Страница:
Родных детей очень жалко, племянников – меньше, а одноклассники вообще могут за малым исключением перемереть, и вам будет ни жарко, ни холодно. Точно так же и с «братскими народами». Отбирать язык, культуру, верования и привычки начинают у самых маленьких народов, заменяя в этом народном винегрете постепенно все компоненты одной, например, картошкой, которую очень любит «основная нация». Потом постепенно переходят к более сильным «компонентам» винегрета, а от последнего, наиболее сильного, оставляют, например, только его любимую соль, которой, как вы сами понимаете, не может быть слишком много. Так получается «единый, монолитный и сплоченный народ», готовый любить и защищать до последнего дыхания свою «Родину–мать».
Естественно, с родных «детей» налогов берут меньше, с «племянников» – больше, а на «одноклассников» можно наваливать столько, сколько элитной душе угодно. Я уже не говорю о соседней «школе». Конечно, тут много нюансов, но основная–то линия именно такова. И это есть всеобщее правило для всей планеты. Любая империя, которая ныне называется мононациональным государством, зиждется на людоедстве, и это происходит потому, что элита тщательно скрывает от народа, что все люди имеют абсолютно одинаковые права. Хотя, собственно, открытие тезиса «все люди рождаются свободными и равноправными» более великое открытие, чем буквенная письменность и теория относительности Эйнштейна. А открытия такого величия не могут прийти одновременно в тысячи голов как это, например, происходит с пресловутым колесом, которое на третьем году жизни изобретают дети, поголовно замечая, что круглое катить легче, чем плоское – тащить.
Империи, основанные на идеологии, я здесь рассматривать не буду, они рассмотрены у меня в других работах. Сейчас же попытаюсь вчерне сравнить Китайскую и Российскую империи, созданные из–за страха. Китайская империя несравненно древнее Российской, о чем говорит Великая китайская стена. Многие подумают, наверное, что у Российской империи не было стены. Другие подумают, что китайская стена создана для обороны, историки, кстати, поголовно так думают. Третьи подумают, что сегодня Китай отсталее России, но в древности был – неимоверно передовой. Вот на этих особенностях и построю свое сравнение.
Китайская империя такая же разнородная по национальному составу, как и Россия. И угнетение народов точно такое же. И пресловутая стена стала великой не по значению, а по сизифову труду на ее возведение, то есть бесполезному. И возведена она не от врагов, а чтобы подневольные народы не разбежались по Забайкальской тайге. И у русских с юга и востока такие стены были, только они назывались засеками, потому что народ так истощили, что его уже невозможно было заставить построить хорошую каменную стену. И сделаны засеки были точно для того же, что и в Китае. Подробности у меня в других работах, в частности в статье про кремли, чети, засеки, первых Романовых и казаков–разбойников.
Основное же отличие Китайской и Российской империй состоит в том, что в Китае элита в целом более умна по сравнению с российской, хотя и не без отклонений временами в ту или иную сторону. Китайская элита видит все–таки край, чтобы не упасть в пропасть. И не только видит, но и предпринимает меры в течение веков и разной степени целесообразности, которые в целом дают ей возможность оставаться на плаву. С тех пор как они построили бесполезную стену прошло немало лет, в течение которых России вообще еще не было, потом она возникла, усилилась до сумасшедшей величины, нахапала земель аж за Тихим океаном, и так же быстро и бесславно заканчивает свою эпопею несмотря на то, что наша элита без устали камлает, иначе не назовешь, российское возрождение. Доказательств тут столько, что я их даже не буду называть, чтобы не обиделись доказательства, которые упущу, на те доказательства, которые я приведу.
Остается сказать, что, несмотря на всю предусмотрительность китайской элиты насчет разглядывания вовремя края пропасти, происходившего много веков подряд, дни этой империи тоже сочтены, но она просуществует немного дольше Российской империи. Сколько бы китайская империя не лавировала среди скал, она не выплывет, так как путь в открытое море в узком проливе загораживает основной закон человечества: все люди свободны и равноправны по первичному праву самого рождения. Не открой его Западная Европа, и не поставь его во главу угла, людоедство продолжалась бы вечно, возвращаясь на круги своя.
Европа – усталая колыбель
Я не буду подробно останавливаться на том, как Европа без России открыла этот закон, как с большими трудами претворила его в жизнь. Это длинный разговор, притом все это у меня описано в других работах. Скажу только, что Возрождение началось отнюдь не с Козимо Медичи, о котором трындят историки, ахая и охая насчет флорентийского искусства и «новоплатонизма». Козимо Медичи как раз и начал создавать вторую идеологическую империю глобального масштаба (первая – мусульманская), да так жестоко, что чуть ли не всех женщин сжег на кострах, чем едва вообще не закончил человеческую историю на Земле. (В книге и статьях это рассмотрено у меня подробно). Возрождение начал Мартин Лютер, продолжили протестанты, кальвинисты, англиканская церковь, великие просветители 15–17 веков. И, как ни странно, все это поддержала совестливая элита Западной Европы. Почему так произошло, я не знаю, но что произошло именно так – несомненно.
Процесс этот растянулся на пятьсот лет, кроме Западной Европы больше на всей Земле нигде не возник, что говорит об его исключительности из общего правила людоедства. Так называемая Римская империя германской нации была идеологической империей, но она во многом фантомна. Просто центр научно–технического прогресса перекочевал с юга, в основном Италии, на север – в нынешние Австрию и Германию, а это, в свою очередь, позволило светской власти северных монархов стать на равных с церковной властью в Италии.
Фантомность этого империализма состоит в том, что привезенная из Византии идея христианства прижилась сначала в Италии в царствующем здесь матриархате. Потом Козимо Медичи свернул его к христианскому патриархату на основе большой путаницы иудейско–еврейского патриархата, а затем закрепил придуманную историю Римской империи книгопечатанием. Но скрыть усиливавшуюся светскую власть на севере Европы, где матриархата, как и в России, никогда не было, было уже невозможно, поэтому и получилась кособокая Римская империя германской нации – почти целиком фантомная, но с элементами имевших место событий. Эту империю можно не принимать к сведению.
Действительная попытка создания империи на основе идеологии была предпринята Козимо Медичи, как я уже говорил, но она подкрепилась деньгами, которые Медичи надумал собирать с богатеющего севера Европы с помощью индульгенций и итальянского банковского дела, пускавшего эти деньги в оборот с колоссальной прибылью. В борьбе Севера и Юга Европы за умы родился протестантизм, давший основу правам человека. Католичество постепенно отступило на свою родину, а потом заторопилось в Южную Америку, где из классического католичества и местных религий получилось нечто невообразимое, когда население, послушав орган в храме, шло домой и справляло свадьбы, занималось магией, хоронило и так далее по своим древним правилам.
Свобода труда, получившаяся из свободы личности, в Западной Европе сделала возможным резкий скачек в научно–техническом прогрессе. Этим сразу же воспользовались светские властители мини империй, которые ныне считаются мононациональными государствами. Я о них говорил немного выше. И начались создаваться империи на страхе перед завоеванием по формуле: или я завоюю соседей, или они завоюют меня. Основная трудность при этом возникла оттого, что народы миниимперий привыкли считать себя гражданами страны. Они хотя и не очень любили друг друга, живя вместе в мирное время, но при внешнем враге общая ненависть к завоевателям превалировала над внутренней нелюбовью, и народы страны объединялись в едином порыве против завоевателя. Конечно, здесь присутствовали тонкости и нюансы, но общий настрой граждан был именно таков.
Усиливались попеременно то Германия, то Франция, то еще кто–нибудь, в результате Европа получала то Бисмарка, то Наполеона, то, наконец, Гитлера. Островные и полуостровные Англия и Испания направили свой взор на далекие страны и континенты. Так возникли Британская и Латинская империи. Континентальные империи здравствовали недолго, заморские же рассыпались уже при моей жизни. Оба типа этих империй потому разное время жили, что заморские империи создавались на основе очень разной степени научно–технического прогресса между метрополией и колониями. Континентальные империи создавались на приблизительно равном техническом уровне вооружений, практически только на основе гения и целеустремленности полководца.
Теперь надо рассмотреть вопрос, почему все эти великие полководцы терпели крах в России? На этот счет историки столько причин навыдумывали, что их не перечесть, начиная от зимних холодов и кончая знаменитым русским военным духом. В действительности причина только одна, и никто ее еще не обозначил. Западные историки потому, что не понимают до конца прелестей для наших правителей нашего рабства, а наши историки потому, что не хотят вообще об этом говорить. В любой войне наши правители раза в три, если не в пять, теряют больше людей убитыми, несмотря на то, что по правилам военной науки обороняющийся должен терять меньше, чем наступающий. Вот единственная причина наших побед, остальное – мелочи.
Обратите внимание на следующий факт войн в Западной Европе. Побеждает то одна, то другая сторона, но жизненная инфраструктура остается целехонькой. Города, дворцы, заводы, дома, дороги, мосты и так далее, как правило, не разрушаются. Более слабая сторона даже солдат своих бережет, отступая перед превосходящей силой. В плен сдаваться здесь не очень почетно, но и не является изменой родине, пленных жалеют и та, и другая сторона. Все это результат прав человека как такового, к которым все привыкли и не замечают их, как люди не замечают, что дышат. Нельзя превращать человека в скотское состояние даже ради победы над врагом, и это естественно как потребность есть. Именно поэтому западные историки и не понимают, чем же берет Россия в войне? Не понимая этого, они верят в наш русский военный дух, который им преподносят наши правители.
Между тем, все наши победы, начиная с побед Миниха, Полтавы, обороны Севастополя при Николае I, последней войны, основаны на рабстве, как военных, так и мирных граждан. Отступая, наши правители уничтожают все и вся, вывозя перед оккупацией только военное имущество и не заботясь об остающемся в оккупации населении. Зато, вернувшись потом, гнобит это население за то, что оно не могли как птички перелететь из оккупации. Побывавший в плену – предатель, недаром многие пленные не хотят возвращаться в свою страну. Убитых героев не хоронят, оставляя их воронью, за кладбищами воинов не следят, сооружая на каждый миллион погибших по обелиску на главной площади городов. А истинные кладбища – поля боев зарастают травой и кустарником, и через несколько лет все уходит в небытие. Наши правители без тени сомнения могут направить тысячи солдат, вооруженных макетами винтовок, против танков. И вражеские танки буксуют в народной крови и пушечном мясе. Мало того, сзади этих невооруженных людей поставят пулеметы, чтобы расстреливать в упор отступающих. Вот они и «бросаются грудью на амбразуры», демонстрируя всему миру русский военный дух.
Разве все это могут понять историки Западной Европы? Проще понять русский военный дух. Я им только напомню, что добровольных самоубийц в природе очень небольшой процент, и на всей Земле примерно одинаковый, если, конечно, привести его к сопоставимым условиям проявления. Но разговор у меня пока не про Святую Русь. Я этим сравнением просто оттенил свободу и ценность человека как такового, на которые на Западе перестали обращать внимания как на собственное дыхание.
Свободы никогда не бывает слишком много. Она вырывается крохами у власть имущих, но к этим крохам также быстро привыкают как, например, к электрическому утюгу, телефону или телевизору. Простые жизненные блага, еда, одежда, место в парламенте становятся доступны и дворянину, и миллионеру, и каменщику. И здесь наступает противоречие между возможностями и потребностями, которые обе сместились в сторону от веками выработанного курса. Потребность кушать и кое–как прикрыть наготу совпала почти полностью с возможностью это сделать. Это было одно из следствий свободы. И недостаточно грамотный народ немного ошалел. Удовлетворенная составляющая свободы – уже не свобода, это уже как манна небесная. Поэтому возникла свобода не обременять себя трудом. Отказаться от свободы трудиться или не трудиться нельзя, так как тут же начинаешь голодать. Поэтому свобода меньше трудиться тут же сместилась в сторону не обременения себя воспитанием детей, ибо воспитание детей занимает весьма значительное место в труде, за который платят деньги. И, кроме того, само по себе является большим трудом. Притом принудительных мер против такой свободы выбора нет, собственному желудку даже выгоднее такая свобода.
Сильный удар, усугубивший эту проблему, нанесло открытие и начало освоения Америки. Первичное ее население целиком состояло из западноевропейцев. Притом качество народа, перебравшегося в Америку, во всех отношениях было самым высоким, а оставшегося в Европе народа – соответственно намного ниже. По закону сита. Ленивые – они хотя и рожают детей из–за лени предохраняться, но тратить на детей свою свободу, – не очень–то спешат. Зато в Европе создалась генетическая структура, в результате которой дети в 18 лет полностью берут заботу о своем пропитании на себя, а родители – тоже не считают себя чем–либо обязанными своим детям. В отличие от русских родителей, готовых кормить своих чад до собственной смерти.
Сильно всколыхнула Западную Европу последняя мировая война. В отличие от наполеоновских войн, когда всеобъемлющее понимание свободы еще не дошло до каждого среднего европейского ума, гитлеровская кампания, особенно, если учесть Японию и Италию, пробудила повышенный интерес к пониманию свободы шире, чем раньше. Люди поняли, что свобода не беспредельна, иногда ее надо с согласия большинства несколько урезать, но не велением правителей, зацепившихся за власть навечно, или законных монархов, а – собственной волей народов. Другими словами свобода – несвобода стала взвешиваться на весах, притом все весы одинаково настроены. То же самое можно сказать не только о войне и агрессии, но и обо всех без исключения сторонах жизни: экономика, собственность, юриспруденция, религия и так далее.
Д. Фрэзер сильно удивлялся, что первобытные племена Америки, жившие в самых благоприятных природных условиях, являлись самыми отсталыми в развитии по сравнению с племенами, жившими в жесткой окружающей среде. Я набрал у самого же Фрэзера примеров, беспорядочно разбросанных в его «Золотой ветви» и вывел из них непреложный закон, который меня в дальнейшем ни разу не подвел, что как раз преодоление разнообразных трудностей и развивает обобщенный мозг племени или народа. Сперва я его проверил на австралийских аборигенах, потом на дальневосточных айнах. Затем применил к торговым племенам с границы между Саудовской Аравии и Йемена – будущим евреям. Последнее подтверждение получил на выходцах из Советского Союза, научивших Америку так мухлевать на каждом шагу, что она не перестает до сего дня удивляться, как они у них могут сварить суп из топора, продать воду вместо бензина, наполнить их банки «грязными» деньгами, обходя все известные законы.
Если бы этот мой закон не имел, так сказать, обратной силы, то он не мог бы действовать и в прямом направлении, и первобытные люди оставались бы умны «от природы» даже в древней изобильной Калифорнии. Вот эта самая «обратная сила», иначе инвариантность закона действия на умы окружающей среды, сегодня работает в Западной Европе. Особенно после краха военной мощи Советского Союза с его рабами–солдатами и несчетным числом танков, которого она очень боялась, но, в общем–то, почти бездействовала, надеясь, то ли на авось, то ли на Америку. Разумеется, я не к интеллекту западноевропейцев хочу применить этот закон, а к беспечности. Выработав законы против фашизма и нацизма, Европа стала бояться только коммунизма. При падении силового потенциала коммунизма Европе стало вообще некого бояться.
Эту беспечность к своей судьбе впервые во всей красе проявилась при Гитлере. Мощь немецкой армии была, конечно, велика, но она все–таки не объясняет того факта, что за считанные недели почти вся Западная Европа была завоевана Гитлером. Итак, беспечность. Где же ее корни? В свободе выбора? Народы Западной Европы поняли, что нацизм не очень угрожает индивидуальному благополучию каждого в отдельности? Они ведь тоже арийцы? Это славяне не арийцы, так им и надо. Главное же в том, что заставить умирать на поле боя миллионами никакая сила заставить не могла. И правители их это прекрасно понимали.
Может быть, и Сталин это понимал, когда начал клепать танки десятками тысяч сразу же после войны, а Хрущев и Брежнев продолжили в ускоряющемся темпе. Не Америку же планировал Советский Союз покорять этими танками? А с китайцами у нас был мир да любовь. Я нисколько не сомневаюсь, что если бы не Америка, предложившая нам соревнование в атомной гонке, наши танки давно бы уже добрались до Парижа. Недаром мы делали «репетиции» в Германии, Венгрии, Чехословакии. Там тоже народ не очень–то сопротивлялся, главным образом – плакатами. И если бы не американские «першинги» с атомными боеголовками, которые срочно завезли в Европу, неизвестно еще, чем бы дело закончилось. В общем, единственная колыбель на планете, в которой вынянчилась Всеобщая декларация прав человека, вполне могла бы вернуться к людоедству, процветающему на всем остальном пространстве Земли, исключая Америку. И Америке было бы не совсем уютно наедине с коммунизмом, развернувшимся во всей своей красе в Китае, России и Европе.
Но не это главное. Главное в том, что западноевропейцам, кажется, все равно: попасть хоть под власть Гитлера, хоть под власть Сталина? В этом я как раз и вижу усталость среднеевропейской нации от сытой жизни. Тем более что они позволяли коммунистическим лидерам находить слабые места в сотрудничестве западноевропейцев с американцами и использовать их себе на пользу.
В связи с этим я приведу выдержки из заметки Александра Минкина, опубликованной в швейцарской газете, а потом продублированной автором в нашей печати под названием «Разочерование» в 2001 году: «Эпоха любви закончилась. Запад потерял всякую симпатию к России. И Россия — к нему. Вспомните, как вы (здесь и далее «вы» — западные читатели. — А.М.) нас любили десять лет тому назад. И спросите себя: почему вы так влюбились? Не потому ли, что вдруг освободились от страха, который внушал нависающий над вами атомный монстр? Что до нас — мы вас полюбили потому, что поверили вам. Мы поверили, что вы нас возьмете в эту счастливую, свободную, сытую жизнь. Но вместо этого нам прислали старые макароны и старую одежду. И начали учить: это хорошо, а это плохо. Мы подняли железный занавес. Вы ужесточили визовый режим. <…> Мы всегда хотели быть Европой. И никогда не хотели быть Азией. <…> Но Европа никогда не переставала считать нас азиатами. <…> Запад соблазнил Россию. Он некоторое время играл с ней, он ее немножко учил демократии. Потом, когда она показалась ему уродливой и опасной, он ее бросил. Бедная Россия в какой–то момент поверила, что ее возьмут в богатый демократический рай. Но прекрасный Запад с самого начала точно знал, что в этом раю все места уже заняты». Конец цитаты.
Минкина жалко. Он искренне плачет навзрыд. Поэтому здраво рассуждать не может. Помогу. У Минкина, несомненно, есть сосед по дому, лентяй, алкоголик, вечно просит взаймы без отдачи, еще и приворовывает, не говоря уже о том, что матерится при детях. И рука у него тяжелая. Я дальше и продолжать не буду. Без продолжения понятно, что даже если бы Минкин был ангелом, и то не взял бы этого соседа к себе «в Европу» несмотря на то, что сосед «в Европу» хочет.
Эту выдержку я привел для двойной цели. Во–первых, показать, что никому мы не нужны такие, хотя нас и жалко. Во–вторых, еще раз подтвердить старение Европы, утрату ею американской бодрости. Именно американская бодрость сегодня играет первую роль в мире, но это уже тема следующего раздела.
Европа же вступила на путь омоложения, точно такой же, как когда–то Америка: принимать эмигрантов. Европа когда–то отдала Америке много своих лучших жизненных соков, теперь пора их восполнять. Правда, есть разница. Америка принимала из Европы не только жизнеспособных людей, но и образованных. Европа ныне принимает только жизнеспособных. Но эта разница сотрется за десять лет, тем более что в Америке тогда не было ни одного университета, а в Европе их – пруд пруди. И это очень хороший признак, несмотря на то, что обыватели европейские очень недовольны таким оборотом дела. Не будь массового наплыва пробивных и изворотливых иностранцев из малоразвитых стран, европейцы превратились бы окончательно в бесчувственных и равнодушных потребителей электроэнергии во всех ее разновидностях, в том числе и для клонирования себе подобных.
И совсем бы было обидно смотреть на колыбель демократии и прав человека как на египетские пирамиды в пустыне, безмолвные, величавые, но никому не нужные. Как старые фотографии в пыльном альбоме умирающего старика по имени Земля. Но самое, на мой взгляд, правильное имя, закрепившееся за Европой, — старушка–Европа.
Американский «империализм»
Это любимый штамп советских пропагандистов, валящих вину с больной головы на здоровую. По типу, когда вор кричит: держи вора, или согласно другой русской поговорке, дескать на воре шапка «горит». Да, американские первопоселенцы захватили земли индейских племен. Да, привезли из Африки 200 тысяч рабов, из которых сегодня получилось чуть ли не половина американских полноправных граждан. Но это все было, во–первых, в те времена, когда в России свирепствовало жесточайшее рабство своих собственных граждан, не считая рабства при «торговом обмене» вновь завоеванных «инородцев». Притом, в Америке рабство закончилось благодаря войне этих самых белых переселенцев друг с другом за освобождение от рабства, чего в России так и не произошло. Во–вторых, спрошу я, что завоевали Соединенные штаты после своего установления как государства? Аляску и ту купили у нас. Не купили бы, были бы там сегодня крепостные. Наши пропагандисты говорят, что Штаты отобрали у Мексики часть территории, но забывают сказать, что чуть ли не все народонаселение Мексики перебежало в Штаты, хоть «Берлинскую стену» возводи. Но и не возводят же. Точно так же как ФРГ не возводило Берлинской стены. А надоумили ГДР насчет этой стены знаете кто? Думаю, что наше КГБ – преемник Третьего отделения, которое преемник конторы «сыска и правежа» царя Алексея Михайловича, который возводил многочисленные засеки и засечные черты «от татар», которых давно след простыл. А наших строителей засек надоумили китайцы своей великой стеной.
Значит, империализма в его каноническом понимании в Америке нет. Но и пропагандисты наши не совсем уж дураки. Они «понимают» империализм как «неоколониализм», который тоже не колониализм, так как у Америки ни одной колонии нет, и никогда не было. «Неоколониализм» — это, дескать, тогда, когда дают некой стране денег в долг, она этот долг не отдает, и «неоколониалисты» приходят описывать имущество за долги. Вон и у России уже дважды в новейшей истории арестовывали за долги парусник. Так это же святое право, действующее не только между государствами, но и между частными людьми, в том числе и в Советском Союзе. Особенно, если советский гражданин должен своему государству. Так что и неоколониализм к Америке не подходит. В устах русских пропагандистов это очень похоже на простую обзывалку из–за зависти, типа «А у вас негров линчуют» через 100 лет после того, как эта штука не применяется. Или: «Сам дурак», когда сказать больше нечего.
Итак, я с того хочу Америку рассматривать, что ни неоколониализмом, ни империализмом она фактически не характеризуется, если строго взглянуть на вещи. Наоборот, Америка характеризуется в отличие от Западной Европы бескорыстной помощью странам и народам освободиться от людоедства. Хотя «корысть» все–таки есть. Америка просто хочет, чтобы страны и народы жили так же хорошо, как живет она сама. Недаром нет эмигранта, откуда бы ни было, не мечтающего попасть в Америку на постоянное место жительства. Даже сынок Хрущева туда выпросился.
Не знаю, понимают ли американцы, что вообще–то людоедство всеобщая беда на Земле. Наверное, понимают. Они же из Западной Европы, где родились права человека. Недаром нет ни одного примера, чтобы страна, которая «попала под ее влияние» хоть мирным путем, хоть военным, не стала жить лучше. Прежде, чем рассмотреть конкретные примеры, скажу, что американская «корысть» — благородна, но и самолюбива. Они хотят победить людоедство раз и навсегда, чтобы перестать тратиться на борьбу с ним. И тоталитарные страны, которые я вообще–то называю людоедскими, все это видят невооруженным взглядом, а поэтому и сильно сердятся на Америку, не зная, собственно, за что. И обзываются от злости.
Естественно, с родных «детей» налогов берут меньше, с «племянников» – больше, а на «одноклассников» можно наваливать столько, сколько элитной душе угодно. Я уже не говорю о соседней «школе». Конечно, тут много нюансов, но основная–то линия именно такова. И это есть всеобщее правило для всей планеты. Любая империя, которая ныне называется мононациональным государством, зиждется на людоедстве, и это происходит потому, что элита тщательно скрывает от народа, что все люди имеют абсолютно одинаковые права. Хотя, собственно, открытие тезиса «все люди рождаются свободными и равноправными» более великое открытие, чем буквенная письменность и теория относительности Эйнштейна. А открытия такого величия не могут прийти одновременно в тысячи голов как это, например, происходит с пресловутым колесом, которое на третьем году жизни изобретают дети, поголовно замечая, что круглое катить легче, чем плоское – тащить.
Империи, основанные на идеологии, я здесь рассматривать не буду, они рассмотрены у меня в других работах. Сейчас же попытаюсь вчерне сравнить Китайскую и Российскую империи, созданные из–за страха. Китайская империя несравненно древнее Российской, о чем говорит Великая китайская стена. Многие подумают, наверное, что у Российской империи не было стены. Другие подумают, что китайская стена создана для обороны, историки, кстати, поголовно так думают. Третьи подумают, что сегодня Китай отсталее России, но в древности был – неимоверно передовой. Вот на этих особенностях и построю свое сравнение.
Китайская империя такая же разнородная по национальному составу, как и Россия. И угнетение народов точно такое же. И пресловутая стена стала великой не по значению, а по сизифову труду на ее возведение, то есть бесполезному. И возведена она не от врагов, а чтобы подневольные народы не разбежались по Забайкальской тайге. И у русских с юга и востока такие стены были, только они назывались засеками, потому что народ так истощили, что его уже невозможно было заставить построить хорошую каменную стену. И сделаны засеки были точно для того же, что и в Китае. Подробности у меня в других работах, в частности в статье про кремли, чети, засеки, первых Романовых и казаков–разбойников.
Основное же отличие Китайской и Российской империй состоит в том, что в Китае элита в целом более умна по сравнению с российской, хотя и не без отклонений временами в ту или иную сторону. Китайская элита видит все–таки край, чтобы не упасть в пропасть. И не только видит, но и предпринимает меры в течение веков и разной степени целесообразности, которые в целом дают ей возможность оставаться на плаву. С тех пор как они построили бесполезную стену прошло немало лет, в течение которых России вообще еще не было, потом она возникла, усилилась до сумасшедшей величины, нахапала земель аж за Тихим океаном, и так же быстро и бесславно заканчивает свою эпопею несмотря на то, что наша элита без устали камлает, иначе не назовешь, российское возрождение. Доказательств тут столько, что я их даже не буду называть, чтобы не обиделись доказательства, которые упущу, на те доказательства, которые я приведу.
Остается сказать, что, несмотря на всю предусмотрительность китайской элиты насчет разглядывания вовремя края пропасти, происходившего много веков подряд, дни этой империи тоже сочтены, но она просуществует немного дольше Российской империи. Сколько бы китайская империя не лавировала среди скал, она не выплывет, так как путь в открытое море в узком проливе загораживает основной закон человечества: все люди свободны и равноправны по первичному праву самого рождения. Не открой его Западная Европа, и не поставь его во главу угла, людоедство продолжалась бы вечно, возвращаясь на круги своя.
Европа – усталая колыбель
Я не буду подробно останавливаться на том, как Европа без России открыла этот закон, как с большими трудами претворила его в жизнь. Это длинный разговор, притом все это у меня описано в других работах. Скажу только, что Возрождение началось отнюдь не с Козимо Медичи, о котором трындят историки, ахая и охая насчет флорентийского искусства и «новоплатонизма». Козимо Медичи как раз и начал создавать вторую идеологическую империю глобального масштаба (первая – мусульманская), да так жестоко, что чуть ли не всех женщин сжег на кострах, чем едва вообще не закончил человеческую историю на Земле. (В книге и статьях это рассмотрено у меня подробно). Возрождение начал Мартин Лютер, продолжили протестанты, кальвинисты, англиканская церковь, великие просветители 15–17 веков. И, как ни странно, все это поддержала совестливая элита Западной Европы. Почему так произошло, я не знаю, но что произошло именно так – несомненно.
Процесс этот растянулся на пятьсот лет, кроме Западной Европы больше на всей Земле нигде не возник, что говорит об его исключительности из общего правила людоедства. Так называемая Римская империя германской нации была идеологической империей, но она во многом фантомна. Просто центр научно–технического прогресса перекочевал с юга, в основном Италии, на север – в нынешние Австрию и Германию, а это, в свою очередь, позволило светской власти северных монархов стать на равных с церковной властью в Италии.
Фантомность этого империализма состоит в том, что привезенная из Византии идея христианства прижилась сначала в Италии в царствующем здесь матриархате. Потом Козимо Медичи свернул его к христианскому патриархату на основе большой путаницы иудейско–еврейского патриархата, а затем закрепил придуманную историю Римской империи книгопечатанием. Но скрыть усиливавшуюся светскую власть на севере Европы, где матриархата, как и в России, никогда не было, было уже невозможно, поэтому и получилась кособокая Римская империя германской нации – почти целиком фантомная, но с элементами имевших место событий. Эту империю можно не принимать к сведению.
Действительная попытка создания империи на основе идеологии была предпринята Козимо Медичи, как я уже говорил, но она подкрепилась деньгами, которые Медичи надумал собирать с богатеющего севера Европы с помощью индульгенций и итальянского банковского дела, пускавшего эти деньги в оборот с колоссальной прибылью. В борьбе Севера и Юга Европы за умы родился протестантизм, давший основу правам человека. Католичество постепенно отступило на свою родину, а потом заторопилось в Южную Америку, где из классического католичества и местных религий получилось нечто невообразимое, когда население, послушав орган в храме, шло домой и справляло свадьбы, занималось магией, хоронило и так далее по своим древним правилам.
Свобода труда, получившаяся из свободы личности, в Западной Европе сделала возможным резкий скачек в научно–техническом прогрессе. Этим сразу же воспользовались светские властители мини империй, которые ныне считаются мононациональными государствами. Я о них говорил немного выше. И начались создаваться империи на страхе перед завоеванием по формуле: или я завоюю соседей, или они завоюют меня. Основная трудность при этом возникла оттого, что народы миниимперий привыкли считать себя гражданами страны. Они хотя и не очень любили друг друга, живя вместе в мирное время, но при внешнем враге общая ненависть к завоевателям превалировала над внутренней нелюбовью, и народы страны объединялись в едином порыве против завоевателя. Конечно, здесь присутствовали тонкости и нюансы, но общий настрой граждан был именно таков.
Усиливались попеременно то Германия, то Франция, то еще кто–нибудь, в результате Европа получала то Бисмарка, то Наполеона, то, наконец, Гитлера. Островные и полуостровные Англия и Испания направили свой взор на далекие страны и континенты. Так возникли Британская и Латинская империи. Континентальные империи здравствовали недолго, заморские же рассыпались уже при моей жизни. Оба типа этих империй потому разное время жили, что заморские империи создавались на основе очень разной степени научно–технического прогресса между метрополией и колониями. Континентальные империи создавались на приблизительно равном техническом уровне вооружений, практически только на основе гения и целеустремленности полководца.
Теперь надо рассмотреть вопрос, почему все эти великие полководцы терпели крах в России? На этот счет историки столько причин навыдумывали, что их не перечесть, начиная от зимних холодов и кончая знаменитым русским военным духом. В действительности причина только одна, и никто ее еще не обозначил. Западные историки потому, что не понимают до конца прелестей для наших правителей нашего рабства, а наши историки потому, что не хотят вообще об этом говорить. В любой войне наши правители раза в три, если не в пять, теряют больше людей убитыми, несмотря на то, что по правилам военной науки обороняющийся должен терять меньше, чем наступающий. Вот единственная причина наших побед, остальное – мелочи.
Обратите внимание на следующий факт войн в Западной Европе. Побеждает то одна, то другая сторона, но жизненная инфраструктура остается целехонькой. Города, дворцы, заводы, дома, дороги, мосты и так далее, как правило, не разрушаются. Более слабая сторона даже солдат своих бережет, отступая перед превосходящей силой. В плен сдаваться здесь не очень почетно, но и не является изменой родине, пленных жалеют и та, и другая сторона. Все это результат прав человека как такового, к которым все привыкли и не замечают их, как люди не замечают, что дышат. Нельзя превращать человека в скотское состояние даже ради победы над врагом, и это естественно как потребность есть. Именно поэтому западные историки и не понимают, чем же берет Россия в войне? Не понимая этого, они верят в наш русский военный дух, который им преподносят наши правители.
Между тем, все наши победы, начиная с побед Миниха, Полтавы, обороны Севастополя при Николае I, последней войны, основаны на рабстве, как военных, так и мирных граждан. Отступая, наши правители уничтожают все и вся, вывозя перед оккупацией только военное имущество и не заботясь об остающемся в оккупации населении. Зато, вернувшись потом, гнобит это население за то, что оно не могли как птички перелететь из оккупации. Побывавший в плену – предатель, недаром многие пленные не хотят возвращаться в свою страну. Убитых героев не хоронят, оставляя их воронью, за кладбищами воинов не следят, сооружая на каждый миллион погибших по обелиску на главной площади городов. А истинные кладбища – поля боев зарастают травой и кустарником, и через несколько лет все уходит в небытие. Наши правители без тени сомнения могут направить тысячи солдат, вооруженных макетами винтовок, против танков. И вражеские танки буксуют в народной крови и пушечном мясе. Мало того, сзади этих невооруженных людей поставят пулеметы, чтобы расстреливать в упор отступающих. Вот они и «бросаются грудью на амбразуры», демонстрируя всему миру русский военный дух.
Разве все это могут понять историки Западной Европы? Проще понять русский военный дух. Я им только напомню, что добровольных самоубийц в природе очень небольшой процент, и на всей Земле примерно одинаковый, если, конечно, привести его к сопоставимым условиям проявления. Но разговор у меня пока не про Святую Русь. Я этим сравнением просто оттенил свободу и ценность человека как такового, на которые на Западе перестали обращать внимания как на собственное дыхание.
Свободы никогда не бывает слишком много. Она вырывается крохами у власть имущих, но к этим крохам также быстро привыкают как, например, к электрическому утюгу, телефону или телевизору. Простые жизненные блага, еда, одежда, место в парламенте становятся доступны и дворянину, и миллионеру, и каменщику. И здесь наступает противоречие между возможностями и потребностями, которые обе сместились в сторону от веками выработанного курса. Потребность кушать и кое–как прикрыть наготу совпала почти полностью с возможностью это сделать. Это было одно из следствий свободы. И недостаточно грамотный народ немного ошалел. Удовлетворенная составляющая свободы – уже не свобода, это уже как манна небесная. Поэтому возникла свобода не обременять себя трудом. Отказаться от свободы трудиться или не трудиться нельзя, так как тут же начинаешь голодать. Поэтому свобода меньше трудиться тут же сместилась в сторону не обременения себя воспитанием детей, ибо воспитание детей занимает весьма значительное место в труде, за который платят деньги. И, кроме того, само по себе является большим трудом. Притом принудительных мер против такой свободы выбора нет, собственному желудку даже выгоднее такая свобода.
Сильный удар, усугубивший эту проблему, нанесло открытие и начало освоения Америки. Первичное ее население целиком состояло из западноевропейцев. Притом качество народа, перебравшегося в Америку, во всех отношениях было самым высоким, а оставшегося в Европе народа – соответственно намного ниже. По закону сита. Ленивые – они хотя и рожают детей из–за лени предохраняться, но тратить на детей свою свободу, – не очень–то спешат. Зато в Европе создалась генетическая структура, в результате которой дети в 18 лет полностью берут заботу о своем пропитании на себя, а родители – тоже не считают себя чем–либо обязанными своим детям. В отличие от русских родителей, готовых кормить своих чад до собственной смерти.
Сильно всколыхнула Западную Европу последняя мировая война. В отличие от наполеоновских войн, когда всеобъемлющее понимание свободы еще не дошло до каждого среднего европейского ума, гитлеровская кампания, особенно, если учесть Японию и Италию, пробудила повышенный интерес к пониманию свободы шире, чем раньше. Люди поняли, что свобода не беспредельна, иногда ее надо с согласия большинства несколько урезать, но не велением правителей, зацепившихся за власть навечно, или законных монархов, а – собственной волей народов. Другими словами свобода – несвобода стала взвешиваться на весах, притом все весы одинаково настроены. То же самое можно сказать не только о войне и агрессии, но и обо всех без исключения сторонах жизни: экономика, собственность, юриспруденция, религия и так далее.
Д. Фрэзер сильно удивлялся, что первобытные племена Америки, жившие в самых благоприятных природных условиях, являлись самыми отсталыми в развитии по сравнению с племенами, жившими в жесткой окружающей среде. Я набрал у самого же Фрэзера примеров, беспорядочно разбросанных в его «Золотой ветви» и вывел из них непреложный закон, который меня в дальнейшем ни разу не подвел, что как раз преодоление разнообразных трудностей и развивает обобщенный мозг племени или народа. Сперва я его проверил на австралийских аборигенах, потом на дальневосточных айнах. Затем применил к торговым племенам с границы между Саудовской Аравии и Йемена – будущим евреям. Последнее подтверждение получил на выходцах из Советского Союза, научивших Америку так мухлевать на каждом шагу, что она не перестает до сего дня удивляться, как они у них могут сварить суп из топора, продать воду вместо бензина, наполнить их банки «грязными» деньгами, обходя все известные законы.
Если бы этот мой закон не имел, так сказать, обратной силы, то он не мог бы действовать и в прямом направлении, и первобытные люди оставались бы умны «от природы» даже в древней изобильной Калифорнии. Вот эта самая «обратная сила», иначе инвариантность закона действия на умы окружающей среды, сегодня работает в Западной Европе. Особенно после краха военной мощи Советского Союза с его рабами–солдатами и несчетным числом танков, которого она очень боялась, но, в общем–то, почти бездействовала, надеясь, то ли на авось, то ли на Америку. Разумеется, я не к интеллекту западноевропейцев хочу применить этот закон, а к беспечности. Выработав законы против фашизма и нацизма, Европа стала бояться только коммунизма. При падении силового потенциала коммунизма Европе стало вообще некого бояться.
Эту беспечность к своей судьбе впервые во всей красе проявилась при Гитлере. Мощь немецкой армии была, конечно, велика, но она все–таки не объясняет того факта, что за считанные недели почти вся Западная Европа была завоевана Гитлером. Итак, беспечность. Где же ее корни? В свободе выбора? Народы Западной Европы поняли, что нацизм не очень угрожает индивидуальному благополучию каждого в отдельности? Они ведь тоже арийцы? Это славяне не арийцы, так им и надо. Главное же в том, что заставить умирать на поле боя миллионами никакая сила заставить не могла. И правители их это прекрасно понимали.
Может быть, и Сталин это понимал, когда начал клепать танки десятками тысяч сразу же после войны, а Хрущев и Брежнев продолжили в ускоряющемся темпе. Не Америку же планировал Советский Союз покорять этими танками? А с китайцами у нас был мир да любовь. Я нисколько не сомневаюсь, что если бы не Америка, предложившая нам соревнование в атомной гонке, наши танки давно бы уже добрались до Парижа. Недаром мы делали «репетиции» в Германии, Венгрии, Чехословакии. Там тоже народ не очень–то сопротивлялся, главным образом – плакатами. И если бы не американские «першинги» с атомными боеголовками, которые срочно завезли в Европу, неизвестно еще, чем бы дело закончилось. В общем, единственная колыбель на планете, в которой вынянчилась Всеобщая декларация прав человека, вполне могла бы вернуться к людоедству, процветающему на всем остальном пространстве Земли, исключая Америку. И Америке было бы не совсем уютно наедине с коммунизмом, развернувшимся во всей своей красе в Китае, России и Европе.
Но не это главное. Главное в том, что западноевропейцам, кажется, все равно: попасть хоть под власть Гитлера, хоть под власть Сталина? В этом я как раз и вижу усталость среднеевропейской нации от сытой жизни. Тем более что они позволяли коммунистическим лидерам находить слабые места в сотрудничестве западноевропейцев с американцами и использовать их себе на пользу.
В связи с этим я приведу выдержки из заметки Александра Минкина, опубликованной в швейцарской газете, а потом продублированной автором в нашей печати под названием «Разочерование» в 2001 году: «Эпоха любви закончилась. Запад потерял всякую симпатию к России. И Россия — к нему. Вспомните, как вы (здесь и далее «вы» — западные читатели. — А.М.) нас любили десять лет тому назад. И спросите себя: почему вы так влюбились? Не потому ли, что вдруг освободились от страха, который внушал нависающий над вами атомный монстр? Что до нас — мы вас полюбили потому, что поверили вам. Мы поверили, что вы нас возьмете в эту счастливую, свободную, сытую жизнь. Но вместо этого нам прислали старые макароны и старую одежду. И начали учить: это хорошо, а это плохо. Мы подняли железный занавес. Вы ужесточили визовый режим. <…> Мы всегда хотели быть Европой. И никогда не хотели быть Азией. <…> Но Европа никогда не переставала считать нас азиатами. <…> Запад соблазнил Россию. Он некоторое время играл с ней, он ее немножко учил демократии. Потом, когда она показалась ему уродливой и опасной, он ее бросил. Бедная Россия в какой–то момент поверила, что ее возьмут в богатый демократический рай. Но прекрасный Запад с самого начала точно знал, что в этом раю все места уже заняты». Конец цитаты.
Минкина жалко. Он искренне плачет навзрыд. Поэтому здраво рассуждать не может. Помогу. У Минкина, несомненно, есть сосед по дому, лентяй, алкоголик, вечно просит взаймы без отдачи, еще и приворовывает, не говоря уже о том, что матерится при детях. И рука у него тяжелая. Я дальше и продолжать не буду. Без продолжения понятно, что даже если бы Минкин был ангелом, и то не взял бы этого соседа к себе «в Европу» несмотря на то, что сосед «в Европу» хочет.
Эту выдержку я привел для двойной цели. Во–первых, показать, что никому мы не нужны такие, хотя нас и жалко. Во–вторых, еще раз подтвердить старение Европы, утрату ею американской бодрости. Именно американская бодрость сегодня играет первую роль в мире, но это уже тема следующего раздела.
Европа же вступила на путь омоложения, точно такой же, как когда–то Америка: принимать эмигрантов. Европа когда–то отдала Америке много своих лучших жизненных соков, теперь пора их восполнять. Правда, есть разница. Америка принимала из Европы не только жизнеспособных людей, но и образованных. Европа ныне принимает только жизнеспособных. Но эта разница сотрется за десять лет, тем более что в Америке тогда не было ни одного университета, а в Европе их – пруд пруди. И это очень хороший признак, несмотря на то, что обыватели европейские очень недовольны таким оборотом дела. Не будь массового наплыва пробивных и изворотливых иностранцев из малоразвитых стран, европейцы превратились бы окончательно в бесчувственных и равнодушных потребителей электроэнергии во всех ее разновидностях, в том числе и для клонирования себе подобных.
И совсем бы было обидно смотреть на колыбель демократии и прав человека как на египетские пирамиды в пустыне, безмолвные, величавые, но никому не нужные. Как старые фотографии в пыльном альбоме умирающего старика по имени Земля. Но самое, на мой взгляд, правильное имя, закрепившееся за Европой, — старушка–Европа.
Американский «империализм»
Это любимый штамп советских пропагандистов, валящих вину с больной головы на здоровую. По типу, когда вор кричит: держи вора, или согласно другой русской поговорке, дескать на воре шапка «горит». Да, американские первопоселенцы захватили земли индейских племен. Да, привезли из Африки 200 тысяч рабов, из которых сегодня получилось чуть ли не половина американских полноправных граждан. Но это все было, во–первых, в те времена, когда в России свирепствовало жесточайшее рабство своих собственных граждан, не считая рабства при «торговом обмене» вновь завоеванных «инородцев». Притом, в Америке рабство закончилось благодаря войне этих самых белых переселенцев друг с другом за освобождение от рабства, чего в России так и не произошло. Во–вторых, спрошу я, что завоевали Соединенные штаты после своего установления как государства? Аляску и ту купили у нас. Не купили бы, были бы там сегодня крепостные. Наши пропагандисты говорят, что Штаты отобрали у Мексики часть территории, но забывают сказать, что чуть ли не все народонаселение Мексики перебежало в Штаты, хоть «Берлинскую стену» возводи. Но и не возводят же. Точно так же как ФРГ не возводило Берлинской стены. А надоумили ГДР насчет этой стены знаете кто? Думаю, что наше КГБ – преемник Третьего отделения, которое преемник конторы «сыска и правежа» царя Алексея Михайловича, который возводил многочисленные засеки и засечные черты «от татар», которых давно след простыл. А наших строителей засек надоумили китайцы своей великой стеной.
Значит, империализма в его каноническом понимании в Америке нет. Но и пропагандисты наши не совсем уж дураки. Они «понимают» империализм как «неоколониализм», который тоже не колониализм, так как у Америки ни одной колонии нет, и никогда не было. «Неоколониализм» — это, дескать, тогда, когда дают некой стране денег в долг, она этот долг не отдает, и «неоколониалисты» приходят описывать имущество за долги. Вон и у России уже дважды в новейшей истории арестовывали за долги парусник. Так это же святое право, действующее не только между государствами, но и между частными людьми, в том числе и в Советском Союзе. Особенно, если советский гражданин должен своему государству. Так что и неоколониализм к Америке не подходит. В устах русских пропагандистов это очень похоже на простую обзывалку из–за зависти, типа «А у вас негров линчуют» через 100 лет после того, как эта штука не применяется. Или: «Сам дурак», когда сказать больше нечего.
Итак, я с того хочу Америку рассматривать, что ни неоколониализмом, ни империализмом она фактически не характеризуется, если строго взглянуть на вещи. Наоборот, Америка характеризуется в отличие от Западной Европы бескорыстной помощью странам и народам освободиться от людоедства. Хотя «корысть» все–таки есть. Америка просто хочет, чтобы страны и народы жили так же хорошо, как живет она сама. Недаром нет эмигранта, откуда бы ни было, не мечтающего попасть в Америку на постоянное место жительства. Даже сынок Хрущева туда выпросился.
Не знаю, понимают ли американцы, что вообще–то людоедство всеобщая беда на Земле. Наверное, понимают. Они же из Западной Европы, где родились права человека. Недаром нет ни одного примера, чтобы страна, которая «попала под ее влияние» хоть мирным путем, хоть военным, не стала жить лучше. Прежде, чем рассмотреть конкретные примеры, скажу, что американская «корысть» — благородна, но и самолюбива. Они хотят победить людоедство раз и навсегда, чтобы перестать тратиться на борьбу с ним. И тоталитарные страны, которые я вообще–то называю людоедскими, все это видят невооруженным взглядом, а поэтому и сильно сердятся на Америку, не зная, собственно, за что. И обзываются от злости.