У палатки, сидя на упаковочном ящике, Биггз чистил сапоги Майкла. Но, увидев Майкла, вскочил и с бесстрастным лицом вытянулся по стойке смирно.
– Перестаньте! – улыбнулся ему Майкл. – Простите за вчерашнюю ночь, Биггз. Я вел себя как свинья. Я не хотел.
– Знаю, сэр. – Биггз расслабился. – Я чувствую из-за майора то же самое.
– Биггз, разбуди меня в три. Мне нужно поспать.
Майкл, не вполне проснувшись, с всклокоченными волосами и налитыми кровью глазами, выскочил из палатки.
– Какого дьявола, Биггз?
– Гунн, сэр! Ублюдок напал на базу.
Среди деревьев кричали другие пилоты и члены наземных команд, бежавшие к краю поля.
– Ни разу не выстрелил!
– Ты его видел?
– «Альбатрос», синий, с черно-белыми крыльями.
– Дьявол едва не снес крышу кают-компании.
– Он что-то сбросил. Боб подобрал.
Майкл вернулся в палатку и надел куртку и теннисные туфли. Он услышал, как заработали моторы двух или трех самолетов, и снова выбежал из палатки.
Кто-то из его пилотов надумал преследовать немца.
– Отставить взлет! – крикнул Майкл и, прежде чем добрался до канцелярии адъютанта, услышал, что по его приказу двигатели выключили.
У двери собралась кучка любопытствующих; Майкл протиснулся между ними, как раз когда адъютант смотал шнурок, который стягивал брезентовый пакет, сброшенный немцем. Хор вопросов, замечаний и предположений смолк: все поняли, что в пакете.
Адъютант осторожно пропустил через пальцы полоску зеленого шелка с прожженными в ней дырами; шелк был выпачкан запекшейся черной кровью.
– Шарф Эндрю, – без всякой необходимости пояснил адъютант, – и его серебряная фляжка.
Фляжка с большой вмятиной, но пробка с кристаллом кварца сверкнула желтым и золотом, когда он повернул фляжку в руке; ее содержимое негромко булькнуло. Адъютант отложил флягу в сторону и одну за другой стал извлекать остальные вещи: наградные ленточки Эндрю, янтарный портсигар, кошелек для соверенов, с пружиной, в котором еще было три монеты, бумажник свиной кожи. Когда он поворачивал бумажник, оттуда выпала фотография родителей Эндрю на лужайке у замка.
– А это что?
Адъютант взял коричневый конверт из толстой бумаги, запечатанный восковой печатью.
– Он с адресом. – И адъютант прочел на конверте: – «Пилоту желтого SE5a».
Он удивленно посмотрел на Майкла.
– Это вам, Майкл. Какого дьявола!
Майкл взял у него конверт и ногтем подцепил печать.
В конверте оказался единственный листок такой же первоклассной бумаги.
Написано от руки – почерк явно континентальный, потому что буквы готические – но на прекрасном английском:
– Они нашли тело Эндрю и с воинскими почестями похоронили сегодня утром в Дуэ.
– Чертовски порядочно с их стороны, – сказал один из пилотов.
– Да, для гуннов, – Майкл направился к выходу.
– Майкл, – остановил его адъютант. – Думаю, Эндрю хотел бы, чтобы это было у вас.
Он протянул Майклу серебряную фляжку. Майкл медленно поворачивал ее в руках. «Вмятина, очевидно, от пули», – подумал он и вздрогнул.
– Да, – кивнул он. – Я сохраню ее.
Он повернулся к двери и прошел сквозь толпу молчащих офицеров.
– Я смазал их доброй порцией жира, сэр, – сказал он, помогая Майклу натянуть сапоги из мягкой шкуры куду.
Майкл словно не слышал.
Хотя после суматохи, вызванной пролетом немца, он снова лег, уснуть больше не удалось.
Но он был спокоен, даже безмятежен.
– В чем дело, Биггз? – рассеянно спросил он.
– Я сказал, сэр, что приготовлю к вашему возвращению парадный мундир. И договорюсь с поваром, чтоб были пять галлонов горячей воды для мытья.
– Спасибо, Биггз.
– Такое не каждый день бывает, мистер Майкл.
– Это верно, Биггз. Одного раза в жизни вполне достаточно.
– Я уверен, вы с молодой леди будете счастливы. Мы с моей миссис поженились двадцать два года назад, сэр. Как раз в будущем июне сравняется.
– Большой срок, Биггз.
– Надеюсь, сэр, вы побьете мой рекорд.
– Попробую.
– Еще одно, сэр. – Биггз выглядел смущенным, он не поднимал головы от шнуровки. – Не следует лететь в одиночку, сэр. Это совсем не безопасно, нет. Нужно взять с собой по крайней мере мистера Джонсона. Прошу прощения, сэр, я знаю свое место, когда так говорю.
Майкл на мгновение положил руку на плечо Биггза.
Раньше он никогда так не делал.
– Пусть ванна будет готова к моему возвращению, – сказал он и встал.
Биггз смотрел, как он нагибается, выходя из палатки; он не попрощался и не пожелал Майклу удачи, хотя ему потребовалось усилие, чтобы удержаться. Потом подобрал сброшенную одежду Майкла и с предельным тщанием сложил ее.
– Отлично, Мак! – перекричал Майкл грохот мотора, и Мак улыбнулся.
– Задайте им перцу, сэр!
И он спрыгнул, чтобы убрать клинья из-под передних колес шасси, чуть добавил газу, и большая машина покатила вперед.
На холме за шато снова было пусто, но иного он и не ожидал. Он поднял нос, собираясь уйти вверх, но передумал, снова опустил его и круто повернул, едва не цепляя концом крыла вершины дубов.
Он вышел из разворота, когда шато оказался прямо перед ним. Майкл прошел над замком на уровне розовой крыши. Не увидев никаких признаков жизни, он, миновав здание, снова круто повернул восьмеркой и вернулся, по-прежнему вровень с крышей. На этот раз он уловил движение. Распахнулось окно на первом этаже, у кухни. Кто-то махал ему желтой тканью, но он не мог понять, кто это.
Он опять вернулся, на этот раз спустившись так низко, что колеса шасси едва не коснулись каменной стены вокруг огорода Анны. И увидел в окне Сантэн. Невозможно было ошибиться и не узнать эти густые темные волосы и огромные глаза. Она свесилась с подоконника, что-то кричала и махала тем самым шарфом, который был на ней, когда они вдвоем летали на встречу с Шоном Кортни.
Подняв нос и прибавляя газ, Майкл чувствовал себя заново родившимся. Безжизненная, равнодушная вялость испарилась, он снова чувствовал, что полон жизни. Он увидел ее. Теперь все будет хорошо.
Лицо Анны неодобрительно сморщилось.
– Плохая примета жениху видеть невесту в день свадьбы.
– Вздор, Анна, иногда ты несешь ужасную чепуху! О, Анна, как он прекрасен!
– А ты не будешь, если до вечера мы не закончим.
Сантэн подобрала юбки и села на кровать рядом с Анной. Она уложила на коленях старинные желтоватые кружева своего подвенечного платья, поднесла к свету иглу и прищурилась, вдевая нитку.
– Я решила, – сказала она Анне, вновь принимаясь подшивать край юбки, – что у меня будут сыновья, не меньше шести, только сыновья и никаких дочерей. Быть девочкой так скучно… не хочу этого для своих детей. – Она сделала десяток стежков и остановилась. – Я так счастлива, Анна, так волнуюсь. Как думаешь, генерал приедет? Как по-твоему, когда закончится эта дурацкая война и мы с Майклом сможем отправиться в Африку?
Слушая ее болтовню, Анна чуть отвернулась, чтобы скрыть полную любви улыбку.
Деревни Кантен и Обиньи-о-Бак – опустевшие, разрушенные снарядами. Остовы. Лишь несколько каменных труб пережили неоднократно накатывавшиеся на них волны войны. Трубы торчали из грязной рваной земли, как надгробия.
Между деревнями четыре мили; дорога, когда-то соединявшая их, пуста, и по коричневым полям между деревнями парой раненых гадюк вьются окопы линии фронта. Снарядные воронки, полные воды, смотрят на Майкла, как глаза слепца.
Майкл посмотрел на часы. Без четырех минут четыре. Его взгляд немедленно вернулся к бесконечному осмотру пустого неба. Он отрывал от приборов управления то одну, то другую руку и сгибал пальцы, одновременно сгибая и пальцы ног в сапогах из шкуры куду, разминаясь, как бегун перед стартовым выстрелом. Обеими руками он коснулся гашетки, чтобы проверить готовность машины: она летела по-прежнему прямо и ровно. Майкл дал короткую очередь из обоих пулеметов, кивнул и подул на пальцы правой руки в перчатке.
– Мне нужно выпить, – сказал он себе и достал из кармана серебряную фляжку Эндрю. Набрал в рот виски, прополоскал, проглотил. В крови расцвел огонь, но Майкл не поддался искушению выпить еще. Закрыл фляжку и снова убрал ее в карман. Коснулся левого руля, чтобы начать поворот, как обычно в патрульном полете, и увидел на фоне облаков черную, как блоха, точку; остановив поворот, Майкл удерживал машину и быстро моргал, чтобы согнать слезы и удостовериться.
Второй самолет шел на высоте восемь тысяч футов и быстро приближался с севера, со стороны Дуэ. Майкл почувствовал, как поток адреналина в его крови смешивается с алкоголем. Щеки его горели, живот подвело. Он прибавил газу и полетел навстречу.
Объединенная скорость самолетов бросила их навстречу друг другу. На глазах у Майкла вторая машина чудесным образом росла. Он увидел ярко-синие нос и колпак пропеллера, затуманенный вращением лопастей, простертые вверху черные ястребиные крылья. Между двумя черными стволами пулеметов «шпандау», смонтированных на кожухе двигателя, виднелась голова пилота в шлеме и взблескивали очки, когда немец всматривался в прицел.
Майкл дал полный газ, и машина взревела. Левой рукой он водил ручкой управления, как художник легчайшими движениями водит кистью; он поместил немца точно в центр концентрических окружностей своего прицела, а правой рукой потянулся к гашетке.
Его ненависть и гнев росли так же быстро, как враг перед глазами, но он сдерживал огонь. В голове застучали боевые часы, и время словно замедлило ход.
Он видел, как жерла пулеметов «шпандау» начали подмигивать ему яркими искрами огня, красными, как планета Марс в безлунную ночь. Нацелился в голову пилота, нажал спусковой рычаг и почувствовал, как задергался под ним самолет в такт очереди.
Мысль уйти от лобового столкновения не приходила Майклу в голову. Цель полностью поглотила его внимание: он пытался направить поток пуль в лицо немцу, вырвать ему глаза, расколоть череп, разбрызгать мозг. Пули «шпандау» рвали ткань и раму его машины, пролетали мимо его головы с визгливым гудением, точно стая саранчи, но Майкл не обращал на них внимания.
Он видел, что его пули выбивают белые искры из вращающегося пропеллера немца, и с бешенством понял, что они проходят мимо нужной цели. Самолеты вот-вот должны были столкнуться, и Майкл, не отрывая руки от гашетки, приготовился к удару. Он не собирался отворачивать.
Тут «альбатрос» резко качнулся, в самый последний миг уйдя от столкновения. Немец бросил самолет вправо. Послышался резкий удар, от которого SE5a содрогнулся. Разлетаясь, самолеты задели друг друга крыльями. Майкл увидел свисающую со своего крыла рваную ткань. До отказа нажал на педали рулей направления и ввел машину в поворот на плоскости: на это был способен только SE5a. От напряжения крылья согнулись, и вот Майкл уже летел в противоположном направлении. «Альбатрос» был прямо перед ним, но еще не в пределах зоны поражения.
Майкл отчаянно давил на газ, хотя и так шел на пределе, мотор подсаживался, но «альбатрос» продолжал уходить.
Немец повернул и ушел влево, Майкл последовал за ним. Они поднимались круто, почти вертикально. Потом скорость обеих машин начала падать, но у SE5a быстрее, и «альбатрос» продолжал увеличивать разрыв.
Это не прежний «альбатрос». Майкл потрясенно понял, что перемещение места радиатора было не единственным усовершенствованием. Он сражался с самолетом нового типа, улучшенной машиной, которая быстрее и мощнее даже его SE5a.
Майкл видел крылья в черных и белых квадратах, видел, как немецкий пилот выкручивает шею, чтобы следить за ним в зеркале, и попытался снова поймать врага в прицел, повернув чуть правее.
Немец поднял «альбатрос» по вертикали, с вращением, и повернулся носом к Майклу. «Шпандау» снова начали подмигивать красным, и на этот раз Майклу пришлось отвернуть, потому что у врага было преимущество в высоте и скорости.
На одно решающее мгновение Майкл завис в повороте, скорость его упала, и немец повернул и вышел ему в хвост. Немец хорош; внутри у Майкла все сжалось, когда он осознал это. Он опустил нос, чтобы увеличить скорость, и в то же самое время бросил SE5a в вертикальный поворот. «Альбатрос» последовал за ним, тоже поворачивая. Они вращались друг вокруг друга, как две планеты, застрявшие на неизменных орбитах.
Он посмотрел на другого пилота, задрав для этого подбородок, потому что оба самолета стояли теперь на крыле.
Немец смотрел на него; очки делали его не похожим на человека чудовищем. Затем взгляд Майкла на мгновение скользнул за яркий голубой фюзеляж, к верхнему слою облаков, потому что – взгляд охотника – уловил движение крошечного насекомого.
На мгновение сердце остановилось, кровь сгустилась и перестала двигаться по жилам. Затем сердце снова рванулось, как испуганное животное, и в горле засвистело дыхание.
«Имею честь известить и в то же время предупредить Вас, – писал немец, – что смерть на войне – не убийство. Цель военных действий – уничтожение противника любыми средствами».
Майкл прочел предостережение, но только сейчас его понял. Немцы превратили его романтическое стремление к дуэли в смертельную ловушку. Как ребенок, он отдался им во власть. Указал время, место, даже высоту. Голубую машину боши использовали только как приманку. Теперь, когда Майкл видел, как они сверху набрасываются на него, его изумила собственная наивность.
Сколько их? Считать не было времени, но похоже на целую эскадрилью «альбатросов» нового типа, не менее двадцати. Они летят стремительной беззвучной стаей, сверкая яркими красками на тусклом фоне облаков.
«Я не сдержу сегодня слово, данное Сантэн», – подумал он и посмотрел вниз. Низкий слой облаков в двух тысячах футов под ним – далекое убежище, но другого нет. Он не может сражаться с двадцатью опытными немецкими асами; когда они долетят, он продержится от силы несколько секунд, а они приближаются быстро, а синяя машина держит его на месте в своей убийственной хватке.
Перед лицом смерти, которой он искал сознательно, Майклу вдруг отчаянно захотелось жить. Он всей тяжестью налегал на рукоять управления, удерживая самолет в повороте. Но теперь рванул ее на себя, и SE5a помчался вперед, как камень из пращи.
Обратным тяготением Майкла бросило вперед, так что ремни врезались в плечи, но он совладал с машиной и использовал инерцию, чтобы уйти в крутое пике, в головокружительное падение к низкому слою облаков. Этот маневр застал противника врасплох, но бош мгновенно опомнился. Синий «альбатрос», мгновенно увеличив скорость, устремился следом, а многоцветная свора настигала их обоих сверху.
Майкл следил за ней в зеркало над головой и видел, насколько быстрее этот новый тип «альбатроса», чем он в своем пике. Он посмотрел вперед, на облака. Их серые складки, которые несколько секунд назад казались такими неуютными и неприятными, вдруг превратились в единственную надежду на жизнь и спасение; Майкл почувствовал, как ужас возвращается к нему, седлает его, точно какая-то дьяволица, лишая мужества и сил.
Ему не успеть, они перехватят его раньше… он стиснул ручку управления, охваченный новым парализующим ужасом.
Его привел в себя рокот спаренных пулеметов «шпандау». В зеркале он увидел пляшущие красные вспышки, и что-то нанесло ему цепенящий удар в спину. От силы этого удара воздух вырвался у Майкла из легких, и он понял, что должен уйти с линии огня «альбатроса», отвернуть.
Он с силой вдавил педаль управления, пытаясь выполнить разворот в плоскости, который сведет его с мучителем один на один, но его скорость была слишком велика, как и угол наклона, – SE5a перестал реагировать. Он дернулся и развернулся в повороте, встав боком к своре преследователей, и, хотя очереди синего «альбатроса» прошли чересчур высоко, другие немецкие самолеты стреляли один за другим, одно нападение в считанные секунды сменялось следующим. Небо заполнилось сверкающими крыльями и ярко окрашенными фюзеляжами. Его самолет непрерывно расстреливали, терпеть это было невозможно, и SE5a опустил крыло и перешел в штопор.
В ошеломляющей последовательности в поле зрения Майкла мелькали небо, облака, участки земли, ярко окрашенные «альбатросы» с рокочущими, плюющими огнем пулеметами. Он почувствовал новый удар, на этот раз в ногу, под самой промежностью. Посмотрев вниз, Майкл увидел, что выстрел прошел сквозь пол и пуля, измятая и бесформенная, разорвала бедро.
Из бедренной артерии толчками лилась кровь. Майкл однажды видел, как терял кровь из бедренной артерии зулус, подносчик ружья, раненный буйволом: он умер за три минуты.
Очереди пулеметного огня по-прежнему били в него со всех направлений, а он не мог защищаться, потому что его самолет потерял управление; он вращался, опасно задирая нос, и снова начинал падать.
Майкл сражался с машиной, давил на другую педаль, пытаясь остановить вращение. От усилий кровь шла сильнее, и Майкл чувствовал, что теряет сознание. Он оторвал одну руку от ручки управления и сунул палец в рану, пытаясь найти место, куда нужно надавить; нашел – и поток крови уменьшился.
Он снова принялся уговаривать искалеченную машину, чтобы она перестала вращаться, увеличивал скорость. Самолет отзывался неохотно. Майкл старался не думать о пулеметном огне, который со всех сторон продолжал рвать его.
Облака и земля прекратили вращение, повороты замедлились, и машина полетела прямо. Одной рукой он продолжал поднимать ее нос, чувствуя, как перенапрягаются ее крылья и перегрузка придавливает его живот к позвоночнику, но, наконец, мир перед глазами наклонился, и самолет полетел ровно.
Майкл посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел, что синий «альбатрос» снова нашел его и подходит с хвоста для завершающего смертельного удара.
Но прежде чем вновь грянул смертоносный гром «шпандау», Майкл ощутил на лице холодную влагу. Серые клубы пролетели над открытой кабиной, стемнело, мир стал тусклым и слепым, тихим и приглушенным, и «шпандау» больше не мог осквернять небесную тишину. Теперь, в облаках, его не найдут.
Майкл машинально сосредоточил взгляд на наборе маленьких, заполненных глицерином стеклянных трубок на приборном щите. Легким регулированием приборов выровнял пузыри в отметках трубочек, чтобы SE5a летел сквозь облако прямо и ровно. Потом по компасу осторожно повернул в сторону Морт-Омма.
Его тошнило: первая реакция на ужас и стресс схватки. Сглотнув, он пытался подавить тошноту, потом снова ощутил слабость. Под черепом словно затрепыхалась плененная летучая мышь.
Темные мягкие крылья бились за глазами, и местами поле зрения затемнялось.
Майкл помигал, отгоняя темноту, и огляделся. Его большой палец по-прежнему был вставлен в рану на бедре, но все равно крови было столько, сколько он никогда не видел. Рука была вся в крови, пальцы слипались. Рукав куртки промок до локтя. Кровь превратила брюки во влажную массу и натекла в сапоги. На полу кабины стояли темные лужи крови, уже загустевающей темными комками, похожими на черносмородиновый джем, и лужицы крови переползали с каждым поворотом машины.
Выпустив на мгновение рукоять, Майкл повис на плечевых ремнях и сунул руку за спину.
Он нашел второе пулевое ранение, в трех дюймах от позвоночника, над самой поясницей. Выходного отверстия не было. Значит, пуля внутри, и он теряет кровь и за счет внутреннего кровотечения. Живот растягивался, внутренние полости заполнялись кровью.
Машина опустила крыло, и он схватился за рукоять, чтобы выровнять самолет, но на такую простую операцию ушло слишком много секунд. В пальцах закололо множество иголок и булавок, и Майклу стало очень холодно. Его реакции замедлились, каждое движение, даже самое легкое, требовало все больших усилий.
Однако боли он не чувствовал, только от спины к коленям начало распространяться онемение. Он вынул палец, чтобы проверить рану в бедре, и сразу хлынул поток крови, яркий, как перья фламинго; Майкл торопливо остановил его и сосредоточился на управлении полетом.
Сколько до Морт-Омма? Он пытался подсчитать, но мозг работал вяло и медлительно. От Кантена девять минут, это он вспомнил, но сколько он уже в полете?
Этого Майкл не знал и поэтому поднял запястье, чтобы взглянуть на часы. И обнаружил, что, как ребенок, не может прочесть показания.
«Нельзя слишком быстро выходить из облака, они будут меня ждать», – тяжело думал он, а циферблат часов расплывался у него перед глазами.
Двоится, понял он.
Быстро посмотрел вперед: вокруг клубились белые облака. Появилось ощущение падения. Он едва не дернул рукоять, чтобы противостоять этому, но стойкие рефлексы не позволили; он взглянул на пузыри в трубках: машина по-прежнему летела прямо. Чувства начинали его обманывать.
– Сантэн, – неожиданно спросил он, – который час? Я опоздаю на свадьбу.
Сквозь нарастающую слабость он почувствовал волну паники, и крылья тьмы лихорадочно заплескали перед его глазами.
«Я обещал ей. Я поклялся!»
Он посмотрел на часы.
Шесть минут пятого.
«Но это невозможно!» – в отчаянии подумал он. Проклятые часы идут неверно. Он утрачивал представление о реальности.
SE5a через один из разрывов вырвался из облака.
Майкл закрыл руками глаза, защищаясь от яркого света, потом огляделся. Он на правильном курсе к аэродрому: вот дорога, и железнодорожная ветка, и своеобразной формы поле между ними. Еще шесть минут полета, по его расчетам. Вид земли позволил ему снова сориентироваться. Он восстановил контакт с реальностью и посмотрел вверх. И увидел их. Они кружили, как стервятники над добычей льва, дожидаясь, когда он появится из облака. Они тоже его заметили. Майкл увидел, как они поворачивают к нему на своих радужных крыльях, но погрузился в облако с противоположной стороны, и холодный влажный туман окутал его, скрыл от их жестоких глаз.
– Я должен сдержать слово, – прошептал Майкл.
– Перестаньте! – улыбнулся ему Майкл. – Простите за вчерашнюю ночь, Биггз. Я вел себя как свинья. Я не хотел.
– Знаю, сэр. – Биггз расслабился. – Я чувствую из-за майора то же самое.
– Биггз, разбуди меня в три. Мне нужно поспать.
* * *
Но разбудил его не Биггз, а крики наземных команд, топот бегущих людей, басистые залпы противовоздушных орудий, стоящих вдоль края сада, и поверх всего этого – рев самолетного двигателя «мерседес».Майкл, не вполне проснувшись, с всклокоченными волосами и налитыми кровью глазами, выскочил из палатки.
– Какого дьявола, Биггз?
– Гунн, сэр! Ублюдок напал на базу.
Среди деревьев кричали другие пилоты и члены наземных команд, бежавшие к краю поля.
– Ни разу не выстрелил!
– Ты его видел?
– «Альбатрос», синий, с черно-белыми крыльями.
– Дьявол едва не снес крышу кают-компании.
– Он что-то сбросил. Боб подобрал.
Майкл вернулся в палатку и надел куртку и теннисные туфли. Он услышал, как заработали моторы двух или трех самолетов, и снова выбежал из палатки.
Кто-то из его пилотов надумал преследовать немца.
– Отставить взлет! – крикнул Майкл и, прежде чем добрался до канцелярии адъютанта, услышал, что по его приказу двигатели выключили.
У двери собралась кучка любопытствующих; Майкл протиснулся между ними, как раз когда адъютант смотал шнурок, который стягивал брезентовый пакет, сброшенный немцем. Хор вопросов, замечаний и предположений смолк: все поняли, что в пакете.
Адъютант осторожно пропустил через пальцы полоску зеленого шелка с прожженными в ней дырами; шелк был выпачкан запекшейся черной кровью.
– Шарф Эндрю, – без всякой необходимости пояснил адъютант, – и его серебряная фляжка.
Фляжка с большой вмятиной, но пробка с кристаллом кварца сверкнула желтым и золотом, когда он повернул фляжку в руке; ее содержимое негромко булькнуло. Адъютант отложил флягу в сторону и одну за другой стал извлекать остальные вещи: наградные ленточки Эндрю, янтарный портсигар, кошелек для соверенов, с пружиной, в котором еще было три монеты, бумажник свиной кожи. Когда он поворачивал бумажник, оттуда выпала фотография родителей Эндрю на лужайке у замка.
– А это что?
Адъютант взял коричневый конверт из толстой бумаги, запечатанный восковой печатью.
– Он с адресом. – И адъютант прочел на конверте: – «Пилоту желтого SE5a».
Он удивленно посмотрел на Майкла.
– Это вам, Майкл. Какого дьявола!
Майкл взял у него конверт и ногтем подцепил печать.
В конверте оказался единственный листок такой же первоклассной бумаги.
Написано от руки – почерк явно континентальный, потому что буквы готические – но на прекрасном английском:
«Сэр, Ваш друг лорд Эндрю Киллиджеран похоронен сегодня утром на кладбище протестантской церкви в Дуэ. Немецкий воздушный флот оказал ему все воинские почести.Все выжидательно смотрели, как Майкл сворачивает и прячет в карман письмо.
Имею честь известить и в то же время предупредить Вас, что смерть на войне – не убийство. Цель военных действий – уничтожение противника любыми средствами.
С нетерпением жду встречи с вами.
Отто фон Грайм.
Близ Дуэ».
– Они нашли тело Эндрю и с воинскими почестями похоронили сегодня утром в Дуэ.
– Чертовски порядочно с их стороны, – сказал один из пилотов.
– Да, для гуннов, – Майкл направился к выходу.
– Майкл, – остановил его адъютант. – Думаю, Эндрю хотел бы, чтобы это было у вас.
Он протянул Майклу серебряную фляжку. Майкл медленно поворачивал ее в руках. «Вмятина, очевидно, от пули», – подумал он и вздрогнул.
– Да, – кивнул он. – Я сохраню ее.
Он повернулся к двери и прошел сквозь толпу молчащих офицеров.
* * *
Биггз помог ему одеться, еще более внимательный к мелочам, чем обычно.– Я смазал их доброй порцией жира, сэр, – сказал он, помогая Майклу натянуть сапоги из мягкой шкуры куду.
Майкл словно не слышал.
Хотя после суматохи, вызванной пролетом немца, он снова лег, уснуть больше не удалось.
Но он был спокоен, даже безмятежен.
– В чем дело, Биггз? – рассеянно спросил он.
– Я сказал, сэр, что приготовлю к вашему возвращению парадный мундир. И договорюсь с поваром, чтоб были пять галлонов горячей воды для мытья.
– Спасибо, Биггз.
– Такое не каждый день бывает, мистер Майкл.
– Это верно, Биггз. Одного раза в жизни вполне достаточно.
– Я уверен, вы с молодой леди будете счастливы. Мы с моей миссис поженились двадцать два года назад, сэр. Как раз в будущем июне сравняется.
– Большой срок, Биггз.
– Надеюсь, сэр, вы побьете мой рекорд.
– Попробую.
– Еще одно, сэр. – Биггз выглядел смущенным, он не поднимал головы от шнуровки. – Не следует лететь в одиночку, сэр. Это совсем не безопасно, нет. Нужно взять с собой по крайней мере мистера Джонсона. Прошу прощения, сэр, я знаю свое место, когда так говорю.
Майкл на мгновение положил руку на плечо Биггза.
Раньше он никогда так не делал.
– Пусть ванна будет готова к моему возвращению, – сказал он и встал.
Биггз смотрел, как он нагибается, выходя из палатки; он не попрощался и не пожелал Майклу удачи, хотя ему потребовалось усилие, чтобы удержаться. Потом подобрал сброшенную одежду Майкла и с предельным тщанием сложил ее.
* * *
Когда мотор «уолсли» кашлянул и заработал, Майкл добавил газу, пока не установился устойчивый ровный ритм. Тридцать секунд он критически прислушивался к нему, прежде чем посмотреть на Мака, который стоял у крыла рядом с кабиной; его волосы и костюм трепало потоком воздуха от пропеллера.– Отлично, Мак! – перекричал Майкл грохот мотора, и Мак улыбнулся.
– Задайте им перцу, сэр!
И он спрыгнул, чтобы убрать клинья из-под передних колес шасси, чуть добавил газу, и большая машина покатила вперед.
На холме за шато снова было пусто, но иного он и не ожидал. Он поднял нос, собираясь уйти вверх, но передумал, снова опустил его и круто повернул, едва не цепляя концом крыла вершины дубов.
Он вышел из разворота, когда шато оказался прямо перед ним. Майкл прошел над замком на уровне розовой крыши. Не увидев никаких признаков жизни, он, миновав здание, снова круто повернул восьмеркой и вернулся, по-прежнему вровень с крышей. На этот раз он уловил движение. Распахнулось окно на первом этаже, у кухни. Кто-то махал ему желтой тканью, но он не мог понять, кто это.
Он опять вернулся, на этот раз спустившись так низко, что колеса шасси едва не коснулись каменной стены вокруг огорода Анны. И увидел в окне Сантэн. Невозможно было ошибиться и не узнать эти густые темные волосы и огромные глаза. Она свесилась с подоконника, что-то кричала и махала тем самым шарфом, который был на ней, когда они вдвоем летали на встречу с Шоном Кортни.
Подняв нос и прибавляя газ, Майкл чувствовал себя заново родившимся. Безжизненная, равнодушная вялость испарилась, он снова чувствовал, что полон жизни. Он увидел ее. Теперь все будет хорошо.
* * *
– Это Мишель! – счастливая, воскликнула Сантэн, оборачиваясь в комнату, к сидевшей на кровати Анне. – Я видела его, Анна, точно видела. О, как он красив – и нашел меня, несмотря на папу!Лицо Анны неодобрительно сморщилось.
– Плохая примета жениху видеть невесту в день свадьбы.
– Вздор, Анна, иногда ты несешь ужасную чепуху! О, Анна, как он прекрасен!
– А ты не будешь, если до вечера мы не закончим.
Сантэн подобрала юбки и села на кровать рядом с Анной. Она уложила на коленях старинные желтоватые кружева своего подвенечного платья, поднесла к свету иглу и прищурилась, вдевая нитку.
– Я решила, – сказала она Анне, вновь принимаясь подшивать край юбки, – что у меня будут сыновья, не меньше шести, только сыновья и никаких дочерей. Быть девочкой так скучно… не хочу этого для своих детей. – Она сделала десяток стежков и остановилась. – Я так счастлива, Анна, так волнуюсь. Как думаешь, генерал приедет? Как по-твоему, когда закончится эта дурацкая война и мы с Майклом сможем отправиться в Африку?
Слушая ее болтовню, Анна чуть отвернулась, чтобы скрыть полную любви улыбку.
* * *
Желтый SE5a мощно зарывался в мягкое серое подбрюшье неба. Майкл выбрал один из просветов в нижнем слое облаков, быстро пролетел в него и вырвался в открытый коридор. Высоко над ним по-прежнему все тот же сплошной облачный свод, но ниже воздух чист и прозрачен. Когда альтиметр показал восемь тысяч футов, Майкл выровнял машину. Теперь он в чистом пространстве на равном удалении от обоих облачных слоев, а сквозь разрывы в облаках видны ориентиры.Деревни Кантен и Обиньи-о-Бак – опустевшие, разрушенные снарядами. Остовы. Лишь несколько каменных труб пережили неоднократно накатывавшиеся на них волны войны. Трубы торчали из грязной рваной земли, как надгробия.
Между деревнями четыре мили; дорога, когда-то соединявшая их, пуста, и по коричневым полям между деревнями парой раненых гадюк вьются окопы линии фронта. Снарядные воронки, полные воды, смотрят на Майкла, как глаза слепца.
Майкл посмотрел на часы. Без четырех минут четыре. Его взгляд немедленно вернулся к бесконечному осмотру пустого неба. Он отрывал от приборов управления то одну, то другую руку и сгибал пальцы, одновременно сгибая и пальцы ног в сапогах из шкуры куду, разминаясь, как бегун перед стартовым выстрелом. Обеими руками он коснулся гашетки, чтобы проверить готовность машины: она летела по-прежнему прямо и ровно. Майкл дал короткую очередь из обоих пулеметов, кивнул и подул на пальцы правой руки в перчатке.
– Мне нужно выпить, – сказал он себе и достал из кармана серебряную фляжку Эндрю. Набрал в рот виски, прополоскал, проглотил. В крови расцвел огонь, но Майкл не поддался искушению выпить еще. Закрыл фляжку и снова убрал ее в карман. Коснулся левого руля, чтобы начать поворот, как обычно в патрульном полете, и увидел на фоне облаков черную, как блоха, точку; остановив поворот, Майкл удерживал машину и быстро моргал, чтобы согнать слезы и удостовериться.
Второй самолет шел на высоте восемь тысяч футов и быстро приближался с севера, со стороны Дуэ. Майкл почувствовал, как поток адреналина в его крови смешивается с алкоголем. Щеки его горели, живот подвело. Он прибавил газу и полетел навстречу.
Объединенная скорость самолетов бросила их навстречу друг другу. На глазах у Майкла вторая машина чудесным образом росла. Он увидел ярко-синие нос и колпак пропеллера, затуманенный вращением лопастей, простертые вверху черные ястребиные крылья. Между двумя черными стволами пулеметов «шпандау», смонтированных на кожухе двигателя, виднелась голова пилота в шлеме и взблескивали очки, когда немец всматривался в прицел.
Майкл дал полный газ, и машина взревела. Левой рукой он водил ручкой управления, как художник легчайшими движениями водит кистью; он поместил немца точно в центр концентрических окружностей своего прицела, а правой рукой потянулся к гашетке.
Его ненависть и гнев росли так же быстро, как враг перед глазами, но он сдерживал огонь. В голове застучали боевые часы, и время словно замедлило ход.
Он видел, как жерла пулеметов «шпандау» начали подмигивать ему яркими искрами огня, красными, как планета Марс в безлунную ночь. Нацелился в голову пилота, нажал спусковой рычаг и почувствовал, как задергался под ним самолет в такт очереди.
Мысль уйти от лобового столкновения не приходила Майклу в голову. Цель полностью поглотила его внимание: он пытался направить поток пуль в лицо немцу, вырвать ему глаза, расколоть череп, разбрызгать мозг. Пули «шпандау» рвали ткань и раму его машины, пролетали мимо его головы с визгливым гудением, точно стая саранчи, но Майкл не обращал на них внимания.
Он видел, что его пули выбивают белые искры из вращающегося пропеллера немца, и с бешенством понял, что они проходят мимо нужной цели. Самолеты вот-вот должны были столкнуться, и Майкл, не отрывая руки от гашетки, приготовился к удару. Он не собирался отворачивать.
Тут «альбатрос» резко качнулся, в самый последний миг уйдя от столкновения. Немец бросил самолет вправо. Послышался резкий удар, от которого SE5a содрогнулся. Разлетаясь, самолеты задели друг друга крыльями. Майкл увидел свисающую со своего крыла рваную ткань. До отказа нажал на педали рулей направления и ввел машину в поворот на плоскости: на это был способен только SE5a. От напряжения крылья согнулись, и вот Майкл уже летел в противоположном направлении. «Альбатрос» был прямо перед ним, но еще не в пределах зоны поражения.
Майкл отчаянно давил на газ, хотя и так шел на пределе, мотор подсаживался, но «альбатрос» продолжал уходить.
Немец повернул и ушел влево, Майкл последовал за ним. Они поднимались круто, почти вертикально. Потом скорость обеих машин начала падать, но у SE5a быстрее, и «альбатрос» продолжал увеличивать разрыв.
Это не прежний «альбатрос». Майкл потрясенно понял, что перемещение места радиатора было не единственным усовершенствованием. Он сражался с самолетом нового типа, улучшенной машиной, которая быстрее и мощнее даже его SE5a.
Майкл видел крылья в черных и белых квадратах, видел, как немецкий пилот выкручивает шею, чтобы следить за ним в зеркале, и попытался снова поймать врага в прицел, повернув чуть правее.
Немец поднял «альбатрос» по вертикали, с вращением, и повернулся носом к Майклу. «Шпандау» снова начали подмигивать красным, и на этот раз Майклу пришлось отвернуть, потому что у врага было преимущество в высоте и скорости.
На одно решающее мгновение Майкл завис в повороте, скорость его упала, и немец повернул и вышел ему в хвост. Немец хорош; внутри у Майкла все сжалось, когда он осознал это. Он опустил нос, чтобы увеличить скорость, и в то же самое время бросил SE5a в вертикальный поворот. «Альбатрос» последовал за ним, тоже поворачивая. Они вращались друг вокруг друга, как две планеты, застрявшие на неизменных орбитах.
Он посмотрел на другого пилота, задрав для этого подбородок, потому что оба самолета стояли теперь на крыле.
Немец смотрел на него; очки делали его не похожим на человека чудовищем. Затем взгляд Майкла на мгновение скользнул за яркий голубой фюзеляж, к верхнему слою облаков, потому что – взгляд охотника – уловил движение крошечного насекомого.
На мгновение сердце остановилось, кровь сгустилась и перестала двигаться по жилам. Затем сердце снова рванулось, как испуганное животное, и в горле засвистело дыхание.
«Имею честь известить и в то же время предупредить Вас, – писал немец, – что смерть на войне – не убийство. Цель военных действий – уничтожение противника любыми средствами».
Майкл прочел предостережение, но только сейчас его понял. Немцы превратили его романтическое стремление к дуэли в смертельную ловушку. Как ребенок, он отдался им во власть. Указал время, место, даже высоту. Голубую машину боши использовали только как приманку. Теперь, когда Майкл видел, как они сверху набрасываются на него, его изумила собственная наивность.
Сколько их? Считать не было времени, но похоже на целую эскадрилью «альбатросов» нового типа, не менее двадцати. Они летят стремительной беззвучной стаей, сверкая яркими красками на тусклом фоне облаков.
«Я не сдержу сегодня слово, данное Сантэн», – подумал он и посмотрел вниз. Низкий слой облаков в двух тысячах футов под ним – далекое убежище, но другого нет. Он не может сражаться с двадцатью опытными немецкими асами; когда они долетят, он продержится от силы несколько секунд, а они приближаются быстро, а синяя машина держит его на месте в своей убийственной хватке.
Перед лицом смерти, которой он искал сознательно, Майклу вдруг отчаянно захотелось жить. Он всей тяжестью налегал на рукоять управления, удерживая самолет в повороте. Но теперь рванул ее на себя, и SE5a помчался вперед, как камень из пращи.
Обратным тяготением Майкла бросило вперед, так что ремни врезались в плечи, но он совладал с машиной и использовал инерцию, чтобы уйти в крутое пике, в головокружительное падение к низкому слою облаков. Этот маневр застал противника врасплох, но бош мгновенно опомнился. Синий «альбатрос», мгновенно увеличив скорость, устремился следом, а многоцветная свора настигала их обоих сверху.
Майкл следил за ней в зеркало над головой и видел, насколько быстрее этот новый тип «альбатроса», чем он в своем пике. Он посмотрел вперед, на облака. Их серые складки, которые несколько секунд назад казались такими неуютными и неприятными, вдруг превратились в единственную надежду на жизнь и спасение; Майкл почувствовал, как ужас возвращается к нему, седлает его, точно какая-то дьяволица, лишая мужества и сил.
Ему не успеть, они перехватят его раньше… он стиснул ручку управления, охваченный новым парализующим ужасом.
Его привел в себя рокот спаренных пулеметов «шпандау». В зеркале он увидел пляшущие красные вспышки, и что-то нанесло ему цепенящий удар в спину. От силы этого удара воздух вырвался у Майкла из легких, и он понял, что должен уйти с линии огня «альбатроса», отвернуть.
Он с силой вдавил педаль управления, пытаясь выполнить разворот в плоскости, который сведет его с мучителем один на один, но его скорость была слишком велика, как и угол наклона, – SE5a перестал реагировать. Он дернулся и развернулся в повороте, встав боком к своре преследователей, и, хотя очереди синего «альбатроса» прошли чересчур высоко, другие немецкие самолеты стреляли один за другим, одно нападение в считанные секунды сменялось следующим. Небо заполнилось сверкающими крыльями и ярко окрашенными фюзеляжами. Его самолет непрерывно расстреливали, терпеть это было невозможно, и SE5a опустил крыло и перешел в штопор.
В ошеломляющей последовательности в поле зрения Майкла мелькали небо, облака, участки земли, ярко окрашенные «альбатросы» с рокочущими, плюющими огнем пулеметами. Он почувствовал новый удар, на этот раз в ногу, под самой промежностью. Посмотрев вниз, Майкл увидел, что выстрел прошел сквозь пол и пуля, измятая и бесформенная, разорвала бедро.
Из бедренной артерии толчками лилась кровь. Майкл однажды видел, как терял кровь из бедренной артерии зулус, подносчик ружья, раненный буйволом: он умер за три минуты.
Очереди пулеметного огня по-прежнему били в него со всех направлений, а он не мог защищаться, потому что его самолет потерял управление; он вращался, опасно задирая нос, и снова начинал падать.
Майкл сражался с машиной, давил на другую педаль, пытаясь остановить вращение. От усилий кровь шла сильнее, и Майкл чувствовал, что теряет сознание. Он оторвал одну руку от ручки управления и сунул палец в рану, пытаясь найти место, куда нужно надавить; нашел – и поток крови уменьшился.
Он снова принялся уговаривать искалеченную машину, чтобы она перестала вращаться, увеличивал скорость. Самолет отзывался неохотно. Майкл старался не думать о пулеметном огне, который со всех сторон продолжал рвать его.
Облака и земля прекратили вращение, повороты замедлились, и машина полетела прямо. Одной рукой он продолжал поднимать ее нос, чувствуя, как перенапрягаются ее крылья и перегрузка придавливает его живот к позвоночнику, но, наконец, мир перед глазами наклонился, и самолет полетел ровно.
Майкл посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел, что синий «альбатрос» снова нашел его и подходит с хвоста для завершающего смертельного удара.
Но прежде чем вновь грянул смертоносный гром «шпандау», Майкл ощутил на лице холодную влагу. Серые клубы пролетели над открытой кабиной, стемнело, мир стал тусклым и слепым, тихим и приглушенным, и «шпандау» больше не мог осквернять небесную тишину. Теперь, в облаках, его не найдут.
Майкл машинально сосредоточил взгляд на наборе маленьких, заполненных глицерином стеклянных трубок на приборном щите. Легким регулированием приборов выровнял пузыри в отметках трубочек, чтобы SE5a летел сквозь облако прямо и ровно. Потом по компасу осторожно повернул в сторону Морт-Омма.
Его тошнило: первая реакция на ужас и стресс схватки. Сглотнув, он пытался подавить тошноту, потом снова ощутил слабость. Под черепом словно затрепыхалась плененная летучая мышь.
Темные мягкие крылья бились за глазами, и местами поле зрения затемнялось.
Майкл помигал, отгоняя темноту, и огляделся. Его большой палец по-прежнему был вставлен в рану на бедре, но все равно крови было столько, сколько он никогда не видел. Рука была вся в крови, пальцы слипались. Рукав куртки промок до локтя. Кровь превратила брюки во влажную массу и натекла в сапоги. На полу кабины стояли темные лужи крови, уже загустевающей темными комками, похожими на черносмородиновый джем, и лужицы крови переползали с каждым поворотом машины.
Выпустив на мгновение рукоять, Майкл повис на плечевых ремнях и сунул руку за спину.
Он нашел второе пулевое ранение, в трех дюймах от позвоночника, над самой поясницей. Выходного отверстия не было. Значит, пуля внутри, и он теряет кровь и за счет внутреннего кровотечения. Живот растягивался, внутренние полости заполнялись кровью.
Машина опустила крыло, и он схватился за рукоять, чтобы выровнять самолет, но на такую простую операцию ушло слишком много секунд. В пальцах закололо множество иголок и булавок, и Майклу стало очень холодно. Его реакции замедлились, каждое движение, даже самое легкое, требовало все больших усилий.
Однако боли он не чувствовал, только от спины к коленям начало распространяться онемение. Он вынул палец, чтобы проверить рану в бедре, и сразу хлынул поток крови, яркий, как перья фламинго; Майкл торопливо остановил его и сосредоточился на управлении полетом.
Сколько до Морт-Омма? Он пытался подсчитать, но мозг работал вяло и медлительно. От Кантена девять минут, это он вспомнил, но сколько он уже в полете?
Этого Майкл не знал и поэтому поднял запястье, чтобы взглянуть на часы. И обнаружил, что, как ребенок, не может прочесть показания.
«Нельзя слишком быстро выходить из облака, они будут меня ждать», – тяжело думал он, а циферблат часов расплывался у него перед глазами.
Двоится, понял он.
Быстро посмотрел вперед: вокруг клубились белые облака. Появилось ощущение падения. Он едва не дернул рукоять, чтобы противостоять этому, но стойкие рефлексы не позволили; он взглянул на пузыри в трубках: машина по-прежнему летела прямо. Чувства начинали его обманывать.
– Сантэн, – неожиданно спросил он, – который час? Я опоздаю на свадьбу.
Сквозь нарастающую слабость он почувствовал волну паники, и крылья тьмы лихорадочно заплескали перед его глазами.
«Я обещал ей. Я поклялся!»
Он посмотрел на часы.
Шесть минут пятого.
«Но это невозможно!» – в отчаянии подумал он. Проклятые часы идут неверно. Он утрачивал представление о реальности.
SE5a через один из разрывов вырвался из облака.
Майкл закрыл руками глаза, защищаясь от яркого света, потом огляделся. Он на правильном курсе к аэродрому: вот дорога, и железнодорожная ветка, и своеобразной формы поле между ними. Еще шесть минут полета, по его расчетам. Вид земли позволил ему снова сориентироваться. Он восстановил контакт с реальностью и посмотрел вверх. И увидел их. Они кружили, как стервятники над добычей льва, дожидаясь, когда он появится из облака. Они тоже его заметили. Майкл увидел, как они поворачивают к нему на своих радужных крыльях, но погрузился в облако с противоположной стороны, и холодный влажный туман окутал его, скрыл от их жестоких глаз.
– Я должен сдержать слово, – прошептал Майкл.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента