доми. Фильм был снят месяц назад, демонстрируя беззаботную, смеющуюся Тинкер, вместе с пятью женщинами- секашаиз Дома Волка. Изображение было тщательно обработано и масштабировано, и давало полную иллюзию того, что зритель смотрел в большое окно, через которое виднелся личный фруктовый сад анклава Маковой Лужайки, находившийся во внутреннем дворе. Совершенно очевидно уверенная в отсутствии любопытных глаз, Тинкер раскинулась в своем пеньюаре, во всей своей естественной сексуальности.
   Волк видел цифровые фотографии Тинкер в видеосалоне, но не думал, что было что-то еще. Судя по куче картонных коробок, это было далеко не все. Он резко раскрыл одну из коробок и обнаружил DVD, озаглавленные: «Принцесса в экстазе» ХХХ.
   — Где он? — прорычал Волк, обращаясь к своему Первому, Призрачной Стреле.
   Стрела показал головой наверх, в направлении лестницы. — Там еще хуже.
   На втором этаже, за скрипящей деревянной лестницей, располагалась большая, забитая мебелью комната. Маскирующий экран покрывал единственное окно, демонстрируя снаружи глухую кирпичную стену. Сквозь щель в экране смотрела камера на треноге, направленная в сторону анклавов. Настенная видеопанель в этой комнате проигрывала запись, сделанную этим утром, показывая хмурую Тинкер, сидящую в одиночестве под персиковым деревом; солнечные пятна двигались по ее телу.
   Волк повернул камеру и искусственный интеллект устройства передвинул изображение Тинкер в угол экрана, переключившись на текущее изображение, и начал показывать приближающими линзами анклав Маковой Лужайки, где сейчас жил Дом Волка. Линзы не только обеспечили четкий вид на балкон через высокую каменную стену владения, но также показывали, что происходило в окнах всех строений, от главного дома до гаража. В одной из спален гостевого крыла горничная из персонала анклава меняла белье; компьютер распознал гуманоидную форму и увеличил изображение, пока оно не заполнило экран. Окно было открыто, и микрофон улавливал ее пение.
   — …Я не сделал ничего противозаконного, — говорил по-английски мужчина в соседней комнате. — Я знаю мои права! Я защищен договором.
   Волк вошел в соседнюю комнату. Его секашавыбили дверь, чтобы войти. Единственным предметом мебели в ней была кровать с разобранной постелью, вонявшей застарелым потом и сексом. К дальней стене секашаприжали маленького мужчину, похожего на крысу.
   Настенный экран показывал его доми, двигавшуюся по их спальне в анклаве Маковой Лужайки, медленно освобождаясь от одежды. «Ты хочешь этого?» — раздался ее чуть хрипловатый голос. Волк помнил этот день, не единожды он прокручивал его в памяти, как последнюю память о ней, когда думал, что потерял ее навсегда. «Не торопись, у нас много времени».
   Она уронила последний лоскут одежды на пол, и камера приблизилась, чтобы показать все ее тело. Волк прорычал команду ветру и швырнул его силу на стену. Раздался гул, дом содрогнулся от толчка, и настенный экран стал черным. Но звуковая часть продолжала проигрываться: Тинкер издала негромкий стон наслаждения.
   — Эй! Эй! — закричал по-английски мужчина. — Да вы представляете, сколько это стоит? Вы не можете просто врываться сюда и громить мои вещи. У меня есть права…
   — У тебя были права. Они отменены. — Волк вернулся на балкон и ногой сбил камеру с треноги. Экран показал неразбериху бликов, пока камера кувыркалась в воздухе. Когда она ударилась о тротуар, она рассыпалась на мелкие нераспознаваемые осколки, и экран вернулся к проигрыванию записи Тинкер в саду.
   — Уберите людей из близлежащих зданий, — приказал Волк на разговорном эльфийском. — Я собираюсь их разрушить.
   Видимо, мужчина понимал эльфийский, потому что раздался его крик: — Что?! Вы не можете этого сделать! Я вызвал полицию! Вы не имеете права этого делать! Это Питтсбург! У меня есть права!
   Как будто вызванная его словами, суматоха внизу возвестила прибытие полиции Питтсбурга.
   — Не двигаться, полиция! — рявкнул мужской голос по-английски. — Положите оружие.
   Волк почувствовал, как секашавнизу активировали их щиты, ощущение магии ударило по его чувствам. Укус Клинка что-то тихо и быстро говорил на Высоком эльфийском.
   —  Naekanain, — крикнул по-эльфийски с сильным акцентом кто-то другой — Я не понимаю— в то время как первый повторил по-английски. — Положите оружие!
   Волк выругался. Очевидно, полицейские не говорили по-эльфийски, а его секашане понимали английский. Волк призвал ветра и создал щит, перед тем как пойти к лестнице.
   Около входной двери стояли двое полицейских в темно-синей униформе, направив пистолеты на секаша,которые, в свою очередь, вытащили свои ejae. Оба полицейских выглядели как люди, но с учетом проблемы Они, внешний вид мог быть обманчивым. Оба были достаточно высоки, чтобы быть воинами Они. Замаскированные воины предпочитали рыжий цвет волос, в то время как один полицейский был блондином, второй — шатеном. Блондин махнул левой рукой, как бы пытаясь удержать и своего напарника и эльфов от немедленной агрессии.
   —  Naekanain, —повторил блондин, затем добавил, — Pavuyau Ruve.Черновский, остынь. Это личная охрана вице-короля.
   — Я, знаю, блядь, кто они, Боуман. [5]
   — Если вы знаете это, — сказал Волк, — тогда вы знаете, что они имеют право идти туда, куда я хочу, и делать то, что я хочу, чтобы они сделали.
   Боуман мазнул по нему взглядом, затем вернулся к секаша. —Вице-король, прикажите им положить оружие.
   — Они сделают это, только если это сделаете вы, — заявил Волк. — Если вы не забыли, мы в состоянии войны.
   — Но не с нами, — прорычал Боуман.
   Черновский ухмыльнулся, что расстроило Волка, так как он надеялся решить вопрос без крови.
    Онижили в Питтсбурге, замаскированные под людей, много лет, — сказал Волк. — Пока мы не будем уверены, что вы не Они, мы будем действовать так, как будто вы ими являетесь. Опустите оружие.
   Воуман обдумал с минуту это требование, изучая секашас таким видом, как будто он решал, насколько возможно то, что он и его напарник смогут справиться с охраной Волка. Волк не был уверен, были ли колебания Боумана обусловлены переоценкой своих возможностей, либо полным игнорированием возможностей секаша.
   Наконец, Боуман медленно убрал свой пистолет в кобуру. — Давай, Черновский. Убери оружие.
   Другой полицейский показался Волку знакомым, хотя он не знал, почему; он редко контактировал с полицией Питтсбурга. Волк внимательно оглядел двух мужчин. В отличие от эльфов, которые легко отличали клан каждого, людям нужны были значки и нашивки, чтобы различать друг друга. Темно-синяя униформа полицейских несла на себе наплечные нашивки и золотые значки на груди, идентифицируя владельцев как сотрудников полиции Питтсбурга. Латунная пластина на груди Боумана гласила: «Б. Педерсен». Пластина Черновского была менее понятной, имея только инициал «Н».
   — Я тебя знаю, — сказал Волк Черновски.
   — Надеюсь, что да, — заявил полицейский. — Ты забрал у меня женщину, которая собиралась выйти за меня замуж. Ты изменил ее расовую принадлежность. Ты можешь думать, что выиграл, но я ее верну.
   Сейчас Волк его узнал — это был тот Натан, который рассердился на него, когда Волк забрал свою домис ярмарки. Волка отвлекла униформа: он не думал, что этот человек был полицейским. На ярмарке Черновский вел себя как пес, защищающий кость. Даже когда Тинкер несколько раз заявила, что она уходит с Волком, Черновский цеплялся за нее, не отпуская.
   — Тинкер не вещь, которую можно украсть, — сказал ему Волк. — Я не забиралее. Она выбрала меня, а не тебя. Сейчас она моя доми.
   — Я видел видеокассету. — Натан кивнул на открытый ящик с футлярами DVD. — Я знаю, кто она сейчас, но мне все равно. Я все еще люблю ее и верну ее.
   — Какая, на хуй, разница? [6]— заорал этот трижды проклятый фотограф за спиной у Волка. — Все это не дает права этим длинноухохим королевским уродам ломать мою дверь и крошить мои вещи. Я американец, и плачу налоги! Они не могут…
   Раздался громкий звук от падения, когда фотографа отшвырнуло на сломанную стенную панель. Это заставило его замолчать.
   — Сэр, не могли бы вы отойти? — Боуман начал осторожно подниматься по лестнице, прежде чем Волк ему ответил.
   Он отодвинулся, чтобы пропустить полицейских.
   Полицейские обозрели выбитое окно, видеозапись Тинкер в саду, выбитую дверь, разбитый видеоэкран, сейчас запятнанный кровью, и папарацци с разбитым носом в руках Темного Урожая.
   — Как раз вовремя, — закричал фотограф. — Уберите от меня этих громил!
   — Пожалуйста, отойдите от него, — сказал Боуман Урожаю, опустив руку, и положив ее на кобуру. Он повторил приказ на плохом эльфийском. — Naeba Kiyau.
   — Он будет арестован. — Волк хотел прояснить дальнейшую судьбу фотографа, прежде чем передать его полицейским. — А живущие в этих зданиях будут эвакуированы, чтобы я мог их уничтожить.
   — Вы не имеете права этого делать. — Боуман достал наручники. — В соответствии с договором…
   — Договор не имеет юридической силы. Сейчас я являюсь законом в Питтсбурге, и я заявляю, что это человек будет заключен пожизненно, а эти здания будут разрушены.
   — Хер тебе, [7]— выплюнул слова Черновский. — В Питтсбурге мы являемся законом, и ты виновен во взломе и незаконном проникновении, нападении и нанесении побоев, и я уверен, что смогу придумать что-нибудь еще.
   Черновский потянулся к руке Волка, и внезапно три меча коснулись его горла.
   — Нет! — крикнул Волк, спасая полицейского от смерти.
   В тишине, которая внезапно заполнила дом, прозвучала запись голоса Тинкер:
   «О боги, да, вот так, о, как хорошо»
   Боуман перехватил Черновского, который с рычанием рванулся вперед. — Черновский! — Боуман толкнул его к стене. — Просто смирись с этим! Он богат и могущественен, и она с ним трахается. [8]Что из этого не имеет для тебя значения? Он катается на Роллс-ройсе и все эльфы Питтсбурга лижут ему пятки. Ты думаешь, какая-либо сука выберет тупого поляка вроде тебя, когда она может получить его? [9]
   — Он может иметь, кого хочет. Она была моей.
   — Ни хера она не была, [10]— проворчал Боуман. — Если бы ты хоть раз спал с ней, об этом знали бы все букмекеры Питтсбурга. Ты всегда проигрывал пари, Натан. Ты был слишком глуп для нее — и слишком туп, чтобы это осознать.
   Черновский сверкнул глазами на напарника, потемнел лицом, но перестал сопротивляться, и встал прямо, тяжело дыша от ярости.
   Боуман с минуту изучал своего напарника, прежде чем спросить: — Мы снова при деле?
   Черновский кивнул и вздрогнул, когда запись голоса Тинкер донесла до них мягкий бессловесный стон наслаждения.
   Боуман шагнул к разбитому видеоэкрану, что-то нажал и звук исчез. — Вице-король, нам это нравится не больше чем вам, но согласно международному праву, по договору, подписанному пять лет назад, этот подонок имеет право делать такие записи.
   — Сейчас он находится под действием эльфийских законов, и то, что он сделал — непростительно.
   — Ваш народ не имеет технологий, способных это делать, — махнул рукой на стену Боуман. — Значит, вы не имеете законов, регулирующих вопросы, касающиеся цифровых изображений.
   Волк усмехнулся, услышав обычные человеческие увертки. — Почему вы, люди, придираетесь к правосудию по мелочам? Неужели вы не видите, что вы разрываете его на клочья, пока оно вообще не перестает иметь какое-либо значение? Есть правильное поведение, а есть неправильное. Это — неправильное.
   — Я не имею прав решать, вице-король. Я всего лишь полицейский. Я знаю только человеческий закон, и, насколько я знаю, он все еще действует.
   — Договор гласит, что любой человек, оставшийся на Эльфдоме во время Отключения, находится под действием эльфийской юрисдикции. Орбитальные врата разрушены, и Отключение теперь будет постоянным.
   Лицо Боумана стало бесстрастным. — До тех пор пока мое начальство это не подтвердит, я должен действовать по обычным правилам, и я не имею полномочий арестовать этого человека.
   — Тогда я казню его прямо здесь.
   — Я могу посадить его в охраняемое помещение, — заявил Боуман.
   — Если это охраняемое помещение означает маленькую камеру без окна, я готов пойти на это, — сказал Волк.
   — Посмотрим, что мы сможем сделать. — Боуман направился к фотографу, чтобы надеть на него наручники.
   Внезапно Волк почувствовал глубокую, но странно далекую вибрацию, как если бы была натянута и отпущена тетива лука, отразившись на его чувствах. Он узнал это ощущение — кто-то поблизости взывал к силе магических камней клана Ветра. Волк подумал, что он и Тинкер были единственными доманаклана Ветра в Питтсбурге — а он не учил Тинкер даже основным заклинаниям…
   Когда вибрация повторилась, забирая силу камней, его наполнила холодная уверенность. Это могла быть только Тинкер.
* * *
   Тинкер и ее секашаприблизились к дальнему краю Призрачных земель, опять попав в Питтсбург, но на противоположной стороне долины. Дорога взбиралась на крутой холм серией резких изгибов. Когда они пересекли треснувший тротуар, Штормовая Песня засмеялась и указала на предупредительный дорожный знак желтого цвета. Он изображал грузовик, готовый опрокинуться при резком повороте — обычный знак в Питтсбурге — но кто-то добавил к обозначению надпись.
   — Что тут написано? — спросил Пони.
   — Осторожно — грузовики-акробаты! — Перевела на эльфийский язык английский текст Штормовая Песня.
   Остальные захохотали и продолжили движение, внимательно осматривая смешанный лес.
   — Ты знаешь английский? — Тинкер поравнялась со Штормовой Песней.
   — До последней ебаной буквы! [11]— ответила Штормовая Песня с верной насмешливой интонацией, которая вполне подходила к такому глупому вопросу.
   Удивленная Тинкер споткнулась и чуть не упала. Штормовая Песня поддержала ее за руку и взглядом предупредила ее быть осторожней. Большую часть времени, проведенного с секашаВетроволка, Тинкер практиковалась в высоком эльфийском языке, до невозможности вежливом. Сейчас Штормовая Песня как будто сбросила сплетенную из слов маску.
   — За последние двадцать с чем-то лет, я нажала каждую кнопку, какую могла, чтобы остаться в Питтсбурге, — продолжила Штормовая песня, — даже если это значило кланяться этой заносчивой суке, Воробьихе. [12]
   — Почему? — Тинкер все еще спотыкалась. Многие эльфы впервые изучили английский в Англии во времена Шекспира, и имели забавный акцент, даже если они и исправили порядок слов в предложениях и выбор слов. Штормовая Песня говорила на правильном Pitsupavute, как будто этот язык был ей родным.
   — Мне нравятся люди. — Штормовая Песня перешагнула одним длинным шагом через упавшее дерево и остановилась, чтобы предложить руку Тинкер — автоматический жест вежливости, который казался очень неуместным сейчас. — Им похуй, что могут подумать остальные. [13]Если они хотят что-то, что они считают подходящим для себя, их не волнует, что об этом подумает остальной ебаный мир. [14]
   Тинкер удивила горечь в голосе воина. — А чего бы хотела ты?
   — Я не была уверена, хочу ли я быть секаша, — она пожала плечами как человек, вместо того, чтобы прищелкнуть языком, как бы это сделал эльф. — Сейчас у меня сомнений нет. Ветроволк дал мне год, чтобы прочистить мозги. Мне нравится быть секаша.Так что у меня… как говорят люди… сложности с этим.
   Это объясняло короткую стрижку, голубую окраску волос и легкий налет бунтарства, который в ней чувствовался.
   Внезапно Штормовая Песня крутанулась влево, толкая Тинкер себе за спину и одновременно выкрикивая горловую команду для активации магических щитов. Через голубые татуировки на ее руках хлынула магия и вспыхнула мерцающим голубым светом, который окружил ее тело. Штормовая Песня выхватила свой меч из железного дерева и согнулась в стойке готовности.
   Тут же другие секашаактивировали свои щиты и выхватили мечи, сгрудившись вокруг Тинкер. Они внимательно осматривали окружающую местность, но пока ничего видно не было.
   Они находились в ненаселенной части Края, где молодые железные деревья смешивались с земным лесом и колючим кустарником, образуя практически непроходимую чащобу. Они стояли на оленьей тропе, шириной в одного человека, извивавшейся между плотным подлеском. В какой-то момент все замолчали и замерли. Тинкер осознала, что даже птицы затихли; даже они не хотели привлечь внимание того, что испугало Штормовую Песню.
   Пони сделал жест левой рукой на Языке клинков.
   — Что-то собирается напасть, — прошептала Штормовая Песня на эльфийском, опять становясь секаша. — Что-то большое. Я не знаю, как скоро.
   —  Yatanyai? — Прошептал Пони слово, которое Тинкер не узнала.
   Штормовая Песня кивнула.
   — Что она видела? — прошептала Тинкер.
   — То, что будет, — Пони махнул рукой, показывая, что они должны возвращаться путем, которым пришли. — У нас уязвимая позиция. Мы должны отступить к…-
   Что-то огромное и извилистое как змея вырвалось из теней. Прежде чем Пони прыгнул между ней и монстром, Тинкер успела заметить чешую, шипастую голову, и пасть, полную зубов. Существо ударило Пони, швырнув его на землю, его щиты вспыхнули, поглотив силу удара. Оно рванулось к Тинкер, но на его пути уже была Штормовая Песня.
   — Ну нет, не пройдешь! — женщина- секашаотразила попытку зверя жестоко укусить Тинкер. — Назад, доми, его привлекаешь ты!
   Незаметным взгляду движением зверь сбил Штормовую Песню с ног, вцепившись зубами в ногу, щиты сверкнули как бриллиант, между его зубов. Клинкивзмахнули мечами и закричали, пытаясь отвлечь тварь. Отпустив Штормовую Песню, существо прыгнуло, угнездившись высоко на стволе дуба. Когда оно замерло там, Тинкер в первый раз рассмотрела его полностью.
   Оно было длинным и узким; двенадцать футов от носа до кончика хлещущего как бич хвоста. Несмотря на лохматую гриву, его шкура выглядела как кроваво-красная змеиная чешуя. С длинной шеей и короткими лапами, существо имело странные пропорции: голова казалась слишком большой для его тела, с мощной пастью, полной бесчисленными игольчатыми зубами. Вцепившись в ствол массивными когтями, оно шипело на них, оскалив зубы.
   Его грива поднялась, как шерсть на загривке у собаки, и над зверем замерцал туман, словно волны тепла поднялись с горячего асфальта. Своими чувствами доманаТинкер ощутила присутствие магии, как будто по коже пробежало статическое электричество. Второй Клинок, Идущий По Облаку, выстрелил из пистолета. Пуля ударила в туман — вызвав вспышку в месте удара — и просто упала на землю. Тинкер почувствовала, как ощущение магии усилилось, когда кинетическая энергия пули перешла в энергию заклинания, подпитывая его.
   — Это щит! — предупреждающе закричала Тинкер. — Попадания только усиливают его.
   Штормовая Песня встала на ноги, подавив крик боли. — Бегите, я задержу его!
   Пони поймал Тинкер за поднятую руку и частью понес, частью потащил ее через кустарник.
   — Нет! — закричала Тинкер, зная, что если бы не вопрос ее безопасности, остальные бы не бросили одну из них.
   — Доми, — Пони пытался заставить ее бежать быстрее. — Если мы не можем достать его, у нас нет шансов его убить.
   Тинкер лихорадочно думала. Как можно причинить вред тому, кого ты не можешь достать, но кто может укусить тебя? Подожди-ка, может это и есть ответ! Она выхватила пистолет из кобуры Пони и резко вырвалась из его хватки. Здесь, под высокими железными деревьями, колючие кусты выросли высоко, и животные протоптали в кустарнике тропинки, больше похожие на тоннели. Нырнув вниз, Тинкер направилась обратно к раненой секаша, держа пистолет, казавшийся огромным в его руках. Шипы царапали ее голые руки и цеплялись за волосы.
   — Тинкер доми! — кричал позади нее Пони.
   — Его щит не прикрывает пасть! — заорала она в ответ.
   Она вырвалась на открытое место, обнаружив Штормовую Песню, прижавшуюся к дереву и отчаянно отражавшую натиск зубов и когтей зверя. Тварь отбила в сторону ее меч и прыгнула, открыв пасть.
   Тинкер закричала, привлекая его внимание, и нажала на спусковой крючок. Она вообще не целилась и пуля со свистом влетела в кусты, никуда не попав.
   Когда зверь повернулся, чтобы встретить ее, и Штормовая Песня предупреждающе крикнула — бессловесный крик гнева, боли и страха — Тинкер осознала слабые стороны ее плана. Ей нужно было сунуть пистолет в пасть твари, перед тем как стрелять.
   — Вот, блядство. [15]
   Ощущение было такое, как будто ее ударил товарный поезд. Мгновение зверь бежал к ней, а затем все смешалось в дикой неразберихе темноты и света, пожухлой листвы, острых зубов и крови. Все застыло, когда зверь прижал ее к земле одним большим когтем. Затем тварь потянула— не через кожу или мышцы, а где-то глубже внутри, что-то неосязаемое, о существовании которого она и не подозревала. Через нее потоком хлынула магия — горячая и могущественная как электричество — кажущийся бесконечным поток непонятно откуда, направленный в монстра — а она была всего лишь каналом.
   Пистолет она потеряла в суматохе. Она ударила зверя по голове, пытаясь сбросить его, пока магия лилась через нее. Массивная пасть сомкнулась на ее кулаке — и внезапно чудовище замерло — зубы твердо держали ее руку, но не прорывали кожу. Глаза твари расширились, как будто удивляясь, видя Тинкер под собой и руку в своей пасти. Она тяжело дышала, безмерно испуганная, пока магия продолжала проходить через ее кости и кожу. Ее рука казалась такой маленькой в пасти, полной зубов.
   Над ней возник клинок меча, острие давило на щиты твари, направленное в ее правый глаз. Острие двигалось вперед медленно, как будто проходя через что-то реальное.
   — Отойди от нее, — рычал Пони, всем весом давя на меч, мало-помалу проталкивая его через щит. — Сейчас же!
   На какой-то момент они, казалось, завязли в янтаре — чудовище, Пони, она — удерживаемые на месте и неподвижные. Затем откуда-то сверху раздался высокий вибрирующий свист, взорвав янтарь. Тварь отпустила ее руку и отпрыгнула назад. Тинкер рванулась в другом направлении. Пони поймал ее, крепко обхватил свободной рукой, его щиты перетекли на ее тело, полностью ее окружив.
   — Я ее держу! — крикнул он и двинулся назад, другие сомкнулись вокруг них.
   Свист послышался снова, звук был таким резким и проникающим, что даже чудовище посмотрело наверх.
   Кто-то стоял на мосту Вестингхауза, который соединял берега ручья, на таком расстоянии выглядя куклой. На фоне летнего синего неба, его фигура выглядела темным силуэтом — слишком далеко, чтобы различить, кто это был: человек, эльф или Они. Свист вибрировал и, сконцентрировавшись на звуке, Тинкер поняла, что он имел две ноты, соединенные вместе, и звучавшие резким диссонансом.
   Монстр потряс головой, как будто звук причинял ему боль и запрыгал прочь, направляясь к мосту, так быстро, что казалось, он телепортировался с места на место.
   Свистун раскинул большие черные крылья, снимая все вопросы о его расе. Тенгу. Шпионы Они, созданные скрещиванием Онис воронами. Тинкер догадывалась, кто это — Рики. Чего она не могла понять, так это почему он их спас, или — как.
   — Доми, — убегающего тенгу и его чудовищного преследователя заслонил Пони. Он внимательно осмотрел ее руки, затем потянул ее за одежду, внимательно ее изучая. — Ты ранена.
   — Правда?
   — Да, — он достал белый льняной платок, который он прижал к больному месту на ее голове. — Тебе следует сесть.
   Она хотела спросить «почему», но внезапно у нее потемнело в глазах, и она начала падать.

Глава 2: НАДО СПРОСИТЬ АЛИСУ

   Тинкер долго падала в темноте.
   Она очнулась на опушке леса около дома Лейн; блестели в лунном свете огромные белые купола Обсерватории. Рядом с ней стоял, величественный как собор, лес железных деревьев. В ночном лесу сверкнуло что-то белое, излучавшее сияние в форме человеческой фигуры. Как мотылек, Тинкер направилась на свет, входя в лес.
   Впереди нее внезапно возникла фигура женщины, одетой в эльфийское платье, которое светилось так, как будто оно состояло из оптоволокна, которым накрыли источник света — свечение пробивало насквозь сумрак леса. Фигура была настолько яркой, что на нее было больно смотреть. Глаза женщины закрывала красная лента, спускаясь по платью вниз; красное на белом. Достигнув земли, лента извивами уходила вдаль.
   Она подошла к Тинкер, и, как масло в тряпку, в нее просочилось знание, что эта женщина ей знакома, и они кого-то ищут вместе. Вдали раздавался глухой стук, похожий на стук топора по дереву.
   — Он знает пути, извилистые пути, — сказала женщина, когда они продолжили поиски этого таинственного существа. — Ты должна поговорить с ним. Он скажет тебе, какой путь выбрать.
   — Мы ищем не в том месте, — окликнула ее Тинкер.