Спэнсер Кэтрин. В голубых канадских водах

   — Нет. Я всегда надеялась, что когда-нибудь у меня будут дети.
   — А Данте? Он счастлив?
   — Не знаю, что в эти дни происходит в голове Данте. — Лейла скривила губы. — Мы так заняты, планируя будущее, что у нас не остается времени на настоящее. Иногда мне кажется, что в субботу я выхожу замуж за незнакомого человека.
   Энтони молчал. Вытащил из кармана чистый платок, протянул ей.
   — Знаешь, Лейла, — наконец заговорил он, — в наши дни и в наш век не обязательно выходить замуж. Общество вполне признает матерей-одиночек. Так что не позволяй обстоятельствам давить на себя. Свадьба не обязательна, если ты не готова к ней.
   — По правде говоря, Энтони, у меня нет другого выбора.
   — У тебя всегда есть выбор. — Он задумчиво посмотрел на нее, прокашлялся: — Рискуя быть неделикатным, я могу спросить? Если вопрос в деньгах, я был бы счастлив…
   Боже милостивый! Если Данте узнает об этом!
   — Нет, Энтони! Спасибо большое, но нет! Что бы я ни говорила о Данте, а я безмерно его люблю и не могу принять от тебя помощь такого рода.
   — Почему? Это же только деньги. И зачем они нужны, если ими нельзя помочь кому-то в трудном положении?
   — Энтони, ты чудесный человек!
   — Я твой друг. И то, что ты выходишь замуж за Данте, не меняет этого.
   — Знаю. — Лейле удалось улыбнуться. — А теперь расскажи о себе. Послушай, как ты нашел свою медсестру?
   — У меня есть знакомые в дипломатическом корпусе, они помогли выяснить, где она сейчас. Потом мы обменялись письмами. На прошлой неделе говорили по телефону.
   Лейла порадовалась, что ей удалось переменить тему.
   Уходя, Энтони все же сказал:
   — Если ты почувствуешь, что тебе надо уехать и побыть одной или что-то в этом роде, то знай, у нас есть участок на острове Эрнандо недалеко от входа в бухту Дисолейшн-Саунд. Родители часто ездят туда на уикенды. Но там есть домик для гостей у самой воды, отдельно от главного здания. Он пустует. Чтобы попасть в него, надо просто взять ключ у сторожа.
   Встав на цыпочки, Лейла поцеловала его в щеку.
   — Пожалуйста, не беспокойся за меня, Энтони. Я бы не стала выходить замуж за Данте, если бы по-настоящему не любила его и не верила, что могу сделать его счастливым. Но спасибо тебе за заботу.
   — Может быть, Лейла, тебе стоит подумать, сумеет ли он сделать тебя счастливой. Ведь ты сама совершенно справедливо недавно объясняла мне: чтобы брак был счастливым, оба должны стараться.
   Лейла тупо смотрела в темный потолок над кроватью. Клео и Мэв спали. Внизу часы на камине пробили одиннадцать. Через час начнется день ее свадьбы. Через двенадцать часов она станет миссис Данте Росси.
   Взгляд скользнул к двери. Там на крючке висело ее свадебное платье. Шелковый креп светлее, чем глаза Данте, свободного покроя. На туалетном столе — шляпа и перчатки. Отделанная тканью коробка со светлыми замшевыми туфлями стоит на полу.
   — Аквамарин — это твой цвет, Лейла, — сказала Эллен в тот день, когда они купили платье. —Данте не сможет оторвать от тебя глаз.
   Все не так, подумала Лейла, сбрасывая одеяло. Надо встать и открыть окно. Даже если она наденет мешок, он не заметит.
   Легкий ветерок пробежал по телу, лаская грудь и живот. Еще одно призрачное воспоминание о тех временах, когда Данте находил ее тело чарующим.
   Что может вернуть его? Обручальное кольцо? Подпись под свидетельством о браке? Она не может достучаться до его сердца. Так сможет ли она притворяться обожаемой женой на людях, тогда как на самом деле будет как ненужная мебель, задвинутая в угол?
   Вопросы сыпались на нее градом. И на них не было ответов.
   Что это за невеста, которая не знает: хватит ли у нее выносливости выдержать жизнь с мужем? Смешно надеяться, что брак может быть счастливым в атмосфере равнодушия и недоверия.
   — Я не могу пройти через это, — шептала она в тишину ночи, и слезы катились по ее щекам. — Я не могу выйти замуж за Данте.

Глава ДЕСЯТАЯ

   Лейла попрощалась с матерью и Клео и отправилась в дорогу, которая заняла девять часов. Она ехала на двух автобусах, плыла на двух паромах и наконец села на борт водного такси, на котором и одолела последний отрезок пути до острова Эрнандо.
   Сумерки сгущались, переходя в ночь. Впереди вырастал холм, усеянный точками огней. Приглушенный гул мотора водного такси почти не нарушал тишину воздуха. Море было спокойное. Только в дельте началась рябь от прошедшего судна.
   — Мы почти на месте, мисс. — Шкипер сбросил скорость и показал налево. — Видите свет в конце мыса Флетчеров неподалеку от порта?
   Утро казалось таким далеким, будто в другой жизни. Лейла рано вышла из дому и еще до девяти добралась до квартиры Данте. Оттуда она направилась в банк, потом к ювелиру. Когда она наконец вернулась домой, мать и Клео от волнения суетливо топтались на крыльце.
   — Лейла, дорогая! — воскликнула Мэв и заспешила ей навстречу. — Ради бога, где ты была? Мы уж и не знали, что думать!
   — Я говорила тебе, Мэв, что предвижу неприятности, — заявила Клео. — Посмотри на ее лицо. А теперь посмей назвать меня дурой из-за того, что верю картам.
   — Что случилось, Лейла? — Мать в тревоге прижимала руки к горлу. — Где ты была?
   — Я ездила к Данте.
   — Ты с ума сошла! Разве ты не знаешь, что это плохая примета? Жених перед свадьбой не должен видеть невесту.
   — Свадьбы не будет. — Лейла пожалела, что не удалось подготовить мать к этой новости. — Я порвала отношения с Данте.
   — Ну вот, я же предсказывала бурю, — произнесла Клео, идя за ними к дому.
   — Свадьба будет! — Мэв так легко не сдавалась. — Сейчас двадцать минут одиннадцатого, через час ты должна быть в церкви. Забудь о страхах, такое бывает в последнюю минуту. Как только наденешь платье — успокоишься.
   — Мама, ты не слышала меня? Я не собираюсь сегодня выходить замуж.
   — Но, дорогая, ты должна! К церкви уже собираются гости.
   — Боюсь, их ждет разочарование.
   — Ты сошла с ума! — Мэв в ужасе всплеснула руками.
   — Нет. Напротив. Я пришла в себя. — Странно спокойная, Лейла села за стол, намазала маслом холодный тост и начала есть. Первый раз за много недель она ела с аппетитом.
   — Не могу представить себе, чтобы Данте позволил тебе так просто уйти.
   — Он же не может связать меня по рукам и ногам и притащить к алтарю!
   — Что произошло, почему все так внезапно изменилось? — Потрясенная Мэв рухнула в кресло. —Я думала, он для тебя любовь всей жизни. Как твой отец был для меня.
   — Он был и, видимо, будет любовью всей моей жизни. Но я поняла, что одной любви не всегда достаточно, чтобы брак был счастливым.
   — Нас с твоим отцом именно любовь пронесла над всеми мелями.
   — Однако в тяжелую минуту она не спасла тебя. Мама, тебе никогда не приходило в голову, почему отец выбрал легкий путь и оставил тебя одну справляться с бедой?
   — Ему было так стыдно! Он умер сломленным человеком.
   — Мама, он был трусом.
   — Лейла! Как ты можешь говорить такое?
   — А Данте — хам, — невозмутимо продолжала Лейла.
   — Ты сошла с ума! — чуть не плача, твердила мать.
   — На мой взгляд, она поступает совершенно правильно, — возразила Клео.
   — Чепуха! Лейла, дорогая, прошу тебя, подумай! Еще не поздно. Телефонный звонок — и все можно исправить.
   — Нет, мама. Если я теперь не выстою, я никогда себе этого не прощу.
   — Но как же дети? Боже мой, если ты не думаешь о себе, подумай хоть о них. Ты хочешь, чтобы они росли, не зная, кто их отец?
   Лейла намазала маслом второй тост и только потом ответила:
   — Но я не хочу, чтобы они росли в атмосфере обид и ссор. А я подвергну их этому, если поспешу с браком. Данте не готов быть мужем.
   — Но он любит тебя, Лейла.
   — Возможно, — печально согласилась Лейла. —Но в таком климате, как сейчас, любовь не выживет.
   Лейла выбралась из водного такси на пристань. «Я сделала правильный выбор», — всю дорогу убеждала она себя. Фактически она сделала единственно возможный выбор. С того момента, как Лейла вышла из квартиры Данте, она молилась, чтобы он догнал и остановил ее.
   Если бы он обнял ее, сказал, что хочет на ней жениться только потому, что любит ее, что она нужна ему, она бы поверила. Она бы поверила всему, даже тому, что он может ходить по воде.
   Но Данте этого не сделал. Его глаза походили на арктическое озеро, скованное льдом. Темные, холодные, мертвые…
   Лейла шла по-над водой по тропинке. Впереди виднелся большой бревенчатый дом. В окнах коттеджа, стоявшего возле дороги, сиял свет. Надо будет написать его матери, думала Лейла, хотя бы извиниться перед ней.
   А его сестры… Их поддержка и дружеское отношение были так важны для нее. Простят ли они ей когда-нибудь обиду, нанесенную семье?
   Лейла подошла к коттеджу. Появился мужчина лет пятидесяти. Она догадалась, что это Дейл, сторож.
   — Вам надо было позвонить и предупредить меня, — нахмурился он, когда она объяснила, зачем приехала. — Я бы открыл окна и проветрил дом. Им не пользовались с прошлого лета. Позвольте я возьму ваш багаж и посмотрю, как вы устроитесь на ночь. Буфет и холодильник всегда набиты битком, так что голодать вы не будете. Но мне надо включить воду.
   В другое время дом для гостей очаровал бы ее. С трех сторон большие террасы с видом на бухту, огромный камин, занимавший всю стену. Сосновые панели. Обтянутые вощеным ситцем диваны. Все дышало теплом и гостеприимством.
   — Если вы ищете покоя и тишины, то приехали как раз куда надо, — сказал Дейл, принеся охапку дров. Он поджег щепки, уже уложенные в камине. — Я не стану вам мешать, но, если что-нибудь понадобится, не колеблясь, зовите меня. Мне за это платят. И пока не забыл: рядом со спальней — ванная. Я уже включил нагреватель, но вода нагреется через час или чуть больше.
   Дейл ушел. И Лейла осталась одна. Одна с воспоминаниями о последней встрече с Данте, сознавая, какую глубокую рану нанесла себе своим поступком.
   Она ушла от отца своих детей. И при этом он по-прежнему обладал силой вызывать бурю в ее сердце. И взглядом, и прикосновением.
   — Не пытайся разыгрывать передо мной спектакль, — равнодушно бросил он, когда она сообщила о своем намерении. — Я не позволю тебе такое. Ты явишься в церквь как миленькая.
   До ее прихода он бегал по берегу реки в парке. На нем были шорты и футболка. Он еще не побрился. Курчавились мокрые после душа волосы. Сейчас он мало походил на могущественного президента компании, если бы не резкий, властный голос и огонь в глазах.
   — Боюсь, что не приду. — Лейла понимала: если она не устоит в эту минуту, то обречет себя на то, чтобы всю оставшуюся жизнь подчиняться его бесконечным ультиматумам.
   Он уставился на нее. Длинные загорелые ноги широко расставлены. Такой вид, будто усилием воли он может, если захочет, остановить вращение Земли.
   — Ты будешь в церкви, дорогуша. — Он язвительно засмеялся. — У тебя нет другого выбора, помнишь?
   В первый раз она по-настоящему разозлилась на него.
   — Я никому не продаюсь, даже тебе, Данте. —Лейла бросила обручальное кольцо на медный поднос и направилась к двери. Он отвернулся и смотрел в окно, чтобы не видеть, как она уходит.
   Где он сейчас, что делает? Один, как она, меряет шагами гостиную, удивляясь, как они дошли до такого финала? Топит свою печаль в скотче и гневно осуждает ее за публичное унижение? Сам ли пошел в церковь, чтобы отправить гостей домой, или на кого-то переложил неприятное дело?
   Разволновавшись, она вышла на террасу. На юго-востоке высоко поднялась полная луна. Вся бухта светилась, и на земле лежали тени. В конце пирса спокойно покачивался шлюп. Где-то за домом для гостей распевали серенады лягушки.
   Почти больная от горя, Лейла смотрела на ночное свечение бухты. Как ей хотелось заново прожить последние три месяца! И на этот раз все сделать правильно.
   Она нетерпеливо смахнула слезы. Данте прав, секс не дает решения. Трещина проходит гораздо глубже.
   — Мне бы хотелось думать, что мы когда-нибудь наладим отношения, — сказала она ему. — Но я отказываюсь быть жертвой. Я не стану больше терпеть твои ультиматумы и шантаж. Ты должен прийти ко мне без всяких условий.
   — И не надейся, — фыркнул он. — Скорей мир рухнет, чем я поползу за какой-нибудь женщиной.
   Она посмотрела ему в глаза и, не моргнув, ответила:
   — Но я не какая-нибудь женщина. Я мать твоих детей, и я люблю тебя. Со мной нельзя обращаться будто с гулящей девкой, которую ты подцепил в баре, и я не позволю тебе этого.
   — Посмотрим, сколько продлится твой праведный гнев, когда кредиторы снова забарабанят в дверь.
   Но она и с этим справилась. Продала сапфиры и другие украшения, которые дарил ей отец. А вместе с ними и фамильные драгоценности, подаренные матерью: кулон с большим кроваво-красным рубином, брошь с изумрудом и брильянтом, тяжелые золотые браслеты, изумительной работы нефритовое кольцо. Денег хватило на оплату долгов. И немного осталось на расходы, пока она снова начнет работать.
   Мать, узнав об этом, заплакала.
   — Это единственное, что тебе осталось от отца!
   Но жить без фамильных драгоценностей все же не так больно, как без самоуважения.
   Данте не верил, что она всерьез это сделает. Даже когда она бросила на стол обручальное кольцо, так, будто оно ленное, он не сомневался, что это всего лишь вызывающий жест. Она вернется. Уверенность длилась добрых пять минут. Потом закралось подозрение.
   Даже сейчас, тринадцать часов спустя, до него еще полностью не дошло случившееся. Хотя никогда не забыть ему унижения, испытанного в церкви. Свадьба отменяется, говорил он, можно разъезжаться по домам. Из гордости он стоял перед алтарем до тех пор, пока не опустела последняя скамья. Хорошо хоть, что успел освободить мать и сестер от созерцания своего позора. Самого большого позора в своей жизни.
   Но потом ему пришлось предстать перед семьей. В доме, где он вырос, собрались все.
   — Данте, как это случилось? — рыдала мать. —Что произошло?
   Все столпились вокруг него, окружили сочувствием, предлагали поддержку. Заверяли, что со временем все устроится. Объясняли, что беременные женщины часто бывают способны на не-предсказумые поступки.
   Суетились все, кроме Эллен.
   — Тупоголовый идиот, что ты наделал? — прошептала она, схватив его за плечо и бесцеремонно увлекая в коридор. — Как ты ухитрился упустить самое лучшее, что было у тебя в жизни?
   — Замолчи! — возмутился он, ошеломленный тем, что самая миролюбивая из сестер с такой страстью набросилась на него.
   — Нет, не замолчу. Ты уже давно рыл себе яму. Ты так вознесся от успеха в компании, что поверил подпевалам! Возомнил себя этаким мифическим героем! Господи, когда мой брат превратился в бесчувственного и наглого осла?
   — Если женщина, которая носит моих детей, дала мне отставку, то кто из нас бесчувственный и наглый?
   — Ты имеешь в виду так называемую свадьбу? —взорвалась Эллен. — Ну конечно, ты непогрешим, ты все всегда делаешь правильно! А где была твоя мораль, когда ты… когда ты повалил ее?
   — Эллен, осторожней. Не проявляй своего низкого происхождения.
   Она дала ему такую пощечину, что он отлетел назад. На щеке остались отпечатки пальцев.
   — Ты не стоишь и мизинца Лейлы! Она правильно сделала, что бросила тебя. Чем выносить твое отношение к ней, уж лучше быть одной.
   — А мои дети? — Данте с трудом сдерживал шок от этого предательства. Ведь до сих пор он верил, что семья всегда примет его сторону.
   — Они, Данте, не останутся одни. У них будет высокой пробы золотая мать. Она позаботится о них. И у них будет по крайней мере одна тетя.
   — На случай, если ты не поняла. Не я в последнюю минуту отменил свадьбу. Я был готов не только к свадьбе, но и, что ценнее, к браку.
   — Твоя готовность не стоит и плевка! — фыркнула Эллен. — На случай, если ты не заметил, эта женщина любила тебя, хотя один Бог знает, за что. Она бы прошла ради тебя сквозь огонь.
   — А вот и нет, Эллен. В решающий момент она исчезла со сцены.
   — А тебе не приходило в голову задуматься: почему? Вместо того чтобы разыгрывать роль обиженной жертвы, ты бы лучше задался вопросом: чем ты спровоцировал ее на такой поступок?
   — Я не способен постичь женскую логику.
   — Ну, так начни брать уроки. — Из глаз Эллен брызнули слезы. — Ты мой брат, и я люблю тебя, — всхлипнула она. — Для меня ужасно видеть тебя обиженным. Но, черт возьми, ты это заслужил!
   — Не плачь, — вздохнул он. — Как знать, быть может, мы с Лейлой еще сумеем наладить свою жизнь.
   — Данте, ты поедешь к ней?
   «Ни за что! — подумал он. — Это не я, а Лейла ушла. И она должна вернуться».
   — Подумаю, — ответил он сестре.
   «Если ты решишь, что стоит попытаться еще раз, — сказала Лейла, уходя, — то Энтони знает, как со мной связаться». Сказала, хотя и понимала, что, упоминая имя Энтони, она рискует навсегда стать для Данте чужой.
   Но Энтони проявил себя хорошим другом. А это Лейла высоко ценила. Зачем же умалять его доброту в угоду необоснованной ревности Данте?
   Первые несколько недель Лейла лихорадочно цеплялась за свою веру в Данте, надеясь, что он приедет к ней. Каждое утро она просыпалась с мыслью, что это произойдет сегодня. Но шел к концу май. Близился июнь. Надежда начала таять. Чистый, свежий воздух и спокойное окружение оказывали на нее магическое действие. И это была положительная сторона одиночества. Здоровье заметно улучшилось. Исчезла тошнота и вместе с ней — слабость, которая так мучила ее первые три месяца беременности.
   Лейла часами гуляла по берегу, собирая ракушки. Читала книги из библиотеки дома для гостей. И снова стала получать удовольствие от еды.
   Узнав, что она любит дары моря, Дейл регулярно снабжал ее разными деликатесами. То и дело Лейла находила на крыльце ведро с моллюсками и варила из них густую похлебку с овощами. Это служило ей обедом. Вечерами она устраивала себе праздник, ужиная устрицами или лососем.
   Жена Дейла, Джун, научила ее вязать. И Лейла начала готовить разные мелочи для двойняшек. Вечером перед сном она любовалась закатом, а потом наслаждалась горячей ванной.
   Постепенно тело восстановило былую жизненную силу. Волосы сверкали, кожа светилась. Она долго и крепко спала в большой кровати с высокими спинками и пологом и с мягким, удобным матрасом. Иногда видела во сне Данте. Просыпаясь, она не находила его рядом, и тогда начинало ныть сердце.
   В такие дни ее решимость слабела. Она становилась страшно уязвимой, ее мучило искушение отказаться от обещания, которое она дала самой себе. «Поезжай к нему. Первой прояви душевную щедрость», — советовало сердце. Она выходила на террасу и смотрела, как нарождается новый день. Весь мир купался в солнечном свете, а в сердце были мрак и ненастье.
   Однажды она дошла до того, что набрала его номер, но повесила трубку раньше, чем раздался гудок. Она знала: разговор ничего не решит.
   На шестнадцатой неделе она почувствовала едва уловимые толчки своих детей. Но радость быстро поблекла, ведь она не могла поделиться своим изумлением с Данте.
   Дважды она ездила на материк в клинику, рекомендованную ее доктором, на медицинский осмотр. Каждое воскресенье звонила матери. Клео просила передать, что показывают карты: она родит двух мальчиков на три недели раньше предполагаемого срока. Вернувшись из Вены, на остров прилетел Энтони и провел с ней целый день. Он познакомил Лейлу с ближайшими соседями — Лу и Клер Дрюммон. Пожилая пара каждое лето проводила в своем доме на острове.
   Покой и одиночество тоже могут надоесть, и Лейле надоело собственное общество. Она стала принимать приглашения Клер на утренний кофе, на чай, на барбекю у моря и вскоре обнаружила, что снова может общаться с людьми. В то же время она не теряла надежды, что сумеет положить конец разлуке с Данте.
   В середине июня Клер пригласила ее на коктейль. Это была ежегодная традиция Дрюммонов. Друзья из далекого прошлого, еще со студенческих дней в колледже, приезжали к ним на вечеринку со всех концов материка, чтобы отпраздновать начало лета.
   Катера стали прибывать ранним утром. К полудню у пирса пришвартовался целый флот моторных судов. В бухте стояли на якоре несколько яхт. Когда около семи вечера Лейла появилась на лужайке за домом Дрюммонов, гости уже вовсю веселились.
   — Проходите и знакомьтесь, — поспешила ей навстречу Клер и потянула в толпу гостей.
   Имена пролетали мимо ушей. Слишком много, чтобы запомнить. Племянник Клер, Макс, всунул ей в руку высокий холодный бокал искрящегося грейпфрутового сока. Какая-то женщина спросила, когда она ждет малыша, и отпрянула, будто боясь заразиться, услышав, что младенцев будет двое. Из дома лилась музыка. Ее заглушали смех и оживленные разговоры в саду.
   В какой-то момент с юга появился гидроплан и закружил над бухтой. Голоса утонули в реве мотора. Все повернулись в его сторону и смотрели, как он садится.
   Закрыв от солнца глаза рукой, Лейла, как и все, повернула голову в сторону гидроплана. Из кабины вылез мужчина и спрыгнул на пирс. Гул удивления означал, что собравшиеся его не знают. А Лейла не верила своим глазам. Уверенный шаг, гордая посадка головы, стройные бедра… Данте!
   Лейла не сознавала, что ее тянет к нему будто магнитом. Только почувствовав под рукой гладкое обветренное дерево перил, она сообразила, что перед ней лестница, ведущая на пристань.
   Она смутно слышала плеск волн о сваи. Гости на лужайке Дрюммонов стихли.
   Наконец он увидел ее и застыл как вкопанный. Просто стоял и смотрел на нее. Полотняная сумка, висевшая на плече, упала на доски пирса. Потом он вскинул голову и распрямил плечи.
   И тут Лейлу сковало дурное предчувствие. Она ждала этого момента целую вечность. Она верила, что он принесет незамутненную радость. Теперь же она стояла на верху лестницы и чувствовала себя выставленной напоказ, беззащитной и неуверенной.
   Ей хотелось убежать и спрятаться. Ветер от удалявшегося гидроплана играл ее платьем. Облепившая тело ткань подчеркивала изуродованную беременностью фигуру. Лейла нервно одергивала платье. От паники перехватило дыхание. Сердце стучало, будто паровой молот.
   Наконец Данте поднял сумку и размашистым шагом двинулся к ней. И подошел так близко, что мог бы коснуться. Но не коснулся. Он просто навис над ней. Неодолимо привлекательный, невероятно сексуальный…
   Взгляд Данте пробежал сверху донизу. Изучая ее лицо, шею, грудь. И остановился на выступавшем животе. Лейла поежилась.
   — Почему ты здесь, Данте? — Лейлу ужаснуло, как холодно прозвучал ее голос.
   Что-то болезненное мелькнуло в его лице. А может быть, ей просто показалось.
   — Я приехал дать тебе свободу. — Голос окутывал ее, словно темный бархат, словно летняя ночь. — Есть тут уединенное место, где можно поговорить?

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

   Лейла холодно кивнула, повернулась и пошла назад по дорожке. А ему оставалось только идти следом, словно нашкодившему коту.
   Данте не рассчитывал, что так получится. Он надеялся удивить ее, появившись в коттедже Флетчеров.
   Данте много раз повторял то, что хотел ей сказать. Меньше всего он ожидал, что найдет ее среди толпы гостей на веселой вечеринке у соседей.
   — Лейла, — закричал один из этих гостей, размахивая рукой, — веди своего друга сюда!
   — Черт возьми, ни в коем случае, — опередил ее ответ Данте. — Я проделал этот путь не для того, чтобы трепаться с незнакомыми людьми.
   Она кивнула и пошла к гостям извиниться за свой уход. Данте с неприязнью смотрел, как тепло Лейла улыбается чужим людям. Ведь его она встретила настороженно.
   Данте понимал, что сам загнал себя в угол. Что он заслуживает любого наказания, какое она назначит. Но вопреки разуму хотел, чтобы она улыбалась ему, была с ним приветлива. Он хотел, чтобы она с нетерпением ждала, когда они останутся одни. Он явился к ней с повинной, а потом, если она позволит, они начнут все с нуля.
   Он хотел видеть ее в своей постели, обнаженную и пылающую страстью. Хотел чувствовать под рукой движения еще не родившихся детей. О Боже! Он хотел всего этого так сильно, что не мог ничего ни сделать, ни сказать.
   Повесив сумку на перила, он разглядывал ее, отмечая перемены, происшедшие за месяц. Лейла все еще оставалась стройной как тростник. Только живот стал больше.
   Возможны ли при таком деликатном телосложении нормальные роды? Что, если малыши крупные, все в него?
   Данте отвел взгляд. Пристыженный и испуганный. Испуганный… Слово ударило его, словно кулак в лицо.
   — Теперь можем пойти к дому.
   Лейла стояла у начала дорожки и ждала его. Ее оживление снова сменилось холодной сдержанностью.
   Коттедж был удивительно удобный, но без всякой показухи. Идеальное место для отдыха. Присутствие Лейлы добавляло ему очарования. На камине — кувшин с полевыми цветами. Открытая книжка на софе. Рядом с ней какое-то вязанье. На столе, отделявшем кухню от гостиной, миска с ракушками.
   — Ты собираешь? — Он показал на завиток расколотой устричной раковины.
   — Да. Я люблю гулять по берегу во время отлива.
   — Тебе здесь нравится?
   — Пока да.
   Ему хотелось, чтобы она помогла ему сказать то, что он должен сказать. Но она предпочла молчание. Придвинула к столу кресло и села, спокойно сложив на коленях руки.
   — Да… М-м-м… — Он прокашлялся и разозлился, потому что его душила тревога. — Ты удивляешься, как я узнал, что ты здесь?
   — Полагаю, ты позвонил Энтони.
   — Не совсем так. Я поехал к нему.
   — Ты поехал к нему? — Лейла вытаращила глаза.