Смит Уилбур. Охота за слоновой костью

   В этот момент снаружи донеслись крики, потом множество автоматных очередей, и снова крики. Ствол оторвался от виска Джонни. Зловонные ботинки повернулись и удалились к выходу.
   – Идем! Не трать время! – крикнул в открытую дверь стрелок со шрамом. Джонни достаточно знал чиньянджа^[5], чтобы понять его. – Где грузовики? Надо грузить слоновую кость!
   Замбиец выбежал из кабинета, оставив Джонни на бетонном полу.
   Джонни знал, что он ранен смертельно. Чувствуя, как из раны в паху уходит артериальная кровь, он повернулся на бок и быстро ослабил пояс брюк.
   И сразу ощутил запах собственных испражнений. И понял, что вторая пуля разорвала ему внутренности. Опустив руку, он попытался пальцами зажать рану в паху. Кровь горячо ударила в руку.
   Он обнаружил разорванную бедренную артерию и зажал ее концы.
   Мевис! Дети! Такова была его следующая мысль. Что он может для них сделать? И в этот миг Джонни снова услышал стрельбу – со стороны поселка слуг и своего коттеджа.
   Их целая банда, в отчаянии подумал он. По всему лагерю. Нападают на поселок. И потом: «Мои малыши! О Боже! Мои малыши!»
   Он подумал об оружии в соседней комнате, но знал, что до него не доберется. А даже если доберется, то с вывалившейся половиной внутренностей не сможет стрелять из ружья.
   Он услышал шум двигателей грузовиков. Узнал рев больших дизелей и понял, что это рефрижераторы. На мгновение появилась надежда.
   Гомо, подумал он. Дэвид… Но надежда жила недолго. Лежа на боку, зажимая разорванную артерию, он понял, что может подсматривать в открытую дверь.
   Ему был виден один из белых рефрижераторов. Он задом подъезжал к входу на склад. А когда остановился, из кабины выскочил Гомо и, жестикулируя, начал о чем-то оживленно разговаривать с человеком со шрамом. Слабея от потери крови, теряя ясность мысли, Джонни лишь спустя несколько секунд понял, что видит.
   Гомо, подумал он. Гомо – один из них.
   Он сел.
   Почему это его так потрясло? Джонни знал, насколько коррумпировано правительство, все его департаменты, не только департамент национальных парков. Он сам давал официальные показания Комиссии по расследованию фактов коррупции и умолял помочь справиться с ней. Но Гомо он хорошо знает. Конечно, Гомо высокомерен и корыстен. Это так… но Джонни не ожидал от него предательства.
   Неожиданно площадку перед складом, которая была видна Джонни, заполнили другие бандиты. Человек со шрамом быстро организовал работу. Один из бандитов отстрелил замок, прочие положили оружие и устремились внутрь склада. Когда они увидели груды бивней, послышались радостные крики, потом образовалась человеческая цепочка, по которой бивни передавали и грузили в машины.
   В глазах у Джонни начало темнеть. Перед глазами проплывали темные пятна, в ушах негромко звенело.
   «Я умираю», – равнодушно подумал он, чувствуя, как от парализованных ног к груди поднимается оцепенение.
   Усилием воли он отогнал тьму, и ему показалось, что он грезит: под верандой, освещенный лучами позднего солнца, стоял посол Нинь Чэнгун. Через плечо у него по-прежнему висел бинокль, держался Чэнгун безупречно вежливо и хладнокровно. Джонни хотел крикнуть, предупредить посла, но из горла вылетел только хрип, затихший в стенах комнаты.
   Тут он с изумлением увидел, как предводитель банды, тот, что со шрамом, подходит к послу и приветствует его – если не уважительно, то с признанием его власти.
   Нинь! Джонни заставил себя поверить. Это действительно Нинь. Это не видение.
   И тут до него донеслись голоса этих двоих. Они говорили по-английски.
   – Поторопи своих людей, – сказал Нинь Чэнгун. – Пусть погрузят кость. Я хочу немедленно уехать.
   – Деньги, – ответил Сали. – Тысяча долларов.
   Его английский был ужасен.
   – Тебе заплатили, – возмущенно сказал Чэнгун. – Я отдал тебе твои деньги.
   – Еще денег. Еще тысячу долларов. – Сали улыбнулся Чэнгуну. – Деньги, или я их остановлю. Мы уйдем, оставим тебя, оставим кость.
   – Мошенник! – рявкнул Чэнгун.
   – Не понимаю «мошенник», но, думаю, ты тоже «мошенник». – Улыбка Сали стала шире. – Давай деньги сейчас.
   – У меня с собой больше нет, – решительно ответил Чэнгун.
   – Тогда мы уходим. Немедленно! Сам грузи свою кость!
   – Подожди. – Чэнгун явно напряженно размышлял. – У меня нет денег. Возьмите кость, сколько сможете. Возьмите все, что сможете унести.
   Чэнгун сообразил, что браконьеры смогут забрать лишь ничтожную часть сокровища. Не больше одного бивня каждый. Двадцать человек, двадцать бивней – недорогая плата.
   Сали смотрел на него, обдумывая ответ. Очевидно, он извлек из ситуации всю возможную выгоду, потому что наконец кивнул.
   – Хорошо! Возьмем кость.
   Он начал поворачиваться.
   Посол Нинь окликнул его:
   – Подожди, Сали. А остальные? С ними разобрались?
   – Они все мертвы.
   – Хранитель, его женщина и дети тоже?
   – Все мертвы, – повторил Сали. – И женщина, и ее негритята. Мои люди сначала делали джиг-джиг с тремя женщинами. Очень весело, очень хороший джиг-джиг. Потом убили.
   – А хранитель? Где он?
   Браконьер Сали кивком показал на кабинет Джонни.
   – Я застрелил его бум-бум. Он мертв, как нгулиби, как свинья. – Он рассмеялся. – Очень хорошая работа, а?
   Он ушел с автоматом через плечо, посмеиваясь, и Чэнгун вслед за ним вышел из поля зрения Джонни.
   Гнев придал Джонни сил.
   Из слов браконьера нарисовалась картина ужасной участи Мевис и детей. Джонни ясно видел ее, словно сам был там: он был знаком с насилием и мародерством. Ведь он пережил войну в буше.
   Он использовал силу гнева, чтобы поползти к столу. Джонни знал, что не сможет воспользоваться оружием. В несколько оставшихся ему минут жизни он может только надеяться оставить сообщение. Бумаги были сброшены со стола и усеивали пол. Если бы добыть один-единственный листок, сделать на нем запись и спрятать ее… полиция потом ее найдет…
   Он передвигался, как раненая гусеница, лежа на спине и по-прежнему зажимая поврежденную артерию. Подтягивал здоровую ногу, упирался пяткой в пол и с трудом передвигался вперед, проползал на спине по несколько дюймов за раз, и собственная кровь смазывала его продвижение. Он прополз шесть футов и добрался до одного листа бумаги. Это была квитанция об оплате.
   Не успел Джонни коснуться листка, как освещение в комнате изменилось. Кто-то стоял в дверях. Джонни повернул голову: на него смотрел посол Нинь. Он вошел со стороны веранды.
   Резиновые подошвы его спортивных туфель ступали совершенно бесшумно. Он стоял, оцепенев от удивления, и еще несколько мгновений смотрел на Джонни.
   Потом пронзительно закричал:
   – Он еще жив! Сали, быстрей сюда, он еще жив! – Чэнгун исчез из двери и побежал по веранде, по-прежнему громко призывая браконьера: – Сали, быстрей сюда!
   Все было кончено, Джонни это знал. У него оставалось несколько секунд. Он повернулся на бок и схватил бланк. Одной рукой прижал его к полу, отпустил зажатую артерию и провел окровавленной рукой по брюкам.
   И сразу почувствовал, как запульсировала артерия и из раны потекла свежая кровь.
   Обмакивая указательный палец в собственную кровь, он начал писать. Вывел кривую букву «Н» и от головокружения едва не потерял сознание. Сосредоточиваться становилось все труднее. Палочки буквы «И» оказались очень кривыми, но все же буква идентифицировалась вполне уверенно. На мгновение липкая кровь приклеила палец к листку. Джонни с трудом оторвал его.
   Он начал вторую «Н». Буква получилась неуклюжая, словно писал ребенок. Палец не слушался приказов мозга. Джонни слышал, как посол по-прежнему зовет Сали, слышал ответ Сали, полный тревоги и ужаса. «НИН». Джонни начал следующую букву, провел вертикальную черту, но палец скользнул, и красные буквы поплыли перед глазами, как головастики.
   Он услышал топот на веранде и голос Сали: «Я думал, он мертв. Я ведь его прикончил».
   Джонни скомкал листок в левой, не окровавленной руке, сунул его под рубашку и перевернулся на живот; рука, сжимающая окровавленную записку, оказалась под ним.
   Он не видел, как вошел Сали. Лицо Джонни было прижато к бетонному полу. Он услышал, как ботинки браконьера скользнули по крови, услышал щелчок затвора: Сали остановился над лежащим.
   Джонни не боялся, только испытывал огромную печаль и сожаление. Когда ствол автомата коснулся его головы, он думал о Мевис и детях. Он чувствовал облегчение оттого, что не останется один после их смерти. Радовался, что не увидит, что с ними случилось, никогда не станет свидетелем их боли и мук.
   Он уже умирал, когда пуля «АК-47» пробила его череп и ушла в бетон под его лицом.
   – Дрянь, – сказал Сали. Он отступил на шаг и надел автомат через плечо. Из ствола еще шел легкий дымок. – Его было трудно убить. Он заставил меня потратить несколько патронов. А ведь каждый стоит десять квач. Слишком дорого!
   В комнату вошел Нинь Чэнгун.
   – Ты уверен, что наконец завершил работу? – спросил он.
   – У него нет головы, – ответил Сали, взял со стола ключи Джонни и пошел рыться в сейфе. – Куфа! Конечно, он мертв.
   Чэнгун подошел к трупу и зачарованно посмотрел на него. Убийство взбудоражило его. Возбудило сексуально. Конечно, не так, как убийство девочки, но тем не менее. Комнату заполнил запах крови. Чэнгуну нравился этот запах.
   Он так увлекся, что не замечал, что стоит в луже крови, пока Гомо не крикнул с веранды:
   – Вся кость погружена. Можно уходить!
   Чэнгун отступил и с отвращением вскрикнул, заметив пятно на отвороте своих безупречно выглаженных синих спортивных брюк.
   – Иду, – сказал он Сали. – Перед уходом подожгите склад.
   Сали нашел в сейфе холщовый мешочек с месячной зарплатой работников парка и хмыкнул, не отрывая взгляда от содержимого.
   – Все сожгу.
   Чэнгун пробежал по веранде и сел в «мерседес». Сделал знак Гомо, и оба грузовика поехали. Кость в кузовах была прикрыта кусками туш выбракованных слонов. Обычный осмотр не обнаружит сокровище, но колонну вообще никто не остановит. Его защищает знак национальных парков на кузовах и форма лесничих Гомо и Дэвида. Даже на редких дорожных постах их не остановят. Силы безопасности в первую очередь воюют с политическими отступниками, а не с браконьерами.
   Все прошло хорошо, как и планировал Четти Синг. Чэнгун посмотрел в зеркало заднего обзора. Склад слоновой кости уже горел.
   Браконьеры строились в колонну для обратного марша. Каждый нес крупный слоновий бивень.
   Чэнгун улыбнулся про себя. Возможно, алчность Сали окажется полезной. Если полиция настигнет банду, исчезновение слоновой кости объяснит пожар на складе и эти бивни, которые несут браконьеры.
   По настоянию Чэнгуна сорок бивней оставили в горящем складе, чтобы криминалистическая лаборатория обнаружила следы сгоревшей слоновой кости. Как сказал бы Четти Синг, «еще один ложный след».
   – На этот раз…
   Чэнгун рассмеялся вслух. Он был возбужден. Успех налета, насилие, кровь и смерть вызвали у него ощущение тепла внизу живота и заполнили сознанием собственного могущества. Он чувствовал себя всесильным и сексуально могучим; неожиданно он ощутил сильнейшую эрекцию.
   И решил, что в следующий раз будет убивать сам.
   Вполне естественно было поверить, что будет и следующий раз, и другие разы – много. Чужая смерть давала Чэнгуну ощущение собственного бессмертия.
 
   – Джонни. О Боже, Джонни!
   Дэниэл присел рядом с другом и прижал руку к его горлу, проверяя, есть ли пульс. Жест был непроизвольным, потому что рана в затылке уничтожала всякие сомнения.
   Кожа Джонни была холодной. Дэниэл не мог заставить себя повернуть его, чтобы посмотреть выходное отверстие раны. Он на время оставил тело и покачнулся, позволяя гневу расцвести и сменить бесконечный холод горя. Дэниэл раздувал гнев, как уголек в темную ночь. Гнев согревал холодную пустоту в душе, оставшуюся после ухода Джонни.
   Наконец Дэниэл встал. Осветил фонарем пол перед собой и, перешагивая через лужи крови, прошел в оружейную.
   Дистанционное управление генератором осуществлялось со щита у входа в оружейную. Дэниэл повернул рубильник и услышал отдаленный гул дизельного двигателя на электростанции у главных ворот.
   Дизель разогнался до нормальной скорости и мерно загудел, генератор включился, и загорелся свет. В окно Дэниэл видел, как ожили фонари на подъездной дороге; в их свете листва кассий казалась яркозеленой и блестела от дождя.
   Дэниэл схватил связку ключей, еще торчавшую в замочной скважине сейфа, и прошел в оружейную. Наряду с ружьями для выбраковки в стойке было пять автоматов «АК-47». Их использовали в борьбе с браконьерами лесничие, когда нужно было отвечать на такой же автоматный огонь. Патроны в ящике под ружейной стойкой. Дэниэл открыл стальную крышку.
   На крюках четыре магазина, полные патронов.
   Дэниэл повесил через плечо один пояс, потом снял с полки автомат и привычно зарядил его: старые воинские навыки не забываются.
   Вооруженный и разъяренный, он сбежал по ступеням веранды.
   Начинаем со склада, решил он. Там они определенно были.
   Он обогнул сгоревшее здание, всматриваясь при свете фонарей в землю в поисках следов, освещая фонариком все, что привлекало внимание. Если бы он позволил себе задуматься, то понял бы, что зря тратит время. Единственные следы, уцелевшие под тропическим дождем, под защитой нависающей крыши веранды, – следы тяжело груженных машин, ведущие по грязи от входа на склад.
   Но даже эти следы почти стерлись и едва заметны.
   Дэниэл не обращал на них внимания: это следы машин, а банды машинами не пользуются. Он расширил круг поисков, пытаясь найти уходящий след, сосредоточившись на северной стороне периметра лагеря, потому что банда несомненно направилась обратно к реке Замбези.
   Все бесполезно. В глубине души он с самого начала это знал.
   Через двадцать минут он сдался. Следа, чтобы по нему пойти, не было.
   Дэниэл стоял под темными деревьями, снедаемый досадой и горем. «Если бы я только мог пристрелить этих ублюдков», – сетовал он.
   В его нынешнем настроении для него не имело значения, что он один против двадцати или более профессиональных убийц. Джок оператор, а не солдат. В схватке от него помощи не будет. Воспоминания об изуродованных и оскверненных телах в бунгало и о простреленной голове Джонни подавляли все здравые мысли. Дэниэл обнаружил, что его трясет от гнева, и это заставило его постараться опомниться.
   «Пока я трачу время, они уходят, – сказал он себе. – Единственный способ – отрезать их на реке. Нужна помощь».
   Он подумал о лагере национального парка у прудов Маны. Тамошний хранитель хороший человек. Дэниэл прекрасно знал его еще с прежних времен. У него есть группа по борьбе с контрабандистами и быстрый катер. Группа может спуститься вниз по течению и патрулировать реку, чтобы перехватить банду, когда та попытается уйти в Замбию. Возвращаясь к офису хранителя, Дэниэл уже начинал рассуждать логически. От прудов Мана можно позвонить в Хараре и попросить полицию выслать самолет-разведчик.
   Он понял, что теперь важнее всего скорость. Через десять часов банда будет за рекой. Однако нельзя оставить Джонни лежать в собственной крови. Придется потратить несколько минут, но выказать последнее уважение и по крайней мере должным образом прикрыть тело.
   Дэниэл остановился у входа в кабинет хранителя. Лампы над головой ярко горели, не оставляя ничего в тени. Дэниэл отставил «АК-47» и огляделся, ища, чем бы накрыть тело друга. Зеленые занавески местного производства подойдут в качестве самодельного савана. Он снял одну из них и пошел туда, где лежал Джонни.
   Тело Джонни скорчено. Одна рука подогнута и прижата к груди, лицо в луже свернувшейся крови. Дэниэл осторожно перевернул друга. Тело еще не застыло. Посмотрев в лицо Джонни, он поморщился, потому что пуля вышла через правый глаз. Углом занавески он начисто вытер Джонни лицо, потом удобнее уложил тело на спину.
   Левую руку Джонни сунул под рубашку и плотно сжал кулак. Дэниэл сразу заинтересовался, увидев в руке скомканную бумажку. Он разжал пальцы Джонни и высвободил комок.
   Встал, подошел к столу и расправил листок.
   И сразу увидел, что Джонни писал собственной кровью. Дэниэл всмотрелся в страшные каракули.
   «НИН» и еще одна черта. Буквы неровные, словно писал ребенок, они размазались и едва различимы. В них нет смысла, и последняя буква может быть какой угодно. Послание по-прежнему непонятно. Впрочем, даже если это бред, очевидно, что для умирающего он имел большое значение.
   Неожиданно у Дэниэла что-то шевельнулось в подсознании; что-то как будто пыталось выбраться на поверхность. Он на минуту закрыл глаза, давая этому чему-то шанс. Полезно бывало опустошить сознание в поисках ускользающего воспоминания или мысли, а не пытаться их преследовать. Оно здесь, очень близко, на самом пороге сознания, как акула-людоед под поверхностью бушующего моря.
   «НИН».
   Он снова открыл глаза и обнаружил, что смотрит в пол. На полу отпечатки его окровавленных подошв и подошв убийцы. Но теперь он не думал о них – только о загадочном единственном слове, оставленном ему Джонни.
   И тут его взгляд сосредоточился на одном из следов, нервы напряглись и зазвенели, как натянутая струна скрипки, к которой прикоснулся смычок. След подошвы с рисунком, напоминающим рыбью чешую.
   «НИН», – прозвучало в сознании, и отчетливый отпечаток придал слову смысл, убедительно изменив его.
   НИНЬ. Джонни пытался написать «Нинь»! Дэниэл обнаружил, что его охватил озноб; он дрожал от сделанного открытия. Посол Нинь, Нинь Чэнгун. Но как это возможно? И, однако, окровавленный отпечаток подтверждал невозможное. После того как Джонни застрелили, Нинь был здесь. Он солгал, сказав, что, когда уезжал…
   Дэниэл оборвал мысль: еще одно воспоминание ударило его, словно стрела из самострела.
   Кровь на отвороте синих хлопчатобумажных брюк, след спортивных туфель Чэнгуна и кровь, кровь Джонни. Наконец гнев нашел, на чем сосредоточиться, но теперь это был холодный, созидательный гнев. Дэниэл снова вложил кровавую записку в руку Джонни и сжал пальцы, чтобы полиция смогла найти листок. Потом накрыл тело Джонни зеленой занавеской, прикрыв изуродованное лицо. Несколько секунд постоял над ним.
   – Я доберусь до этого ублюдка и отомщу за тебя, старый друг. За тебя, за Мевис и за детей. Обещаю, Джонни. Клянусь памятью нашей дружбы.
   Он схватил автомат, выбежал из офиса, спустился по ступеням веранды к «лендкрузеру», где ждал Джок.
   За те несколько секунд, которые потребовались, чтобы добежать до машины, последние детали встали на место. Он вспомнил, как встревожился Чэнгун, когда подумал, что Дэниэл может остаться в лагере, вспомнил явное облегчение Чэнгуна, когда уезжал.
   Он оглянулся на развалины склада и на заметные в грязи следы шин. Просто и изобретательно. Погоня пустится за бандой браконьеров, а кость тем временем вывезут за границы парка в грузовиках.
   Дэниэл вспомнил неестественную угрюмость Гомо и второго лесничего, когда встретил их на дороге. Теперь она объяснилась. Они везли украденную слоновую кость. Неудивительно, что они странно вели себя.
   Забираясь в кабину «лендкрузера» и приказав Джоку тоже садиться, Дэниэл взглянул на часы. Скоро десять, прошло почти четыре часа с тех пор, как они разминулись с грузовиками и «мерседесом» Чэнгуна на откосе. Можно ли их догнать, прежде чем они достигнут главного шоссе и исчезнут?
   Он понимал теперь, что преступление тщательно спланировано и у преступников предусмотрены маршруты отхода и способы избавления от слоновой кости.
   Он тронул «лендкрузер» с места и включил передачу. «Это вам так не сойдет, грязные ублюдки!»
   Во многих местах недавний дождь размыл дорогу на откосе, проделав углубления по колено и обнажив камни размером с пушечные ядра.
   Дэниэл так яростно вел машину по колдобинам, что Джок ухватился за ручку двери.
   – Полегче, Дэнни. Черт возьми, ты нас угробишь! Что за спешка?
   В нескольких словах Дэниэл объяснил ситуацию.
   – Посла тебе не достать, – отрывисто проговорил Джок, словно прыгающая машина выбивала из него слова. – Парень, если ты ошибаешься, тебя распнут.
   – Не ошибаюсь, – заверил Дэниэл. – Записка запиской, но я это нутром чую.
   Потоки сбегали по склонам откоса, но, добравшись до дна долины, вода замедляла бег и начинала накапливаться. Всего несколько часов назад Дэниэл пересек сухое русло реки у подножия откоса туда и обратно. Теперь он остановил машину у переезда и в свете фар смотрел на поток.
   – Тебе ни за что здесь не переправиться, – с тревогой сказал Джок.
   Дэниэл, не выключая мотора, спрыгнул на землю. Грязи было по щиколотку. Он подбежал к краю безумного потока. Вода цвета кофе со сливками проносилась мимо, таща небольшие стволы деревьев и вырванные с корнем кусты. Поток достигал почти пятидесяти ярдов ширины.
   Одно из растущих на краю деревьев, согнутое, нижними ветвями едва не касалось кипящей воды. Дэниэл ухватился за крупную ветку и опустился в воду. Он пошел поперек течения, и потребовалась вся сила рук, чтобы его не унесло.
   Вода тянула со страшной силой, ноги то и дело отрывались от дна. Однако Дэниэл сумел добраться до самого глубокого места.
   Здесь ему было по нижнее ребро. Ветвь, за которую он держался, трещала и изгибалась, как удилище, когда он возвращался на берег. Дэниэл выбрался из воды, которая потоками стекала с него.
   – Пройдем, – сказал он Джоку, снова забираясь в кабину.
   – Ты спятил! – взорвался Джок. – Я пас.
   – Отлично! У тебя две секунды на то, чтобы выйти, – мрачно ответил Дэниэл и сбросил скорость, подключив привод на все колеса.
   – Ты не можешь оставить меня здесь! – взвыл Джок. – Здесь львы. Что со мной будет?
   – Это твоя проблема, напарник. Выходишь или остаешься?
   – Ладно, валяй! Топи нас!
   Джок капитулировал и ухватился за приборную доску.
   Дэниэл свел «лендкрузер» по крутому откосу и въехал в мутную воду. Он продолжал ровное движение, и несколько мгновений спустя вода поднялась выше колес, но нос машины продолжал наклоняться: крутой спуск не кончился.
   Вода ворвалась под капот, коснулась горячего металла и зашипела, поднялся столб пара.
   Фары ушли под воду и превратились в два тусклых пятна под бурной поверхностью. Вода поднялась до ветрового стекла, и перед капотом возникла волна. Бензиновый двигатель захлебнулся бы и остановился, но мощный дизель продолжал упрямо толкать машину через поток. В кабину через дверцы начала сочиться вода.
   – Ты сошел с ума! – кричал Джок, задирая ноги на приборную доску. – Я хочу домой, к маме!
   Корпус «лендкрузера» начал раскачиваться; воздух, оставшийся в кабине, приподнимал машину; она ворочалась, теряя сцепление с дном.
   – Боже мой! – закричал Джок, когда из темноты показалось огромное дерево и ринулось на них.
   Дерево ударило машину в бок, разбив стекло, и развернуло ее. Их понесло вниз по течению, медленно вращая под тяжестью плывущего дерева. Когда они совершили полный оборот, смертоносная тяжесть дерева ушла.
   Освободившись от нее, они поплыли свободно, но быстро погружались – воздух выходил из кабины. Вода продолжала проступать, и вскоре они уже сидели в ней по пояс.
   – Я выйду! – крикнул Джок и всей тяжестью навалился на дверцу. – Не поддается!
   Давление воды не позволяло открыть дверцу.
   И тут Дэниэл неожиданно почувствовал, что колеса снова коснулись дна. Течение отнесло их в заводь и толкало к дальнему берегу. Двигатель продолжал работать. Модифицированный шланг, подающий воздух, и фильтр размещались на уровне крыши кабины. Дэниэл установил их таким образом именно на такой случай. На мелком месте колеса прочно встали на каменное дно и машина поехала к дальнему берегу.
   – Давай, дорогая, – шептал Дэниэл. – Выноси.
   И крепкая машина отзывалась. Она дрожала и подпрыгивала, силясь выбраться из воды. Из воды вдруг показались фары и озарили противоположный берег. Поток вынес их на отмель, и нос машины задрался круто вверх: начался подъем по крутому подъему.
   Перед ними был низкий речной берег. Двигатель ревел, «лендкрузер» скользил, поворачивался и пятился, яростно цепляясь за мелкие кусты, уцелевшие в наводнении и оставляя глубокие борозды в мягкой земле; наконец ведущие колеса получили прочную опору и швырнули машину вперед из воды. Из ее корпуса, как из вынырнувшей подводной лодки, потоками выливалась вода, а мощный двигатель торжествующе ревел; они углублялись в лес мопани.
   – Я жив, – прошептал Джок. – Аллилуйя!
   Дэниэл повел машину параллельно берегу, виляя, чтобы проезжать между стволами, пока они снова не оказались на обочине дороги.
   Дэниэл увеличил скорость. Они двинулись к повороту у прудов Маны.
   – Много еще таких переправ? – со страхом спросил Джок.
   Впервые после смерти Джонни Дэниэл улыбнулся, но его улыбка была мрачной.
   – Всего четыре или пять, – ответил он. – Просто воскресная прогулка. Тут и думать не о чем.
   Он посмотрел на часы. Чэнгун и грузовики опережают их часа на четыре. Должно быть, они переправились через брод еще до того, как потоки воды с откоса затопили его. Дождь размыл землю под деревьями мопани, как теплый шоколад.
   Эта черная почва славится тем, что в дождь способна превратиться в болото и остановить любую машину. «Лендкрузер» разворачивался, натужно гудел и оставлял за вращающимися колесами глубокие рытвины.