Настроение рассеянно слушавшего её спутника неожиданно изменилось, как только они покинули залы и вернулись в маленький вестибюль. Алексей заметно оживился, в глазах его появился блеск, он с интересом оглядывался по сторонам, а в тот момент, когда они уже собирались выйти из здания на улицу, неожиданно «застрял» возле неприметной с виду двери с табличкой «Директор».
   Паула обнаружила, что её кавалер отстал, когда подошла уже к дверям музея. Обернувшись, она увидела, что Алексей разговаривает о чем-то с бабушкой-дежурной. Встретив удивлённый взгляд девушки, Алексей попросил её подождать немного и взялся за ручку двери директорской приёмной.
   Приготовившись ждать, Паула хотела было присесть в вестибюле, но тут произошло нечто, ещё больше удивившее её. Поступок Макарова привлёк внимание сидевшего возле входа в залы дежурного милиционера. До этого мирно дремавший, он вскочил со своего стула и направился к Алексею.
   — Эге, молодой человек, — начал он, обращаясь к уверенно повернувшему вниз ручку Макарову, но договорить до конца не успел.
   — Ничего, ничего, Мишенька, — сказала бабуля-дежурная, обращаясь к сержанту, — это ваш сотрудник, из Москвы, он интересуется одним из экспонатов.
   Слова пожилой женщины, услышанные Паулой, окончательно сбили её с толку: ей-то Алексей «честно» назвался страховым детективом, а получалось… И, решительно толкнув дверь директорской приёмной, она вошла туда вслед за успевшим исчезнуть за этой дверью несколько секунд назад Макаровым. Он в это время уже стоял у стола девушки-секретарши, которая в ответ на не услышанный Паулой вопрос кивнула головой.
   — О, Паула, извини, — уже отходя от стола секретарши, сказал Макаров, заметив вошедшую вслед за ним в приёмную молодую женщину, — извини, подожди минуточку, мне вот так надо к директору, — пояснил он, характерным жестом проведя рукой по горлу, — всего на несколько слов, — и он скрылся за обитой кожей дверью, оставив свою спутницу наедине с её сомнениями и девушкой-секретаршей, оказавшейся знакомой Паулы.
   Из директорского кабинета Алексей появился тогда, когда Паула, которая не без оснований и раньше считала его большим нахалом, а теперь укрепилась в этом неблагоприятном мнении о нем, уже обсудила со своей давней знакомой все последние новости и собиралась уйти. Тем не менее выразить в полной мере своё неудовольствие непутёвому кавалеру оказалось, как и прежде, очень трудно. Макаров умел быть просто неотразимым, безоговорочно признавая свою вину и всегда при этом находя веские аргументы для своего оправдания. Кроме того, как правило, у него имелся в запасе какой-нибудь козырь-сюрприз, возвращавший ему расположение рассерженной женщины.
   На этот раз, выйдя с довольным выражением лица от директора музея, он не стал выслушивать прямо в приёмной упрёков бесцеремонно брошенной им молодой женщины, а подхватил её на глазах удивлённой подруги под руку и вывел на улицу. При этом он несколько раз повторил, что очень благодарен ей за экскурсию, что теперь задание, данное ему в Москве, будет непременно успешно выполнено, а в оставшиеся часы этого солнечного дня они с Паулой будут исключительно отдыхать.
   — Так ты, страховой агент, все-таки работаешь в милиции? — язвительно спросила девушка, не чувствуя себя, впрочем, в силах злиться на такого бесцеремонного, но все-таки очень притягательного для неё человека
   Однако его ответ удивил её.
   — С чего ты взяла? — изобразил удивление Макаров.
   Паула промолчала, укоризненно взглянув на него.
   — А… это, — рассмеялся Алексей, сразу уловив смысл её взгляда. — Это ты про бабку ту, что ли?.. Плюнь на то, что она сказала, и забудь — пришлось ей лапшу на уши повесить; как иначе я попал бы к директору, видела цербера с кобурой и дубинкой у двери?
   Паула недоверчиво покачала головой.
   — А зачем тебе понадобилось так срочно зайти к директору? Что это за экспонат тебя заинтересовал? — обиженно произнесла она — Мог бы, наверное, и у меня спросить сначала… Я же тебя предупреждала однажды: не люблю, когда меня используют в качестве мебели. — Глаза девушки сузились, а губы едва заметно надулись от обиды. Но ссориться с Макаровым все-таки было очень трудно.
   — Что ты, что ты, Паула, — даже остановился он, почувствовав настроение девушки, и, мягко взяв за плечи, решительно повернул к себе. — Ей-богу, ты не должна на меня обижаться. Ты здорово помогла мне, ведь именно благодаря твоему рассказу я заметил отсутствие в экспозиции одного очень интересного экспоната — янтарного ожерелья в золотой оправе работы немецких мастеров, кажется, «Кенигсринг», так ты его назвала?..
   — Ну и что с того, что оно отсутствовало? — освободившись от его рук и почти забыв о недавней обиде, удивилась Паула. — Тут часто забирают некоторые экспонаты для выставок, местных и в Калининграде, даже, кажется, заграницу и в Москву возят. Тебе-то это зачем?
   Макаров таинственно улыбнулся и, взяв её под руку, медленно повёл вперёд по улице.
   — Мне это важно и с практической, и с теоретической точки зрения. Я слышал, что это ожерелье дают напрокат одному местному пляжному фотографу, и он делает фотографии — замечательные фотографии красивых женщин с этим украшением. И я хотел проверить, что у него именно то ожерелье, что экспонируется в вашем музее, то есть настоящая драгоценность, а не подделка.
   — И что это тебе даст?
   — Что?
   — Ну, то, что ты узнал, музейное это ожерелье или нет…
   — Один человек, приятель того парня, причину гибели которого я приехал к вам расследовать, помог приобрести такое же в точности ожерелье любовнице погибшего…
   — Подделка, — махнула рукой Паула. — Такая вещь существует в единственном экземпляре, она уникальна.
   — Вот в этом я и хотел убедиться, — солгал, честно глядя в глаза Пауле, Алексей. На самом деле, главным образом он интересовался у директора музея датами, когда фотограф в последний раз взял и когда должен возвратить обратно экспонат музейной коллекции.
   У Паулы не было причин сомневаться в искренности ответа. Она сказала, уже без тени прежней обиды:
   — Вот я и говорю, что это все ты мог узнать и не тревожа директора, у меня…
   — Ну, узнать у тебя, — протянул с много значительным видом Макаров. — У тебя я мог бы поинтересоваться для собственного сведения, а для отчёта по проведённому расследованию компания потребует у меня соответствующие документы. Официальные же бумаги по поводу сдачи ожерелья в прокат мне может предоставить только дирекция музея. Понятно?.. И потом, заодно я использовал визит в личных, так сказать, целях…
   — В каких это, интересно? — в глазах девушки зажглось любопытство.
   — Я решил сфотографировать у этого фотографа тебя, себе на память. И думаю, с этим ожерельем ты будешь выглядеть просто прекрасно. Ты не откажешь мне в этой маленькой просьбе?
   — Нет, если ты действительно этого хочешь, — польщенно улыбнулась девушка. — Но как это связано с твоим визитом в директорский кабинет?
   — Я узнал, что ожерелье сейчас выдано фотографу до послезавтрашнего утра, так что у нас есть время… Так ты согласна?
   — А зачем тебе моё фото?
   — Буду любоваться и вспоминать долгими зимними вечерами. Так ты не откажешь мне?
   — Нет, не откажу, но только если очень хорошо попросишь, — усмехнулась, искоса поглядев на Алексея, Паула.
   — Очень хорошо попрошу, — с готовностью сказал Макаров. — Сделаю все, что попросишь, согласен на все…
   — Ну, тогда… — нерешительно начала девушка.
   — К фотографу? — полуутвердительно-полувопросительно закончил за неё Макаров.

44

   Когда они вышли из фотомастерской, в которой Макаров уже побывал накануне ночью, Паула выглядела так, словно её мучили какие-то тайные мысли. Метаморфоза случилась с девушкой в тот момент, когда наводившая порядок в студии женщина вызвала из лаборатории по просьбе Алексея фотографа
   Откровенно говоря, направляясь сюда вместе с Паулой, Макаров не очень надеялся застать некрасивого молодого человека на месте — поднявшееся в зенит солнце свидетельствовало о том, что ему самое время совершать со своей аппаратурой пеший тур вдоль кромки моря в поисках охочих до снимков отдыхающих. Об этом он и сказал, не задумываясь, очкастому парню, появившемуся на этот раз без вчерашнего белого халата, а в фиолетовой майке и в чёрных, смотревшихся в летнюю жару явным анахронизмом джинсах.
   — У меня сегодня другие дела, — спокойно отрезал тщедушный очкарик, не желая признавать в Макарове знакомого, с которым можно запросто болтать на отвлечённые темы. — Вы хотели сняться? — спросил он, скользнув взглядом непроницаемых чёрных глаз с Макарова на остановившуюся чуть в стороне Паулу и обратно.
   — Да, — ответил Макаров. И как бы настаивая на том, что они с фотографом уже знакомы, пояснил: — Вот та девушка, о которой я вам вчера говорил.
   — Нет, сейчас делать снимок с ожерельем не будем, — на этот раз демонстрируя хорошую память, холодно ответил парень, упёршись в переносицу Алексея своими маленькими глазками-буравчиками. — Если у вас ко мне только это дело, то встретимся, как и договаривались, завтра в одиннадцать.
   — Но почему не сейчас? — спросил Макаров, повернувшись к Пауле и взяв её за руку. Именно в этот момент он заметил непонятное волнение и немую просьбу в глазах девушки, но не понял и решил довести начатое до конца. — Девушка здесь, вы на месте и не заняты, почему бы… — начал он, изображая недоумение, но фотограф не дал ему договорить.
   — Это невозможно, — снова коротко взглянув на Паулу, ответил очкарик. Наблюдавший на этот раз за ней Макаров отметил, что девушка от взгляда фотографа как будто съёжилась. Но тот уже снова смотрел на Алексея. — Во-первых, — пояснил он невозмутимо, — у меня сейчас другие дела, а во-вторых, и ожерелья у меня теперь нет — оно будет только завтра к вечеру.
   «Вот это заявление!» Да ещё при свидетелях. Дело было сделано, и Макаров уже мог со спокойной совестью уйти, однако, несмотря даже на необъяснимое волнение Паулы, он решился задать фотографу ещё один вопрос.
   — Скажите, пожалуйста, но, может, тогда хотя бы пораньше, чем мы вчера с вами договаривались? По времени, — произнёс он, пристально всматриваясь в тёмные глаза за стёклами очков. — А то мне трудно будет уговорить мою даму, все-таки одиннадцать вечера, двадцать три ноль-ноль… поздновато. Давайте завтра же, но в девять, в двадцать один.
   В равнодушных до этого глазах фотографа мелькнуло выражение досады.
   — Если вас не устраивает это время, приходите послезавтра утром; договоримся на другой день, — пожал костлявыми плечами тщедушный человек в фиолетовой майке и, повернувшись, пошёл к двери лаборатории, недвусмысленно давая тем самым понять, что разговаривать с бестолковым клиентом больше не желает.
   — Ну ладно, я согласен на ваши условия, — с наигранным разочарованием произнёс ему в спину Алексей. — Тогда, значит, завтра. — На самом деле ответом фотографа он был доволен.
   —Да, в двадцать три, — подтвердил, не оборачиваясь, пляжный фотограф и открыл дверь лаборатории.
   Таким был разговор с фотографом, и разговор этот весьма удовлетворил Алексея, сумевшего проверить некоторые соображения, возникшие под впечатлением услышанного в фотомастерской прошедшей ночью. В то же время посещение студии комбината бытового обслуживания почему-то резко ухудшило настроение его спутницы.
   Справедливо полагая, что причина этого рано или поздно выяснится, Макаров не стал спрашивать об этом девушку. Напротив, он всячески демонстрировал своё удовлетворение результатами их совместного визита к фотографу.
   — Ну вот, — сказал он, едва они спустились по лестнице и вышли из здания, — теперь можем посидеть в каком-нибудь кафе или баре… А может быть, ты предпочитаешь ещё разок искупаться?
   Некоторое время Паула шла рядом с ним молча. Потом вдруг взяла Макарова за руку и, остановившись, заглянула в его глаза.
   — Ты знаешь… извини, но я вынуждена взять своё обещание обратно, — внезапно сказала она.
   «Началось, — подумал Макаров, — сейчас все прояснится», — но, однако, сделал вид, что не понял, о чем речь.
   — Что?.. О чем ты? — спросил он, взглянув на девушку с недоумением. — Ты не можешь сейчас идти со мной?
   — Нет, ты не понял, — покачала головой Паула. — Я об этой фотографии…
   — Да?.. Что?
   — Я не хочу фотографироваться в этом ателье.
   — То есть тебя смущает, что надо сюда идти так поздно вечером? Да?
   — Нет, ты не понял — я вообще не хочу фотографироваться у этого мастера, — твёрдо сказала Паула, и весь вид её подтверждал сказанное.
   — Удивительно, почему? — развёл руками Макаров. — Он классный мастер, хотя и молодой, не слишком представительный. Я видел его фотографии, видел позавчера вечером, на пляже, как он работает, разговаривал с ним — фотограф отличный.
   — Все равно, — покачала головой Паула
   — Но почему?
   — Он мне не нравится.
   — Ну-что за детство, — покачал головой Алексей.
   — Хорошо, если ты хочешь… — с отчаянием взглянула ему в глаза до этого упорно отводившая взгляд на протяжении всего их странноватого разговора Паула. — Помнишь твою стычку в стриптиз-баре с высоким парнем из-за меня?
   — Ну, не совсем из-за тебя, — возразил Алексей, — он хамил… Но он же получил тогда своё, правильно?
   — Погоди, — перебила его девушка, — дослушай! Этот фотограф — двоюродный брат того парня, Алик.
   — Ну и что, что двоюродный брат? — пожал плечами Макаров.
   — А то, что Андрей, его брат, тебя совсем не забыл и не простил…
   — Ну и бог с ним, пускай зайдёт как-нибудь, — махнул рукой Алексей, — поговорим…
   — Зря ты так: Андрей сегодня ночью позвонил мне и сказал, что я могу считать, что тебя больше нет, ты больше физически не существуешь… Ты понимаешь, что это может для тебя значить?.. А ты разгуливаешь по улице со мной, да ещё предлагаешь сфотографироваться в мастерской его брата.
   — Но я же вроде физически существую? — усмехнулся Макаров, вспомнив ночной инцидент. — Это же я с тобой рядом. Или другой мужчина?.. Но тогда…
   Но Паула не дослушала его.
   — Не знаю, как понимать его слова, но зря ты относишься к угрозам этого человека столь легкомысленно, — взволнованно сказала она. — Он один из самых крутых ребят в городе, у него много друзей, и когда ты сегодня позвонил мне так рано утром, я подумала, что с тобой что-то сделали из-за меня, что тебе плохо… Его звонок был за полтора часа до твоего.
   — Значит, он решил, что избавился от меня, — задумчиво произнёс Алексей.
   — А может быть, пока с тобой ничего не случилось, — встревоженно поглядела на Макарова Паула, — может, нам лучше больше не встречаться?
   — Нет-нет, — снова взяв её под руку и повернувшись в прежнем направлении, возразил Алексей, — я думаю, что ничего серьёзного, я смогу защитить себя, не бойся… — «Значит, этот подонок действительно преследовал меня вчера и хотел расправиться лишь за то, что я врезал ему на глазах у всех в баре, — подумал Макаров. — И ещё отнимаю Паулу…» — А кто он, этот Андрей, вообще такой? — почти безразличным тоном спросил он девушку.
   — Местный. Из Морского. Служил в армии, в морской пехоте, а теперь таможенником работает в Нестерове.
   — А как его фамилия?
   — Викторов, Андрей Викторов, а зачем тебе его фамилия?
   — Да так. Проверяю себя. Я вчера был по делам в Калининграде, в железнодорожной таможне, и случайно слышал его фамилию, — соврал Макаров. — Там, кстати, речь шла о сегодняшнем его дежурстве, так что сегодня нам с тобой «серый волк» точно не страшен, — усмехнулся он.
   — Если так, то да, хотя он может попросить кого-нибудь из своих дружков… Кстати, — сказала, словно что-то вспомнив или решившись на что-то, Паула, — помнишь, я рассказывала про девушку знакомую. Она сказала, что знает, будто этого парня, москвича, из-за которого ты сюда приехал, убили?..
   — Да-да, вот это гораздо интереснее, чем слушать о твоём незадачливом кавалере, — оживился Алексей.
   — Не торопись, — остановила его Паула. — Я не хотела тебе сама говорить, хотела устроить вам встречу, чтобы ты все услышал от неё. Но раз уж речь зашла об Андрее Викторове, ты должен знать: эта девушка намекнула, что Андрей причастен к гибели москвича.
   — Вот это новость… А почему она сказала об этом тебе?
   — Странный вопрос: она много раз встречала меня с ним.
   — А почему ты после того, как узнала о нем такое, согласилась идти с ним в этот ваш стриптиз-бар?
   — А как ты думаешь: шпана местная, уголовники разные — все здесь под его дудку пляшут, откажешь — изнасилуют или изобьют, такие случаи уже были. А так я под его защитой нахожусь, никто меня пальцем не тронет; да он и к матери моей подход нашёл, очень ей нравится. Я очень удивилась тогда, что тебя невредимым после вашей стычки из стриптиз-бара выпустили. Каждую секунду ждала чего-нибудь ужасного.
   — Наверное, не ожидали, растерялись, — высказал предположение Алексей, — а может, не торопились: человек незнакомый, понюхали сначала хорошенько вокруг, что за фрукт прикатил. Это ведь только кажется, что они кого хочешь под себя подомнут — они тоже оглядываются, прежде чем укусить… Ладно, я все понял, хватит об этом. Если тебе не хочется, фотографироваться к этому Алику не пойдём. А сейчас, — он указал Пауле куда-то вперёд, — я вижу неподалёку очень симпатичное на мой взгляд заведение, где мы можем спокойно перекусить.
   Девушка взглянула в том направлении, куда показывал Макаров, и увидела стеклянный павильон с вывеской «Золотой краб».

45

   Московский отправился точно по расписанию, в девять ноль-пять.
   Медленно проплыл мимо окошка вагона номер девять перрон, пристанционные постройки, потянулись окраинные здания города. Удобно устроившись у окна в четвёртом купе, полковник Сычёв взял одну из выложенных только что на столик из объёмистого портфеля свежих, купленных в вокзальном киоске газет и, просмотрев заголовки, обратился к стоявшему напротив двери купе, в коридоре, Макарову.
   — Угощайся прессой, Лёша, нам ещё долго ехать.
   — Что? — оторвался от созерцания проплывавшего за окном пейзажа Макаров.
   — Прессу, говорю, бери, — сказал Сычёв, глядя на Алексея поверх блестящих тонкой металлической оправой «профессорских» очков.
   — А… нет, спасибо. Может быть, позже, пока не хочется, — ответил Макаров. — Я сюда самолётом летел, интересно из поезда теперь на здешние места полюбоваться.
   — А, понятно, — согласился полковник, снова углубляясь в газету. Алексей же вернулся к прежнему своему занятию. Ему с трудом удалось уговорить полковника взять его с собой на контроль первой части операции. Основную свою роль в соответствии с оперативным планом, который был составлен накануне в кабинете начальника линейного отдела, Макарову предстояло выполнить несколько позже, и вместо этой поездки московским поездом Сычёв предлагал ему дожидаться сигнала об успешном завершении первой части операции в Янтарном.
   У полковника были веские основания предлагать именно такой вариант действий Алексею. Если Андрей Викторов, сегодняшнего появления которого в этом, девятом, вагоне они с полковником ожидали (Сычёву удалось выяснить, что знакомый Паулы дежурит второй день подряд, поменявшись с товарищем под каким-то благовидным предлогом), если Викторов узнает Макарова, то почует неладное и в таком неуравновешенном состоянии натворит бог знает чего. Алексей отлично понимал это, но все-таки не смог отказаться от поездки до контрольного пункта вблизи границы с Литвой. Операция, в разработке плана которой он принимал непосредственное участие, захватила его. В сущности, без него она вообще бы не состоялась.
   Осуществить план стало возможным благодаря активной работе Алексея накануне. Крашеная блондинка с круглым приятным лицом и ямочками на полных розовых щёчках в соседнем купе, хохотушка, не умолкая щебетавшая сейчас с попутчицей, темноволосой молоденькой девушкой, не была, хоть об этом и свидетельствовал лежавший в её сумочке паспорт, Еленой Бочкарёвой из Коломны. Той самой Еленой Бочкарёвой, отдыхающей из пансионата «Янтарный залив», фамилию которой упомянул пляжный фотограф в услышанном Макаровым ночном разговоре на лестничной площадке.
   Жена бизнесмена из Коломны, что недалеко от Москвы, уже без приобретённого ею с помощью некоего знакомого из местных янтарного, в дорогой золотой оправе, ожерелья редкой красоты (с этим же ожерельем известный Алексею фотограф снял её за несколько дней до того) ехала в другом вагоне. За ожерелье она уплатила пять тысяч долларов и была уверена, что это всего лишь второй экземпляр, копия вещи из музея, с которой работал пляжный фотомастер. Когда же она узнала от разыскавшего её Макарова, что ожерелье краденое, что им интересуется милиция, то, боясь неприятностей для мужа-бизнесмена, с заметным облегчением отдала вещь Макарову, получив расписку и оставив ему на всякий случай свой домашний адрес. Участвовать в следствии по делу о краже в качестве свидетеля Бочкарёвой, похоже, не очень-то хотелось.
   Женщина, сидевшая в третьем купе на месте, проданном две недели назад через службу заказов Елене Бочкарёвой, была сотрудницей уголовного розыска и выполняла в данном случае роль подсадной утки. В принципе, можно было оставить на своём месте и саму Бочкарёву, не предупреждая её ни о чем, но тогда существовала опасность, что женщина поведёт себя нестандартно и тем самым нарушит тщательно продуманный сценарий.
   Попутчица «Бочкарёвой» оказалась в купе с нею случайно. Её пересадили туда из другого, которое теперь занимали Макаров и. Сычёв под тем предлогом, что женщине удобнее будет ехать с женщиной, чем с двумя мужчинами. Это тоже было заранее продумано Сычёвым: таким образом следствию заранее обеспечивался лишний свидетель афёры с ожерельем.
   Сине-жёлтый фирменный поезд-экспресс набирал скорость. Постояв ещё немного у окна, Макаров прошёл в купе, где, взяв пример с полковника, решил-таки занять оставшееся до продолжительной, с пограничным и таможенным контролем, стоянки в Нестерове время чтением газет. Сосредоточиться на чтении, правда, долго не удавалось: смысл прочитанного оставался где-то в стороне от сознания; однако постепенно ему удалось справиться с занимавшими голову мыслями о деле и переключиться на постороннюю, совершенно не нужную сейчас информацию.

46

   Душно. Под яркими лучами полуденного солнца вагон раскалился так, что даже при открытом до половины — насколько вообще возможно было опустить стекло — окне в купе все равно нечем дышать: печка, а не вагон, раскалённая снаружи металлическая печка. Именно такое сравнение приходит в голову Макарову. Поезд стоит скоро уже сорок минут, до отправления — ещё пятнадцать или чуть больше. За такой срок, если учесть, что в стоящем вагоне совершенно отсутствует движение воздуха, легко превратиться в паровую котлету или во что-нибудь в этом же роде. Полковнику Сычёву, конечно, легче, — прогуливается себе по узкому коридору полупустого вагона туда-сюда, не опасаясь быть узнанным преступником, если тот сюда наконец заявится. Макаров же должен терпеть пытку, сидя в почти полностью закрытом, за исключением бесполезного окна и узкой щели между дверью и косяком, купе, словно в разогретой на солнце консервной банке.
   А ЕГО, того, кого они с полковником Сычёвым с таким нетерпением дожидаются, все нет. И это гораздо неприятнее жары. В голову начинают лезть всякие нехорошие мысли.
   Вдруг он совсем не придёт? Вдруг в их (а в первую очередь в его, Макарова, расчёты) вкралась ошибка? Вдруг Викторов будет действовать как-то иначе? Вдруг он останется в поезде, как в случае с Иваненко, потому что почувствовал что-то, когда проходил вместе со знакомым уже Макарову белобрысым бригадиром и ещё двумя, одетыми в синюю форму, таможенниками по вагону почти тридцать минут назад? Таможенники практически не заглядывали, в отличие от проверявших у всех пассажиров документы пограничников, ни в одно купе. Трое сотрудников таможенного поста, среди которых был и общий теперь для Макарова и Паулы знакомый, быстро прошли по коридору, задержавшись только возле купе проводниц и в обоих тамбурах, где проверяли, очевидно, лишь им, проводникам и контрабандистам известные потайные места. Так что пока опасения начальника линейного отдела по поводу знакомства преступника с Макаровым не оправдывались — никто и не думал заглядывать в купе, где ехали они с Алексеем.
   Макаров вытер со лба пот, посмотрел на часы — до отправления поезда всего пять минут. Во всяком случае, если верить висящему в коридоре графику движения. И снова в голову неумолимо полезли непрошеные мысли об ошибке в расчётах. Неужели преступник так и не воспользуется на этот раз столь удобной при его статусе таможенника схемой?.. Неужели версия Макарова так и останется лишь предположением, а у преступников есть гораздо более хитрый и тонкий замысел?.. Бред какой-то, не может быть! Но почему же их до сих пор нет, ведь он, Андрей Викторов, обязательно должен возвратить ожерелье в Янтарный, — как иначе отчитается завтра, когда кончится срок аренды драгоценной безделушки, перед руководством музея его пунктуальный обычно брат?..