Страница:
Возможно, на него действовало неодобрительное молчание Оли или то, что Александр Иванович, казалось, никак не реагировал на его слова, но он замолчал, щеки его печально обвисли. Он поднялся.
- Ну ладно, у нас с вами дела, давайте прощаться.
Неожиданно для него Александр Иванович достал блокнот и написал что-то. Протянул ему блокнот. Там было написано: ''В какой квартире Вы живете? ''. Больше всего подполковника поразило это ''Вы''.
Подполковник обрадовался. Старательно записал подрагиваеющей рукой номер квартиры и телефона в записную книжку Александра Ивановича. Не стал, однако, задерживаться. Простился и, прихрамывая, быстро пошел прочь.
- Странный какой-то, - сказала Оля.
Затем ее мысли переключились на другое.
- Слушай, не расстраивайся, я достану денег, мы устроим все, как надо.
Александр Иванович лишь отрицательно покачал головой.
9
Оле так и не удалось уговорить его взять деньги.
Оформление документов и приготовления к похоронам заняли на удивление мало времени.
Был снят - на послезавтра, на 12 часов - малый зал в крематории, заказан автобус; куплен тот самый удешевленный гроб; Александр Иванович оформил завещание - все, что можно, завещал Оле. По привычке не посвящать ее в материальные дела - ничего не стал ей говорить о содержании завещания.
Было около полудня, когда они вышли на улицу. Александр Иванович попросил отвезти его на одно из старых кладбищ.
Когда-то это кладбище находилось за городом, теперь по сторонам шоссе мелькали белые, как кристаллы гипса, корпуса новостроек. Некоторое время ехали вдоль железнодорожной насыпи, по ту сторону зеленой стеной вставали кладбищенские деревья.
По виадуку переехали через железную дорогу, свернули раз, другой и оказались около боковых ворот кладбища (собственно, ворот не было - был проем в заборе). Заглушили мотор, закрыли машину.
От ворот в глубину кладбища вела дорога, мощеная булыжником.
Александр Иванович шел медленно, вернее, брел, обходя лужи, оставшиеся после ночного ливня. Надгрбья справа и слева терялись в разросшемся кустарнике. Неожиданно вышли к небольшой церквушке. Ее двери были заколочены, когда-то выкрашенные синей краской стены облупились, по углам штукатурка слезла, обнажая красные кирпичи; маковку скрыли густые кроны.
Обойдя кругом, обнаружили мраморную мемориальную доску, поставленную прихожанами о. Михаилу, погибшему во время последней войны.
Только сейчс, возле церквушки, поднимавшейся среди надгробий как памятник отошедшей эпохе, он до конца осознал свое решение. Вообще-то он считал себя атеистом, но теперь вдруг в нем пробудилось религиозное чувство. В этом чувстве было мало общего с христианством - скорее, со смирением жертвы, которая покорно идет к языческому алтарю.
Постояли; той же дорогой, которой пришли, вернулись к машине. На кладбище было удивительно пусто - им встретилось лишь несколько старушек.
К двум часам вернулись домой. На скамейке возле парадной сидели старики - и среди них подполковник. Встретив его взгляд, Александр Иванович улыбнулся.
10
В результате получилось так, что Александр Иванович зашел к подполковнику. То есть сначала он подсел к нему. Оля сухо сказала, что она пойдет наверх - пусть Александр Иванович ее догоняет. Он кивнул.
- Зайдем ко мне? - предложил подполковник, когда верь за Олей захлопнулась.
Они переждали минуты две, проследовали в парадную и вызвали лифт.
Квартира подполковника была однокомнатная, как у Александра Ивановича, только очень пустая и светлая. На окнах отсутствовали шторы, из мебели в комнате находились диван, ободранное кресло и журнальный столик. В углу валялось несколько фигур, вырезанных из корневищ и покрытых лаком, - по-видимому, изделия самого подполковника.
В нише, где стоял диван, к стене изолентой была приклеена большая фотография - светловолосый подросток лет 14. Губы мальчика были поджаты.
- Моя супруга умерла недавно, - сказал подполковник, - а наш сын - вот он, на фото - в 80-м, 6-го марта. Нелепость - осложнение аппендицита. С ним была только жена, я в командировке. Меня вызвали, я не успел приехать. Без меня она даже не догадалась устроить его в хорошую больницу. Он похоронен на Южном. Это случилось еще до "Предсмертной помощи". Мы потом жили раздельно.
Александр Иванович заметил на кителе подполковника эмблему - чашу, перевитую змеей. Дотронулся до нее кончиками пальцев.
- Это? Да. Я был хирургом. Много работал в Африке. Там и почки начали побаливать. Больших чинов, как видите, не достиг, вышел на пенсию.
Пока подолковник объяснял, Александр Иванович стоял, прислонясь к стене.
- Всегда, как начну об этом вспоминать, хочется выпить, - сказал подполковник. - Будете?
Александр Иванович кивнул.
- Тогда пойдемте на кухню.
11
- Все, что можно было, я роздал, - говорил подполковник. - Правда, фикус сначала никто брать не хотел, но потом я уговорил соседку.
Александру Ивановичу (когда-то он жил с матерью в коммунальной квартире) вспомнилось, как умер одинокий старик-сосед. Чтобы не возиться, рабочие выбрасывали мебель из окон четвертого этажа прямо на тротуар.
Подполковник достал из холодильника несколько банок импортного пива, бутылку водки, начатую баночку салаки.
Впили по стопке водки. Запили пивом.
- Первый раз в этом году могу себе позволить, - сказал подполковник, - искусственная все стерпит. - Вот как я простудился, - переключился он на другую тему, - осенью деревья сажали, ну, там, перед домом, так я решил помочь. Надо же, субботник себе устроил. Я еще на собрания тогда ходил, в ЖЭК.
Пропустили еще по стопке.
- Черт, - подполковник похлопал по искусственной почке, оттопыривавшей китель, - ни в одном глазу.
Александр Иванович слабо улыбнулся.
Подполковник вытащил откуда-то два граненых стакана, но Александр Иванович отрицательно покачал головой и показал на стопку - мне и этого хватит (за последние несколько лет он вообще ни разу не пил). Подполковник поставил стакан себе одному, налил до краев. Остатка бутылки хватило на стопку Александру Ивановичу.
- Ну, посмотрим...
Подполковник выдохнул воздух, затем одним махом, не отрываясь, опрокинул в себя целый стакан. В глазах его появился блеск.
Вернувшись к прерванному разговору, он снова смени тему. В речи его чувствовался хмель.
- Слушай, ты ведь хочешь знать, зачем нас мучают со всей этой... предсмертной помощью? Я бы хотел... Надо быть идиотом, чтобы верить в байки про гуманность. Про уменьшение расходов тоже не верь. Расходов больше, чем было бы на обычные похороны.
(В глазах Александра Ивановича от выпитого уже плыли круги, в ушах у него звенело.)
Подполковник продолжал.
- Почему у нас срок всего три дня. Вот это из-за расходов. Знаешь, сколько стоит один день работы твоей ''Оптимы''?... Это полезно только военным. Пригодится на поле боя. Пенсионеры - отличный материал. Полигон для реанимационной техники.
Он поднялся, на минуту исчез из поля зрения Александра Ивановича, затем появился опять - с новой бутылкой водки. Только тут он заметил, что Александру Ивановичу плохо. Поставив бутылку на стол, помог ему подняться и заставил, поддерживая, сделать несколько шагов до раковины. Александра Ивановича стошнило - раз и еще раз. Он, слабо оттолкнув подполковника, см взялся руками за край раковины. При его высоком росте он напомнил подполковнику надломленное деревце.
Почувствовав себя лучше, Александр Иванович прополоскал рот, и подполковник отвел его в комнату, где уложил на продавленный диван.
Подполковник чувствовал себя виноватым, но за Олей все-таки не пошел. Принес Александру Ивановичу стакан воды, положил на лоб мокрое полотенце.
Александр Иванович постепенно пиходил в себя, однако крайне медленно.
Подполковник то подавленно молчал, то принимался рассказывать анекдоты, пытаясь развеселить Александра Ивановича. Тому вдруг подумалось, что подполковник сам меньше боится смерти, хлопоча над ним, как сиделка.
Время тянулось, как туман.
Время тянулось - незаметно наступил вечер, только тогда Александр Иванович почувствовал себя в состоянии подняться.
Когда он вернулся к себе, Оля ни о чем не расспрашивала. Александру Ивановичу неловко было смотреть ей в глаза. Чтобы и дальше избежать расспросов, он поспешил лечь в постель. Спать еще не хотелось, он взял с полки детектив. В его отсутствие звонила секретарша. Оля не стала говорить об этом звонке Александру Ивановичу.
12
Весь следующий день происходило что-то вроде медленной агонии. Физически Александр Иванович чувствовал себя не так уж и плохо - немногим хуже, чем в предыдущие два дня. Просто все, чем он определял себя как личность - воспоминания, книги, работа, - уходило, теряло свою цену.
Утром, когда Александр Иванович повился на кухне, проделав уже весь ритуал - умывание и т.п., Оля варила кофе. Предложила ему кофе; он не стал отказываться.
''Что с ней будет? '' - думал Александр Иванович.
Оля пролила на клеенку кофе, так и не стала вытирать.
Квартира была некооперативная, следовательно, ее нельзя было завещать. Как пациент ''Предсмертной помощи'' Александр Иванович никого уже не мог прописать сюда. Это он узнал вчера от юриста, когда составлял вчера завещание.
Александру Ивановичу представилось лицо Игоря. Более грубое, чем в жизни. Со сросшимися бровями.
Еще вчера Александр Иванович выработал план на сегодня. ''Поездим по городу? '' - написал он на салфетке. Оля кивнула.
Этой же салфеткой он вытер пролитый кофе.
13
Машина вывернула к реке. Набережная была разобрана. По случаю воскресенья рабочие отсутствовали. Александр Иванович попросил остановиться.
Кое-как через кучи песка пробрались к берегу. По серо-голубой воде бежал катер, волоча за собой короткий пенный след. Из-за моста выползал буксир с караваном барж. Здесь особенно чувствовался простор. Александр Иванович любил это место.
Даже старинные заводские корпуса вдалеке, цвета гниющего мяса, раздвигали пространство. На протвоположном берегу из темной парковой зелени выглядывали золотые луковки превращенного в декорацию старинного монастыря. Правее торчала одинокая башня, виднелись заборы, одноэтажные склады, а дальше - кварталы центра и мост, по которому Александр Иванович с Олей собирались переехать через реку. Все было знакомо, но смотрелось иначе, чем раньше.
14
Они переехали через мост и двинулись по проспекту. Поток машин застревал перед каждым светофором. С облегчением Оля свернула в переулок.
Она плохо помнила дорогу. Александр Иванович стал показывать.
Наконец они остановились перед бурым четырехэтажным домом,фасад которого был украшен львиными головами.
Под самой крышей виднелись окна той коммунальной кватиры, где когда-то жил Александр Иванович, но пока он не думал туда подниматься. Он просто хотел побродить по району, в котором прошла треть его жизни.
Александр Иванович выбрался на тротуар и пошел вперед. Оля закрыла машину и догнала его.
Миновав несколько плотно прижатых друг к другу домов, неожиданно для Оли они свернули в маленький сквер - клочок зелени между безглазых стен. Здесь было три или четыре клена, кусты шиповника отгораживали песочницу, скамейку и двугорбого бетонного верблюда.
Александр Иванович сел на скамейку, Оля пристроилась рядом. Пахло цветущим шиповником, сырой штукатуркой; к этому с улицы примешивался запах бензина. Запахи были для Александра Ивановича едва уловимы, как через толстый слой ваты.
В этом сквере Александр Иванович когда-то часто встречался с будущей матерью Оли.
Александр Иванович с Олей молча сидели в сквере, пока не появилось несколько малышей с бабушками. Тогда они двинулись дальше.
Обошли еще несколько мест, где Александр Иванович встречался со своей бывшей женой - до того, как вступил с ней в брак.
Заглянули в маленький кинотеатр, купили билеты, отсидели половину сеанса в почти пустом зале, ушли.
Закончили круг в кафе, напротив дма, откуда начали. Здесь Александр Иванович тоже часто бывал в те далекие годы. Вместо массивных мраморных столиков стояли столики из ярко-красной пластмассы, а в остальном почти ничего не изменилось.
Как тогда, взяли черный кофе с пирожными.
Как тогда, пили, поглядывая на окна дома напротив.
Под конец Александр Иванович написал в блокноте - для Оли: ''Знаешь, ты удивительно похожа на свою маму''.
Из кафе вернулись на машине.
К квартире так и не стали подниматься - сразу поехали домой.
15
Когда они вернулись, Оля (в который раз) позвонила Федор Федоровичу, и неожиданно он оказался дома. Однако, узнав, что случилось, он наотрез отказался прийти. ''Это подсудное дело. Если у вас есть сомнения, обратитесь к врачу ''Предсмертной помощи'' ''. Александр Иванович довольно равнодушно слушал, как Оля бранится по телефону. Сам он был уверен, что никакой Федор Федорович ему уже не поможет.
После этого разговора, Оля робко предложила ему съездить в ''Предсмертную помощь'', но Александр Иванович лишь пожал плечами.
Оля была так подавлена, что, когда появился подполковник, она даже не почувствовала раздражения. Подполковник принес ей подарок - серебряное колечко - на память, и она взяла его.
Мужчины расположились в комнате и включили телевизор. Оля сидела на кухне, слушала, как треплется подполковник, и молча плакала, но в конце концов взяла себя в руки. Нашла в буфете полуфабрикат - ''Кекс лимонный'' и испекла его. Когда кекс был готов, заварила чай и позвала мужчин.
За чаем ей так хотелось думать, что все хорошо!
После чаепития Александр Иванович вытащил откуда-то шахматы, шахматные часы, и они с подполковником уселись играть пятиминутки.
Подполковник ушел лишь поздно вечером.
Александр Иванович очень устал, заснул почти мгновенно, и ему приснилось, что он идет по цветущему лугу и дышит полной грудью.
16
Утром приехала жена. Прямо из аэропорта, запыхавшаяся, будто бежала. Александр Иванович уже встал; сам открыл ей.
Она была в брюках, в летнем плаще; глаза - за темными стеклами очков; светлые волосы - узелок на затылке; на голове полупрозрачная темная косынка. Она привезла с собой ворох легких, сухих, как она сама, воспоминаний. О свадьбе. О свадебном путешествии. О лете. О далеком юге. О морях: о мутном Азовском, о неправдоподобном, изумрудно-зеленом Черном; о медузах. О розах; о магнолиях. О пирамидальных тополях, кипарисе, туте, платане. О магазинчике в захолустном южном городишке, где в одном отделе продавали принадлежности для свадеб, в соседнем - для похорон. (Еще тогда это поразило Александра Ивановича.)
Едва войдя, с порога, она горестно приникла к плечу Александра Ивановича.
Она никогда не отличалась полнотой, а теперь и вовсе похудела. Ее позвонки прощупывались через одежду, как зерна в сухом стручке. Александру Ивановичу стало до слез жаль ее.
Они давно жалели друг друга, жалели о загубленной, как они считали, жизни партнера, что не мешало им быть жестокими, когда дело касалось независимости. Едва ли не до свадьбы каждый из них отчаянно боролся за свою независимость. Каждый не был склонен считать свою жизнь загубленной.
Развелись они по взаимному согласию; Оля выросла, вышла замуж, они наконец-то могли предоставить друг другу свободу. Тем не менее между ними еще сохранялась нить боли, пуповина, которая сегодня должна была окончательно разорваться.
Оля, как и вчера, варившая кофе, вышла в переднюю; мать обнялась и с нею. Как они были похожи! Даже имена одинаковые - мать звали Ольгой Петровной.
Затем они втроем пили на кухне кофе.
Завороженные абсурдностью происходящего, они двигались чинно, как автоматы. На сквозняке (окно было открыто) покачивались занавески. В бутылке из-под молока стояли садовые ромашки (Ольга Петровна принесла их в сумке).
Они спокойно допили кофе. (Пользуясь своим блокнотом, Александр Иванович принимал посильное участие в беседе.) Только после этого, за какие-нибудь двадцать минут до заказанного автобуса, появился Игорь.
На Игоре был тщательно отутюженный костюм и самый темный галстук, который ему удалось отыскать: темно-серый в желтую крапинку. ироническим удивлением Александр Иванович отметил, что еще может радовться тому, что Игорь не слишком долго будет докучать ему своим присутствием. Вдохновляло и отсутствие секретарши кафедры, Маргариты Владимировны.
Когда Александр Иванович и Ольга Петровна направились в комнату - пора было собираться, - Игорь улучил момент и шепотом спросил Олю, можно ли будет вручать цветы, и в какой момент (букет он держал в портфеле). Оля пожала плечами: ''Смотри сам''.
К одиннадцати спустились вниз, но не обнаружили автобуса.
Вскоре недоразумение разъяснилось: подошел водитель и сказал, что автобус на шоссе - проезд вдоль дома заставлен чстными машинами, ему не проехать.
17
К крематорию подъехали в 11.40. Надежды Александра Ивановича на отсутствие секретарши не сбылись - она ждала здесь, и не одна. На ступенях, высматривая автобус, стояли трое: сама Маргарита Владимировна, ее подруга из ''Предсмертной помощи'' и невысокий плотный мужчина с венчиком курчавых волос вокруг лысины - доцент Мазаев, которого на кафедре считали любовником Маргариты. На Мазаеве был дорогой синий костюм, оставлявший почему-то впечатление помятости.
Все трое держали цветы. Все же Александр Иванович почувствовал благодарность - за то, что не нагрянули домой.
По мраморным ступеням поднялись на площадку.
Александр Иванович осмотрелся. Справа находились траурные залы (об этом извещала соответствующая надпись), накрытые золотистым шатром крыши. Слева - какие-то службы. Трубы не было видно, однако ее положение выдавал негустой, но вполне отчетливый шлейфик черного дыма, поднимавшийся из-за служб. Вперед и назад обзор был открыт. Впереди расстилалось поле с бетонными параллелепипедами, куда, как в многоквартирные дома, замуровывали урны.
Только позади ничто не напоминало о смерти - блестела речка, по полю полз трактор.
''А подполковника уже, должно быть... нету... '' - подумал Александр Иванович.
18
Маргарита и Оля пошли искать ''свой'' траурный зал. Еще вечером Александр Иванович предупредил Олю, что не хочет ни речей, ни музыки. Оля сказала об этом Маргарите. Та удивилась, но промолчала.
Вскоре они обнаружили зал, а заодно и распорядителя - моложавого, с косметикой на лице, в потертом черном костюме, сильно пахнущего валерьянкой. Когда его попросили обойтись без речей и музыки, он вдруг уперся: ''Так не положено''. Дело уладила Маргарита, отведя его в сторону и сунув кредитку.
На своем присутствии в зале он, однако, настаивал решительно.
19
В 12 началась церемония. Двери траурного зала раскрылись, туда вошли распорядитель, за ним Александр Иванович и затем остальные. Распорядитель сразу прошел в дальний конец зала. Там, ровно посередине, была белая дверь без всяких надписей.
Провожающие сами собой распределились вдоль одной стенки, в то время как Александр Иванович оказался у противоположной.
Распорядитель молча стоял у белой двери, лицо его выражало сосредоточенную скорбь. Остальные растерянно переминались. Положение становилось натянутым.
Распорядитель кашлянул, вероятно, собираясь вопреки оскорбленному профессиональному самолюбию начать речь, но тут Ольга Петровна наконец преодолела оцепенение. Нервно дернувшись, она сошла с места и наискось пересекла мертвое пространство посреди комнаты.
Начиная движени, она еще не знала, что будет делать, но, подойдя, взяла Александра Ивановича за плечи и начала целовать его в лицо. атем оторвалась и стала рядом, держа его за руку. Стали подходить и другие.
Оля тоже поцеловала отца и стала с противоположной стороны от него. Игорь пожал ему руку. За Игорем пожали руку те, кто еще оставался. Цветы (это решилось само собой) отдали Ольге Петровне.
Все это разворачивалось без единого слова. Распорядитель сглатывал слюну, но казалось, что он глотает слова не сказанной им речи.
Александр Иванович не отдавал себе в этом отчета, но выражение его лица напоминало улыбку.
Вообще-то еще оставалось время, но он решил не тянуть и твердо следовал своему решению. Сам обнял всех, касаясь на миг щекой щеки. (Начал с Мазаева, а кончил женой, с нею задержавшись на секунду дольше, чем с остальными.) Заем подошел к распорядителю. "Вы что, закончили?" - спросил распорядитель. Александр Иванович кивнул. Распорядитель открыл белую дверь.
20
Александр Иванович как-то не задумывался, что может ждать его между траурным залом и смертью. Распорядиель провел его по длинному белому коридору. В конеце коридора был кабинет, в кабинете очередной чиновник.
Распорядиель ввел Александра Ивановича в кабинет и ушел. ''Садитесь'', - чиновник вежливо указал на стул. Попросил паспорт, свидетельство, внимательно просмотрел их. Проделав все это, заявил: ''Если при вас имеются ценные вещи, вы должны их оставить здесь. Можете передать все или часть государству, либо родственникам. ''
Александр Иванович с удивлением вспомнил, что на нем золотые часы, попросил отдать их Оле. Чиновник заполнил бланк. Александр Иванович снял часы, расписался на бланке. Чиновник вернул паспорт и свидетельство.
Все вместе заняло пять минут.
Александр Иванович шел с опережением графика, и это имело определенные следствия.
Пока он сидел у чиновника, распорядитель успел заглянуть в мужское отделение. Там он чуточку полюбезничал с сестрой. Расказал о забавном клиенте, который настолько ненавидит родственников, что поторопился закончить церемонию раньше времени. Сестра стала торопить его: ей представлялась возможность заглянуть к подруге в женское отделение. Распорядитель нехотя пошел за Александром Ивановичем.
С формальностями как раз было покончено, когда вновь появился распорядитель. Вместе с ним Александр Иванович спустился на этаж ниже. Здесь тоже имелся короткий коридор, в него выходили двери боксов. Коридор заканчивался комнатой, в которой девушка в белом халате разговаривала по телефону. Александр Иванович поймал обрывок разговора: ''Журналы'' и ''Спущусь''. Девушка положила трубку и обернулась. ''Вот пациент, Зоенька'', - сказал распорядитель, за спиной Александра Ивановича подмигивая сестре.
Ее лицо никак не отозвалось на эту шалость, наоборот, она профессионально улыбнулась Александру Ивановичу.
Она забрала у Александра Ивановича паспорт и свидетельство о смерти. Распорядителю ничего больше не оставалось, как уйти.
Оставив документы на столе, она отвела Александра Ивановича в бокс. Люди привыкли к ''Предсмертной помощи'', эксцессы случались редко, но этот пациент показался ей особенно покорным. Ей даже стало его чуточку жалко.
Она уложила его на кушетку, попросила минутку подождать, вернулась к своему столу. Торопливо заполнила свободную часть свидетельства о смерти, сделала запись в журнале. Вздохнула. Нажала кнопку с номером бокса. Электромагнитный импульс, легкий, как дуновение, прошел через бокс и отключил ''Оптиму''. Одновременно автоматически расстегнулись ремни, удерживавшие ''Оптиму'' на бедре. Немного погодя специальный захват, выдвинувшись из отверстия в стене, унес ненужный более аппарат.
Вообще-то полагалось по истечении пяти минут проверить состояние пациента, но электроника не ошибалась, а сестре все это осточертело. Полчаса назад ей пришлось самой делать укол одному военному, отставнику, с нее было вполне достаточно. Если ограничиться нажатием кнопки, можно не марать рук.
Она, не заглядывая в бокс, пробежала по коридору, вызвала лифт, поехала вниз, туда, где находилось женское отделение.
21
Александр Иванович ожидал, что сестра вернется, но вдруг почувствовал, что ''Оптима'' больше не работает. Его потянуло во тьму (так бывало в детстве, когда, играя, перетягивали шарфом сонную артерию). Темнота оформилась в виде воронки тоннеля, и он скользнул туда. Что было дальше, он не помнил, до того момента, когда услышал собственный кашель.
Перед глазами плыли багровые круги, тело содрогалось. Казалось, что работает огромный неуклюжий механизм, втягивая в легкие воздух и проталкивая кровь по жилам.
Александр Иванович, дергаясь от кашля, приподнялся на кушетке. Вся глотка была забита мокротой, и он сплюнул на пол. Затем кое-как сел. ''Оптимы'' нигде не было.
Кашель постепенно слабел. Грудь болела, но не очень сильно. Он начинал приходить в себя.
Вдруг стенка бокса напротив кушетки раздвинулась и две металлические лапы выдвинули на пол открытый гроб.
Гроб больно ударил Александра Ивановича ребром по ногам. В то же мгновение кушетка приподнялась и наклонилась, сбрасывая с себя Александра Ивановича. Стиснутый между кушеткой и гробом, он кое-как встал.
Из глубины пространства, открывавшегося за стеной, вторая пара металлических лап несла крышку гроба. Александр Иванович попытался отшатнуться, но отшатываться было некуда. Крышка остановилась перед грудью Александра Ивановича и резко опустилась, с клацаньем накрыв гроб. Затем пустой гроб втянуло в застенное пространство, лапы разжались и гроб неторопливо поплыл вбок по транспортеру.
После этого Александр Иванович действовал, как во сне. Повернулся, толкнул дверь, вышел в коридор. Хотел идти к лифту, но попал в комнату, где сдавал документы. О них даже не вспомнил. Увидел на стене несколько белых халатов, надел один. Пошел по коридору обратно, нашел лифт. Вызвал его. Спустился на самый низ. Здесь было жарко, как в тропиках. Пошел по коридору. Наткнулся на металлическую дверь. Приоткрыл, выглянул. Там было помещение вроде котельной, слева тянулись разноцветные трубы. Показалось - никого нет, вошел. Справа были дверцы печей, от которых пышело жаром. Печи гудели. За прозрачными оконцами бушевал огонь. Александр Иванович двинулся вдоль. В конце зала были свалены ящики, но Александр Иванович смотрел на металлическую дверь - такую же, как в начале. Надавил на нее, дверь оказалась не заперта. Вышел, так и не заметив двух операторов в джинсах, тянувших портвейн под прикрытием ящиков. ''Эк его'', - заметил один.
За дверцей оказался еще один короткий коридор. Пройдя его и толкнув дверь, Александр Иванович оказался на улице.
Прямо перед ним было поле, по дороге, удаляясь, полз автобус; возможно, тот самый, который привез его сюда. В лицо повеяло теплым ветром. Громко стрекотали кузнечики.
Александр Иванович прислонился к стене.
Так он и стоял, дыша теплым июльским ветром, ни о чем не думая, глядя на уползающий автобус, без документов, без денег, пока не почувствовал вдруг резкую боль в груди, не опустился тихо на теплый асфальт и не умер спокойно. Своей смертью.
- Ну ладно, у нас с вами дела, давайте прощаться.
Неожиданно для него Александр Иванович достал блокнот и написал что-то. Протянул ему блокнот. Там было написано: ''В какой квартире Вы живете? ''. Больше всего подполковника поразило это ''Вы''.
Подполковник обрадовался. Старательно записал подрагиваеющей рукой номер квартиры и телефона в записную книжку Александра Ивановича. Не стал, однако, задерживаться. Простился и, прихрамывая, быстро пошел прочь.
- Странный какой-то, - сказала Оля.
Затем ее мысли переключились на другое.
- Слушай, не расстраивайся, я достану денег, мы устроим все, как надо.
Александр Иванович лишь отрицательно покачал головой.
9
Оле так и не удалось уговорить его взять деньги.
Оформление документов и приготовления к похоронам заняли на удивление мало времени.
Был снят - на послезавтра, на 12 часов - малый зал в крематории, заказан автобус; куплен тот самый удешевленный гроб; Александр Иванович оформил завещание - все, что можно, завещал Оле. По привычке не посвящать ее в материальные дела - ничего не стал ей говорить о содержании завещания.
Было около полудня, когда они вышли на улицу. Александр Иванович попросил отвезти его на одно из старых кладбищ.
Когда-то это кладбище находилось за городом, теперь по сторонам шоссе мелькали белые, как кристаллы гипса, корпуса новостроек. Некоторое время ехали вдоль железнодорожной насыпи, по ту сторону зеленой стеной вставали кладбищенские деревья.
По виадуку переехали через железную дорогу, свернули раз, другой и оказались около боковых ворот кладбища (собственно, ворот не было - был проем в заборе). Заглушили мотор, закрыли машину.
От ворот в глубину кладбища вела дорога, мощеная булыжником.
Александр Иванович шел медленно, вернее, брел, обходя лужи, оставшиеся после ночного ливня. Надгрбья справа и слева терялись в разросшемся кустарнике. Неожиданно вышли к небольшой церквушке. Ее двери были заколочены, когда-то выкрашенные синей краской стены облупились, по углам штукатурка слезла, обнажая красные кирпичи; маковку скрыли густые кроны.
Обойдя кругом, обнаружили мраморную мемориальную доску, поставленную прихожанами о. Михаилу, погибшему во время последней войны.
Только сейчс, возле церквушки, поднимавшейся среди надгробий как памятник отошедшей эпохе, он до конца осознал свое решение. Вообще-то он считал себя атеистом, но теперь вдруг в нем пробудилось религиозное чувство. В этом чувстве было мало общего с христианством - скорее, со смирением жертвы, которая покорно идет к языческому алтарю.
Постояли; той же дорогой, которой пришли, вернулись к машине. На кладбище было удивительно пусто - им встретилось лишь несколько старушек.
К двум часам вернулись домой. На скамейке возле парадной сидели старики - и среди них подполковник. Встретив его взгляд, Александр Иванович улыбнулся.
10
В результате получилось так, что Александр Иванович зашел к подполковнику. То есть сначала он подсел к нему. Оля сухо сказала, что она пойдет наверх - пусть Александр Иванович ее догоняет. Он кивнул.
- Зайдем ко мне? - предложил подполковник, когда верь за Олей захлопнулась.
Они переждали минуты две, проследовали в парадную и вызвали лифт.
Квартира подполковника была однокомнатная, как у Александра Ивановича, только очень пустая и светлая. На окнах отсутствовали шторы, из мебели в комнате находились диван, ободранное кресло и журнальный столик. В углу валялось несколько фигур, вырезанных из корневищ и покрытых лаком, - по-видимому, изделия самого подполковника.
В нише, где стоял диван, к стене изолентой была приклеена большая фотография - светловолосый подросток лет 14. Губы мальчика были поджаты.
- Моя супруга умерла недавно, - сказал подполковник, - а наш сын - вот он, на фото - в 80-м, 6-го марта. Нелепость - осложнение аппендицита. С ним была только жена, я в командировке. Меня вызвали, я не успел приехать. Без меня она даже не догадалась устроить его в хорошую больницу. Он похоронен на Южном. Это случилось еще до "Предсмертной помощи". Мы потом жили раздельно.
Александр Иванович заметил на кителе подполковника эмблему - чашу, перевитую змеей. Дотронулся до нее кончиками пальцев.
- Это? Да. Я был хирургом. Много работал в Африке. Там и почки начали побаливать. Больших чинов, как видите, не достиг, вышел на пенсию.
Пока подолковник объяснял, Александр Иванович стоял, прислонясь к стене.
- Всегда, как начну об этом вспоминать, хочется выпить, - сказал подполковник. - Будете?
Александр Иванович кивнул.
- Тогда пойдемте на кухню.
11
- Все, что можно было, я роздал, - говорил подполковник. - Правда, фикус сначала никто брать не хотел, но потом я уговорил соседку.
Александру Ивановичу (когда-то он жил с матерью в коммунальной квартире) вспомнилось, как умер одинокий старик-сосед. Чтобы не возиться, рабочие выбрасывали мебель из окон четвертого этажа прямо на тротуар.
Подполковник достал из холодильника несколько банок импортного пива, бутылку водки, начатую баночку салаки.
Впили по стопке водки. Запили пивом.
- Первый раз в этом году могу себе позволить, - сказал подполковник, - искусственная все стерпит. - Вот как я простудился, - переключился он на другую тему, - осенью деревья сажали, ну, там, перед домом, так я решил помочь. Надо же, субботник себе устроил. Я еще на собрания тогда ходил, в ЖЭК.
Пропустили еще по стопке.
- Черт, - подполковник похлопал по искусственной почке, оттопыривавшей китель, - ни в одном глазу.
Александр Иванович слабо улыбнулся.
Подполковник вытащил откуда-то два граненых стакана, но Александр Иванович отрицательно покачал головой и показал на стопку - мне и этого хватит (за последние несколько лет он вообще ни разу не пил). Подполковник поставил стакан себе одному, налил до краев. Остатка бутылки хватило на стопку Александру Ивановичу.
- Ну, посмотрим...
Подполковник выдохнул воздух, затем одним махом, не отрываясь, опрокинул в себя целый стакан. В глазах его появился блеск.
Вернувшись к прерванному разговору, он снова смени тему. В речи его чувствовался хмель.
- Слушай, ты ведь хочешь знать, зачем нас мучают со всей этой... предсмертной помощью? Я бы хотел... Надо быть идиотом, чтобы верить в байки про гуманность. Про уменьшение расходов тоже не верь. Расходов больше, чем было бы на обычные похороны.
(В глазах Александра Ивановича от выпитого уже плыли круги, в ушах у него звенело.)
Подполковник продолжал.
- Почему у нас срок всего три дня. Вот это из-за расходов. Знаешь, сколько стоит один день работы твоей ''Оптимы''?... Это полезно только военным. Пригодится на поле боя. Пенсионеры - отличный материал. Полигон для реанимационной техники.
Он поднялся, на минуту исчез из поля зрения Александра Ивановича, затем появился опять - с новой бутылкой водки. Только тут он заметил, что Александру Ивановичу плохо. Поставив бутылку на стол, помог ему подняться и заставил, поддерживая, сделать несколько шагов до раковины. Александра Ивановича стошнило - раз и еще раз. Он, слабо оттолкнув подполковника, см взялся руками за край раковины. При его высоком росте он напомнил подполковнику надломленное деревце.
Почувствовав себя лучше, Александр Иванович прополоскал рот, и подполковник отвел его в комнату, где уложил на продавленный диван.
Подполковник чувствовал себя виноватым, но за Олей все-таки не пошел. Принес Александру Ивановичу стакан воды, положил на лоб мокрое полотенце.
Александр Иванович постепенно пиходил в себя, однако крайне медленно.
Подполковник то подавленно молчал, то принимался рассказывать анекдоты, пытаясь развеселить Александра Ивановича. Тому вдруг подумалось, что подполковник сам меньше боится смерти, хлопоча над ним, как сиделка.
Время тянулось, как туман.
Время тянулось - незаметно наступил вечер, только тогда Александр Иванович почувствовал себя в состоянии подняться.
Когда он вернулся к себе, Оля ни о чем не расспрашивала. Александру Ивановичу неловко было смотреть ей в глаза. Чтобы и дальше избежать расспросов, он поспешил лечь в постель. Спать еще не хотелось, он взял с полки детектив. В его отсутствие звонила секретарша. Оля не стала говорить об этом звонке Александру Ивановичу.
12
Весь следующий день происходило что-то вроде медленной агонии. Физически Александр Иванович чувствовал себя не так уж и плохо - немногим хуже, чем в предыдущие два дня. Просто все, чем он определял себя как личность - воспоминания, книги, работа, - уходило, теряло свою цену.
Утром, когда Александр Иванович повился на кухне, проделав уже весь ритуал - умывание и т.п., Оля варила кофе. Предложила ему кофе; он не стал отказываться.
''Что с ней будет? '' - думал Александр Иванович.
Оля пролила на клеенку кофе, так и не стала вытирать.
Квартира была некооперативная, следовательно, ее нельзя было завещать. Как пациент ''Предсмертной помощи'' Александр Иванович никого уже не мог прописать сюда. Это он узнал вчера от юриста, когда составлял вчера завещание.
Александру Ивановичу представилось лицо Игоря. Более грубое, чем в жизни. Со сросшимися бровями.
Еще вчера Александр Иванович выработал план на сегодня. ''Поездим по городу? '' - написал он на салфетке. Оля кивнула.
Этой же салфеткой он вытер пролитый кофе.
13
Машина вывернула к реке. Набережная была разобрана. По случаю воскресенья рабочие отсутствовали. Александр Иванович попросил остановиться.
Кое-как через кучи песка пробрались к берегу. По серо-голубой воде бежал катер, волоча за собой короткий пенный след. Из-за моста выползал буксир с караваном барж. Здесь особенно чувствовался простор. Александр Иванович любил это место.
Даже старинные заводские корпуса вдалеке, цвета гниющего мяса, раздвигали пространство. На протвоположном берегу из темной парковой зелени выглядывали золотые луковки превращенного в декорацию старинного монастыря. Правее торчала одинокая башня, виднелись заборы, одноэтажные склады, а дальше - кварталы центра и мост, по которому Александр Иванович с Олей собирались переехать через реку. Все было знакомо, но смотрелось иначе, чем раньше.
14
Они переехали через мост и двинулись по проспекту. Поток машин застревал перед каждым светофором. С облегчением Оля свернула в переулок.
Она плохо помнила дорогу. Александр Иванович стал показывать.
Наконец они остановились перед бурым четырехэтажным домом,фасад которого был украшен львиными головами.
Под самой крышей виднелись окна той коммунальной кватиры, где когда-то жил Александр Иванович, но пока он не думал туда подниматься. Он просто хотел побродить по району, в котором прошла треть его жизни.
Александр Иванович выбрался на тротуар и пошел вперед. Оля закрыла машину и догнала его.
Миновав несколько плотно прижатых друг к другу домов, неожиданно для Оли они свернули в маленький сквер - клочок зелени между безглазых стен. Здесь было три или четыре клена, кусты шиповника отгораживали песочницу, скамейку и двугорбого бетонного верблюда.
Александр Иванович сел на скамейку, Оля пристроилась рядом. Пахло цветущим шиповником, сырой штукатуркой; к этому с улицы примешивался запах бензина. Запахи были для Александра Ивановича едва уловимы, как через толстый слой ваты.
В этом сквере Александр Иванович когда-то часто встречался с будущей матерью Оли.
Александр Иванович с Олей молча сидели в сквере, пока не появилось несколько малышей с бабушками. Тогда они двинулись дальше.
Обошли еще несколько мест, где Александр Иванович встречался со своей бывшей женой - до того, как вступил с ней в брак.
Заглянули в маленький кинотеатр, купили билеты, отсидели половину сеанса в почти пустом зале, ушли.
Закончили круг в кафе, напротив дма, откуда начали. Здесь Александр Иванович тоже часто бывал в те далекие годы. Вместо массивных мраморных столиков стояли столики из ярко-красной пластмассы, а в остальном почти ничего не изменилось.
Как тогда, взяли черный кофе с пирожными.
Как тогда, пили, поглядывая на окна дома напротив.
Под конец Александр Иванович написал в блокноте - для Оли: ''Знаешь, ты удивительно похожа на свою маму''.
Из кафе вернулись на машине.
К квартире так и не стали подниматься - сразу поехали домой.
15
Когда они вернулись, Оля (в который раз) позвонила Федор Федоровичу, и неожиданно он оказался дома. Однако, узнав, что случилось, он наотрез отказался прийти. ''Это подсудное дело. Если у вас есть сомнения, обратитесь к врачу ''Предсмертной помощи'' ''. Александр Иванович довольно равнодушно слушал, как Оля бранится по телефону. Сам он был уверен, что никакой Федор Федорович ему уже не поможет.
После этого разговора, Оля робко предложила ему съездить в ''Предсмертную помощь'', но Александр Иванович лишь пожал плечами.
Оля была так подавлена, что, когда появился подполковник, она даже не почувствовала раздражения. Подполковник принес ей подарок - серебряное колечко - на память, и она взяла его.
Мужчины расположились в комнате и включили телевизор. Оля сидела на кухне, слушала, как треплется подполковник, и молча плакала, но в конце концов взяла себя в руки. Нашла в буфете полуфабрикат - ''Кекс лимонный'' и испекла его. Когда кекс был готов, заварила чай и позвала мужчин.
За чаем ей так хотелось думать, что все хорошо!
После чаепития Александр Иванович вытащил откуда-то шахматы, шахматные часы, и они с подполковником уселись играть пятиминутки.
Подполковник ушел лишь поздно вечером.
Александр Иванович очень устал, заснул почти мгновенно, и ему приснилось, что он идет по цветущему лугу и дышит полной грудью.
16
Утром приехала жена. Прямо из аэропорта, запыхавшаяся, будто бежала. Александр Иванович уже встал; сам открыл ей.
Она была в брюках, в летнем плаще; глаза - за темными стеклами очков; светлые волосы - узелок на затылке; на голове полупрозрачная темная косынка. Она привезла с собой ворох легких, сухих, как она сама, воспоминаний. О свадьбе. О свадебном путешествии. О лете. О далеком юге. О морях: о мутном Азовском, о неправдоподобном, изумрудно-зеленом Черном; о медузах. О розах; о магнолиях. О пирамидальных тополях, кипарисе, туте, платане. О магазинчике в захолустном южном городишке, где в одном отделе продавали принадлежности для свадеб, в соседнем - для похорон. (Еще тогда это поразило Александра Ивановича.)
Едва войдя, с порога, она горестно приникла к плечу Александра Ивановича.
Она никогда не отличалась полнотой, а теперь и вовсе похудела. Ее позвонки прощупывались через одежду, как зерна в сухом стручке. Александру Ивановичу стало до слез жаль ее.
Они давно жалели друг друга, жалели о загубленной, как они считали, жизни партнера, что не мешало им быть жестокими, когда дело касалось независимости. Едва ли не до свадьбы каждый из них отчаянно боролся за свою независимость. Каждый не был склонен считать свою жизнь загубленной.
Развелись они по взаимному согласию; Оля выросла, вышла замуж, они наконец-то могли предоставить друг другу свободу. Тем не менее между ними еще сохранялась нить боли, пуповина, которая сегодня должна была окончательно разорваться.
Оля, как и вчера, варившая кофе, вышла в переднюю; мать обнялась и с нею. Как они были похожи! Даже имена одинаковые - мать звали Ольгой Петровной.
Затем они втроем пили на кухне кофе.
Завороженные абсурдностью происходящего, они двигались чинно, как автоматы. На сквозняке (окно было открыто) покачивались занавески. В бутылке из-под молока стояли садовые ромашки (Ольга Петровна принесла их в сумке).
Они спокойно допили кофе. (Пользуясь своим блокнотом, Александр Иванович принимал посильное участие в беседе.) Только после этого, за какие-нибудь двадцать минут до заказанного автобуса, появился Игорь.
На Игоре был тщательно отутюженный костюм и самый темный галстук, который ему удалось отыскать: темно-серый в желтую крапинку. ироническим удивлением Александр Иванович отметил, что еще может радовться тому, что Игорь не слишком долго будет докучать ему своим присутствием. Вдохновляло и отсутствие секретарши кафедры, Маргариты Владимировны.
Когда Александр Иванович и Ольга Петровна направились в комнату - пора было собираться, - Игорь улучил момент и шепотом спросил Олю, можно ли будет вручать цветы, и в какой момент (букет он держал в портфеле). Оля пожала плечами: ''Смотри сам''.
К одиннадцати спустились вниз, но не обнаружили автобуса.
Вскоре недоразумение разъяснилось: подошел водитель и сказал, что автобус на шоссе - проезд вдоль дома заставлен чстными машинами, ему не проехать.
17
К крематорию подъехали в 11.40. Надежды Александра Ивановича на отсутствие секретарши не сбылись - она ждала здесь, и не одна. На ступенях, высматривая автобус, стояли трое: сама Маргарита Владимировна, ее подруга из ''Предсмертной помощи'' и невысокий плотный мужчина с венчиком курчавых волос вокруг лысины - доцент Мазаев, которого на кафедре считали любовником Маргариты. На Мазаеве был дорогой синий костюм, оставлявший почему-то впечатление помятости.
Все трое держали цветы. Все же Александр Иванович почувствовал благодарность - за то, что не нагрянули домой.
По мраморным ступеням поднялись на площадку.
Александр Иванович осмотрелся. Справа находились траурные залы (об этом извещала соответствующая надпись), накрытые золотистым шатром крыши. Слева - какие-то службы. Трубы не было видно, однако ее положение выдавал негустой, но вполне отчетливый шлейфик черного дыма, поднимавшийся из-за служб. Вперед и назад обзор был открыт. Впереди расстилалось поле с бетонными параллелепипедами, куда, как в многоквартирные дома, замуровывали урны.
Только позади ничто не напоминало о смерти - блестела речка, по полю полз трактор.
''А подполковника уже, должно быть... нету... '' - подумал Александр Иванович.
18
Маргарита и Оля пошли искать ''свой'' траурный зал. Еще вечером Александр Иванович предупредил Олю, что не хочет ни речей, ни музыки. Оля сказала об этом Маргарите. Та удивилась, но промолчала.
Вскоре они обнаружили зал, а заодно и распорядителя - моложавого, с косметикой на лице, в потертом черном костюме, сильно пахнущего валерьянкой. Когда его попросили обойтись без речей и музыки, он вдруг уперся: ''Так не положено''. Дело уладила Маргарита, отведя его в сторону и сунув кредитку.
На своем присутствии в зале он, однако, настаивал решительно.
19
В 12 началась церемония. Двери траурного зала раскрылись, туда вошли распорядитель, за ним Александр Иванович и затем остальные. Распорядитель сразу прошел в дальний конец зала. Там, ровно посередине, была белая дверь без всяких надписей.
Провожающие сами собой распределились вдоль одной стенки, в то время как Александр Иванович оказался у противоположной.
Распорядитель молча стоял у белой двери, лицо его выражало сосредоточенную скорбь. Остальные растерянно переминались. Положение становилось натянутым.
Распорядитель кашлянул, вероятно, собираясь вопреки оскорбленному профессиональному самолюбию начать речь, но тут Ольга Петровна наконец преодолела оцепенение. Нервно дернувшись, она сошла с места и наискось пересекла мертвое пространство посреди комнаты.
Начиная движени, она еще не знала, что будет делать, но, подойдя, взяла Александра Ивановича за плечи и начала целовать его в лицо. атем оторвалась и стала рядом, держа его за руку. Стали подходить и другие.
Оля тоже поцеловала отца и стала с противоположной стороны от него. Игорь пожал ему руку. За Игорем пожали руку те, кто еще оставался. Цветы (это решилось само собой) отдали Ольге Петровне.
Все это разворачивалось без единого слова. Распорядитель сглатывал слюну, но казалось, что он глотает слова не сказанной им речи.
Александр Иванович не отдавал себе в этом отчета, но выражение его лица напоминало улыбку.
Вообще-то еще оставалось время, но он решил не тянуть и твердо следовал своему решению. Сам обнял всех, касаясь на миг щекой щеки. (Начал с Мазаева, а кончил женой, с нею задержавшись на секунду дольше, чем с остальными.) Заем подошел к распорядителю. "Вы что, закончили?" - спросил распорядитель. Александр Иванович кивнул. Распорядитель открыл белую дверь.
20
Александр Иванович как-то не задумывался, что может ждать его между траурным залом и смертью. Распорядиель провел его по длинному белому коридору. В конеце коридора был кабинет, в кабинете очередной чиновник.
Распорядиель ввел Александра Ивановича в кабинет и ушел. ''Садитесь'', - чиновник вежливо указал на стул. Попросил паспорт, свидетельство, внимательно просмотрел их. Проделав все это, заявил: ''Если при вас имеются ценные вещи, вы должны их оставить здесь. Можете передать все или часть государству, либо родственникам. ''
Александр Иванович с удивлением вспомнил, что на нем золотые часы, попросил отдать их Оле. Чиновник заполнил бланк. Александр Иванович снял часы, расписался на бланке. Чиновник вернул паспорт и свидетельство.
Все вместе заняло пять минут.
Александр Иванович шел с опережением графика, и это имело определенные следствия.
Пока он сидел у чиновника, распорядитель успел заглянуть в мужское отделение. Там он чуточку полюбезничал с сестрой. Расказал о забавном клиенте, который настолько ненавидит родственников, что поторопился закончить церемонию раньше времени. Сестра стала торопить его: ей представлялась возможность заглянуть к подруге в женское отделение. Распорядитель нехотя пошел за Александром Ивановичем.
С формальностями как раз было покончено, когда вновь появился распорядитель. Вместе с ним Александр Иванович спустился на этаж ниже. Здесь тоже имелся короткий коридор, в него выходили двери боксов. Коридор заканчивался комнатой, в которой девушка в белом халате разговаривала по телефону. Александр Иванович поймал обрывок разговора: ''Журналы'' и ''Спущусь''. Девушка положила трубку и обернулась. ''Вот пациент, Зоенька'', - сказал распорядитель, за спиной Александра Ивановича подмигивая сестре.
Ее лицо никак не отозвалось на эту шалость, наоборот, она профессионально улыбнулась Александру Ивановичу.
Она забрала у Александра Ивановича паспорт и свидетельство о смерти. Распорядителю ничего больше не оставалось, как уйти.
Оставив документы на столе, она отвела Александра Ивановича в бокс. Люди привыкли к ''Предсмертной помощи'', эксцессы случались редко, но этот пациент показался ей особенно покорным. Ей даже стало его чуточку жалко.
Она уложила его на кушетку, попросила минутку подождать, вернулась к своему столу. Торопливо заполнила свободную часть свидетельства о смерти, сделала запись в журнале. Вздохнула. Нажала кнопку с номером бокса. Электромагнитный импульс, легкий, как дуновение, прошел через бокс и отключил ''Оптиму''. Одновременно автоматически расстегнулись ремни, удерживавшие ''Оптиму'' на бедре. Немного погодя специальный захват, выдвинувшись из отверстия в стене, унес ненужный более аппарат.
Вообще-то полагалось по истечении пяти минут проверить состояние пациента, но электроника не ошибалась, а сестре все это осточертело. Полчаса назад ей пришлось самой делать укол одному военному, отставнику, с нее было вполне достаточно. Если ограничиться нажатием кнопки, можно не марать рук.
Она, не заглядывая в бокс, пробежала по коридору, вызвала лифт, поехала вниз, туда, где находилось женское отделение.
21
Александр Иванович ожидал, что сестра вернется, но вдруг почувствовал, что ''Оптима'' больше не работает. Его потянуло во тьму (так бывало в детстве, когда, играя, перетягивали шарфом сонную артерию). Темнота оформилась в виде воронки тоннеля, и он скользнул туда. Что было дальше, он не помнил, до того момента, когда услышал собственный кашель.
Перед глазами плыли багровые круги, тело содрогалось. Казалось, что работает огромный неуклюжий механизм, втягивая в легкие воздух и проталкивая кровь по жилам.
Александр Иванович, дергаясь от кашля, приподнялся на кушетке. Вся глотка была забита мокротой, и он сплюнул на пол. Затем кое-как сел. ''Оптимы'' нигде не было.
Кашель постепенно слабел. Грудь болела, но не очень сильно. Он начинал приходить в себя.
Вдруг стенка бокса напротив кушетки раздвинулась и две металлические лапы выдвинули на пол открытый гроб.
Гроб больно ударил Александра Ивановича ребром по ногам. В то же мгновение кушетка приподнялась и наклонилась, сбрасывая с себя Александра Ивановича. Стиснутый между кушеткой и гробом, он кое-как встал.
Из глубины пространства, открывавшегося за стеной, вторая пара металлических лап несла крышку гроба. Александр Иванович попытался отшатнуться, но отшатываться было некуда. Крышка остановилась перед грудью Александра Ивановича и резко опустилась, с клацаньем накрыв гроб. Затем пустой гроб втянуло в застенное пространство, лапы разжались и гроб неторопливо поплыл вбок по транспортеру.
После этого Александр Иванович действовал, как во сне. Повернулся, толкнул дверь, вышел в коридор. Хотел идти к лифту, но попал в комнату, где сдавал документы. О них даже не вспомнил. Увидел на стене несколько белых халатов, надел один. Пошел по коридору обратно, нашел лифт. Вызвал его. Спустился на самый низ. Здесь было жарко, как в тропиках. Пошел по коридору. Наткнулся на металлическую дверь. Приоткрыл, выглянул. Там было помещение вроде котельной, слева тянулись разноцветные трубы. Показалось - никого нет, вошел. Справа были дверцы печей, от которых пышело жаром. Печи гудели. За прозрачными оконцами бушевал огонь. Александр Иванович двинулся вдоль. В конце зала были свалены ящики, но Александр Иванович смотрел на металлическую дверь - такую же, как в начале. Надавил на нее, дверь оказалась не заперта. Вышел, так и не заметив двух операторов в джинсах, тянувших портвейн под прикрытием ящиков. ''Эк его'', - заметил один.
За дверцей оказался еще один короткий коридор. Пройдя его и толкнув дверь, Александр Иванович оказался на улице.
Прямо перед ним было поле, по дороге, удаляясь, полз автобус; возможно, тот самый, который привез его сюда. В лицо повеяло теплым ветром. Громко стрекотали кузнечики.
Александр Иванович прислонился к стене.
Так он и стоял, дыша теплым июльским ветром, ни о чем не думая, глядя на уползающий автобус, без документов, без денег, пока не почувствовал вдруг резкую боль в груди, не опустился тихо на теплый асфальт и не умер спокойно. Своей смертью.