После этих предварительных смягчающих пояснений мы приступаем к подробному изложению различных незаконных влияний, имеющих последствием безрассудную систему расширения и беспрерывное расточение капиталов акционеров.
   В первом ряду между этими влияниями стоит своекорыстие землевладельцев. Владетели имений, некогда бывшие главным препятствием предпринимаемым железным дорогам, сделались за последние годы главными их ревнителями. С тех пор как первый проект линии между Ливерпулем и Манчестером разбился об оппозицию землевладельцев, а второй проект уцелел только тем, что держался вдали от усадеб и огибал парки, отгороженные для охоты; с того времени как лондонско-бирмингемское общество, после утверждения его проекта комитетом пэров, принуждено было "задобрить" своих антагонистов поднятием оценки земли с 250 000 до 750 000 ф. ст.; с того времени как парламентский совет поддерживал безосновательное сопротивление самыми вздорными и нелепыми отговорками вроде укоров инженерам за "попирание хлеба вдов" и "разрушение клубничных гряд огородников", - с этого времени, говорим мы, в политике землевладельцев произошел заметный переворот. Да и не в человеческой натуре было бы, чтоб дело было иначе. Когда стало известно, что общества железных дорог обыкновенно дают в виде "платы и вознаграждения за землю" от 4000 до 9000 ф. ст. с мили; что за воображаемые повреждения собственности вознаграждают такими неслыханными суммами, что большую часть их наследники не раз считали делом совести возвращать; что в одном случае было заплачено 120 000 ф. ст. за землю, оцениваемую в 5000 ф. ст.; когда разнеслись слухи, что производятся значительные вознаграждения в виде даровых акций и т. п., чтобы откупиться от сопротивления землевладельцев; когда стало достоверным фактом, что стоимость имений значительно возвышается от близости к железной дороге, - неудивительно, что помещики сделались деятельными ревнителями тех самых проектов, против которых они некогда восставали с таким ожесточением. Если принять в соображение бесчисленные искушения, которым они подвергались, мы не увидим ничего изумительного ни в том факте, что в 1845 г. они были ревностными членами временных комитетов, ни в том, что влияние их, употребляемое в пользу предприятий, дало им возможность получить за собственные свои земли большие суммы, ни, наконец, в том, что многие их действия довольно трудно оправдать иначе как смотря на них с их точки зрения. Рассказывая нам о помещиках, искавших свидания с инженером какой-нибудь предполагаемой железной дороги, договаривающихся о том, чтобы он выбрал для линии их местность, обещая свою поддержку, если он поступит по их желанию, и угрожая сопротивлением в противном случае, предписывающих, какую именно черту провести через их владения, давая при этом понять, что рассчитывают на хорошую цену, - нам указывают только на особенные проявления известных частных интересов. Когда мы слышим о том, как владетель обширного поместья употребляет влияние, которым он пользуется в качестве председателя правления какого-нибудь общества, на то, чтобы проектировать ответвление, пересекающее его имение на протяжении нескольких миль, и подвергает доверившееся ему общество издержкам, сопряженным с парламентской борьбой, чтобы добиться утверждения этой линии, - мы слышим только о том, что по всей вероятности, и должно было случиться при данных обстоятельствах. Если в настоящую минуту на рассмотрение публики предлагается линия, задуманная крупным капиталистом и, между прочим, служащая к установлению выгодного для него сообщения с его имениями, причем он уверяет, что составленные по проекту сметы с избытком достаточны, тогда как все инженерное сословие считает их положительно недостаточными, - то мы в этом видим только особенно разительный пример того, какие искаженные представления непременно порождаются личным интересом при подобных условиях. Если мы открываем, что такой-то проект составлен домогательствами местного дворянства и джентри; что изыскания были поручены третьестепенному инженеру, готовому взять их на себя за плату только что покрывающую его издержки в виду будущих выгод; что начальник изыскания и его агенты приставали к директорам смежной главной линии, чтобы заставить их принять их проект, угрожая, что в противном случае его примет какое-нибудь богатое, соперничествующее с ними общество, требовали денежной ссуды на расходы и добились бы всего этого, если бы не сопротивление акционеров, - то мы только открываем организованную тактику, которая совершенно естественно развивается при подобных побудительных причинах. Во всех этих фактах нет ничего особенно замечательного. Начиная с бесстыдства землевладельца, запросившего 8000 ф. ст. за то, что он наконец отдал за 80 ф., до ежедневно повторяющихся примеров влияния, употребляемого на доставление известному околотку удобств железной дороги, - все эти действия поземельного сословия составляют просто проявления общего уровня нравственного характера, обнаруживающегося под влиянием особых условий. Единственное, что должно останавливать наше внимание, - это то, что есть и многочисленное и могущественное сословие, интересы которого постоянно тянут в сторону расширения железных дорог, не принимая в соображение действительную пользу или вред подобной системы.
   Переворот в положении, принятом законодательством в отношении железных дорог, а именно переход от "одной крайности, заключающейся в упорном отвержении проектов или утверждении их только после долгих проволочек, к противоположной крайности - утверждению всех проектов без разбора", совершился одновременно с вышеописанным переворотом. Вряд ли могло быть иначе. Из того, какая значительная часть обеих парламентских палат состоит из представителей землевладельческой общины, непременно должно было последовать повторение в первых той же игры частных интересов, которая проявляется в последней, только в несколько измененном виде и усложненное другими влияниями. Если вспомнить, до какой степени сами законодатели были запутаны в спекуляции во время знаменитой "мании", едва ли можно предположить, чтобы они с тех пор совершенно освободились от влияния личных соображений. Существует один парламентский отчет, доказывающий, что в 1845 г. было 157 членов парламента, имена которых являлись в списках новых обществ на различные суммы, начиная от 291 000 ф. ст. и ниже. Сторонники новых проектов хвалились числом голосов, которым они располагали в палате. Члены палаты общин делались предметом личных домогательств, у пэров, выпрашивали покровительства. В верхней палате публично жаловались, что "почти невозможно набрать присяжных, из которых несколько человек не имели бы сумм, подписанных на ту железную дорогу, пользу которой они призваны признать". Нет сомнения, что подобное положение дел было исключительное, и с тех пор последовало не только уменьшение соблазна, но и заметное приращение чувства честности. Но все-таки нельзя ожидать, чтобы прекратилось действие частных интересов. Нельзя ожидать, чтобы землевладелец, который вне парламента всеми силами старается промыслить железную дорогу для своего округа, после вступления своего в парламент не стал употреблять для той же цели власти, данной ему его новым положением. Нельзя ожидать, чтобы накопление многих таких личных влияний оставило законодательную политику неизменною. Отсюда проистекает тот факт, что влияние, некогда направляемое против утверждения проектов железных дорог, теперь употребляется в пользу их. Отсюда же происходит и другой факт, что комитеты, которым поручается рассмотрение проектов, уже не требуют достоверных доказательств того, что предлагаемой линии действительно предстоит значительная торговля, чтобы дать требуемые полномочия. Этому же, наконец, следует приписать и тот факт, что директора и председатели правлений, занимающие места в палате общин, позволяют себе обязываться от имени своих обществ на продолжение существующих линий и сооружение новых. Мы могли бы назвать одного из членов парламента, который, приобретя выгодно расположенное имение, поручил одному инженеру, также члену парламента, постройку железнодорожной линии, проходящей через его имение. Когда ему удалось получить парламентский акт, разрешающий постройку этой линии (при проведении акта в парламент не малую роль играли влияние как его самого, так и друзей его), он нашел три железнодорожных общества, пожелавших купить у него этот акт. Мы могли бы назвать и другого члена парламента, который проектировал продолжить свою дорогу и получил на это разрешение. Он убедил директоров соседней главной линии, с которыми был в очень близких отношениях, взять акции на половину всего капитала, предназначенного для предполагаемого расширения предприятия, с условием выдавать им 50 % прибыли со всего валового дохода и передавать на главную линию все товары, поступающие для перевозки до тех пор, пока не получится от этой операции 4 % на весь капитал, что, в сущности, было не более как гарантированием 4 %. Однако не единственно из личных видов стали законодатели давать в последние годы неуместное поощрение этим предприятиям. Тут большую роль играли и различные косвенные побудительные причины. Одною из них было желание угодить избирателям. Жители округа, лишенного удобства железной дороги, естественно пристают к своим представителям, чтобы они выхлопотали проведение линии. Представители же нередко сознают, что вторичное их избрание зависит от успешного исполнения этого желания. Даже там, где нет натиска со стороны народа, он есть со стороны их главной политической опоры - крупных землевладельцев, которыми не приходится пренебрегать; местных юристов, друзей, весьма не лишних при выборах, людей, которым железная дорога всегда приносит много дела. Таким образом, даже не имея в виду непосредственных личных целей, члены парламента часто бывают почти насильно вынуждены содействовать проектам, далеко не разумным с точки зрения акционерной или даже национальной. Затем следуют еще менее непосредственные побудительные причины. Там, где не имеются в виду достижения ни личных, ни политических целей, остаются все-таки интересы какого-нибудь родственника, а если не родственника, то хоть приятеля. Там, где нет положительного напора в противную сторону, эти побудительные причины, разумеется, имеют значительный вес. Сверх того, справедливость заставляет сказать и то, что большинство членов парламента до того одержимо убеждением, что сооружение всякой железной дороги есть благодеяние для страны, что для них почти не существует причин сопротивляться подобным влияниям. Правда, акционеры могут понести убыток, но это уже их дело, публике же представятся новые удобства; избиратели останутся довольны; друзьям будет угождено; может быть, достигнутся и личные цели: понятно, что под влиянием некоторых из этих побуждений или всех их вместе охотно подаются благоприятные голоса. Таким образом, со стороны законодательства так же последовало в последние годы искусственное поощрение к размножению железных дорог.
   От парламента к парламентским агентам и ко всему юридическому сословию, сопричастному построению железных дорог, переход легок. Для них составление и выполнение проектов новых линий и разветвлений - вопрос насущный. Всякий, кто изучит процесс добывания парламентского акта, утверждающего новую железную дорогу, или обратит внимание на множество законных формальностей, обусловливаемых проведением работ на железных дорогах, и на большие суммы, появляющиеся в полугодичных отчетах под рубрикой "судебных издержек", разом поймет, как сильно искушение, которому каждый новый проект подвергает солиситоров, нотариусов и адвокатов. Доказано, что за прошлые годы парламентских расходов приходилось от 650 до 3000 ф. ст. с мили, и большая часть этих сумм поступила в карманы юридического сословия. В одной парламентской борьбе 57 000 ф. ст. были разделены на шесть человек адвокатов и двадцать человек солиситоров. На недавнем собрании одного из наших обществ было упомянуто, что сумма, истраченная на судебные и парламентские расходы, достигла в течении 9 лет до 480 000 ф. ст., т. е. средним числом 53 500 ф. ст. в год. Имея перед глазами такие факты и десятки подобных им, было бы слишком странно, если бы такой сметливый народ, как юристы, не употреблял всевозможные усилия и проделки для порождения новых предприятий. Действительно, если оглянуться на дела, совершившиеся в 1845 г., можно заподозрить, что юристы не только деятельно помогали новым предприятиям но сами затевали их. Каждый отчасти слыхал о том, как в эту пору общего возбуждения ежедневно объявляемые проемы часто предлагались местными солиситорами; как эти люди изучали карты, высматривая, где можно провести благовидную линию; как они запутывали местное джентри своими домогательствами, чтобы добиться составления комитетов; как сговаривались с инженерами насчет пробных изысканий; как, благодаря обаянию сумасбродных надежд, охвативших всех в то время, они без большого труда могли составлять общество. Зная все это и зная, что люди, имевшие успех в своих расчетах, вряд ли отвыкают от хитрости и коварства, а скорее с каждым годом более упражняются и совершенствуются в них, мы весьма естественно должны ожидать, что юристы, имеющие дета с железными дорогами, окажутся самыми влиятельными из многочисленных лиц, содействующих завлечению владетелей железных дорог в бедственные предприятия, - и мы не обманемся в этом ожидании. Они большей частью бывают в союзе с инженерами. Со времени предложения до окончательного сооружения новой линии юрист и инженер работают заодно, интересы их совершенно тождественны. В то время как один производит изыскания, другой заготовляет справочную книгу. Местные планы, составленные одним, представляются другим. Объявления землевладельцам и арендаторам, которые пишутся одним, другим рассылаются по принадлежности. Во все время работ они беспрестанно советуются друг с другом о том, как справиться с местной оппозицией и добыть местную поддержку. При составлении отчетов для представления парламенту они по необходимости действуют в согласии. Между тем как во время заседаний комитета один исправно получает свои десять гиней в день за то, чтобы быть под рукою и подавать свои показания, другой извлекает пользу из всех сложных формальностей, сопряженных с проведением парламентского утверждения. Во время производства работ инженер и юрист бывают в частых сношениях и получают одинаковую выгоду от всякого расширения предприятия. Таким образом, в каждом из них естественно возникает понятие, что, помогая другому, он помогает сам себе, и постепенно, с годами, по мере повторений таких операций, и тот и другой совершенно осваиваются с политикой железных дорог, между ними устанавливается вполне организованная система взаимного содействия, - система, приобретающая наибольшую силу от богатства и влияния, с каждым годом накопляемых ими.
   В числе проделок солиситоров, устроившихся таким образом, одна из самых замечательных заключается в ловкости, с которою они добиваются проведения в директора кандидатов собственного назначения. Как это ни покажется странным и невероятным, но есть кукольные директора, подающие голос в пользу того или другого только по внушению юристов общества, которых они оказываются креатурами: это факт, который мы приводим из достоверных источников. Добывание таких орудий не представляет никакой трудности. Представляется вакансия директора. Всегда почти есть несколько таких людей, над которыми солиситор, заведующий обширными юридическими делами железной дороги, имеет значительную власть: не только друзья и родственники, но и клиенты и вообще люди, которым он по своему положению может доставить большую пользу или нанести большой вред. Из них он выбирает самого подходящего к его целям, отдавая предпочтение при других равных условиях такому, который живет в провинции поблизости к линии. Открываясь ему в своих намерениях, он указывает ему на различные выгоды, сопряженные с положением директора, на право бесплатного проезда и многочисленные удобства, которые дает это место; на ежегодное содержание фунтов в сто, которое оно приносит; на получаемые от него почет и влияние; на вероятно предстоящие случаи к выгодному помещению капитала и т. д. Если последуют возражения на основании неразумения дел, касающиеся железных дорог, искуситель, для которого в этом-то неразумении и заключается главное условие годности субъекта, отвечает, что он всегда будет под рукою, чтобы руководить им при подаче голоса. Если нареченный кандидат станет отговариваться неимением требуемого количества акций общества, искуситель устраняет затруднение, с готовностью предлагая пополнить недостающую цифру. Поощренный и польщенный таким образом и, может быть, сознавая, между прочим, что отказаться было бы опасно, избранное орудие позволяет внести себя в кандидатский список, а так как полугодичные собрания имеют обыкновение - которому они изменяют только под влиянием сильного негодования, - избирать первое лицо, представленное им власть имеющими, то дело сходит с рук благополучно. То же самое, разумеется, может возобновиться и при последующих случаях, и таким образом юридический агент общества и сообщники его могут располагать достаточным числом голосов, чтобы перетянуть весы на свою сторону.
   Далее, к личному интересу и власти главного солиситора нужно прибавить интересы и влияние местных солиситоров, с которыми он в постоянных сношениях. Они тоже получают пользу от новых предприятий; и поэтому изо всех сил стараются подвигать их вперед. Действуя единомышленно со своим начальником, они образуют весьма влиятельный местный штаб. Они неугомонно интригуют в пользу предприятия, они подстрекают и сосредоточивают чувства своих округов; поддерживают соперничество с другими линиями; запугивают местных акционеров молвой об угрожающей конкуренции. Когда вопрос о расширении или нерасширении приходит к голосованию, они набирают голоса по доверенности в пользу расширения. Они употребляют понудительные меры с теми из своих клиентов и родных, у которых есть акции. Мало того, они так глубоко интересуются решением, что иной раз фабрикуют голоса с целью влиять на него.
   У нас перед глазами случай, имевший место с местным солиситором, который перед созывом чрезвычайного общего собрания для принятия или непринятия проекта новой ветви перенес часть своих акций на имя нескольких членов своей семьи и таким путем увеличил свои семнадцать голосов до сорока одного, причем все эти голоса он употребил в пользу нового проекта.
   Нравственность инженеров, состоящих при железных дорогах, немногим выше нравственности юристов. Грет-джордж-стритские сплетни богаты постыдными повестями, они рассказывают о том, как такой-то, подобно другим, предшествовавшим ему, подписался под сметами, зная наверное, что они недостаточны; они шутливо намекают на то, что такому-то предоставляется исправлять за начальника всю "черную работу", а именно лжесвидетельствовать вместо него; о таком-то рассказывают, что, когда он подавал свое показание перед комитетом, адвокат объявил ему, что ему не поверят, хотя бы он клялся на коленях. Из того же источника можно узнать, как дешево учредитель известной линии совершил парламентское изыскание, употребляя на это часть штата, состоящего на жалованье у другого общества, в котором он служил в качестве главного инженера. Одного известного члена общества подозревают в настоящее время в том, что он получил подряд на ремонт дороги на известное число лет и за чрезмерную помильную плату. Ходят также слухи о тех громадных барышах, которые имели некоторые светила инженерного искусства в 1845 г. за одно разрешение воспользоваться их именами на объявлениях. Говорят, что большинство доходило до 1000 гиней. Те же сплетни распространяются о важных преимуществах, которыми пользуются инженеры, заседающие в палате общин.
   При таком ослаблении нравственного кодекса и значительной степени заинтересованности инженеров в предприятиях железных дорог следует ожидать от них усиленной и не слишком разборчивой на средства деятельности в пользу этих предприятий. В пример энергии и умения, с которыми они подвизаются в пользу новых предприятий, можно бы привести множество фактов.
   Недалеко от Лондона есть одно имение, расположенное между двумя железнодорожными линиями; не так давно это имение было куплено одним инженером, который вслед за тем получил парламентский акт на постройку подъездных путей к обеим соседним железнодорожным линиям. Один из этих подъездных путей он отдал в аренду обществу соседней линии и потом сделал то же самое с другим, но не имел успеха. Как бы там ни было, предполагают, что он удвоил стоимость своего имения. Другому известному инженеру удалось провести контрабандой через парламент, в билле о проектируемой железной дороге, одно примечание, которое расширяет в известном округе границы отклонения дороги на несколько миль по обе стороны ее, тогда как обыкновенно отклонение линии допускается лишь в пределах 5 гюнтеровых цепей {Гюнтерова цепь, употребляемая в Англии для землемерных работ, равна 66 футам; квадрат в десять таких цепей составляет один акр. (Прим. пер.)} с каждой стороны дороги. Эту попытку объясняют теми обстоятельствами, что инженер владел в соседнем округе копями. Между тем под давлением соседних железнодорожных обществ он пользовался своим правом делать большие отклонения. Не особенно давно на одном полугодичном общем собрании двумя инженерами, состоящими на службе общества, были предложены несколько проектов, уже раз отвергнутых акционерами. Несмотря на то что было совершенно ясно, что инженеры действуют в своих личных выгодах, один из них поднял вопрос, другой поддержал, и правление признало некоторые из этих предложений безотлагательными. Предложения были поставлены на очередь, директора их поддержали, но акционеры не согласились и отклонили их. Попытка провести предложения была сделана в третий раз, и в третий раз возникло разногласие; через несколько дней после чрезвычайного собрания, на котором произошел раздор, один из этих инженеров распространил между акционерами брошюру, в которой опровергал все доводы партии несогласных и приводил, со своей стороны, несколько новых положений, хотя это и было поздно. Мало того, он попытался при помощи агентов добиться от акционеров полномочий в пользу своих предложений, и, несмотря на то что был снабжен несколькими полномочиями, на следующем собрании он должен был отказаться от своих пожеланий.