Смит Уилбур. И грянул гром

   Сидя на камне у воды, обнаженный, чисто вымытый, он изучал свое лицо в зеркале с блестящей стальной оправой.
   — Придется немало потрудиться. — Он вздохнул и стал отстригать большие куски бороды, которой ножницы не касались три года.
   В сумерках, чувствуя себя как девочка, впервые надевшая вечернее платье, Син вернулся в лагерь. Все проснулись. Дирк с девушкой сидели на ее одеяле и так оживленно беседовали, что не заметили его появления. Мбеджан трудился у костра. Увидев Сина, он низко присел на корточки, стараясь не менять выражения лица.
   — Пора ужинать и собираться.
   Дирк и девушка подняли глаза. Она сощурилась, потом ее глаза задумчиво расширились. Дирк с изумлением взглянул на отца:
   — С такой бородой ты смешон…
   Девушка едва сдерживала смех.
   — Лучше бы скатали одеяла.
   Син попытался отвлечь внимание Дирка, но его сын был упрям как бык:
   — … И зачем ты надел свою лучшую одежду, папа?

Глава 4

   Они втроем ехали впереди — Дирк между ними, а Мбеджан — сзади, ведя лошадей с поклажей. Дорога то бежала вверх, то скатывалась вниз, создавая иллюзию волн в бесконечном море травы, стелившейся от дуновения ветра. Темные большие холмы напоминали острова, а вой шакалов походил на крики морских птиц.
   — Мы не слишком круто забираем на восток? — Девушка первой нарушила молчание.
   — Так надо, — ответил Син. — Я хочу переправиться через Дракенберг, не сталкиваясь с бурами, осаждающими Ледисмит и линию железной дороги. — Он взглянул на нее поверх головы Дирка. Но она смотрела на небо.
   — Ты знаешь звезды? — поинтересовался мальчик.
   — Немного.
   — И я тоже. Я знаю их все. — Дирк принял вызов и указал на юг.
   — Это — Южный Крест и две звезды Большой Медведицы, находящиеся на одной линии с Полярной звездой, а это — Орион с саблей за ремнем, а это — Млечный Путь.
   — Расскажи мне об остальных, — попросила девушка.
   — А другие — самые обычные. Они не в счет. У них даже нет названия.
   — Есть. У многих есть даже своя история. Наступило неловкое молчание. Положение Дирка было сложным: либо признать поражение, а он был слишком горд, чтобы сдаваться без боя, либо упустить возможность узнать что-то новое и интересное. И Дирк не выдержал:
   — Расскажи мне про какую-нибудь звезду.
   — Видишь несколько маленьких звездочек под той большой и яркой? Это Семь Сестер. В давние-давние времена…
   Хотя Дирку также сложно было разобраться в фабуле, как адвокату выступать обвинителем, он несколько минут был полностью поглощен этой историей. Она была даже лучше, чем сказки Мбеджана, возможно, потому, что история была новой, а Мбеджан повторялся.
   — Но почему же они не застрелили старую ведьму?
   — Тогда не было ружей.
   — А лук и стрелы?
   — Нельзя убить ведьму стрелой из лука. Стрела просто проходит, как бы это сказать, сквозь нее, не причиняя вреда.
   Мальчик, похоже, не поверил в это. Немного погодя он поравнялся с Мбеджаном и что-то тихо спросил по-зулусски. Когда Мбеджан признал правоту слов девушки, Дирк безоговорочно поверил, так как зулус считался непревзойденным специалистом во всем, что касалось сверхъестественного.
   В ту ночь Дирк не заснул в седле, и когда перед рассветом они разбили лагерь, у девушки сел голос, но она полностью покорила Дирка. Это не ускользнуло от Сина.
   Всю ночь, слушая ее низкий голос, раскаты гортанного смеха, Син чувствовал, что в нем зреет семя, посаженное еще во время их первой встречи, пускает корни в живот и спину, подкатывает в груди под самое сердце. Он так страстно желал эту женщину, что в ее присутствии разум отказывался служить ему. Каждый раз, когда Син пытался вступить в их разговор, Дирк пресекал эти попытки и с жадным вниманием поворачивался к девушке. Рассвет, казалось, принес с собой успокоение, но ревность к собственному сыну вспыхнула с внезапной силой.
   Когда после завтрака они пили кофе, лежа на одеялах в зарослях дикой акации, запах которой отпугивал насекомых, Син заметил:
   — Кстати, вы нам даже не сказали, как вас зовут. Конечно же за нее ответил Дирк:
   — Она сказала мне. Тебя зовут Рут, да?
   — Да, Дирк.
   С большим трудом Сину удалось подавить бушующую в нем бессмысленную ярость, но его голос звучал предательски зло:
   — На сегодня мы сыты тобой по горло, мой мальчик. Будет лучше, если ты молча полежишь на своей подстилке.
   — Я не хочу спать, отец.
   — Мне наплевать на твои желания. — Син вскочил и зашагал прочь из лагеря. Он поднялся на холм. Теперь, при дневном свете, хорошо был виден вельд, тянущийся до самого горизонта. Нигде не было признаков жилья. Спустившись по склону, он проверил, как стреножены лошади, и только после этого вернулся в заросли.
   Дирк спал, свернувшись клубочком, как щенок. Рядом, у огня, прямо на траве, без подстилки храпел Мбеджан. Рут лежала чуть в стороне, закрыв ноги одеялом, рубашка на ее груди вздымалась так волнующе, что Син едва сдерживал себя. Он лег, оперевшись на локоть, не в силах отвести глаз от столь дразнящего чуда.
   Четыре года он не видел белой женщины, не слышал звука женского голоса, не касался женского тела. Сначала это беспокоило его: бессонница, возникавшая, внезапно депрессия, страстное неутоленное желание. Но постоянная утомляющая охота, бесконечная верховая езда, борьба то с засухой, то с ливнями,
   ответственность за жизнь многих людей притупили его чувства и желания. Женщина стала чем-то нереальным, призраки мучили его по ночам, и он метался, обливаясь потом, кричал, пока природа не давала ему облегчения и призраки исчезали на какое-то время, но только для того, чтобы собрать силы для следующего натиска.
   Но теперь рядом с ним был не призрак. Вытянув руку, он мог погладить ее бледную щеку, почувствовать шелк кожи.
   Она открыла глаза, молочно-серые ото сна, еще не различающие ясно предметы, и неожиданно встретилась с ним взглядом.
   Этот взгляд был настолько красноречив, что она подняла левую руку и протянула к нему. Рука была без перчатки. И он впервые заметил блестящее золотое кольцо на безымянном пальце.
   — Вижу, — сказал он с грустью и вдруг запротестовал: — Но вы слишком молоды, чтобы быть замужем.
   — Мне двадцать два, — мягко произнесла она.
   — А муж — где он? — Вдруг это чудовище умерло, это был последний шанс.
   — Я еду к нему. Когда все поняли, что война неизбежна, он поехал в Наталь, найти работу и жилье для нас. Я собиралась последовать за ним, но война началась раньше, чем мы ожидали. И вот я здесь.
   — Понимаю. — «Я везу ее, к другому мужчине», — подумал он с горечью, но вслух сказал: — Итак, он сидит в Натале и ждет, пока вы сами доберетесь до него через линию неприятеля.
   — Он с армией в Натале. Неделю назад я получила письмо. Он хотел, чтобы я оставалась в Йоханнесбурге и ждала, пока британцы не захватят город. Он писал, что с такой мощной армией они будут в городе не позднее, чем через три месяца.
   — Так почему же вы тогда не стали ждать?
   Она пожала плечами:
   — Терпеливость не относится к моим достоинствам. — В ее глазах снова зажглись озорные искорки. — Кроме того, почему бы не удрать из города, ведь в Йоханнесбурге такая скучища.
   — А вы любите его? — Вопрос прозвучал неожиданно требовательно. И улыбка исчезла с ее губ.
   — Он мой муж.
   — Это не ответ на мой вопрос.
   — А вы имели право его задавать?
   — Вы должны ответить мне.
   — А вы любите свою жену? — огрызнулась она.
   — Да. Но она умерла пять лет назад. Ее гнев мгновенно улетучился.
   — О, простите, я не знала.
   — Забудьте. Забудьте все, о чем я вас спрашивал.
   — Да, это лучший выход. Мы попали в дурацкую ситуацию. — Ее рука бессильно лежала на ковре из мягких опавших листьев.
   Он повернулся и покрыл ее руку своей. Она была маленькой и теплой.
   — Мистер Коуртни… Син, будет лучше… мы не имеем права. Я думаю, нам лучше отдохнуть. — И, выдернув руку, она отодвинулась от него.
   Ветер разбудил их в полдень, он свистел, пригибая траву на холмах и срывая ветки у них над головами.
   Син поднялся, и ветер стал трепать его рубашку и ерошить бороду. Он стоял против ветра, возвышаясь над Рут, и она неожиданно осознала, какой перед ней большой человек. Он стоял, расставив длинные сильные ноги, а мускулистую грудь рельефно облепил белый шелк рубашки.
   — Облака сгущаются. — Сину приходилось перекрикивать стон ветра. — Сегодня луны не будет.
   Рут быстро встала, но неожиданный яростный порыв чуть не сбил ее с ног. Рут отбросило к нему, и он сомкнул объятия. На какое-то мгновение она почувствовала худое, упругое тело, вдохнула мужской запах. Эта неожиданная близость шокировала их обоих, и, когда она вырвалась из его рук, ее серые глаза были широко открыты, потому что она испугалась охватившего ее волнения.
   — Простите, — прошептала она. — Это случайность. — Ветер поднял ее волосы и растрепал по лицу танцующими, черными прядями.
   — Надо седлать лошадей и ехать до наступления темноты, — решил Син. — Сегодня ночью мы не сможем сделать ни шагу.
   Ветер гнал тучи, затягивающие все небо, меняющие форму, прижимающиеся к земле. Тучи цвета сизого дыма, готовые вот-вот разразится дождем.
   Стемнело рано, ветер продолжал невидимо и зло бесчинствовать во мраке.
   — Я думаю, он будет бушевать еще около часа, — прикинул Син, — а потом пойдет дождь. Надо постараться найти укрытие, пока еще хоть что-то можно разглядеть.
   С подветренной стороны холма они нашли нависающую скалу и разгрузили поклажу. Пока Син вбивал колышки для лошадей с таким расчетом, чтобы они тоже могли укрыться от бури, Мбеджан резал траву и набивал ею матрасы. Облачившись в непромокаемые костюмы, они, сидя под навесом, ели вяленое мясо, нарезанное узкими полосками, и маисовый хлеб. После этого Мбеджан благоразумно отправился в дальний угол пещеры и залез под свое одеяло. У него была звериная привычка засыпать немедленно и крепко в любом месте.
   — Ладно, малыш. Тебе пора под одеяло.
   — А разве я не могу просто… — начал было Дирк.
   — Нет, не можешь.
   — Я спою тебе, — пообещала Рут.
   — Зачем? — Дирк был озадачен.
   — Сейчас время петь ночные песни. Ты когда-нибудь слышал колыбельную?
   — Нет. — Дирк был заинтригован. — А что ты будешь петь?
   — Сначала полезай под одеяло.
   Сидя рядом с Сином в темноте, невольно ощущая силу, исходившую от этого великана, под аккомпанемент ревущего ветра Рут запела. Сначала старые голландские песни, а потом свои любимые, вроде «Святого Жака». Ее голос уводил всех куда-то далеко, погружая в воспоминания.
   Мбеджан проснулся и вспомнил свежий ветер на холмистой земле зулусов, пение девушек во время уборки урожая. Он был рад возвращению домой.
   Для Дирка это был голос матери, которую он едва помнил. Ему стало спокойно, как от ласки, и скоро он уснул.
   — Пожалуйста, продолжайте, — прошептал Син. И она стала петь только для него. Песню любви,
   которой было две тысячи лет.
   Ветер, словно заслушавшись ее голоса, стих. Потом умолкла и Рут.
   Раздался первый удар грома, и сквозь облака прорвался голубой трезубец молнии. Началась буря. Во сне захныкал Дирк.
   Во время вспышки Син увидел, как по щекам Рут текут слезы, а когда все снова погрузилось во мрак, она задрожала. Он дотронулся до нее, и она прильнула к его груди, беззащитная, озябшая. Он почувствовал соленый вкус ее слез на своих губах.
   — Син, мы не имеем права…
   Но он поднял ее и, прижимая к груди, вышел в ночь. Снова сверкнула молния, и, осветив все вокруг страшным сиянием, он сумел разглядеть лошадей, опустивших головы, и четкий контур холма.
   Первые капли упали на лицо и плечи. Дождь был теплым, и Син понес Рут дальше. Воздух пропитывался влагой, и при следующей вспышке они увидели жемчужную пелену дождя. Ночь заполнялась ароматом воды, освежающей иссохшую землю. Они полной грудью вдыхали чистый дурманящий запах…

Глава 5

   Тихим утром, омытым дождем, стоя рядом на вершине холма, они отчетливо различали горы, голубые и остроконечные.
   — Это — коса Дракенберг, до нее двадцать миль. Вероятность наткнутся на патрули буров очень невелика. Теперь мы можем ехать днем, значит, быстрее доберемся до железной дороги, а она за линией огня.
   Нежная красота утра и стоявшей рядом женщины заставляли его сердце радостно биться.
   Он был счастлив: скоро кончится их путешествие, а впереди новая жизнь с любимой.
   Она медленно повернула голову и не отрываясь смотрела на него.
   И Син понял, что впервые его настроение не отражается в ее глазах.
   — Ты так красива, — произнес он.
   Женщина хранила молчание, ее глаза были грустны.
   — Рут, ты поедешь со мной?
   — Нет. — Она опустила голову. Густая волна черных волос закрыла плечи, красиво оттеняя медового цвета замшу куртки.
   — Ты не хочешь?
   — Я не могу.
   — Да, но эта ночь…
   — Прошлая ночь была сумасшествием… из-за бури.
   — Нет, не из-за бури, и ты это знаешь.
   — А теперь буря кончилась. — Она отвернулась и посмотрела на небо.
   — Это было нечто большее, ты знаешь. Это чувство родилось в первые мгновения нашей встречи.
   — Это сумасшествие и предательство. Теперь мне придется лгать, и ложь будет такой же черной, как вчерашняя ночь.
   — Рут, о Боже, не говори так.
   — Хорошо. Я вообще не хочу говорить об этом.
   — Но это уже свершилось!
   Вместо ответа она протянула левую руку, и золотое колечко заблестело на солнце.
   — Мы скажем друг другу «прощай» здесь, на горе, при свете солнца, хотя мы могли бы проехать еще немного вдвоем.
   — Рут, — начал он, но она приложила руку к его рту, и он почувствовал на губах вкус металла. От кольца веяло таким же холодом, как и от мысли о расставании.
   — Нет, — прошептала она. — Поцелуй меня еще раз и отпусти.

Глава 6

   Мбеджан первым заметил коричневое облако пыли на расстоянии двух миль от них, у ближайшего гребня горы, и тихо шепнул хозяину. Облако было таким расплывчатым, что Сину потребовалось некоторое время, чтобы разглядеть его. Поняв, в чем дело, он стал выискивать укрытие. Больше всего подходил красный камень, но он находился слишком далеко от них, где-то в полумиле.
   — Что там, Син? — Рут заметила его волнение.
   — Пыль, — ответил он. — Всадники. Они едут этой дорогой.
   — Буры?
   — Возможно.
   — Что мы будем делать?
   — Ничего.
   — Ничего?
   — Когда они покажутся из-за горы, я выеду навстречу и постараюсь обманом заставить пропустить нас. — Потом он повернулся к Мбеджану и заговорил по-зулусски: — Я поеду к ним. Отъезжай в сторону, но тщательно следи за мной. Если я подниму руку, отпускай лошадей с поклажей и поторапливайся. Я постараюсь задержать их как можно дольше. — Он быстро отвязал седельную сумку, в которой было золото, и протянул ее зулусу. — Постарайся продержаться до темноты. Проводи женщину, куда она пожелает, а потом возвращайся с Дирком к моей матери в Ледибург.
   Он снова посмотрел в сторону облачка, но там уже были ясно различимы два всадника. Син взял бинокль и в круглые окуляры смог рассмотреть даже форму их касок. Он разглядывал блестящую экипировку, красивых коней, отличное седельное снаряжение и наконец с облегчением воскликнул:
   — Солдаты!
   Будто в подтверждение его слов кавалерийский эскадрон двумя аккуратными рядами появился на горизонте, среди леса копий весело развевались знамена.
   Дирк заулюлюкал от радости, Рут, едущая между ним и Мбеджаном, ведущим за собой лошадей с поклажей, радостно рассмеялась, а Син, поставив лошадь на дыбы, снял шляпу и замахал ею в знак приветствия.
   Но такое бурное проявление энтузиазма не произвело никакого впечатления на военных, бесстрастно наблюдавших за их приближением, а младший офицер, возглавляющий колонну, даже с каким-то подозрением приветствовал подъехавшего Сина.
   — Кто вы, сэр?
   Но ответ, казалось, интересовал его меньше, чем бриджи Рут и то, что под ними скрывается. Во время последующего объяснения Син почувствовал растущую неприязнь к офицеру. И хотя смуглая, покрасневшая на солнце кожа и пышные желтые усы не вызывали симпатии, дело все же было в бледно-голубых глазах. Возможно, они были всегда так широко открыты, но Син в этом сомневался. Офицер лишь на мгновение задержал своей взгляд на Сине, когда тот докладывал, что не вступал в контакты с бурами, все остальное время он смотрел на Рут.
   — Не смеем больше задерживать вас, лейтенант, — проговорил Син и взялся за поводья, собираясь повернуть коня.
   — До реки Тугелы десять миль, мистер Коуртни. Теоретически эта территория удерживается бурами, и, хотя мы тесним их главную армию с флангов, было бы намного безопаснее добраться до британских войск под нашей защитой.
   — Спасибо, но я хотел бы избежать контактов с обеими армиями и добраться до Питермарицбурга как можно скорее.
   Офицер пожал плечами.
   — Вам решать. Но если бы мои жена и ребенок… — Не договорив, он повернулся в седле, чтобы отдать приказ о выдвижении колонны.
   — Поехали, Рут. — Син пристально посмотрел на нее, но она не двигалась с места.
   — Я не поеду с тобой. — Ее голос звучал безжизненно.
   — Не глупи. — От возмущения он невольно заговорил резко, отчего в ее глазах зажглись злые огоньки.
   — Могу я продолжить путь с вами? — решительно спросила она.
   — Конечно, мадам. — Офицер колебался и перед тем, как закончить, взглянул на Сина. — Если ваш муж…
   — Он мне не муж. Я едва знаю его. — Ее голос звучал резко, она даже отвернулась от Сина. — Мой муж в вашей армии. Я прошу, чтобы вы взяли меня с собой. Пожалуйста.
   — Ну, тогда… Это меняет дело. — Офицер растягивал слова, но ленивое высокомерие ею тона не могло скрыть радость от поездки в обществе Рут. — Я с удовольствием буду сопровождать вас, мадам.
   Ударив лошадь, Рут заставила ее повернуться и оказалась рядом с лейтенантом, лицом к лицу с Сином. Этим она хотела показать Сину, что находится с ним но разные стороны баррикады.
   — Рут, пожалуйста. Давай поговорим. Задержись на несколько минут.
   — Нет. — Ее голос был бесцветным, а лицо — бесстрастным.
   — Мы должны попрощаться, — умолял он.
   — Мы уже попрощались. — Она перевела взгляд с Сина на Дирка.
   Офицер, высоко подняв сжатую в кулак руку, повысил голос:
   — Колонна, вперед!
   Он тронул коня, злобно усмехнулся, глядя на Сина, и, прикоснувшись к краю каски, шутливо отсалютовал ему.
   — Рут!
   Но она не обернулась. Ехала впереди колонны, и привыкшие к улыбке губы были плотно сжаты, а толстые косы били ее по спине при каждом шаге лошади.
   — Не повезло, парень! — крикнул кто-то из всадников, и эскадрон проследовал мимо.
   Сгорбившись в седле, Син опустил голову.
   — Она вернется, па? — спросил Дирк.
   — Нет, не вернется.
   — Почему?
   Но Син не слышал вопроса, он поднял голову и наблюдал за колонной в надежде, что Рут оглянется. Но он ждал напрасно, она неожиданно вырвалась вперед, и весь отряд последовал за ней. Осталась лишь пустота между небом и землей — и такая же пустота заполнила до краев его душу.

Глава 7

   Син ехал впереди. Мбеджан удерживал Дирка на большом расстоянии от отца, так как понимал, что Сину надо побыть одному. Так бывало уже не раз после измены Рут, Мбеджан терпеливо следовал за ним, ожидая того момента, когда хозяин расправит плечи и снова, как прежде, высоко поднимет голову.
   Но Сина, казалось, переполняли злость и безысходность. Злость на эту женщину, злость, почти перерастающая в ненависть. А потом к сердцу подкатывала безысходность от сознания, что ее больше нет рядом. И снова злоба, доводившая до сумасшествия, на этот раз направленная на него самого. Как он мог позволить ей уехать? А разве он мог ее удержать? Что он мог предложить ей? Себя? Силу мускулов и грубость шрамов, превративших его лицо в гранитный утес? Жалкая цена! Его словесные обещания? Немного совереновв и ребенка от другой женщины? Но, Боже, это все, что у него было! За тридцать семь лет он нажил лишь эти сокровища. Гнев заставил его задохнуться. Месть клубком свернулась в груди. Всего неделю назад он был богат. Теперь у него был враг, с которым он будет бороться и которого уничтожит. Буры. Буры украли у него фургоны и золото, из-за них он вынужден был бежать, чтобы спасти жизнь; он встретил женщину, потом потерял ее.
   Пусть будет так. Будущее — это война. Война!
   Он выпрямился в седле, расправив широкие плечи. Поднял голову и увидел сверкающую змейку реки в долине, раскинувшейся внизу. Они добрались до Тугелы. Не останавливаясь, Син направил лошадь к краю крутой насыпи. Они начали спуск, камни со стуком скатывались из-под копыт.
   Син ехал вниз по течению реки в надежде найти брод. Но между крутыми берегами вода неслась ровным, быстрым, глубоким потоком, шириной в двадцать ярдов, все еще серым от грязи, намытой бурей.
   Там, где противоположный берег казался достаточно плоским и можно было выбраться из воды, Син остановил коня:
   — Мы поплывем.
   Вместо ответа Мбеджан с сомнением посмотрел на Дирка.
   — Он уже делал это раньше, — произнес Син, слезая с седла. Потом он обратился к сыну: — Давай, парень, раздевайся.
   Сначала они переправили груженых коней, заставив их прыгнуть с крутизны, с беспокойством наблюдая за ними до тех пор, пока их головы снова не показались на поверхности и они не выбрались на противоположный берег. Потом сами разделись донага, завернули одежду в клеенку и привязали к седлам.
   — Сначала ты, Мбеджан. Фонтан брызг поднялся от прыжка.
   — А теперь ты, Дирк; Не забывай держаться за седло.
   Еще один фонтан, и Син стеганул свою лошадь, заартачившуюся и гарцевавшую у берега.
   Неожиданный прыжок и погружение в воду скрыли все от глаз Сина. Отфыркиваясь, он выплыл, с облегчением заметил голову Дирка, маячащую у седла лошади, и услышал его радостные крики. Очень скоро они стояли на берегу, вода сбегала с их обнаженных тел и весело смеялись.
   Неожиданно смех застрял в горле Сина. Выстроившись над ними в ряд, заразительно хохоча, но обнажив штыки, стояла дюжина мужчин. Больших, бородатых, с патронташами на грубой одежде, на голове каждого красовалось что-то невообразимое — от коричневого котелка до высокой касторовой шляпы.
   Мбеджан и Дирк вслед за Сином, перестав смеяться, смотрели на вооруженных людей на берегу. Воцарилась мертвая тишина.
   Ее нарушил мужчина в коричневом котелке. Указывая на Сина стволом маузера, он произнес:
   — Друзья! Потребуется очень острый топор, чтобы пообтесать его.
   — Лучше не зли этого типа, — предупредил человек в касторовой шляпе. — Если он даст тебе по башке, то расколет ее надвое.
   Сину сложно было разобраться, чем он больше недоволен: обсуждением их голых тел или тем, что все это происходило на Таале (местном голландском мысе). Из-за собственного нетерпения он приплыл прямо в руки патруля буров! Оставалась слабая надежда на то, что все обойдется, может, удастся провести их. Но стоило ему открыть рот, как Дирк опередил его:
   — Кто они, па, и почему смеются? — поинтересовался Дирк на чистом английском, и шансы Сина на успех опустились до нуля. Буры снова расхохотались, услышав ненавистный язык.
   — Ах так! — крикнул мужчина в котелке, делая красноречивый жест маузером. — Пожалуйста, руки вверх, друзья мои!
   — Не будете ли столь любезны разрешить нам надеть штаны? — ехидно поинтересовался Син.
   — Куда они нас ведут? — Впервые Дирк был подавлен, его голос дрожал.
   Это тронуло касторовую шляпу, и он ответил за Сина:
   — Не бойся. Скоро ты увидишь генерала. Настоящего, живого генерала. — Шляпа говорил по-английски довольно сносно, и Дирк слушал его с интересом.
   — А у него правда есть медали и все такое?
   — Не-а, малыш. Нам не нужен такой хлам. Дирк сразу потерял к нему всякий интерес и обратился к Сину:
   — Папа, я голоден.
   Снова Сина опередил касторовая шляпа. Достав из кармана длинный черный кусок вяленого мяса, бур предложил его Дирку:
   — Поточи-ка об это зубки, малыш.
   Дирк занялся едой, и Син мог внимательно изучить остальных буров. Они были уверены, что поймали шпионов, и обсуждали их неминуемую казнь. В самой дружеской манере Син попытался защититься, а они с подчеркнутым вниманием выслушивали его аргументы. Разговор прекратился, когда снова форсировали Тугелу и карабкались на берег. Син продолжал говорить, когда они скученно ехали вдоль вершины. Наконец он убедил их в том, что они невиновны, и буры восприняли это с облегчением, им не хотелось расстреливать пленников.
   После этого разговор перешел на более приятные темы. Был прекрасный день, и солнце золотым светом заливало зеленую долину. Под ними бурлила сверкающая река, неся свои воды от голубых стен Дракенберга, находящегося где-то далеко за горизонтом. Несколько больших туч бездельничали на небе, а из-за легкого бриза погода была не такой жаркой.
   Самые молодые в группе с завистью слушали рассказы Сина о слонах, о Лимпопо, об обширных землях, ждущих, когда их покорят настоящие мужчины.
   — После войны…
   Они весело рассмеялись.
   Но вдруг переменившийся ветер и горное эхо донесли до них отчетливый и страшный звук снизу, смех замер.
   — Стрельба, — констатировал один из них.
   — Ледисмит.
   Теперь настала очередь Сина задавать вопросы. Он узнал, что коммандос спустились к Ледисмиту и отбросили противника, что старина Джуберт удерживал всадников и наблюдал, как разбитая английская армия устремилась обратно в город.