— Не знаю.
   — Как же так? Вы признались, что пошли вслед за ним…
   — Совершенно верно! Я и думала, что иду за ним. Поймите! Пока я надевала пальто и брала зонтик, он уже завернул за угол. Когда я добралась до этого угла, я заметила вдалеке мужчину в коричневом плаще и пошла за ним. И только минут через пять, когда он прошел мимо освещенной витрины, я обнаружила, что это вовсе не Жюль. Пришлось вернуться ни с чем. А потом я даже виду не показала.
   — Через сколько времени после вас он вернулся?
   — Право, не знаю. Я поднялась наверх. Он мог побыть в гостиной…
   В эту минуту резко задребезжал дверной колокольчик и вошел полицейский с телеграммой для комиссара. Тот вскрыл ее, прочел и протянул Мегрэ.
   «Ни Джон Миллер, ни кто-либо другой, подходящий по приметам, не сошел с парохода, прибывшего в Ньюхейвен из Дьеппа».
   Комиссар полиции вежливо предложил Мегрэ принять участие в дальнейшем дознании, если ему интересно, но предложил это без особого воодушевления, задетый странным поведением коллеги, который как будто был не особенно расположен помогать ему.
   Пока они шли рядом, держась поближе к домам, из опасения, что им угодит в голову черепица — куски ее валялись повсюду на тротуаре, — он все же поделился с Мегрэ своими планами.
   — Как видите, я не хочу просто плыть по течению. Я был бы крайне удивлен, если бы Джон Миллер не оказался замешанным в это дело. Хозяйка пансиона заявила, что он прожил у нее довольно долго, но на ее вопросы всегда отвечал уклончиво. Он расплатился французскими деньгами, но вот любопытная деталь: он дал необычно много мелкой монеты. Выходил он редко и только по утрам. Два дня подряд мадмуазель Отар встречала его на рынке, где он вроде бы интересовался маслом, яйцами и овощами…
   — Или же кошельками торговок, — бросил Мегрэ.
   — Вы полагаете, он карманный вор?
   — Во всяком случае, это объяснило бы, почему он вернулся в Англию под другим именем и в другой одежде, чем те, которые вы указали.
   — Это не помешает мне продолжать его розыски. А теперь зайдем к Виктору, хозяину кафе близ рыбного рынка. Я хотел бы повидать там Постава, о котором упомянула горничная, и узнать, не тот ли это Постав Щербатый, которым мне несколько раз довелось заниматься.
   — Полицейский утверждал, что здешние парни чаще забавляются ножом, чем револьвером, — заметил Мегрэ, перепрыгнув через глубокую лужу, но все же обдав себя грязью.
   Через несколько минут они вошли к Виктору в кабачок с липким, скользким полом, где стояло с десяток столиков, за которыми сидели люди в матросских блузах и в сабо. Помещение было слишком ярко освещено, из автомата-проигрывателя неслась пронзительная музыка, хозяин и две служанки, не блиставшие чистотой, суетились у стойки и между столиками.
   По взглядам сидевших в кабачке людей было ясно, что они узнали полицейского комиссара, который уселся с Мегрэ в углу и заказал пиво. Когда служанка принесла кружки, комиссар удержал ее за фартук и спросил вполголоса:
   — В котором часу Жанна приходила сегодня днем?
   — Какая Жанна?
   — Любовница Гюстава.
   Девушка поколебалась, бросила взгляд на группу мужчин и, подумав, сказала:
   — По-моему, я ее не видела!
   — Но ведь она часто здесь бывает, верно?
   — Случается. Только она не входит в зал. Она приоткрывает дверь и смотрит, здесь ли он, и если он тут, он выходит к ней.
   — Постав появлялся сегодня вечером?
   — Надо спросить у моей подружки Берты. Я отлучалась.
   Мегрэ улыбался с довольным видом. Казалось, его радовало, что не он один затрудняется дать точные свидетельские показания.
   Берта, вторая служанка, косила на один глаз и, может быть, поэтому производила неприятное впечатление.
   — Если вам нужно это знать, спросите у него самого, — ответила она комиссару — Я не нанималась в сыщики.
   Но первая девушка уже успела шепнуть словечко рыжему парню в резиновых сапогах. Он встал, подтянув штаны из чертовой кожи, подпоясанные веревкой, сплюнул на пол и подошел к комиссару. Он заговорил, сразу же показав щербинку на переднем зубе.
   — Это вы мной интересуетесь?
   — Я хочу знать, видел ли ты сегодня вечером Жанну?
   — А вам-то какое дело?
   — Жанну убили.
   — Не может быть.
   — Говорю тебе, ее убили на улице выстрелом из револьвера.
   Парень и вправду был огорошен, он оглянулся и крикнул:
   — Послушайте-ка! Вот так история! Жанну убили!
   — Отвечай на вопрос. Ты видел ее?
   — Ладно, скажу правду. Она приходила.
   — В котором часу?
   — Уж не помню. Я играл на аперитив с толстяком Политом.
   — Было больше пяти?
   — Конечно!
   — Она зашла сюда?
   — Я не разрешаю ей заходить в кафе, где я бываю. Я увидел ее в дверях. Я вышел к ней и сказал, чтобы она оставила меня в покое.
   — Почему?
   — Потому что!
   Хозяин выключил музыку, и в зале воцарилась тишина, люди внимательно прислушивались к их беседе.
   — Вы поссорились?
   Щербатый пожал плечами, словно зная, что нелегко ему будет что-то втолковать непонятливому собеседнику.
   — И да и нет.
   — Объясни как следует!
   — Допустим, я поглядывал на другую, а Жанна приревновала.
   — А кто эта другая?
   — Жанна однажды привела ее на танцы.
   — Как ее имя?
   — А я и сам не знаю. Ну да ладно, раз уж вы хотите знать. Она совсем молоденькая, но я ее и пальцем не тронул, так что придраться ко мне нельзя. Это девчонка, что работает с Жанной в пансионе.. Вот и все! И вот, когда Жанна явилась, я вышел к ней на улицу и сказал, что задам ей хорошую взбучку, если она не отвяжется от меня.
   — Ну а потом? Ты тут же вернулся в кафе?
   — Нет, не сразу. Я пошел взглянуть на пароход, что уходил в Ньюхейвен. Мне любопытно было, как это он отчалит при такой волне. Вы хотите меня забрать?
   — Пока еще нет.
   — Вы не стесняйтесь, если что! Мы уж приучены расхлебывать за других… Подумать только, ее убили!.. Она хоть не мучилась по крайней мере?
   Странное чувство охватило Мегрэ оттого, что он находился здесь без всякого дела. Он еще не привык быть просто частным лицом, как все. Другой, а не он задавал сейчас вопросы, ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не вмешаться, не высказать своего одобрения или неодобрения.
   Иногда он сгорал от желания задать вопрос, и молчание становилось для него сущей пыткой.
   — Вы пойдете со мной? — обратился к нему комиссар полиции, вставая и бросая мелочь на стол.
   — Куда?
   — В комиссариат. Мне нужно составить донесение. А потом я смогу поспать, так как делать сегодня больше нечего.
   И только выйдя на улицу, комиссар добавил, поднимая воротник пальто:
   — Разумеется, к Щербатому мы приставим человека. Таков мой метод и, мне кажется, и ваш тоже. Было бы ошибкой во что бы то ни стало добиваться немедленных результатов, так ничего не получится, только изнуряешь себя и начинаешь терять хладнокровие. А завтра мне хватит возни с господами из прокуратуры.
   Мегрэ расстался с ним у красного фонаря комиссариата. Ему там нечего делать, его коллега засядет за усердный и подробный отчет.
   Ветер поутих, но дождь продолжал идти, хотя уже не так сильно — струи падали теперь вертикально. Немногочисленные прохожие скользили мимо еще освещенных витрин.
   Как это бывало и прежде, когда расследование продвигалось туго, Мегрэ старался растянуть время. Он заглянул в «Швейцарскую пивную» и добрых пятнадцать минут машинально следил, как играли в кости за соседним столиком.
   Он промочил ноги и чувствовал, что схватит насморк. Это заставило его после пива заказать грог с ромом, от которого кровь прихлынула к голове.
   — Так-то! — вздохнул он, вставая.
   Это дело его не касалось! Конечно, сердце немного щемило, но разве не мечтал он о том, чтобы уйти на покой, так чего же теперь ворчать, когда он наконец вышел в отставку!
   В дальнем конце пристани, где-то за морским вокзалом, уже пустынным и освещенным одной только дуговой лампой, он увидел светящееся лиловое кольцо над мокрым тротуаром и вспомнил про танцульки, о которых ему говорили днем.
   Так и не решив, стоит ли ему туда идти, и поминутно повторяя себе, что, нечего ему заниматься этим делом, Мегрэ все же оказался перед странным, безвкусно раскрашенным фасадом, освещенным цветными лампочками. Мегрэ толкнул дверь, в лицо ему хлынули потоки джазовой музыки, но он почувствовал разочарование при виде почти безлюдного зала.
   Танцевали две девушки, видимо работницы, желавшие получить удовольствие за заплаченные деньги, и трое музыкантов играли для них одних.
   — Не скажете, какой у нас сегодня день? — спросил он у хозяина, присаживаясь к стойке.
   — Понедельник. Сегодня, знаете, много народу не будет. В основном приходят по субботам и воскресеньям, иногда по четвергам. После кино заглянет сюда несколько парочек, хотя в такую непогоду… Чего вам налить?
   — Дайте грогу.
   Он пожалел, что заказал грог, увидев, как хозяин наливает какой-то неведомый ром и горячую воду в сомнительной чистоты кастрюлю.
   — Вы здесь впервые? Вы проездом в Дьеппе?
   — Да, проездом.
   Хозяин, по-своему истолковав приход Мегрэ, пояснил:
   — Знаете, женщин такого рода у меня вы не найдете. Можете танцевать, предложить этим девушкам выпить стаканчик, но насчет остального — дело трудное. А сегодня и подавно!
   — Потому что нет народа?
   — Да не только… Возьмите хотя бы этих девчонок… Вы знаете, почему они танцуют?
   — Нет.
   — Чтобы прогнать тоску Когда они пришли, одна все плакала, а другая молча смотрела куда-то. Я предложил им выпить, чтобы они развеселились. Не так-то приятно узнать, что подружка убита.
   — Вот как! Произошел несчастный случай.
   — Нет, преступление! В переулке, в ста метрах отсюда, обнаружили служанку с пулей в голове.
   Мегрэ подумал: «А ведь я даже не спросил, куда ей выстрелили, в голову или в грудь!» И громко спросил:
   — Значит, стреляли в упор?
   — Да, тем более что в этой тьме, да еще при такой буре, было бы трудно целиться даже с трех шагов. Но мне сдается, что это кто-то нездешний. Добро бы ее кто стукнул кулаком, это еще понятно. Каждую субботу приходится выставлять их отсюда, когда видишь что вот-вот завяжется драка.. Знаете, с тех пор как я узнал об этом, даже мне не по себе…
   В подтверждение сказанного он налил себе рюмку и прищелкнул языком.
   — Представить их вам?
   Мегрэ не успел отказаться, как хозяин уже подозвал девушек, попросту, как старых знакомых
   — Вот господин, которому скучно, он хочет предложить вам выпить. Садитесь-ка все сюда. В этом уголке вам будет уютнее.
   Он подмигнул Мегрэ, как бы говоря, что здесь тот сможет без опасений позволить себе кое-какие вольности
   — Что вам подать? Грогу?
   — Ладно, давайте грогу.
   Мегрэ чувствовал себя неловко, он не умел развлекать девушек. Те исподтишка разглядывали его. не зная, как завязать разговор.
   — Вы не танцуете?
   — Не умею.
   — Научить вас?
   Ну нет! Этого еще не хватало! Мегрэ даже представить себе не мог, как бы это он стал топтаться на площадке под насмешливыми взглядами музыкантов!
   — Вы случайно не коммивояжер?
   — Да. Я здесь проездом. Хозяин рассказал мне сейчас, что ваша подруга… словом, что с ней стряслась беда!
   — Она нам не подруга, — возразила одна из девушек.
   — Вот как! А я думал…
   — Будь она нашей подругой, мы бы сюда не пришли! Мы просто знали ее, как и всех, кто здесь бывает. Но теперь, когда она погибла, нельзя на нее сердиться. Это так грустно все…
   — Да, конечно.
   Надо поддакивать. Надо терпеливо выжидать, не вспугнуть их.
   — Она была легкомысленной девушкой? — рискнул он.
   — Не то слово…
   — Молчи, Мария. Она же умерла.
   Пришли еще несколько посетителей. Одну из девушек несколько раз приглашали танцевать. Затем Мегрэ увидел у стойки вдребезги пьяного Гюстава Щербатого.
   Пьяный взглянул на него, словно что-то вспоминая, и Мегрэ стал опасаться неприятной сцены. Но ее не последовало. Постав слишком набрался и ничего не различал вокруг себя, а хозяин ждал только предлога, чтобы выставить его за дверь.
   Взамен услуги, которую он оказал Мегрэ, познакомив его с двумя еще незрелыми красотками, он каждые пятнадцать минут ставил на их столик новые стаканы грога.
   И в час ночи, когда бывший комиссар уголовной полиции оставил это заведение, он слегка шатался, с трудом застегнул пальто и уже не смог обойти ни одной лужи.
   Он совершенно забыл, что жильцы пансиона, возвращаясь после одиннадцати, должны были дергать за шнурок особого колокольчика, висевшего в комнате самой м-м Отар. Он яростно трезвонил, перебудил решительно всех, и в конце концов хозяйка, успевшая набросить только пальто на свое ночное одеяние, впустила его в дом с весьма недовольным видом.
   — И это в такой день, как сегодня… — проворчала она себе под нос.
   Г-жа Мегрэ уже легла, но, услышав шаги мужа на лестнице, зажгла свет и с изумлением оглядела его. Походка его отяжелела, он размашистым, широким жестом сорвал с шеи крахмальный воротничок.
   — Интересно, где же ты был? — сказала она, поворачиваясь лицом к стене.
   — Где я был? — повторил он. И со странной усмешкой переспросил: — Где я был? Ну, допустим, в Вильконтуа…
   Она нахмурила брови, стараясь припомнить: она была уверена, что никогда прежде не слыхала такого названия.
   — Это близко отсюда?
   — В департаменте Шер… Вильконтуа! Она сочла за благо отложить до утра выяснение этого вопроса.
   Путешествовала она или была дома, ложилась спать рано или поздно — что, впрочем, с ней почти никогда не случалось, — г-жа Мегрэ всегда вставала ни свет ни заря. Уже накануне бывший комиссар рассердился, увидев ее в семь часов утра одетой и не знавшей, чем бы заняться.
   — Никак не приучусь валяться утром в постели, — объяснила она. — Мне все кажется, что я не управлюсь по хозяйству.
   То же самое повторилось и сегодня. Разбуженный электрическим светом, он приоткрыл один глаз. Было еще темно, но жена уже тихонько плескалась над тазом.
   «Что же это было за слово?» — в полудреме подумал Мегрэ, с неудовольствием убеждаясь, что у него трещит голова.
   Это слово, название местечка или поселка, которое он бросил жене, вернувшись ночью, так неотвязно его преследовало, что он вдруг — как это иногда бывает — забыл его.
   Ему казалось, что он дремал лишь наполовину, потому что он заметил, как погасла лампа, как в окно стало пробиваться серое, скучное утро. Потом он услышал, что где-то в доме задребезжал будильник, чьи-то шаги раздались на лестнице, два раза позвонили у входной двери.
   Ему хотелось бы знать, идет ли еще дождь, кончилась ли буря, но он не в силах был открыть рот. Потом вдруг жена стала трясти его за плечо, и он сразу сел на постели. Давно уже рассвело, и часы, лежавшие на ночном столике, показывали половину десятого.
   — Что случилось?
   — Там внизу полицейский комиссар.
   — Какое мне до этого дело?
   — Он хочет тебя видеть.
   Должно быть, потому, что накануне он хватил лишний стакан грога (да еще без всякого желания!), г-жа Мегрэ говорила с мужем материнским, покровительственным тоном.
   — Пей кофе, пока горячий…
   В такое утро неприятно разглядывать себя в зеркало, и Мегрэ решил было сегодня не бриться.
   — Какое слово я сказал тебе вчера ночью? — спросил он.
   — Какое слово?
   — Я тебе назвал одно селение…
   — Ах, да… Дай-ка вспомнить… Это где-то в департаменте Канталь…
   — Да нет! В департаменте Шер…
   — Ты думаешь?.. Как будто это слово кончалось на «он»…
   Ничего не попишешь, она тоже не помнила. Он спустился вниз, еще не совсем проснувшийся, с тяжелой головой, даже у трубки вкус был не такой, как обычно по утрам. Его удивило, что он никого не встретил ни в кухне, ни в буфетной. Зато когда он открыл дверь в столовую, он увидел всех обитателей дома в сборе, застывших словно на торжественной церемонии или перед объективом фотоаппарата.
   M-м Отар взглянула на него с неудовольствием и укором, видимо, за его шумное ночное возвращение. Печальная дама сидела в кресле и, подобно умирающей, казалось, была далека от этой низменной действительности. Супруги Моссле, должно быть, сегодня в первый раз поссорились, они избегали смотреть друг на друга и считали весь мир повинным в своей ссоре.
   Даже молоденькая Ирма была на себя непохожа, словно ее вымочили в уксусе.
   — Добрый день! — бросил Мегрэ как можно приветливее.
   Никто не отозвался и даже не кивнул в ответ на его слова. В эту минуту открылась дверь гостиной, и комиссар полиции, весьма довольный собой, протянул руку знаменитому коллеге.
   — Входите, пожалуйста. Я так и думал, что застану вас еще в постели.
   Дверь за ними закрылась. Они были вдвоем в гостиной, печку недавно разожгли, и она еще дымила. В окно
   Мегрэ увидел серую набережную, где хозяйничал ветер, набегавшие волны вздымали целые облака водяной пыли.
   — Да, я что-то раскис, — проворчал он.
   Заметив усмешку комиссара, Мегрэ решил показать, что его не проведешь. Правда, вчера он упустил это из виду, но сейчас сразу сообразил.
   — Да, верно, Гюстав Щербатый околачивался там, а за ним по пятам шел ваш агент. И этот агент рассказал вам…
   — Уверяю вас, я не собирался даже намекать на… Болван! Итак, он считал, что Мегрэ провел вечер с этими девчонками только ради…
   — Я позволил себе побеспокоить вас сегодня утром, потому что дьеппская полиция обнаружила нечто весьма, на мой взгляд, сенсационное.
   Мегрэ по привычке разгреб кочергой уголь. Он охотно выпил бы чего-нибудь освежающего лимонного сока например.
   — Вы ничего не заметили, когда спустились вниз? — спросил комиссар, восхищенный своим успехом, точно актер, которого уже вызывала публика и который готовится произнести свой лучший монолог.
   — Вы имеете в виду обитателей пансиона, которые ждут в столовой?
   — Да, я нашел нужным собрать их в одну комнату, помешать им разгуливать взад и вперед… Я хочу сообщить вам новость, которая, может быть, удивит вас: убийцей Жанны Фенар был кто-то из них!
   Но в такое утро нужна была более потрясающая новость, чтобы вывести Мегрэ из оцепенения. Он только бросил на комиссара тяжелый, рассеянный взгляд. Тот был бы немало удивлен, узнав, что в эту самую минуту бывшего комиссара уголовной полиции больше всего интересовало название городишка, которое кончалось на «уа».
   — Взгляните вот на это. Не бойтесь: если тут и были отпечатки пальцев, они смыты: ведь это пролежало под дождем долгие часы.
   Мегрэ увидел ставшую уже привычной картонную карточку с завитушками вокруг слова «МЕНЮ».
   Названия блюд, написанные от руки, расплылись под дождем, хотя еще можно было различить: «Суп из щавеля… Макрель в горчичном соусе…»
   — Это наше позавчерашнее меню, — заметил Мегрэ без малейшего удивления.
   — Да, мне это сейчас сказали. Итак, есть уже нечто определенное: это меню из пансиона Отар, написанное позавчера, то есть накануне убийства. Так вот, его нашли совершенно случайно сегодня утром на тротуаре на улице Диг, примерно в трех метрах от того места, где была убита Жанна.
   — Ну понятно, — бросил Мегрэ.
   — Вы со мной согласны? Вы заметили, что вчера вечером я не поторопился арестовать Щербатого, несмотря на его прошлое, как, несомненно, сделали бы некоторые на моем месте. Мой метод, как я вам уже сказал, — не торопиться с выводами. Наличие этого меню на месте убийства доказывает, по моему мнению, что убийца жил в пансионе. Более того! Я попытался сегодня утром, в непогоду — она все еще бушует, — восстановить действия преступника. Представьте себе, что руки у вас мокрые от дождя и что вы должны выстрелить метко. Что же вы делаете? Вы берете платок, вытираете себе пальцы… Вытаскивая платок, убийца роняет…
   — Понял, — вздохнул Мегрэ, уже второй раз за это утро раскуривая трубку. — Вы успели истолковать цифры, записанные на обороте меню.
   — Нет еще, должен признаться. Кто-то, находившийся здесь позавчера вечером, сделал эту запись на меню. Я прочел, тут написано карандашом: «79х140», а пониже: «160x80». Сначала мне пришло в голову, что записи сделаны во время какой-нибудь игры, но потом я отбросил эту версию. Я подумал было, что речь идет о времени отхода поезда или парохода, но и от этого объяснения отказался. Тут загадка еще не разгадана, но тем не менее ясно, что убийца — один из гостей пансиона. Вот почему я собрал всех в столовой под надзором полицейского инспектора. Но прежде всего, поскольку позавчера вечером вы находились здесь, я хотел бы задать вам следующий вопрос: не заметили ли вы, чтобы кто-нибудь писал карандашом на обороте меню?
   Нет, Мегрэ ничего подобного не заметил. Насколько он помнил, супруги Моссле играли в шашки за круглым столиком в гостиной, но где находились остальные — он не мог сказать. Сам он читал журнал и рано лег спать.
   — Я думаю, — заявил комиссар полиции, довольный произведенным эффектом, — что теперь мы можем приступить к допросу каждого в отдельности.
   Мегрэ, которого одолевала жажда, продолжал мучительно вспоминать ускользнувшее слово. Он вздохнул:
   — Пусть сначала мне принесут попить, если не возражаете.
   Он приотворил дверь и увидел госпожу Мегрэ, чинно восседавшую вместе со всеми остальными. В тусклом свете пасмурного дня гостиная напоминала приемную провинциального зубного врача: полузадернутые шторы, озабоченные лица, поджатые под сиденье ноги и осторожные, недоверчивые взгляды, которыми украдкой обменивались сидящие.
   Г-жа Мегрэ могла бы, конечно, уклониться от этой повинности. Но таков уж был ее характер: делать то же, что другие, терпеливо стоять в очереди. Захватив свое вязание, она беззвучно шевелила губами, считая петли.
   Из учтивости комиссар полиции вызвал ее первой, извинившись, что снова ее беспокоит. Он показал ей меню, не пытаясь поймать на каверзных вопросах.
   — Это вам ничего не напоминает?
   Г-жа Мегрэ бросила взгляд на мужа, отрицательно покачала головой, потом снова прочла цифры, нахмурила брови, как человек, не решающийся высказать нелепую догадку.
   — Нет, ровно ничего не напоминает! — сказала она наконец.
   — Вы не заметили позавчера вечером, чтобы кто-нибудь писал на меню?
   — Видите ли, я, как обычно, вязала и потому совсем не смотрела на то, что делалось вокруг меня.
   Говоря так, она в то же время сделала незаметный знак мужу. Мегрэ понял, что у жены есть еще какие-то дополнительные соображения, но она предпочитает высказать их ему наедине, однако громко спросил:
   — Ну, что ты хочешь сказать?
   Это ее обидело. Она всегда боялась совершить бестактность. Покраснев и смутившись, она пыталась найти нужные слова, все время извиняясь:
   — Я, право, не знаю… Вы уж простите меня… Может быть, я ошибаюсь… Но, увидев эти цифры, я сразу вспомнила…
   Глядя на нее, муж вздохнул и подумал, что она всегда такой и останется, смиренной до слез!
   — Вы, конечно, будете смеяться надо мной… Метр сорок — это обычная ширина ткани. И восемьдесят сантиметров тоже. А первая цифра, семьдесят девять, соответствует длине юбки…
   Увидев искорки в глазах Мегрэ, она почувствовала гордость и продолжала увереннее:
   — Первые две цифры — семьдесят девять на сто сорок — это как раз отрез шерсти, который требуется на юбку. Но не все ткани имеют ширину метр сорок. Если ширина восемьдесят, то нужно взять две длины… Не знаю, понятно ли я говорю.
   Повернувшись к мужу, она вдруг воскликнула:
   — А может быть, название кончалось на «ар»? Она тоже неустанно вспоминала вчерашнее слово и каялась, что забыла его.
   — Это меню из моего пансиона, совершенно верно. Однако эти цифры записаны не моей рукой, — ответила м-ль Отар на вопросы комиссара. — Я хочу добавить, что, если мой дом по-прежнему будет в состоянии осады, мне, к сожалению, придется…
   — Простите, мадам…
   — Мадмуазель!..
   — Простите, мадмуазель, я сделаю все возможное, чтобы эта осада, как вы выразились, длилась как можно меньше. Позвольте мне все же сообщить вам: мы совершенно уверены, что убийца — один из ваших постояльцев, и в этих обстоятельствах наше присутствие здесь вполне уместно…
   — Я хотела бы знать кто? — отрывисто спросила она.
   — Я тоже хотел бы это знать не меньше, чем вы, и надеюсь, мы скоро это выясним. Ну а пока что я вынужден задать вам несколько вопросов, которые во всей этой суматохе не пришли мне в голову. Скажите, пожалуйста, сколько времени работала у вас Жанна Фенар?
   — Полгода, — нехотя бросила м-ль Отар.
   — Каким образом она попала к вам?
   Может быть, чувствуя на себе пристальный взгляд Мегрэ, хозяйка пансиона резко проговорила:
   — Как и все — через дверь!
   — В такой момент остроты кажутся мне неуместными. Жанну Фенар прислало к вам бюро найма?
   — Нет.
   — Она явилась по собственной инициативе?
   — Да.
   — Вы не знали ее раньше?
   — Знала!
   Она решила, как видно, отвечать односложно и только самое необходимое.
   — Где же вы с ней познакомились?
   — У нас.
   — А именно?
   — Она несколько лет работала в «Золотом кольце», где я служила кассиршей.
   — Это ресторан?
   — Гостиница и ресторан.
   — В каком городе?
   — Я уже сказала вам — у нас, в Вильконтуа…
   Мегрэ чуть не подскочил на месте. Вот оно, наконец, злосчастное слово: Вильконтуа в департаменте Шер! Он тут же забыл данное самому себе обещание оставаться в тени.
   — Жанна родом из Вильконтуа? — спросил он.
   — Нет. Она приехала туда наниматься в прислуги.
   — У нее уже был ребенок? Хозяйка презрительно отчеканила: