– Ты подожди меня, а я сгоняю и разузнаю, кто расследует твое убийство и когда нас примут.
– Только ты не говори пока, что я жив, – предупредил Черкесов. – Уж лучше я сам… Скажи просто, что пришел по моему делу.
– Ладно-ладно, все сделаю, как хочешь, – успокоил его Андрей и направился в недра прокуратуры.
Черкесов остался во дворе, ходил, обдумывал, что и как будет говорить, и, естественно, постоянно оглядывался на вход в ожидании Андрея. Но того не было долго. Василий Романович уже заготовил все фразы, которые произнесет, изучил двор вдоль и поперек, от нечего делать подошел к щитку у входа, на котором красовались разные лица. Потом принялся изучать портреты разыскиваемых и пропавших людей, читать тексты под фотографиями. Но тут из прокуратуры выбежал Андрей с довольной физиономией, поискал глазами Черкесова, твердым шагом приблизился:
– Короче, следователь будет через пятнадцать минут, звонил, что едет… – Андрей осекся на полуслове, глядя мимо Черкесова.
– Знаешь, я тут подумал… – начал немного успокаиваться Василий Романович. – А ведь действительно, следователи и должны обеспечить мне безопасность. Это правильно, что мы сюда… Что с тобой?
Андрей молча развернул его лицом к щитку и указал на… фотографию Черкесова. Василий Романович, видя собственную физиономию на листовке, приподнял в недоумении плечи. Разумеется, его заинтересовало, почему он, для всех похороненный, красуется на щитке с заголовком «Разыскивается», и он принялся читать вслух:
– «Разыскивается опасный преступник… – Черкесов оглянулся на Андрея, будто искал у него подтверждения, что именно эти слова написаны под фотографией. Но фермер, кажется, был потрясен не меньше его. Тогда Черкесов тихо и быстро дочитал: —…преступник, выдающий себя за погибшего депутата городской думы Черкесова Василия Романовича. Внешне преступник похож на Черкесова. Имеет тот же рост, сухощавый, глаза карие, волосы темные, умеет убедительно копировать голос Черкесова Василия Романовича и его манеры. Просьба ко всем гражданам, знающим местопребывание данного преступника, сообщить…» Ну, Лариска! Ну, стерва!
Он сорвался с места и побежал.
– Куда? – бросился вдогонку Андрей. – Я договорился, чтобы нас принял…
– Не пойду! – резко повернулся к нему Черкесов. – Открой машину.
Оба забрались в джип, но Андрей не завел мотор.
– Чего ты паникуешь? – взъярился он на Черкесова. – Ты же вот он. Пойдем к следователю, расскажешь все, как было…
– Да? – запальчиво выкрикнул Черкесов. – А доказательства где? У меня ни паспорта, ни других документов – все сгорело в машине. Меня сначала засадят до выяснения личности. А как я буду что-то доказывать? Пройдет столько времени, пока удастся – если удастся! – доказать, что я – это я… А жена… Она же, дрянь, специально будет свидетельствовать против меня! У, гадюка гремучая!
– Погоди, – увещевал его Андрей. – Ведь все равно выяснится, что Черкесов – это ты. Может, тебя не жена сдала, а твоя Алла…
– У Аллы нет моих фотографий. Лариска дала фотографию из альбома, этот снимок сделан во время выборов три года назад. Пойми, в камеру мне нельзя ни за что. Если подошлют убийцу в камеру, там мне не спастись. Все, поехали. Мне надо подумать, как быть. Вот, значит, как Лариска меня добить решила! Мол, двойник приходил! Змеюка!
Андрей разочарованно завел мотор и двинул назад. Черкесов всю дорогу ругался, как сапожник, и все его проклятия предназначались жене. Андрей рулил молча, один раз, когда Черкесов, захлебываясь от негодования, вынужден был замолчать, чтобы перевести дух, заметил:
– М-да, вот и жене ты умудрился напакостить…
Он привез Черкесова в свое «общежитие», выпил чаю и засобирался, дав указания:
– Мне пора делами заняться, а ты еще подумай, за что тебя хотят грохнуть. До вечера есть время. Кстати, раз ты живешь у нас, наряд вне очереди.
– Что? – не понял Черкесов.
– Ну, убрать здесь следует, картошку почистить на ужин. Можешь и пожарить ее, никто не будет против. До вечера.
Когда он ушел, Черкесов огляделся и вымолвил:
– Что тут убирать? Чисто же.
К семи часам трое фермеров вернулись и повели носом от пригоревшей картошки, которую Черкесов поставил на середину стола. Он развел руками в стороны, дескать, извините. Ну, не умеет он жарить картошку… Шашлык приготовить, барбекю – это нормальное мужское занятие на отдыхе, да и то забыл, когда последний раз нанизывал мясо на шампур. Его успокоил Андрей:
– Ничего, научишься. У нас ты всему научишься.
Черкесов уловил издевку в словах благодетеля, хотя, может, ему так показалось. Василий Романович вообще-то человек мнительный, постоянно выискивал каверзы против себя, подозревал в интригах и принимал меры зачастую не по факту, а на всякий случай. Возможно, из-за этого его и убивают. Только причина мизерная. Должно что-то быть более крупное. Тем временем Гриша уплетал картошку, невзирая ни на что, Назар тоже ел, аккуратно отодвигая особо подгоревшие ломтики на край тарелки. Андрей картошку есть не стал, нарезал колбасы и сыра, удовлетворился бутербродами.
– Знаете, я сначала думал, что меня по ошибке… – заговорил, не выдержав молчания, Черкесов. – Накануне взрыва купил машину, вот и решил, что меня перепутали с ее бывшим хозяином. Но тогда незачем убивать меня вторично? А убийцы пришли на квартиру Аллы явно за мной…
Выяснив, что Черкесов так и не нашел существенных причин экспансии против него – а избавиться от гражданина депутата, неожиданно свалившегося ему на голову, хотелось быстрее, – Андрей сказал:
– Что ж, будем действовать наобум. Тех, кто тебя преследует, ты не знаешь, так? Следовательно, они выполняют чей-то заказ, значит, надо выяснить, кто тебя заказал. А теперь скажи, когда ты жил у Аллы, выходил из квартиры?
– Нет. Ни разу не выходил.
– Вот и начнем с Аллы.
– Почему с Аллы? – еле слышно пролепетал Черкесов, уже подозревая, что предала его не одна жена, а любовница тоже.
– Те парни, что пришли в ее квартиру, не взломали замок, а открыли дверь ключом. Где они его взяли?
– Алла дала? – вытянулось лицо у Черкесова. Вдруг до него дошло: а ведь действительно, ключ у киллеров был, Алла не вернулась домой, значит… – Как же я раньше не додумался? Ну я ее так тряхану…
– Не спеши, – охладил его пыл Андрей. – И как же ты собираешься выяснять у нее? Тебе Алла правду не скажет, но мы у нее все узнаем. План такой: один из нас идет в ресторан, где поет Алла, охмуряет ее и выведывает интересующие нас факты.
– И кто будет этот самый «один из нас»? – беспокойно заерзал Гриша.
– Ну, уж не ты, – успокоил его Андрей. – И не я.
– Я? – встрепенулся польщенный Назар.
– Естественно, – хмыкнул Андрей. – Ты же у нас по женской части самый шустрый, значит, укротить Аллу придется тебе. Так что иди, наряжайся, дожуешь в ресторане.
– Прямо так сразу? – поднялся Назар.
– А чего тянуть? – пожал плечами Андрей. – Быстрее выясним имена убийц, быстрее наш Вася вернется к нормальной жизни. Только есть условие, Черкесов. Мы поможем тебе найти твоего врага, если, конечно, получится, а уж разбираться с ним будешь ты. Нам проблемы не нужны, понял?
– Да-да, я понимаю, – пролепетал Черкесов, искренно обрадовавшись, что эти парни согласились ему помочь. Главное – выйти на заказчика, а там Черкесов найдет способ обезвредить негодяя. – Только должен предупредить: Аллу не так просто охмурить. Она по мелочам не разменивается.
– Основная черта у нее какая? – осведомился Андрей. – Что она любит?
– Деньги, украшения… Да, и любит, когда хвалят ее вокал. Хотя поет она хреново.
– Слышь, квартеронец? – Андрей подошел к комнате Назара, где тот переодевался. – Представься ей внебрачным сыном Рокфеллера. А сначала сядешь в кабаке, закажешь самые дорогие блюда. Короче – сори деньгами. Потом пригласишь певичку к столу, скажешь: я, мол, давно приметил вас и… так далее. Ну а дальше по обстоятельствам действуй, не мне тебя учить.
– Есть! – с готовностью произнес Назар, выйдя из комнаты. – Годится?
– У него спроси, – кивнул в сторону Черкесова Андрей.
Тот подошел ближе, понимая всю ответственность, возлагаемую на него, придирчиво осмотрел Назара и извиняющимся тоном сказал, покачав головой:
– Алла в миг его раскусит.
– Как это? – не понял Назар.
– М-м-м… – замялся Черкесов. – Костюм немного не подходит.
– Почему не подходит? – глядя в небольшое зеркало на стене, сказал Назар. – Это же мой лучший костюм.
– Понимаете, Алла в таких вещах разбирается, – вдруг разговорился Черкесов. – Она на глаз определяет, в какой стране сшит костюм, по чьим лекалам. Предпочитает бельгийские, говорит, там даже из дерьмовой ткани шьют шикарные вещи. Два раза она спасла меня от подделок. Я к чему это говорю: она сразу заметит отечественное производство. А раз человек одевается в отечественную одежду, он неинтересен для Аллы. По одежде она определяет статус, материальную базу. Думаю, Назару лучше идти в джинсах, эту одежду она признает как поистине демократическую. Только джинсы должны быть дорогие. И туфли эти… не подходят. Черт, у меня дома костюмов море, а Назар примерно моего роста и комплекции. Но ко мне не попасть.
– Отчего ж не попасть? – ухмыльнулся Андрей. – Попробуем. А то квартеронцу на свиданку с Аллой не годится абы в чем отправляться. Не мучайся, Назар, переоденься в удобную одежду. Кстати, Черкесов, у тебя деньги есть? На ресторан много нужно.
– Сто баксов и пятисотка, – отрапортовал тот. – У жены отобрал.
– На сто баксов круто не разгуляешься, – ввернул Гриша.
– Если попадем в дом, из сейфа возьму, – успокоил его Черкесов. Но тут же расстроился: – Только жена не пустит. Милицию вызовет.
– Это еще посмотрим, пустит или нет, – хмыкнул Андрей. – Григорий, захвати свой ветеринарский халат, пригодится. Едем.
Назар вышел в потертом джинсовом костюме, надел куртку и шапку. Решено было полную экипировку взять в доме Черкесова, дабы Алла поверила, что перед ней богатый клиент, и клюнула. Сели в джип, по мнению Андрея – это у них самый презентабельный транспорт. «Для Аллы внешних данных и хорошо подвешенного языка маловато…» – вводил своих спасителей в курс дела Черкесов. До города ехать час…
Глава 7
– Только ты не говори пока, что я жив, – предупредил Черкесов. – Уж лучше я сам… Скажи просто, что пришел по моему делу.
– Ладно-ладно, все сделаю, как хочешь, – успокоил его Андрей и направился в недра прокуратуры.
Черкесов остался во дворе, ходил, обдумывал, что и как будет говорить, и, естественно, постоянно оглядывался на вход в ожидании Андрея. Но того не было долго. Василий Романович уже заготовил все фразы, которые произнесет, изучил двор вдоль и поперек, от нечего делать подошел к щитку у входа, на котором красовались разные лица. Потом принялся изучать портреты разыскиваемых и пропавших людей, читать тексты под фотографиями. Но тут из прокуратуры выбежал Андрей с довольной физиономией, поискал глазами Черкесова, твердым шагом приблизился:
– Короче, следователь будет через пятнадцать минут, звонил, что едет… – Андрей осекся на полуслове, глядя мимо Черкесова.
– Знаешь, я тут подумал… – начал немного успокаиваться Василий Романович. – А ведь действительно, следователи и должны обеспечить мне безопасность. Это правильно, что мы сюда… Что с тобой?
Андрей молча развернул его лицом к щитку и указал на… фотографию Черкесова. Василий Романович, видя собственную физиономию на листовке, приподнял в недоумении плечи. Разумеется, его заинтересовало, почему он, для всех похороненный, красуется на щитке с заголовком «Разыскивается», и он принялся читать вслух:
– «Разыскивается опасный преступник… – Черкесов оглянулся на Андрея, будто искал у него подтверждения, что именно эти слова написаны под фотографией. Но фермер, кажется, был потрясен не меньше его. Тогда Черкесов тихо и быстро дочитал: —…преступник, выдающий себя за погибшего депутата городской думы Черкесова Василия Романовича. Внешне преступник похож на Черкесова. Имеет тот же рост, сухощавый, глаза карие, волосы темные, умеет убедительно копировать голос Черкесова Василия Романовича и его манеры. Просьба ко всем гражданам, знающим местопребывание данного преступника, сообщить…» Ну, Лариска! Ну, стерва!
Он сорвался с места и побежал.
– Куда? – бросился вдогонку Андрей. – Я договорился, чтобы нас принял…
– Не пойду! – резко повернулся к нему Черкесов. – Открой машину.
Оба забрались в джип, но Андрей не завел мотор.
– Чего ты паникуешь? – взъярился он на Черкесова. – Ты же вот он. Пойдем к следователю, расскажешь все, как было…
– Да? – запальчиво выкрикнул Черкесов. – А доказательства где? У меня ни паспорта, ни других документов – все сгорело в машине. Меня сначала засадят до выяснения личности. А как я буду что-то доказывать? Пройдет столько времени, пока удастся – если удастся! – доказать, что я – это я… А жена… Она же, дрянь, специально будет свидетельствовать против меня! У, гадюка гремучая!
– Погоди, – увещевал его Андрей. – Ведь все равно выяснится, что Черкесов – это ты. Может, тебя не жена сдала, а твоя Алла…
– У Аллы нет моих фотографий. Лариска дала фотографию из альбома, этот снимок сделан во время выборов три года назад. Пойми, в камеру мне нельзя ни за что. Если подошлют убийцу в камеру, там мне не спастись. Все, поехали. Мне надо подумать, как быть. Вот, значит, как Лариска меня добить решила! Мол, двойник приходил! Змеюка!
Андрей разочарованно завел мотор и двинул назад. Черкесов всю дорогу ругался, как сапожник, и все его проклятия предназначались жене. Андрей рулил молча, один раз, когда Черкесов, захлебываясь от негодования, вынужден был замолчать, чтобы перевести дух, заметил:
– М-да, вот и жене ты умудрился напакостить…
Он привез Черкесова в свое «общежитие», выпил чаю и засобирался, дав указания:
– Мне пора делами заняться, а ты еще подумай, за что тебя хотят грохнуть. До вечера есть время. Кстати, раз ты живешь у нас, наряд вне очереди.
– Что? – не понял Черкесов.
– Ну, убрать здесь следует, картошку почистить на ужин. Можешь и пожарить ее, никто не будет против. До вечера.
Когда он ушел, Черкесов огляделся и вымолвил:
– Что тут убирать? Чисто же.
К семи часам трое фермеров вернулись и повели носом от пригоревшей картошки, которую Черкесов поставил на середину стола. Он развел руками в стороны, дескать, извините. Ну, не умеет он жарить картошку… Шашлык приготовить, барбекю – это нормальное мужское занятие на отдыхе, да и то забыл, когда последний раз нанизывал мясо на шампур. Его успокоил Андрей:
– Ничего, научишься. У нас ты всему научишься.
Черкесов уловил издевку в словах благодетеля, хотя, может, ему так показалось. Василий Романович вообще-то человек мнительный, постоянно выискивал каверзы против себя, подозревал в интригах и принимал меры зачастую не по факту, а на всякий случай. Возможно, из-за этого его и убивают. Только причина мизерная. Должно что-то быть более крупное. Тем временем Гриша уплетал картошку, невзирая ни на что, Назар тоже ел, аккуратно отодвигая особо подгоревшие ломтики на край тарелки. Андрей картошку есть не стал, нарезал колбасы и сыра, удовлетворился бутербродами.
– Знаете, я сначала думал, что меня по ошибке… – заговорил, не выдержав молчания, Черкесов. – Накануне взрыва купил машину, вот и решил, что меня перепутали с ее бывшим хозяином. Но тогда незачем убивать меня вторично? А убийцы пришли на квартиру Аллы явно за мной…
Выяснив, что Черкесов так и не нашел существенных причин экспансии против него – а избавиться от гражданина депутата, неожиданно свалившегося ему на голову, хотелось быстрее, – Андрей сказал:
– Что ж, будем действовать наобум. Тех, кто тебя преследует, ты не знаешь, так? Следовательно, они выполняют чей-то заказ, значит, надо выяснить, кто тебя заказал. А теперь скажи, когда ты жил у Аллы, выходил из квартиры?
– Нет. Ни разу не выходил.
– Вот и начнем с Аллы.
– Почему с Аллы? – еле слышно пролепетал Черкесов, уже подозревая, что предала его не одна жена, а любовница тоже.
– Те парни, что пришли в ее квартиру, не взломали замок, а открыли дверь ключом. Где они его взяли?
– Алла дала? – вытянулось лицо у Черкесова. Вдруг до него дошло: а ведь действительно, ключ у киллеров был, Алла не вернулась домой, значит… – Как же я раньше не додумался? Ну я ее так тряхану…
– Не спеши, – охладил его пыл Андрей. – И как же ты собираешься выяснять у нее? Тебе Алла правду не скажет, но мы у нее все узнаем. План такой: один из нас идет в ресторан, где поет Алла, охмуряет ее и выведывает интересующие нас факты.
– И кто будет этот самый «один из нас»? – беспокойно заерзал Гриша.
– Ну, уж не ты, – успокоил его Андрей. – И не я.
– Я? – встрепенулся польщенный Назар.
– Естественно, – хмыкнул Андрей. – Ты же у нас по женской части самый шустрый, значит, укротить Аллу придется тебе. Так что иди, наряжайся, дожуешь в ресторане.
– Прямо так сразу? – поднялся Назар.
– А чего тянуть? – пожал плечами Андрей. – Быстрее выясним имена убийц, быстрее наш Вася вернется к нормальной жизни. Только есть условие, Черкесов. Мы поможем тебе найти твоего врага, если, конечно, получится, а уж разбираться с ним будешь ты. Нам проблемы не нужны, понял?
– Да-да, я понимаю, – пролепетал Черкесов, искренно обрадовавшись, что эти парни согласились ему помочь. Главное – выйти на заказчика, а там Черкесов найдет способ обезвредить негодяя. – Только должен предупредить: Аллу не так просто охмурить. Она по мелочам не разменивается.
– Основная черта у нее какая? – осведомился Андрей. – Что она любит?
– Деньги, украшения… Да, и любит, когда хвалят ее вокал. Хотя поет она хреново.
– Слышь, квартеронец? – Андрей подошел к комнате Назара, где тот переодевался. – Представься ей внебрачным сыном Рокфеллера. А сначала сядешь в кабаке, закажешь самые дорогие блюда. Короче – сори деньгами. Потом пригласишь певичку к столу, скажешь: я, мол, давно приметил вас и… так далее. Ну а дальше по обстоятельствам действуй, не мне тебя учить.
– Есть! – с готовностью произнес Назар, выйдя из комнаты. – Годится?
– У него спроси, – кивнул в сторону Черкесова Андрей.
Тот подошел ближе, понимая всю ответственность, возлагаемую на него, придирчиво осмотрел Назара и извиняющимся тоном сказал, покачав головой:
– Алла в миг его раскусит.
– Как это? – не понял Назар.
– М-м-м… – замялся Черкесов. – Костюм немного не подходит.
– Почему не подходит? – глядя в небольшое зеркало на стене, сказал Назар. – Это же мой лучший костюм.
– Понимаете, Алла в таких вещах разбирается, – вдруг разговорился Черкесов. – Она на глаз определяет, в какой стране сшит костюм, по чьим лекалам. Предпочитает бельгийские, говорит, там даже из дерьмовой ткани шьют шикарные вещи. Два раза она спасла меня от подделок. Я к чему это говорю: она сразу заметит отечественное производство. А раз человек одевается в отечественную одежду, он неинтересен для Аллы. По одежде она определяет статус, материальную базу. Думаю, Назару лучше идти в джинсах, эту одежду она признает как поистине демократическую. Только джинсы должны быть дорогие. И туфли эти… не подходят. Черт, у меня дома костюмов море, а Назар примерно моего роста и комплекции. Но ко мне не попасть.
– Отчего ж не попасть? – ухмыльнулся Андрей. – Попробуем. А то квартеронцу на свиданку с Аллой не годится абы в чем отправляться. Не мучайся, Назар, переоденься в удобную одежду. Кстати, Черкесов, у тебя деньги есть? На ресторан много нужно.
– Сто баксов и пятисотка, – отрапортовал тот. – У жены отобрал.
– На сто баксов круто не разгуляешься, – ввернул Гриша.
– Если попадем в дом, из сейфа возьму, – успокоил его Черкесов. Но тут же расстроился: – Только жена не пустит. Милицию вызовет.
– Это еще посмотрим, пустит или нет, – хмыкнул Андрей. – Григорий, захвати свой ветеринарский халат, пригодится. Едем.
Назар вышел в потертом джинсовом костюме, надел куртку и шапку. Решено было полную экипировку взять в доме Черкесова, дабы Алла поверила, что перед ней богатый клиент, и клюнула. Сели в джип, по мнению Андрея – это у них самый презентабельный транспорт. «Для Аллы внешних данных и хорошо подвешенного языка маловато…» – вводил своих спасителей в курс дела Черкесов. До города ехать час…
Глава 7
В городе они купили пиццу в коробке и едва успели на рынок, где торгуют цветами, приобрели там два шикарных букета у посиневшей от холода цветочницы. Андрей не объяснял, зачем потратил деньги на, казалось бы, бесполезные предметы. Неподалеку от дома Черкесова Андрей остановил джип, вышел и прошелся вдоль ограды.
– В доме на первом этаже горит свет, но тусклый, – сообщил он, вернувшись в машину. – Ограда решетчатая, всем одновременно маячить у ворот нельзя, Лариса такую толпу не должна видеть. Поэтому пойдет один Назар. Облачайся в халат, бери букет и пиццу. – Тот, не расспрашивая, что да почему, принялся исполнять приказ. – Скажи, Черкесов, сколько человек в доме?
– Жена говорила, что детей отправила к теще, с директором школы договорилась, они приедут через месяц. Значит, Лариса должна быть одна, если только… – и Черкесов осекся.
– …не привела тебе замену, – закончил с удовольствием Андрей.
Черкесов насупился. Мысль, что в его собственном доме может находиться любовник жены, была чертовски ему неприятна. Безусловно, у него были любовницы, ну так ведь он мужчина, ему необходимо держаться в форме. Но жена… он убьет ее лично, если Лариса завела роман на стороне при живом еще муже. Черкесов стоял на позициях тех мужчин, которые относятся к женщинам по принципу: «После меня не доставайся ты никому». Он готов был простить ей пистолет, направленный на него, хамство и то, что выгнала мужа без денег и документов, даже что милицию вызвала и очернила мужа своим поганым языком, но не любовника.
Троица ехидно переглядывалась во время паузы, догадываясь, какие чувства терзают Черкесова. Наконец Андрей хлопнул его по спине:
– Да ладно, не переживай, ты же тоже не святой. А что посеешь, то и пожнешь. Слыхал про такое? Готов, квартеронец?
– Как пионер, – отозвался Назар.
– Позвонишь, она, естественно, спросит, кто. Учти, Лариса тебя будет видеть, там камера. Я правильно говорю, Черкесов?
– Да, камера есть, – подтвердил Василий Романович. – Она увидит Назара на мониторе.
– Ты ей: мол, по этому адресу заказана пицца с цветами плюс письмо, – говорил далее Андрей. – Станет отказываться, убалтывай, как умеешь, но она должна взять у тебя пиццу и цветы. То есть твоя цель, чтобы она вышла к тебе. У нас два варианта. Либо она выйдет к тебе сама и откроет ворота, либо впустит тебя во двор, но не дальше порога дома. Твоя задача потянуть время, потому что и мы должны войти. Смотри по обстоятельствам, если что – скрутишь ее. Все, пошел!
Назар забрал коробку и букет, вышел из машины и направился к воротам. Он звонил несколько раз, никто не отозвался. Назар вернулся в машину:
– Никого нет дома.
– Будем ждать, – сказал Андрей.
Ждали полчаса. Черкесов нервно поглядывал на дом, приподнимался и снова садился, его что-то беспокоило.
– Что ты мечешься? – не выдержав, спросил Андрей.
– Собака… – произнес Черкесов в раздумье. – Она не выбежала к воротам, когда звонил Назар.
– Ну и что? – пожал плечами Назар. – Может, твоя половина ее заперла, потому что к ней пришел гость?
– А рычание, лай ты слышал? – обратился к нему Черкесов.
– Нет, – уверенно сказал Назар.
– Куда же делся мой пес?
– Жена твоя его на мясо сдала, – вяло бросил Гриша, сидевший за рулем.
– Дурацкая шутка, – вскипел Черкесов. – Мой пес редкой породы, я за него тысячу баксов отвалил.
– М-да, нам так не жить, – заметил Андрей. – Что ж, раз во дворе не гуляет собака, мы можем перемахнуть через ограду. Черкесов, за нами!
– Там сигнализация, – предупредил Черкесов.
– Да как-нибудь отключим, – проворчал Гриша, доставая инструменты.
Три фермера сначала потрогали прутья руками, затем ловко перемахнули через ограду. Черкесов не смог взобраться по скользким прутьям, ринулся к дереву, собираясь попасть на территорию, как в прошлый раз.
– Стой! – шикнул на него Андрей и перелез назад, к нему. – Что ж ты такой неумеха? Спортом надо заниматься. Давай подсажу.
Черкесов при помощи Андрея с трудом вскарабкался на ограду и затем мешком свалился на Гришу с Назаром, но уже на территории своей собственности.
– Сигнализация, кажется, отключена, – сообщил он тихо.
– Вот и замечательно, – сказал Андрей. – Идемте, попробуем взломать замок…
Но Черкесов сначала засеменил к заграждению, где стояла собачья конура чуть ли не в рост человека. Огромный бордосский дог лежал возле него на боку, высунув язык. Черкесов присел на корточки, тронул пса рукой. Тот не двинулся. Василий Романович растерянно взглянул на парней. К псу наклонился Гриша, ощупал его и выпрямился:
– Отравили. А подох недавно.
– Ох, не нравится мне все это… – проговорил Назар.
– Мне тоже, – угрюмо сказал Андрей. – Черкесов, вставай. Это все же не человек. Хотя некоторых людей я бы самолично к стенке ставил. Идемте.
Дверь в дом была заперта. Гриша возился с замком недолго, открыл. Все замерли, прислушиваясь к жизни внутри дома. Там тихо работал телевизор, и других звуков не слышалось. Никто из четверых почему-то не решался переступить порог. Наконец Андрей подтолкнул Черкесова, мол, ты хозяин, ты и заходи. Тот растерянно оглянулся на парней, вошел в прихожую, потом робко открыл дверь гостиной. Из электроприборов горел только торшер, и от экрана телевизора шло свечение. Людей в гостиной не было.
– Наверное, Лариса ушла и забыла выключить телевизор, – сказал Черкесов. – Пойдемте наверх, гардеробная у нас там.
Он первый ринулся к лестнице, ведущей на второй этаж, Андрей и Назар шли за ним, Гриша осматривал гостиную.
– Вот бы жена пришла сейчас, а? – размечтался Черкесов, поднимаясь по лестнице. – И увидела бы сразу троих мужиков! А я бы спрятался и посмотрел на…
Вдруг Гриша свистнул. Черкесов, Андрей и Назар, дошедшие почти до верха, остановились и глянули вниз. Тут-то и подкосились колени у Черкесова. Как ни старался он удержаться на ногах, однако медленно сполз по стене. В следующий миг зажмурился, чтобы не видеть гостиную. Назар и Андрей сбежали вниз, встали рядом с Гришей. Они были потрясены не меньше Черкесова, поэтому стояли молча.
На диване, упав на подушки, лежала красивая женщина с широко распахнутыми глазами. Очевидно, она сидела, а после выстрела свалилась на бок. Правая рука ее свесилась вниз, под ней лежал пистолет. Спинка дивана и подушки были залиты кровью. Самоубийство. Женщина выстрелила себе в висок.
Андрей чуточку наклонился, изучая фигуру женщины. Назар присел – рассматривал пистолет, затем пристально, деталь за деталью, осмотрел женщину.
– Это твоя жена? – поднял глаза на Черкесова Андрей.
Тот только кивнул несколько раз. Пот катился по его лицу, стекая струйками, как слезы. Но Черкесов не плакал. Он ничего не чувствовал, кроме непередаваемого ужаса. В это время Назар протянул руку к женщине, но Андрей резко убрал ее:
– Ничего не трогать! М-да, дела… Берем одежду, деньги и смываемся. Ничего не касаться! Гриша, поищи полотенце и сотри наши пальчики. Поторопимся.
Назар тронул за рукав Андрея и указал на висок Ларисы. Тот присмотрелся, покивал головой, затем взлетел к Черкесову, поставил его на ноги одним рывком, схватив за дубленку. Черкесов лишь показал комнату, где хранилась одежда, на большее его не хватило. Забрали одежду. Когда Андрей тряс его и спрашивал, где сейф, он молча указал вниз. Его все не удавалось растормошить, тогда Андрей зло хлестнул вдовца по щекам:
– Очнись, черт тебя возьми! Не видел застреленных? А мы всякое видели. И это вы, чиновники, бросаете нас на войны, вам кажется, что это похоже на игру. Вот и доигрался!
Черкесов, пребывая в почти бессознательном состоянии, прошел в подвал, там показал сейф, встроенный в стену, вяло сообщил цифры кода. Гриша открыл, не глядя, перебросил в сумку содержимое сейфа и толкнул Черкесова – иди.
– Где камера? – затряс его уже в гостиной Андрей. – Показывай! Если мы попали в объектив, нам хана! Ты, придурок, очнись!
На слабых ногах, стараясь не смотреть на жену, хотя за спинкой дивана ее и не было видно, Черкесов проводил Андрея в комнатушку на первом этаже. Камера оказалась пуста, без кассеты. Все поторопились покинуть дом, забрались в джип.
– Гриша, домой! – дал команду Андрей. – На сегодня все походы отменяются.
Андрей велел подъехать к дому Лизы, несмотря на то, что было поздно – двенадцать часов. В окнах света не было. Бросив на ходу: «Я сейчас», схватил букет и взбежал на крыльцо. Тихонько постучал, подождал, затем стукнул костяшками пальцев чуть громче. Ясно, Лиза спит. Он положил цветы на порог, вернулся в машину и буркнул оправдание:
– Чего добру пропадать?
На этот раз Назар не подколол его, как обычно подкалывал, все находились под впечатлением виденного в доме Черкесова. По дороге происшествие не обсуждали, ехали молча. Дома сбросили верхнюю одежду, сели кто куда, задумались. После длинной паузы Назар взял гитару, тихонько тронул струны. Гриша бросил на него укоризненный взгляд, потом перевел глаза на Черкесова, сидевшего с опущенной головой в углу, что означало: видишь, человеку плохо, а тебе все до фени. Назар отложил гитару и первым нарушил натужное молчание:
– Какого черта людям не хватает? Запросто решают проблему выстрелом. Как будто это единственный способ!
– Для некоторых выстрел или бомба – единственный способ, – философски заметил Андрей, подошел к шкафчику, достал водку, стаканы, разлил. Стакан, куда налил больше половины, отнес Черкесову. – Пей. Легче не станет, а все же… Хоть немного расслабишься.
Черкесов взял стакан, задрожавший в руке, выпил залпом, занюхал рукавом и отдал пустой Андрею. Вид он имел бледный, растерянный и подавленный. В голове его все смешалось, Василий Романович ничего не понимал. Гриша, опустошив свой стакан, принялся резать пиццу, затем начал жевать. Взяли по куску и остальные. Черкесов поморщился:
– Как вы можете есть…
– Еще пару трупов увидишь, поверь, аппетит перестанет пропадать, – сказал Назар.
Гриша достал из сумки пачки денег, две папки, раскрыл их. Одну папку взял Андрей, перебрал листы:
– Что это за документы?
Черкесов словно не услышал, говорил сам с собой:
– Как же дети… когда узнают… что их мать застрелилась. Мне надо поехать к ним, подготовить…
– Кто тебе сказал, что она застрелилась? – выговорил Назар набитым ртом.
Черкесов не понял смысла его слов, все качал головой. Наверное, представлял, сколько горя и боли принесет смерть Ларисы его детям. На глаза навернулись слезы, он свесил голову еще ниже, не желая показать слабость.
– Чего разнюнился? – грубо бросил Андрей.
От того, что никто из присутствующих не испытывал к нему жалости, от того, что попал в униженное, зависимое положение, а сделать сам ничего не может, наконец, от безысходности Черкесов затрясся в беззвучных рыданиях. Он плакал второй раз в жизни, если не считать сопливого детства. Даже на похоронах родной матери сдерживал слезы, ведь за ним следило множество глаз, и он хотел выглядеть сильным, мужественным человеком. Но вот за короткий период рыдал вторично. Потому что чувствовал себя загнанным в угол кроликом, предназначенным на обед. И только изредка слетали с его губ горькие слова:
– Как она могла… не подумать… Почему? Это жестоко с ее стороны. Что она хотела доказать и кому? Какая бессмысленная смерть…
– А ведь тебе не жаль ее, – подытожил Андрей, который к Черкесову относился хуже всех. В его короткой фразе обозначилось презрение, оскорбившее Черкесова.
– Что ты понимаешь! – пыхнул Василий Романович. – Она моя жена, мать моих детей. Лариса была хорошей матерью и плохой женой. Мы давно жили ради детей. Не понимаю… почему она это сделала?!
– А не понимаешь, так заткнись и слушай, – остудил его Андрей. – Объясни, Назар, что ты хотел сказать, а то этот… нехороший человек… мусолит страдания, вместо того, чтобы думать и действовать.
– Твою жену, Василий Романович, убили.
Черкесов вскинул голову, обвел всех испуганными глазами, в которых сквозило недоверие. Видя, что вдовцу нужно пояснить, Назар развернулся к нему корпусом:
– Стреляли с расстояния.
– Откуда ты знаешь? – выдавил Черкесов. Он мигом связал убийство жены с покушениями на него, посему поднял голову, в глазах обозначился интерес.
– Опыт, – усмехнулся Назар. – Когда стреляются, пистолет держат у самого виска, чтобы ненароком не промахнуться. Как распознают самострел? По нанесенной ране. По наличию или отсутствию дополнительных дефектов. Этих дефектов вокруг раны Ларисы нет. – Назар увидел, что Черкесов не понял, и пояснил: – Пуля вылетает с огнем, значит, при самостреле, при выстреле с близкого расстояния, вокруг раны должен быть ожог. А на виске твоей жены ожога нет. Вывод: в нее выстрелили с расстояния. А потом вложили в ее руку пистолет, чтобы остались отпечатки, но пистолет, естественно, выпал. Кстати, поэтому отравили собаку. Она была не на цепи, не закрыта в загоне. Тот, кто стрелял, кинул ей, может быть, кусок колбасы, она съела и околела, а он спокойно вышел. А произошло убийство примерно за час-полтора до нашего появления в доме.
– В доме на первом этаже горит свет, но тусклый, – сообщил он, вернувшись в машину. – Ограда решетчатая, всем одновременно маячить у ворот нельзя, Лариса такую толпу не должна видеть. Поэтому пойдет один Назар. Облачайся в халат, бери букет и пиццу. – Тот, не расспрашивая, что да почему, принялся исполнять приказ. – Скажи, Черкесов, сколько человек в доме?
– Жена говорила, что детей отправила к теще, с директором школы договорилась, они приедут через месяц. Значит, Лариса должна быть одна, если только… – и Черкесов осекся.
– …не привела тебе замену, – закончил с удовольствием Андрей.
Черкесов насупился. Мысль, что в его собственном доме может находиться любовник жены, была чертовски ему неприятна. Безусловно, у него были любовницы, ну так ведь он мужчина, ему необходимо держаться в форме. Но жена… он убьет ее лично, если Лариса завела роман на стороне при живом еще муже. Черкесов стоял на позициях тех мужчин, которые относятся к женщинам по принципу: «После меня не доставайся ты никому». Он готов был простить ей пистолет, направленный на него, хамство и то, что выгнала мужа без денег и документов, даже что милицию вызвала и очернила мужа своим поганым языком, но не любовника.
Троица ехидно переглядывалась во время паузы, догадываясь, какие чувства терзают Черкесова. Наконец Андрей хлопнул его по спине:
– Да ладно, не переживай, ты же тоже не святой. А что посеешь, то и пожнешь. Слыхал про такое? Готов, квартеронец?
– Как пионер, – отозвался Назар.
– Позвонишь, она, естественно, спросит, кто. Учти, Лариса тебя будет видеть, там камера. Я правильно говорю, Черкесов?
– Да, камера есть, – подтвердил Василий Романович. – Она увидит Назара на мониторе.
– Ты ей: мол, по этому адресу заказана пицца с цветами плюс письмо, – говорил далее Андрей. – Станет отказываться, убалтывай, как умеешь, но она должна взять у тебя пиццу и цветы. То есть твоя цель, чтобы она вышла к тебе. У нас два варианта. Либо она выйдет к тебе сама и откроет ворота, либо впустит тебя во двор, но не дальше порога дома. Твоя задача потянуть время, потому что и мы должны войти. Смотри по обстоятельствам, если что – скрутишь ее. Все, пошел!
Назар забрал коробку и букет, вышел из машины и направился к воротам. Он звонил несколько раз, никто не отозвался. Назар вернулся в машину:
– Никого нет дома.
– Будем ждать, – сказал Андрей.
Ждали полчаса. Черкесов нервно поглядывал на дом, приподнимался и снова садился, его что-то беспокоило.
– Что ты мечешься? – не выдержав, спросил Андрей.
– Собака… – произнес Черкесов в раздумье. – Она не выбежала к воротам, когда звонил Назар.
– Ну и что? – пожал плечами Назар. – Может, твоя половина ее заперла, потому что к ней пришел гость?
– А рычание, лай ты слышал? – обратился к нему Черкесов.
– Нет, – уверенно сказал Назар.
– Куда же делся мой пес?
– Жена твоя его на мясо сдала, – вяло бросил Гриша, сидевший за рулем.
– Дурацкая шутка, – вскипел Черкесов. – Мой пес редкой породы, я за него тысячу баксов отвалил.
– М-да, нам так не жить, – заметил Андрей. – Что ж, раз во дворе не гуляет собака, мы можем перемахнуть через ограду. Черкесов, за нами!
– Там сигнализация, – предупредил Черкесов.
– Да как-нибудь отключим, – проворчал Гриша, доставая инструменты.
Три фермера сначала потрогали прутья руками, затем ловко перемахнули через ограду. Черкесов не смог взобраться по скользким прутьям, ринулся к дереву, собираясь попасть на территорию, как в прошлый раз.
– Стой! – шикнул на него Андрей и перелез назад, к нему. – Что ж ты такой неумеха? Спортом надо заниматься. Давай подсажу.
Черкесов при помощи Андрея с трудом вскарабкался на ограду и затем мешком свалился на Гришу с Назаром, но уже на территории своей собственности.
– Сигнализация, кажется, отключена, – сообщил он тихо.
– Вот и замечательно, – сказал Андрей. – Идемте, попробуем взломать замок…
Но Черкесов сначала засеменил к заграждению, где стояла собачья конура чуть ли не в рост человека. Огромный бордосский дог лежал возле него на боку, высунув язык. Черкесов присел на корточки, тронул пса рукой. Тот не двинулся. Василий Романович растерянно взглянул на парней. К псу наклонился Гриша, ощупал его и выпрямился:
– Отравили. А подох недавно.
– Ох, не нравится мне все это… – проговорил Назар.
– Мне тоже, – угрюмо сказал Андрей. – Черкесов, вставай. Это все же не человек. Хотя некоторых людей я бы самолично к стенке ставил. Идемте.
Дверь в дом была заперта. Гриша возился с замком недолго, открыл. Все замерли, прислушиваясь к жизни внутри дома. Там тихо работал телевизор, и других звуков не слышалось. Никто из четверых почему-то не решался переступить порог. Наконец Андрей подтолкнул Черкесова, мол, ты хозяин, ты и заходи. Тот растерянно оглянулся на парней, вошел в прихожую, потом робко открыл дверь гостиной. Из электроприборов горел только торшер, и от экрана телевизора шло свечение. Людей в гостиной не было.
– Наверное, Лариса ушла и забыла выключить телевизор, – сказал Черкесов. – Пойдемте наверх, гардеробная у нас там.
Он первый ринулся к лестнице, ведущей на второй этаж, Андрей и Назар шли за ним, Гриша осматривал гостиную.
– Вот бы жена пришла сейчас, а? – размечтался Черкесов, поднимаясь по лестнице. – И увидела бы сразу троих мужиков! А я бы спрятался и посмотрел на…
Вдруг Гриша свистнул. Черкесов, Андрей и Назар, дошедшие почти до верха, остановились и глянули вниз. Тут-то и подкосились колени у Черкесова. Как ни старался он удержаться на ногах, однако медленно сполз по стене. В следующий миг зажмурился, чтобы не видеть гостиную. Назар и Андрей сбежали вниз, встали рядом с Гришей. Они были потрясены не меньше Черкесова, поэтому стояли молча.
На диване, упав на подушки, лежала красивая женщина с широко распахнутыми глазами. Очевидно, она сидела, а после выстрела свалилась на бок. Правая рука ее свесилась вниз, под ней лежал пистолет. Спинка дивана и подушки были залиты кровью. Самоубийство. Женщина выстрелила себе в висок.
Андрей чуточку наклонился, изучая фигуру женщины. Назар присел – рассматривал пистолет, затем пристально, деталь за деталью, осмотрел женщину.
– Это твоя жена? – поднял глаза на Черкесова Андрей.
Тот только кивнул несколько раз. Пот катился по его лицу, стекая струйками, как слезы. Но Черкесов не плакал. Он ничего не чувствовал, кроме непередаваемого ужаса. В это время Назар протянул руку к женщине, но Андрей резко убрал ее:
– Ничего не трогать! М-да, дела… Берем одежду, деньги и смываемся. Ничего не касаться! Гриша, поищи полотенце и сотри наши пальчики. Поторопимся.
Назар тронул за рукав Андрея и указал на висок Ларисы. Тот присмотрелся, покивал головой, затем взлетел к Черкесову, поставил его на ноги одним рывком, схватив за дубленку. Черкесов лишь показал комнату, где хранилась одежда, на большее его не хватило. Забрали одежду. Когда Андрей тряс его и спрашивал, где сейф, он молча указал вниз. Его все не удавалось растормошить, тогда Андрей зло хлестнул вдовца по щекам:
– Очнись, черт тебя возьми! Не видел застреленных? А мы всякое видели. И это вы, чиновники, бросаете нас на войны, вам кажется, что это похоже на игру. Вот и доигрался!
Черкесов, пребывая в почти бессознательном состоянии, прошел в подвал, там показал сейф, встроенный в стену, вяло сообщил цифры кода. Гриша открыл, не глядя, перебросил в сумку содержимое сейфа и толкнул Черкесова – иди.
– Где камера? – затряс его уже в гостиной Андрей. – Показывай! Если мы попали в объектив, нам хана! Ты, придурок, очнись!
На слабых ногах, стараясь не смотреть на жену, хотя за спинкой дивана ее и не было видно, Черкесов проводил Андрея в комнатушку на первом этаже. Камера оказалась пуста, без кассеты. Все поторопились покинуть дом, забрались в джип.
– Гриша, домой! – дал команду Андрей. – На сегодня все походы отменяются.
Андрей велел подъехать к дому Лизы, несмотря на то, что было поздно – двенадцать часов. В окнах света не было. Бросив на ходу: «Я сейчас», схватил букет и взбежал на крыльцо. Тихонько постучал, подождал, затем стукнул костяшками пальцев чуть громче. Ясно, Лиза спит. Он положил цветы на порог, вернулся в машину и буркнул оправдание:
– Чего добру пропадать?
На этот раз Назар не подколол его, как обычно подкалывал, все находились под впечатлением виденного в доме Черкесова. По дороге происшествие не обсуждали, ехали молча. Дома сбросили верхнюю одежду, сели кто куда, задумались. После длинной паузы Назар взял гитару, тихонько тронул струны. Гриша бросил на него укоризненный взгляд, потом перевел глаза на Черкесова, сидевшего с опущенной головой в углу, что означало: видишь, человеку плохо, а тебе все до фени. Назар отложил гитару и первым нарушил натужное молчание:
– Какого черта людям не хватает? Запросто решают проблему выстрелом. Как будто это единственный способ!
– Для некоторых выстрел или бомба – единственный способ, – философски заметил Андрей, подошел к шкафчику, достал водку, стаканы, разлил. Стакан, куда налил больше половины, отнес Черкесову. – Пей. Легче не станет, а все же… Хоть немного расслабишься.
Черкесов взял стакан, задрожавший в руке, выпил залпом, занюхал рукавом и отдал пустой Андрею. Вид он имел бледный, растерянный и подавленный. В голове его все смешалось, Василий Романович ничего не понимал. Гриша, опустошив свой стакан, принялся резать пиццу, затем начал жевать. Взяли по куску и остальные. Черкесов поморщился:
– Как вы можете есть…
– Еще пару трупов увидишь, поверь, аппетит перестанет пропадать, – сказал Назар.
Гриша достал из сумки пачки денег, две папки, раскрыл их. Одну папку взял Андрей, перебрал листы:
– Что это за документы?
Черкесов словно не услышал, говорил сам с собой:
– Как же дети… когда узнают… что их мать застрелилась. Мне надо поехать к ним, подготовить…
– Кто тебе сказал, что она застрелилась? – выговорил Назар набитым ртом.
Черкесов не понял смысла его слов, все качал головой. Наверное, представлял, сколько горя и боли принесет смерть Ларисы его детям. На глаза навернулись слезы, он свесил голову еще ниже, не желая показать слабость.
– Чего разнюнился? – грубо бросил Андрей.
От того, что никто из присутствующих не испытывал к нему жалости, от того, что попал в униженное, зависимое положение, а сделать сам ничего не может, наконец, от безысходности Черкесов затрясся в беззвучных рыданиях. Он плакал второй раз в жизни, если не считать сопливого детства. Даже на похоронах родной матери сдерживал слезы, ведь за ним следило множество глаз, и он хотел выглядеть сильным, мужественным человеком. Но вот за короткий период рыдал вторично. Потому что чувствовал себя загнанным в угол кроликом, предназначенным на обед. И только изредка слетали с его губ горькие слова:
– Как она могла… не подумать… Почему? Это жестоко с ее стороны. Что она хотела доказать и кому? Какая бессмысленная смерть…
– А ведь тебе не жаль ее, – подытожил Андрей, который к Черкесову относился хуже всех. В его короткой фразе обозначилось презрение, оскорбившее Черкесова.
– Что ты понимаешь! – пыхнул Василий Романович. – Она моя жена, мать моих детей. Лариса была хорошей матерью и плохой женой. Мы давно жили ради детей. Не понимаю… почему она это сделала?!
– А не понимаешь, так заткнись и слушай, – остудил его Андрей. – Объясни, Назар, что ты хотел сказать, а то этот… нехороший человек… мусолит страдания, вместо того, чтобы думать и действовать.
– Твою жену, Василий Романович, убили.
Черкесов вскинул голову, обвел всех испуганными глазами, в которых сквозило недоверие. Видя, что вдовцу нужно пояснить, Назар развернулся к нему корпусом:
– Стреляли с расстояния.
– Откуда ты знаешь? – выдавил Черкесов. Он мигом связал убийство жены с покушениями на него, посему поднял голову, в глазах обозначился интерес.
– Опыт, – усмехнулся Назар. – Когда стреляются, пистолет держат у самого виска, чтобы ненароком не промахнуться. Как распознают самострел? По нанесенной ране. По наличию или отсутствию дополнительных дефектов. Этих дефектов вокруг раны Ларисы нет. – Назар увидел, что Черкесов не понял, и пояснил: – Пуля вылетает с огнем, значит, при самостреле, при выстреле с близкого расстояния, вокруг раны должен быть ожог. А на виске твоей жены ожога нет. Вывод: в нее выстрелили с расстояния. А потом вложили в ее руку пистолет, чтобы остались отпечатки, но пистолет, естественно, выпал. Кстати, поэтому отравили собаку. Она была не на цепи, не закрыта в загоне. Тот, кто стрелял, кинул ей, может быть, кусок колбасы, она съела и околела, а он спокойно вышел. А произошло убийство примерно за час-полтора до нашего появления в доме.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента