– Бок-бок, сколько пальцев я поднял?
   Майкл из-под груды тел приглушенным голосом ответил:
   – Три!
   – Два! – торжествующе провозгласил Эндрю, пирамида с отчаянным воплем обрушилась, и Майкл увидел перед собой ухо Эндрю.
   – Можно мне сегодня снова взять твой мотоцикл? – спросил он. Эндрю, прижатый множеством тел, не мог повернуть голову, но скосил глаза в сторону Майкла.
   – Снова отправляешься подышать воздухом, мой мальчик? – Майкл смотрел застенчиво и ничего не мог сказать. Эндрю продолжил: – Все мое – твое. Благословляю тебя, и передай счастливице изъявления моего глубочайшего уважения.
* * *
   Майкл оставил мотоцикл в лесу за амбаром и с охапкой армейских одеял побрел по грязи ко входу. Когда он вошел, сверкнул свет – Сантэн открыла задвижку фонаря и посветила ему в лицо.
   – Bonsoir, monsieur. – Она сидела на груде тюков соломы, подобрав под себя ноги, и сверху вниз озорно улыбалась ему. – Какая неожиданность – встретить вас здесь.
   Он забрался наверх и обнял ее.
   – Ты рано.
   – Папа рано лег спать… – Больше ей ничего не удалось сказать, потому что он накрыл ее рот своим. – Я… Я видела новые самолеты, – задыхаясь, сказала она, когда они оторвались друг от друга, – но не знала, который из них твой. Они все одинаковые. Меня тревожит, что я не могу узнать, какой твой.
   – Завтра мой снова будет желтым. Мак перекрашивает его для меня.
   – Нужно договориться о сигналах, – сказала она, отбирая у него одеяла и устраивая гнездо на тюках соломы.
   – Если я подниму руку над головой, вот так, это будет означать, что вечером мы встречаемся в амбаре, – предложил он.
   – Этот сигнал я буду высматривать особенно старательно. – Сантэн улыбнулась ему и похлопала по одеялу. – Иди сюда, – приказала она, и голос ее звучал хриплым мурлыканьем.
   Много времени спустя, когда она лежала головой на его обнаженной груди и слушала, как бьется сердце, он пошевелился и прошептал:
   – Так не пойдет, Сантэн! Ты не сможешь поехать со мной в Африку.
   Она быстро села и посмотрела на него, сурово поджав губы. Глаза потемнели и опасно блеснули.
   – Я вот о чем: что скажут люди? Подумай о моей репутации: я путешествую с женщиной, которая мне не жена.
   Она продолжала смотреть на него, но ее рот смягчился, появилась улыбка.
   – Но ведь должно быть решение. – Он сделал вид, что задумался. – Вот оно! Нашел! – Он щелкнул пальцами. – Ты выйдешь за меня замуж!
   Она снова прижалась щекой к его груди.
   – Только чтобы спасти твою репутацию, – прошептала она.
   – Но ты еще не сказала «да».
   – О да. Да! Тысячу раз да. – В характерной манере следующий ее вопрос оказался прагматическим: – Когда, Майкл?
   – Скоро. Как только будет возможно. С твоей семьей я встречался, а завтра ты встретишься с моей.
   – С твоей семьей? – Она отодвинулась от него на расстояние вытянутой руки. – Но твоя семья в Африке.
   – Не вся, – заверил он. – Большая ее часть здесь. Говоря «большая часть», я не имею в виду число. Я говорю о самом важном члене моей семьи.
   – Не понимаю.
   – Поймешь, ma chйrie[31], поймешь, – заверил он ее.
* * *
   Майкл объяснил Эндрю, что он задумал.
   – Если тебя поймают, я заявлю, что ничего не знал о твоем гнусном плане. Более того, я с удовольствием буду присутствовать на трибунале и лично стану командовать расстрельным взводом, – предупредил Эндрю.
   Майкл заметил подходящую площадку на краю Северного поля, с дальней от базы эскадрильи стороны поместья де Тири. Ему пришлось провести ярко-желтую машину за шеренгой дубов, охранявших это поле; затем, миновав семифутовую каменную стену, он выключил газ и мягко посадил самолет. Быстро развернулся и, не выключая двигателя, выбрался из кабины.
   Сантэн бежала к нему от края стены, где пряталась. Он видел, что она выполнила его указания и тепло оделась: меховые сапоги под желтой шерстяной юбкой и желтый шелковый шарф на шее. Капюшон великолепной лисьей шубки на бегу упал на спину.
   На ремне через плечо она несла кожаную сумку.
   Майкл спрыгнул и подхватил Сантэн на руки.
   – Смотри! Я надела желтое, твой любимый цвет!
   – Умница. – Он подсадил ее. – Вот, держи. – Он вытащил из кармана взятый взаймы летный шлем и показал, как его надевать поверх густых кудрей и застегивать под подбородком.
   – Я выгляжу благородно и романтично? – спросила она, позируя.
   – Ты выглядишь замечательно!
   Он не солгал. Щеки Сантэн румянились от возбуждения, глаза сверкали.
   – Идем.
   Майкл забрался на крыло и сел в крошечную кабину.
   – Какая она маленькая!
   Сантэн в нерешительности задержалась на крыле.
   – Ты тоже, – заверил ее Майкл. – Да ты боишься?
   – Боюсь, ха!
   Она бросила на него презрительный взгляд и начала перебираться через него.
   Это оказалось непросто: потребовалось задрать юбку выше колен и с трудом перелезть через открытую кабину. Майкл не выдержал искушения: когда девушка усаживалась к нему на колени, провел рукой под юбкой почти до соединения нежных шелковистых бедер. Сантэн гневно запищала:
   – Какая наглость, monsieur! – и плюхнулась к нему на колени.
   Майкл закрепил поверх обоих ремень безопасности и носом ткнулся в шею девушки ниже шлема.
   – Теперь ты в моей власти. Сбежать не удастся.
   – Не уверена, что захочу, – хихикнула она в ответ.
   Потребовалось еще несколько минут, чтобы уложить все верхние и нижние юбки и меха и устроиться так, чтобы Майкл мог управлять полетом, держа Сантэн на коленях.
   – Готово, – сказал он и покатил к самому концу поля, давая машине максимальный разбег на мягкой короткой полосе. Он приказал Маку убрать боеприпасы обоих пулеметов и вылить из «виккерса» всю охлаждающую жидкость, что облегчило общий вес почти на шестьдесят фунтов, и тем не менее для такой полосы машина была перегружена.
   – Держись, – сказал он на ухо Сантэн, дал газ, и большая машина двинулась вперед.
   – Слава богу, ветер южный, – пробормотал он, когда почувствовал, как машина отрывается от земли, напрягаясь в усилиях подняться в воздух.
   Когда миновали дальнюю стену, Майкл чуть накренил правое крыло, чтобы избежать столкновения с дубом, и самолет начал набирать высоту. Майкл почувствовал, как замерла у него на коленях Сантэн, и подумал: боится. Он был искренне разочарован.
   – Теперь мы в безопасности, – крикнул он, перекрывая рев мотора. Она повернула голову, и он увидел в ее глазах не страх, а восторг.
   – Это прекрасно, – сказала она и поцеловала Майкла. Его обрадовало, что она разделяет его страсть к полетам.
   – Мы пролетим над шато, – сказал он и круто повернул, снова снижаясь.
   В жизни Сантэн это было второе в ряду удивительных происшествий, лучше езды верхом, лучше музыки, почти так же замечательно, как любовь Майкла. Она стала птицей, орлом, ей хотелось громко кричать от радости, остановить это мгновение навечно. Хотелось всегда оставаться в вышине, когда ревет ветер и ее надежно держит рука мужчины, которого она любит.
   Под ней расстилался новый мир: места, знакомые с детства, представали в новом, удивительном свете.
   – Наверно, таким видят мир ангелы! – воскликнула она, и Майкл улыбнулся ее фантазии.
   Впереди возвышался шато. Сантэн до сих пор не представляла себе, как велик замок и какая у него розовая, красивая черепичная крыша. А вот и Нюаж на поле за конюшней, скачет галопом, пытаясь обогнать самолет. Она рассмеялась и крикнула в ветер:
   – Беги, голубчик!
   Но они тут же обогнали жеребца, и Сантэн увидела в огороде Анну. Услышав шум мотора, Анна выпрямилась и, заслоняя глаза от солнца, посмотрела наверх. Она была так близко, что Сантэн в кабине видела ее нахмуренное красное лицо. Она пригнулась. Желтый шарф летел за ней в потоке воздуха за самолетом, и она увидела на лице Анны выражение крайнего изумления. Они пронеслись мимо.
   Сантэн рассмеялась и крикнула Майклу:
   – Давай выше! Еще выше!
   Майкл послушался. Сантэн ни мгновения не сидела неподвижно: поворачивалась, подпрыгивала у него на коленях, наклоняясь из кабины сначала в одну сторону, потом в другую.
   – Смотри, смотри, вон монастырь! Вот бы монахини меня увидели! А вон там канал, а вот собор в Аррасе, а там…
   Ее возбуждение и воодушевление были заразительны. Майкл смеялся вместе с ней. Когда она повернула к нему голову, он поцеловал ее, но она вырвалась.
   – Нет, не хочу пропустить ни секунды!
   Майкл увидел впереди аэродром главной базы в Бертангле: посадочные полосы в темном лесу образовали крест на мягком зеленом дерне, по обе стороны от него теснились ангары и постройки.
   – Послушай! – крикнул он ей на ухо. – Не высовывай голову, пока не приземлимся. – Она кивнула. – Когда я скажу, выпрыгивай и беги к деревьям. Справа от себя увидишь каменную стену. Пройди по ней триста метров, дойдешь до дороги. Там жди.
   Майкл, как по учебнику, подлетел к аэродрому, используя благоприятный ветер, чтобы разглядеть, нет ли на базе излишней суматохи, которая означала бы присутствие высоких чинов или других влиятельных лиц, способных навлечь неприятности. Перед ангарами стояли с полдесятка самолетов; он увидел работающих над ними механиков и еще несколько человек у зданий.
   – Как будто все чисто, – пробормотал он и повернул поперек ветра, на курс приземления, а Сантэн сидела у него на коленях так, что с земли ее не было видно.
   Майкл, будто новичок, подошел к полосе с большой высоты. Пролетая над ангарами, он держался на пятидесяти футах. Приземлился Майкл в самом конце поля и позволил биплану доехать до края леса, прежде чем развернул его и затормозил.
   – Вылезай и беги! – сказал он Сантэн и вытолкнул ее из кабины. Скрытая от ангаров и зданий фюзеляжем SE5a, она подобрала юбку, взяла под мышку кожаный мешок и исчезла среди деревьев.
   Майкл подъехал к ангарам и оставил SE5a на площадке перед ними.
   – Распишитесь в журнале, сэр, – сказал механик, когда Майкл вылез.
   – В каком журнале?
   – Новая процедура, сэр. Все прилеты и вылеты положено записывать в журнал.
   – Проклятая бюрократия! – сказал Майкл. – Сегодня ничего нельзя сделать без бумажки.
   Выходя, он увидел дежурного офицера.
   – Да, Кортни, вас ждет шофер.
   Шофер ждал за рулем большого черного «роллс-ройса» за первым ангаром, но, увидев Майкла, сразу выскочил из машины.
   – Нкозана! – Он радостно улыбнулся – на темном круглом лице сверкнули зубы – и так козырнул Майклу, что остроконечная шляпа задрожала. Это был высокий, даже выше Майкла, молодой зулус в мундире защитного цвета и южноафриканских крагах.
   – Сангане!
   Майкл ответил на приветствие, улыбаясь не менее широко, потом порывисто обнял зулуса.
   – Видеть твое лицо – все равно что вернуться домой, – бегло сказал Майкл по-зулусски.
   Они выросли вместе, странствуя с собаками и охотничьими дубинками по зеленым травянистым холмам Зузуленда.
   Они вместе плавали нагишом в прохладных зеленых заводях реки Тугелы и ловили угрей длиной и толщиной в их руку. Добычу они жарили на костре и потом ночью лежали бок о бок, разглядывая звезды и с серьезным видом обсуждая свои мальчишеские дела, решая, как будут жить в мире, который построят взрослыми.
   – Какие новости из дома, Сангане? – спросил Майкл, когда зулус раскрыл дверцу «роллса». – Как твой отец?
   Мбежане, отец Сангане, много лет был слугой, товарищем и другом Шона Кортни; наследник царского зулусского дома, он вместе с хозяином побывал на многих войнах, но теперь был слишком стар, болен и поэтому вынужден вместо себя послать сына.
   Пока Сангане выводил «роллс» с базы и поворачивал на главную дорогу, они оживленно болтали. Майкл на заднем сиденье снял летный костюм и оказался в кителе со всеми эмблемами, украшениями и наградами.
   – Остановись здесь, Сангане, на опушке рощи.
   Майкл выпрыгнул и тревожно позвал:
   – Сантэн!
   Она вышла из-за ствола, и Майкл уставился на нее. Девушка с толком использовала время, и Майкл наконец понял, зачем она прихватила кожаную сумку. Майкл никогда не видел, чтобы Сантэн пользовалась косметикой, а сейчас она накрасилась, да так искусно, что он не сразу понял причину преображения. Казалось, она просто подчеркнула все свои достоинства: глаза заблестели сильнее, кожа выглядела еще более перламутровой и сияющей.
   – Ты прекрасна! – выдохнул он.
   Девушка исчезла – Сантэн в ее новом обличье обрела уверенность, и это даже пугало.
   – Думаешь, я понравлюсь твоему дяде? – спросила она.
   – Конечно, понравишься. Ты понравишься любому мужчине.
   Желтый костюм был особого оттенка, который золотил ее кожу и золотыми бликами отражался в темных глазах. Поля изящной шляпки-котелка узки с одного бока и широки с другого, где вуаль приколота к волосам булавкой с пучком желтых и зеленых перьев. Под жакетом блузка из тонкого кремового крепдешина, с высоким кружевным воротником, подчеркивающим линию шеи и изящество головы. Сапоги сменили модные туфельки.
   Майкл взял обе ее руки и почтительно поцеловал, потом усадил Сантэн в лимузин.
   – Сангане, очень скоро эта женщина станет моей женой.
   Зулус одобрительно кивнул, разглядывая Сантэн, словно лошадь или телку.
   – Пусть она принесет тебе много сыновей, – пожелал он.
   Майкл перевел. Сантэн покраснела и рассмеялась.
   – Поблагодари его, Майкл, но скажи, что я хотела бы родить хотя бы одну дочь. – Она осмотрела роскошный «роллс-ройс». – А что, все английские генералы ездят в таких машинах?
   – Дядя привез его с собой из Африки. – Майкл провел рукой по мягкой коже сиденья. – Это подарок тети.
   – У твоего дяди есть стиль – отправиться на войну в такой колеснице! – сказала она. – А у твоей тети – вкус. Надеюсь когда-нибудь сделать тебе такой же подарок.
   – Я бы хотел поцеловать тебя, – сказал он.
   – Прилюдно – никогда, – строго ответила она, – но когда мы наедине, целуй сколько хочешь. А теперь скажи, далеко ли еще?
   – Примерно пять миль, но если ехать так медленно, Бог знает, когда доберемся.
   Они свернули на главную дорогу Аррас – Амьен, забитую военным транспортом, орудиями и санитарными машинами, тяжелыми грузовиками, фургонами и телегами, запряженными лошадьми. По обочинам пешком шли люди, сгибаясь под тяжестью ранцев; стальные шлемы придавали всем им сходство с грибами.
   Майкл видел, с какой завистью и негодованием смотрели они на «роллс», который Сангане вел через более медленный поток. Заглядывая в машину, люди на грязных обочинах видели элегантного офицера и красивую женщину на мягком кожаном сиденье рядом с ним. Но чаще мрачные взгляды сменялись улыбками, когда Сантэн махала им.
   – Расскажи мне о дяде, – потребовала она, снова поворачиваясь к Майклу.
   – Да он человек как человек, рассказывать в общем не о чем. Из школы его исключили за то, что он избил учителя; воевал с зулусами; впервые убил человека, когда ему еще не было и восемнадцати, к двадцати пяти годам заработал первый миллион фунтов и потерял все в один день. Был профессиональным охотником за слоновой костью, застрелил сотни слонов и голыми руками убил леопарда. Потом, во время бурской войны, почти в одиночку захватил генерала Леруа, после войны снова заработал миллион фунтов, помогал в переговорах при создании Южно-Африканского Союза. Был членом кабинета министров в правительстве Луиса Боты, но ушел в отставку, чтобы отправиться на войну. Теперь командует южноафриканскими подразделениями. Ростом он выше шести футов и каждой рукой может поднять двухсотфунтовый мешок кукурузы.
   – Мишель, я боюсь встречаться с таким человеком, – с серьезным видом сказала она.
   – Но почему?
   – Боюсь влюбиться.
   Майкл радостно засмеялся.
   – Я тоже боюсь. Боюсь, что он в тебя влюбится.
* * *
   Штаб части временно размещался в покинутом монастыре на окраине Амьена. Монастырский двор зарос травой и запустел: во время прошлогодних осенних боев монахи покинули монастырь, и кусты рододендронов превратились в джунгли. Здания из красного кирпича, стены замшелые, по ним до самой серой крыши карабкаются цветущие вистерии. В стенах выбоины от разрывов.
   У входа их встретил молодой лейтенант.
   – Вы, должно быть, Майкл Кортни. Я Джон Пирс, адъютант генерала.
   – Здравствуйте. – Они обменялись рукопожатием. – А что стало с Ником Ван дер Хеевером?
   Ник учился с Майклом в школе и с прибытия части во Францию был адъютантом генерала.
   – Вы не слышали? – Пирс посерьезнел, на его лице появилось знакомое выражение, которое в эти дни часто возникало, когда спрашивали о знакомых.
   – Боюсь, Ник купил себе ферму.
   – О Боже, нет! Он отправился на передовую с вашим дядей. И там его подстрелил снайпер.
   Но лейтенант отвечал рассеянно: он не мог отвести глаз от Сантэн. Майкл вежливо представил ее и прервал пантомиму лейтенанта, выражавшую восхищение.
   – Где мой дядя?
   – Он просит вас подождать.
   Лейтенант провел их через маленький закрытый садик, принадлежавший, вероятно, аббату. На стенах вьющиеся розы, а посреди аккуратной лужайки – солнечные часы на постаменте.
   В углу, где пробивалось солнце, был накрыт стол на троих.
   – Дядя Шон сохраняет свой королевский стиль, – заметил Майкл, показывая на столовое серебро и стюардовский хрусталь.
   – Генерал присоединится к вам, как только сможет, но просил предупредить, что ланч будет очень коротким. Осеннее наступление, понимаете ли… – Лейтенант показал на графин на маленьком сервировочном столике. – Не угодно ли пока что хересу или чего-нибудь покрепче?
   Сантэн отрицательно покачала головой, но Майкл кивнул:
   – Покрепче, пожалуйста.
   Хотя Майкл любил дядю не меньше, чем отца, после долгой разлуки он всегда нервничал в его присутствии. И ему нужно было успокоиться. Адъютант налил Майклу виски.
   – Простите, но у меня кое-какие…
   Майкл жестом отпустил его и взял Сантэн за руку.
   – Смотри, на розах и нарциссах набухли бутоны и почки. – Она прислонилась к нему. – Все оживает.
   – Не все, – негромко возразил Майкл. – Для солдата весна – время смерти.
   – О Мишель… – начала она и замолчала, глядя на стеклянную дверь с выражением, которое заставило Майкла быстро обернуться.
   К ним приближался мужчина, высокий, рослый, широкоплечий. Увидев Сантэн, он остановился и пронзительно, оценивающе посмотрел на нее. Голубые глаза, борода густая, но аккуратно подстриженная как у короля[32].
   «У него глаза Майкла! – подумала Сантэн. – Но они гораздо свирепей».
   И она вздрогнула.
   – Дядя Шон! – воскликнул Майкл и отпустил ее пальцы. Он сделал шаг вперед, протянул руку, и эти свирепые глаза обратились к нему и смягчились.
   – Мальчик мой.
   «Он его любит, – поняла Сантэн. – Они очень привязаны друг к другу».
   Она внимательнее вгляделась в лицо генерала. Загорелый, кожа потемнела, точно выдубленная, вокруг рта и этих невероятных глаз – глубокие морщины. Нос крупный, как у Майкла, и крючковатый, лоб широкий, высокий, а над ним шапка густых волос – темных, с серебряными нитями, блестящими на солнце.
   Они разговаривали, все еще не разнимая рук, и Сантэн поразило их сходство.
   «Да они одинаковые, – поняла она, – разница только в возрасте и силе. Скорее как отец и сын, чем…»
   Свирепые голубые глаза снова обратились к ней.
   – Так вот эта юная леди…
   – Позволь представить тебе мадмуазель де Тири. Сантэн, это мой дядя генерал Шон Кортни.
   – Мишель мне много рассказывал… – запинаясь, начала Сантэн по-английски.
   – Говори по-фламандски, – быстро вмешался Майкл.
   – Мишель мне много о вас рассказывал, – охотно подчинилась она, и генерал радостно улыбнулся.
   – Вы говорите на африкаансе! – ответил он на том же языке. Когда он улыбнулся, весь его облик изменился. Свирепость, почти жестокость в чертах, которую она заметила, стала казаться иллюзорной.
   – Это не африкаанс, – возразила она, и они пустились в оживленное обсуждение; через несколько минут Сантэн поняла, что генерал ей нравится – и своим сходством с Майклом, и разительными отличиями, которые она обнаруживала в них.
   – Давайте перекусим! – воскликнул Шон Кортни и взял ее за руку. – У нас так мало времени…
   Он сел за стол.
   – Майкл сядет сюда, и мы поручим ему резать цыплят. Я займусь вином. – Шон произнес тост: – За нашу следующую встречу втроем. – И все выпили, хорошо понимая, что их ждет: со своего места все слышали разрывы снарядов.
   Они оживленно болтали, генерал быстро и без малейшего труда прерывал неловкое молчание, и Сантэн поняла, что, несмотря на суровую внешность, он исключительно грациозен и изящен; но она все время чувствовала на себе пытливый взгляд голубых глаз генерала и ту оценку, которая за ним крылась.
   «Отлично, mon gйnйralе, – вызывающе подумала она, – смотрите сколько хотите, но я – это я, а Мишель – мой». Она подняла подбородок и ответила на его взгляд прямо, без жеманства, и смотрела, пока не заметила, как он еле заметно кивнул с одобрением.
   «Так вот кого выбрал Майкл, – думал между тем Шон. – Лучше бы это была девушка из нашего народа, которая говорила бы на нашем языке и придерживалась нашей веры. Мне хотелось бы гораздо лучше узнать эту девушку, прежде чем дать благословение. Я бы хотел дать им время подумать друг о друге и о последствиях, но не сегодня. Завтра будет новый день. Бог весть, что он принесет. Как я могу испортить им единственное мгновение счастья? – Он смотрел на нее в поисках порочности или неприязни, слабости или тщеславия, но видел только маленький, дерзко выпяченный подбородок, рот, который легко смеется, но столь же легко застывает и суровеет, темные умные глаза. – Она сильна и горда, – решил Шон, – но, думаю, будет верна ему, у нее хватит сил, чтобы пройти весь путь».
   И вот он улыбнулся, одобрительно кивнул и заметил, как девушка расслабилась; он видел, с какой любовью и вниманием смотрела она на Майкла.
   – Ну, хорошо, мой мальчик, ты ведь явился не за тем, чтобы жевать эту жесткую птицу. Скажи, зачем ты нагрянул, и посмотрим, сумеешь ли ты меня удивить.
   – Дядя Шон, я просил Сантэн стать моей женой.
   Шон старательно вытер усы и отложил платок.
   «Не испорть им дело, – предупредил он себя. – Их счастье должно оставаться безоблачным».
   Он взглянул на них и заулыбался.
   – Ты не удивил меня – просто ошеломил. Я не считал, что ты способен на что-то разумное. – Он повернулся к Сантэн. – Конечно, юная леди, у вас хватило здравого смысла не принять его предложение?
   – Генерал, к стыду своему, вынуждена признаться, что вы ошибаетесь. Я его приняла.
   Шон ласково взглянул на Майкла.
   – Счастливчик! Она слишком хороша для тебя. Не упусти.
   – Не волнуйтесь, сэр.
   Майкл с облегчением рассмеялся. Он не ожидал такого полного приятия. Старик еще способен его удивить! Он взял Сантэн за руку, и Сантэн удивленно посмотрела на генерала.
   – Благодарю вас, генерал. Но ведь вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей семье.
   Она припомнила допрос, которому подверг Майкла ее собственный отец.
   – Едва ли Майкл собирается жениться на вашей семье, – сухо ответил Шон. – А насчет вас, дорогая?.. Что ж, я, один из лучших лошадников в Африке, скажу без ложной скромности: увидев хорошую кобылку, я сразу могу ее оценить.
   – Это я-то для вас кобылка? – игриво уколола она.
   – Я бы назвал вас чистокровкой, и удивлюсь, если вы не выросли в деревне и не стали отличной наездницей. А если вам не хватает каких-то линий крови, попробуйте доказать, что я ошибаюсь, – с вызовом потребовал он.
   – Ее отец граф, она ездит верхом, а садясь на лошадь, превращается в кентавра, и, до того как гунны их разбомбили, у них было поместье, в основном виноградники.
   – Ха! – торжествующе воскликнул Шон, и Сантэн замахала руками: сдаюсь!
   – Он все знает, твой дядя.
   – Не все… – Шон повернулся к Майклу. – Что ты намерен делать?
   – Я хотел бы, чтобы присутствовал отец… – Майклу не нужно было заканчивать мысль: «…но у нас так мало времени».
   Шон, который лучше других знал, как мало у них времени, кивнул.
   – Гарри, твой отец, поймет.
   – Мы хотим пожениться до начала весеннего наступления, – продолжал Майкл.
   – Да, понимаю.
   Шон нахмурился и вздохнул. Кое-кто из его сверстников способен был бы хладнокровно отослать молодого человека, но он заматерел не до такой степени. Он знал, что никогда не ожесточится настолько, чтобы не чувствовать боли, не чувствовать вины перед теми, кого отправляет на смерть. Он начал говорить, осекся, вздохнул и снова заговорил.
   – Майкл, только между нами. Впрочем, ты все равно скоро узнаешь. Всем боевым частям уже отдан приказ: помешать противнику вести с воздуха наблюдение за нашей линией фронта. В следующие несколько недель мы все свои эскадрильи нацелим на то, чтобы помешать немецким наблюдателям следить за нашими приготовлениями.
   Майкл сидел молча, обдумывая слова дяди. Выходит – насколько он может заглянуть вперед – предстоят непрерывные и безжалостные схватки с немецкими самолетами. Его предупредили, что в этих боях мало кто из пилотов уцелеет.
   – Спасибо, сэр, – негромко сказал он. – Мы с Сантэн поженимся, как только сможем. Могу я надеяться на ваше присутствие?
   – Обещаю сделать для этого все возможное. – Генерал поднял голову и посмотрел на вошедшего Джона Пирса. – В чем дело, Джон?
   – Простите, сэр. Срочная депеша от генерала Роулинсона.
   – Иду. Дайте мне две минуты.