночь напролет. А чуть тронь — вопят, будто их режут.
   Внезапно её глаза сверкнули в темноте недобрым желтым блеском.
   — Если ты отнимешь у меня детей, — прошипела она, — я выцарапаю тебе глаза!
   — Отниму? Естественно, я возьму тебя вместе с ними.
   — Нет уж, спасибо! Мне и здесь хорошо.
   — Позже, когда они подрастут, я постараюсь найти им хозяев.
   — Без надобности. Они сами себя пристроят. Пусть остаются такими же бродячими кошками, как я. Всё лучше, чем с людьми. Я всегда говорю: есть две породы людей. Первая порода — негодяи.
   Она замолчала, впившись в огромный кусок вареной рыбы. Мурли терпеливо ждала.
   — А вторая порода? — спросила она.
   — Вторую породу я забыла, — сказала Помоечница и страшно закашлялась. — Кх-кх-кх-кх! — надрывалась она.
   Мурли похлопала её по тощей спине. Помоечница выплюнула кость.
   — Этого ещё не хватало! — сказала она. — Подавиться какой-то поганой костью! В следующий раз лучше смотри, какую рыбу приносишь. У меня тут и так хлопот полон рот с этим детским садом. Но знаешь, что мне особенно нравится? То, что я живу рядом с дорогим районом. Вон оттуда, — она махнула лапой, — начинаются большие виллы.
   — Большие виллы стерегут злые собаки, — заметила Мурли.
   — Оно, конечно, так. Но чаще всего они сидят на цепи. А рыбки в прудах там такие же толстые, как и сами хозяйки. В такую погоду все ворота и калитки почти всегда открыты. Туда только незаметно прошмыгнуть, и обязательно найдешь чем поживиться. Давай к нам. Почему ты не хочешь? Места на всех хватит. Мы могли бы вместе охотиться. И я уверена — чтоб мне попасть на живодерку! — если ты слопаешь толстого дрозда, то очень скоро опять превратишься в нормальную кошку. Фу ты, угораздило же меня...
   — Что случилось?
   — Какая же я дура! — воскликнула Помоечница. — Я же забыла рассказать тебе новость... Материнская любовь мне совершенно заморочила мозги.
   — Одно другому не мешает, говори же.
   — Это не для газеты. Новость касается тебя. Приходила твоя тетка. Тётушка Мортье, я имею в виду. Она хотела бы поговорить, но слишком стара, чтобы шастать по крышам в поисках тебя. Вот, передала всё через меня.
   — Что же она сказала?
   — Она просит тебя заглянуть к ней. Её навестила твоя сестра.
   — Моя сестра? — испугалась Мурли. — Она же... она живёт очень далеко. На другом конце города. Что ей понадобилось?
   — Откуда же я знаю, — зевнула Помоечница. — Мое дело помоечное. Здорово я пошутила? Если ты придешь завтра, позаботься, пожалуйста, чтобы в рыбе не было костей.
   — А ты не будешь возражать, если я навещу тебя не одна, а вместе с моим хозяином? — спросила Мурли. — Или с Биби?
   — Биби пусть приходит, — поколебавшись, согласилась Помоечница. — Она меня рисовала. Видела мой портрет?
   — Очень похож, — кивнула Мурли.
   — Что же до твоего Тиббе... я, честно говоря, так боюсь, что он начнет тут тетешкаться с котятами, — сказала Помоечница. — Он, этот тетешник, ещё хуже тебя. Детей моих заберет, потащит их по врачам, уколы делать и всякое такое... Пристраивать их будет...
   — Я скажу ему, чтобы он не тетешкался, — пообещала Мурли. — До завтра.
   ...По пути домой Мурли заглянула в сад тётушки.
   Спрятавшись в кустах, она мяукнула, и тут же её престарелая родственница выбралась из дома через кошачий лаз в двери.
   — Ты не слишком-то преуспела, — проворчала она. — По-прежнему никакого хвоста, никаких усов и тот же дурацкий костюмчик в обтяжку.
   — Я слышала... — начала Мурли.
   — Правильно слышала, — перебила её тётушка. — Твоя сестра приходила.
   Мурли задрожала, её голос чуть охрип.
   — Моя сестра с Эммалаан?
   — Откуда же ещё? Насколько я знаю, у тебя одна сестра.
   — Она прогнала меня. — Мурли опустила голову. — Из дома и из сада. Она ужасно разозлилась на меня. Потому что я перестала быть кошкой. Она запретила мне возвращаться...
   — Я её понимаю, — сощурилась тётушка Мортье. — Но она передавала тебе привет. Она больше не злится на тебя. Она сочувствует твоему несчастью, честное слово.
   — И мне можно вернуться? — спросила Мурли. — Она согласна жить со мной?
   — Естественно, не с такой, какая ты сейчас! — в сердцах воскликнула тётушка. — Сперва стань снова приличной кошкой, иначе дело не пойдет.
   — Какой замечательный сад был там, на Эммалаан! — грустно сказала Мурли. — Это был мой собственный сад и мой собственный дом. И хозяйка была к нам так добра... А хозяйка захочет взять меня обратно?
   — Возьмет, куда денется, если ты, конечно, вернешься к ней такой, какой была раньше, — заверила старая кошка. — И вот что я хочу тебе рассказать. Твоя сестра поняла причину твоего... твоего заболевания. С ней приключилась та же история.
   — Как? — воскликнула Мурли. — Она тоже?!
   — Тс-с-с, да не кричи ты так, — поморщилась тётушка Мортье. — Нет, она не «тоже»... Она чуть было не стала, как ты. У неё начали появляться человеческие признаки. Усы отпали, хвост почти исчез... Это случилось потому, что вы обе налопались чего-то на помойке института. Так сказала твоя сестра.
   — Неужели? — удивилась Мурли. — Рядом с нашим домом было здание, возле него всегда стоял открытый мусорный ящик... Мы нашли там что-то съедобное.
   — Вот-вот, — кивнула тётушка. — Но она съела меньше, чем ты. Поэтому у неё всё прошло.
   — Само по себе?
   — Нет, она сказала, что приняла необходимые меры, поэтому и выздоровела. Но если ты хочешь узнать, что именно она сделала, тебе придется сходить к ней.
   — Ох, — вздохнула Мурли.
   — И как можно быстрей, — сказала тётушка. — Твоя болезнь затянулась. Ты что, сомневаешься?
   — Честно говоря, я не знаю, хочу ли я этого, — призналась Мурли.
   — Ты совсем с ума сошла! — воскликнула тётушка Мортье. — Твой единственный, можно сказать, последний шанс стать порядочной кошкой! А она, видите ли, не знает, хочет она или не хочет!
   — Я должна подумать, — сказала Мурли. Возмущенно фыркнув, тётушка Мортье гордо прошествовала к дому, а Мурли поспешила вернуться на свою крышу.
   Она сидела там и смотрела, как по небу над Страховым банком ползет неторопливая луна. Из ночных садов поднимались дурманящие ароматы, то здесь, то там на крышах вспыхивали огоньки кошачьих глаз. Всё так запуталось в этом мире!
   На следующее утро Тиббе вручил ей сверток.
   — Это подарок, — пояснил он. — Я получил большой гонорар.
   — Как красиво, большое спасибо, — обрадовалась Мурли. В свертке оказались перчатки.
   — Это для приёма, — сказал Тиббе.
   — Какого приёма?
   — Сегодня вечером в отеле «Монополь» состоится приём. В честь юбилея господина Смита. Мы оба чересчур застенчивы, нам нужно учиться преодолевать робость. Я думаю, что селёдочник там тоже будет.
   — О! — просияла Мурли.
   — Я купил перчатки, — сказал Тиббе, — потому что подумал: если вы там кого-нибудь оцарапаете в перчатках, то будет не так больно.

ПРИЁМ В ЧЕСТЬ ГОСПОДИНА СМИТА

   — Лучше я вернусь домой, — прошептала Мурли. — Мне страшно.
   Они стояли на Грунмаркт перед отелем «Монополь». Здание отеля окружали бесчисленные машины, оживленная и нарядная толпа спешила на праздник в честь господина Смита.
   На Мурли были новые перчатки, но как только она увидела такое обилие людей, её охватила робость.
   — Все страхи долой! — отважно заявил Тиббе. — Смотрите, вон Биби выходит.
   Сияя от радости, к ним вприпрыжку подбежала Биби.
   — Что это у тебя? Фотоаппарат?
   — Первая премия! — гордо сообщила Биби. — Я получила первую премию на конкурсе рисунка.
   — Ты её точно заслужила!
   — Рисунок висит на стене. И будет висеть там целый день. Я сама выбрала подарок.
   — Ты пойдешь с нами туда? — спросила Мурли.
   Биби покачала головой.
   — Сегодня приём для взрослых, — сказала она. — У нас уже был праздник. В школе.
   Она побежала дальше, а Тиббе подал Мурли руку:
   — Идемте же, юфрау Мурли. И прошу вас не мурлыкать, не шипеть, не тереться головой ни об кого, включая селёдочника!
   — А собаки там будут? — испуганно спросила Мурли.
   — Нет, собак на приёмы не пускают.
   Внутри было полным-полно народу. Господин и госпожа Смит сидели на эстраде в окружении корзин с цветами, позади них были развешаны рисунки. Получилась замечательная выставка, портрет Помоечницы красовался на самом почетном месте. «Первая премия», — гласила табличка.
   — Ах, Тиббе! — воскликнул господин Смит. — Мой дорогой Тиббе, как приятно, что ты пришёл. Взгляни, какой подарок я получил от жителей города. Цветной телевизор! Правда, здорово?
   Тиббе пожал ему руку и представил Мурли:
   — Моя секретарша, юфрау Мурли.
   — Очень приятно,— привстал господин Смит.— Кажется, мы уже виделись раньше? Вы забрались на дерево...
   Сзади напирали новые поздравляющие, и Тиббе с Мурли прошли в зал. Гости стояли небольшими группами. Селёдочник уже был здесь. Он помахал Мурли, и она залилась краской. Булочница тоже приветливо кивнула Мурли, которой приём начинал всё больше нравиться.
   «Всё идет как нельзя лучше, — с облегчением подумал Тиббе. — Сегодня в ней нет ничего кошачьего».
   По залу в неизменной шубе фланировала мефрау Фан Дам. Она то и дело останавливалась пошептаться с другими дамами. Они подталкивали друг друга локтями, поглядывая в сторону Тиббе и его секретарши.
   Мурли снова забеспокоилась.
   — Не обращайте на них внимания, — тихо сказал Тиббе.
   Они подошли к красиво сервированному столу. Маленькие палочки были воткнуты в бутербродики с колбасой и сыром.
   — Всё это можно брать просто так? — спросила Мурли.
   — Чуть позже, — остановил её Тиббе.
   В дверях появился солидный господин в очках и костюме в полоску.
   В зале сразу стало тихо. Все приветствовали его с величайшим почтением.
   — Это бургомистр? — прошептала Мурли.
   — Нет, — тоже шепотом ответил Тиббе. — Это директор парфюмерной фабрики господин Эллемейт. Очень важная шишка. Он делает много добра.
   — А что такого он делает? — спросила Мурли.
   — Он дает деньги на Добрые Дела.
   Мурли хотела спросить что-то ещё, но кругом на них зашикали:
   — Тс-с-с!
   — Сейчас будет говорить господин Эллемейт! — зашелестело по залу.
   Все подались вперед, чтобы не пропустить ни единого слова, и из-за толчеи Мурли с Тиббе потеряли друг друга.
   Его оттеснили в конец зала, в то время как Мурли вытолкнули прямо к столику, стоя за которым господин Эллемейт готовился держать речь.
   — Многоуважаемый юбиляр, — начал он. — Дамы и господа.
   В зале стало совсем тихо.
   — Я удовлетворен количеством собравшихся поздравить нашего дорогого господина Смита.
   Говоря, он раскачивал на пальце цепочку с ключом от автомобиля.
   Ключик качался над столиком из стороны в сторону.
   Тиббе нашёл взглядом Мурли и к своему ужасу заметил, что её глаза двигаются туда-сюда, как на соревновании по настольному теннису. Она не слушала оратора, а лишь завороженно следила за раскачивающимся ключиком, как кошка за бумажным бантиком на ниточке.
   «Сейчас она прыгнет»,— подумал Тиббе и громко кашлянул, но Мурли не обратила на него ни малейшего внимания.
   — Кого из нас не обучал господин Смит, — разглагольствовал оратор, — и мы все...
   Звяк!
   Обтянутая перчаткой рука метнулась в воздухе, и ключик громко звякнул о столик.
   Господин Эллемейт в испуге осекся и обескураженно взглянул на Мурли. Все рассерженно повернулись к ней. Сейчас она была похожа на застигнутую на месте преступления кошку, которая мечется в поисках выхода. Тиббе попробовал протолкнуться к ней, но она вдруг нырнула вниз, к ногам гостей, и исчезла.
   К счастью, господин Эллемейт продолжил свою речь, и публика быстро забыла о происшествии.
   Тиббе украдкой оглядел зал, пробовал даже заглянуть под стол... Куда же она подевалась?
   Речь была произнесена, господин Смит выступил с ответным словом. Замелькали официанты с подносами, гости оживленно разбирали бокалы и бутерброды. Тиббе потерянно бродил среди пьющих и жующих гостей. Где же она?
   Быть может, незаметно выскользнула за дверь? Уж что-что, а бесшумно ступать, тихонько подкрадываться и мигом исчезать она умела. Скорее всего, она уже свернулась калачиком в своей коробке на чердаке.
   Тиббе вздохнул. Всё так хорошо начиналось. Она не шипела и не царапалась... не терлась головой о рукав селёдочника, и опять всё пошло наперекосяк. Опять кошачье в ней пересилило.