Страница:
35
36
37
38
Широкоплечий человек продолжал идти за Алексеем. В каких-нибудь десяти-пятнадцати шагах. Он получил чью-то команду и слепо следовал ей, хотя должен был бы уже по тому, как резко изменил Алексей легко читавшийся первоначальный маршрут, понять: его, незадачливого филёра, ведут теперь, как телка на бойню.
Аллея, по которой шёл Макаров, вела вниз, прямо к светлевшему далеко впереди, на фоне тёмной арки из сплетавшихся над головой крон деревьев, песчаному берегу моря. Там, у моря, могли оказаться нежелательные свидетели. Да и справиться с, мягко говоря, не слабым парнем, внезапно напав, здесь, под сенью деревьев, на идущей под уклон дороге, должно было быть явно легче. Поэтому, убедившись, что в своеобразном зеленом тоннеле, кроме него самого и загадочного сопровождающего, никого нет, Макаров где-то на середине полого уходившего вниз спуска вдруг остановился, круто повернул назад и стал быстро подниматься навстречу шедшему за ним человеку.
Преследователь Алексея не был мастером слежки, а задача, которую поставил перед ним Макаров, была куда труднее той, что предстояла ему чуть ранее, на освещённой центральной улице. Парень растерялся. Ко всему, он не знал намерений Макарова и, очевидно, не знал, как поступить, ведь ясно было, что его заметили. Бог знает, что было в этот момент в голове у молодого человека, но Алексей и не думал об этом — он просто пытался привести его хотя бы на время в замешательство и растерянность и, следовательно, заставить потерять сосредоточенность, готовность к отпору. Это ему удалось. Широкоплечий парень не нашёл ничего лучшего в создавшейся ситуации, как остановиться и, уперевшись в асфальт дороги широко расставленными ногами, скрестив на груди руки, в упор уставиться на Него.
Не самая лучшая поза для негласного наблюдателя!.. Макаров понял, что от него ожидают каких-то агрессивных действий, и, следовательно, он должен показать полное отсутствие таковых.
Парень сверлил Алексея взглядом, пытаясь предугадать, что же последует дальше. Может быть, он ждал какой-нибудь грубой выходки, протеста, требования объясниться…
Но Алексей обманывал ожидания готового ко всему человека. Он был совсем бесконфликтен, спокоен, он не хотел выяснять отношения и, приближаясь с каждым шагом к преследователю, показывал, что… не видит его, в упор не видит и вообще не понимает, что тот вёл его продолжительное время. Подойдя к стоявшему в вызывающей позе парню, Макаров даже взял немного влево, ссутулив плечи, опустив глаза и явно показывая, что собирается даже не пройти, а прошмыгнуть (мышкой прошмыгнуть!) мимо.
Вот от человека в белой майке его отделяет уже всего два шага, и Макаров видит напрягшиеся ноги, скрещённые на груди руки со вздувшимися буграми мышц, плоский, подобранный живот… Ещё шаг: сейчас они поравняются; Алексей по-прежнему не смотрит парню в лицо, хотя и поднял глаза от земли, — упорно глядит мимо него, на падающий издалека, с улицы, на тёмную аллею бледный свет фонарей.
«Интересно, почему здесь, на дороге, ведущей на пляж, к морю, не предусмотрено освещения? — мелькнуло в голове у Макарова. — А может, просто забыли включить?.. Сейчас, сейчас ты узнаешь, что я хочу», — это он уже мысленно обращается к мощному, хотя и невысокому человеку, продолжающему оставаться на прежнем месте. Вот они уже поравнялись, и тот чуть повернул к Алексею голову, но Алексей спокойно шагает мимо него. Кажется, ему совсем не интересен уставившийся на него незнакомый человек, не интересен…
«Пора», — сделав очередной шаг правой ногой, Макаров поднимает левую для очередного, но вместо того, чтобы опустить ступню на асфальт, резко бьёт ею стоящего на прежнем месте парня под коленку, точно по сгибу левой ноги, лишая его устойчивости. Затем, резко крутанувшись на месте, — у него более выгодное положение: на пологом склоне он стоит чуть выше, — Алексей с плеча, без замаха, наносит с разворота успевшему полуобернуться человеку удар кулаком в лицо. Инерция столь сильна, что больше ничего уже не надо: как бы ещё не пришлось оказывать несчастному медицинскую помощь. Кулак Макарова попал парню точно в нижнюю челюсть, по центру, и это буквально снесло его с места — сделав два-три неверных шага вниз на полусогнутых ногах, недавний преследователь рухнул на асфальт.
Дальше уже все было просто, как на тренировке по боевому самбо. Через мгновение Алексей уже сидел верхом на лишившемся чувств здоровяке и скручивал ему руки за спиной его же брючным ремнём. Оставалось привести его в чувство и выяснить, кто организовал слежку. Макаров встал с шевельнувшегося под ним мужчины и, взяв его одной рукой за воротник, а другой за пояс брюк, резко потянул вверх.
— Вставай, дорогой, поговорим, — сказал он, поднимая не опасного больше человека в вертикальное положение.
— Сука… — пробормотал тот окровавленными губами.
В этот момент сверху, со стороны улицы, послышался слабый звук, похожий на звук мотора подъезжающей машины. Это казалось невероятным, ведь ещё десяток секунд назад, когда Макаров только готовился к нападению, тёмная аллея, ведущая по обрывистому склону к морю, была совершенно пуста, теперь же… Алексей быстро обернулся.
Машина подъезжала с выключенными фарами, но, когда Макаров обернулся, в глаза ему ударили два ярчайших столба света. Моментально среагировав, Алексей схватил своего недавнего преследователя за майку на груди и рванул за собой в сторону, к бетонному парапету. Он думал о том, чтобы из подъезжавшей машины не разглядели окровавленного лица парня, и потому не сразу осознал, что машина повернула в ту же сторону, куда попытался отступить он сам и куда тащил за собой человека в белой майке. Когда же понял, что автомобиль-убийца рыскает по дороге вслед за ним, было поздно. Макаров ещё попытался запрыгнуть на достаточно высокий бетонный парапет, отделяющий асфальтовую полосу дороги от крутого, уходящего вниз, поросшего растительностью склона, но не успел завершить движение — может быть, потому, что все ещё держал за грудки стоявшего рядом человека Сильнейший удар сбоку по бёдрам подбросил его вверх, оторвал от земли, и, ударившись спиной и затылком о что-то твёрдое, Алексей почувствовал, что без всякой надежды на спасение валится в сплошную чёрную пустоту.
Аллея, по которой шёл Макаров, вела вниз, прямо к светлевшему далеко впереди, на фоне тёмной арки из сплетавшихся над головой крон деревьев, песчаному берегу моря. Там, у моря, могли оказаться нежелательные свидетели. Да и справиться с, мягко говоря, не слабым парнем, внезапно напав, здесь, под сенью деревьев, на идущей под уклон дороге, должно было быть явно легче. Поэтому, убедившись, что в своеобразном зеленом тоннеле, кроме него самого и загадочного сопровождающего, никого нет, Макаров где-то на середине полого уходившего вниз спуска вдруг остановился, круто повернул назад и стал быстро подниматься навстречу шедшему за ним человеку.
Преследователь Алексея не был мастером слежки, а задача, которую поставил перед ним Макаров, была куда труднее той, что предстояла ему чуть ранее, на освещённой центральной улице. Парень растерялся. Ко всему, он не знал намерений Макарова и, очевидно, не знал, как поступить, ведь ясно было, что его заметили. Бог знает, что было в этот момент в голове у молодого человека, но Алексей и не думал об этом — он просто пытался привести его хотя бы на время в замешательство и растерянность и, следовательно, заставить потерять сосредоточенность, готовность к отпору. Это ему удалось. Широкоплечий парень не нашёл ничего лучшего в создавшейся ситуации, как остановиться и, уперевшись в асфальт дороги широко расставленными ногами, скрестив на груди руки, в упор уставиться на Него.
Не самая лучшая поза для негласного наблюдателя!.. Макаров понял, что от него ожидают каких-то агрессивных действий, и, следовательно, он должен показать полное отсутствие таковых.
Парень сверлил Алексея взглядом, пытаясь предугадать, что же последует дальше. Может быть, он ждал какой-нибудь грубой выходки, протеста, требования объясниться…
Но Алексей обманывал ожидания готового ко всему человека. Он был совсем бесконфликтен, спокоен, он не хотел выяснять отношения и, приближаясь с каждым шагом к преследователю, показывал, что… не видит его, в упор не видит и вообще не понимает, что тот вёл его продолжительное время. Подойдя к стоявшему в вызывающей позе парню, Макаров даже взял немного влево, ссутулив плечи, опустив глаза и явно показывая, что собирается даже не пройти, а прошмыгнуть (мышкой прошмыгнуть!) мимо.
Вот от человека в белой майке его отделяет уже всего два шага, и Макаров видит напрягшиеся ноги, скрещённые на груди руки со вздувшимися буграми мышц, плоский, подобранный живот… Ещё шаг: сейчас они поравняются; Алексей по-прежнему не смотрит парню в лицо, хотя и поднял глаза от земли, — упорно глядит мимо него, на падающий издалека, с улицы, на тёмную аллею бледный свет фонарей.
«Интересно, почему здесь, на дороге, ведущей на пляж, к морю, не предусмотрено освещения? — мелькнуло в голове у Макарова. — А может, просто забыли включить?.. Сейчас, сейчас ты узнаешь, что я хочу», — это он уже мысленно обращается к мощному, хотя и невысокому человеку, продолжающему оставаться на прежнем месте. Вот они уже поравнялись, и тот чуть повернул к Алексею голову, но Алексей спокойно шагает мимо него. Кажется, ему совсем не интересен уставившийся на него незнакомый человек, не интересен…
«Пора», — сделав очередной шаг правой ногой, Макаров поднимает левую для очередного, но вместо того, чтобы опустить ступню на асфальт, резко бьёт ею стоящего на прежнем месте парня под коленку, точно по сгибу левой ноги, лишая его устойчивости. Затем, резко крутанувшись на месте, — у него более выгодное положение: на пологом склоне он стоит чуть выше, — Алексей с плеча, без замаха, наносит с разворота успевшему полуобернуться человеку удар кулаком в лицо. Инерция столь сильна, что больше ничего уже не надо: как бы ещё не пришлось оказывать несчастному медицинскую помощь. Кулак Макарова попал парню точно в нижнюю челюсть, по центру, и это буквально снесло его с места — сделав два-три неверных шага вниз на полусогнутых ногах, недавний преследователь рухнул на асфальт.
Дальше уже все было просто, как на тренировке по боевому самбо. Через мгновение Алексей уже сидел верхом на лишившемся чувств здоровяке и скручивал ему руки за спиной его же брючным ремнём. Оставалось привести его в чувство и выяснить, кто организовал слежку. Макаров встал с шевельнувшегося под ним мужчины и, взяв его одной рукой за воротник, а другой за пояс брюк, резко потянул вверх.
— Вставай, дорогой, поговорим, — сказал он, поднимая не опасного больше человека в вертикальное положение.
— Сука… — пробормотал тот окровавленными губами.
В этот момент сверху, со стороны улицы, послышался слабый звук, похожий на звук мотора подъезжающей машины. Это казалось невероятным, ведь ещё десяток секунд назад, когда Макаров только готовился к нападению, тёмная аллея, ведущая по обрывистому склону к морю, была совершенно пуста, теперь же… Алексей быстро обернулся.
Машина подъезжала с выключенными фарами, но, когда Макаров обернулся, в глаза ему ударили два ярчайших столба света. Моментально среагировав, Алексей схватил своего недавнего преследователя за майку на груди и рванул за собой в сторону, к бетонному парапету. Он думал о том, чтобы из подъезжавшей машины не разглядели окровавленного лица парня, и потому не сразу осознал, что машина повернула в ту же сторону, куда попытался отступить он сам и куда тащил за собой человека в белой майке. Когда же понял, что автомобиль-убийца рыскает по дороге вслед за ним, было поздно. Макаров ещё попытался запрыгнуть на достаточно высокий бетонный парапет, отделяющий асфальтовую полосу дороги от крутого, уходящего вниз, поросшего растительностью склона, но не успел завершить движение — может быть, потому, что все ещё держал за грудки стоявшего рядом человека Сильнейший удар сбоку по бёдрам подбросил его вверх, оторвал от земли, и, ударившись спиной и затылком о что-то твёрдое, Алексей почувствовал, что без всякой надежды на спасение валится в сплошную чёрную пустоту.
36
Первое, что он услышал, очнувшись, был ровный, однообразный шум морских волн. Первая мысль, несмотря на боль в позвоночнике при попытке приподняться, — ЖИВ, ЖИВУ…
И он действительно был жив и даже, кажется, ничего себе не сломал при падении. Когда Макаров все-таки сумел сесть, а затем, держась за ствол росшего рядом дерева, поднялся на ноги, его пронзила чудовищная, но вполне знакомая (как, например, при радикулите) боль в пояснице и в шейном отделе позвоночника. Алексей радикулитом не страдал, но подобные болевые ощущения были знакомы ему: однажды, ещё курсантом милицейской школы, он, возвращаясь домой после занятий, пытался догнать выхватившего у женщины сумку вора и, поскользнувшись в новых хромовых сапогах на обледенелых ступенях подземного перехода, не удержался на ногах. Поэтому теперь Макаров и знал наверняка, что позвоночник его цел; ведь тогда, той холодной зимой четырнадцать лет назад, он, не обращая внимания на боль, сумел-таки догнать преступника, скрутить его и сдать сотрудникам метрополитеновского отдела милиции. Сильная боль в спине была забыта уже через пару недель. Сейчас, конечно, он был старше на четырнадцать почти лет, но признаков старческой немощи капитан не замечал и о том, что в результате падения с обрыва у него могут быть серьёзные повреждения, даже не подумал, как не подумал и о том, как ему вообще удалось уцелеть, не сломать шеи, скатившись с крутого обрыва.
Чтобы сориентироваться и побыстрее окончательно прийти в себя, Макаров огляделся по сторонам. У моря, несмотря на отсутствие какого-либо освещения, было светлее. Прямо перед Алексеем, чуть дальше, за неширокой полосой травы виднелось ограждение набережной, за ним угадывался белый песок пляжа и ещё дальше, до самого горизонта, — тёмное, неспокойное в эти ночные часы море. Позади же него уходил вверх поросший растительностью обрыв. Прямо над головой Макарова чернели поднимавшиеся по его склонам тёмные, едва различимые в общей слегка шевелящейся от ветра массе, деревья и кустарники. Тонкий ствол одного из деревьев был сломан пополам, и его крона висела буквально в полутора-двух метрах выше Алексея, под ногами же у себя он разглядел множество сломанных, смятых веток и листьев.
Дорога наверх, по которой он спускался и с которой затем был сброшен под откос подъехавшим незаметно автомобилем, должна была находиться где-то правее. Макаров прикинул угол её наклона и решил, что находится, должно быть, метрах в сорока от её начала. Надо было выбираться, и, слегка отряхнувшись — пытаться приводить себя в порядок в темноте было бесполезно, — Алексей пошёл туда, где должна была начинаться знакомая тёмная аллея, ведущая в город.
Ему не давала покоя все та же мысль: кто? Кто следил за ним и кто затем попытался убить, даже не пощадив посланного соглядатая?.. Почему? За что? Об этом можно было, конечно, догадываться, строить предположения, но вариантов было несколько, и отдать предпочтение одному из них при отсутствии каких-либо фактов да ещё с не слишком ясной после падения головой очень трудно…
Асфальтовая, окружённая каменным парапетом дорога была пустынна. Как тёмная труба, на одном конце которой находится источник света, она хорошо просматривалась снизу вверх почти вся. Совсем скоро Макаров оказался на месте, где его вместе со связанным им человеком сбила машина. Найти это место было легко: на тёмном асфальте, возле каменного ограждения, виднелась чёрная лужа. «Кровь», — безразлично подумал Макаров, машинально осмотрел себя с ног до головы, не нашёл никаких повреждений и тут только вновь вспомнил о том, кого до последнего момента, до столкновения с машиной, держал за майку на груди. Кровь на асфальте, конечно, принадлежала этому несчастному, кому же?.. Та, которой было перепачкано его лицо, засохшая, была другой, её было гораздо меньше, так как вытекла она из небольших ссадин на его голове и лбу и из разбитого при падении носа.
Алексей задумчиво остановился над тёмным, разлившимся по асфальту пятном. «Завтра отдыхающие по дороге на пляж будут, ужасаясь, обходить его по максимальному радиусу. Кровь ни с чем не перепутаешь… Но где же, интересно, труп?..» — Макаров не сомневался, что несчастный — неумелый шпион — погиб. «А может быть, те, в машине, забрали его, отвезли в больницу?» — подумал он и оглянулся по сторонам.
Взгляд его упал на ободранный на достаточно большой высоте от земли ствол дерева, росшего сразу за парапетом. «Ага, — подумал Алексей удовлетворённо, — вот обо что я, кажется, ударился головой. Это ещё ничего, это не камень или железо — древесина штука мягкая, потому и башка цела…» Он подошёл к парапету и глянул вниз: сразу за деревом шёл почти вертикальный обрыв с тонкими ствола ми молодых деревьев и кустарниками, цепляющимися за его склоны. Внизу растительность становилась несколько гуще, а обрыв более покатым. Макаров покачал головой: если бы кто-то ему сказал за полчаса до происшедшего, что можно свалиться отсюда или спрыгнуть — и уцелеть, он бы решил, что этот человек большой фантазёр.
Выбравшись наверх, в город, Макаров решил сразу же пойти в гостиницу, вымыться, привести себя в порядок и только потом подумать, надо ли срочно что-то предпринимать или лучше подождать до завтра. Впрочем, вскоре мнение его изменилось: затея войти в освещённый холл гостиницы в теперешнем виде, представ перед портье с перепачканным кровью лицом, в разорванных во многих местах пиджаке и брюках, ему не нравилась. Инициативный и исполнительный старик вполне мог сейчас же позвонить в милицию или вызвать «скорую помощь». Подумав об этом, Макаров пожалел, что сразу пошёл наверх, а не спустился к морю, чтобы по крайней мере умыть лицо.
Несколько минут ушло на то, чтобы сообразить, где найти подходящее место для приведения себя в порядок. Неожиданно осенило отправиться в уже знакомый «Охотничий домик» и попросить умыться у ночной уборщицы или дежурной. Но как раз в этот момент разглядывание окон, находящихся вокруг зданий, подсказало Алексею другой, более подходящий вариант, в освещённых в ночи бледным светом люминесцентных ламп больших окнах двухэтажного блочного здания, кажется, комбината бытового обслуживания, он увидел мелькнувший туда и обратно странно знакомый сутуловатый силуэт мужчины в белом халате.
Пляжный фотограф. Это был он, виденный Макаровым накануне на пляже невзрачный очкастый парень. Алексей сразу вспомнил, кому могла принадлежать полуюношеская-полумужская фигура, даже не успев дойти до двойной широкой двери комбината бытового обслуживания. Он же даже успел вчера поговорить и о чем-то условиться с парнем. Этого показалось Алексею вполне достаточно, чтобы явиться незваным гостем в фотомастерскую, находившуюся на втором этаже, и попросить помощи. «По крайней мере у него должна найтись чистая тряпка и вода», — подумал Макаров и, открыв оказавшуюся незапертой входную дверь, уверенно направился через большой холл к лестнице, ведущей на второй этаж.
И он действительно был жив и даже, кажется, ничего себе не сломал при падении. Когда Макаров все-таки сумел сесть, а затем, держась за ствол росшего рядом дерева, поднялся на ноги, его пронзила чудовищная, но вполне знакомая (как, например, при радикулите) боль в пояснице и в шейном отделе позвоночника. Алексей радикулитом не страдал, но подобные болевые ощущения были знакомы ему: однажды, ещё курсантом милицейской школы, он, возвращаясь домой после занятий, пытался догнать выхватившего у женщины сумку вора и, поскользнувшись в новых хромовых сапогах на обледенелых ступенях подземного перехода, не удержался на ногах. Поэтому теперь Макаров и знал наверняка, что позвоночник его цел; ведь тогда, той холодной зимой четырнадцать лет назад, он, не обращая внимания на боль, сумел-таки догнать преступника, скрутить его и сдать сотрудникам метрополитеновского отдела милиции. Сильная боль в спине была забыта уже через пару недель. Сейчас, конечно, он был старше на четырнадцать почти лет, но признаков старческой немощи капитан не замечал и о том, что в результате падения с обрыва у него могут быть серьёзные повреждения, даже не подумал, как не подумал и о том, как ему вообще удалось уцелеть, не сломать шеи, скатившись с крутого обрыва.
Чтобы сориентироваться и побыстрее окончательно прийти в себя, Макаров огляделся по сторонам. У моря, несмотря на отсутствие какого-либо освещения, было светлее. Прямо перед Алексеем, чуть дальше, за неширокой полосой травы виднелось ограждение набережной, за ним угадывался белый песок пляжа и ещё дальше, до самого горизонта, — тёмное, неспокойное в эти ночные часы море. Позади же него уходил вверх поросший растительностью обрыв. Прямо над головой Макарова чернели поднимавшиеся по его склонам тёмные, едва различимые в общей слегка шевелящейся от ветра массе, деревья и кустарники. Тонкий ствол одного из деревьев был сломан пополам, и его крона висела буквально в полутора-двух метрах выше Алексея, под ногами же у себя он разглядел множество сломанных, смятых веток и листьев.
Дорога наверх, по которой он спускался и с которой затем был сброшен под откос подъехавшим незаметно автомобилем, должна была находиться где-то правее. Макаров прикинул угол её наклона и решил, что находится, должно быть, метрах в сорока от её начала. Надо было выбираться, и, слегка отряхнувшись — пытаться приводить себя в порядок в темноте было бесполезно, — Алексей пошёл туда, где должна была начинаться знакомая тёмная аллея, ведущая в город.
Ему не давала покоя все та же мысль: кто? Кто следил за ним и кто затем попытался убить, даже не пощадив посланного соглядатая?.. Почему? За что? Об этом можно было, конечно, догадываться, строить предположения, но вариантов было несколько, и отдать предпочтение одному из них при отсутствии каких-либо фактов да ещё с не слишком ясной после падения головой очень трудно…
Асфальтовая, окружённая каменным парапетом дорога была пустынна. Как тёмная труба, на одном конце которой находится источник света, она хорошо просматривалась снизу вверх почти вся. Совсем скоро Макаров оказался на месте, где его вместе со связанным им человеком сбила машина. Найти это место было легко: на тёмном асфальте, возле каменного ограждения, виднелась чёрная лужа. «Кровь», — безразлично подумал Макаров, машинально осмотрел себя с ног до головы, не нашёл никаких повреждений и тут только вновь вспомнил о том, кого до последнего момента, до столкновения с машиной, держал за майку на груди. Кровь на асфальте, конечно, принадлежала этому несчастному, кому же?.. Та, которой было перепачкано его лицо, засохшая, была другой, её было гораздо меньше, так как вытекла она из небольших ссадин на его голове и лбу и из разбитого при падении носа.
Алексей задумчиво остановился над тёмным, разлившимся по асфальту пятном. «Завтра отдыхающие по дороге на пляж будут, ужасаясь, обходить его по максимальному радиусу. Кровь ни с чем не перепутаешь… Но где же, интересно, труп?..» — Макаров не сомневался, что несчастный — неумелый шпион — погиб. «А может быть, те, в машине, забрали его, отвезли в больницу?» — подумал он и оглянулся по сторонам.
Взгляд его упал на ободранный на достаточно большой высоте от земли ствол дерева, росшего сразу за парапетом. «Ага, — подумал Алексей удовлетворённо, — вот обо что я, кажется, ударился головой. Это ещё ничего, это не камень или железо — древесина штука мягкая, потому и башка цела…» Он подошёл к парапету и глянул вниз: сразу за деревом шёл почти вертикальный обрыв с тонкими ствола ми молодых деревьев и кустарниками, цепляющимися за его склоны. Внизу растительность становилась несколько гуще, а обрыв более покатым. Макаров покачал головой: если бы кто-то ему сказал за полчаса до происшедшего, что можно свалиться отсюда или спрыгнуть — и уцелеть, он бы решил, что этот человек большой фантазёр.
Выбравшись наверх, в город, Макаров решил сразу же пойти в гостиницу, вымыться, привести себя в порядок и только потом подумать, надо ли срочно что-то предпринимать или лучше подождать до завтра. Впрочем, вскоре мнение его изменилось: затея войти в освещённый холл гостиницы в теперешнем виде, представ перед портье с перепачканным кровью лицом, в разорванных во многих местах пиджаке и брюках, ему не нравилась. Инициативный и исполнительный старик вполне мог сейчас же позвонить в милицию или вызвать «скорую помощь». Подумав об этом, Макаров пожалел, что сразу пошёл наверх, а не спустился к морю, чтобы по крайней мере умыть лицо.
Несколько минут ушло на то, чтобы сообразить, где найти подходящее место для приведения себя в порядок. Неожиданно осенило отправиться в уже знакомый «Охотничий домик» и попросить умыться у ночной уборщицы или дежурной. Но как раз в этот момент разглядывание окон, находящихся вокруг зданий, подсказало Алексею другой, более подходящий вариант, в освещённых в ночи бледным светом люминесцентных ламп больших окнах двухэтажного блочного здания, кажется, комбината бытового обслуживания, он увидел мелькнувший туда и обратно странно знакомый сутуловатый силуэт мужчины в белом халате.
Пляжный фотограф. Это был он, виденный Макаровым накануне на пляже невзрачный очкастый парень. Алексей сразу вспомнил, кому могла принадлежать полуюношеская-полумужская фигура, даже не успев дойти до двойной широкой двери комбината бытового обслуживания. Он же даже успел вчера поговорить и о чем-то условиться с парнем. Этого показалось Алексею вполне достаточно, чтобы явиться незваным гостем в фотомастерскую, находившуюся на втором этаже, и попросить помощи. «По крайней мере у него должна найтись чистая тряпка и вода», — подумал Макаров и, открыв оказавшуюся незапертой входную дверь, уверенно направился через большой холл к лестнице, ведущей на второй этаж.
37
На верхнюю площадку лестницы, своеобразный балкончик над холлом, с каждой из сторон выходило по две двери. Слева одна была не заперта, приоткрыта; из узкой щели между нею и притолокой ярко-белой изогнутой канцелярской скрепкой-полосой падал на слабо освещённый уличными фонарями паркетный пол площадки отблеск горевших в комнате за дверью ламп.
Потоптавшись в нерешительности возле двери — бог знает, какой будет реакция на незваное вторжение в столь поздний час, — он постучал костяшками пальцев по блестевшей в темноте эмалированной поверхности двери. От хорошо различимого в полной тишине громкого стука дверь слегка шевельнулась, но изнутри не донеслось ни звука. Что ж, раз не открыли — очевидно, не слышат. Макаров осторожно открыл дверь и сделал шаг вперёд.
Большая, площадью не менее тридцати метров комната с голыми, крашенными до половины зеленой краской белёными стенами была ярко освещена стандартными лампами дневного света По стенам её были во множестве развешаны разнокалиберные — от маленьких, таких, какие делают на документы, до огромных, в рост взрослого человека, — фотографии. В дальнем углу комнаты виднелась плотно закрытая дверь, ведущая, вероятно, в какое-то смежное помещение. В правом, противоположном от того, находилось множество интересных вещей — ширмы из занавесочной ткани, большие картонные или фанерные крашеные щиты, стулья со скамейками. Один из стульев, с красной бархатной обивкой и изогнутой спинкой — очевидно, из какого-то антикварного гарнитура, — стоял посередине небольшой свободной площадки, окружённой по периметру двумя или тремя осветительными приборами на высоких стойках, а перед ним — квадратный, из светлого дерева ящик со свисающей сзади чёрной тканью, на высокой треноге — непременная принадлежность любого уважающего себя профессионального фотоателье, стационарный дедушка-фотоаппарат.
Представшее глазам Макарова ателье не было совсем уж обычным, это была какая-то смесь обычного фотоателье со студией художника. Вместо обязательного для первого стола приёмщицы с барьерчиком стояли столы совершенно иного предназначения — с наваленными на них в большом количестве использованными плёнками, какими-то фотоснимками, пакетами от фотобумаги, разноцветными пакетиками из-под химикатов, ванночками и баночками, какими-то приборами, термометрами, лампами и ещё бог знает чем; по полу, как полагается в обычном фотоателье, были расстелены красные ковровые дорожки, на которые местами осыпался с потолка мел. Здесь же, как в студии фотохудожника, присутствовал круглый подиум, на котором, при подборе соответствующего заднего плана из стоявших в обилии у стен довольно приличного вида ширм, наверное, можно было работать с фотомоделями. Впрочем, это была всего лишь точка зрения далёкого от тонкостей фотографии Макарова.
Возле входной двери, где остановился Алексей, по правую руку от него, стоял широкий диван, достаточно дорогой и совсем, в отличие от прочей мебели, не старый. Он выглядел настолько респектабельно, что просто казался чужеродным элементом в этом запылённом рабочем помещении. На нем валялась смятая бархатная подушечка, а на круглом журнальном столике, стоявшем рядом, дымился в пепельнице окурок. Поверхность дивана была слегка примята: похоже, кто-то лежал здесь всего несколько минут назад. Ещё в комнате-студии находилось старое широкое кресло, два больших зеркала на стенах и на столике возле окна — электрическая плитка с чайником и алюминиевая кастрюля.
Заметив стоявший на конфорке переносной плитки чайник, Алексей воодушевился — он надеялся обнаружить где-нибудь поблизости и столь необходимый ему кран с водой. Однако такового в комнате не обнаружилось. Наверное, он находился за закрытой дверью в углу — не может же фотолаборатория обходиться без собственного источника воды?
Алексей решил постучать в закрытую дверь, располагавшуюся в дальнем углу, — вероятнее всего, хозяин, знакомый по вчерашней встрече на пляже парень-фотограф, ушёл именно туда. Макаров решительно двинулся к двери, но, подойдя к ней, стучать вдруг передумал. Он решил не беспокоить работающего, вероятно, человека и немного подождать, пока он снова не появится в комнате.
Посвятив несколько минут изучению с помощью висевшего неподалёку от закрытой двери зеркала своей не слишком презентабельной после падения внешности, Алексей перешёл к осмотру развешанных по стенам студии фотографий. В основном это были пляжные снимки, вероятно, наиболее удовлетворившие своим качеством фотографа и потому удостоенные особой чести быть увеличенными и размещёнными на стенах его святилища. Попадались и снимки натурщиц, моделей, заснятых на подиуме в ателье. Девушки выглядели прекрасно, под стать был и фон — то ли с помощью особого подбора освещения, то ли с помощью специальных ширм и занавесей фотографу удалось создать полную иллюзию того, что снимки делались не здесь, в этой убогой, в общем, комнате, в банальной серой обстановке, а, например — на освещённой со всех сторон прожекторами эстраде ночного клуба, посреди тёмного огромного зала. Догадаться, что все-таки делалось это чудо здесь, в студии, позволяли знакомые очертания невысокого круглого подиума, на который Макаров несколько раз невольно оглядывался, рассмотрев очередную такую фотографию. Ей-богу, если бы не совершенно определённая форма возвышения, на котором лежали, сидели или стояли, в зависимости от замысла фотографа, натурщицы, поверить до конца в необыкновенное преображение окружающего пространства было бы довольно трудно.
Рядом были развешаны различные портреты, выполненные, видимо, с помощью установленного в углу на треноге стационарного аппарата. Эти портреты также были отлично выполнены и не давали ни малейшего повода усомниться в том, что сделаны они в очень дорогом, респектабельном ателье, а уж никак не в этой, весьма непритязательной по обстановке, студии.
Алексей поймал себя на мысли о том, что великолепно выполненные фотографии как-то не вяжутся с тем сутулым и невзрачным пареньком на пляже, но затем вспомнил необычные слова о качестве снимков, сказанные им, и подумал, что все может быть, по крайней мере — что у этого очкастого парня, судя по всему, достаточно большие амбиции, это уж несомненно… Спокойное течение мыслей Макарова внезапно прервалось, когда взгляд его, продолжая скользить от одной фотографии к другой, неожиданно наткнулся на портрет человека, с которым он сначала столкнулся в стриптиз-баре из-за Паулы, а затем встретил его в форме таможенника на Калининградском вокзале. Вспомнилось: безусловно, очень обиженный — в памяти всплыл буквально буравивший его, когда он с бригадиром шёл по коридору вокзала, взгляд таможенника, — мужчина не только не появился на перроне, куда Алексей приглашал его, но и вообще исчез из поля зрения. Эта внезапная мысль по непонятной причине опять воскресила тот же, терзавший Макарова вопрос: КТО? Кто послал за ним соглядатая, а затем, возможно, увидев, что тот с задачей не справился, решил отправить Алексея и даже, коль уж так вышло, своего человека прямо на тот свет? «Так, может, причина, над которой ты ломал голову, не в предпринимаемом тобой расследовании, а в банальной обиде, ревности? — подумал, усмехнувшись, Макаров. — Обида тоже страшная вещь. С совершенно непредсказуемыми последствиями…»
Продолжая ломать голову, так и не отыскав ответа на свой вопрос, Макаров двинулся дальше вдоль неровных рядов фотоснимков. Слева от него тихо открылась дверь и послышались негромкие шаги.
— Нравится? — услышал Алексей знакомый ломкий голос, в тишине мастерской прозвучавший, казалось, как-то вкрадчиво.
— Господи, как тихо вы подошли, — вздрогнул, притворяясь застигнутым врасплох, Макаров. Он быстро обернулся и внимательно посмотрел на стоявшего у него за спиной тщедушного, некрасивого парня с бледным лицом, в роговых очках на длинноватом прямом носу. Голова его была не совсем правильной формы и казалась несколько большеватой для тонкой, мальчишеской шеи, спутанные тёмные волосы свисали неровными, жёсткими прядями на виски и невысокий, прыщавый лоб. — Вы меня испугали…
— Правда? — усмехнулся, очевидно, специально подошедший к нему сзади и находившийся буквально в метре от Алексея худой полумальчик-полумужчина и передёрнул плечами, не вынимая из карманов не очень свежего белого халата глубоко засунутых туда рук. Чёрные небольшие глаза его, выражения которых за толстыми линзами очков было не разобрать, буквально ощупывали лицо ночного гостя. — Надо избегать мест, куда вас не приглашали, и все будет в порядке, — произнёс он слегка высокомерно. — Впрочем, раз уж пришли… что вы хотели? — нестабильный голос пляжного фотографа был очень спокойным.
— Да, извините за вторжение, — миролюбиво сказал Макаров. — Понимаете, — он провёл пальцами от щёк к подбородку, — со мной случилась неприятная история — стычка с одной подгулявшей компанией, и вот результат… Теперь я опасаюсь, что в моем нынешнем виде меня просто не пустят до утра в гостиницу.
— Так… — сухо произнёс пляжный фотограф.
— Я случайно заметил вас в окне, — продолжал объяснять Макаров, — узнал… Ну и решил, что вы, может быть, не откажете мне в возможности умыться и дадите какую-нибудь более-менее чистую и сухую тряпку, чтобы я мог вытереться и привести себя в порядок.
Некоторое время парень пристально смотрел на Алексея и молчал. Он словно размышлял. Макаров не мог до сих пор понять, помнит фотограф, что они уже накануне встречались, или нет. Наконец тот что-то решил.
— Ладно, — сказал он неохотно, — вот ключ… Кажется, вы не похожи на человека, который может его прихватить с собой, — вытащив из кармана левую руку, фотограф протянул Макарову ключ на длинной цепочке. — Выйдете из студии, — пояснил он, — там, на площадке, с этой же стороны балкона, соседняя дверь… Там туалет, есть умывальник и, по-моему, какое-то полотенце… Приведёте себя в порядок, потом, если меня здесь не будет, стукнете пару раз в ту дверь, — он качнул головой назад, указывая на дверь в углу, из которой недавно появился. — Ещё какие-нибудь просьбы или вопросы есть?.. — спросил он отрывисто и как будто с презрительными нотками в голосе, и Макаров снова не смог понять, узнал его фотограф или нет.
«Не настолько же я изменился со вчерашнего дня, к тому же у него должна быть хорошая зрительная память…» — подумал он и, не дожидаясь повторного приглашения, повернулся кругом и пошёл туда, куда ему сказали.
Потоптавшись в нерешительности возле двери — бог знает, какой будет реакция на незваное вторжение в столь поздний час, — он постучал костяшками пальцев по блестевшей в темноте эмалированной поверхности двери. От хорошо различимого в полной тишине громкого стука дверь слегка шевельнулась, но изнутри не донеслось ни звука. Что ж, раз не открыли — очевидно, не слышат. Макаров осторожно открыл дверь и сделал шаг вперёд.
Большая, площадью не менее тридцати метров комната с голыми, крашенными до половины зеленой краской белёными стенами была ярко освещена стандартными лампами дневного света По стенам её были во множестве развешаны разнокалиберные — от маленьких, таких, какие делают на документы, до огромных, в рост взрослого человека, — фотографии. В дальнем углу комнаты виднелась плотно закрытая дверь, ведущая, вероятно, в какое-то смежное помещение. В правом, противоположном от того, находилось множество интересных вещей — ширмы из занавесочной ткани, большие картонные или фанерные крашеные щиты, стулья со скамейками. Один из стульев, с красной бархатной обивкой и изогнутой спинкой — очевидно, из какого-то антикварного гарнитура, — стоял посередине небольшой свободной площадки, окружённой по периметру двумя или тремя осветительными приборами на высоких стойках, а перед ним — квадратный, из светлого дерева ящик со свисающей сзади чёрной тканью, на высокой треноге — непременная принадлежность любого уважающего себя профессионального фотоателье, стационарный дедушка-фотоаппарат.
Представшее глазам Макарова ателье не было совсем уж обычным, это была какая-то смесь обычного фотоателье со студией художника. Вместо обязательного для первого стола приёмщицы с барьерчиком стояли столы совершенно иного предназначения — с наваленными на них в большом количестве использованными плёнками, какими-то фотоснимками, пакетами от фотобумаги, разноцветными пакетиками из-под химикатов, ванночками и баночками, какими-то приборами, термометрами, лампами и ещё бог знает чем; по полу, как полагается в обычном фотоателье, были расстелены красные ковровые дорожки, на которые местами осыпался с потолка мел. Здесь же, как в студии фотохудожника, присутствовал круглый подиум, на котором, при подборе соответствующего заднего плана из стоявших в обилии у стен довольно приличного вида ширм, наверное, можно было работать с фотомоделями. Впрочем, это была всего лишь точка зрения далёкого от тонкостей фотографии Макарова.
Возле входной двери, где остановился Алексей, по правую руку от него, стоял широкий диван, достаточно дорогой и совсем, в отличие от прочей мебели, не старый. Он выглядел настолько респектабельно, что просто казался чужеродным элементом в этом запылённом рабочем помещении. На нем валялась смятая бархатная подушечка, а на круглом журнальном столике, стоявшем рядом, дымился в пепельнице окурок. Поверхность дивана была слегка примята: похоже, кто-то лежал здесь всего несколько минут назад. Ещё в комнате-студии находилось старое широкое кресло, два больших зеркала на стенах и на столике возле окна — электрическая плитка с чайником и алюминиевая кастрюля.
Заметив стоявший на конфорке переносной плитки чайник, Алексей воодушевился — он надеялся обнаружить где-нибудь поблизости и столь необходимый ему кран с водой. Однако такового в комнате не обнаружилось. Наверное, он находился за закрытой дверью в углу — не может же фотолаборатория обходиться без собственного источника воды?
Алексей решил постучать в закрытую дверь, располагавшуюся в дальнем углу, — вероятнее всего, хозяин, знакомый по вчерашней встрече на пляже парень-фотограф, ушёл именно туда. Макаров решительно двинулся к двери, но, подойдя к ней, стучать вдруг передумал. Он решил не беспокоить работающего, вероятно, человека и немного подождать, пока он снова не появится в комнате.
Посвятив несколько минут изучению с помощью висевшего неподалёку от закрытой двери зеркала своей не слишком презентабельной после падения внешности, Алексей перешёл к осмотру развешанных по стенам студии фотографий. В основном это были пляжные снимки, вероятно, наиболее удовлетворившие своим качеством фотографа и потому удостоенные особой чести быть увеличенными и размещёнными на стенах его святилища. Попадались и снимки натурщиц, моделей, заснятых на подиуме в ателье. Девушки выглядели прекрасно, под стать был и фон — то ли с помощью особого подбора освещения, то ли с помощью специальных ширм и занавесей фотографу удалось создать полную иллюзию того, что снимки делались не здесь, в этой убогой, в общем, комнате, в банальной серой обстановке, а, например — на освещённой со всех сторон прожекторами эстраде ночного клуба, посреди тёмного огромного зала. Догадаться, что все-таки делалось это чудо здесь, в студии, позволяли знакомые очертания невысокого круглого подиума, на который Макаров несколько раз невольно оглядывался, рассмотрев очередную такую фотографию. Ей-богу, если бы не совершенно определённая форма возвышения, на котором лежали, сидели или стояли, в зависимости от замысла фотографа, натурщицы, поверить до конца в необыкновенное преображение окружающего пространства было бы довольно трудно.
Рядом были развешаны различные портреты, выполненные, видимо, с помощью установленного в углу на треноге стационарного аппарата. Эти портреты также были отлично выполнены и не давали ни малейшего повода усомниться в том, что сделаны они в очень дорогом, респектабельном ателье, а уж никак не в этой, весьма непритязательной по обстановке, студии.
Алексей поймал себя на мысли о том, что великолепно выполненные фотографии как-то не вяжутся с тем сутулым и невзрачным пареньком на пляже, но затем вспомнил необычные слова о качестве снимков, сказанные им, и подумал, что все может быть, по крайней мере — что у этого очкастого парня, судя по всему, достаточно большие амбиции, это уж несомненно… Спокойное течение мыслей Макарова внезапно прервалось, когда взгляд его, продолжая скользить от одной фотографии к другой, неожиданно наткнулся на портрет человека, с которым он сначала столкнулся в стриптиз-баре из-за Паулы, а затем встретил его в форме таможенника на Калининградском вокзале. Вспомнилось: безусловно, очень обиженный — в памяти всплыл буквально буравивший его, когда он с бригадиром шёл по коридору вокзала, взгляд таможенника, — мужчина не только не появился на перроне, куда Алексей приглашал его, но и вообще исчез из поля зрения. Эта внезапная мысль по непонятной причине опять воскресила тот же, терзавший Макарова вопрос: КТО? Кто послал за ним соглядатая, а затем, возможно, увидев, что тот с задачей не справился, решил отправить Алексея и даже, коль уж так вышло, своего человека прямо на тот свет? «Так, может, причина, над которой ты ломал голову, не в предпринимаемом тобой расследовании, а в банальной обиде, ревности? — подумал, усмехнувшись, Макаров. — Обида тоже страшная вещь. С совершенно непредсказуемыми последствиями…»
Продолжая ломать голову, так и не отыскав ответа на свой вопрос, Макаров двинулся дальше вдоль неровных рядов фотоснимков. Слева от него тихо открылась дверь и послышались негромкие шаги.
— Нравится? — услышал Алексей знакомый ломкий голос, в тишине мастерской прозвучавший, казалось, как-то вкрадчиво.
— Господи, как тихо вы подошли, — вздрогнул, притворяясь застигнутым врасплох, Макаров. Он быстро обернулся и внимательно посмотрел на стоявшего у него за спиной тщедушного, некрасивого парня с бледным лицом, в роговых очках на длинноватом прямом носу. Голова его была не совсем правильной формы и казалась несколько большеватой для тонкой, мальчишеской шеи, спутанные тёмные волосы свисали неровными, жёсткими прядями на виски и невысокий, прыщавый лоб. — Вы меня испугали…
— Правда? — усмехнулся, очевидно, специально подошедший к нему сзади и находившийся буквально в метре от Алексея худой полумальчик-полумужчина и передёрнул плечами, не вынимая из карманов не очень свежего белого халата глубоко засунутых туда рук. Чёрные небольшие глаза его, выражения которых за толстыми линзами очков было не разобрать, буквально ощупывали лицо ночного гостя. — Надо избегать мест, куда вас не приглашали, и все будет в порядке, — произнёс он слегка высокомерно. — Впрочем, раз уж пришли… что вы хотели? — нестабильный голос пляжного фотографа был очень спокойным.
— Да, извините за вторжение, — миролюбиво сказал Макаров. — Понимаете, — он провёл пальцами от щёк к подбородку, — со мной случилась неприятная история — стычка с одной подгулявшей компанией, и вот результат… Теперь я опасаюсь, что в моем нынешнем виде меня просто не пустят до утра в гостиницу.
— Так… — сухо произнёс пляжный фотограф.
— Я случайно заметил вас в окне, — продолжал объяснять Макаров, — узнал… Ну и решил, что вы, может быть, не откажете мне в возможности умыться и дадите какую-нибудь более-менее чистую и сухую тряпку, чтобы я мог вытереться и привести себя в порядок.
Некоторое время парень пристально смотрел на Алексея и молчал. Он словно размышлял. Макаров не мог до сих пор понять, помнит фотограф, что они уже накануне встречались, или нет. Наконец тот что-то решил.
— Ладно, — сказал он неохотно, — вот ключ… Кажется, вы не похожи на человека, который может его прихватить с собой, — вытащив из кармана левую руку, фотограф протянул Макарову ключ на длинной цепочке. — Выйдете из студии, — пояснил он, — там, на площадке, с этой же стороны балкона, соседняя дверь… Там туалет, есть умывальник и, по-моему, какое-то полотенце… Приведёте себя в порядок, потом, если меня здесь не будет, стукнете пару раз в ту дверь, — он качнул головой назад, указывая на дверь в углу, из которой недавно появился. — Ещё какие-нибудь просьбы или вопросы есть?.. — спросил он отрывисто и как будто с презрительными нотками в голосе, и Макаров снова не смог понять, узнал его фотограф или нет.
«Не настолько же я изменился со вчерашнего дня, к тому же у него должна быть хорошая зрительная память…» — подумал он и, не дожидаясь повторного приглашения, повернулся кругом и пошёл туда, куда ему сказали.
38
В туалете было чисто и нашёлся не только столь необходимый Макарову умывальник, не только обещанное ему полотенце, но и довольно приличный кусочек розового душистого мыла. Если добавить к этому ещё то, что на выложенной белым, сверкающим кафелем стене висело большое зеркало, а у Алексея всегда имелась при себе расчёска, легко будет представить, что уже через каких-нибудь десять минут он приобрёл такой вид, в котором ему не стыдно было не только выйти вновь на пустынную улицу ночного города, но и войти затем в ярко освещённый круглые сутки вестибюль гостиницы.
Макаров провёл в последний раз расчёской по волосам, располагая чёлку таким образом, чтобы прикрыть наиболее заметную из полученных при падении ссадин, находившуюся на его левом виске, и, взявшись за ручку, хотел открыть дверь и выйти из туалетной комнаты. Однако движение его так и осталось незавершённым: приоткрыв её, он услышал хлопок входной двери здания, мужские голоса и затем шаги по лестнице. То, что говорили мужчины, заставило Макарова прикрыть, оставив лишь едва заметную щель, дверь туалета и быстро повернуть располагавшийся на стене выключатель.
— Эдик, — крикнул кому-то, оставшемуся внизу, только что вошедший в здание комбината и поднимавшийся по лестнице человек, — подежурь у входа, никуда не отходи, чтоб кто-нибудь не впёрся случайно.
— Хорошо, Андрей, — откликнулись снизу.
— Давай, смотри, я через пять минут буду, с Алькой только переговорю, и сразу едем.
Через пару секунд Макаров увидел лицо поднимающегося на второй этаж человека, голос которого показался ему очень знакомым. Из тёмного помещения туалета даже в слабо освещённом холле не составляло труда узнать того, с кем вчерашней ночью он имел стычку в стриптиз-баре. Встреча с ним теперь, когда внизу того поджидали дружки, была бы для совсем недавно перенёсшего падение с высоты метров в пятнадцать и до сих пор ощущающего затухающую боль в позвоночнике Алексея совершенно некстати, поэтому, затаившись, он подождал, пока не отзвучали шаги, и только тогда снова осторожно приоткрыл дверь. Высокого мужчины с зализанными назад волосами на лестничной площадке к этому моменту уже не было, зато была открыта — о чем свидетельствовала падавшая на тёмный пол площадки второго этажа яркая полоса света — дверь, ведущая в студию пляжного фотографа.
Макаров провёл в последний раз расчёской по волосам, располагая чёлку таким образом, чтобы прикрыть наиболее заметную из полученных при падении ссадин, находившуюся на его левом виске, и, взявшись за ручку, хотел открыть дверь и выйти из туалетной комнаты. Однако движение его так и осталось незавершённым: приоткрыв её, он услышал хлопок входной двери здания, мужские голоса и затем шаги по лестнице. То, что говорили мужчины, заставило Макарова прикрыть, оставив лишь едва заметную щель, дверь туалета и быстро повернуть располагавшийся на стене выключатель.
— Эдик, — крикнул кому-то, оставшемуся внизу, только что вошедший в здание комбината и поднимавшийся по лестнице человек, — подежурь у входа, никуда не отходи, чтоб кто-нибудь не впёрся случайно.
— Хорошо, Андрей, — откликнулись снизу.
— Давай, смотри, я через пять минут буду, с Алькой только переговорю, и сразу едем.
Через пару секунд Макаров увидел лицо поднимающегося на второй этаж человека, голос которого показался ему очень знакомым. Из тёмного помещения туалета даже в слабо освещённом холле не составляло труда узнать того, с кем вчерашней ночью он имел стычку в стриптиз-баре. Встреча с ним теперь, когда внизу того поджидали дружки, была бы для совсем недавно перенёсшего падение с высоты метров в пятнадцать и до сих пор ощущающего затухающую боль в позвоночнике Алексея совершенно некстати, поэтому, затаившись, он подождал, пока не отзвучали шаги, и только тогда снова осторожно приоткрыл дверь. Высокого мужчины с зализанными назад волосами на лестничной площадке к этому моменту уже не было, зато была открыта — о чем свидетельствовала падавшая на тёмный пол площадки второго этажа яркая полоса света — дверь, ведущая в студию пляжного фотографа.