Известно, что в мае 1943 г. в Тунисе германские сухопутные силы потеряли
пленными около 90 тыс. человек. На Западном фронте с июня по декабрь было взято
в плен более 210 тыс. человек, в Италии - около 20 тыс. человек.{65} Число
пропавших без вести на Востоке до января 1945 г. составило 1 млн. человек, число
же пленных можно оценить в 544 тыс. человек. Эта цифра получена путем вычитания
из общего числа пленных, захваченных Красной Армией до конца 1944 г. (997 тыс.
человек), 202 тыс. румын, 49 тыс. итальянцев и 2 тыс. финнов (все они могли быть
пленены только до конца 1944 г.), а также 200 тыс. из 514 тыс. взятых в плен
венгерских военнослужащих.{66} В этом случае около 456 тыс. пропавших без вести
на Востоке до конца 1944 г. следует отнести к погибшим. На других театрах войны
из 610 тыс. пропавших без вести до конца 1944 г. военнослужащих сухопутных сил
около 290 тыс. могут быть отнесены к числу убитых. Это дает число погибших в
сухопутных силах с начала войны и до конца 1944 г. в 2496 тыс. человек. В ВМФ из
числа пропавших без вести мы условно девять десятых относим к погибшим морякам,
затонувшим вместе со своими кораблями. В этом случае общее число погибших до
конца 1944 г. во флоте можно оценить в 150 тыс. человек. В ВВС мы условно
принимаем, что половина пропавших без вести может быть отнесена к погибшим, а
другая половина - к пленным, тогда общее число погибших в германской авиации до
конца 1944 г. можно оценить в 229 тыс. человек. В период с 1 января по 30 апреля
1945 г, всех, пропавших без вести в ВВС и ВМФ, мы условно относим к числу
пленных. Потери убитыми в мае 1945 г. мы оцениваем в 10 тыс. человек, главным
образом из состава сухопутных сил. Тогда общее число погибших в сухопутных силах
следует оценить в 2756 тыс., в ВМФ - в 155 тыс. и в ВВС - в 239 тыс. человек, а
для вермахта в целом (вместе с войсками СС) - в 3,15 млн. человек. Потери
пленными до конца апреля 1945 г. оцениваются в 1854 тыс. для сухопутных сил, 15
тыс. для ВМФ и 81 тыс. для ВВС. Исчисление потерь пленными для последующих дней
войны теряет смысл в связи с началом массовой сдачи в плен всей германской
армии.

В период с 1 января по 30 апреля 1945 г. из 1 млн.
пленных из состава сухопутных сил 615 тыс. было взято на Западном фронте (290
тыс. - в январе-марте и 325 тыс. - в апреле в Рурском котле),{67 }число пленных
в Италии можно оценить в 10 тыс., остальные 375 тыс. пленных были взяты на
Восточном фронте. На долю Восточного фронта в этот период мы также относим
половину пленных из состава флота и одну треть пленных из состава ВВС - всего
около 5 тыс. человек.

Всего в советском плену побывало 2,73 млн. бывших
военнослужащих германской армии (2,390 млн. немцев, 157 тыс. австрийцев,
остальные - чехи, словаки, поляки, французы, югославы и пр.), из которых умерло
в плену 450,6 тыс. человек. Кроме того, советские войска пленили около 215 тыс.
бывших советских граждан, служивших в коллаборационистских формированиях или в
качестве вспомогательного персонала ("добровольных помощников") в немецких
частях. Отметим, что после германской капитуляции 9 мая и позднее Красной Армии
сдались 1391 тыс. человек, а ранее, в период с 1 по 8 мая, по некоторым
сведениям, 635 тыс. человек.{68} Общее число погибших в плену германских
военнослужащих оценивается экспертами немецкой службы розыска в 800 тыс.
человек.{69} С учетом данных о числе погибших в советском плену количество
военнопленных, умерших в плену на Западе, можно приблизительно определить в 350
тыс. человек. Всего же в войне погибло, по нашей оценке, около 3950 тыс.
военнослужащих вермахта, включая сюда также австрийцев, чехов, поляков,
прибалтов и других граждан СССР и иных стран, служивших в германских вооруженных
силах. Эта оценка практически совпадает с оценкой Б. Мюллера-Гиллебранда - 4
млн. погибших.{70}

Безвозвратные потери гражданского населения Германии в
годы войны оцениваются приблизительно в 2 млн. человек. Сюда входят погибшие в
результате наземных боевых действий в последний период войны, а также примерно
500 тыс. жертв стратегических бомбардировок союзной авиации и 300 тыс. граждан
Германии (антифашистов, евреев и цыган), погибших в концлагерях или казненных
нацистами.{71} Общие безвозвратные потери Германии - 5,95 млн. человек оказались
в 7,3 раза меньше советских безвозвратных потерь - 43,448 млн. человек. По
безвозвратным потерям гражданского населения соотношение оказывается еще менее
благоприятным для СССР - 8,5:1. Здесь сказались большие потери советского
населения в ходе боевых действий, которые на территории СССР продолжались
значительно дольше, чем на германской территории, геноцид нацистов против евреев
и цыган и их жестокие репрессии против мирного населения, особенно в охваченных
партизанской борьбой районах, а также значительная избыточная смертность
советского населения от голода и болезней, прежде всего на территориях,
подвергшихся оккупации (в Германии, которая до конца войны практически не
голодала, подобной избыточной смертности не было). Отметим, что и смертность
среди германских военнопленных как на Востоке, так и на Западе, хотя и была
значительной, но далеко не достигала уровня смертности советских военнопленных,
которых погибло почти две трети. Тут сказалось прежде всего бесчеловечное
отношение лагерной германской администрации к пленным красноармейцам, не
подпадавшим под действие Женевской конвенции, а также расчет на молниеносную
войну, в которой использование пленных для военных нужд не предусматривалось.
Аргумент о многочисленности советских пленных, особенно в 1941-1942 гг., как о
причине повышенной смертности среди них, вряд ли справедлив, поскольку в
последние месяцы войны и сразу после капитуляции германских пленных в руках
союзников оказалось никак не меньше, но трудности их содержания и снабжения в
целом были преодолены, хотя среди отдельных групп пленных, взятых в
экстремальных условиях и после длительной блокады, смертность оказалась очень
велика: не вернулось домой большинство пленных, взятых в Сталинграде и Тунисе.

5. О соотношении потерь на
советско-германском фронте

Попытаемся теперь определить соотношение безвозвратных
потерь на советско-германском фронте. Для этого надо оценить потери вермахта в
борьбе против СССР, а также потери союзников Германии. Сухопутная армия Германии
до начала декабря 1944 г. потеряла на Востоке 1420 тыс. погибшими. Еще примерно
456 тыс. человек из числа пропавших без вести на Востоке до конца 1944 г., по
нашей оценке, следует отнести к погибшим. Из 250 тыс. военнослужащих сухопутных
сил, погибших в период с 1 января по 30 апреля 1945 г., на долю Восточного
фронта, принимая во внимание долю германских дивизий, развернутых против СССР в
этот период, можно отнести около 180 тыс. погибших. Кроме того, почти все из 10
тыс. военнослужащих сухопутных сил, погибших в мае 1945 г., должны быть отнесены
к потерям Восточного фронта, так как на Западе тогда боевые действия уже
практически прекратились. Всего в борьбе против СССР, таким образом, погибло
2066 тыс. военнослужащих сухопутных сил. Потери ВМФ на Востоке до конца января
1945 г., включая и потери в польской кампании 1939 г., составили 5,8 тыс.
погибшими и 3,8 тыс. пропавшими без вести, что составило менее одной пятнадцатой
всех безвозвратных потерь флота за этот период. ВВС в это же время потеряли на
Востоке 52,9 тыс. погибшими и 49,2 тыс. пропавшими без вести, что составило 34%
всех безвозвратных потерь ВВС. Если же брать потери ВВС, дифференцированные по
театрам военных действий, то доля Востока (правда, вместе с потерями в войне
против Польши) поднимается до 38%, что приблизительно соответствует вкладу
советских ВВС в войну в воздухе.{72} С учетом принятого выше соотношения между
убитыми и пленными среди пропавших без вести в ВМФ и ВВС число погибших в ВВС на
Востоке до конца января 1945 г. мы оцениваем в 77,5 тыс. человек, а в ВМФ - в
9,2 тыс. человек. Соответственно потери в ВМФ на Востоке с 1 февраля по 30
апреля 1945 г. мы определяем в 1 тыс. человек, а в ВВС - в 3 тыс. человек,
относя всех, пропавших без вести, к пленным. Таким образом, общие потери ВВС
Германии на Востоке погибшими мы оцениваем в 80,5 тыс., а ВМФ - в 10,2 тыс.
человек, что дает общее число погибших на советско-германском фронте германских
военнослужащих в 2157 тыс. Пленных немцев до 30 апреля 1945 г. Красная Армия
захватила около 950 тыс. человек, в том числе до 30 тыс. летчиков и моряков. С
учетом потерь союзников общее соотношение безвозвратных потерь сторон на
советско-германском фронте погибшими и пленными, взятыми до конца апреля 1945
г., оказывается 6,5:1 не в пользу Красной Армии. Если же взять соотношение
только погибших, то оно окажется еще менее благоприятным для советской стороны -
8,5:1.{73} В чем-то это соотношение, возможно, даже более объективно отражает
уровень военного искусства сторон, поскольку большинство пленных было захвачено
Красной Армией в последние месяцы войны, когда ее исход уже ни у кого не вызывал
сомнения.

Интересно проследить хотя бы примерное соотношение
потерь сторон по годам войны. Используя установленное выше соотношение между
числом погибших и пораженных в боях советских военнослужащих и основываясь на
данных, приведенных в книге Е. И. Смирнова, количество погибших советских
военнослужащих по годам можно распределить так:

1941 г. - 2,2 млн., 1942 г., - 8 млн., 1943 г. - 6,4
млн., 1944 г. - 6,4 млн., 1945 г. - 2,5 млн. Надо также учесть, что примерно 0,9
млн. красноармейцев, числившихся в безвозвратных потерях, но позднее
обнаружившихся на освобожденной территории и призванных вновь, приходятся в
основном на 1941-1942 гг. За счет этого потери погибшими в 1941 г. мы уменьшаем
на 0,6 млн., а 1942 г. - на 0,3 млн. человек (пропорционально числу пленных) и с
добавлением пленных получаем общие безвозвратные потери Красной Армии по годам:
1941 г. - 5,5 млн., 1942 г. - 7,153 млн., 1943 г. - 6,965 млн., 1944 г. - 6,547
млн., 1945 г. - 2,534 млн. Для сравнения возьмем безвозвратные потери сухопутных
сил вермахта по годам, основываясь на данных Б. Мюллера-Гиллебранда. При этом мы
вычли из итоговых цифр потери, понесенные вне Восточного фронта, ориентировочно
разнеся их по годам. Получилась следующая картина для Восточного фронта (в
скобках дается цифра общих безвозвратных потерь сухопутных сил за год): 1941 г.
(с июня) - 301 тыс. (307 тыс.), 1942 г. - 519 тыс. (538 тыс.), 1943 г. - 668
тыс. (793 тыс.), 1944 г. (за этот год потери в декабре приняты равными
январским) - 1129 тыс. (1629 тыс.), 1945 г. (до 1 мая) - 550 тыс. (1250
тыс.).{74} Соотношение во всех случаях получается в пользу вермахта: 1941 г. -
18,1:1, 1942 г. - 13,7:1, 1943 г. - 10,4:1, 1944 г. - 5,8:1, 1945 г. - 4,6:1.
Эти соотношения должны быть близки к истинным соотношениям безвозвратных потерь
сухопутных сил СССР и Германии на советско-германском фронте, поскольку потери
сухопутной армии составили львиную и гораздо большую, чем у вермахта, долю всех
советских военных потерь, а германские авиация и флот основные безвозвратные
потери в ходе войны понесли за пределами Восточного фронта. Что же касается
потерь германских союзников на Востоке, недоучет которых несколько ухудшает
показатели Красной Армии, то следует учесть, что в борьбе с ними Красная Армия
несла относительно гораздо меньшие потери, чем в борьбе против вермахта, что
германские союзники активно действовали далеко не во все периоды войны и понесли
наибольшие потери пленными в рамках общих капитуляций (Румынии и Венгрии). Кроме
того, на советской стороне не учтены потери действовавших вместе с Красной
Армией польских, чехословацких, румынских и болгарских частей. Так что в целом
выявленные нами соотношения должны быть достаточно объективными. Они показывают,
что улучшение соотношения безвозвратных потерь для Красной Армии происходит лишь
с 1944 г., когда союзники высадились на Западе и помощь по ленд-лизу дала уже
максимальный эффект в плане как прямых поставок вооружения и техники, так и
развертывания советского военного производства. Вермахт был вынужден бросить
резервы на Запад и не смог уже, как в 1943 г., развязать активные действия на
Востоке. Кроме того, сказывались большие потери опытных солдат и офицеров. Тем
не менее до конца войны соотношение потерь оставалось неблагоприятным для
Красной Армии в силу присущих ей пороков (шаблонность, презрение к человеческой
жизни, неумелое использование вооружения и техники, отсутствие преемственности
опыта из-за огромных потерь и неумелого использования маршевого пополнения и т.
д.).

В то же время в войне против западных союзников в
1943-1945 гг. по нашим оценкам Германия теряла больше противника. Даже по
погибшим соотношение в целом оказывается 1,6:1 в пользу союзников, не говоря уже
о превосходстве их по числу пленных в десятки раз. Лишь в Италии соотношение
потерь было равным, что можно объяснить условиями театра, благоприятными для
обороны, и военным искусством немецкого командующего на этом театре фельдмаршала
А. Кессельринга.{75}

Отметим также, что в германской армии до конца 1944 г.
на 2496 тыс. погибших (по нашей оценке) из состава сухопутных сил приходилось
5026 тыс. раненых, подвергшихся эвакуации,{76} что дает соотношение равных и
погибших 2,0:1. В Красной Армии, по нашей оценке, соотношение числа пораженных в
боях, подвергшихся эвакуации, и числа погибших было почти равным - 1,1:1.
Значительно большее число погибших по отношению к раненым на советской стороне
можно объяснить безжалостным отношением советского командования к своим
солдатам, когда в бессмысленных лобовых атаках на неподавленную систему
германской обороны целиком погибали полки и батальоны, что непропорционально
увеличивало в общей структуре потерь долю потерь безвозвратных. В германских
вооруженных силах количество больных, подвергшихся эвакуации - лечившихся в
госпиталях, было больше числа раненых и обмороженных в 2,1 раза, а если к
заболевшим добавить и пострадавших от несчастных случаев, - то в 2,3 раза,{77}
тогда как в СССР число эвакуированных, пораженных в боях, превышало число
эвакуированных больных в 3,3 раза. Дело в том, что боевые потери Красной Армии
многократно превышали боевые потери вермахта, больше половины мобилизованных в
Советские Вооруженные Силы, погибли или оказались в плену. Число же больных
зависело от общей численности действующей армии, которая была у обеих сторон
близка между собой. При этом у бойца Красной Армии гораздо большей была
вероятность быть убитым, раненым или оказаться в плену, чем больным, тогда как в
вермахте, наоборот, для солдата больше шансов было заболеть, чем получить
ранение.

Отметим также, что безвозвратные потери армий СССР и
Германии представляют собой разно-порядковые величины. Поэтому, если наши оценки
германских потерь могут отклоняться от истинной величины в ту или другую сторону
в пределах 200-300 тыс. человек, то в случае с Красной Армией подобное
расхождение может исчисляться миллионами человек.




* * *




Соотношение безвозвратных потерь сторон на
советско-германском фронте указывает на большое численное превосходство Красной
Армии над вермахтом. Если принять во внимание, что около трех четвертей всех
безвозвратных потерь Германия понесла на Восточном фронте, то количество
военнослужащих (включая сюда и личный состав центральных и тыловых органов в
Германии), воевавших против Красной Армии, можно оценить в три четверти от
чистого призыва, составлявшего 15,9 млн. человек, что дает 12 млн. человек,
причем эта величина должна быть уменьшена на значительную часть из 1,63 млн.
демобилизованных из вермахта по возрасту или иным причинам. Вклад союзников
Германии был менее значителен, и они участвовали в активных боевых действиях
далеко не на всем протяжении советско-германской войны. С учетом этих
обстоятельств общее число мобилизованных, фактически выставленное Германией и ее
союзниками против советских 42,9 млн. мобилизованных можно определить не более
чем в 14 млн. человек. Отметим, что от 1 до 1,5 млн. советских военнослужащих в
период войны находилось вне советско-германского фронта - на Дальнем Востоке, в
Иране и Закавказье, но это составляло ничтожную часть всех мобилизованных. По
общему числу мобилизованных СССР сохранял более чем трехкратное превосходство,
которое еще больше возрастало в боевых частях. Такому превосходству
способствовала и демографическая структура советского населения. По оценке
американских военных историков Т. Н. Дюпуи и П. Мартелла, к началу 1941 г. 4/5
мужского населения СССР было моложе 40 лет, тогда как в Германии эта доля не
превышала 3/5.{78} В то же время, сравнение численности действующих армий СССР и
Германии (вместе с союзниками) на определенные даты не дает объективной картины,
поскольку условия фронта не позволяли одновременно держать друг против друга
более 6 млн. человек с каждой стороны. В противном случае затруднялось
управление войсками и их размещение. Однако численный перевес Красной Армии
проявлялся в том, что полная смена войск на фронте происходила гораздо быстрее
на советской, чем на германской стороне, вследствие значительно больших потерь.
Поэтому объективным, на наш взгляд, было бы сопоставление численности войск на
фронте за какой-то значительный промежуток времени, порядка 2-3 месяцев, с
учетов всех маршевых пополнений и резервов, что может ярче высветить подавляющее
советское превосходство в живой силе.

Объясняя громадные советские людские потери, германские
генералы обычно указывают на пренебрежение жизнями солдат со стороны высшего
командования, слабую тактическую выучку среднего и низшего комсостава,
шаблонность применяемых при наступлении приемов, неспособность как командиров,
так и солдат принимать самостоятельные решения.{79} Подобные утверждения можно
было бы счесть простой попыткой принизить достоинства противника, который войну
все-таки выиграл, если бы не многочисленные аналогичные свидетельства с
советской стороны. Так, Жорес Медведев вспоминает бои под Новороссийском в 1943
г.: "У немцев под Новороссийском были две линии обороны, отлично укрепленные на
глубину примерно 3 км. Считалось, что артподготовка очень эффективна, но мне
кажется, что немцы довольно быстро к ней приспособились. Заметив, что
сосредоточивается техника и начинается мощная стрельба, они уходили на вторую
линию, оставив на передовой лишь несколько пулеметчиков. Уходили и с таким же
интересом, как и мы, наблюдали весь этот шум и дым. Потом нам приказывали идти
вперед. Мы шли, подрывались на минах и занимали окопы - уже почти пустые, лишь
два-три трупа валялись там. Тогда давался приказ - атаковать вторую линию.
Тут-то погибало до 80 процентов наступавших - немцы ведь сидели в отлично
укрепленных сооружениях и расстреливали всех нас чуть не в упор".{80}
Американский дипломат А. Гарриман передает слова Сталина о том, что "в Советской
Армии надо иметь больше смелости, чтобы отступать, чем наступать" и так ее
комментирует: "Эта фраза Сталина хорошо показывает, что он осознавал положение
дел в армии. Мы были шокированы, но мы понимали, что это заставляет Красную
Армию сражаться... Наши военные, консультировавшиеся с немцами после войны,
говорили мне, что самым разрушительным в русском наступлении был его массовый
характер. Русские шли волна за волной. Немцы их буквально косили, но в
результате такого напора одна волна прорывалась".{81} А вот свидетельство о боях
в декабре 1943 г. в Белоруссии бывшего командира взвода В. Дятлова: "Мимо, по
ходу сообщения прошла цепочка людей в гражданской одежде с огромными "сидорами"
за спиной. "Славяне, кто вы, откуда? - спросил я. - Мы с Орловщины, пополнение.
- Что за пополнение, когда в гражданском и без винтовок? - Да сказали, что
получите в бою..."

Удар артиллерии по противнику длился минут пять. 36
орудий артиллерийского полка "долбили" передний край немцев. От разрядов
снарядов видимость стала еще хуже...

И вот атака. Поднялась цепь, извиваясь черной кривой
змейкой. За ней вторая. И эти черные извивающиеся и двигающиеся змейки были так
нелепы, так неестественны на серо-белой земле! Черное на снегу - прекрасная
мишень. И немец "поливал" эти цепи плотным свинцом. Ожили многие огневые точки.
Со второй линии траншеи вели огонь крупнокалиберные пулеметы. Цепи залегли.
Командир батальона орал: "Вперед, ... твою мать! Вперед!... В бой! Вперед!
Застрелю!" Но подняться было невозможно. Попробуй оторвать себя от земли под
артиллерийским, пулеметным и автоматным огнем...

Командирам все же удавалось несколько раз поднимать
"черную" деревенскую пехоту. Но все напрасно. Огонь противника был настолько
плотным, что, пробежав пару шагов, люди падали, как подкошенные. Мы,
артиллеристы, тоже не могли надежно помочь - видимости нет, огневые точки немцы
здорово замаскировали, и, вероятней всего, основной пулеметный огонь велся из
дзотов, а потому стрельба наших орудий не давала нужных результатов".

Тот же мемуарист весьма красочно описывает столь
восхваляемую многими мемуаристами из числа маршалов и генералов разведку боем,
проведенную батальоном штрафников: "В десятиминутном огневом налете участвовало
два дивизиона нашего полка - и все. После огня какие-то секунды стояла тишина.
Потом выскочил из траншеи на бруствер командир батальона: "Ребята-а! За Родину!
За Сталина! За мной! Ура-а-а!" Штрафники медленно вылезли из траншеи и, как бы
подождав последних, вскинув винтовки наперевес, побежали. Стон или крик с
протяжным "а-а-а" переливался слева направо и опять налево, то затухая, то
усиливаясь. Мы тоже выскочили из траншеи и побежали вперед. Немцы бросили серию
красных ракет в сторону атакующих и сразу же открыли мощный
минометно-артиллерийский огонь. Цепи залегли, залегли и мы - чуть сзади в
продольной борозде. Голову поднять было нельзя. Как засечь и кому засекать в
этом аду цели противника? Его артиллерия била с закрытых позиций и далеко с
флангов. Били и тяжелые орудия. Несколько танков стреляли прямой наводкой, их
снаряды-болванки с воем проносились над головой...

Штрафники лежали перед немецкой траншеей на открытом
поле и в мелком кустарнике, а немец "молотил" это поле, перепахивая и землю, и
кусты, и тела людей... Отошло нас с батальоном штрафников всего семь человеке, а
было всех вместе - 306 {82} (атаки на этом участке так и не было)".

Рассказ о подобных бессмысленных и кровопролитных атаках
мы имеем и в воспоминаниях, и письмах немецких солдат и младших офицеров. Один
безымянный свидетель описывает атаку частей 37-й советской армии А. А. Власова
на занятую немцами высоту под Киевом в августе 1941 г., причем его описание в
деталях совпадает с рассказом советского офицера, приведенным выше. Тут и
бесполезная артподготовка мимо немецких позиций, и атака густыми волнами,
гибнущими под немецкими пулеметами, и безвестный командир, безуспешно пытающийся
поднять своих людей и гибнущий от немецкой пули. Подобные атаки на не слишком
важную высоту продолжались трое суток кряду. Немецких солдат более всего
поражало, что когда гибла вся волна, одиночные солдаты все равно продолжали
бежать вперед (немцы на подобные бессмысленные действия были неспособны). Эти
неудавшиеся атаки, тем не менее, истощили немцев физически. И, как вспоминает
германский военнослужащий, его и его товарищей больше всего потрясла и привела в
депрессивное состояние методичность и масштабность этих атак: "Если Советы могут
позволить себе тратить столько людей, пытаясь ликвидировать столь незначительные
результаты нашего продвижения, то как же часто и каким числом людей они будут
атаковать, если объект будет действительно очень важным?"{83} (немецкий автор не
мог себе представить, что иначе Красная Армия атаковать просто не умела и не
могла).

А в письме немецкого солдата домой во время отступления
от Курска во второй половине 1943 г. описывается, как и в цитированном письме В.
Дятлова, атака почти безоружного и необмундированного пополнения с только что
освобожденных территорий (той же самой Орловщины), в которой погибло подавляющее
большинство участников (по утверждению очевидца - даже женщины были среди
призванных). Пленные рассказывали, что власти подозревали жителей в
сотрудничестве с оккупационными властями, и мобилизация служила для них родом
наказания. И в том же письме описана атака советских штрафников через немецкое
минное поле для подрыва мин ценой собственной жизни (рассказ маршала Г. К.
Жукова о подобной практике советских войск приводит в своих мемуарах Д.
Эйзенхауэр). И опять немецкого солдата больше всего поразила покорность
мобилизованных и штрафников. Пленные штрафники, "за редким исключением, никогда
не жаловались на такое с ними обращение", говорили, что жизнь трудна и что "за
ошибки надо платить".{84} Подобная покорность советских солдат ясно показывает,
что советский режим воспитал не только командиров, способных отдавать столь
бесчеловечные приказы, но и солдат, способных такие приказы беспрекословно
выполнять.

О неспособности Красной Армии воевать иначе, чем ценой
очень большой крови, есть свидетельства и советских военачальников высокого
ранга. Так, маршал А. И. Еременко следующим образом характеризует особенности
"военного искусства" прославленного (заслуженно ли?) "маршала победы" Г. К.
Жукова: "Следует сказать, что жуковское оперативное искусство - это
превосходство в силах в 5-6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет
воевать не количеством и на крови строит свою карьеру" .{84а} Кстати, в другом
случае тот же А. И. Еременко так передал свое впечатление от знакомства с
мемуарами германских генералов: "Сам собой напрашивается вопрос, отчего же
гитлеровские "богатыри", "побеждавшие" вдвоем наше отделение, а впятером целый
взвод, не смогли выполнить задач в первый период войны, когда неоспоримое
численное и техническое превосходство было на их стороне?".{84б} Выходит, ирония
здесь показная, ибо А. И. Еременко на самом деле хорошо знал, что германские
военачальники не преувеличивали соотношение сил в пользу Красной Армии. Ведь Г.