— Час назад вам звонил Гастен-Ренет.
   Это был эксперт по огнестрельному оружию.
   — Что он сказал?
   — Утром он принесет письменное заключение. Пуля, которой была убита Луиза Филон, выпущена из автоматического пистолета калибра 6,35.
   Такие пистолеты называют любительскими. Настоящие преступники пользуются более серьезным оружием.
   — Звонил также доктор Поль. Он просил вас связаться с ним.
   Жанвье посмотрел на часы. Было четверть восьмого.
   — Скорее всего, он уже добрался до ресторана «Лаперуз», где должен председательствовать на каком-то званом обеде.
   Мегрэ набрал номер ресторана. Через несколько минут он уже беседовал с судебным медиком.
   — Я провел вскрытие девочки. Возможно, я ошибаюсь, но у меня создалось впечатление, чте мы раньше встречались.
   — Она несколько раз арестовывалась. Доктор Поль наверняка опознал Лулу не по лицу, изуродованному пистолетной пулей, а по телу.
   — Выстрел был произведен с очень близкого расстояния, буквально в упор. Не надо даже быть экспертом, чтобы это установить. Думаю, что стреляли с расстояния двадцать пять — тридцать сантиметров, не более.
   — Я полагаю, смерть наступила мгновенно?
   — Мгновенно. В желудке сохранились остатки непереваренной пищи, среди которой есть и лангусты.
   Мегрэ вспомнил, что на кухне, в мусорном ящике, он видел пустую банку из-под лангустов.
   — За едой она пила белое вино. Это вас интересует?
   Мегрэ еще не был в этом уверен. На внешней стадии расследования было еще трудно судить, какая информация является важной, а какая нет.
   — Но я обнаружил еще одну деталь, которая, наверное, вас удивит. Вам известно, что она была беременна?
   Комиссар в самом деле был этим удивлен, причем так, что на минуту онемел.
   — Давно? — наконец спросил он.
   — Около шести недель. Возможно, она об этом и не зна ла. А если и знала, то всего несколько дней.
   — Вы в этом уверены?
   — Абсолютно. Подробности будут в моем заключении.
   Мегрэ положил трубку и сказал, обращаясь к стоявшему рядом Жанвье:
   — Она была беременна.
   Однако Жанвье, знавший дело поверхностно, особенно не удивился.
   — Что делать с Лапуэнтом?
   — А, правда. Надо послать кого-нибудь ему на смену.
   — Лобер сейчас свободен.
   — Надо бы и Люка сменить. Хотя это вряд ли что даст, но я бы хотел, чтобы кто-нибудь присматривал за квартирой.
   — Могу пойти я, надо только что-нибудь перекусить. Там можно спать?
   — Не вижу помех для этого.
   Мегрэ просмотрел вечерние выпуски газет. Фото Пьеро еще не поместили, видно, слишком поздно получили его, но сообщили точные приметы музыканта.
   «Полиция разыскивает жениха Луизы Филон, музыканта из ночного кафе по прозвищу Пьеро, который последним видел убитую вчера вечером.
   Пьер Эйро, неоднократно привлекавшийся к уголовной ответственности, исчез из своей квартиры и, по всей видимости, скрывается в хорошо ему известном квартале Ла Шапель…»
   Мегрэ пожал плечами, поднялся из-за стола и, постояв немного в нерешительности, направился к двери.
   — Если будет что-нибудь важное, звонить домой?
   Мегрэ кивнул. Не было смысла сидеть в кабинете, и, сев в машину, он отправился домой. Как обычно, мадам Мегрэ успела открыть дверь прежде, чем он вложил ключ в скважину. Она ни слова не сказала по поводу его задержки. Ужин уже ждал на столе.
   — Ты не простудился?
   — Вроде бы нет.
   — Сними ботинки.
   — Я не промок.
   Это было правдой. В этот день комиссар почти не ходил по улице. На полке лежала та же вечерняя газета, какую он уже просмотрел у себя в кабинете. Так что его жена уже обо всем знала и поэтому не задавала ему вопросов.
   Она видела, что Мегрэ еще намерен выходить из дома, поскольку он не снял галстука, что обычно делал возвратившись домой. После ужина комиссар открыл буфет, чтобы налить себе сливовицы. Жена молча следила за ним.
   — Уходишь?
   Еще минуту назад он и сам не был в этом уверен. Он все еще надеялся, что профессор Гуэн позвонит ему. Правда, его убеждение ни на чем не основывалось, хотя и трудно было предположить, что профессор мог подумать, что полиция им не заинтересуется. Ведь столько людей знают о его связи с Лулу.
   Комиссар позвонил в квартиру Луизы Филон. Жанвье, только что принявший дежурство, подошел к телефону.
   — Ничего нового?
   — Ничего, патрон. Абсолютная тишина. Я собираюсь лечь спать.
   — Не знаешь, профессор дома?
   — Люка говорил мне, что он вернулся в половине восьмого, и я не слышал, чтобы он выходил.
   — Спокойной ночи.
   Догадывался ли Гуэн, что его жена говорила с Мегрэ? И удалось ли ей ничем себя не выдать? О чем, интересно, говорили они с женой во время ужина вдвоем? Наверняка, у профессора была привычка после ужина запираться у себя в кабинете.
   Мегрэ налил себе второй стаканчик, выпил, стоя у буфета, и, подойдя к вешалке в коридоре, снял с нее теплое пальто.
   — Надень шарф. Ты скоро вернешься?
   — Часа через два.
   Ему пришлось пройти пешком до самого бульвара Вольтера, прежде чем он поймал такси. В машине он назвал шоферу адрес: кафе «Грело».
   Неоновая вывеска кафе «Грело» отбрасывала фиолетовый отблеск на тротуар, и, пока Мегрэ выходил из такси, он расслышал приглушенную музыку, сопровождаемую тяжелым притоптыванием. Двое полицейских дежурили под фонарем неподалеку от кафе. У входа стоял какой-то мужчина, вышедший, по-видимому, глотнуть свежего воздуха. Когда он заметил приближающегося Мегрэ, то поспешно вернулся в кафе.
   В этих районах всегда так реагировали на его появление. Не успел Мегрэ войти, как двое мужчин стремглав выскочили из кафе, едва не сбив его с ног. Некоторые из сидевших в баре отвернулись от него в надежде не быть узнанными.
   Маленький, коренастый хозяин заведения устремился навстречу:
   — Если вы ищите Пьеро, комиссар…
   Он произнес эту фразу нарочито громко, подчеркивая слово «комиссар» и как бы предупреждая сидевших в зале о его приходе. В помещении царил фиолетовый полумрак, лица посетителей были едва различимы. Освещен был только пятачок для танцев, и на лицах танцующих играло слабое отражение от лучей прожекторов.
   Музыка продолжала играть, парочки танцевали, но разговоры прекратились, и глаза всех присутствовавших следили за массивной фигурой Мегрэ, отыскивающего свободный столик.
   — Вы хотите сесть?
   — Да.
   — Прошу сюда, комиссар. Что будете пить? Я угощаю.
   — Водку.
   — Одну водку комиссару Мегрэ.
   На балкончике играли четверо музыкантов в черных брюках и темно-красных шелковых рубашках. Один из них, видимо, замещая Пьеро, играл на саксофоне, чередуя его с игрой на аккордеоне.
   — Вы хотите поговорить со мной?
   Мегрэ покачал головой и взглядом указал на балкончик.
   — С музыкантами?
   — С тем из них, кто лучше знал Пьеро.
   — В таком случае лучше всего с аккордеонистом Луи. Через четверть часа у них будет перерыв, и он сможет ответить на ваши вопросы. Надеюсь, вы не торопитесь?
   Во всем Париже осталось всего несколько кафе с оркестром. Об их существовании знали лишь немногие, и здесь больше пили лимонад, чем спиртные напитки.
   Четверо музыкантов смотрели сверху на Мегрэ, и по их невозмутимым лицам невозможно было угадать, о чем они думают. Аккордеонист, красивый брюнет лет тридцати, с испанскими бакенбардами, очень походил на начинающего киноактера, играющего любовников.
   Мужчина в официантском фартуке с огромным карманом собирал деньги с танцующих, но пары оставались на площадке. Оркестр заиграл танго. Лучи прожекторов сменили свой цвет на красный, и эта краснота сглаживала яркую краску на лицах женщин и обесцвечивала яркие рубашки музыкантов. Но вот они отложили инструменты, и хозяин шепнул что-то аккордеонисту.
   Луи еще раз посмотрел на столик Мегрэ, прежде чем решился спуститься по приставной лестнице вниз.
   — Садитесь, — предложил комиссар.
   — Перерыв всего десять минут.
   — Этого времени нам хватит. Что будете пить?
   — Ничего.
   Наступило молчание. Сидевшие за другими столиками, внимательно наблюдали за ними. Около бара стало тесно. Женщины, воспользовавшись перерывом, поправляли свой грим. Луи заговорил первым.
   — Вы попали пальцем в небо, — произнес он довольно зло.
   — Это вы по поводу Пьеро?
   — Пьеро не убивал Лулу. Хотя вы можете мне и не верить.
   — Почему же он исчез?
   — Он не идиот и знает, что отыграются на нем. Кому нравится, когда его арестовывают?
   — Он ваш друг?
   — Да, это мой друг, и я знаю его лучше, чем кто-либо иной.
   — Может быть, вы знаете, где он сейчас?
   — Если бы я и знал, то все равно не сказал бы вам.
   — А вы знаете, где он?
   — Нет. Со вчерашнего вечера я не имею о нем никаких известий. Вы ведь читали газеты?
   Голос Луи дрожал от едва сдерживаемой злобы.
   — Люди считают, что если кто-то играет в маленьком кафе, то он обязательно уголовный тип. Может быть, и вы так думаете?
   — Нет.
   — Видите вон того высокого блондина, который играет на барабане? Хотите верьте, хотите нет, но у него среднее образование, и он даже целый год проучился в университете. Его родители — обеспеченные люди, а работает он здесь из любви к музыке. На следующей неделе у него свадьба. Невеста изучает медицину. Я тоже женат, если вас это интересует, у меня двое детей, жена ожидает третьего, и мы живем в четырехкомнатной квартире на бульваре Вольтера.
   Мегрэ знал, что это правда, ибо досконально изучил эту среду.
   — Почему Пьеро не женился?
   — Это совсем другое дело.
   — Лулу не хотела?
   — Я этого не сказал.
   — Несколько лет назад Пьеро арестовывался за сутенерство.
   — Я знаю.
   — Ну так?
   — Говорю вам, что это другое дело.
   — То есть?
   — Вы бы и так этого не поняли. Пьеро воспитывался в приюте. Вам это что-то говорит?
   — Конечно.
   — В шестнадцать лет он начал самостоятельную жизнь. Приходилось рассчитывать только на себя. Быть может, на его месте я делал бы кое-что похуже. Но у меня были родители, как у всех остальных детей. Они и сейчас живы. Если бы вы знали Пьеро, то не пустили бы шпиков по его следам.
   — Откуда вам известно, что полиция идет по его следам?
   — Газеты выдумывать не станут. Да и в квартале стало заметно появление определенных лиц. Ясно, что это означает. Луи не любил полиции и не скрывал этого.
   — Было время, когда Пьеро строил из себя сурового мужчину, — продолжал Луи.
   — А в действительности?
   — Поверите ли, он очень скромный, даже сентиментальный человек. И это правда.
   — Он любил Лулу?
   — Да.
   — А об ее прошлом он знал?
   — Да.
   — И продолжал оставаться с ней?
   — А что, у него был иной выход? Вот видите, вы ничего не понимаете!
   — Почему он согласился, чтобы она стала любовницей богатого мужчины и даже пошла к нему на содержание?
   — Это трудно объяснить.
   — Почему?
   — А что он, по-вашему, мог бы ей предложить? Думаете, он смог бы содержать ее на свой заработок?
   — Но вы же в состоянии содержать свою семью, правда?
   — Вот тут-то вы и ошибаетесь! У меня жена портниха, и она работает по десять часов в день да еще детьми занимается. Вы никак не поймете: если уж кто родился в этом квартале и никогда не видел ничего лучше…
   Луи неожиданно замолчал, а затем добавил:
   — Осталось только четыре минуты.
   Музыканты с балкончика внимательно смотрели на них, их лица выражали полное равнодушие.
   — Я точно знаю, что он ее не убивал. А если и не вырвал ее из лап этого докторишки, то только потому, что…
   — Вы знаете, кто был вторым любовником Лулу?
   — Ну и что из этого?
   — Вам это Пьеро сказал?
   — Все знают, что это началось еще в больнице. Я вам сейчас объясню, что по этому поводу думал Пьеро. Это ведь был единственный шанс для Лулу: возможность спокойной жизни и уверенность в завтрашнем дне, шанс выбраться из этого болота. Поэтому-то Пьеро и не противился.
   — А Лулу?
   — У нее тоже были свои причины.
   — Какие?
   — Это не мое дело.
   — Что за человек она была?
   Луи посмотрел на сидящих за столиком девушек и выражением лица дал понять Мегрэ, что она ничем не отличалась от них.
   — У нее была тяжелая жизнь, — сказал он, словно объясняя этим все. — Она не была там счастлива.
   Подчеркнув слово «там», он как бы противопоставлял живших в квартале Этуаль сидящим в зале и всем другим жителям бедных районов Парижа.
   — Время от времени она приходила сюда потанцевать…
   — Она не казалась вам печальной?
   Луи пожал плечами, словно давая понять, что в квартале Шапель это слово не имело смысла. И разве можно найти здесь по-настоящему радостных людей? Даже молоденькие продавщицы во время танца не могли освободиться от выражения тоски и безысходности на лице и без конца требовали исполнять грустные мелодии.
   — У нас осталась только одна минута. Если я вам еще буду нужен, смогу освободиться лишь через полчаса.
   — Когда Пьеро вернулся с авеню Карно вчера вечером, он ничего вам не говорил?
   — Извинился за опоздание, сказал, что у него есть очень важная новость, но не уточнил какая.
   — Он был хмурым?
   — Он всегда хмурый.
   — Вы знаете, что Лулу была беременна?
   Луи внимательно посмотрел на комиссара, в его глазах появилось сначала недоверие, потом удивление, в конце они стали серьезны.
   — Вы в этом уверены?
   — Врач, делавший вскрытие, не мог ошибиться.
   — Давно она была беременна?
   — Шесть недель.
   Эта новость произвела на Луи сильное впечатление. Он повернулся к официанту, крутившемуся неподалеку от их столика и старавшемуся подслушать разговор, и попросил:
   — Принеси мне что-нибудь выпить, Эрнест Неважно чего.
   Он даже забыл, что минута давно прошла, и все никак не мог прийти в себя от удивления. Хозяин кафе внимательно следил за их столиком.
   — Этого я не ожидал.
   — Я тоже, — произнес Мегрэ.
   — Я думаю, что профессор слишком стар для этого?
   — Это случается и с восьмидесятилетними.
   — Если вы говорите правду, это еще одно доказательство невиновности Пьеро.
   — Послушайте, Луи.
   Музыкант смотрел на комиссара все еще с недоверием, но в его взгляде уже не было прежней агрессивности.
   — Возможно, вы что-нибудь узнаете о Пьеро. Я не прошу сообщать мне об этом. Скажите лишь ему, что я хотел бы с ним поговорить в любом удобном для него месте и когда он захочет. Вы меня понимаете?
   — И вы его не арестуете?
   — Я не могу сказать, что прекращу поиски. Могу только обещать, что после нашей беседы он сможет свободно уйти.
   — О чем вы хотите его спросить?
   — Еще не знаю.
   — Вы все еще думаете, что это он убил Лулу?
   — Я ничего не думаю.
   — Не думаю, чтобы он как-то связался со мной.
   — Но если он это сделает…
   — Тогда я передам ему вашу просьбу. А теперь — простите…
   Одним глотком выпив содержимое стакана, Луи взобрался на балкончик и занял свое место.
   — Официант, счет!
   — Платить не нужно. Это за счет хозяина.
   Протестовать было бессмысленно. Мегрэ поднялся из-за стола и направился к выходу.
   — Удалось узнать что-нибудь новое? — с иронией в голосе обратился к комиссару владелец кафе.
   — Благо дарю за угощение.
   Бесполезно было искать такси в этом районе, и Мегрэ отправился к бульвару Шапель, отстраняя по дороге девиц, не знавших комиссара в лицо и пытавшихся увлечь его за собой. В трехстах метрах сверкали огни перекрестка Барбе. Дождь прекратился, но туман, окутавший город с утра, не рассеивался, и автомобильные фары окружал ореол.
   Улица Рикет. находилась в двух шагах. Комиссар пошел по ней и вскоре обнаружил инспектора Лобера. Это был мужчина почти его возраста, но так и застрявший в инспекторах. Лобер стоял, прислонившись к стене, и курил сигарету.
   — Ничего?
   — Множество народу входило и выходило, но его я не видел.
   У Мегрэ появилось желание отпустить Лобера с дежурства, отправив его спать. Он мог также позвонить Жанвье и тоже отпустить его домой. И на вокзалах бы отменил дежурства, поскольку был уверен, что Пьеро никуда не уедет из Парижа. Но ему приходилось неукоснительно следовать обычной полицейской рутине. Он не имел права рисковать.
   — Ты не замерз?
   От Лобера здорово попахивало ромом. И он не будет жаловаться на свою судьбу до тех пор, пока не закроется бистро на углу. Из-за этого порока Лобер до конца жизни останется в инспекторах.
   — Спокойной ночи, старина. Если будут новости, звони прямо домой.
   Было одиннадцать часов вечера. Толпы людей выходили из кино после сеанса. Парочки, обнявшись, шли по тротуарам, некоторые целовались в подворотнях, кто-то бежал, стараясь успеть на автобус.
   Комиссар свернул в сторону бульваров и вошел в ярко освещенный бар на перекрестке Барбе. По крайней мере, человек пятьдесят стояли у стойки.
   Хотя Мегрэ и хотелось выпить рома, он машинально, как и в «Грело», произнес:
   — Одну водку.
   Лулу наверняка сиживала здесь, чувствительная к каждому мужскому взгляду.
   Из автомата комиссар позвонил на набережную Орфевр. Он не знал кто дежурит, но по голосу узнал Люсьена, новичка, пришедшего к ним в полицию с дипломом об образовании и прилежно осваивающего полицейскую науку в надежде на повышение в чине.
   — Это Мегрэ. Для меня ничего нового?
   — Почти ничего, господин комиссар, если не считать двух арабов, подравшихся на улице Гут Д'Ор. Один из них умер на месте, второму удалось скрыться.
   Драка произошла в трехстах метрах от него, минут двадцать назад, когда он спокойно шел по бульвару Шапель. А он, как и другие, ничего не знал и ничего не слышал. Убийца, возможно, прошел мимо него. В жизни это обычное явление — люди стараются не замечать того, что происходит вокруг них.
   Пьеро, наверное, тоже притаился где-то поблизости, между Барбе и Ла Вилетт. Знал ли он о беременности Лулу? Доктор Поль говорил о шестинедельной беременности, вполне возможно, что за несколько последних дней у Лулу могли возникнуть подозрения. Делилась ли она ими с профессором Гуэном?
   Это было вполне возможно, но малоправдоподобно. Такая женщина, как Лулу, скорее всего, обратится за советом к ближайшему врачу в своем квартале или к акушерке.
   Обо всем этом комиссар мог лишь строить предположения. Лулу приходит домой, посетив врача, решения не принимает. По словам мадам Гуэн, профессор после обеда спустился к Лулу, но пробыл там лишь несколько минут.
   Мегрэ заказал еще стаканчик. Ему хотелось еще посидеть в баре. Он считал, что это самое лучшее место, чтобы посидеть и подумать о Лулу и Пьеро.
   — Она ничего не сказала профессору, — сказал он самому себе.
   Скорее всего, она сначала призналась Пьеро. Только этим можно объяснить его внезапный приход к ней. В таком случае, он ее и убил?
   Но сначала надо бы удостовериться в том, что она знала о своем положении. Если бы Лулу жила в другом квартале, то вполне естественным было бы обратиться к квартальному врачу. Но в квартале Этуаль, где она чувствовала себя чужой, маловероятно, чтобы она обращалась к местному доктору.
   Завтра придется опросить почти всех гинекологов и акушерок Парижа. Это необычайно важно. После телефонного разговора с доктором Полем Мегрэ уже не сомневался, что будущее материнство Лулу является ключом ко всей драме. Что сейчас поделывает Гуэн, может быть, спокойно спит? Или, воспользовавшись свободным временем, просматривает какую-нибудь научную работу, посвященную хирургии?
   Слишком поздно, чтобы поговорить с мадам Броль, жившей неподалеку отсюда, где-то у площади Клиши. Почему она ничего не сказала о профессоре? Разве проводя все утренние часы в квартире Луизы Филон, она не знала любовника своей хозяйки? Они часто оставались вдвоем и болтали. В этом доме только она могла воспринять признания такой особы, как Луиза Филон.
   Консьержка вначале хранила молчание, и это понятно.
   Ведь она была признательна профессору и, должно быть, к нему привязана. Можно было бы предполагать, что все лихорадочно стараются его уберечь, и вот это влияние шестидесятилетнего мужчины на окружавших его женщин интриговало Мегрэ.
   Гуэн ничего не делал, чтобы обольстить их. Он пользовался ими словно между делом, не делая никаких видимых усилий. И никто не считал это циничным.
   Следует допросить и ассистентку Гуэна, Люсиль Деко. Надо поговорить и с сестрой супруги профессора, единственным человеком, на которого Гуэн не произвел никакого впечатления…
   — Сколько с меня?
   На улице Мегрэ сел в первое попавшееся такси.
   — На бульвар Ришар-Ленуар.
   — Знаю, господин комиссар, — ответил водитель.
   И ему пришла в голову мысль разыскать такси, которое вчера вечером отвезло профессора Гуэна из больницы домой, и допросить водителя.
   От выпитого Мегрэ чувствовал себя отупевшим и отяжелевшим. Он закрыл глаза.
   Но мысль о Лулу сверлила голову, он вынул из бумажника ее фотографии и стал рассматривать в полумраке такси. На снимках мать Луизы тоже не улыбалась.

Глава 5

   На следующее утро на летучку, как обычно, пришли все инспектора, каждый из них прижимал к груди досье разной толщины. Окна кабинета выходили на Сену. На дворе было пасмурно, вода в реке тоже была серого цвета. Люди шли так же быстро, как и вчера утром. Проходя по мосту Сен-Мишель, они ускоряли шаги. На мосту было ветрено, и мужчины, подняв руки, придерживали шляпы, а женщины прижимали подолы юбок.
   — Вы можете беседовать без меня, комиссар, — предложил шеф.
   — Боюсь, что беседа затянется. Будет лучше, если я пройду в свой кабинет.
   — Это вы, патрон? — услышал Мегрэ голос Жанвье и сразу же почувствовал возбуждение инспектора.
   — Что случилось?
   — Он только что ушел отсюда. Рассказать подробности?
   — Слушаю тебя.
   — Ну так вот. Это произошло несколько минут назад. Самое большое — десять. Я пил в кухне кофе. Не успел еще надеть ни галстука, ни пиджака. Должен сказать, что я заснул очень поздно.
   — А что, что-нибудь происходило?
   — Нет, во всяком случае, я ничего не слышал. Просто не мог спать.
   — Продолжай.
   — Сейчас вы услышите, как все это произошло. Даже странно, что так просто. Сначала я услыхал легкий шум ключа, поворачиваемого в замке. Я притаился, став так, чтобы можно было видеть гостиную. Кто-то вошел в прихожую и открыл вторую дверь. Это был профессор. Он оказался более высоким и худым, чем я его себе представлял. Он был в длинном темном плаще, на шее шарф, на голове шляпа, а в руках перчатки.
   — Что он сделал?
   — Вот именно это я и хотел вам объяснить. Он ничего не сделал. Просто, как человек, пришедший к себе домой, сделал несколько шагов. Я терялся в догадках, пытаясь угадать, что он так внимательно рассматривает, и лишь потом сообразил, что на ковре стоят мои ботинки. Повернув голову, он заметил меня, и брови его слегка нахмурились. Сам он даже не шелохнулся и уж, конечно, ни капельки не смутился и тем более не испугался.
   Он смотрел на меня так, как обычно смотрят занятые своими мыслями люди, и им необходимо время, чтобы вернуться к реальной жизни. В конце концов он совершенно спокойным голосом спросил меня: «Вы из полиции?» Я был так поражен его видом, его манерой говорить, что только молча кивнул головой.
   Какое-то время мы оба молчали. Но потому, как он смотрел на меня, стоявшего в одних носках, я понял, что он недоволен моей бесцеремонностью. Может быть, это только показалось, и он вообще не обратил никакого внимания на мои ноги. В конце концов я сказал: «Что вы тут делаете, господин профессор?» — «Значит, вам известно, кто я?» Этот человек вел себя так, словно его собеседник был пустым местом, даже когда он смотрел на него, смотрел так равнодушно, словно разглядывал узор на ковре. «Я пришел сюда без всякой цели. Хочу попросту бросить взгляд».
   И, действительно, он внимательно посмотрел на диван, где еще лежало одеяло и подушка, которыми я пользовался, принюхался к запаху свежесваренного кофе и спокойно сказал: «Удивляюсь, что ваш начальник до сих пор не поговорил со мной. Можете сказать ему, молодой человек, что, если его интересует беседа со мной, то я в его распоряжении. Сейчас я еду в больницу Кошен, пробуду там до одиннадцати. Затем ненадолго заеду в клинику Сен-Жозеф, приеду домой на обед, а потом у меня сложная операция в американском госпитале в Нейи». Он еще раз окинул взглядом комнату, повернулся и вышел, закрыв за собой обе двери.
   Я открыл окно, чтобы посмотреть на него. Перед домом стояло такси, а на тротуаре его поджидала молодая женщина с портфелем. Она открыла перед ним дверцу и села в машину следом за ним. Думаю, что когда она утром приезжает за ним, то звонит снизу, от консьержки. Это все, патрон.
   — Спасибо.
   — Думаете, он богат?
   — По общему мнению, он зарабатывает много. Бедных оперирует даром, но, когда имеет дело с богачами, заламывает бешеные гонорары. А почему ты об этом спрашиваешь?
   — Я не мог заснуть ночью и занялся составлением списка вещей Луизы Филон. Но того, чего можно было бы там ожидать, я не нашел. У нее было всего два меховых пальто, да и то далеко не лучшего качества, причем одно — из искусственного каракуля. Нет ни одной вещи из дорогих магазинов. Конечно, когда она жила в квартале Барбе, тряпки у нее были еще хуже, но то, что я видел, совсем не похоже на гардероб содержанки богача. Не обнаружил я у нее ни чековой книжки, ни ценных бумаг. В сумочке лежали несколько стофранковых ассигнаций, а в ящичке ночного столика двести франков.