Сименон Жорж. Покойный господин Галле

   Его открытие нельзя было назвать сенсационным. Просто он обнаружил, что мох вокруг примят и только в одном-единственном месте над камнем, где остались царапины, он был вырван.
   Мох оказался очень хрупким. Мегрэ специально проверил это и теперь не сомневался, что Эмиль Галле не ходил по стене, даже на метр не отошел ни вправо, ни влево.
   – Остается узнать, куда он спустился: на территорию поместья или на дорогу?
   Этот участок трудно было назвать парком. Здесь росло много деревьев, почему, наверное, это место и отвели под свалку.
   Метрах в десяти от Мегрэ лежала груда пустых бочек без железных обручей или с выбитым дном. Валялись старые бутылки, в основном из-под лекарств, ящики, сломанные садовые ножницы, ржавые инструменты; плачевное зрелище являли собой намокшие под дождем, высушенные и выгоревшие на солнце, испачканные в земле кипы старых номеров юмористической газеты.
   Прежде чем спуститься на землю, Мегрэ убедился, что под ним – а он сейчас стоял точно на том же месте, где прежде находился Галле, – нет никаких следов. Чтобы не оставлять царапин на стене, Мегрэ спрыгнул, но не ушибся, так как упал на четвереньки.
   Сквозь кружево листвы виднелись светлые пятна – вилла Тибюрса де Сент-Илэра. Трещал мотор. Мегрэ уже знал, что это перекачивают в дом воду из колодца.
   Над свалкой кружились мухи. Комиссару приходилось поминутно отмахиваться от них, а это лишь усугубляло его и без того дурное настроение.
   – Начнем со стены…
   Осмотреть ее оказалось несложно. С внутренней и внешней стороны стена поместья была покрыта свежим слоем штукатурки. Однако там, где на нее взбирался Эмиль Галле, не осталось ни пятнышка, ни царапины. И вокруг, метров на десять, тоже не было видно следов ног.
   Зато возле свалки комиссар заметил на земле борозду – одну из бочек подтащили на два-три метра и поставили вплотную к стене. Так она там до сих пор и стояла. Мегрэ вскарабкался на нее и поднялся над стеной ровно в десяти с половиной метрах от места, где в свое время находился Галле.
   Отсюда Мегрэ снова увидел Мерса, который продолжал трудиться, не отрываясь даже, чтобы вытереть лоб.
   – Ничего не нашли?
   – Клиньянкур… Но, по-моему, у меня сейчас самый удачный кусок.
   Мох на стене над бочкой не был содран, а только примят, как будто на него опирались руками. Мегрэ проверил – облокотился на стену чуть поодаль и получил такой же результат.
   Иначе говоря, Эмиль Галле поднимался на стену, но не спускался в парк, и, наоборот, некто, пришедший со стороны поместья, взобрался на бочку, но на стену не поднимался и не выходил ни за пределы ограды, ни на дорогу.
   Конечно, ночью здесь вполне могла прогуливаться какая-то парочка. А тот, кто находился за стеной, в парке, мог подкатить бочку, чтобы быть ближе к Галле.
   Да, но ведь речь-то не шла о любовном свидании! Одним из двоих был Галле, нарочно снявший визитку, чтобы заняться столь несвойственными ему физическими упражнениями.
   А может быть, вторым был Тибюрс де Сент-Илэр? Сначала они открыто встречались утром, потом днем. Маловероятно, что они решили прибегнуть к подобным ухищрениям, чтобы увидеться снова в кромешной тьме.
   Да еще на расстоянии десяти метров! Они даже не услышали бы друг друга, если бы говорили шепотом.
   А если они приходили порознь, сначала один, потом Другой? Но кто из них первым влез на стену? И встретились ли они?
   Расстояние от бочки до комнаты Галле составляло около семи метров, именно с такого расстояния и был сделан выстрел.
   Мегрэ обернулся и увидел садовника, который испуганно на него смотрел.
   – Ах, это ты, – сказал комиссар. – Хозяин у себя?
   – Он на рыбалке.
   – Ты ведь знаешь, что я из полиции? Я хочу выйти отсюда, но не через стену. Открой мне ворота в конце крапивной дороги.
   – Это можно, – только и произнес садовник, направляясь к дороге.
   – У тебя с собой ключ?
   – Нет. Сейчас увидите.
   Когда он подошел к воротам, то не раздумывая запустил руку в расщелину между двумя камнями и удивился:
   – Вот так дела!
   – Что такое?
   – Его здесь больше нет! Хотя я сам клал его сюда в прошлом году, когда мы вывозили три срубленных дуба.
   – Твой хозяин это знал?
   – Еще бы!
   – А ты не помнишь, может быть, он проходил через ворота?
   – Только в том году.
   В голове комиссара сразу же непроизвольно возникла новая версия: Тибюрс де Сент-Илэр, встав на бочку, стреляет в Галле, выбегает через ворота и врывается в комнату жертвы.
   Нет, это слишком неправдоподобно! Даже если предположить, что ржавый замок сразу же поддался, потребовалось бы три минуты, чтобы проделать весь этот путь. И в течение долгих трех минут Эмиль Галле, у которого снесена часть лица, не крикнул, не упал, а только достал из кармана нож, чтобы отразить нападение возможного противника.
   Да, все выглядело весьма сомнительно. Этому верилось с таким же трудом, с каким, должно быть, открывались старые ворота. И все же только эту гипотезу можно было логически выстроить, опираясь на вещественные доказательства.
   В любом случае за стеной стоял человек.
   Это бесспорно. Но ничто, кроме разве истории с потерянным ключом и того обстоятельства, что незнакомец находился на территории поместья, не подтверждало, что этим человеком был Сент-Илэр.
   Но с другой стороны, двое людей, имевших отношение к Эмилю Галле и в какой-то степени заинтересованных в его смерти, оказались в этот момент в Сансере и у них отсутствовало твердое алиби, подтверждающее, что они не ходили на крапивную дорогу. Речь шла об Анри и Элеоноре.
   Мегрэ убил на щеке слепня и увидел, что Мере выглянул из окна.
   – Комиссар!
   – Что-то новое?
   Но фламандец уже скрылся в комнате. Прежде, чем сделать крюк и вернуться по набережной, Мегрэ толкнул ворота, и они неожиданно поддались.
   – Смотри-ка, не заперто! – изумился садовник, наклонившись к замку. – Вот странно, правда?
   Мегрэ хотел было предупредить его, чтобы тот ничего не говорил Сент-Илэру о его приходе, но, смерив садовника взглядом, счел его слишком глупым и решил не усложнять дело.
   – Зачем вы меня звали? – чуть позже спросил он, входя в комнату Мерса.
   Тот зажег свечу и стал рассматривать на свет почти полностью черную стеклянную пластинку.
   – Вы не знаете такого господина Жакоба? – спросил он, с довольным видом любуясь своим творением.
   – Черт побери!.. И что же?
   – Ничего. Одно из сожженных писем было подписано: г-н Жакоб.
   – И это все?
   – Почти все. Письмо на листе бумаги в клетку, вырванном из блокнота или конторской книги. На такой бумаге я нашел только несколько слов. «Абсолютно». По крайней мере, я так думаю, потому что не хватает двух первых букв. Затем «понедельник».
   Нахмурив брови, сжав зубами мундштук трубки, Мегрэ ждал продолжения.
   – Дальше?
   – Слово «суд» подчеркнуто два раза. Если только не потерян кусок и это не «подсудимый» или «подсудимая». Еще я нашел «налич». Я знаю слово, которое может так начинаться – «наличные». Вряд ли в письме шла речь о наличии. Кроме того, есть цифра – двадцать тысяч.
   – Адреса нет?
   – Я же говорил: Клиньянкур. К сожалению, я не могу восстановить порядок слов.
   – Почерк?
   – Нет почерка! Напечатано на машинке.
   Тардивон взял за правило сам обслуживать Мегрэ и делал это подчеркнуто ненавязчиво, но с легкой фамильярностью сообщника.
   – Телеграмма, комиссар! – крикнул он, прежде чем постучать в дверь.
   Ему не терпелось попасть в комнату, потому что таинственные занятия Мерса разжигали его любопытство.
   Видя, что полицейский собирается закрыть дверь, он спросил с простодушным видом:
   – Что вам принести?
   – Ничего, – отрезал Мегрэ, распечатывая телеграмму.
   Она была из парижской уголовной полиции, куда комиссар обращался за справками. Телеграмма гласила:
   «Эмиль Галле не оставил завещания тчк Наследство включает дом Сен-Фаржо зпт оцененный сто тысяч вместе обстановкой зпт и три тысячи пятьсот франков счете банке тчк Аврора Галле получает страховку триста тысяч по счету мужа 1925 год зпт компания „Пчела“ тчк Анри Галле приступил работе банке Совринос тчк Элеонора Бурсан Париже отсутствует зпт отпуске на Луаре».
   – Черт возьми! – проворчал Мегрэ, устремив взгляд в пространство, потом обернулся к Жозефу Мерсу. – Вы что-нибудь понимаете в вопросах страхования?
   – Кое-что, – скромно ответил молодой человек. Пенсне так плотно сжимало ему переносицу, что лицо казалось перекошенным.
   – В двадцать пятом году Галле было больше сорока пяти. У него больная печень. Как по-вашему, сколько он должен был вносить ежегодно, заключив страховой договор на триста тысяч франков?
   Несколько минут Мере бесшумно шевелил губами.
   – Примерно, двадцать тысяч франков в год, – объявил он, наконец. – К тому же, не так-то просто убедить страховую компанию пойти на такой риск Комиссар бросил яростный взгляд на портрет, по-прежнему стоявший на камине точно под тем же углом, как прежде на пианино в Сен-Фаржо.
   Двадцать тысяч! А ведь в лучшем случае он тратил в месяц две тысячи франков, иначе говоря, платил за страховку почти половину денег, с таким трудом добытых у приверженцев Бурбонов.
   Мегрэ перевел взгляд на разложенные на полу черные бесформенные лоснящиеся брюки, вытянутые на коленях.
   Он вспомнил г-жу Галле в лиловом шелковом платье, увешанную драгоценностями, ее резкий голос.
   И логическим завершением его мысли была бы фраза, обращенная к портрету:
   «Значит, ты ее так любил?»
   Пожав плечами, Мегрэ повернулся к залитой солнцем стене, куда ровно неделю назад поднимался Эмиль Галле, без пиджака, в крахмальной манишке, выглядывавшей из жилета.
   – В камине еще есть пепел, – сказал он Мерсу усталым голосом. – Постарайтесь найти еще что-нибудь, касающееся господина Жакоба. И какой это кретин уверял меня, что знает только библейского Иакова?
   Мальчишка с лицом, усеянным веснушками, влез на окно, улыбаясь во весь рот. А с террасы доносился добродушный мужской голос:
   – Эмиль, не мешай людям работать!
   – Смотри-ка, еще один Эмиль, – проворчал Мегрэ, – но этот-то по крайней мере живехонек!
   И сделав над собой усилие, он не посмотрел на портрет, когда выходил из комнаты.

Глава 7
Ухо Жозефа Мерса

   По-прежнему стояла жара. Каждое утро в газетах сообщалось, что в различных уголках Франции прошли грозы и причинили значительный ущерб, однако за три недели в Сансере и его окрестностях не выпало ни капли дождя.
   Днем комната, которую раньше занимал Эмиль Галле, буквально раскалялась на солнце, и находиться в ней становилось невозможно.
   Однако в эту субботу Мере ограничился тем, что задернул открытое окно шторами из сурового полотна, и не прошло получаса после завтрака, как он уже сидел, склонившись над своими стеклянными пластинками и клочками почерневшей бумаги, и работал с размеренностью метронома.
   Несколько минут Мегрэ бродил вокруг него, рассеянно дотрагиваясь до стола, то и дело останавливаясь, как человек, которого одолевают сомнения. Наконец он вздохнул:
   – Послушайте, старина, я больше не могу. Я восхищаюсь вами, но вы не можете себе представить, что значит весить почти сто килограммов. Мне нужно хоть ненадолго выйти на свежий воздух.
   Но куда деться в такую жару? На террасе прохладней, но там расположились отдыхающие с детворой.
   В кафе лишь в редкие часы не слышно раздражающего стука бильярдных шаров.
   Мегрэ вышел во двор, часть которого находилась в тени, и окликнул проходившую мимо служанку:
   – Принесите мне сюда плетеное кресло.
   – Хотите устроиться здесь? Но тут вас будет беспокоить шум из кухни.
   И все же лучше слушать кудахтанье кур, чем людскую болтовню. Мегрэ подвинул кресло поближе к колодцу, закрыл лицо газетой, чтобы спастись от мух, и, признаться, сразу же сладко задремал.
   Мало-помалу звон посуды на кухне терял свою отчетливость, и Мегрэ, разомлев от жары, казалось, перестал наконец думать о покойнике.
   Когда именно он услышал странный шум – словно раздались два выстрела? Он еще не проснулся и потому тотчас же увидел сон, где эти звуки нашли свое объяснение.
   …Он сидит на террасе отеля. Мимо проходит Тибюрс де Сент-Илэр в костюме бутылочного цвета, а за ним следует дюжина псов с отвислыми ушами.
   – Вы вчера спрашивали, водится ли в окрестностях дичь? – говорит владелец замка.
   Он прикладывает к плечу ружье, и с неба, словно сухие листья с дерева, сыплются куропатки.
   – Комиссар, быстрее…
   Он вскочил. Перед ним стояла служанка.
   – Там в комнате… Стреляли…
   Комиссару стало неловко, он почувствовал себя страшно неуклюжим. А в гостиницу уже бежали люди, и, когда он вошел в комнату Галле, там толпились любопытные, а у окна, закрыв лицо руками, стоял Мере.
   – Пусть все выйдут! – приказал комиссар.
   – Вызвать врача? – спросил Тардивон. – Посмотрите, кровь.
   – Да, вызовите, – распорядился Мегрэ.
   Как только дверь закрылась, Мегрэ подошел к молодому человеку из отдела идентификации. Комиссара мучили угрызения совести.
   – Что стряслось, малыш?
   Черт возьми, он и сам прекрасно все видел – на руках у Мерса, на плечах, на стеклянных пластинках, на полу, – повсюду алела кровь.
   – Ничего страшного, комиссар… Ухо… Посмотрите.
   Он на мгновение отпустил мочку левого уха, и тотчас струей брызнула кровь. Мере был мертвенно-бледен и все же пытался улыбаться, хотя у него дрожала челюсть.
   Задернутая штора смягчала яркий солнечный свет, от этого вся комната казалась оранжевой.
   – Ведь это не опасно, правда?
   – Спокойно, сначала отдышитесь.
   – Мне не следовало так распускаться, – вымолвил фламандец с трудом, у него стучали зубы. – Но ведь я не привык… Только я встал, чтобы взять новые пластинки.
   Правой рукой он зажал раненое ухо носовым платком, испачканным кровью, другой опирался на стол.
   – Так вот, я стоял как раз на этом месте. И вдруг услышал выстрел. Могу поклясться, что почувствовал, как пуля рассекла воздух и пролетела так близко от меня, что мне показалось, будто у меня сорвало пенсне. Я отпрянул назад, и в ту же минуту последовал другой выстрел. Мне показалось, что я умираю… – он попытался выдавить из себя улыбку. – Посмотрите, ведь это пустяки. Оторвало кусочек уха. Я должен был подбежать к окну, но не мог пошевелиться. Мне казалось, что за этими выстрелами сразу же прогремят другие. Раньше я не знал, что такое пуля…
   Ему пришлось сесть, потому что от страха у него вдруг подкосились ноги.
   – Не беспокойтесь обо мне. Ищите того…
   На лбу у Мерса выступили капли пота. Мегрэ почувствовал, что молодой человек сейчас упадет в обморок и подбежал к двери.
   – Хозяин! Займитесь им. Где же доктор?
   – Его нет дома. Но среди моих постояльцев есть фельдшер из парижской больницы.
   Мегрэ раздвинул шторы и вылез через окно, машинально поднеся ко рту пустую трубку. Крапивная дорога была пустынна, наполовину в тени, наполовину залита солнцем. Ворота в стиле Людовика XIV были заперты.
   На белой стене, возвышавшейся напротив комнаты Галле, комиссар не обнаружил ничего подозрительного. Ни на сухой траве, ни на каменистой почве следов ног не осталось.
   Он подошел к террасе, где собрались десятка два постояльцев, не решавшихся обратиться к нему.
   – Кто-нибудь из вас находился здесь, когда стреляли?
   Человек десять ответили «я» и, явно гордые собой, подошли к комиссару.
   – Вы не заметили, проходил кто-нибудь по этой дороге?
   – Никого. По крайней мере, вот уже час.
   – Я отсюда никуда не отлучался, – сказал невысокий худой человек в пестрой рубашке. – Если бы убийца прошел по крапивной дороге, я обязательно бы его заметил.
   – Вы слышали выстрелы?
   – Все слышали. Я подумал, что в соседнем поместье охотятся. И все-таки решил взглянуть.
   – Никого не заметили на дороге?
   – Никого.
   – Вы, конечно, не заглядывали за каждое дерево?
   Мегрэ расспросил их наспех, для очистки совести, потом направился к главному входу в Маленький замок.
   По аллее садовник катил тачку, груженную гравием.
   – Его нет дома?
   – Он, кажется, у нотариуса. Они в это время всегда играют в карты.
   – Ты точно видел его перед уходом?
   – Как вас сейчас. Это было примерно часа полтора назад.
   – Ты никого не встречал в парке?
   – Никого, а в чем дело?
   – Где ты был десять минут назад?
   – У реки. Нагружал гравием тачку.
   Мегрэ посмотрел ему в глаза. Садовник выглядел простодушным малым, но слишком глупым, чтобы так складно врать.
   Не обращая больше на него внимания, комиссар подошел к бочке, стоявшей около стены, но и тут не обнаружил никаких следов.
   Он посмотрел ржавую решетку – безрезультатно. Похоже, с тех пор как он сам открывал ее утром, сюда больше никто не приходил.
   Однако же кто-то стрелял, причем дважды!
   В гостинице постояльцы уже расселись за столики, но разговор по-прежнему оставался общим.
   – У вашего коллеги ничего страшного, – сообщил Тарпивон, подходя к комиссару. – Я только что выяснил: доктор находится сейчас у нотариуса Пети. Послать за ним?
   – А далеко отсюда дом нотариуса?
   – На площади, рядом с отелем «Коммерция».
   – Чей это велосипед?
   – Не знаю. Можете его взять. Вы сами туда поедете?
   Мегрэ уселся на слишком маленький для его комплекции велосипед, и пружины седла тут же заскрипели. Пять минут спустя он уже звонил в дверь большого аккуратного дома, а старая служанка в голубом переднике разглядывала его в глазок.
   – Доктор у вас?
   – Вы от кого?
   Но в эту минуту приоткрытое окно распахнулось настежь, и в окне показался жизнерадостный человек с картами в руках.
   – Вы ко мне?
   – В гостинице «Луара» раненый. Вы сможете, доктор, сейчас туда пойти?
   – Надеюсь, по крайней мере речь идет не о преступлении?
   Через распахнутое окно Мегрэ видел, как из-за стола, где поблескивали хрустальные бокалы, поднялись трое мужчин.
   В одном из игроков комиссар узнал Сент-Илэра.
   – Именно о преступлении! Поторопитесь.
   – Жив?
   – Да. Захватите все необходимое для перевязки.
   Мегрэ не спускал глаз с Сент-Илэра. Он заметил, что хозяин Маленького замка очень взволнован.
   – У меня к вам один вопрос, господа.
   – Простите, – вмешался нотариус, – может быть, вы сначала зайдете в дом?
   Служанка, услышав эти слова, открыла наконец дверь.
   Комиссар прошел по коридору и попал в гостиную, где приятно пахло сигарами и старым коньяком.
   – Что же случилось? – спросил хозяин дома, холеный старик с шелковистыми волосами и гладкой, как у новорожденного, кожей.
   Мегрэ сделал вид, что не расслышал.
   – Я хотел бы знать, господа, как долго вы уже играете?
   Нотариус взглянул на стенные часы.
   – Добрый час.
   – И за это время никто из вас не покидал комнату?
   Игроки с удивлением переглянулись.
   – Разумеется. Нас же четверо. Ровно столько, сколько нужно для бриджа.
   – Вы в этом абсолютно уверены?
   Сент-Илэр сидел весь пунцовый.
   – Кто потерпевший? – с трудом выдавил он.
   – Сотрудник отдела идентификации. Он работал в номере Эмиля Галле. Занимался неким господином Жакобом.
   – Господин Жакоб… – повторил нотариус.
   – Вы не знаете кого-нибудь с такой фамилией?
   – Право, никого. Судя по всему, это еврей.
   – У меня к вам просьба, господин де Сент-Илэр. Постарайтесь сделать все возможное, чтобы отыскать ключ от ворот. Могу дать вам в помощь инспекторов: они обшарят весь дом.
   Хозяин замка залпом осушил рюмку. Этот жест не ускользнул от внимания Мегрэ.
   – Простите, что побеспокоил вас, господа.
   – А вы не выпьете с нами, комиссар?
   – В другой раз, благодарю.
   Он снова уселся на велосипед, свернул налево и вскоре очутился перед ветхим строением; на вывеске с трудом можно было разобрать: «Пансион Жермен».
   Все вокруг выглядело нищенским и грязным. На пороге дома ползал чумазый малыш, рядом с ним собака грызла кость, подобранную в пыли на дороге.
   – Мадемуазель Бурсан у себя?
   Из двери вышла женщина с ребенком на руках.
   – Она ушла, как обычно, в полдень. Вы найдете ее на холме, у старого замка. Она взяла с собой книгу.
   – Эта дорога ведет туда?
   – У последнего дома нужно повернуть направо.
   Поднимаясь на холм, Мегрэ пришлось сойти с велосипеда и вести его за руль. Неожиданно для себя он волновался больше, чем хотел: его не покидало ощущение, что он снова идет по неправильному пути.
   «Стрелял не Сент-Илэр, это точно. Однако…»
   Дорога проходила через городской сад. Слева на пригорке сидела девочка и стерегла трех коз, привязанных к колышкам.
   Дорога сделала резкий поворот, и он увидел, что почти на вершине холма на скамейке сидит Элеонора Бурсан с книгой в руках.
   Он подозвал девчушку лет двенадцати.
   – Ты знаешь даму, которая сидит там, наверху?
   – Да, месье.
   – Часто она приходит сюда?
   – Да, месье.
   – Каждый день?
   – Мне кажется, да, месье. Но когда я иду в школу, ее еще нет.
   – В котором часу ты сегодня пришла?
   – Уже давно, месье. Сразу, как поела.
   – А где ты живешь?
   – Вот в том доме.
   Отсюда будет с полкилометра. Дом низенький, почти деревенский.
   – Дама уже была здесь?
   – Нет, месье.
   – Когда же она пришла?
   – Не знаю, месье. Но не меньше чем два часа назад.
   – Она никуда не уходила?
   – Нет, месье.
   – Не прогуливалась по дороге?
   – Нет, месье.
   – У нее есть велосипед?
   – Нет, месье.
   Мегрэ вынул из кармана два франка и, не глядя на девочку, вложил ей в руку монету, а та, сжав пальцы, стояла посреди дороги и смотрела, как он садится на свой велосипед и направляется в сторону деревни.
   Комиссар остановился возле почты и отправил телеграмму в Париж:
   «Срочно узнать зпт где находился Анри Галле субботу пятнадцать часов тчк Мегрэ зпт Сансер».
   – Не трудитесь, старина.
   – Но вы же сами сказали, комиссар, что это срочно!
   Впрочем, у меня уже все прошло.
   Молодец Мере! Врач наложил ему такую замысловатую и плотную повязку, словно он получил по меньшей мере шесть пуль в голову. И теперь пенсне со сверкающими стеклами выглядело весьма странно среди переплетения белых бинтов.
   До семи вечера Мегрэ не беспокоил Мерса, зная, что рана не опасна, а теперь нашел его на обычном месте перед стеклянными пластинками, свечой и спиртовкой.
   – Так вот, больше я ничего не нашел относительно господина Жакоба. Я только восстановил письмо, подписанное Клеманом и неизвестно кому адресованное, где он говорит о подарке, который нужно сделать какому-то принцу в изгнании. Два раза встречается слово при не… и один раз – лояльность.
   – Это не столь важно.
   Скорее всего, это имело отношение к махинациям Галле. Изучив содержимое розовой папки, а также поговорив по телефону с владельцами замков в Берри и Шере, Мегрэ убедился в этом.
   Примерно через три-четыре года после женитьбы, вероятно, через год или два после смерти тестя, Эмиль Галле задумал воспользоваться старыми документами из архива газеты «Солнце», доставшимися ему в наследство.
   Под пером Прежана эта газета, выходившая небольшим тиражом и предназначенная в основном для избранных, поддерживала в некоторых мелкопоместных дворянах надежду вновь увидеть на престоле Франции одного из Бурбонов.
   Перелистывая подшивку «Солнца», Мегрэ вдруг заметил, что половина страницы всегда отводилась для подписки-то в пользу пострадавшей старинной дворянской семьи, то в фонд пропаганды или для того, чтобы достойно отпраздновать какую-нибудь годовщину.
   Это, наверное, и надоумило Галле заняться сбором средств среди легитимистов. Он имел их адреса, знал из старых подписных листов, сколько у кого можно вытянуть и какую слабую струнку затронуть у каждого.
   – И на всех бумагах одинаковый почерк?
   – Да, один и тот же. Мой учитель, профессор Локар, сказал бы вам больше. Почерк ровный, старательный, однако с признаками волнения и душевного смятения, проявляющихся в конце слов. Графолог, несомненно, сделал бы вывод, что человек, написавший эти письма, был болен и знал об этом.
   – Черт возьми! Достаточно, Мере. Можете отдохнуть.
   Мегрэ заметил две дырки в полотняной шторе – следы пуль.
   – Встаньте-ка на минутку туда, где вы недавно стояли.
   Комиссар без труда восстановил траекторию выстрела.
   – Одинаковый угол, – заключил он. – Стреляли с одного и того же места, со стены. Что там за шум?
   Он приподнял штору и увидел на аллее садовника, который орудовал граблями среди высокой травы и крапивы.
   – Что ты здесь делаешь?
   – Мне велел хозяин…
   – Искать ключ?
   – Именно.
   – Это он послал тебя сюда?
   – Он тоже ищет. В парке. Кухарка и лакей – в доме.
   Мегрэ быстро опустил штору и, снова оставшись наедине с Мерсом, присвистнул.
   – Посмотрим… Держу пари, старина, именно он скоро найдет ключ.
   – Какой ключ?
   – Неважно! Долго рассказывать. В котором часу вы опустили штору?
   – Как только вошел в комнату, около половины второго.
   – И не слышали шагов на дороге?
   – Не обратил внимания. Я был слишком поглощен работой. Хотя она на первый взгляд и выглядит идиотской, но на самом деле очень кропотливая.
   – Знаю, знаю… С кем же это я говорил о господине Жакобе? Кажется, с садовником… А Сент-Илэр вернулся с рыбалки, пообедал, переоделся и отправился играть в карты…
   Вы уверены, что все другие сгоревшие бумаги написаны рукой господина Клемана?