Когда Валентин показал все эти сообщения И‑Уулисаану, тот мрачно сказал:
   — Теперь эпидемию не сдержать. Все экологически взаимосвязано: снабжение Цимроеля продовольствием будет полностью нарушено, мой лорд.
   — Но на Цимроеле восемь миллиардов жителей!
   — Верно. А что будет, когда болезни распространятся и на Алханроель?
   Валентин вздрогнул.
   — Думаете, что они перекинутся?
   — Ах, мой лорд, да я знаю, что так будет! Сколько судов совершают еженедельно плавание между континентами? Сколько птиц и даже насекомых пересекает море? Внутреннее Море не такое уж широкое, а Остров и Архипелаг служат удобными местами для промежуточной посадки. — Со странно безмятежной улыбкой сельскохозяйственный эксперт прибавил: — Я утверждаю, мой лорд, что болезням невозможно сопротивляться, их невозможно победить. Будет голод. Будет мор. Маджипур обезлюдеет.
   — Нет. Не может быть.
   — Если бы я мог найти слова утешения… Но мне нечем вас успокоить. Лорд Валентин.
   Коронал пристально посмотрел на И‑Уулисаана.
   — Дивин наслала на нас это бедствие, — сказал он, — Дивин и отведет его.
   — Возможно. Но не раньше, чем произойдут страшные бедствия. Мой лорд, прошу вашего разрешения удалиться. Вы позволите мне забрать с собой эти бумаги? Я верну их через часок.
   Когда И‑Уулисаан ушел, Валентин какое‑то время сидел неподвижно, в последний раз обдумывая то, что теперь после получения катастрофических сообщений казалось еще более неотложным, чем когда бы то ни было. Потом он вызвал Слита, Тунигорна и Делиамбра.
   — Я собираюсь изменить маршрут процессии, — сказал он без всяких предисловий.
   Они осторожно переглянулись, будто уже несколько недель ожидали от него подобного сюрприза.
   — Сейчас мы не поедем в Ни‑мойю. Отмените все приготовления к поездке туда и дальше. — Они смотрели на него угрюмо и напряженно, и он понял, что без борьбы не добьется от них поддержки. — На Острове Снов, — продолжал он, — мне стало ясно, что все эти болезни на Цимроеле, которые вскоре могут появиться и на Алханроеле, являются прямым свидетельством неудовольствия Дивин. Ты, Делиамбр, уже говорил мне об этом на развалинах Велалисера и тогда ты предположил, что все беды, которые валят валом по нарастающей после захвата моего трона, могут быть началом расплаты за расправу с метаморфами. Ты сказал, что мы долго прожили на Маджипуре, не заплатив за изначальный грех завоевателей, а теперь надвигается хаос, поскольку прошлое начинает предъявлять счет, да еще и с солидными процентами.
   — Да, я помню. Мой лорд повторил мои слова почти дословно.
   — А я сказал, — продолжал Валентин, — что посвящу свое правление исправлению несправедливостей, допущенных по отношению к метаморфам. Но я этого не сделал. Я был слишком занят другим и предпринял лишь самые поверхностные попытки для установления взаимопонимания с Изменяющими форму. А пока я откладывал, мера наказания усугублялась. Теперь, оказавшись на Цимроеле, я намереваюсь безотлагательно отправиться в Пьюрифайн…
   — В Пьюрифайн, мой лорд? — переспросили Слит и Тунигорн в один голос.
   — В Пьюрифайн, в столицу метаморфов Иллиривойна. Я встречусь с Данипьюр. Я выслушаю ее требования и приму их к сведению. Я…
   — Еще ни один Коронал не появлялся на территории метаморфов, — перебил Тунигорн.
   — Один Коронал появлялся, — сказал Валентин. — В бытность мою жонглером я был там и выступал перед аудиторией из метаморфов, в числе которых была сама Данипьюр.
   — Это другое дело, — возразил Слит. — Вы могли делать все, что заблагорассудится, когда были жонглером. Тогда мы бродили среди метаморфов, и вы почти не верили, что являетесь Короналом. Но теперь‑то вы, несомненно, Коронал…
   — Я пойду. Это будет паломничеством смирения, начальным актом искупления.
   — Мой лорд!.. — с жаром начал Слит.
   Валентин усмехнулся.
   — Ну, продолжайте. Приводите доводы против. Я уже несколько недель ожидаю долгого, скучного спора с вами троими по этому поводу. Но позвольте сначала заявить вам следующее: когда мы закончим разговор, я отправлюсь в Пьюрифайн.
   — И ничто не сможет изменить вашего решения? — спросил Тунигорн. — Даже если мы заведем речь о возможных опасностях, о нарушении протокола, о вероятных неблагоприятных политических последствиях, о…
   — Нет, нет и нет. Ничто не изменит моего решения. Лишь преклонив колени перед Данипьюр, смогу я положить конец бедствию, опустошающему Цимроель.
   — Вы настолько уверены, мой лорд, — поинтересовался Делиамбр, — что все так просто?
   — Надо попытаться хоть что‑то сделать. Я в этом убежден, и ничто не поколеблет моей решимости.
   — Мой лорд, — сказал Слит, — ведь насколько я помню, именно метаморфы при помощи колдовства лишили вас трона, и полагаю, что вы также сохранили воспоминания об этом. А теперь, когда мир стоит на пороге безумия, вы предлагаете добровольно пойти к ним, в их дремучие леса. Неужели…
   — Разумно? Нет. Необходимо? Да, Слит, да. Одним Короналом больше, одним меньше — какая разница? Есть много кандидатов, способных занять мое место и исполнять мои обязанности так же, если не лучше. Но на карту поставлена судьба Маджипура. Я должен отправиться в Иллиривойн.
   — Умоляю, мой лорд…
   — Нет, это я вас умоляю, — сказал Валентин. — Мы достаточно поговорили. Я решился.
   — Вы направитесь в Пьюрифайн? — недоверчиво проговорил Слит. — Вы предадитесь в руки метаморфов?
   — Да, — ответил Валентин. — Я предам себя в руки метаморфов.



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КНИГА РАСКОЛОТОГО НЕБА




1


   Милилейн навсегда запомнит день, когда первый из новых Короналов заявил о себе, потому что в тот день она заплатила пять крон за пару горячих сосисок.
   В середине дня она шла на встречу со своим мужем Кристофоном в его лавке возле Кинторского моста на эспланаде. Начинался третий месяц Нехватки. В Кинторе так говорили все — «Нехватка», — но внутренний голос подсказывал ей более подходящее название: голод. Никто не голодал — пока!
   — но никто не получал достаточного количества пищи, а положение, казалось, ухудшалось с каждым днем. Позапрошлым вечером они с Кристофоном не ели ничего, кроме каши из сушеных калимботов с добавкой из корня гумбы. На ужин сегодня будет пудинг из стаджи. А завтра — кто знает? Кристофон поговаривал насчет того, чтобы выйти в парк Престимион на охоту за мелкими животными — минтунами, дроле и им подобным. Филе минтуна? Жареная грудка дроле? Милилейн содрогнулась. Дальше будет, наверное, жаркое из ящерицы. С гарниром из листьев капустного дерева.
   По проспекту Оссьера она дошла до поворота на Цимрскую дорогу, которая вела к эспланаде у моста. Когда она проходила мимо проктората, до нее донесся ни на что не похожий, непреодолимый аромат жареных сосисок.
   У меня галлюцинации, подумала она. Или я, наверное, сплю.
   Когда‑то на эспланаде торговали десятки разносчиков сосисок. Но уже несколько недель Милилейн не видела ни одного. В эти дни с мясом наблюдались перебои: из‑за недостатка кормов голодал скот в западных животноводческих районах, а поставки скота с Сувраеля, где пока все было в порядке, прервались из‑за того, что стаи морских драконов заполонили все морские пути.
   Но запах сосисок был весьма и весьма правдоподобным. Милилейн огляделась, пытаясь отыскать его источник.
   Вон! Там!
   Это не галлюцинация. Не сон. Невероятно, поразительно, но на эспланаде появился торговец сосисками, маленький сутулый лиимен со старой обшарпанной тележкой, в которой над жаровней висели скрюченные длинные красные сосиски. Он стоял с таким видом, будто в мире все осталось неизменным. Будто не было Нехватки. Будто продовольственные лавки не работали по три дня в неделю, поскольку именно столько времени им требовалось, чтобы распродать все свои запасы.
   Милилейн побежала.
   Остальные тоже бежали. Со всех сторон они набегали на торговца сосисками, будто он раздавал монеты в десять роялов. Но, по правде говоря, то, что он предлагал, было гораздо ценнее самой блестящей серебряной монеты.
   Никогда в жизни она еще так не бегала — размахивая локтями, вскидывая колени, с развевающимися по ветру волосами. Не меньше сотни людей устремились к лиимену с его тележкой. Наверное, сосисок у него на всех не хватит. Но Милилейн оказалась ближе всех: она первой увидела торговца и быстрее всех прибежала. Сразу за ней мчалась длинноногая женщина‑хьорт, а сбоку, похрюкивая на ходу, набегал какой‑то скандар в нелепом деловом костюме. Неужели кто‑нибудь мог себе представить, подумала Милилейн, что наступит время, когда придется бежать, чтобы купить у уличного торговца сосиску?
   «Нехватка» — голод — началась где‑то на западе, в районе Рифта. Поначалу она выглядела в глазах Милилейн далеким от реальности и незначительным событием, поскольку происходило все очень далеко, в местах, которые сами казались нереальными. Она никогда не бывала к западу от Тагобара. Когда поступили первые сообщения, она почувствовала некоторое сострадание к тем, кому, как было сказано, грозит голод — в Мазадоне, Дулорне и Фалкинкипе, но ей было трудно поверить, что это творится в действительности, — в конце концов, на Маджипуре еще никто не голодал, — и какие бы новости о бедствиях ни поступали с запада: о волнениях, массовых перемещениях, эпидемиях, — они казались ей отдаленными не только в пространстве, но и во времени, происходящими не в данный момент, а, скорее, взятыми из учебника истории, из главы о деяниях почившего тысячелетия назад Лорда Стиамота.
   Но потом Милилейн стала замечать, что бывают дни, когда в тех лавках, где она обычно закупала продукты, не хватает таких вещей, как ниук, хингамоты и глейн. Продавцы говорили ей, что это из‑за неурожая на западе: из сельскохозяйственной зоны Рифта больше ничего не поступает, а доставка продуктов из других мест — дело долгое и накладное. Затем вдруг были установлены ограничения на продажу стаджи и рикки, составлявших основу питания, даже несмотря на то, что они росли в здешних местах, а болезни растений до Кинтора еще не добрались. На этот раз объяснением послужила посылка продовольственных резервов в бедствующие провинции. Имперский декрет гласил, что в столь тяжкое время необходимо пойти на некоторые жертвы, и так далее, и тому подобное. Потом пришла весть о появлении заболеваний вокруг Кинтора, а также к востоку от Кинтора вниз по реке до Ни‑мойи. Поставки туола, рикки и стаджи сократились наполовину, лусавендра вообще исчезла из продажи, мяса стало не хватать. Ходили разговоры о доставке продовольствия с Алханроеля и Сувраеля, где пока все, очевидно, было в порядке. Но Милилейн знала, что это одни разговоры. Во всем мире не хватило бы грузовых судов для поставок с других континентов такого количества продуктов, чтобы заметно исправить положение, а если бы они и были, то цена оказалась бы непомерной.
   — Нас ждет голод, — сказала она Кристофону.
   И вот, в конце концов, «Нехватка» достигла и Кинтора.
   «Нехватка». Голод.
   Кристофон не думал, что кто‑нибудь будет в действительности голодать. Он всегда был оптимистом. Как‑нибудь уладится, говорил он. Как‑нибудь. Но сейчас сотня людей со всех ног сбегалась к торговцу сосисками.
   Женщина‑хьорт попыталась обойти ее. Милилейн, крепко наподдав ей плечом, сбила ее с ног. Раньше она никого не била. Она почувствовала какую‑то легкость в голове и спазм в горле. Хьорт выкрикнула в ее адрес проклятие, но Милилейн неслась вперед, хотя сердце у нее колотилось, а глаза болели от напряжения. Она отшвырнула в сторону кого‑то еще и локтями проложила себе дорогу к начинавшей образовываться очереди. Лиимен подавал сосиски со странно безучастным видом, присущим всем его собратьям, как будто его совершенно не волновала собравшаяся перед ним толпа.
   Милилейн напряженно наблюдала за движением очереди. Перед ней еще семь или восемь человек — хватит ли ей сосисок? Отсюда нельзя было увидеть, что делается там, впереди, помещаются ли на жаровню новые партии по мере распродажи. Останется ли там для нее хоть что‑нибудь? Она сравнила себя с жадноватым ребенком, который волнуется, чтобы ему хватило всяких угощений. Я схожу с ума, сказала она себе. Почему какая‑то сосиска так много для нее значит? Но ответ был известен. Уже три дня она вообще не ела мяса, если не считать мясом пять полосок соленой драконины, которые она случайно нашла в шкафу в стардей. От шипящих сосисок исходил восхитительный аромат. Внезапно приобретение их стало для нее самым важным, быть может, даже единственным делом на свете.
   Подошла ее очередь.
   — Два вертела, — сказала она.
   — Один в руки.
   — Тогда один!
   Лиимен кивнул. Во взгляде его трех светящихся глаз читалось полное отсутствие к ней всякого интереса.
   — Пять крон, — сказал лиимен.
   Милилейн ахнула. Для нее пять крон — половина дневного заработка. Она припомнила, что до «Нехватки» вертел сосисок стоил десять вейтов. Но ведь то было до «Нехватки».
   — Вы шутите, — сказала она. — Разве можно взвинчивать старую цену в пятьдесят раз! Даже в такие времена.
   За ее спиной раздался чей‑то крик.
   — Платите или уходите, любезнейшая!
   Лиимен хладнокровно объяснил:
   — Пять крон сегодня. На следующей неделе — восемь крон. Еще через неделю — один роял. Еще через неделю — пять роялов. Через месяц вообще не будет сосисок ни за какие деньги. Вы хотите сосисок? Да или нет?
   — Да, — пробормотала Милилейн. У нее дрожали руки, когда она подавала ему пять крон. Еще за одну крону она купила кружку пива, выдохшегося и безвкусного. Опустошенная и ошеломленная, она выбралась из очереди.
   Пять крон! Да еще совсем недавно за эти деньги она могла поужинать в хорошем ресторане! Но большинство ресторанов сейчас закрылись, а в оставшиеся, как она слышала, записывались за несколько недель. И одной Дивин известно, какие у них там сейчас цены. Но это — просто безрассудство. Пять крон за вертел сосисок! Ее охватило ощущение вины. Что она скажет Кристофону? Правду, решила она. Я не могла удержаться, скажет она. Это был порыв, безумный порыв. Я почувствовала их запах на жаровне и не могла удержаться.
   А что будет, когда лиимен запросит восемь крон или роял? Пять роялов? Она не могла найти ответа. Она подозревала, что заплатит любые деньги, настолько сильным было наваждение.
   Она жадно впилась зубами в сосиску, будто боялась, что кто‑нибудь вырвет ту у нее из рук. Сосиска была на удивление вкусной: сочная, пряная. Она поймала себя на том, что пытается догадаться, чье мясо пошло на ее изготовление. Лучше не думать, сказала она себе. Вполне возможно, что мысль об охоте на мелких грызунов в парке приходила в голову не одному Кристофону.
   Она сделала глоток пива и снова поднесла вертел ко рту.
   — Милилейн?
   Она удивленно подняла глаза.
   — Кристофон?
   — Так и думал, что найду тебя здесь. Я закрыл лавку и вышел посмотреть, что тут за толпа.
   — Неожиданно появился разносчик сосисок. Как по волшебству.
   — Вот оно что. Ну да, вижу.
   Он смотрел на полусъеденную сосиску у нее в руке.
   Милилейн деланно улыбнулась.
   — Извини, Крис. Хочешь укусить?
   — Один кусочек, — сказал он. — Думаю, что становиться в очередь уже нет смысла.
   — Наверное, их распродадут очень быстро. — Она подала ему вертел, стараясь изо всех сил, чтобы он не заметил, с какой неохотой она это делает, и напряженно наблюдала за тем, как он откусывает кусок длиной в дюйм, а то и два. Она почувствовала сильное облегчение, одновременно с некоторыми угрызениями совести, когда он отдал ей остаток.
   — Хороша, клянусь Леди!
   — Как же иначе! Ведь она стоит пять крон.
   — Пять…
   — Я не смогла удержаться, Крис. Когда я почуяла их запах в воздухе… я как зверь, ворвалась в очередь. Я толкалась, пихалась, дралась. Наверное, я заплатила бы сколько угодно. Ах, Крис, прости меня!
   — Не извиняйся. А на что еще сейчас тратить деньги? Вдобавок, все скоро изменится. Ты слышала новость сегодня утром?
   — Какую новость?
   — Насчет нового Коронала! Он будет здесь с минуты на минуту. Прямо здесь, он проедет по Кинторскому мосту.
   Она озадаченно спросила:
   — А что. Лорд Валентин стал Понтифексом?
   Кристофон покачал головой.
   — О Валентине уже можно и не вспоминать. Говорят, он исчез — то ли похищен метаморфами, то ли что‑то еще в этом духе. Как бы там ни было, примерно час назад объявили, что Короналом теперь Семпетурн.
   — Семпетурн? Проповедник?
   — Да, тот самый. Он появился в Кинторе ночью. Мэр поддержал его, а герцог, как я слышал, бежал в Ни‑мойю.
   — Но это невозможно, Крис! Ведь не может кто угодно встать и сказать, что он Коронал! Ведь он должен быть выбран, помазан, он должен быть с Замковой Горы…
   — Мы просто привыкли так думать. Но наступили другие времена. Семпетурн — человек из народа. Такой нам сейчас и нужен. Он знает, как вернуть благорасположение Дивин.
   Она не верила своим ушам. Забытая сосиска висела у нее в руке.
   — Этого не может быть. Это безумие. Лорд Валентин — наш помазанный Коронал. Он…
   — Семпетурн говорит, что он самозванец, что вся эта история с обменом телами — чушь, что мы наказаны всеми этими болезнями и голодом за его грехи, что единственная для нас возможность спастись — свергнуть лже‑Коронала и посадить на трон того, кто поведет нас обратно к справедливости.
   — И Семпетурн утверждает, что он и есть тот человек и потому мы должны поклониться ему, принять его и…
   — Вот он! — воскликнул Кристофон.
   Лицо его раскраснелось, глаза пылали странным блеском. Милилейн еще ни разу не видела мужа в таком возбуждении. Состояние его было почти лихорадочным. Она сама была как в лихорадке, сбитая с толку и ошеломленная. Новый Коронал? Этот маленький краснолицый подстрекатель Семпетурн на троне Конфалума? Она ничего не понимала. Все равно, что ей сказали бы, что красное — зеленое, а вода в реках отныне потечет в обратном направлении.
   Раздались резкие звуки музыки. На мосту появился величаво вышагивающий оркестр в зеленых с золотом костюмах с эмблемой Коронала в виде звездного огня. Оркестр вышел на эспланаду. За ним следовал мэр и другие городские чиновники. За ними появился огромный, причудливо изукрашенный паланкин, на котором восседал низкорослый человек вульгарного вида с густыми спутанными черными волосами. Человек улыбался и милостиво принимал овации, которыми его приветствовала огромная толпа, следовавшая за ним из города.
   — Семпетурн! — ревела толпа. — Семпетурн! Да здравствует Лорд Семпетурн!
   — Да здравствует Лорд Семпетурн! — заорал Кристофон.
   Как сон, подумала Милилейн. Какое‑то ужасное послание, которого я не понимаю.
   — Семпетурн! Лорд Семпетурн!
   Теперь кричали все, кто только был на эспланаде. По толпе распространялось какое‑то безумие. Милилейн машинально проглотила остаток сосиски, не ощутив никакого вкуса, уронила вертел на землю. Казалось, мир сотрясается у нее под ногами. Кристофон кричал не переставая, уже охрипшим голосом:
   — Семпетурн! Лорд Семпетурн! — Паланкин теперь проследовал мимо них: лишь двадцать ярдов отделяли их от нового Коронала, если он действительно был им. Он повернулся и посмотрел прямо в глаза Милилейн. С изумлением и растущим ужасом она услышала свой крик:
   — Семпетурн! Да здравствует Лорд Семпетурн!


2


   — Куда? — ошарашенно переспросил Элидат.
   — В Иллиривойн, — повторил Тунигорн. — Он отправился три дня назад.
   Элидат покачал головой.
   — Я слышу ваши слова, но они до меня не доходят. Мой разум отказывается их воспринимать.
   — Клянусь Леди, для меня это тоже непостижимо! Но ничего не поделаешь. Он намеревается предстать перед Данипьюр и вымолить у нее прощение за все прегрешения против ее народа. В общем, сущее безумие.
   Всего за час до этого разговора корабль Элидата вошел в гавань Пилиплока. Он сразу же поспешил в городскую ратушу в надежде застать там Валентина или, в худшем случае, отправиться вслед за ним в Ни‑мойю. Но там не оказалось никого из королевской свиты, за исключением Тунигорна, которого он обнаружил угрюмо перебирающим какие‑то бумаги в небольшой пыльной комнатушке. А то, что Тунигорн ему рассказал — великая процессия отменена, Коронал отправился в дикие джунгли к метаморфам, — нет, нет, это уж слишком, это выше всякого разумения!
   Усталость и отчаяние, подобно исполинским валунам, обрушились на его душу, и он почувствовал, что не выдерживает их сокрушительной тяжести.
   Безжизненным голосом он произнес:
   — Я гнался за ним через полмира, чтобы удержать его от чего‑нибудь подобного. Знаете, какой была моя поездка, Тунигорн? День и ночь я мчался на флотерах к побережью, не останавливаясь ни на мгновение. А потом спешил через море, кишащее разъяренными драконами, которые трижды столь близко подходили к нашему кораблю, что я уж думал, они нас потопят. И когда я, наконец, полуживой от изнеможения, добираюсь до Пилиплока, то узнаю, что опоздал на три дня, что он пустился в это нелепое гибельное приключение, хотя если бы я передвигался хоть немного быстрее, если бы я выехал несколькими днями раньше…
   — Вы не смогли бы заставить его переменить решение, Элидат. Никто не смог. Слит не смог. Делиамбр не смог. Карабелла не смогла…
   — Даже Карабелла?
   — Даже Карабелла.
   Отчаяние Элидата усилилось. Тем не менее он продолжал сопротивляться, стараясь не поддаваться страху и сомнению. Немного помолчав, он сказал:
   — И все же, Валентин выслушает меня, и я смогу повлиять на него. В этом я уверен.
   — Боюсь, вы обманываете себя, дружище, — грустно сказал Тунигорн.
   — Зачем же вы вызвали меня, если считаете задачу невыполнимой?
   — Когда я вызывал вас, то вообразить себе не мог, что задумал Валентин. Я лишь догадывался о том, что он находится в возбужденном состоянии и обдумывает какие‑то опрометчивые действия. Мне казалось, что, если вы будете рядом с ним во время процессии, вы сможете успокоить его и отговорить от задуманного. Когда он поставил нас в известность о своих намерениях и дал понять, что ничто не заставит его отказаться от них, вы были еще очень далеко. Ваше путешествие было напрасным, и мне остается лишь выразить сожаление по этому поводу.
   — Все равно, я отправлюсь к нему.
   — Боюсь, вы ничего не добьетесь.
   Элидат пожал плечами.
   — Я и так уже довольно далеко забрался, так зачем же останавливаться на полпути? Возможно, несмотря ни на что, мне все же удастся привести его в чувство. Вы сказали, что планируете отправиться за ним завтра?
   — Да, в полдень. Как только я разберусь со всеми оставшимися сообщениями и декретами.
   Элидат резко подался вперед.
   — Возьмите их с собой. Нам нужно выехать сегодня вечером!
   — Это было бы неразумно. Вы же сами сказали, что путешествие вымотало вас, да и по вашему лицу видно, насколько вы устали. Отдохните сегодня в Пилиплоке, поешьте, как следует отоспитесь, а завтра…
   — Нет! — воскликнул Элидат. — Сегодня, Тунигорн! Каждый час промедления с нашей стороны приближает его к землям метаморфов! Неужели вы не видите опасности? — Он окинул Тунигорна ледяным взглядом. — Если придется, я уеду без вас.
   — Я не могу вам этого позволить.
   Элидат поднял брови.
   — Вы хотите сказать, что моя поездка зависит от вашего разрешения?
   — Вы понимаете, что я имел в виду. Я не могу допустить, чтобы вы в одиночку отправились неизвестно куда.
   — Тогда выезжаем сегодня вместе.
   — Может, все‑таки подождем до завтра?
   — Нет!
   Тунигорн на мгновение прикрыл глаза. Потом он тихо произнес:
   — Хорошо. Пусть будет так. Сегодня вечером.
   Элидат кивнул.
   — Мы возьмем небольшое быстроходное судно, и, если повезет, перехватим его до того, как он доберется до Ни‑мойи.
   Тунигорн невесело заметил:
   — Но он не собирается в Ни‑мойю, Элидат.
   — Не понимаю. Насколько я знаю, единственный путь отсюда до Иллиривойна идет вверх по реке мимо Ни‑мойи до Верфа, а потом на юг, от Верфа до Пьюрифайнских Ворот.
   — Хотелось бы мне, чтобы он отправился этим путем.
   — Но разве туда можно попасть как‑нибудь еще? — спросил удивленный Элидат.
   — Другого разумного маршрута нет. Но он выбрал иной путь: на юг до Гихорны, а потом через Стейш в страну метаморфов.
   — Разве это возможно? Гихорна — безлюдная, заброшенная земля. Стейш — непреодолимая река. И он это знает, а если не знает он, то наверняка про то известно маленькому вроону.
   — Делиамбр изо всех сил старался отговорить его. Валентин и слушать не стал. Он обратил внимание на то, что если бы он отправился через Ни‑мойю, то ему пришлось бы останавливаться в каждом городе для обычных церемоний, устраиваемых во время великой процессии, а он не хочет откладывать паломничество к метаморфам.
   Элидат почувствовал, что его охватывают смятение и тревога.
   — Итак, он намеревается преодолеть песчаные бури бесплодной Гихорны, а потом попытается переправиться через реку, в которой однажды чуть не утонул…