Страница:
И вдруг накануне того дня, когда должны были нагрянуть все остальные родственники, представился удобный случай. Вечером Патрик обнаружил Кат одну. Было поздно. Его мать давно спала, и, думая, что и остальные разойдутся по своим спальням, граф отправился в библиотеку, чтобы завершить некоторые дела по поместью. Позже, возвращаясь через фамильный зал, он заметил какую-то фигурку в одиночестве сидевшую перед камином.
— Кат! Я думал, что ты уже легла спать, — удивился Гленкерк, присаживаясь рядом.
— Я люблю сидеть одна перед огнем во мраке ночи, — ответила Кат.
— Нравится ли тебе Гленкерк, любовь моя?
— Да, — проговорила она задумчиво. — Я не была уверена, что так окажется. Я помнила его огромным, но, конечно же, видела все глазами ребенка. На самом деле это оказался прелестный маленький замок.
— Значит, ты будешь счастлива жить здесь?
— Да, — чуть слышно сказала девушка.
Они молча посидели несколько минут, а затем Катриона решилась.
— Милорд, — сказала она, — не поцелуете ли вы меня?
Не как раньше, а настоящим поцелуем. Я говорила и с мамой, и с моей Эллен. Они сказали, что поцелуй, которым мы скрепили нашу сделку, был вполне подобающим, однако… — она запнулась и закусила губу, — настоящий поцелуй содержит больше страсти.
Катриона откинулась назад, ее зеленые глаза блестели в свете камина. Патрик неспешно склонился и тронул ее губы своими. Нежно и постепенно он усиливал нажим, и тогда руки девушки сплелись у него на шее.
— Ох, милорд, — прошептала Кат, тяжело дыша, когда его рот отпустил ее. — Это было намного лучше! Пожалуйста, еще!
Патрик охотно подчинился и с удивлением почувствовал, как ее маленький язычок скользнул вдоль его губ. Мгновение спустя она снова заговорила:
— Вам понравилось, милорд? Мама сказала, что ощущение весьма приятно.
Неожиданно до графа дошло, что его суженая проводила опыты с вещами, о которых ей рассказала мать, но сама при этом ничего не чувствовала. Рискуя вызвать гнев девушки, он схватил Катриону в объятия и, пробежав ладонью по ее спине от шеи до основания позвоночника, всем телом прижал к себе. Его рот яростно овладел алыми губами. Используя все свое умение, Патрик мягко, но настойчиво раздвинул губы и, глубоко ворвавшись к ней в рот, принялся ласкать ее язык и молча возликовал, когда все тело Кат трепетно задрожало. Он чувствовал ее возраставший страх, девушка пыталась вырваться, но он крепко держал ее до тех пор, пока сам не захотел отпустить.
— Патрик, — только и сказала она, задыхаясь, и разразилась слезами. Граф стал успокаивать ее.
— Ну что ты, голубка, что ты, — нежно шептал он, поглаживая своей большой рукой ее прекрасные волосы. — Не плачь, моя любовь.
— Почему ты сделал это? — спросила она сквозь слезы.
— Потому, моя драгоценная маленькая суженая, что ты опробовала со мной то, о чем рассказала тебе твоя прелестная ветреная матушка. И ты не чувствовала при этом ничего сама. Никогда, моя милая Кат, никогда не занимайся любовью, если тебе самой этого не хочется.
— Мне хотелось.
— Что тебе хотелось?
— Мне хотелось… хотелось… О Боже! Не знаю, что я тогда чувствовала. Сначала мне просто не хотелось, чтобы ты прекращал, а потом я захотела… Меня как будто внутри всю встряхнуло… — Смущенная, девушка запнулась.
Патрик встал и помог Катрионе подняться. Положив руки ей на плечи, он властно посмотрел суженой в лицо.
— Когда я был тринадцатилетним парнем, меня обручили с малышкой, которой исполнилось всего четыре года.
Как только обряд завершился, нас усадили на почетное место и служанка принесла освежающие напитки. Девушки носили тогда блузы с глубоким вырезом, а я как раз начинал интересоваться женскими прелестями и никак не мог отвести глаза от ее обворожительных белых выпуклостей. И вдруг дитя, сидевшее рядом со мной, выплеснуло свой напиток на открытую грудь служанки и резко меня отчитало. В тот самый миг я влюбился и оставался влюбленным все эти годы.
Она подняла глаза.
— Я все время слышу о твоих победах. Как ты можешь уверять, что любишь меня, когда в твоей жизни столько других женщин?
— У мужчины есть особые потребности, Кат. Если он не женат и у него нет супруги, чтобы их удовлетворить, то должен искать в другом месте.
— Ищешь ли ты в другом месте сейчас?
— Особенно сейчас. Черт возьми. Кат! Я хочу тебя! Голую, у меня в постели, чтобы твои прекрасные волосы лежали растрепанные, и ты кричала от любви ко мне.
Катриона почувствовала, как при этих словах по ее телу снова пронесся трепет. Подняв на графа глаза, она сказала:
— Если ты оставишь других женщин, Патрик, то я выйду за тебя замуж в новом году на Святого Валентина. Если ты желаешь говорить «доброе утро» и «доброй ночи» твоей настоящей любви, то придется сказать «прощай» всем другим женщинам.
— Ты мне будешь приказывать, любимая?!
— Я не желаю делить тебя с кем-то, Патрик. Я приду к тебе девственницей и ты сможешь ради своего удовольствия делать со мной все, что захочешь. Но я должна быть твоей единственной любовью.
— Когда мы поженимся, я подумаю над этим, — рассмеялся граф, — а теперь отправляйся в свою холодную постель, ты, ворчливая маленькая кокетка, пока я не вышел из себя и не лишил тебя права распускать твои прекрасные волосы в день нашей свадьбы.
Послав ему недовольный взгляд, Катриона покинула комнату. Патрик удовлетворенно засмеялся. Что за девка его Кат Хэй! Еще не жена ему, а уже пытается распоряжаться его жизнью. Что ж, теперь граф знал по крайней мере две вещи. Его невеста совсем не была ледяной девицей, которую он опасался получить, и скучать с ней, конечно же, не придется.
3
4
— Кат! Я думал, что ты уже легла спать, — удивился Гленкерк, присаживаясь рядом.
— Я люблю сидеть одна перед огнем во мраке ночи, — ответила Кат.
— Нравится ли тебе Гленкерк, любовь моя?
— Да, — проговорила она задумчиво. — Я не была уверена, что так окажется. Я помнила его огромным, но, конечно же, видела все глазами ребенка. На самом деле это оказался прелестный маленький замок.
— Значит, ты будешь счастлива жить здесь?
— Да, — чуть слышно сказала девушка.
Они молча посидели несколько минут, а затем Катриона решилась.
— Милорд, — сказала она, — не поцелуете ли вы меня?
Не как раньше, а настоящим поцелуем. Я говорила и с мамой, и с моей Эллен. Они сказали, что поцелуй, которым мы скрепили нашу сделку, был вполне подобающим, однако… — она запнулась и закусила губу, — настоящий поцелуй содержит больше страсти.
Катриона откинулась назад, ее зеленые глаза блестели в свете камина. Патрик неспешно склонился и тронул ее губы своими. Нежно и постепенно он усиливал нажим, и тогда руки девушки сплелись у него на шее.
— Ох, милорд, — прошептала Кат, тяжело дыша, когда его рот отпустил ее. — Это было намного лучше! Пожалуйста, еще!
Патрик охотно подчинился и с удивлением почувствовал, как ее маленький язычок скользнул вдоль его губ. Мгновение спустя она снова заговорила:
— Вам понравилось, милорд? Мама сказала, что ощущение весьма приятно.
Неожиданно до графа дошло, что его суженая проводила опыты с вещами, о которых ей рассказала мать, но сама при этом ничего не чувствовала. Рискуя вызвать гнев девушки, он схватил Катриону в объятия и, пробежав ладонью по ее спине от шеи до основания позвоночника, всем телом прижал к себе. Его рот яростно овладел алыми губами. Используя все свое умение, Патрик мягко, но настойчиво раздвинул губы и, глубоко ворвавшись к ней в рот, принялся ласкать ее язык и молча возликовал, когда все тело Кат трепетно задрожало. Он чувствовал ее возраставший страх, девушка пыталась вырваться, но он крепко держал ее до тех пор, пока сам не захотел отпустить.
— Патрик, — только и сказала она, задыхаясь, и разразилась слезами. Граф стал успокаивать ее.
— Ну что ты, голубка, что ты, — нежно шептал он, поглаживая своей большой рукой ее прекрасные волосы. — Не плачь, моя любовь.
— Почему ты сделал это? — спросила она сквозь слезы.
— Потому, моя драгоценная маленькая суженая, что ты опробовала со мной то, о чем рассказала тебе твоя прелестная ветреная матушка. И ты не чувствовала при этом ничего сама. Никогда, моя милая Кат, никогда не занимайся любовью, если тебе самой этого не хочется.
— Мне хотелось.
— Что тебе хотелось?
— Мне хотелось… хотелось… О Боже! Не знаю, что я тогда чувствовала. Сначала мне просто не хотелось, чтобы ты прекращал, а потом я захотела… Меня как будто внутри всю встряхнуло… — Смущенная, девушка запнулась.
Патрик встал и помог Катрионе подняться. Положив руки ей на плечи, он властно посмотрел суженой в лицо.
— Когда я был тринадцатилетним парнем, меня обручили с малышкой, которой исполнилось всего четыре года.
Как только обряд завершился, нас усадили на почетное место и служанка принесла освежающие напитки. Девушки носили тогда блузы с глубоким вырезом, а я как раз начинал интересоваться женскими прелестями и никак не мог отвести глаза от ее обворожительных белых выпуклостей. И вдруг дитя, сидевшее рядом со мной, выплеснуло свой напиток на открытую грудь служанки и резко меня отчитало. В тот самый миг я влюбился и оставался влюбленным все эти годы.
Она подняла глаза.
— Я все время слышу о твоих победах. Как ты можешь уверять, что любишь меня, когда в твоей жизни столько других женщин?
— У мужчины есть особые потребности, Кат. Если он не женат и у него нет супруги, чтобы их удовлетворить, то должен искать в другом месте.
— Ищешь ли ты в другом месте сейчас?
— Особенно сейчас. Черт возьми. Кат! Я хочу тебя! Голую, у меня в постели, чтобы твои прекрасные волосы лежали растрепанные, и ты кричала от любви ко мне.
Катриона почувствовала, как при этих словах по ее телу снова пронесся трепет. Подняв на графа глаза, она сказала:
— Если ты оставишь других женщин, Патрик, то я выйду за тебя замуж в новом году на Святого Валентина. Если ты желаешь говорить «доброе утро» и «доброй ночи» твоей настоящей любви, то придется сказать «прощай» всем другим женщинам.
— Ты мне будешь приказывать, любимая?!
— Я не желаю делить тебя с кем-то, Патрик. Я приду к тебе девственницей и ты сможешь ради своего удовольствия делать со мной все, что захочешь. Но я должна быть твоей единственной любовью.
— Когда мы поженимся, я подумаю над этим, — рассмеялся граф, — а теперь отправляйся в свою холодную постель, ты, ворчливая маленькая кокетка, пока я не вышел из себя и не лишил тебя права распускать твои прекрасные волосы в день нашей свадьбы.
Послав ему недовольный взгляд, Катриона покинула комнату. Патрик удовлетворенно засмеялся. Что за девка его Кат Хэй! Еще не жена ему, а уже пытается распоряжаться его жизнью. Что ж, теперь граф знал по крайней мере две вещи. Его невеста совсем не была ледяной девицей, которую он опасался получить, и скучать с ней, конечно же, не придется.
3
На следующий день пополудни замок Гленкерк наполнился представителями семейств Лесли и Хэй. Поскольку Катрионе предстояло выйти замуж за графа, то она была освобождена от сурового испытания — спать в общей спальне со своими кузинами. Фиона также избежала этой участи — как из-за своего возраста, так и потому, что была вдовой.
Узнав, что Катриона гостила в замке последние десять дней, Фиона поспешила отыскать ее и начала строить всевозможные козни. В это время Кат в одиночестве вышивала в фамильном зале. Фиона уселась рядом.
— Итак, кузинушка, как тебе нравится замок Гленкерк?
— Очень, — ответила Катриона. — Мне будет приятно стать здесь хозяйкой.
Она метнула Фионе озорной взгляд. Та досадливо сжала зубы.
— Ты смелая девушка. Так стремиться в волчью пасть!
— Что ты имеешь в виду?
— Боже мой, дитя! Ты должна знать репутацию Гленкерка.
— Его женщины! — Катриона изобразила скуку. — Боже мой, Фиона! Все знают, что Гленкерк с девками просто дьявол. Скажи мне что-нибудь другое, чего я не знаю.
— Хорошо, дорогая, скажу. — Она понизила голос и подалась вперед. — Говорят, «петушок» у Гленкерка слишком велик. Говорят также, что граф сложен, как Аполлон.
Я была уже замужем и много знаю, и должна тебе кое-что рассказать. Мы, женщины Лесли, очень маленькие. Большой «петушок» может нас разорвать. Вот мой покойный муж, лорд Стюарт, был среднего роста, и, однако, когда в свадебную ночь он воткнулся в меня… — Для большего эффекта она помедлила, с ликованием замечая побледневшее лицо Катрионы. — Да, кузина! Боль была страшной, и каждый раз становилось хуже. Пусть Бог простит его! Смерть Оуэна для меня оказалась просто счастьем!
— Но я — Хэй, Фиона. Со мной так быть не может.
— Твоя мать — Лесли, кузина. Дочь вырастает по образу и подобию матери. Я, конечно, тебе не завидую.
Объятая ужасом, Катриона передала разговор Эллен.
— Все совсем не так, — твердо сказала Эллен. — Эта Фиона пытается просто запугать тебя. Боль бывает только один миг в первый раз, когда разрывается девственный щит. После этого все прекрасно. Твоя кузина сама сохнет по графу. Грязная потаскушка! И еще имеет наглость пугать тебя! Глупышка. — Она взъерошила волосы девушки. — Посмотри на свою мать. Единственно, чем она занята, это тем, что льнет к твоему отцу. Разве бы так вела себя женщина, испытывающая постоянную боль?!
Раздосадованная тем, что ей так легко задурила голову хитрая кузина. Кат стала наблюдать за Фионой, чтобы убедиться в правоте Эллен. А кузина между тем не упускала ни одной возможности оказаться рядом с Патриком. Она наряжалась в платья с самым глубоким декольте, выставляя напоказ свои пышные прелести. «Какая сука, — думала Катриона. — Рыжая сука!» Она поискала глазами брата, а найдя, спросила:
— Джеми, скажи мне, что ты знаешь о кузине Фионе?
Джеми хохотнул.
— Говорят, что она очень щедро раздает свои милости, но сам я никогда не попадал к ней в постель. Говорят, что малец, которого она принесла Стюарту, вовсе не был его сыном: сомнительно, чтобы Оуэн, известный слабак, смог когда-либо сделать ей ребенка.
Джеми посмотрел на сестру.
— Тебе теперь нравится Гленкерк, не так ли, Кат?
— Да.
— Тогда остерегайся Фионы. Всем известно, она его домогается, хотя сомневаюсь, что бедный Гленкерк это осознает.
Но Джеми ошибался: Патрик был вполне осведомлен о замыслах Фионы, и если бы Катриона не находилась в замке, то мог бы даже немного поразвлечься со своей пылкой рыжеволосой кузиной. Он знал, что шепотки насчет нее окажутся наверняка истинными, однако было бы весьма забавным подтвердить их.
Однажды ночью, вскоре после Рождества, Фиона попыталась обольстить графа. Когда все обитатели замка уже давно были в постели, Гленкерк остался перед камином побеседовать с братом. Графу хотелось женить его на наследнице Форбзов. Но Адам, однако, доказывал, что их младший брат, семнадцатилетний Майкл, намного лучше подойдет для тринадцатилетней Изабеллы.
— Я хочу жениться поскорее, причем не на ребенке.
Майкл же не сможет сыграть свадьбу по крайней мере еще три или четыре года. Сделай хорошую партию. Изабелла будет без ума от этого ангелочка.
Патрик засмеялся.
— Ладно, брат, но кто та девушка, для которой ты себя бережешь?
Адам улыбнулся, и его глаза сузились.
— Я еще не посватался к ней, но скоро сделаю это.
Братья посидели еще некоторое время, потягивая подогретое вино с пряностями, приготовленное специально к рождественским праздникам. Оба были высокими, как их отец, но если Патрику достались темные волосы матери и зеленовато-золотые глаза Лесли, то Адам унаследовал красно-рыжие волосы Лесли и янтарные глаза Стюартов.
Разомлевшие от теплых братских чувств и роскошного красного вина, они поднялись по лестнице в свои покои.
— У меня есть хорошее виски из винокурни старого Макбина, — сказал граф. — Заходи, Адам, выпьем по капельке. Лучше заснешь.
Он открыл дверь и зашел в свою спальню, а брат без возражений последовал за ним.
— О Боже! — переступив порог, выдохнул Адам. На кровати графа в отблесках огня, игравших на обнаженном белом теле, лежала Фиона Стюарт. — Ох, Господи благослови, кузина! Ты — самое приятное зрелище, которое я сегодня видел!
— Что ты тут делаешь, черт возьми! — вскричал мгновенно протрезвевший граф, похолодев от гнева.
— Ты не захотел прийти ко мне, Патрик, — тихо сказала Фиона. — И вот я пришла к тебе сама.
Он уловил тонкий запах ее надушенного тела.
— Я плачу своим шлюхам, Фиона. Сколько ты просишь?
— Патрик! — севшим от волнения голосом взмолилась она. — Пожалуйста! Я с ума по тебе схожу! Женись на своей кузине, если уж так надо, но возьми меня! Будь моим любовником. Не пожалеешь, Патрик!
— Боже мой! — холодно произнес Адам. — Тебя что-то смущает, брат? А мне вот еще только предстоит получить такое чудесное приглашение от женщины.
Патрик повернулся к нему.
— Эту хочешь?
Адам посмотрел на брата.
— Да. И уже давно.
— Тогда возьми ее! Я буду спать сегодня в твоей спальне.
— Нет! — яростно завопила Фиона. — Я хочу тебя, а не этого мальчишку-хлыща!
— Дорогая кузина, — спокойно сказал граф, — по всем тем слухам, что до меня доходят, у тебя имеется богатый опыт. И ты, конечно, должна знать, что заниматься любовью с тем, кого не хочешь, не только противно, но к тому же еще и дьявольски скучно.
Повернувшись к ней спиной, Патрик вышел из комнаты.
Адам прикрыл за братом дверь и с громким стуком задвинул железный засов.
— Фиона, любовь моя, — протянул он лениво, — я уже давно хочу поиметь тебя именно такой.
— Проваливай, — рявкнула она и, встав, попыталась пройти к двери.
Адам схватил ее за руку и потянул назад.
— Нет, голубка, — сказал он безжалостно, сдавливая грудь в своей ладони. — Нет! Сегодня ты раздвинешь ноги для меня!
Он толкнул ее обратно в постель, и молодой вдове вдруг стало страшно.
С тех самых пор, как Фиону впервые завалили на солому, — а сделал это в темной конюшне главный конюх ее отца, — она всегда раньше в таких случаях главенствовала. Теперь же вдова беспомощно лежала на кровати и смотрела, как кузен медленно сбрасывает с себя одежду. Широкая и мускулистая спина юноши переходила в узкую талию. Вот Адам снял свои короткие штаны. Бедра его были худыми, а ягодицы приятно округленными. А когда он повернулся, то леди Стюарт только охнула от потрясения. Давным-давно, девочкой, она видела однажды, как их самый ценный племенной жеребец покрывал в поле кобылу. С того времени Фиона мечтала найти мужчину со столь же огромным членом. И вот неожиданность — именно такой мужчина стоял перед ней и смеялся.
— Да, голубка! Пять лет ты бегала как раз от того, чего хотела!
— О Боже. — прошептала она. — Ты убьешь меня этим!
Но тайное место у нее между ног уже жадно билось и трепетало. Громко вскрикнув, Фиона протянула руки к мужчине. Сильное мускулистое тело быстро накрыло ее, и Адам почувствовал, как теплая рука судорожно проскользнула вниз, чтобы направить в истекающее соками лоно его орудие. Он осторожно втиснулся в женщину и, поняв, что та с легкостью может принять весь объем, начал медленные, проникновенные движения. Тело Фионы дико корчилось под ним, а ногти царапали ему спину. Движения становились все быстрее и яростнее, она начала тихо стонать, а несколько минут спустя стоны перешли в визг чистой радости.
Адам скатился с нее и лежал рядом, переводя дыхание.
Затем приподнялся на локте и, глянув на распростертое тело, небрежно бросил:
— Для девки, которая блудила с тех пор, как едва начала созревать, ты умеешь чертовски мало, и это твоя вина!
Ты ограничивалась любителями и посредственностями.
Наклонив голову, Адам задумчиво покусывал ее грудь, а его пальцы тем временем играли с ее чувствительной плотью между бедер.
— А я, голубка, — продолжил Адам, — получил воспитание у лучших шлюх Парижа, Лондона и Абердина. И с удовольствием обучу тебя всему, что знаю.
Все еще продолжая слабо сопротивляться, Фиона ответила:
— Я не говорила, что буду твоей любовницей, ты, тщеславный мальчишка!
— А я тебя и не спрашиваю, дорогая моя.
На ее лице отразилось недоумение.
— Уверен, что сейчас, — сказал он, — церковь уже привыкла давать кузенам Лесли разрешение на родственные браки.
Фиона была ошеломлена.
— Я старше тебя, — попыталась она робко возразить.
— На целых пять недель, — засмеялся Адам. — На следующей неделе, дорогая, мне исполнится двадцать.
Ненасытный любовник снова затянул ее под себя, и она бедром почувствовала его твердость.
— Я не хочу тебя! — яростно закричала Фиона. — Я хочу Гленкерка!
— Тебе его не добиться, голубка. Он тебя не хочет.
Адам раздвинул ей ноги.
— У тебя нет денег! — сказала она. — К тому же я не хочу жить в чужом доме!
— У меня совсем неплохой доход от вложений, которые оставила мне бабка, да и у тебя тоже. Один я богаче многих графов, вместе взятых. У меня есть доля и в семейном судовладении, и в овцеводстве. А ты имеешь дом в Эдинбурге — тот, который принадлежал твоей бабке Фионе Абернети. Мы с тобой несколько лет попутешествуем, а потом, когда маленький король Джеми вырастет, вернемся, начнем жить в Эдинбурге, будем представлены ко двору.
Адам снова глубоко втиснулся в нее, и они полежали молча.
Фиона сама не поняла, почему разоткровенничалась, но она сказала:
— Я не могу иметь детей. Ребенок Стюарта погубил меня.
— Я знаю, — ответил Адам равнодушно. — Повитуха, которую ты тогда позвала, принимала потом по крайней мере троих моих внебрачных детей. Эти сведения о тебе мне обошлись в две золотые монеты. И мне известно также, голубка, что младенец был не от Стюарта.
Адам засмеялся, услышав, как Фиона цветисто выругалась.
— Пусть Патрик, Джеми и Майкл продолжат наш род вместе со стадом своих младенцев, — проговорил он. — Я хочу только тебя. Но если я когда-нибудь застану тебя с другим мужчиной, то изобью до посинения и откажу тебе в этом… — он резко воткнулся в нее, — ..на целый месяц.
Его янтарные глаза сузились и засверкали. Мысль, что она может потерять то, что так долго искала, бросила Фиону в дрожь. Обвив Адама ногами, она прошептала:
— Я буду хорошо себя вести. Клянусь!
На следующий день, к удивлению собравшихся родственников, Адам Лесли объявил, что женится на своей кузине леди Стюарт. Поскольку ни свою мать, ни родителей Фионы он прежде не известил, то началось столпотворение.
Патрик поднял голос в защиту брата.
— Они спросили моего разрешения, — солгал он. — Я должен принести свои извинения, дядюшка, что еще не посоветовался с вами. Предстоящая собственная свадьба совсем закружила меня.
Граф повернулся к младшему брату и строго сказал:
— Тебе не следовало объявлять о своих намерениях прежде, чем я поговорил бы с дядюшкой.
Адам изобразил раскаяние.
— Пойдемте, дядюшка Сайтен, — учтиво пригласил граф Гленкерк. — Давайте поговорим о делах наедине. Даже красивая вдова должна иметь приданое.
Прежде чем лорд Сайтен успел возразить, он оказался в библиотеке и там услышал от Адама, что его дочь навсегда осталась бесплодной и, учитывая это, следовало радоваться всякому зятю.
— Тогда почему же ты ее хочешь? — спросил лорд.
— Потому, дядюшка, что я люблю эту шалунью.
Лорд Сайтен больше ничего не сказал. Он никогда не считал свою дочь особенно достойной любви, тем более что хорошо знал ее славу. Считая большой удачей, что его от нее избавят, лорд согласился на довольно щедрое приданое, и договор был заключен. Свадьбу назначили на весну.
Когда дядюшка ушел, Гленкерк повернулся к брату.
— Почему ты так поступил? — спросил он. — Ведь ты мог бы жениться на милашке Изабелле Форбз и иметь законных сыновей.
— Потому, Патрик, что я по-настоящему люблю Фиону. Люблю с тех пор, как был мальчишкой.
— Она же шлюха! Прости меня, Адам, но ведь она ляжет под любого!
— Нет, теперь не ляжет. Не смотри так недоверчиво, Патрик. Помнишь Нелли Бэйрд?..
— Да, — уныло ответил граф, вспоминая одну особенно роскошную девку, которую содержал в Эдинбурге. Он обладал ею до тех пор, пока не одолжил брату всего на одну ночь.
Адам засмеялся и затем, снова посерьезнев, сказал:
— Фиона больше не станет блудить. Просто у нее огромные потребности в любви, а до вчерашней ночи ни у одного мужчины не хватало сил удовлетворить ее. Но теперь есть я, и она довольна.
— Но ведь с Изабеллой у тебя могли быть законные сыновья.
— И ты, и Джеми, и Майкл — все вы будете иметь сыновей, чтобы продолжить наш род. А я предпочитаю свою рыжую сучку.
— Понимаю тебя, — сказал граф, — и меня тоже госпожа Катриона Хэй заставляет плясать под свою дудку.
— Прими мой совет, Патрик, и укроти девку, иначе не будет мира в твоем доме.
— Да, но как?
Адам пожал плечами.
— Думай сам — это не моя забота. Мою зовут Фиона.
В библиотеку ворвалась Маргарет Лесли.
— Как ты мог? — набросилась она на старшего сына. — Как ты мог позволить брату жениться на шлюхе?!
Сайтен смеется и ликует, что снова избавился от этой суки. Пусть Фиона моя племянница, но я не допущу, чтобы кто-то из моих мальчиков спаривался с такой блудливой девкой!
Патрик встал и посмотрел на мать.
— Хочу вам напомнить, мадам, что глава семейства — я, а не вы. Решения здесь принимаю я. Адам влюблен в Фиону, а она в него. Лорд Сайтен согласился на брак и дает щедрое приданое. Они поженятся весной. Вы должны приветствовать Фиону, как приветствовали Катриону и Эйлис Хэй, а в будущем — Изабеллу Форбз.
Маргарет Лесли повернулась к младшему сыну. Он взял руки матери в свои.
— Я действительно люблю ее, мама. Ты прожила с отцом счастливые годы. Я хочу так же прожить свои с Фионой.
Мэг Лесли расплакалась, а сыновья заключили ее в объятия.
— Вы всегда были своевольны, мальчики!
— Мадам, мы надеемся найти свое счастье. Вы с отцом показали нам пример, — сказал Адам.
Мэг Лесли деликатно вздохнула, потом вытерла глаза и улыбнулась обоим.
— Очень хорошо, господин граф и глупый мой младший сын. Я приветствую Фиону, хотя все еще считаю это непристойным. Девчонка не лишена озорства. Когда ей хочется, она может быть скверной. Мне это не нравится.
Узнав, что Катриона гостила в замке последние десять дней, Фиона поспешила отыскать ее и начала строить всевозможные козни. В это время Кат в одиночестве вышивала в фамильном зале. Фиона уселась рядом.
— Итак, кузинушка, как тебе нравится замок Гленкерк?
— Очень, — ответила Катриона. — Мне будет приятно стать здесь хозяйкой.
Она метнула Фионе озорной взгляд. Та досадливо сжала зубы.
— Ты смелая девушка. Так стремиться в волчью пасть!
— Что ты имеешь в виду?
— Боже мой, дитя! Ты должна знать репутацию Гленкерка.
— Его женщины! — Катриона изобразила скуку. — Боже мой, Фиона! Все знают, что Гленкерк с девками просто дьявол. Скажи мне что-нибудь другое, чего я не знаю.
— Хорошо, дорогая, скажу. — Она понизила голос и подалась вперед. — Говорят, «петушок» у Гленкерка слишком велик. Говорят также, что граф сложен, как Аполлон.
Я была уже замужем и много знаю, и должна тебе кое-что рассказать. Мы, женщины Лесли, очень маленькие. Большой «петушок» может нас разорвать. Вот мой покойный муж, лорд Стюарт, был среднего роста, и, однако, когда в свадебную ночь он воткнулся в меня… — Для большего эффекта она помедлила, с ликованием замечая побледневшее лицо Катрионы. — Да, кузина! Боль была страшной, и каждый раз становилось хуже. Пусть Бог простит его! Смерть Оуэна для меня оказалась просто счастьем!
— Но я — Хэй, Фиона. Со мной так быть не может.
— Твоя мать — Лесли, кузина. Дочь вырастает по образу и подобию матери. Я, конечно, тебе не завидую.
Объятая ужасом, Катриона передала разговор Эллен.
— Все совсем не так, — твердо сказала Эллен. — Эта Фиона пытается просто запугать тебя. Боль бывает только один миг в первый раз, когда разрывается девственный щит. После этого все прекрасно. Твоя кузина сама сохнет по графу. Грязная потаскушка! И еще имеет наглость пугать тебя! Глупышка. — Она взъерошила волосы девушки. — Посмотри на свою мать. Единственно, чем она занята, это тем, что льнет к твоему отцу. Разве бы так вела себя женщина, испытывающая постоянную боль?!
Раздосадованная тем, что ей так легко задурила голову хитрая кузина. Кат стала наблюдать за Фионой, чтобы убедиться в правоте Эллен. А кузина между тем не упускала ни одной возможности оказаться рядом с Патриком. Она наряжалась в платья с самым глубоким декольте, выставляя напоказ свои пышные прелести. «Какая сука, — думала Катриона. — Рыжая сука!» Она поискала глазами брата, а найдя, спросила:
— Джеми, скажи мне, что ты знаешь о кузине Фионе?
Джеми хохотнул.
— Говорят, что она очень щедро раздает свои милости, но сам я никогда не попадал к ней в постель. Говорят, что малец, которого она принесла Стюарту, вовсе не был его сыном: сомнительно, чтобы Оуэн, известный слабак, смог когда-либо сделать ей ребенка.
Джеми посмотрел на сестру.
— Тебе теперь нравится Гленкерк, не так ли, Кат?
— Да.
— Тогда остерегайся Фионы. Всем известно, она его домогается, хотя сомневаюсь, что бедный Гленкерк это осознает.
Но Джеми ошибался: Патрик был вполне осведомлен о замыслах Фионы, и если бы Катриона не находилась в замке, то мог бы даже немного поразвлечься со своей пылкой рыжеволосой кузиной. Он знал, что шепотки насчет нее окажутся наверняка истинными, однако было бы весьма забавным подтвердить их.
Однажды ночью, вскоре после Рождества, Фиона попыталась обольстить графа. Когда все обитатели замка уже давно были в постели, Гленкерк остался перед камином побеседовать с братом. Графу хотелось женить его на наследнице Форбзов. Но Адам, однако, доказывал, что их младший брат, семнадцатилетний Майкл, намного лучше подойдет для тринадцатилетней Изабеллы.
— Я хочу жениться поскорее, причем не на ребенке.
Майкл же не сможет сыграть свадьбу по крайней мере еще три или четыре года. Сделай хорошую партию. Изабелла будет без ума от этого ангелочка.
Патрик засмеялся.
— Ладно, брат, но кто та девушка, для которой ты себя бережешь?
Адам улыбнулся, и его глаза сузились.
— Я еще не посватался к ней, но скоро сделаю это.
Братья посидели еще некоторое время, потягивая подогретое вино с пряностями, приготовленное специально к рождественским праздникам. Оба были высокими, как их отец, но если Патрику достались темные волосы матери и зеленовато-золотые глаза Лесли, то Адам унаследовал красно-рыжие волосы Лесли и янтарные глаза Стюартов.
Разомлевшие от теплых братских чувств и роскошного красного вина, они поднялись по лестнице в свои покои.
— У меня есть хорошее виски из винокурни старого Макбина, — сказал граф. — Заходи, Адам, выпьем по капельке. Лучше заснешь.
Он открыл дверь и зашел в свою спальню, а брат без возражений последовал за ним.
— О Боже! — переступив порог, выдохнул Адам. На кровати графа в отблесках огня, игравших на обнаженном белом теле, лежала Фиона Стюарт. — Ох, Господи благослови, кузина! Ты — самое приятное зрелище, которое я сегодня видел!
— Что ты тут делаешь, черт возьми! — вскричал мгновенно протрезвевший граф, похолодев от гнева.
— Ты не захотел прийти ко мне, Патрик, — тихо сказала Фиона. — И вот я пришла к тебе сама.
Он уловил тонкий запах ее надушенного тела.
— Я плачу своим шлюхам, Фиона. Сколько ты просишь?
— Патрик! — севшим от волнения голосом взмолилась она. — Пожалуйста! Я с ума по тебе схожу! Женись на своей кузине, если уж так надо, но возьми меня! Будь моим любовником. Не пожалеешь, Патрик!
— Боже мой! — холодно произнес Адам. — Тебя что-то смущает, брат? А мне вот еще только предстоит получить такое чудесное приглашение от женщины.
Патрик повернулся к нему.
— Эту хочешь?
Адам посмотрел на брата.
— Да. И уже давно.
— Тогда возьми ее! Я буду спать сегодня в твоей спальне.
— Нет! — яростно завопила Фиона. — Я хочу тебя, а не этого мальчишку-хлыща!
— Дорогая кузина, — спокойно сказал граф, — по всем тем слухам, что до меня доходят, у тебя имеется богатый опыт. И ты, конечно, должна знать, что заниматься любовью с тем, кого не хочешь, не только противно, но к тому же еще и дьявольски скучно.
Повернувшись к ней спиной, Патрик вышел из комнаты.
Адам прикрыл за братом дверь и с громким стуком задвинул железный засов.
— Фиона, любовь моя, — протянул он лениво, — я уже давно хочу поиметь тебя именно такой.
— Проваливай, — рявкнула она и, встав, попыталась пройти к двери.
Адам схватил ее за руку и потянул назад.
— Нет, голубка, — сказал он безжалостно, сдавливая грудь в своей ладони. — Нет! Сегодня ты раздвинешь ноги для меня!
Он толкнул ее обратно в постель, и молодой вдове вдруг стало страшно.
С тех самых пор, как Фиону впервые завалили на солому, — а сделал это в темной конюшне главный конюх ее отца, — она всегда раньше в таких случаях главенствовала. Теперь же вдова беспомощно лежала на кровати и смотрела, как кузен медленно сбрасывает с себя одежду. Широкая и мускулистая спина юноши переходила в узкую талию. Вот Адам снял свои короткие штаны. Бедра его были худыми, а ягодицы приятно округленными. А когда он повернулся, то леди Стюарт только охнула от потрясения. Давным-давно, девочкой, она видела однажды, как их самый ценный племенной жеребец покрывал в поле кобылу. С того времени Фиона мечтала найти мужчину со столь же огромным членом. И вот неожиданность — именно такой мужчина стоял перед ней и смеялся.
— Да, голубка! Пять лет ты бегала как раз от того, чего хотела!
— О Боже. — прошептала она. — Ты убьешь меня этим!
Но тайное место у нее между ног уже жадно билось и трепетало. Громко вскрикнув, Фиона протянула руки к мужчине. Сильное мускулистое тело быстро накрыло ее, и Адам почувствовал, как теплая рука судорожно проскользнула вниз, чтобы направить в истекающее соками лоно его орудие. Он осторожно втиснулся в женщину и, поняв, что та с легкостью может принять весь объем, начал медленные, проникновенные движения. Тело Фионы дико корчилось под ним, а ногти царапали ему спину. Движения становились все быстрее и яростнее, она начала тихо стонать, а несколько минут спустя стоны перешли в визг чистой радости.
Адам скатился с нее и лежал рядом, переводя дыхание.
Затем приподнялся на локте и, глянув на распростертое тело, небрежно бросил:
— Для девки, которая блудила с тех пор, как едва начала созревать, ты умеешь чертовски мало, и это твоя вина!
Ты ограничивалась любителями и посредственностями.
Наклонив голову, Адам задумчиво покусывал ее грудь, а его пальцы тем временем играли с ее чувствительной плотью между бедер.
— А я, голубка, — продолжил Адам, — получил воспитание у лучших шлюх Парижа, Лондона и Абердина. И с удовольствием обучу тебя всему, что знаю.
Все еще продолжая слабо сопротивляться, Фиона ответила:
— Я не говорила, что буду твоей любовницей, ты, тщеславный мальчишка!
— А я тебя и не спрашиваю, дорогая моя.
На ее лице отразилось недоумение.
— Уверен, что сейчас, — сказал он, — церковь уже привыкла давать кузенам Лесли разрешение на родственные браки.
Фиона была ошеломлена.
— Я старше тебя, — попыталась она робко возразить.
— На целых пять недель, — засмеялся Адам. — На следующей неделе, дорогая, мне исполнится двадцать.
Ненасытный любовник снова затянул ее под себя, и она бедром почувствовала его твердость.
— Я не хочу тебя! — яростно закричала Фиона. — Я хочу Гленкерка!
— Тебе его не добиться, голубка. Он тебя не хочет.
Адам раздвинул ей ноги.
— У тебя нет денег! — сказала она. — К тому же я не хочу жить в чужом доме!
— У меня совсем неплохой доход от вложений, которые оставила мне бабка, да и у тебя тоже. Один я богаче многих графов, вместе взятых. У меня есть доля и в семейном судовладении, и в овцеводстве. А ты имеешь дом в Эдинбурге — тот, который принадлежал твоей бабке Фионе Абернети. Мы с тобой несколько лет попутешествуем, а потом, когда маленький король Джеми вырастет, вернемся, начнем жить в Эдинбурге, будем представлены ко двору.
Адам снова глубоко втиснулся в нее, и они полежали молча.
Фиона сама не поняла, почему разоткровенничалась, но она сказала:
— Я не могу иметь детей. Ребенок Стюарта погубил меня.
— Я знаю, — ответил Адам равнодушно. — Повитуха, которую ты тогда позвала, принимала потом по крайней мере троих моих внебрачных детей. Эти сведения о тебе мне обошлись в две золотые монеты. И мне известно также, голубка, что младенец был не от Стюарта.
Адам засмеялся, услышав, как Фиона цветисто выругалась.
— Пусть Патрик, Джеми и Майкл продолжат наш род вместе со стадом своих младенцев, — проговорил он. — Я хочу только тебя. Но если я когда-нибудь застану тебя с другим мужчиной, то изобью до посинения и откажу тебе в этом… — он резко воткнулся в нее, — ..на целый месяц.
Его янтарные глаза сузились и засверкали. Мысль, что она может потерять то, что так долго искала, бросила Фиону в дрожь. Обвив Адама ногами, она прошептала:
— Я буду хорошо себя вести. Клянусь!
На следующий день, к удивлению собравшихся родственников, Адам Лесли объявил, что женится на своей кузине леди Стюарт. Поскольку ни свою мать, ни родителей Фионы он прежде не известил, то началось столпотворение.
Патрик поднял голос в защиту брата.
— Они спросили моего разрешения, — солгал он. — Я должен принести свои извинения, дядюшка, что еще не посоветовался с вами. Предстоящая собственная свадьба совсем закружила меня.
Граф повернулся к младшему брату и строго сказал:
— Тебе не следовало объявлять о своих намерениях прежде, чем я поговорил бы с дядюшкой.
Адам изобразил раскаяние.
— Пойдемте, дядюшка Сайтен, — учтиво пригласил граф Гленкерк. — Давайте поговорим о делах наедине. Даже красивая вдова должна иметь приданое.
Прежде чем лорд Сайтен успел возразить, он оказался в библиотеке и там услышал от Адама, что его дочь навсегда осталась бесплодной и, учитывая это, следовало радоваться всякому зятю.
— Тогда почему же ты ее хочешь? — спросил лорд.
— Потому, дядюшка, что я люблю эту шалунью.
Лорд Сайтен больше ничего не сказал. Он никогда не считал свою дочь особенно достойной любви, тем более что хорошо знал ее славу. Считая большой удачей, что его от нее избавят, лорд согласился на довольно щедрое приданое, и договор был заключен. Свадьбу назначили на весну.
Когда дядюшка ушел, Гленкерк повернулся к брату.
— Почему ты так поступил? — спросил он. — Ведь ты мог бы жениться на милашке Изабелле Форбз и иметь законных сыновей.
— Потому, Патрик, что я по-настоящему люблю Фиону. Люблю с тех пор, как был мальчишкой.
— Она же шлюха! Прости меня, Адам, но ведь она ляжет под любого!
— Нет, теперь не ляжет. Не смотри так недоверчиво, Патрик. Помнишь Нелли Бэйрд?..
— Да, — уныло ответил граф, вспоминая одну особенно роскошную девку, которую содержал в Эдинбурге. Он обладал ею до тех пор, пока не одолжил брату всего на одну ночь.
Адам засмеялся и затем, снова посерьезнев, сказал:
— Фиона больше не станет блудить. Просто у нее огромные потребности в любви, а до вчерашней ночи ни у одного мужчины не хватало сил удовлетворить ее. Но теперь есть я, и она довольна.
— Но ведь с Изабеллой у тебя могли быть законные сыновья.
— И ты, и Джеми, и Майкл — все вы будете иметь сыновей, чтобы продолжить наш род. А я предпочитаю свою рыжую сучку.
— Понимаю тебя, — сказал граф, — и меня тоже госпожа Катриона Хэй заставляет плясать под свою дудку.
— Прими мой совет, Патрик, и укроти девку, иначе не будет мира в твоем доме.
— Да, но как?
Адам пожал плечами.
— Думай сам — это не моя забота. Мою зовут Фиона.
В библиотеку ворвалась Маргарет Лесли.
— Как ты мог? — набросилась она на старшего сына. — Как ты мог позволить брату жениться на шлюхе?!
Сайтен смеется и ликует, что снова избавился от этой суки. Пусть Фиона моя племянница, но я не допущу, чтобы кто-то из моих мальчиков спаривался с такой блудливой девкой!
Патрик встал и посмотрел на мать.
— Хочу вам напомнить, мадам, что глава семейства — я, а не вы. Решения здесь принимаю я. Адам влюблен в Фиону, а она в него. Лорд Сайтен согласился на брак и дает щедрое приданое. Они поженятся весной. Вы должны приветствовать Фиону, как приветствовали Катриону и Эйлис Хэй, а в будущем — Изабеллу Форбз.
Маргарет Лесли повернулась к младшему сыну. Он взял руки матери в свои.
— Я действительно люблю ее, мама. Ты прожила с отцом счастливые годы. Я хочу так же прожить свои с Фионой.
Мэг Лесли расплакалась, а сыновья заключили ее в объятия.
— Вы всегда были своевольны, мальчики!
— Мадам, мы надеемся найти свое счастье. Вы с отцом показали нам пример, — сказал Адам.
Мэг Лесли деликатно вздохнула, потом вытерла глаза и улыбнулась обоим.
— Очень хорошо, господин граф и глупый мой младший сын. Я приветствую Фиону, хотя все еще считаю это непристойным. Девчонка не лишена озорства. Когда ей хочется, она может быть скверной. Мне это не нравится.
4
Граф Гленкерк ухаживал за своей будущей невестой с элегантностью и изяществом французского царедворца.
Каждое утро, когда Эллен приносила Катрионе завтрак, на подносе всегда лежало что-нибудь и от Патрика. Иногда это было нечто скромное и простое, вроде сосновой веточки и золоченой шишки, перевязанных красными бархатными ленточками. Иногда — дорогое, наподобие резной коробочки из слоновой кости, наполненной дюжиной бриллиантовых пуговиц. Совершая короткие поездки верхом по декабрьским снегам и неспешно прогуливаясь по сонным садам, Катриона и Патрик лучше узнавали друг друга.
Патрик Лесли был хорошо образованным человеком, и его юная нареченная, которая так долго и упорно боролась за свое собственное образование, жадно слушала своего жениха. Графа забавляло, что в таком роскошном молодом теле обнаруживался столь глубокий и гибкий ум, хотя и беспокоило, что невеста зачастую оказывалась совсем наивной. Выросшая в обособленном мире Грейхевена, она почти не знала жизни.
Девушка настолько освоилась в обществе графа, что сама предложила назначить свадьбу на День святого Валентина. После Пасхи тихо, без лишнего шума, поженятся Адам и Фиона, хотя вся семья прекрасно понимала, что свадьба будет простой формальностью. Они уже давно жили вместе как муж и жена. Фиона выглядела пухлой и гладкой, словно кошка, кормленная одними сливками.
— Она почти что уже мурлыкает, — посмеивалась Эйлис Хэй. — Я надеюсь только, что мой Джеми так же хорош, как, судя по рассказам девок, кузены Патрик и Адам.
— Хороши в чем? — спросила Катриона.
Большие голубые глаза Эйлис широко открылись, а затем она снова захихикала.
— Ох, Кат! Ты смеешься надо мной!
— Не знаю, о чем ты говоришь, Эйлис. Ты надеешься, что Джеми столь же хорош, как Патрик и Адам, но в чем?
— В постели, ты, гусыня-простушка! — воскликнула Эйлис, потеряв терпение. — Они говорят, что у гленкеркских мужчин девки теряют рассудок от наслаждения! Не могу дождаться июня, когда выйду замуж!
— Боже мой, Эйлис! Ты такая же шлюха, как Фиона!
Глаза Эйлис наполнились слезами, и милашка возмущенно затрясла белокурыми локонами.
— Я, — отвечала она с большим достоинством, — такая же девственница, как и ты, Катриона Хэй! Но на этом между нами и кончается сходство. Я предвкушаю ночи, которые буду проводить на супружеском ложе, и всем, чем только смогу, доставлю удовольствие Джеми. А ты холодна как лед. И если не переменишься, то граф примется искать утешения в более теплой постели. И кто тогда его обвинит?..
Катриона гордо удалилась, ничего не сказав в ответ. С тех пор как на Рождество в замок приехала вся семья, поведение Гленкерка стало сдержанным.
Больше не повторилась та ночь перед камином, когда он разбудил ее чувства, о существовании которых она раньше даже не подозревала, и сейчас не была уверена, что сумеет справиться с ними. Она жаждала снова испытать их.
В одну из ночей, одетая только в мягкую льняную рубашку, Катриона выскользнула из своей спальни и спряталась в алькове возле покоев графа. Она дрожала от холода, когда наконец он появился. Девушка выскользнула из укрытия и последовала за ним в комнату.
— Ох, Кат, милая, что тебе?
Увидев, что она дрожит, граф набросил ей на плечи плащ, подбитый мехом.
— А теперь, любовь моя, скажи, что же такое важное привело тебя сюда посреди ночи?
Катриона оробела. Граф ласково обнял ее и присел с ней у камина.
— Скажи же, сладкая моя.
Ее голос был тих:
— Я хочу… я хочу, чтобы ты любил меня.
— Нет, голубка. Если бы я считал, что так надо, то в один миг раздел бы тебя, и ты была бы уже в постели.
— Пожалуйста, Патрик! Я в самом деле хочу! Ох, милорд, я вопиюще невежественна! Моя мать пыталась исправить это, но она понимает любовь так возвышенно и одухотворенно! А тут еще Эйлис сплетничает и смеется насчет репутации гленкеркских мужчин, и Фиона открыто спит с Адамом и выглядит чертовски надменной и довольной. Это совсем не одухотворенно. Так что… не знаю, чего и ожидать. Пожалуйста, научи меня!
Хотя бы немножко!
— Очень хорошо, — сказал он, едва сдерживая смех. — Но если ты испугаешься и захочешь, чтобы я прекратил, то не стесняйся и попроси.
— Хорошо, Патрик.
В комнате стало очень тихо, слышалось только потрескивание огня в камине. Одной рукой он обнял ее, а другой, свободной, медленно и осторожно спустил рубашку, обнажив прекрасную округлую грудь, словно выточенную из слоновой кости. Сосок выделялся темно-розовым пятном. Какое-то время граф разглядывал это совершенство.
Каждое утро, когда Эллен приносила Катрионе завтрак, на подносе всегда лежало что-нибудь и от Патрика. Иногда это было нечто скромное и простое, вроде сосновой веточки и золоченой шишки, перевязанных красными бархатными ленточками. Иногда — дорогое, наподобие резной коробочки из слоновой кости, наполненной дюжиной бриллиантовых пуговиц. Совершая короткие поездки верхом по декабрьским снегам и неспешно прогуливаясь по сонным садам, Катриона и Патрик лучше узнавали друг друга.
Патрик Лесли был хорошо образованным человеком, и его юная нареченная, которая так долго и упорно боролась за свое собственное образование, жадно слушала своего жениха. Графа забавляло, что в таком роскошном молодом теле обнаруживался столь глубокий и гибкий ум, хотя и беспокоило, что невеста зачастую оказывалась совсем наивной. Выросшая в обособленном мире Грейхевена, она почти не знала жизни.
Девушка настолько освоилась в обществе графа, что сама предложила назначить свадьбу на День святого Валентина. После Пасхи тихо, без лишнего шума, поженятся Адам и Фиона, хотя вся семья прекрасно понимала, что свадьба будет простой формальностью. Они уже давно жили вместе как муж и жена. Фиона выглядела пухлой и гладкой, словно кошка, кормленная одними сливками.
— Она почти что уже мурлыкает, — посмеивалась Эйлис Хэй. — Я надеюсь только, что мой Джеми так же хорош, как, судя по рассказам девок, кузены Патрик и Адам.
— Хороши в чем? — спросила Катриона.
Большие голубые глаза Эйлис широко открылись, а затем она снова захихикала.
— Ох, Кат! Ты смеешься надо мной!
— Не знаю, о чем ты говоришь, Эйлис. Ты надеешься, что Джеми столь же хорош, как Патрик и Адам, но в чем?
— В постели, ты, гусыня-простушка! — воскликнула Эйлис, потеряв терпение. — Они говорят, что у гленкеркских мужчин девки теряют рассудок от наслаждения! Не могу дождаться июня, когда выйду замуж!
— Боже мой, Эйлис! Ты такая же шлюха, как Фиона!
Глаза Эйлис наполнились слезами, и милашка возмущенно затрясла белокурыми локонами.
— Я, — отвечала она с большим достоинством, — такая же девственница, как и ты, Катриона Хэй! Но на этом между нами и кончается сходство. Я предвкушаю ночи, которые буду проводить на супружеском ложе, и всем, чем только смогу, доставлю удовольствие Джеми. А ты холодна как лед. И если не переменишься, то граф примется искать утешения в более теплой постели. И кто тогда его обвинит?..
Катриона гордо удалилась, ничего не сказав в ответ. С тех пор как на Рождество в замок приехала вся семья, поведение Гленкерка стало сдержанным.
Больше не повторилась та ночь перед камином, когда он разбудил ее чувства, о существовании которых она раньше даже не подозревала, и сейчас не была уверена, что сумеет справиться с ними. Она жаждала снова испытать их.
В одну из ночей, одетая только в мягкую льняную рубашку, Катриона выскользнула из своей спальни и спряталась в алькове возле покоев графа. Она дрожала от холода, когда наконец он появился. Девушка выскользнула из укрытия и последовала за ним в комнату.
— Ох, Кат, милая, что тебе?
Увидев, что она дрожит, граф набросил ей на плечи плащ, подбитый мехом.
— А теперь, любовь моя, скажи, что же такое важное привело тебя сюда посреди ночи?
Катриона оробела. Граф ласково обнял ее и присел с ней у камина.
— Скажи же, сладкая моя.
Ее голос был тих:
— Я хочу… я хочу, чтобы ты любил меня.
— Нет, голубка. Если бы я считал, что так надо, то в один миг раздел бы тебя, и ты была бы уже в постели.
— Пожалуйста, Патрик! Я в самом деле хочу! Ох, милорд, я вопиюще невежественна! Моя мать пыталась исправить это, но она понимает любовь так возвышенно и одухотворенно! А тут еще Эйлис сплетничает и смеется насчет репутации гленкеркских мужчин, и Фиона открыто спит с Адамом и выглядит чертовски надменной и довольной. Это совсем не одухотворенно. Так что… не знаю, чего и ожидать. Пожалуйста, научи меня!
Хотя бы немножко!
— Очень хорошо, — сказал он, едва сдерживая смех. — Но если ты испугаешься и захочешь, чтобы я прекратил, то не стесняйся и попроси.
— Хорошо, Патрик.
В комнате стало очень тихо, слышалось только потрескивание огня в камине. Одной рукой он обнял ее, а другой, свободной, медленно и осторожно спустил рубашку, обнажив прекрасную округлую грудь, словно выточенную из слоновой кости. Сосок выделялся темно-розовым пятном. Какое-то время граф разглядывал это совершенство.