Страница:
Очень пророчески! Вернут расстрел, вернут и весьма вскоре! Ведь еще какую вереницу надо ухлопать! (Еще и самого Крыленко, и многих классовых братьев его...) Что ж, послушался трибунал, приговорил Самарина и Кузнецова к расстрелу, но подогнал под амнистию: в концентрационный лагерь до полной победы над мировым империализмом! (И сегодня б еще им там сидеть...) А "лучшему, кого могло дать духовенство" - 15 лет с заменой на пятерку. Были и другие подсудимые, пристегнутые к процессу, чтоб хоть немного иметь вещественного обвинения: монахи и учителя Звенигорода, обвиненные по звенигородскому делу лета 1918 года, но почему-то полтора года не сужденные (а может быть уже разок и сужденные, а теперь еще разок, поскольку целесообразно). В то лето в звенигородский монастырь явились совработники к игумену ИонеБывший гвардеец-кавалергард Фиргуф, который "потом вдруг духовно переродился, все роздал нищим и ушел в монастырь, - и, впрочем, не знаю, была ли действительно эта раздача". Да ведь если допустить духовные перерождения, - что ж остается от классовой теории? , велели ("поворачивайтесь живей!") выдать хранимые мощи преподобного Саввы. Совработники при этом не только курили в храме (очевидно, и в алтаре) и уж конечно не снимали шапок, но тот, который взял в руки череп Саввы, стал в него плевать, подчеркивая мнимость святости. Были и другие кощунства. Это и привело к набату, народному мятежу и убийству кого-то из совработников. Остальные потом отперлись, что не кощунствовали и не плевали, и Крыленке достаточно их заявления.Да кто же не помнит этих сцен? Первое впечатление всей моей жизни, мне было, наверно, года три-четыре: как в кисловодскую церковь входят остроголовые (чекисты в буденовках) прорезают обомлевшую онемевшую толпу молящихся и прямо в шишаках, прерывая богослужение - в алтарь.
Так вот теперь судили и... этих совработников? Нет, - этих монахов.
Мы просим читателя сквозно иметь в виду: еще с 1918 года определился такой наш судебный обычай, что каждый московский процесс (разумеется, кроме несправедливого процесса над ЧК) не есть отдельный суд над случайно стекшимися обстоятельствами, нет: это - сигнал судебной политики; это витринный образец, по которому со склада отпускают для провинции; это тип, это - перед разделом арифметичнского задачника одно образцовое решение, по которому ученики дальше сообразят сами. Так, если сказано - "процесс церковников", то поймем во множественном числе. Да впрочем и сам верховный обвинитель охотно разъясняет нам: "почти по всем трибуналам Республики прокатились"Крыленко, стр. 61. (словечко-то!) подобные процессы. Совсем недавно были они в Северо-двинском, Тверском, Рязанском трибуналах; в Саратове, Казани, Уфе, Сольвычегодске, Царевококшайске судилось духовенство, псаломщики церкви, освобожденной Октябрьской революцией". Читателю помнится тут противоречие: почему же многие эти процессы ранее московского образца? Это - лишь недостаток нашего изложения. Судебное и внесудебное преследование освобожденной церкви началось еще в 1918 году и, судя по звенигородскому делу, уже тогда достигло остроты. В октябре 1918 года патриарх Тихон писал в послании Совнаркому, что нет свободы церковной проповеди, что "уже заплатили кровью мученичества многие смелые церковные проповедники... Вы наложили руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей и не задумались нарушить их посмертную волю". (Наркомы, конечно, послания не читали, а управделы вот уж хохотали: нашел, чем корить - посмертная воля! Да с.... мы хотели на ваших предков! - мы только на потомков работаем.) "Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной контрреволюционности". Правда, с подходом Деникина и Колчака остановились, чтоб облегчить православным защиту революции. Но едва гражданская война стала спадать - снова взялись за церковь, и вот прокатилось по трибуналам, и в 1920 году ударили и по Троицко-Сергиевской лавре, добрались до мощей этого шовиниста Сергия Радонежского, перетряхнули их в московский музей.Патриарх цитирует Ключевского: "Ворота лавры Преподобного затворятся и лампады погаснут над его гробницей только тогда, когда мы растратим без остатка весь духовный нравственный запас, завещанный нам нашими великими строителями земли Русской, как Преподобный Сергий". Не думал Ключевский, что эта растрата совершится почти при его жизни. Патриарх просил приема у Председателя Совета Народных Комиссаров, чтоб уговорить не трогать лавру и мощи, ведь отделена же церковь от государства! Отвечено было, что Председатель занят обсуждением важных дел и свидание не может состояться в ближайшие дни. Ни - в позднейшие.
И был циркуляр Наркомюста (25 августа 1920 года) о ликвидации всяких вообще мощей, ибо именно они затрудняли нам светоносное движение к новому справедливому обществу. Следуя дальше за выбором Крыленки, оглядим и рассмотренное в Верхтрибе (так мило сокращают они между собой, а для нас-то, букашек, как рявкнут: встать! суд идет!)
д) Дело "Тактического центра" (16-20 августа 1920 года) - 28 подсудимых и еще сколько-то обвиняемых заочно по недоступности. Голосом, еще не охрипшим в начале страстной речи, весь осветленный классовым анализом, поведывает нам верховный обвинитель, что кроме помещиков и капиталистов "существовал и продолжает существовать еще один общественный слой, над социальным бытием которого давно задумываются представители революционного социализма. (То есть: быть ему или не быть? А.С.)... Этот слой - так называемой интеллигенции... В этом процессе мы будем иметь дело с судом истории над деятельностью русской интеллигенции"Крыленко, стр. 34. и с судом революции над ней. Специальная узость нашего исследования не дает возможности охватить, какжеименноЗАДУМЫВАЛИСЬ представители революционного социализма над судьбой так называемой интеллигенции и что же именно они для нее надумали? Однако, нас утешает, что материалы эти опубликованы, всем доступны и могут быть собраны с любой подробностью. Поэтому лишь для ясности общей обстановки в Республике напомним мнение Председателя Совета Народных Комиссаров тех лет, когда все эти трибунальские заседания происходят. В письме Горькому 15 сентября 1919 года (мы его уже цитировали) Владимир Ильич отвечает на хлопоты Горького по поводу арестов интеллигенции (средь них, очевидно, и часть подсудимых этого процесса) и об основной массе тогдашней русской интеллигенции ("околокадетской") пишет: "на деле это не мозг нации, а говно".Ленин, 5 изд, том 51, стр. 48.
В другой раз он говорит Горькому: "это ее [интеллигенции] будет вина, если мы разобьем слишком много горшков". Если она ищет справедливости почему она не идет к нам?.. "Мне от интеллигенции и попала пуля""В.И.Ленин и А.М.Горький" Изд. АН, М, 1961, стр. 263. (то есть от Каплан). При таком ощущении он выражался об интеллигенции недоверчиво, враждебно: гнило-либеральная; "благочестивая"; "разгильдяйство, столь обычное у "образованных" людей"Ленин, 4 изд. том 26, стр. 373. ; считал, что она всегда недомысливает, что она изменила рабочеиу делу. (Но именно рабочему делу - диктатуре рабочих - когда она присягала?) Эту насмешку над интеллигенцией, это презрение к ней потом уверенно перехватили публицисты 20-х годов, и газеты 20-х годов, и быт, и наконец сами интеллигенты, проклявшие свое вечное недомыслие, вечную двойственность, вечную беспозвоночность, и безнадежное отставание от эпохи. И справедливо же! Вот рокочет под сводами Верхтриба голос Обвинительной Власти и возвращает нас на скамью: "Этот общественный слой... подвергся за эти годы испытанию всеобщей переоценки". Да-да, переоценки, так часто говорилось тогда. И когда же прошла переоценка? А вот: "Русская интеллигенция, войдя в горнило Революции с лозунгами народовластия (а все-таки было что-то!), вышла из нее союзником черных (даже не белых!) генералов, наемных (!) и послушным агентом европейского империализма. Интеллигенция попрала свои знамена (как в армии, да?) и забросала их грязью".Крыленко, стр. 54.
Ну, как нам не надорваться в раскаянии? Ну, как нам не расцарапать грудь когтями?.. И только потому "нет нужды добивать отдельных ее представителей", что "эта социальная группа отжила свой век". На раскрыве XX столетия! Какая мощь предвидения! О, научные революционеры! (Добивать однако пришлось. Еще все 20-е годы добивали и добивали.) С неприязнью осматриваем мы 28 лиц союзников черных генералов, наемников европейского империализма. Особенно шибает нам в нос этот Центр - тут и Тактический Центр, тут и Национальный Центр, тут и Правый Центр (а в память из процессов двух десятилетий лезут Центры, Центры и Центры, то инженерные, то меньшевистские, то троцкистско-зиновьевские, то право-бухаринские, и все разгромлены, и все разгромлены, и только потому мы с вами еще живы). Уж где Центр, там конечно рука империализма. Правда, от сердца несколько отлегает, когда мы слышим далее, что судимый сейчас Тактический Центр не был организацией, что у него не было: 1. устава; 2. программы; 3. членских взносов. А что же было? Вот что: они встречались ! (Мурашки по спине.) Встречаясь же, ознакамливались с точкой зрения друг друга! (Ледяной холод.) Обвинения очень тяжелые и поддержаны уликами: на 28 обвиняемых 2 (две) улики.Стр. 38.
Это - два письма отсутствующих (они за границей) деятелей: Мякотина и Федорова. Отсутствующих, но до октября состоявших в тех же разных Комитетах, что и присутствующие, и это дает нам право отождествить отсутствующих и присутствующих. А письма вот о чем: о расхождениях с Деникиным по таким маленьким вопросам, как крестьянство (нам не говорят, но очевидно: советуют Деникину отдать землю крестьянам), еврейский (очевидно: не возвращаться к прежним стеснениям), федеративно-национальный (уже ясно), административного управления (демократия, а не диктатура) и другие. И какой же вывод из улик? Очень простой: тем самым доказана переписка и единство присутствующих с Деникиным! (Б-р-р...гав-гав!) Но есть и прямые обвинения присутствующим: обмен информацией со своими знакомыми, проживавшими на окраинах (в Киеве, например), не подвластных центральной советской власти! То есть, допустим, раньше это была Россия, а потом в интересах мировой революции мы тот бок уступили Германии, а люди продолжают записочки посылать: как там, Иван Иваныч, живете?... а мы вот как... И М.М.Кишкин (член ЦК кадетов) даже со скамьи подсудимых нагло оправдывается: "человек не хочет быть слепым и стремится узнать все, что делается всюду". Узнать ВСЕ, что делается ВСЮДУ??.. Не хочет быть слепым??.. Так справдливо же квалифицирует их действия обвинитель как предательство! предательство по отношению к Советской Власти!! Но вот самые страшные их действия: в разгар гражданской войны они... писали труды, составляли записки, проекты. Да, "знатоки государственного права, финансовых наук, экономических отношений, судебного дела и народного образования", они писали труды! (И, так легко догадаться, нисколько при этом не опираясь на предшествующие труды Ленина, Троцкого и Бухарина...) Проф. С.А.Котляревский - о федеративном устройстве России, В.И.Стемпковский - по аграрному вопросу (и, вероятно, без коллективизации...), В.С.Муралевич - о народном образовании в будущей России, Н.Н.Виноградский - об экономике. А (великий) биолог Н.К.Кольцов (ничего не видавший от родины, кроме гонений и казни) разрешал этим буржуазным китам собираться для бесед у него в институте. (Сюда же угодил и Н.Д.Кондратьев, которого в 1931 году окончательно засудят по ТКП.) Обвинительное наше сердце так и прыгает из груди, опережая приговор. Ну, какую такую кару вот этим генеральским подручным? Одна им кара - расстрел ! Это не требование обвинителя - это уже приговор трибунала! (Увы, смягчили потом: концентрационный лагерь до конца гражданской войны.) В том-то и вина подсудимых, что они не сидели по своим углам, посасывая четвертушку хлеба, "они столковывались и сговаривались между собой, каков должен быть государственный строй после падения советского?" На современном научном языке это называется: они изучали альтернативную возможность. Грохочет голос обвинителя, но какая-то трещинка слышится нам, как будто он глазами шнырнул по кафедре, ищет еще бумажку? цитатку? Мгновение! надо на цирлах подать! из другого процесса? неважно! не эту ли, Николай Васильич, пожалуйста: "для нас... понятие истязания заключается уже в самом факте содержания политических заключенных в тюрьме..." Вот что! Политических держать в тюрьме - это истязание! И это говорит обвинитель! - какой широчайший взгляд! Восходит новая юрисдикция! Дальше, "... Борьба с царским правительством была их [политических] второй натурой и не бороться с царизмом они не могли!"Крыленко, стр. 17.
Как не могли не изучать альтернативных возможностей?.. Может быть, мыслить - это первая натура интеллигента? Ах, не ту цитату подсунули по неловкости! Вот конфуз!.. Но Николай Васильевич уже в своей руладе: "И даже если бы обвиняемые здесь, в Москве, не ударили пальцем о палец (оно как-то похоже, что так и было...) - все равно: ... в такой момент даже разговоры за чашкой чая, какой строй должен сменить падающую якобы Советскую власть, является контрреволюционным актом... Во время гражденской войны преступно не только действие [против советской власти]... преступно само бездействие."Стр. 39.
Ну вот теперь понятно, теперь все понятно. Их приговорят к расстрелу - за бездействие. За чашку чая. Например, петроградские интеллигенты решили в случае прихода Юденича "прежде всего озаботиться созывом демократической городской думы" (то есть, чтобы отстоять ее от генеральской диктатуры.) Крыленко: - Мне хотелось бы им крикнуть: "Вы обязаны были думать прежде всего - как бы лечь костьми, но не допустить Юденича!!" А они - не легли. (Впрочем, и Николай Васильевич не лег.) А еще также есть подсудимые, кто был осведомлен! и - молчал. ("Знал - не сказал" по-нашенскому.) А вот уже не бездействие, вот уже активное преступное действие: через Л.Н.Хрущеву, члена политического Красного Креста (тут же и она, на скамье), другие подсудимые помогали бутырским заключенным деньгами (можно себе представить этот поток капиталов - на тюремный ларек!) и вещами (да еще, гляди, шерстяными?). Нет меры их злодеяниям! Да не будет же удержу и пролетарской каре! Как при падающем киноаппарате, косой неразборчивой лентой проносится перед нами двадцать восемь дореволюционных мужских и женских лиц. Мы не заметили их выражения! - они напуганы? презрительны? горды? Ведь их ответов нет! ведь их последних слов нет! - по техническим соображениям... Покрывая эту недостачу, обвинитель напевает нам: "Это было сплошное самобичевание и раскаяние в совершенных ошибках. Политическая невыдержанность и промежуточная природа интеллигенции... - (да-да, еще вот это: промежуточная природа!) - ... в этом факте всецело оправдала ту марксистскую оценку интеллигенция, которая всегда давалась ей большевиками."Крыленко, стр. 8.
Не знаю. Может быть, самобичевались. Может быть, нет. Может УЖЕ поддались жажде сохранить жизнь во что бы то ни стало. Может ЕЩЕ сохранили старое достоинство интеллигенции. Не знаю. А кто эта женщина молодая промелькнула? Это - дочь Толстого, Александра. Спросил Крыленко: что она делала на этих беседах? Ответила: "Ставила самовар!" - Три года концлагеря!
Так восходило солнце нашей свободы. Таким упитанным шалуном рос наш октябренок-Закон. Мы теперь совсем не помним этого.
_________ IX.
ЗАКОН МУЖАЕТ
Наш обзор уже затянулся. А ведь мы еще и не начинали. Еще все главные, еще все знаменитые процессы впереди. Но основные линии уже промечаются. Посопутствуем нашему закону еще и в пионерском возрасте. Упомянем давно забытый и даже не политический.
е) процесс Главтопа (май 1921 года) - за то, что он касался инженеров , или спецов, как говорилось тогда. Прошла жесточайшая из четырех зим гражданской войны, когда уж вовсе не осталось, чем топить, и поезда не дотягивали до станции, и в столицах был холод и голод и волна заводских забастовок (теперь вычеркнутых из истории). Кто ж виноват? - знаменитый вопрос: КТО ВИНОВАТ? Ну, конечно, не Общее Руководство. Но даже и не Местное! - вот важно. Если "товарищи, часто пришедшие со стороны" (коммунисты-руководители) не имели правильного представления о деле, то для них "наметить правильный подход к вопросу" должны были спецы!Крыленко, стр. 381.
Так значит: "не руководители виноваты... - виновны те, кто высчитывал, пересчитывал и составлял план" (как накормить и натопить полями). Виноват не кто заставлял, а кто составлял! Плановость обернулась дутостью - спецы и виноваты. Что цифры не сошлись - "это вина спецов, а не Совета Труда и Обороны", даже "и не ответственных руководителей Главтопа".Стр. 382-383.
Нет ни угля, ни дров, ни нефти - это спецами "создано запутанное, хаотическое положение". И их же вина, что они не выстаивали против срочных телефонограмм Рыкова - и выдавали, и отпускали кому-то не по плану. Во всем виноваты спецы! Но не беспощаден к ним пролетарский суд, приговоры мягки. Конечно, в пролетарских ребрах сохраняется нутряная чужость к этим проклятым спецам, - однако, без них не потянешь, все в развале. И Трибунал их не травит, даже говорит Крыленко, что с 1920 года "о саботаже нет речи". Спецы виноваты, да, но они не по злости, а просто путаники, не умеют лучше, не научились работать при капитализме, или просто эгоисты и взяточники. Так в начале восстановительного периода намечен удивительный пунктир снисходительности к инженерам. Богат был гласными судебными процессами 1922 год - первый мирный год, так богат, что вся эта наша глава и уйдет на один этот год. (Удивятся: война прошла - и такое оживление судов? Но ведь и в 1945-м и в 1948-м Дракон оживился чрезвычайно. Нет ли тут самой простой закономерности? И в начале того года не упустим
ж) Дело о самоубийстве инженера Ольденборгера (Верхтриб, февраль 1922) никем уже не помнимый, незначительный и совсем не характерный процесс. Потому не характерный, что объем его - одна единственная человеческая жизнь, и она уже окончилась. А если б не окончилась, то именно тот инженер, да с ним челоек десять, образуя центр, и сидели бы перед Верхтрибом, и тогда процесс был бы вполне характерный. А сейчас на скамье - видный партийный товарищ Седельников, да два рабкриновца, да два профсоюзника. Но, как дальняя лопнувшая струна у Чехова, что-то щемящее есть в этом процессе раннего предшественника шахтинцев и "промпартии". В..Ольденборгер тридцать лет проработал на московском водопроводе и стал его главным инженером видимо еще с начала века. Прошел Серебряный Век искусства, четыре Государственных Думы, три войны, три революции - а вся Москва пила воду Ольденборгера. Акмеисты и футуристы, реакционеры и революционеры, юнкера и красногвардейцы, СНК, ЧК и РКИ - пили чистую холодную воду Ольденборгера. Он не был женат, у него не было детей, во всей жизни его был - только этот один водопровод. В 1905 году он не допустил на водопровод солдат охраны - "потому что солдатами могут быть по неловкости поломаны трубы или машины". На второй день февральской революции он сказал своим рабочим, что революция кончилась, хватит, все по местам, вода должна идти. И в московских октябрьских боях была у него одна забота: сохранить водопровод. Его сотрудники забастовали в ответ на большевистский переворот, пригласили его. Он ответил: "с технической стороны я, простите, не бастую. А в остальном... в остальном я, ну да, бастую." Он принял для бастующих деньги от стачечной комиссии, выдал расписку, но сам побежал добывать муфту для испортившейся трубы. И все равно он враг! Он вот что сказал рабочему: "Советская власть не продержится и двух недель". (Есть новая преднэповская установка, и Крыленко разрешает себе пооткровенничать с Верхтрибом: "Так думали тогда не только спецы - так думали не раз и мы".Крыленко, стр. 439, курсив мой.
И все равно он враг! Как сказал нам товарищ Ленин: для наблюдения за буржуазными специалистами нуждаемся в сторожевом псе РКИ. Двух таких сторожевых псов стали постоянно держать при Ольденборгере. (Один из них - плут-конторщик водопровода Макаров-Землянский, уволенный "за неблаговидные поступки", подался в РКИ "потому, что там лучше платят", поднялся в Центральный Наркомат потому, что "там оплата еще лучше" - и оттуда приехал контролировать своего бывшего начальника, мстить обидчику от всего сердца.) Ну, и местком не дремал, конечно - этот лучший защитник рабочих интересов. Ну, и коммунисты же возглавили водопровод. "Только рабочие должны стоять у нас во главе, только коммунисты должны обладать всей полнотой руководства, - правильность этой позиции подтвердилась процессом".Крыленко, стр. 433.
Ну, и московская же партийная организация глаз не спускала с водопровода. (А за ней сзади - еще ЧК) "На здоровом чувстве классовой неприязни строили мы в свое время нашу армию; во имя ее же ни одного ответственного поста мы не поручаем людям не нашего лагеря, не пристаив к ним... комиссара."Стр. 434.
Сразу стали все главного инженера поправлять, направлять, учить, и без его ведома перемещать технический персонал ("рассосали все гнездо дельцов"). И все равно водопровода не спасли! Дело не лучше стало идти, а хуже! так умудрилась шайка инженеров исподтишка проводить злой умысел. Более того: переступив свою промежуточную интеллигентскую природу, из-за которой никогда в жизни он резко не выражался, Ольденборгер осмелился назвать действия нового начальника водопровода Зенюка ("фигуры глубоко-симпатичной" Крыленке "по своей внутренней структуре") - самодурством! Вот так-то ясно стало, что "инженер Ольденборгер сознательно предает интересы рабочих и является прямым и открытым противником диктатуры рабочего класса". Стали зазывать на водопровод проверочные комиссии однако, комиссии находили, что все в порядке и вода идет нормально. Рабкриновцы на этом не помирились, они сыпали и сыпали доклады в РКИ. Ольденборгер просто хотел "разрушить, испортить, сломать водопровод в политических целях", да не умел он это сделать. Ну, в чем могли - мешали ему, мешали расточительному ремонту котлов или замене деревянных баков на бетонные. Вожди рабочих стали въявь говорить на собраниях водопровода, что их главный инженер - "душа организованного технического саботажа" и надо не верить ему и во всем сопротивляться. И все равно работа не исправилась, а пошла хуже!.. И что особенно ранило "потомственную пролетарскую психологию" рабкриновцев и профсоюзников - что большинство рабочих на водокачках, "зараженные мелко-буржуазной психологией", стояли на стороне Ольденборгера и не видели его саботажа. А тут еще подоспели выборы в Моссовет, и от водопровода рабочие выдвинули кандидатуру Ольденборгера, которой партячейка, разумеется, противопоставила партийную кандидатуру. Однако, она оказалась безнадежной из-за фальшивого авторитета главного инженера среди рабочих. Тем не менее комячейка послала в райком, во все инстанци и объявила на общем собрании свою резолюцию: "Ольденборгер - центр и душа саботажа, в Моссовете он будет нашим политическим врагом!" Рабочие отвергли шумом и криками "неправда!", "врете!" И тогда секретарь парткома товарищ Седельников прямо объявил в лицо тысячеголовому пролетариату: "С такими черносотенцами я и говорить не хочу!", в другом месте, мол, поговорим. Приняли такие партийные меры: исключили главного инженера из... коллегии по управлению водопроводом, но создали для него постоянную обстановку следствия, непрерывно вызывали его в многочисленные комиссии и подкомиссии, допрашивали и давали задания к срочному исполнению. Каждую его неявку заносили в протоколы "на случай будущего суддебного процесса". Через Совет Труда и Обороны (председатель - товарищ Ленин) добились назначения на водопровод "Чрезвычайной Тройки" (Рабкрин, Совет Профсоюзов и т. Куйбышев). А вода уже четвертый год все шла по трубам, москвичи пили и ничего не замечали... Тогда т. Седельников написал статью в "Экономическую жизнь": "в виду волнующих общественное мнение слухов о катастрофическом состоянии водопровода" он сообщил много новых тревожных слухов и даже: что водопровод качает воду подд землю и сознательно подмывает фундамент всей Москвы" (заложенный еще Иваном Калитой). Вызвали комиссию Моссовета. Она нашла: "состояние водопровода удовлетворительное, техническое руководство рационально". Ольденборгер опроверг все обвинения. Тогда Седельников благодушно: "я ставил своей задачей сделать шум вокруг вопроса, а дело спецов разобраться в этом вопросе". И что ж оставалось рабочим вождям? Какое последнее, но верное средство? Донос в ВЧК! Седельников так и сделал! Он "видит картину сознательного разрушения водопровода Ольденборгером", у него не вызывает сомнения "наличие на водопроводе, в сердце Красной Москвы, контрреволюционной организации". К тому ж и: катастрофическое состояние Рублевской башни! Но тут Ольденборгер допускает бестактную оплошность, беспозвоночный и промежуточный интеллигентский выпад: ему "зарезали" заказ на новые заграничные котлы (а старых в России сейчас починить невозможно) - и он кончает с собой. (Слишком много для одного, да ведь еще и не тренированы.) Дело не упущено, контрреволюционную организацию можно найти и без него, рабкриновцы берутся всю ее выявить. Два месяца идут какие-то глухие маневры. Но дух начинающегося НЭПа таков, что "надо дать урок и тем и другим". И вот - процесс Верховного Трибунала. Крыленко в меру суров. Крыленко в меру неумолим. Он понимает: "Русский рабочий, конечно, был прав, когда в каждом не своем видел скорее врага, чем друга",Крыленко, стр. 435. но: "при дальнейшем изменении нашей практической и общей политики, может быть, нам придется идти еще на большие уступки, отступать и лавировать; быть может, партия окажется принужденной избирать тактическую линию, против которой станет возражать примитивня логика честных самоотверженных борцов".Крыленко, стр. 438.
Так вот теперь судили и... этих совработников? Нет, - этих монахов.
Мы просим читателя сквозно иметь в виду: еще с 1918 года определился такой наш судебный обычай, что каждый московский процесс (разумеется, кроме несправедливого процесса над ЧК) не есть отдельный суд над случайно стекшимися обстоятельствами, нет: это - сигнал судебной политики; это витринный образец, по которому со склада отпускают для провинции; это тип, это - перед разделом арифметичнского задачника одно образцовое решение, по которому ученики дальше сообразят сами. Так, если сказано - "процесс церковников", то поймем во множественном числе. Да впрочем и сам верховный обвинитель охотно разъясняет нам: "почти по всем трибуналам Республики прокатились"Крыленко, стр. 61. (словечко-то!) подобные процессы. Совсем недавно были они в Северо-двинском, Тверском, Рязанском трибуналах; в Саратове, Казани, Уфе, Сольвычегодске, Царевококшайске судилось духовенство, псаломщики церкви, освобожденной Октябрьской революцией". Читателю помнится тут противоречие: почему же многие эти процессы ранее московского образца? Это - лишь недостаток нашего изложения. Судебное и внесудебное преследование освобожденной церкви началось еще в 1918 году и, судя по звенигородскому делу, уже тогда достигло остроты. В октябре 1918 года патриарх Тихон писал в послании Совнаркому, что нет свободы церковной проповеди, что "уже заплатили кровью мученичества многие смелые церковные проповедники... Вы наложили руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей и не задумались нарушить их посмертную волю". (Наркомы, конечно, послания не читали, а управделы вот уж хохотали: нашел, чем корить - посмертная воля! Да с.... мы хотели на ваших предков! - мы только на потомков работаем.) "Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной контрреволюционности". Правда, с подходом Деникина и Колчака остановились, чтоб облегчить православным защиту революции. Но едва гражданская война стала спадать - снова взялись за церковь, и вот прокатилось по трибуналам, и в 1920 году ударили и по Троицко-Сергиевской лавре, добрались до мощей этого шовиниста Сергия Радонежского, перетряхнули их в московский музей.Патриарх цитирует Ключевского: "Ворота лавры Преподобного затворятся и лампады погаснут над его гробницей только тогда, когда мы растратим без остатка весь духовный нравственный запас, завещанный нам нашими великими строителями земли Русской, как Преподобный Сергий". Не думал Ключевский, что эта растрата совершится почти при его жизни. Патриарх просил приема у Председателя Совета Народных Комиссаров, чтоб уговорить не трогать лавру и мощи, ведь отделена же церковь от государства! Отвечено было, что Председатель занят обсуждением важных дел и свидание не может состояться в ближайшие дни. Ни - в позднейшие.
И был циркуляр Наркомюста (25 августа 1920 года) о ликвидации всяких вообще мощей, ибо именно они затрудняли нам светоносное движение к новому справедливому обществу. Следуя дальше за выбором Крыленки, оглядим и рассмотренное в Верхтрибе (так мило сокращают они между собой, а для нас-то, букашек, как рявкнут: встать! суд идет!)
д) Дело "Тактического центра" (16-20 августа 1920 года) - 28 подсудимых и еще сколько-то обвиняемых заочно по недоступности. Голосом, еще не охрипшим в начале страстной речи, весь осветленный классовым анализом, поведывает нам верховный обвинитель, что кроме помещиков и капиталистов "существовал и продолжает существовать еще один общественный слой, над социальным бытием которого давно задумываются представители революционного социализма. (То есть: быть ему или не быть? А.С.)... Этот слой - так называемой интеллигенции... В этом процессе мы будем иметь дело с судом истории над деятельностью русской интеллигенции"Крыленко, стр. 34. и с судом революции над ней. Специальная узость нашего исследования не дает возможности охватить, какжеименноЗАДУМЫВАЛИСЬ представители революционного социализма над судьбой так называемой интеллигенции и что же именно они для нее надумали? Однако, нас утешает, что материалы эти опубликованы, всем доступны и могут быть собраны с любой подробностью. Поэтому лишь для ясности общей обстановки в Республике напомним мнение Председателя Совета Народных Комиссаров тех лет, когда все эти трибунальские заседания происходят. В письме Горькому 15 сентября 1919 года (мы его уже цитировали) Владимир Ильич отвечает на хлопоты Горького по поводу арестов интеллигенции (средь них, очевидно, и часть подсудимых этого процесса) и об основной массе тогдашней русской интеллигенции ("околокадетской") пишет: "на деле это не мозг нации, а говно".Ленин, 5 изд, том 51, стр. 48.
В другой раз он говорит Горькому: "это ее [интеллигенции] будет вина, если мы разобьем слишком много горшков". Если она ищет справедливости почему она не идет к нам?.. "Мне от интеллигенции и попала пуля""В.И.Ленин и А.М.Горький" Изд. АН, М, 1961, стр. 263. (то есть от Каплан). При таком ощущении он выражался об интеллигенции недоверчиво, враждебно: гнило-либеральная; "благочестивая"; "разгильдяйство, столь обычное у "образованных" людей"Ленин, 4 изд. том 26, стр. 373. ; считал, что она всегда недомысливает, что она изменила рабочеиу делу. (Но именно рабочему делу - диктатуре рабочих - когда она присягала?) Эту насмешку над интеллигенцией, это презрение к ней потом уверенно перехватили публицисты 20-х годов, и газеты 20-х годов, и быт, и наконец сами интеллигенты, проклявшие свое вечное недомыслие, вечную двойственность, вечную беспозвоночность, и безнадежное отставание от эпохи. И справедливо же! Вот рокочет под сводами Верхтриба голос Обвинительной Власти и возвращает нас на скамью: "Этот общественный слой... подвергся за эти годы испытанию всеобщей переоценки". Да-да, переоценки, так часто говорилось тогда. И когда же прошла переоценка? А вот: "Русская интеллигенция, войдя в горнило Революции с лозунгами народовластия (а все-таки было что-то!), вышла из нее союзником черных (даже не белых!) генералов, наемных (!) и послушным агентом европейского империализма. Интеллигенция попрала свои знамена (как в армии, да?) и забросала их грязью".Крыленко, стр. 54.
Ну, как нам не надорваться в раскаянии? Ну, как нам не расцарапать грудь когтями?.. И только потому "нет нужды добивать отдельных ее представителей", что "эта социальная группа отжила свой век". На раскрыве XX столетия! Какая мощь предвидения! О, научные революционеры! (Добивать однако пришлось. Еще все 20-е годы добивали и добивали.) С неприязнью осматриваем мы 28 лиц союзников черных генералов, наемников европейского империализма. Особенно шибает нам в нос этот Центр - тут и Тактический Центр, тут и Национальный Центр, тут и Правый Центр (а в память из процессов двух десятилетий лезут Центры, Центры и Центры, то инженерные, то меньшевистские, то троцкистско-зиновьевские, то право-бухаринские, и все разгромлены, и все разгромлены, и только потому мы с вами еще живы). Уж где Центр, там конечно рука империализма. Правда, от сердца несколько отлегает, когда мы слышим далее, что судимый сейчас Тактический Центр не был организацией, что у него не было: 1. устава; 2. программы; 3. членских взносов. А что же было? Вот что: они встречались ! (Мурашки по спине.) Встречаясь же, ознакамливались с точкой зрения друг друга! (Ледяной холод.) Обвинения очень тяжелые и поддержаны уликами: на 28 обвиняемых 2 (две) улики.Стр. 38.
Это - два письма отсутствующих (они за границей) деятелей: Мякотина и Федорова. Отсутствующих, но до октября состоявших в тех же разных Комитетах, что и присутствующие, и это дает нам право отождествить отсутствующих и присутствующих. А письма вот о чем: о расхождениях с Деникиным по таким маленьким вопросам, как крестьянство (нам не говорят, но очевидно: советуют Деникину отдать землю крестьянам), еврейский (очевидно: не возвращаться к прежним стеснениям), федеративно-национальный (уже ясно), административного управления (демократия, а не диктатура) и другие. И какой же вывод из улик? Очень простой: тем самым доказана переписка и единство присутствующих с Деникиным! (Б-р-р...гав-гав!) Но есть и прямые обвинения присутствующим: обмен информацией со своими знакомыми, проживавшими на окраинах (в Киеве, например), не подвластных центральной советской власти! То есть, допустим, раньше это была Россия, а потом в интересах мировой революции мы тот бок уступили Германии, а люди продолжают записочки посылать: как там, Иван Иваныч, живете?... а мы вот как... И М.М.Кишкин (член ЦК кадетов) даже со скамьи подсудимых нагло оправдывается: "человек не хочет быть слепым и стремится узнать все, что делается всюду". Узнать ВСЕ, что делается ВСЮДУ??.. Не хочет быть слепым??.. Так справдливо же квалифицирует их действия обвинитель как предательство! предательство по отношению к Советской Власти!! Но вот самые страшные их действия: в разгар гражданской войны они... писали труды, составляли записки, проекты. Да, "знатоки государственного права, финансовых наук, экономических отношений, судебного дела и народного образования", они писали труды! (И, так легко догадаться, нисколько при этом не опираясь на предшествующие труды Ленина, Троцкого и Бухарина...) Проф. С.А.Котляревский - о федеративном устройстве России, В.И.Стемпковский - по аграрному вопросу (и, вероятно, без коллективизации...), В.С.Муралевич - о народном образовании в будущей России, Н.Н.Виноградский - об экономике. А (великий) биолог Н.К.Кольцов (ничего не видавший от родины, кроме гонений и казни) разрешал этим буржуазным китам собираться для бесед у него в институте. (Сюда же угодил и Н.Д.Кондратьев, которого в 1931 году окончательно засудят по ТКП.) Обвинительное наше сердце так и прыгает из груди, опережая приговор. Ну, какую такую кару вот этим генеральским подручным? Одна им кара - расстрел ! Это не требование обвинителя - это уже приговор трибунала! (Увы, смягчили потом: концентрационный лагерь до конца гражданской войны.) В том-то и вина подсудимых, что они не сидели по своим углам, посасывая четвертушку хлеба, "они столковывались и сговаривались между собой, каков должен быть государственный строй после падения советского?" На современном научном языке это называется: они изучали альтернативную возможность. Грохочет голос обвинителя, но какая-то трещинка слышится нам, как будто он глазами шнырнул по кафедре, ищет еще бумажку? цитатку? Мгновение! надо на цирлах подать! из другого процесса? неважно! не эту ли, Николай Васильич, пожалуйста: "для нас... понятие истязания заключается уже в самом факте содержания политических заключенных в тюрьме..." Вот что! Политических держать в тюрьме - это истязание! И это говорит обвинитель! - какой широчайший взгляд! Восходит новая юрисдикция! Дальше, "... Борьба с царским правительством была их [политических] второй натурой и не бороться с царизмом они не могли!"Крыленко, стр. 17.
Как не могли не изучать альтернативных возможностей?.. Может быть, мыслить - это первая натура интеллигента? Ах, не ту цитату подсунули по неловкости! Вот конфуз!.. Но Николай Васильевич уже в своей руладе: "И даже если бы обвиняемые здесь, в Москве, не ударили пальцем о палец (оно как-то похоже, что так и было...) - все равно: ... в такой момент даже разговоры за чашкой чая, какой строй должен сменить падающую якобы Советскую власть, является контрреволюционным актом... Во время гражденской войны преступно не только действие [против советской власти]... преступно само бездействие."Стр. 39.
Ну вот теперь понятно, теперь все понятно. Их приговорят к расстрелу - за бездействие. За чашку чая. Например, петроградские интеллигенты решили в случае прихода Юденича "прежде всего озаботиться созывом демократической городской думы" (то есть, чтобы отстоять ее от генеральской диктатуры.) Крыленко: - Мне хотелось бы им крикнуть: "Вы обязаны были думать прежде всего - как бы лечь костьми, но не допустить Юденича!!" А они - не легли. (Впрочем, и Николай Васильевич не лег.) А еще также есть подсудимые, кто был осведомлен! и - молчал. ("Знал - не сказал" по-нашенскому.) А вот уже не бездействие, вот уже активное преступное действие: через Л.Н.Хрущеву, члена политического Красного Креста (тут же и она, на скамье), другие подсудимые помогали бутырским заключенным деньгами (можно себе представить этот поток капиталов - на тюремный ларек!) и вещами (да еще, гляди, шерстяными?). Нет меры их злодеяниям! Да не будет же удержу и пролетарской каре! Как при падающем киноаппарате, косой неразборчивой лентой проносится перед нами двадцать восемь дореволюционных мужских и женских лиц. Мы не заметили их выражения! - они напуганы? презрительны? горды? Ведь их ответов нет! ведь их последних слов нет! - по техническим соображениям... Покрывая эту недостачу, обвинитель напевает нам: "Это было сплошное самобичевание и раскаяние в совершенных ошибках. Политическая невыдержанность и промежуточная природа интеллигенции... - (да-да, еще вот это: промежуточная природа!) - ... в этом факте всецело оправдала ту марксистскую оценку интеллигенция, которая всегда давалась ей большевиками."Крыленко, стр. 8.
Не знаю. Может быть, самобичевались. Может быть, нет. Может УЖЕ поддались жажде сохранить жизнь во что бы то ни стало. Может ЕЩЕ сохранили старое достоинство интеллигенции. Не знаю. А кто эта женщина молодая промелькнула? Это - дочь Толстого, Александра. Спросил Крыленко: что она делала на этих беседах? Ответила: "Ставила самовар!" - Три года концлагеря!
Так восходило солнце нашей свободы. Таким упитанным шалуном рос наш октябренок-Закон. Мы теперь совсем не помним этого.
_________ IX.
ЗАКОН МУЖАЕТ
Наш обзор уже затянулся. А ведь мы еще и не начинали. Еще все главные, еще все знаменитые процессы впереди. Но основные линии уже промечаются. Посопутствуем нашему закону еще и в пионерском возрасте. Упомянем давно забытый и даже не политический.
е) процесс Главтопа (май 1921 года) - за то, что он касался инженеров , или спецов, как говорилось тогда. Прошла жесточайшая из четырех зим гражданской войны, когда уж вовсе не осталось, чем топить, и поезда не дотягивали до станции, и в столицах был холод и голод и волна заводских забастовок (теперь вычеркнутых из истории). Кто ж виноват? - знаменитый вопрос: КТО ВИНОВАТ? Ну, конечно, не Общее Руководство. Но даже и не Местное! - вот важно. Если "товарищи, часто пришедшие со стороны" (коммунисты-руководители) не имели правильного представления о деле, то для них "наметить правильный подход к вопросу" должны были спецы!Крыленко, стр. 381.
Так значит: "не руководители виноваты... - виновны те, кто высчитывал, пересчитывал и составлял план" (как накормить и натопить полями). Виноват не кто заставлял, а кто составлял! Плановость обернулась дутостью - спецы и виноваты. Что цифры не сошлись - "это вина спецов, а не Совета Труда и Обороны", даже "и не ответственных руководителей Главтопа".Стр. 382-383.
Нет ни угля, ни дров, ни нефти - это спецами "создано запутанное, хаотическое положение". И их же вина, что они не выстаивали против срочных телефонограмм Рыкова - и выдавали, и отпускали кому-то не по плану. Во всем виноваты спецы! Но не беспощаден к ним пролетарский суд, приговоры мягки. Конечно, в пролетарских ребрах сохраняется нутряная чужость к этим проклятым спецам, - однако, без них не потянешь, все в развале. И Трибунал их не травит, даже говорит Крыленко, что с 1920 года "о саботаже нет речи". Спецы виноваты, да, но они не по злости, а просто путаники, не умеют лучше, не научились работать при капитализме, или просто эгоисты и взяточники. Так в начале восстановительного периода намечен удивительный пунктир снисходительности к инженерам. Богат был гласными судебными процессами 1922 год - первый мирный год, так богат, что вся эта наша глава и уйдет на один этот год. (Удивятся: война прошла - и такое оживление судов? Но ведь и в 1945-м и в 1948-м Дракон оживился чрезвычайно. Нет ли тут самой простой закономерности? И в начале того года не упустим
ж) Дело о самоубийстве инженера Ольденборгера (Верхтриб, февраль 1922) никем уже не помнимый, незначительный и совсем не характерный процесс. Потому не характерный, что объем его - одна единственная человеческая жизнь, и она уже окончилась. А если б не окончилась, то именно тот инженер, да с ним челоек десять, образуя центр, и сидели бы перед Верхтрибом, и тогда процесс был бы вполне характерный. А сейчас на скамье - видный партийный товарищ Седельников, да два рабкриновца, да два профсоюзника. Но, как дальняя лопнувшая струна у Чехова, что-то щемящее есть в этом процессе раннего предшественника шахтинцев и "промпартии". В..Ольденборгер тридцать лет проработал на московском водопроводе и стал его главным инженером видимо еще с начала века. Прошел Серебряный Век искусства, четыре Государственных Думы, три войны, три революции - а вся Москва пила воду Ольденборгера. Акмеисты и футуристы, реакционеры и революционеры, юнкера и красногвардейцы, СНК, ЧК и РКИ - пили чистую холодную воду Ольденборгера. Он не был женат, у него не было детей, во всей жизни его был - только этот один водопровод. В 1905 году он не допустил на водопровод солдат охраны - "потому что солдатами могут быть по неловкости поломаны трубы или машины". На второй день февральской революции он сказал своим рабочим, что революция кончилась, хватит, все по местам, вода должна идти. И в московских октябрьских боях была у него одна забота: сохранить водопровод. Его сотрудники забастовали в ответ на большевистский переворот, пригласили его. Он ответил: "с технической стороны я, простите, не бастую. А в остальном... в остальном я, ну да, бастую." Он принял для бастующих деньги от стачечной комиссии, выдал расписку, но сам побежал добывать муфту для испортившейся трубы. И все равно он враг! Он вот что сказал рабочему: "Советская власть не продержится и двух недель". (Есть новая преднэповская установка, и Крыленко разрешает себе пооткровенничать с Верхтрибом: "Так думали тогда не только спецы - так думали не раз и мы".Крыленко, стр. 439, курсив мой.
И все равно он враг! Как сказал нам товарищ Ленин: для наблюдения за буржуазными специалистами нуждаемся в сторожевом псе РКИ. Двух таких сторожевых псов стали постоянно держать при Ольденборгере. (Один из них - плут-конторщик водопровода Макаров-Землянский, уволенный "за неблаговидные поступки", подался в РКИ "потому, что там лучше платят", поднялся в Центральный Наркомат потому, что "там оплата еще лучше" - и оттуда приехал контролировать своего бывшего начальника, мстить обидчику от всего сердца.) Ну, и местком не дремал, конечно - этот лучший защитник рабочих интересов. Ну, и коммунисты же возглавили водопровод. "Только рабочие должны стоять у нас во главе, только коммунисты должны обладать всей полнотой руководства, - правильность этой позиции подтвердилась процессом".Крыленко, стр. 433.
Ну, и московская же партийная организация глаз не спускала с водопровода. (А за ней сзади - еще ЧК) "На здоровом чувстве классовой неприязни строили мы в свое время нашу армию; во имя ее же ни одного ответственного поста мы не поручаем людям не нашего лагеря, не пристаив к ним... комиссара."Стр. 434.
Сразу стали все главного инженера поправлять, направлять, учить, и без его ведома перемещать технический персонал ("рассосали все гнездо дельцов"). И все равно водопровода не спасли! Дело не лучше стало идти, а хуже! так умудрилась шайка инженеров исподтишка проводить злой умысел. Более того: переступив свою промежуточную интеллигентскую природу, из-за которой никогда в жизни он резко не выражался, Ольденборгер осмелился назвать действия нового начальника водопровода Зенюка ("фигуры глубоко-симпатичной" Крыленке "по своей внутренней структуре") - самодурством! Вот так-то ясно стало, что "инженер Ольденборгер сознательно предает интересы рабочих и является прямым и открытым противником диктатуры рабочего класса". Стали зазывать на водопровод проверочные комиссии однако, комиссии находили, что все в порядке и вода идет нормально. Рабкриновцы на этом не помирились, они сыпали и сыпали доклады в РКИ. Ольденборгер просто хотел "разрушить, испортить, сломать водопровод в политических целях", да не умел он это сделать. Ну, в чем могли - мешали ему, мешали расточительному ремонту котлов или замене деревянных баков на бетонные. Вожди рабочих стали въявь говорить на собраниях водопровода, что их главный инженер - "душа организованного технического саботажа" и надо не верить ему и во всем сопротивляться. И все равно работа не исправилась, а пошла хуже!.. И что особенно ранило "потомственную пролетарскую психологию" рабкриновцев и профсоюзников - что большинство рабочих на водокачках, "зараженные мелко-буржуазной психологией", стояли на стороне Ольденборгера и не видели его саботажа. А тут еще подоспели выборы в Моссовет, и от водопровода рабочие выдвинули кандидатуру Ольденборгера, которой партячейка, разумеется, противопоставила партийную кандидатуру. Однако, она оказалась безнадежной из-за фальшивого авторитета главного инженера среди рабочих. Тем не менее комячейка послала в райком, во все инстанци и объявила на общем собрании свою резолюцию: "Ольденборгер - центр и душа саботажа, в Моссовете он будет нашим политическим врагом!" Рабочие отвергли шумом и криками "неправда!", "врете!" И тогда секретарь парткома товарищ Седельников прямо объявил в лицо тысячеголовому пролетариату: "С такими черносотенцами я и говорить не хочу!", в другом месте, мол, поговорим. Приняли такие партийные меры: исключили главного инженера из... коллегии по управлению водопроводом, но создали для него постоянную обстановку следствия, непрерывно вызывали его в многочисленные комиссии и подкомиссии, допрашивали и давали задания к срочному исполнению. Каждую его неявку заносили в протоколы "на случай будущего суддебного процесса". Через Совет Труда и Обороны (председатель - товарищ Ленин) добились назначения на водопровод "Чрезвычайной Тройки" (Рабкрин, Совет Профсоюзов и т. Куйбышев). А вода уже четвертый год все шла по трубам, москвичи пили и ничего не замечали... Тогда т. Седельников написал статью в "Экономическую жизнь": "в виду волнующих общественное мнение слухов о катастрофическом состоянии водопровода" он сообщил много новых тревожных слухов и даже: что водопровод качает воду подд землю и сознательно подмывает фундамент всей Москвы" (заложенный еще Иваном Калитой). Вызвали комиссию Моссовета. Она нашла: "состояние водопровода удовлетворительное, техническое руководство рационально". Ольденборгер опроверг все обвинения. Тогда Седельников благодушно: "я ставил своей задачей сделать шум вокруг вопроса, а дело спецов разобраться в этом вопросе". И что ж оставалось рабочим вождям? Какое последнее, но верное средство? Донос в ВЧК! Седельников так и сделал! Он "видит картину сознательного разрушения водопровода Ольденборгером", у него не вызывает сомнения "наличие на водопроводе, в сердце Красной Москвы, контрреволюционной организации". К тому ж и: катастрофическое состояние Рублевской башни! Но тут Ольденборгер допускает бестактную оплошность, беспозвоночный и промежуточный интеллигентский выпад: ему "зарезали" заказ на новые заграничные котлы (а старых в России сейчас починить невозможно) - и он кончает с собой. (Слишком много для одного, да ведь еще и не тренированы.) Дело не упущено, контрреволюционную организацию можно найти и без него, рабкриновцы берутся всю ее выявить. Два месяца идут какие-то глухие маневры. Но дух начинающегося НЭПа таков, что "надо дать урок и тем и другим". И вот - процесс Верховного Трибунала. Крыленко в меру суров. Крыленко в меру неумолим. Он понимает: "Русский рабочий, конечно, был прав, когда в каждом не своем видел скорее врага, чем друга",Крыленко, стр. 435. но: "при дальнейшем изменении нашей практической и общей политики, может быть, нам придется идти еще на большие уступки, отступать и лавировать; быть может, партия окажется принужденной избирать тактическую линию, против которой станет возражать примитивня логика честных самоотверженных борцов".Крыленко, стр. 438.