Страница:
Вчера был просто безумный день. Подготовка к наступлению совершенно вымотала Хабада. Да еще эта болезнь сына-наследника. Гнусная, наверняка завезенная откуда-нибудь с Севера и превратившая любимого Анварчика в маленького тупого иностранца.
А проблемы возникали всевозможные и возникали беспрестанно: то грозил обрушиться поврежденный бомбежкой мост, и тогда людской поток пришлось бы двинуть в обход, теряя многие часы. То начальник снабжения фронта предательски обсчитался в количестве пил, и их катастрофически не хватало для постройки плавсредств. То вдруг в кабинет ворвался сам комфронта и завопил, брызгая слюной:
– Соратник! Собрался уже миллион человек, а провианта и мощностей полевых кухонь хватит едва на половину. Отправить остальных назад?
“Идиот!” – хотелось крикнуть Хабаду, но он прекрасно понимал: чем меньше людей знает истинное положение дел, тем лучше. Даже если это высший комсостав, особенно, если это высший комсостав!.. И, успокоив дыхание еще по вест-пойнтскому рецепту, он ответил:
– Во-первых, они не уйдут – все как один рвутся покончить с ненавистной блокадой… Во-вторых, завтра к полудню уцелеет не более половины. А пока что вдвое сократите порции… Вы свободны.
Затем встала проблема подвозки питьевой воды на левый фланг в Сахеле, потом выяснилось, что до начала операции не успели доставить боезапас к зенитным установкам под Кисангани и теперь появление военных грузовиков демаскирует их позиции. Пришлось организовать этакую десятикилометровую “тропу Хошимина” – ничего, людям только приятно будет лично поспособствовать победе. Затем…
Теперь уж никто не стоял с Хабад ом на одной ступени, никто не знал всей правды и никто, кроме него, не мог безоговорочно распоряжаться жизнью миллионов. Хотя он до сих пор точно не знал, кто из генералов, высших чиновников и шаманов ПРИОБЩЕН, а кто нет. По крайней мере, теперь совершенно ясна задача номер один: окружить себя исключительно людьми, находящимися под контролем..
Адъютант доложил по интеркому:
– Генерал Примак прибыл в сопровождении пяти человек.
– Пусть войдет один. Охрана останется в приемной. Как только Игорь Николаевич очутился в кабинете, с внешней стороны дверей из паза в потолке бесшумно опустилась стальная перегородка, отрезав кабинет от приемной. И пусть Примаковы мордовороты делают с Хабадовым адъютантом все что угодно. В крайнем случае через вентиляцию можно будет пустить усыпляющий газ.
Генерал Хабад имел неординарную внешность: это был невысокий серокожий мулат с толстыми африканскими губами и горбатым греческим носом. Он ведь полукровка: наполовину суданский араб, наполовину негр из племени бари. Его мать была изнасилована солдатом одного из правительственных карательных отрядов, в очередной раз захватившего Джубу и вскоре выбитого оттуда негритянскими партизанами. В результате этой бесконечной гражданской войны все дети в семье Хабада были от разных отцов. “Папашу” своего будущего младшего брата – четвертого по счету – восьмилетний Хабад зарезал бритвенно наточенным кухонным ножиком прямо в материнской постели. Так начался его кровавый счет…
Но главными во внешности Лидера Революции, конечно же, были глаза: глубоко посаженные, с красноватым отливом белков, сверлящие и совершенно немигающие. Это были глаза убийцы, но одновременно и глаза африканского мудреца.
Примак козырнул, снял кепи и быстро огляделся. Надо сказать, обстановка комнаты была весьма скромной, почти аскетичной, чего он никак не ожидал увидеть. Единственным удобством были неглубокие кожаные кресла черного цвета (обивка стульев, естественно, оказалась красной), кроме того, в кабинете отлично кондиционировался воздух.
Хабад кивнул в ответ (он был без головного убора) и снова опустился в кресло. Примак разочаровал Лидера Революции – показался ему обычным, ничем не примечательным человеком. Реальный облик ооновца ничуть не соответствовал образу, сформировавшемуся в воображении Хабада. Впрочем, “соратник” всегда считал, что колоритные фигуры куда менее опасны. Они не умеют незаметно подкрасться сзади и молниеносно нанести смертельный удар.
– Располагайтесь, как вам удобнее, – сказал он по-английски тоном радушного хозяина. – Холодный чай, пожалуйста…
На низеньком столике рядом с большим рабочим столом действительно стояли четыре стакана с охлажденным чаем – два с крепким, почти черным, и два с ломтиками лимона.
– Благодарю, у меня слишком мало времени.
– Боитесь восточного коварства? – с улыбкой осведомился Хабад. – Яда здесь нет. Клянусь… Впрочем, моим клятвам вы вряд ли поверите.
– Это уж точно. Думаю, будет логично сразу же изложить наши позиции, – сказал Примак, тоже расположившись в кресле. Он продолжал внимательно разглядывать собеседника. И от его взгляда, взгляда профессионального охотника за “скальпами”, Хабаду стало вдруг слегка не по себе.
– Хорошо. На правах инициатора переговоров я начну… Революционный народ категорически настаивает на безоговорочном выполнении командованием войск ООН в Восточной Африке следующих требований. Первое. Немедленно – не позднее четырех часов дня – убрать уцелевшие заграждения по всей линии Северного фронта. Второе. В течение ближайших трех суток по оставленным нами коридорам эвакуировать живую силу и боевую технику через порты Момбаса, Кисмайо, Могадишо, Бербера, Джибути, Асэб, Массауа и Порт-Судан.
– Это абсолютно нереально… хотя бы по срокам.
– Я не договорил… Третье. Генеральному секретарю ООН сегодня же дать официальные гарантии прекращения так называемых “миротворческих” операций в Восточной Африке. Народ революционного континента сам решит свою еудьбу. Политике неоколониализма должен быть положен конец.
– Теперь всё? – осведомился русский, машинально пригладив и без того коротко остриженные и аккуратно причесанные виски.
– Всё.
– Ну, тогда я выдвигаю встречное предложение. – Примак встал, поправив ремень, и дальше уже говорил стоя. Так его слова приобретали дополнительную весомость. – Если вы не прекратите гнать мирное население на смерть, мы немедленно возобновляем боевые действия и подвергнем массированным ракетно-бомбовым ударам все хозяйственные и военные объекты ТАР, а затем высадим десанты для захвата стратегических мостов, переправ и блокирования дорог. Всякий подвоз боеприпасов и продуктов, а также подход подкреплений на фронт будет прекращен. Через пару дней ваши свободолюбивые зомби просто не смогут передвигать ноги от голода, и наступление захлебнется само собой.
Генерал-лейтенант прекрасно знал, что у него нет этих самых двух дней, знал он и что Хабад наверняка надеется именно на такое развитие событий. В противном случае Лидер Революции просто не осмелился бы начать этот блицкриг.
– Ну что ж, тогда приступайте, – мнимо равнодушным тоном ответил Хабад. Ультиматум Примака все-таки не был одним лишь сотрясением воздуха. Если произойдет чудо и генерал-лейтенант продержится этот срок, за жизнь Хабада никто не даст и ломаного гроша. – Только хочу предупредить, я уже направил такие же точно требования Равандрану, присовокупив, что при их невыполнении завтра к вечеру число жертв среди гражданских достигнет миллиона.
– Неужели вы думаете, что судьба одного-единственного генерала может определить ход событий на целом континенте? – усмехнулся Примак.
– Нет, конечно, итог революционного процесса предрешен, но высокопоставленный упрямец при наличии таланта способен затянуть агонию и существенно умножить число жертв.
– Если среди дополнительных жертв окажется некто Хабад, я готов принять на себя эту неблагодарную роль… Разговор закончен. – Примак сделал шаг к двери.
– Не спешите, генерал. – Лидер Революции улыбался углами рта. При этом глаза его оставались совершенно холодными. – В Африке несносная жара, вы наверняка измаялись. Я хотел бы хоть немного скрасить ваше вынужденное пребывание на чужбине. Как насчет легкого обеда с упором на прохладительные напитки, охлажденное вино, соки, мороженое и суфле? Будет даже… холодный свекольник! – Он будто ждал в ответ бури восторга.
– Благодарю за заботу, но время застолий еще не пришло. Честь имею.
Ооновец дернул ручку двери. Она легко подалась. Но прохода в приемную не было. За дверью обнаружилась серая стальная плита. Примак постучал по ней. С той стороны раздался ответный стук. Ребята, по крайней мере, были живы. Генерал-лейтенант развернулся и, поиграв желваками, сказал:
– Мне очень жаль разочаровывать вас, “соратник”, но в случае, если я не вернусь в штаб через…– он посмотрел на часы, – сорок восемь минут, вся авиация поднимется в воздух. Причем, первый и самый мощный удар будет нанесен именно по этому бункеру. Со спутника отслеживалось мое движение от места посадки и до самого въезда под землю. Поверьте, я не вру…
Вернувшись в кресло, Примак достал пачку “Беломора”, распечатал, закурил. Струйку дыма тут же стало утягивать в одно из вентиляционных отверстий в белом потолке.
– Осталось сорок семь минут, – через какое-то время произнес он.
Хабад встал, прошел в противоположный конец комнаты и распахнул еще одну дверь. Там была столовая, в середине ее – накрытый стол.
– Я хочу только, чтобы в течение всего перемирия ваши войска не предпринимали активных действий. Так что мой расчет предельно прост, а я предельно искренен с вами… Милости прошу за стол. – Африканец сделал приглашающий жест.
– Сорок шесть минут, – пробубнил Примак.
– Не давите на психику, – поморщился Лидер Революции. – Лично я приступаю к еде. Присоединяйтесь, когда появится аппетит. – Он уселся за стол и начал чего-то накладывать себе в тарелку.
Из-за броневой плиты раздались упорядоченные удары. Примак прислушался, потом спросил Хабада:
– Знакомы с азбукой “морзе”? Мои ребята напоминают, что осталось сорок четыре минуты. Им тоже хочется жить…
– Зам…мечательный супец, – с набитым ртом ответствовал Лидер Революции. – Не знал, что в России такая интересная кухня… Вообще-то вы зря пугаете меня, – прожевав, решил объяснить свое спокойствие Хабад. – Этот домик можно прошибить только сотней килотонн, положенных с ювелирной точностью. Так что у вас неплохие шансы дожить до процесса в Гааге. – Он имел в виду международный суд.
– Я рад, что мы с вами уцелеем и встретимся на суде. Мне только жаль ваше государство…– в тон ему ответил русский. – Через сорок две минуты оно начнет рассыпаться в пыль.
И вдруг Примак понял, что комната разительно изменилась. Вернее… Вернее, он вдруг оказался в другой комнате и на кабинет смотрел через открытую дверь. Теперь он сидел за обширным обеденным столом. Перед ним стояла пустая тарелка со следами свекольника и еще одна тарелка с недоеденной заливной ягнятиной.
Неизвестно откуда взявшийся в кабинете коренастый офицер в “камуфляже” вскочил на ноги, заметался вокруг рабочего стола, повалив стул. Лицо его почему-то было удивительно знакомо генерал-лейтенанту. А вот Хабад куда-то исчез, и это было паршивей всего. Выходит, он все-таки “угостил” его через вентиляцию какой-то гадостью и смылся. Теперь шансов выбраться из бункера у Игоря Николаевича практически не осталось.
Потом Примак опустил глаза и обнаружил, что его уже успели переодеть: точно такие же, как на Хабаде, бежевые брюки и френч, короткие кожаные сапожки. Только непонятно зачем старались, подбирали размер – ведь все пригнано по фигуре?
“Мне нужно зеркало”, – вдруг сообразил он и стал лихорадочно оглядываться. За спиной обнаружилась еще одна дверь, она привела его в спальню Хабада. И здесь нашлось небольшое овальное настенное зеркало.
Да, это был вовсе не он, это мог быть только один человек – Хабад. Теперь все стало понятно и со столом, и с костюмом… Мгновением позже пришла ясность и в отношении того, второго человека, – этот странно ведущий себя генерал в русской форме был им самим, Игорем Николаевичем Примаком…
Подобного унижения Хабад не испытывал уже лет двадцать – с тех самых пор, как попал в плен к наемникам из Биафры. Им почему-то жутко захотелось нарезать из его кожи ремней, и только внезапное появление какого-то местного князька спасло жизнь будущему Лидеру Революции. Тогда Хабад направлялся в Кано с секретным посланием Махди.
А теперь Лидеру Революции вывернули руки и поволокли в тесную камеру подземной тюрьмы. Охранники откровенно издевались над ним, каждая новая его гневная реплика вызывала у них очередной приступ хохота – этот сморчок осмелился наброситься на САМОГО Хабада!..
Конечно, он ПРИГОВОРИЛ их всех, но что толку? Драгоценное время упущено, Примак преспокойно покинул бункер, и военные действия уже наверняка возобновлены. А он, Хабад, как последний идиот будет сидеть в камере, близоруко щуря подслеповатые Гулямовы глаза!..
Как страшно смотреть на себя со стороны, когда ты выкинут на обочину, когда твое тело больше не подчиняется тебе, когда оно украдено, когда им пользуются самые заклятые твои враги!.. И тогда твоя доселе любимая оболочка начинает казаться предательской, лживой маской, жалкой и уродливой – из-под которой выглядывает гнусная, смеющаяся над тобой харя!..
В бессильной злобе Хабад-Гулям тряс прутья дверной решетки. Нет, эти слова не могут передать и сотой доли истинного градуса его бешенства. Хабад-Гулям исходил бессильной злобой, как впадающий в транс медиум – эманацией, как разбухшая женская грудь – молоком, как перезревший плод – соком… Если б эту злобу можно было трансформировать в тепловую энергию, решетка наверняка расплавилась бы, и путь оказался свободен.
Хабад-Гулям сейчас даже и не пытался понять, каким образом произошел этот самый обмен телами – всё в руках Мамбуту!.. Но почему Великий Дух решил растоптать самого верного своего слугу? Неужто мстит за смерть Пагалусу – этого жирного борова? Но ведь в реальном мире нельзя угодить всем. Кем-то всегда приходится жертвовать. Неужели Мамбуту не понимает этого?! Впрочем, он ведь живет совсем другими заботами: сакральные ритуалы слишком важны для него… Но у него сейчас нет сил сражаться на два фронта!
…Попав в тело Гуляма, Лидер Революции обнаружил, что находится в разведуправлении армии. Он быстро взял себя в руки, приказал подогнать к воротам личный вездеход, бегом поднялся из бомбоубежища, куда переместилась вся работа, наорал на нерасторопного водителя, и тот на полной скорости погнал машину к запасному бункеру номер три. По дороге Хабад-Гулям обдумал сценарий действий. В бункере нужно было орудовать решительно и даже нагло – это единственная возможность спасти ситуацию. Только бы не опоздать!..
После того как автоматчик проверил его пропуск у первых ворот, Хабад-Гулям потребовал вызвать начальника внешней охраны.
– По личному приказу Лидера Революции поступаете в мое полное распоряжение! – попытался сходу взять его в оборот. – В бункере заговорщики! Сколько у вас человек?
– Мне нужно позвонить Хабаду!.. – промямлил здоровенный негр-центурион.
– Идиот!!! – рявкнул Хабад-Гулям. – Связь у них в руках! Вы погубите ЕГО.
Взвод охраны дружно протопал за ним через посты. Душа и тело Лидера Революции столкнулись на пороге транспортного ангара. И тело на сей раз оказалось сильнее.
Хабад-Гулям, увидев в двух шагах от себя лже-Хабада и Примака, вдруг потерял над собой контроль и заорал:
– Арестуйте их! Это измена!
Охранники поначалу никак не среагировали, ожидая, что скажет Лидер Революции, а он лишь внимательно разглядывал крикуна. Но когда этот мерзкий человечек в ученических очках попытался выхватить из кармана пистолет, моментально сработали их профессиональные навыки, и солдаты, повалив его на бетон, отобрали оружие и скрутили ему руки. При этом очки упали на пол и тут же хрустнули под чьим-то каблуком.
– Ты кто? – спросил лже-Хабад по-английски. Лидеру Революции жутко было слышать свой собственный голос, присвоенный каким-то ублюдком.
– Я… Я…– Хабад-Гулям подавился воздухом.
– Ты что-то потерял? – усмехнулось его тело. Примак все это время нервно озирался по сторонам, с трудом сдерживая страх. Он мало походил на “генерала-Могилу”.
– Зато ты нашел!.. – в бешенстве выкрикнул арестованный. Хабад еще раз обратился к начальнику внешней охраны: – Центурион Абада! Он даже не знает суахили!
Негр не ответил, только вопросительно глянул на адъютанта. Лицо его было непроницаемо.
– Уведите его, – распорядился Лидер Революции. Двое дюжих солдат поволокли Гуляма – его ноги даже не доставали до полу.
Тело Примака наконец перестало метаться по кабинету, плюхнулось в кресло и жалобно произнесло по-испански:
– Господи! Господи!..
Электронный переводчик добросовестно перевел. Генерал-лейтенант попытался успокоить его:
– Все будет хорошо, амиго, – вспомнил-таки одно испанское слово. – Не волнуйся, все образуется…
До начала ооновской атаки оставалось тридцать девять минут.
“Если я – Хабад, а во мне – какой-то испанец, то где же сам Лидер Революции? – лихорадочно думал Примак-Хабад. – В испанце, что ли? Тогда получится колечко… Или же это цепочка без конца и без начала?..”
Когда Примак-Хабад занялся разблокированием двери, испанец вдруг закричал: “Мама!” лицо его исказилось, он стал изо всех сил стучать по столу костяшками пальцев. Смотреть на рыдающего, скорчившегося в кресле “Примака” Примаку было не то что странно, а скорее омерзительно и даже страшно.
– Прекратите, амиго! Как не стыдно! Вы же мужчина! – Испанец вздрогнул. – Не позорьте чужой мундир!..
Испанец поднял голову, посмотрел на Примака-Хабада покрасневшими, но уже отнюдь не безумными глазами, а потом произнес:
– Я, кажется, сошла с ума.
“Только этого не хватало!.. Баба!.. Во мне сидит баба!..” Генерал собрался с духом и постарался говорить успокаивающим тоном (нянькайся тут с ней!):
– Не могли же все разом чокнуться… Давайте договоримся: мы каким-то чудом ненадолго попали в чужие тела, и наша задача: выпутаться из этой переделки живыми и невредимыми. Я вам помогу.
“Баба” попыталась улыбнуться. Губы скривились в жалкую гримасу. Примак прекрасно понимал, что без ее помощи у него ничего не выйдет. Увидев своего командира в таком виде, парни могут сорваться и наломать дров. К тому же еще не известно, когда он вернется в себя – быть может, именно этой “бабе” придется давать отбой атаке и сигнал к началу операции “Прыжок”. Так что генерал должен выглядеть генералом и уметь произнести хотя бы несколько слов по-русски. Пришлось “Примаку” на время оставить дверь в покое и заняться учебой.
…Выйдя в приемную, “баба” внятно произнесла:
– Посли, ребьята.
И ооновская делегация в сопровождении Примака-Хабада, его адъютанта и начальника внутренней охраны двинулась к выходу. А в дверях транспортного ангара их уже ждал Гулям-Хабад.
– Арестуйте их! Это измена! … Истинного Хабада поволокли в камеру.
– Не уезжайте без меня, – шепнул Примак-Хабад на ухо “бабе”. – Скажите им: “Надо подождать”.
И лже-Примак пробубнила:
– Надо подоздьять.
У генерал-лейтенанта мурашки пошли по коже от такого произношения, но и на этот раз вроде пронесло. Он устремился следом за арестованным. Начальник внутренней охраны не отставал от Примака-Хабада ни на шаг.
Пристукнуть бы сейчас гадину, разом решив все проблемы!.. Но с убийством чужой оболочки исчезнет ли сам Лидер Революции? А если он вернется в себя? Нет, риск слишком велик. Зато вот пленки…
В коридор выходили двери дюжины камер. Хабада только что затолкнули в ближайшую.
– Оставьте нас одних! – по-английски приказал Примак-Хабад начальнику внутренней охраны (он ведь остался без переводчика). Тот беспомощно поглядел на Лидера Революции и покачал головой. Ну что ж, пускай остается, все равно ничего не поймет.
– Где пленки?! – распахнув дверь в камеру ударом ноги, рявкнул генерал.
Арестованный молча сверлил Примака-Хабада маленькими подслеповатыми глазками.
– Пристрелю тебя!
Не понимаю, соратник…– Человечек сел на корточки у стены.
Генерал достал из кобуры инкрустированный серебром браунинг. В рукоятку его была врезана пластина малахита, которую по углам украшали квадратные изумруды. Снял пистолет с предохранителя.
– Чего ты хочешь, пес?! – В глазах арестованного не было страха.
– Пленки с Хабад КОМАНДОЙ. Считаю до трех. Примак вскинул пистолет:
– Р-раз…
Человечек обнажил в улыбке неровные зубы. – Два…
– Стреляй, и я тут же вернусь в себя.
– Три…
Арестованный демонстративно отвернулся. Пуля попала ему в левую руку. Он дернулся, взвыл и медленно свалился на бок.
– Пленки давай! – орал Примак. Времени у него больше не было. – Изувечу!
– Стреляй, – прошипел человечек и заворочался на полу, пытаясь подняться.
“Ничего не выйдет!” – со злостью подумал генерал и сплюнул на пол. С грохотом захлопнул дверь камеры. Поднимался по металлической лестнице почти бегом, и его шаги рождали гулкое эхо.
Всю дорогу к аэродрому Игорь Николаевич был как на иголках – ждал: то ли погоня объявится, то ли начальнику охраны прикажут по рации живыми русских не выпускать, то ли “баба” со страху выкинет какой-нибудь фортель.
Наконец вот она, посадочная площадка, а что толку? Вот если б он мог сейчас вернуться в свое тело!.. Если б это наваждение кончилось, и он снова оказался бы среди своих, снова взял в руки бразды правления!..
Пока Примак-Хабад настропалил “бабу”, с него семь потов сошло, и все-таки отбой воздушной атаке был дан. А потом испанка дважды пробубнила по рации: “Прижок! Прижок!” Игорь Николаевич готов был задушить ее своими руками. Однако и тут сработало: операция по захвату пленок началась.
А русские тем временем с тревогой смотрели на командира, который сам на себя не был похож. И главное: чего ждет, непонятно. Сматываться надо, а он не мычит, не телится. Или это его Хабад не отпускает?..
Когда Примак-Хабад увидел Хабадова адъютанта, бегущего к нему от штабного БТР, подумал: дело – швах. Расстегнул кобуру, приготовился.
– Соратник! – подбежал запыхавшийся адъютант. – Срочное сообщение! Ооновские самолеты и вертолеты поднялись в воздух, активность заметна и на земле. Командующий Северным фронтом ждет ваших распоряжений.
– Без моего приказа огня не открывать, – сказал Примак-Хабад. Он надеялся лишь на всеобщий страх, испытываемый подчиненными перед Лидером Революции. – Ну, чего стоишь?! – рявкнул на молоденького адъютанта. – Передавай!
Тот козырнул и бросился к бронетранспортеру.
“Незачем дольше держать здесь “бабу” – пусть себе летит и как можно скорей! – подумал Примак-Хабад – И когда меня шлепнут, я разом убью двух зайцев: и Хабаду – крышка, и сразу же вернусь в себя. И чем дальше я буду в этот момент отсюда, тем лучше”. И он крикнул русским:
– Можно лететь!
Они не заставили себя долго упрашивать. “Испанка” с ужасом поглядела на него, но Примак-Хабад махнул рукой: мол, все будет в порядке. Она залезла в самолет последней. Машина тут же начала разбег. Адъютант выскочил из БТР, что-то крича. Из-за рева моторов ничего не было слышно. Игорь Николаевич достал из кобуры браунинг…
60
Официальное заявление Комитета ООН по миротворческим силам:
“Руководство Комитета требует от Генерального секретаря ООН немедленно освободить от должности командующего войсками ООН в Восточной Африке генерал-лейтенанта Игоря Примака.
Непосредственное, в обход руководства Комитета, подчинение его Генсеку ООН сделало действия генерала Примака практически неподконтрольными СБ, Генеральной Ассамблее и самому Комитету, который должен служить гарантом исполнения коллективной воли Объединенных Наций по установлению всеобщего мира, против разжигания войн.
Командующий вооруженными силами ООН в Восточной Африке генерал Примак грубо нарушил запрет Генерального секретаря ООН, приказав войскам вторгнуться в границы ТАР, и тем самым спровоцировал руководство этого государственно-политического образования на активные действия. А затем, при появлении на боевых позициях больших масс гражданского населения, оказался не способен предотвратить бессмысленное кровопролитие– гибель четырехсот шестидесяти тысяч человек, включая двести тысяч женщин и тридцать тысяч детей.
Руководство Комитета ООН по миротворческим силам выдвигает в Международный суд в. Гааге иск по обвинению генерал-лейтенанта Игоря Примака в совершении им военных преступлений на африканской территории”.
61
АНДЖЕЙ(6)
На станцию по изучению аномальных явлений Анджей попал только к полудню. Исполняющий обязанности директора СИАЯ-6 Рудольф Зиновьев с первой же минуты показался Краковяку малость “пристукнутым” – несколько замедленная речь, мимика, неадекватная происходящему разговору, ускользающий куда-то в сторону и в никуда взгляд. Но одновременно чувствовалась в нем и природная цепкость, целеустремленность, лаконизм и точность формулировок. Словно он перенес психическую травму и теперь настойчиво преодолевает ее последствия.
Зиновьев предоставил в распоряжение Анджея маленькую комнатку, познакомил с радистом, показал аккуратно сложенные в директорском кабинете вещи, оставшиеся от комиссии, и лично провел по основным помещениям станции – очень любезно с его стороны.
А проблемы возникали всевозможные и возникали беспрестанно: то грозил обрушиться поврежденный бомбежкой мост, и тогда людской поток пришлось бы двинуть в обход, теряя многие часы. То начальник снабжения фронта предательски обсчитался в количестве пил, и их катастрофически не хватало для постройки плавсредств. То вдруг в кабинет ворвался сам комфронта и завопил, брызгая слюной:
– Соратник! Собрался уже миллион человек, а провианта и мощностей полевых кухонь хватит едва на половину. Отправить остальных назад?
“Идиот!” – хотелось крикнуть Хабаду, но он прекрасно понимал: чем меньше людей знает истинное положение дел, тем лучше. Даже если это высший комсостав, особенно, если это высший комсостав!.. И, успокоив дыхание еще по вест-пойнтскому рецепту, он ответил:
– Во-первых, они не уйдут – все как один рвутся покончить с ненавистной блокадой… Во-вторых, завтра к полудню уцелеет не более половины. А пока что вдвое сократите порции… Вы свободны.
Затем встала проблема подвозки питьевой воды на левый фланг в Сахеле, потом выяснилось, что до начала операции не успели доставить боезапас к зенитным установкам под Кисангани и теперь появление военных грузовиков демаскирует их позиции. Пришлось организовать этакую десятикилометровую “тропу Хошимина” – ничего, людям только приятно будет лично поспособствовать победе. Затем…
Теперь уж никто не стоял с Хабад ом на одной ступени, никто не знал всей правды и никто, кроме него, не мог безоговорочно распоряжаться жизнью миллионов. Хотя он до сих пор точно не знал, кто из генералов, высших чиновников и шаманов ПРИОБЩЕН, а кто нет. По крайней мере, теперь совершенно ясна задача номер один: окружить себя исключительно людьми, находящимися под контролем..
Адъютант доложил по интеркому:
– Генерал Примак прибыл в сопровождении пяти человек.
– Пусть войдет один. Охрана останется в приемной. Как только Игорь Николаевич очутился в кабинете, с внешней стороны дверей из паза в потолке бесшумно опустилась стальная перегородка, отрезав кабинет от приемной. И пусть Примаковы мордовороты делают с Хабадовым адъютантом все что угодно. В крайнем случае через вентиляцию можно будет пустить усыпляющий газ.
Генерал Хабад имел неординарную внешность: это был невысокий серокожий мулат с толстыми африканскими губами и горбатым греческим носом. Он ведь полукровка: наполовину суданский араб, наполовину негр из племени бари. Его мать была изнасилована солдатом одного из правительственных карательных отрядов, в очередной раз захватившего Джубу и вскоре выбитого оттуда негритянскими партизанами. В результате этой бесконечной гражданской войны все дети в семье Хабада были от разных отцов. “Папашу” своего будущего младшего брата – четвертого по счету – восьмилетний Хабад зарезал бритвенно наточенным кухонным ножиком прямо в материнской постели. Так начался его кровавый счет…
Но главными во внешности Лидера Революции, конечно же, были глаза: глубоко посаженные, с красноватым отливом белков, сверлящие и совершенно немигающие. Это были глаза убийцы, но одновременно и глаза африканского мудреца.
Примак козырнул, снял кепи и быстро огляделся. Надо сказать, обстановка комнаты была весьма скромной, почти аскетичной, чего он никак не ожидал увидеть. Единственным удобством были неглубокие кожаные кресла черного цвета (обивка стульев, естественно, оказалась красной), кроме того, в кабинете отлично кондиционировался воздух.
Хабад кивнул в ответ (он был без головного убора) и снова опустился в кресло. Примак разочаровал Лидера Революции – показался ему обычным, ничем не примечательным человеком. Реальный облик ооновца ничуть не соответствовал образу, сформировавшемуся в воображении Хабада. Впрочем, “соратник” всегда считал, что колоритные фигуры куда менее опасны. Они не умеют незаметно подкрасться сзади и молниеносно нанести смертельный удар.
– Располагайтесь, как вам удобнее, – сказал он по-английски тоном радушного хозяина. – Холодный чай, пожалуйста…
На низеньком столике рядом с большим рабочим столом действительно стояли четыре стакана с охлажденным чаем – два с крепким, почти черным, и два с ломтиками лимона.
– Благодарю, у меня слишком мало времени.
– Боитесь восточного коварства? – с улыбкой осведомился Хабад. – Яда здесь нет. Клянусь… Впрочем, моим клятвам вы вряд ли поверите.
– Это уж точно. Думаю, будет логично сразу же изложить наши позиции, – сказал Примак, тоже расположившись в кресле. Он продолжал внимательно разглядывать собеседника. И от его взгляда, взгляда профессионального охотника за “скальпами”, Хабаду стало вдруг слегка не по себе.
– Хорошо. На правах инициатора переговоров я начну… Революционный народ категорически настаивает на безоговорочном выполнении командованием войск ООН в Восточной Африке следующих требований. Первое. Немедленно – не позднее четырех часов дня – убрать уцелевшие заграждения по всей линии Северного фронта. Второе. В течение ближайших трех суток по оставленным нами коридорам эвакуировать живую силу и боевую технику через порты Момбаса, Кисмайо, Могадишо, Бербера, Джибути, Асэб, Массауа и Порт-Судан.
– Это абсолютно нереально… хотя бы по срокам.
– Я не договорил… Третье. Генеральному секретарю ООН сегодня же дать официальные гарантии прекращения так называемых “миротворческих” операций в Восточной Африке. Народ революционного континента сам решит свою еудьбу. Политике неоколониализма должен быть положен конец.
– Теперь всё? – осведомился русский, машинально пригладив и без того коротко остриженные и аккуратно причесанные виски.
– Всё.
– Ну, тогда я выдвигаю встречное предложение. – Примак встал, поправив ремень, и дальше уже говорил стоя. Так его слова приобретали дополнительную весомость. – Если вы не прекратите гнать мирное население на смерть, мы немедленно возобновляем боевые действия и подвергнем массированным ракетно-бомбовым ударам все хозяйственные и военные объекты ТАР, а затем высадим десанты для захвата стратегических мостов, переправ и блокирования дорог. Всякий подвоз боеприпасов и продуктов, а также подход подкреплений на фронт будет прекращен. Через пару дней ваши свободолюбивые зомби просто не смогут передвигать ноги от голода, и наступление захлебнется само собой.
Генерал-лейтенант прекрасно знал, что у него нет этих самых двух дней, знал он и что Хабад наверняка надеется именно на такое развитие событий. В противном случае Лидер Революции просто не осмелился бы начать этот блицкриг.
– Ну что ж, тогда приступайте, – мнимо равнодушным тоном ответил Хабад. Ультиматум Примака все-таки не был одним лишь сотрясением воздуха. Если произойдет чудо и генерал-лейтенант продержится этот срок, за жизнь Хабада никто не даст и ломаного гроша. – Только хочу предупредить, я уже направил такие же точно требования Равандрану, присовокупив, что при их невыполнении завтра к вечеру число жертв среди гражданских достигнет миллиона.
– Неужели вы думаете, что судьба одного-единственного генерала может определить ход событий на целом континенте? – усмехнулся Примак.
– Нет, конечно, итог революционного процесса предрешен, но высокопоставленный упрямец при наличии таланта способен затянуть агонию и существенно умножить число жертв.
– Если среди дополнительных жертв окажется некто Хабад, я готов принять на себя эту неблагодарную роль… Разговор закончен. – Примак сделал шаг к двери.
– Не спешите, генерал. – Лидер Революции улыбался углами рта. При этом глаза его оставались совершенно холодными. – В Африке несносная жара, вы наверняка измаялись. Я хотел бы хоть немного скрасить ваше вынужденное пребывание на чужбине. Как насчет легкого обеда с упором на прохладительные напитки, охлажденное вино, соки, мороженое и суфле? Будет даже… холодный свекольник! – Он будто ждал в ответ бури восторга.
– Благодарю за заботу, но время застолий еще не пришло. Честь имею.
Ооновец дернул ручку двери. Она легко подалась. Но прохода в приемную не было. За дверью обнаружилась серая стальная плита. Примак постучал по ней. С той стороны раздался ответный стук. Ребята, по крайней мере, были живы. Генерал-лейтенант развернулся и, поиграв желваками, сказал:
– Мне очень жаль разочаровывать вас, “соратник”, но в случае, если я не вернусь в штаб через…– он посмотрел на часы, – сорок восемь минут, вся авиация поднимется в воздух. Причем, первый и самый мощный удар будет нанесен именно по этому бункеру. Со спутника отслеживалось мое движение от места посадки и до самого въезда под землю. Поверьте, я не вру…
Вернувшись в кресло, Примак достал пачку “Беломора”, распечатал, закурил. Струйку дыма тут же стало утягивать в одно из вентиляционных отверстий в белом потолке.
– Осталось сорок семь минут, – через какое-то время произнес он.
Хабад встал, прошел в противоположный конец комнаты и распахнул еще одну дверь. Там была столовая, в середине ее – накрытый стол.
– Я хочу только, чтобы в течение всего перемирия ваши войска не предпринимали активных действий. Так что мой расчет предельно прост, а я предельно искренен с вами… Милости прошу за стол. – Африканец сделал приглашающий жест.
– Сорок шесть минут, – пробубнил Примак.
– Не давите на психику, – поморщился Лидер Революции. – Лично я приступаю к еде. Присоединяйтесь, когда появится аппетит. – Он уселся за стол и начал чего-то накладывать себе в тарелку.
Из-за броневой плиты раздались упорядоченные удары. Примак прислушался, потом спросил Хабада:
– Знакомы с азбукой “морзе”? Мои ребята напоминают, что осталось сорок четыре минуты. Им тоже хочется жить…
– Зам…мечательный супец, – с набитым ртом ответствовал Лидер Революции. – Не знал, что в России такая интересная кухня… Вообще-то вы зря пугаете меня, – прожевав, решил объяснить свое спокойствие Хабад. – Этот домик можно прошибить только сотней килотонн, положенных с ювелирной точностью. Так что у вас неплохие шансы дожить до процесса в Гааге. – Он имел в виду международный суд.
– Я рад, что мы с вами уцелеем и встретимся на суде. Мне только жаль ваше государство…– в тон ему ответил русский. – Через сорок две минуты оно начнет рассыпаться в пыль.
И вдруг Примак понял, что комната разительно изменилась. Вернее… Вернее, он вдруг оказался в другой комнате и на кабинет смотрел через открытую дверь. Теперь он сидел за обширным обеденным столом. Перед ним стояла пустая тарелка со следами свекольника и еще одна тарелка с недоеденной заливной ягнятиной.
Неизвестно откуда взявшийся в кабинете коренастый офицер в “камуфляже” вскочил на ноги, заметался вокруг рабочего стола, повалив стул. Лицо его почему-то было удивительно знакомо генерал-лейтенанту. А вот Хабад куда-то исчез, и это было паршивей всего. Выходит, он все-таки “угостил” его через вентиляцию какой-то гадостью и смылся. Теперь шансов выбраться из бункера у Игоря Николаевича практически не осталось.
Потом Примак опустил глаза и обнаружил, что его уже успели переодеть: точно такие же, как на Хабаде, бежевые брюки и френч, короткие кожаные сапожки. Только непонятно зачем старались, подбирали размер – ведь все пригнано по фигуре?
“Мне нужно зеркало”, – вдруг сообразил он и стал лихорадочно оглядываться. За спиной обнаружилась еще одна дверь, она привела его в спальню Хабада. И здесь нашлось небольшое овальное настенное зеркало.
Да, это был вовсе не он, это мог быть только один человек – Хабад. Теперь все стало понятно и со столом, и с костюмом… Мгновением позже пришла ясность и в отношении того, второго человека, – этот странно ведущий себя генерал в русской форме был им самим, Игорем Николаевичем Примаком…
Подобного унижения Хабад не испытывал уже лет двадцать – с тех самых пор, как попал в плен к наемникам из Биафры. Им почему-то жутко захотелось нарезать из его кожи ремней, и только внезапное появление какого-то местного князька спасло жизнь будущему Лидеру Революции. Тогда Хабад направлялся в Кано с секретным посланием Махди.
А теперь Лидеру Революции вывернули руки и поволокли в тесную камеру подземной тюрьмы. Охранники откровенно издевались над ним, каждая новая его гневная реплика вызывала у них очередной приступ хохота – этот сморчок осмелился наброситься на САМОГО Хабада!..
Конечно, он ПРИГОВОРИЛ их всех, но что толку? Драгоценное время упущено, Примак преспокойно покинул бункер, и военные действия уже наверняка возобновлены. А он, Хабад, как последний идиот будет сидеть в камере, близоруко щуря подслеповатые Гулямовы глаза!..
Как страшно смотреть на себя со стороны, когда ты выкинут на обочину, когда твое тело больше не подчиняется тебе, когда оно украдено, когда им пользуются самые заклятые твои враги!.. И тогда твоя доселе любимая оболочка начинает казаться предательской, лживой маской, жалкой и уродливой – из-под которой выглядывает гнусная, смеющаяся над тобой харя!..
В бессильной злобе Хабад-Гулям тряс прутья дверной решетки. Нет, эти слова не могут передать и сотой доли истинного градуса его бешенства. Хабад-Гулям исходил бессильной злобой, как впадающий в транс медиум – эманацией, как разбухшая женская грудь – молоком, как перезревший плод – соком… Если б эту злобу можно было трансформировать в тепловую энергию, решетка наверняка расплавилась бы, и путь оказался свободен.
Хабад-Гулям сейчас даже и не пытался понять, каким образом произошел этот самый обмен телами – всё в руках Мамбуту!.. Но почему Великий Дух решил растоптать самого верного своего слугу? Неужто мстит за смерть Пагалусу – этого жирного борова? Но ведь в реальном мире нельзя угодить всем. Кем-то всегда приходится жертвовать. Неужели Мамбуту не понимает этого?! Впрочем, он ведь живет совсем другими заботами: сакральные ритуалы слишком важны для него… Но у него сейчас нет сил сражаться на два фронта!
…Попав в тело Гуляма, Лидер Революции обнаружил, что находится в разведуправлении армии. Он быстро взял себя в руки, приказал подогнать к воротам личный вездеход, бегом поднялся из бомбоубежища, куда переместилась вся работа, наорал на нерасторопного водителя, и тот на полной скорости погнал машину к запасному бункеру номер три. По дороге Хабад-Гулям обдумал сценарий действий. В бункере нужно было орудовать решительно и даже нагло – это единственная возможность спасти ситуацию. Только бы не опоздать!..
После того как автоматчик проверил его пропуск у первых ворот, Хабад-Гулям потребовал вызвать начальника внешней охраны.
– По личному приказу Лидера Революции поступаете в мое полное распоряжение! – попытался сходу взять его в оборот. – В бункере заговорщики! Сколько у вас человек?
– Мне нужно позвонить Хабаду!.. – промямлил здоровенный негр-центурион.
– Идиот!!! – рявкнул Хабад-Гулям. – Связь у них в руках! Вы погубите ЕГО.
Взвод охраны дружно протопал за ним через посты. Душа и тело Лидера Революции столкнулись на пороге транспортного ангара. И тело на сей раз оказалось сильнее.
Хабад-Гулям, увидев в двух шагах от себя лже-Хабада и Примака, вдруг потерял над собой контроль и заорал:
– Арестуйте их! Это измена!
Охранники поначалу никак не среагировали, ожидая, что скажет Лидер Революции, а он лишь внимательно разглядывал крикуна. Но когда этот мерзкий человечек в ученических очках попытался выхватить из кармана пистолет, моментально сработали их профессиональные навыки, и солдаты, повалив его на бетон, отобрали оружие и скрутили ему руки. При этом очки упали на пол и тут же хрустнули под чьим-то каблуком.
– Ты кто? – спросил лже-Хабад по-английски. Лидеру Революции жутко было слышать свой собственный голос, присвоенный каким-то ублюдком.
– Я… Я…– Хабад-Гулям подавился воздухом.
– Ты что-то потерял? – усмехнулось его тело. Примак все это время нервно озирался по сторонам, с трудом сдерживая страх. Он мало походил на “генерала-Могилу”.
– Зато ты нашел!.. – в бешенстве выкрикнул арестованный. Хабад еще раз обратился к начальнику внешней охраны: – Центурион Абада! Он даже не знает суахили!
Негр не ответил, только вопросительно глянул на адъютанта. Лицо его было непроницаемо.
– Уведите его, – распорядился Лидер Революции. Двое дюжих солдат поволокли Гуляма – его ноги даже не доставали до полу.
Тело Примака наконец перестало метаться по кабинету, плюхнулось в кресло и жалобно произнесло по-испански:
– Господи! Господи!..
Электронный переводчик добросовестно перевел. Генерал-лейтенант попытался успокоить его:
– Все будет хорошо, амиго, – вспомнил-таки одно испанское слово. – Не волнуйся, все образуется…
До начала ооновской атаки оставалось тридцать девять минут.
“Если я – Хабад, а во мне – какой-то испанец, то где же сам Лидер Революции? – лихорадочно думал Примак-Хабад. – В испанце, что ли? Тогда получится колечко… Или же это цепочка без конца и без начала?..”
Когда Примак-Хабад занялся разблокированием двери, испанец вдруг закричал: “Мама!” лицо его исказилось, он стал изо всех сил стучать по столу костяшками пальцев. Смотреть на рыдающего, скорчившегося в кресле “Примака” Примаку было не то что странно, а скорее омерзительно и даже страшно.
– Прекратите, амиго! Как не стыдно! Вы же мужчина! – Испанец вздрогнул. – Не позорьте чужой мундир!..
Испанец поднял голову, посмотрел на Примака-Хабада покрасневшими, но уже отнюдь не безумными глазами, а потом произнес:
– Я, кажется, сошла с ума.
“Только этого не хватало!.. Баба!.. Во мне сидит баба!..” Генерал собрался с духом и постарался говорить успокаивающим тоном (нянькайся тут с ней!):
– Не могли же все разом чокнуться… Давайте договоримся: мы каким-то чудом ненадолго попали в чужие тела, и наша задача: выпутаться из этой переделки живыми и невредимыми. Я вам помогу.
“Баба” попыталась улыбнуться. Губы скривились в жалкую гримасу. Примак прекрасно понимал, что без ее помощи у него ничего не выйдет. Увидев своего командира в таком виде, парни могут сорваться и наломать дров. К тому же еще не известно, когда он вернется в себя – быть может, именно этой “бабе” придется давать отбой атаке и сигнал к началу операции “Прыжок”. Так что генерал должен выглядеть генералом и уметь произнести хотя бы несколько слов по-русски. Пришлось “Примаку” на время оставить дверь в покое и заняться учебой.
…Выйдя в приемную, “баба” внятно произнесла:
– Посли, ребьята.
И ооновская делегация в сопровождении Примака-Хабада, его адъютанта и начальника внутренней охраны двинулась к выходу. А в дверях транспортного ангара их уже ждал Гулям-Хабад.
– Арестуйте их! Это измена! … Истинного Хабада поволокли в камеру.
– Не уезжайте без меня, – шепнул Примак-Хабад на ухо “бабе”. – Скажите им: “Надо подождать”.
И лже-Примак пробубнила:
– Надо подоздьять.
У генерал-лейтенанта мурашки пошли по коже от такого произношения, но и на этот раз вроде пронесло. Он устремился следом за арестованным. Начальник внутренней охраны не отставал от Примака-Хабада ни на шаг.
Пристукнуть бы сейчас гадину, разом решив все проблемы!.. Но с убийством чужой оболочки исчезнет ли сам Лидер Революции? А если он вернется в себя? Нет, риск слишком велик. Зато вот пленки…
В коридор выходили двери дюжины камер. Хабада только что затолкнули в ближайшую.
– Оставьте нас одних! – по-английски приказал Примак-Хабад начальнику внутренней охраны (он ведь остался без переводчика). Тот беспомощно поглядел на Лидера Революции и покачал головой. Ну что ж, пускай остается, все равно ничего не поймет.
– Где пленки?! – распахнув дверь в камеру ударом ноги, рявкнул генерал.
Арестованный молча сверлил Примака-Хабада маленькими подслеповатыми глазками.
– Пристрелю тебя!
Не понимаю, соратник…– Человечек сел на корточки у стены.
Генерал достал из кобуры инкрустированный серебром браунинг. В рукоятку его была врезана пластина малахита, которую по углам украшали квадратные изумруды. Снял пистолет с предохранителя.
– Чего ты хочешь, пес?! – В глазах арестованного не было страха.
– Пленки с Хабад КОМАНДОЙ. Считаю до трех. Примак вскинул пистолет:
– Р-раз…
Человечек обнажил в улыбке неровные зубы. – Два…
– Стреляй, и я тут же вернусь в себя.
– Три…
Арестованный демонстративно отвернулся. Пуля попала ему в левую руку. Он дернулся, взвыл и медленно свалился на бок.
– Пленки давай! – орал Примак. Времени у него больше не было. – Изувечу!
– Стреляй, – прошипел человечек и заворочался на полу, пытаясь подняться.
“Ничего не выйдет!” – со злостью подумал генерал и сплюнул на пол. С грохотом захлопнул дверь камеры. Поднимался по металлической лестнице почти бегом, и его шаги рождали гулкое эхо.
Всю дорогу к аэродрому Игорь Николаевич был как на иголках – ждал: то ли погоня объявится, то ли начальнику охраны прикажут по рации живыми русских не выпускать, то ли “баба” со страху выкинет какой-нибудь фортель.
Наконец вот она, посадочная площадка, а что толку? Вот если б он мог сейчас вернуться в свое тело!.. Если б это наваждение кончилось, и он снова оказался бы среди своих, снова взял в руки бразды правления!..
Пока Примак-Хабад настропалил “бабу”, с него семь потов сошло, и все-таки отбой воздушной атаке был дан. А потом испанка дважды пробубнила по рации: “Прижок! Прижок!” Игорь Николаевич готов был задушить ее своими руками. Однако и тут сработало: операция по захвату пленок началась.
А русские тем временем с тревогой смотрели на командира, который сам на себя не был похож. И главное: чего ждет, непонятно. Сматываться надо, а он не мычит, не телится. Или это его Хабад не отпускает?..
Когда Примак-Хабад увидел Хабадова адъютанта, бегущего к нему от штабного БТР, подумал: дело – швах. Расстегнул кобуру, приготовился.
– Соратник! – подбежал запыхавшийся адъютант. – Срочное сообщение! Ооновские самолеты и вертолеты поднялись в воздух, активность заметна и на земле. Командующий Северным фронтом ждет ваших распоряжений.
– Без моего приказа огня не открывать, – сказал Примак-Хабад. Он надеялся лишь на всеобщий страх, испытываемый подчиненными перед Лидером Революции. – Ну, чего стоишь?! – рявкнул на молоденького адъютанта. – Передавай!
Тот козырнул и бросился к бронетранспортеру.
“Незачем дольше держать здесь “бабу” – пусть себе летит и как можно скорей! – подумал Примак-Хабад – И когда меня шлепнут, я разом убью двух зайцев: и Хабаду – крышка, и сразу же вернусь в себя. И чем дальше я буду в этот момент отсюда, тем лучше”. И он крикнул русским:
– Можно лететь!
Они не заставили себя долго упрашивать. “Испанка” с ужасом поглядела на него, но Примак-Хабад махнул рукой: мол, все будет в порядке. Она залезла в самолет последней. Машина тут же начала разбег. Адъютант выскочил из БТР, что-то крича. Из-за рева моторов ничего не было слышно. Игорь Николаевич достал из кобуры браунинг…
60
Официальное заявление Комитета ООН по миротворческим силам:
“Руководство Комитета требует от Генерального секретаря ООН немедленно освободить от должности командующего войсками ООН в Восточной Африке генерал-лейтенанта Игоря Примака.
Непосредственное, в обход руководства Комитета, подчинение его Генсеку ООН сделало действия генерала Примака практически неподконтрольными СБ, Генеральной Ассамблее и самому Комитету, который должен служить гарантом исполнения коллективной воли Объединенных Наций по установлению всеобщего мира, против разжигания войн.
Командующий вооруженными силами ООН в Восточной Африке генерал Примак грубо нарушил запрет Генерального секретаря ООН, приказав войскам вторгнуться в границы ТАР, и тем самым спровоцировал руководство этого государственно-политического образования на активные действия. А затем, при появлении на боевых позициях больших масс гражданского населения, оказался не способен предотвратить бессмысленное кровопролитие– гибель четырехсот шестидесяти тысяч человек, включая двести тысяч женщин и тридцать тысяч детей.
Руководство Комитета ООН по миротворческим силам выдвигает в Международный суд в. Гааге иск по обвинению генерал-лейтенанта Игоря Примака в совершении им военных преступлений на африканской территории”.
61
АНДЖЕЙ(6)
На станцию по изучению аномальных явлений Анджей попал только к полудню. Исполняющий обязанности директора СИАЯ-6 Рудольф Зиновьев с первой же минуты показался Краковяку малость “пристукнутым” – несколько замедленная речь, мимика, неадекватная происходящему разговору, ускользающий куда-то в сторону и в никуда взгляд. Но одновременно чувствовалась в нем и природная цепкость, целеустремленность, лаконизм и точность формулировок. Словно он перенес психическую травму и теперь настойчиво преодолевает ее последствия.
Зиновьев предоставил в распоряжение Анджея маленькую комнатку, познакомил с радистом, показал аккуратно сложенные в директорском кабинете вещи, оставшиеся от комиссии, и лично провел по основным помещениям станции – очень любезно с его стороны.