Невозможно описать женщину, если вы видели ее только голой. Она просто голая — и все. Нечто белое, мягкое и переливающееся. Нечто такое, к чему надо привыкнуть, чтобы обрести дар речи.
— Давно здесь живете, сестричка? — поинтересовался я.
— Много-много лет. Вы коп? — проговорила она и тут же сама себе ответила:
— Нет, коп ведь не вошел бы сюда, верно? — Она покачала головкой. — Друг? Нет, друг отлично знает, что ему сюда ходить не следует. Репортер? Тоже нет, тот бы сразу на меня накинулся. — Она отхлебнула из стакана и закончила:
— Выходит, вы враг, вот вы кто.
Я закурил и подождал, пока она допьет свой бокал и поставит его на столик.
— Знаете, что Ленни сделает с вами, если застанет вас здесь? — осведомилась она.
— Нет, но вы можете рассказать мне об этом. Она хихикнула:
— Нет, это все испортит. Уж лучше просто подожду. Давайте поболтаем. Ну, говорите!
— Вы знали когда-нибудь девушку по имени Вера Уэст?
Она уронила в стакан кубик льда и, нахмурившись, уставилась на меня.
— Ленни не будет в восторге от вас.
— Я в этом не нуждаюсь. Так как же?
— Слышала о такой.
— Где она?
— О, она ушла отсюда, и теперь я забочусь о Ленни. И кому какое дело до этой девицы?
— Мне. Где она?
Она разочарованно мотнула головой:
— Откуда мне знать. Она исчезла черт-те когда. Была и ушла. К тому же я ее не люблю. — Почему?
— Ленни слишком часто вспоминает о ней, вот почему. И иногда, когда напьется, называет меня ее именем или проклинает ее во сне. Впрочем, это-то как раз меня не волнует.
— Что будет, если Ленни найдет ее?
— Не знаю. Зато знаю, что будет, если ее найду я. — Она сунула в рот кубик льда и мусолила его, пока он не растаял.
— И что же? — спросил я, не обращая ни малейшего внимания на ее соблазнительные позы.
— Отделаю стерву так, что больше никогда ни один мужчина не позарится на эту падаль. И когда-нибудь я непременно отыщу ее. Я знаю, как это сделать.
— Правда? И как же?
Что-то промелькнуло в ее глазах, и они стали такими же пылающими, как ее волосы. — Что вы мне дадите, если я скажу? — Чего вы хотите? Глупый вопрос.
Он и был глупым. Глаза ее говорили сами за себя. Они казались сейчас тускло мерцающими угольками, жаждущими, чтобы в них вдохнули жизнь. Тяжелые тени почти совсем прикрывали их, и они казались сонными и ленивыми, но это было обманчивое впечатление. Мне и раньше случалось видеть такие глаза.
— Ленни по вас с ума сходит, верно?
— Разумеется, — протяжно выдохнула она. — Но он и сам о-го-го.
Я поднялся с кресла:
— Прошу извинить меня. Я сейчас.
Она даже не шевельнулась. Я прошел в спальню и за пару минут выяснил все, что хотел. На туалетном столике стояла шкатулка с драгоценностями — бриллианты и жемчуга стоили целое состояние. Возле телефона я увидел ее сумочку: портмоне было до отказа набито стодолларовыми купюрами — ни одной мелкой бумажки.
Но зато нигде в квартире я не нашел никакой одежды, даже кружевных трусиков.
Ленни был настолько без ума от своей куколки, что не собирался рисковать, дав ей возможность выйти на улицу. А единственным способом удержать ее дома было оставить ее совсем без одежды. Даже я не мог бы придумать ничего лучшего.
Когда я вернулся в комнату, она лежала навзничь на кушетке, держа в каждой руке по сигарете, приглашая меня закурить. Я наклонился, чтобы взять сигарету, но она мгновенно приложила горящий конец к моей руке и рассмеялась, заметив, как я сжал от боли зубы. Да, приятная шлюшка, ничего не скажешь. Они с Ленни, должно быть, отлично подходят друг другу и недурно проводят свободное время.
— Вы сказали, что знаете, как найти Веру Уэст, — напомнил я ей.
— Разве? — удивилась она и стала принимать на кушетке соблазнительные, по ее мнению, позы. Но на мой вкус она была уж слишком раздета — лучше бы в штору закуталась, что ли. Я швырнул еще не погасший окурок, и он шлепнулся прямо ей на живот.
Глаза ее широко открылись, и она выругалась. Я только расхохотался, направляясь к двери. Пройдя несколько шагов, я оглянулся — а вдруг она захочет швырнуть в меня чем-то? У такого рода девиц обычно тяжелая рука. Но она даже не рассердилась. Она по-прежнему улыбалась, и только глаза ее сверкали теперь еще ярче.
— Вот за это вы получите по заслугам, — бросила она мне вслед. — Когда придете снова.
Я нажал кнопку вызова и подождал лифта, ухмыляясь своему отражению в темном стекле. За последний час уже две потаскушки пытались повеситься мне на шею. О, славный город Линкасл.
Управляющий домом жил на первом этаже. Он был низенький, лысый и беззубый, но тысячи баррелей золы, которые он выгреб на своем веку, сделали его руки похожими на бочонки. Прежде, чем что-нибудь сказать, я достал из кармана десятидолларовую — бумажку.
Она ему понравилась.
Взяв банкнот, он чуть улыбнулся и прошамкал:
— Входите.
В гостиной управляющий снял кучку грязного белья с одного из стульев и кивком предложил мне сесть. Сам он устроился напротив, все еще поигрывая заветной бумажкой.
— Значит, вам нужны сведения. О ком же? О Серво? Или о потаскушках, что живут этажом выше?
— А вы догадливы.
— Только эти сведения стоят денег.
— Кто еще вас расспрашивал?
— Вы коп?
— Нет.
— Репортер?
— Не совсем. Я просто собираю информацию.
— Ладно. За сведения о потаскушках платят копы. Те делятся с ними частью заработка, и ребяткам хочется знать, не дурачат ли их.
— А Серво?
— Слыхали о честном полицейском? Некий парень по имени Линдсей.
— Я с ним знаком.
— Он приглядывает за Серво и интересуется его связями.
— Я тоже. Кого вы знаете?
— Нет, мистер, я не стану рисковать головой за десять долларов. И к тому же я не видел никого из этой компании уже давно.
Я откинулся на стуле и вытянул ноги. Торопиться мне было некуда. Когда ищешь след, затерявшийся пять лет назад, тебе остается только болтать. Болтать о важных событиях и о пустяках в надежде нащупать ту ниточку, что приведет к разгадке.
— А сколько уже Серво тут живет? — осведомился я.
— С тех пор, как приехал в город, — ответил управляющий, явно успокоившись. — Он потратил целое состояние, чтобы оборудовать квартиру по своему вкусу. Да и на птичку, которая там заперта, стоит поглядеть.
— Я видел ее.
Он судорожно сглотнул, и острый кадык заходил ходуном.
— Ну.., и как она?
— Голая. Хотела поразвлечься, но у меня не было настроения.
Управляющий опять сглотнул, на его шее выступили жилы.
— Ох, вот это баба! Я был там на днях — чинил раковину. Так она меня встретила в чем мать родила, у меня просто руки-ноги дрожали...
— А другие женщины там жили? Глаза его потускнели, он пожевал губами, уставившись на меня.
— У него всегда были хорошенькие девочки, но эта — самая бесподобная.
Я достал сигарету и закурил.
— Когда-то давно у него была девушка по имени Вера Уэст. Вы ее помните?
Он помолчал, разглядывая собственные руки, а потом медленно проговорил:
— Я вас совсем не знаю, а об этой девушке вообще ни с кем не желаю разговаривать.
Я не стал тратить время и предложил управляющему еще один банкнот.
— Я знаю, что Вера не такая, как другие, — заверил его я как можно дружелюбнее. — Это настоящая девушка.
— Да, она была о'кей! — горячо подхватил управляющий. — Порядочная девушка из общества, но ведь и таким надо как-то жить. Она посбивала спесь с Серво и задала ему работенку. Ленни нравится, когда ему не уступают, так что он за нее крепко держался. Но она была о'кей. Однажды меня сшибла машина, так она мне дала для переливания свою кровь, хотя едва меня знала.
— Она исчезла?
— Так я слышал, — тихо сказал он. — Надеюсь, у нее хватило ума скопить деньжат и послать его к черту.
— Ленни наверняка страшно взбесился, да? — Я выпустил к потолку струйку дыма.
— Еще бы. Правда, он очень скоро завел себе другую. Только ведь они у него долго не задерживаются, разве что эта, последняя. Эта рыжая, должно быть, первый сорт, и держит Ленни в руках. Она хозяйка там, наверху, словно его настоящая жена.
— Иногда это случается. — Я встал и загасил окурок. — Может быть, я еще как-нибудь загляну к вам. Если узнаете что-нибудь стоящее, приберегите для меня, не пожалеете.
— Договорились. — Он проводил меня до двери и, открывая ее, добавил:
— У них наверху была вчера вечером драка.
— Ленни бил девицу?
— Нет, дрался с каким-то парнем. Я в это время находился на крыше и слышал крики. Окна у Серво всегда закрыты — там кондиционер, так что слов было не разобрать, но я различил мужские голоса. Один принадлежал Серво — он-то в основном и орал, а кто другой — не знаю.
Я поблагодарил старика и вышел на улицу. Некоторое время я стоял перед домом, вглядываясь в вечерние тени. Я докурил сигарету и принялся за следующую, но это мало помогло. Картина не складывалась, и концы не сходились с концами. Дела идут просто великолепно, подумал я. За эту пару дней меня успели избить, пытались подстрелить, чуть не соблазнили. Неплохое начало. По крайней мере, теперь я знал, какая я важная персона. Вернее, не я, а Джонни Макбрайд. Он был настолько важной персоной, что ему пришлось выбирать — или немедленно бежать из города, или умереть.
Но почему? Черт побери, почему им было выгоднее заставить его убраться из города, чем просто прикончить? Ведь его давно вынудили бежать. Его смерть устраивала их значительно меньше. Но почему, черт побери?
И почему он удрал: из-за убийства Минноу или из-за двухсот тысяч баксов? Обе причины достаточно веские, но какая из них истинная?
Я выбросил окурок и двинулся вдоль улицы. Возможно, мне было бы лучше остаться со старичком управляющим. Он ведь явно хотел поболтать, а мне как раз не хватало собеседника, которому я мог бы изложить свои мысли, попытавшись нащупать в них хоть какую-нибудь ниточку.
Я зашел в аптеку и попытался дозвониться до Логана. Его не было на месте. Тогда я позвонил на автовокзал Нику. Он снова чуть не подпрыгнул, когда узнал меня.
— Что ты делаешь? У тебя все в порядке?
— Все нормально. Просто сейчас я пытаюсь немного пораскинуть мозгами. У тебя есть время? — Конечно. Я буду свободен еще целый час. Но с тобой трудно иметь дело, сынок. Уэнди звонила и сказала, что ты не захотел перебраться к ней.
— Как она поживает?
— Отлично. Только обиделась на тебя.
— Очень жаль...
Я задумался на мгновение и добавил:
— Сейчас я еду к тебе на станцию. И хорошо бы Уэнди тоже пришла. Как по-твоему, она согласится?
— Ну... — нерешительно протянул Ник, а потом проговорил твердо:
— Да. Я полагаю, она отпросится ненадолго у Луи.
В такси по дороге на вокзал мне было о чем поразмыслить. Ник и блондинка. Они первыми встретили меня в этом городе. Они сочувствовали мне и держались так дружелюбно и нежно, а вскоре после этого кто-то пытался выпустить в меня пулю. Таксист притормозил у станции, пометил что-то в путевом листе и протянул руку за деньгами. Я дал ему доллар и вылез из машины.
Меня уже ждали. Окошко кассы было закрыто, а внутри будочки громко играло радио. На столе дымился кофейник с горячим кофе. Ник захлопнул за мной дверь, закрыл ее и долго тряс мою руку.
Уэнди седела у стенки. Великолепная блондинка с чудесными ножками и круглыми ягодицами, которые так красиво и соблазнительно обрисовывались под платьем. Она улыбнулась мне и одним движением выскользнула из пальто, в которое куталась перед моим приходом. Упругие груди натянули белую блузку, и, присмотревшись внимательней, я обнаружил, что под блузкой нет ровным счетом ничего. Юбка плотно облегала ее фигуру, точно перчатка, и в каждом движении девушки ощущался явственный ритм румбы. Сквозь разрезы в юбке просвечивал тонкий прозрачный нейлон, а если посмотреть как следует, то была видна узкая полоска кожи там, где кончался нейлоновый чулок.
Уэнди повесила пальто на спинку стула и села, Ник устроился рядом. Я остался стоять, прислонившись спиной к двери. Взглянув на них обоих, я понял, что все мои мысли отражались на моем лице, как в зеркале. Уэнди хотела было что-то сказать, но Ник опередил ее. Нахмурившись, он спросил:
— В чем дело? Что с тобой, Джонни?
— Я когда-нибудь говорил вам, что произойдет с тремя жителями этого города?
Они переглянулись и вопросительно посмотрели на меня — Один из них умрет, — заявил я. — У другого будут переломаны обе руки, а третья будет избита до полусмерти.
Пальцы Уэнди вцепились в подлокотники кресла. Она приподнялась, готовая вскочить на ноги, глаза ее пылали мрачным огнем.
— Повторите-ка еще раз, что вы сказали! — выдохнула она.
— В меня кто-то стрелял.
— Джонни! — полузадушенно вскрикнул Ник.
— Заткнись, до тебя я тоже доберусь... Уэнди была очаровательной крошкой с чудесной грудью и прелестными ножками, но сейчас она особенного восхищения у меня не вызывала. Меня интересовало лишь одно: могла она стрелять в меня или нет. И я решил, что могла.
— Где вы были сегодня весь день? — осведомился я.
— Какое ваше дело?!
— Отвечайте!
Глаза ее сверкнули еще ярче.
— Нечего здесь распоряжаться. Не люблю крутых парней.., если вы и впрямь крутой...
— Вполне. Кое-кому уже выпал случай в этом убедиться. И вы тоже можете удостовериться — прямо сейчас.
— Вы что, правда думаете, что я или Ник стреляли в вас?
— Почему бы и нет, милочка. В конце концов, это проще простого. Кто знал, что я в городе? Могу перечислить: Ник, вы, Линдсей, Такер, служащие отеля, таксисты. — Я наблюдал за ней из-под полуопущенных век. — Линдсей или Такер не промахнулись бы. Ник не увидел бы меня на таком расстоянии. Служащие отеля не стали бы лезть в такую историю. Остаетесь вы. Забавно, не так ли?
Я улыбнулся ей, но Уэнди не ответила мне тем же. Лицо ее вдруг смягчилось, исчезли жесткие складки у рта, и я мог бы даже подумать, что ей стало жаль меня.
— Без четверти десять меня разбудил почтальон, — начала она. — Он принес заказное письмо. Можете это проверить. Примерно через двадцать минут меня снова поднял с постели молочник, я с ним расплатилась. Его зовут Джерри Уиндот, и вы можете найти его на ферме. Еще до его ухода приехал Луи с моим новым костюмом и оставался у меня до полудня. С ним был приятель из рекламного бюро. А затем...
— Хватит, — прервал я ее, чувствуя себя не в своей тарелке. Подойдя к столу, я налил себе кофе, отхлебнул добрый глоток и поставил чашку на место.
Ник смотрел на меня печальными глазами, грустно покачивая головой.
— Извините, детка, — вздохнул я. — Я никогда не ошибаюсь в мелочах, но всегда по-крупному.
Она подняла на меня глаза, в которых больше не было яростного блеска.
— Ничего, Джонни, я все понимаю. — Мягкая улыбка подтвердила ее слова.
Когда у меня хорошо на душе, я всегда хохочу. А в этот момент у меня и в самом деле душа пела, ей-богу! Часто ли в жизни вам удавалось встретить девушку, которой вы бросили в лицо обвинение в убийстве, а она на вас нисколько не рассердилась?! И я расхохотался. Ник подумал, что я спятил, но Уэнди тоже рассмеялась, словно все предыдущее было просто дружеской шуткой.
— Вот из-за таких ошибок я и влетаю все время в неприятности, — пояснил я, немного успокоившись.
— Это точно, — с готовностью подтвердил Ник. — И когда-нибудь ты нарвешься не на тех людей, и дело кончится для тебя плохо. А теперь скажи все же, что ты хотел нам сообщить?
— Не сообщить, а спросить. Ник. Я уперся в стену и не знаю, что мне делать.
— В какую стену? — поинтересовалась Уэнди, закуривая.
— Мне нужны идеи и информация. Я не могу обратиться в полицию, а больше никто ничего не знает. У Линдсея есть ордер на арест, в котором значится мое имя. Пока что он не может им воспользоваться, но рано или поздно он найдет способ добраться до меня, и, если я к тому времени не распутаю это дело, мне крышка.
Ник придвинул свой стул поближе к столу и оперся о крышку локтями.
— О Господи, Джонни. Скажи, как ты собираешься поступить, и мы тебе всячески поможем. У меня ведь полно знакомых, и я могу к любому обратиться за содействием.
В моей голове зашевелились мысли, которых раньше и в помине не было.
— В смерти Минноу есть что-то странное. Человек сидел за столом в своем кабинете, и вдруг его застрелили. Чисто, аккуратно, без лишнего шума. И сразу же после этого выплываю я с отлично сфабрикованным мотивом для его убийства.
— Пистолет, — проронила Уэнди, холодно взглянув на меня.
Ник бросил взгляд на мои руки, но промолчал.
— Да, пистолет, — повторил я. — Самый важный пункт. Линдсей говорил о нем. Уэнди тоже, да и я сам постоянно спрашиваю себя о том же. И все-таки мне хотелось бы знать, что именно делал Минноу в своей конторе в этот вечер.
— В газетах писали, что он работал как обычно, — тихо пробормотал Ник.
— Ведь было довольно поздно.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что уже сказал. Здесь есть что-то непонятное. Минноу следовало бы лежать на полу.., или еще где-то. Ведь если бы убийца вошел к нему внезапно, а особенно, если это был я, Минноу вскочил бы или сделал хоть одно движение.
Ник подергал себя за бакенбарды:
— Но ведь ты великолепный стрелок. У тебя медали за скоростную стрельбу, Джонни.
— Но даже мне не проделать все настолько быстро. И я склонен думать, что убийца был в кабинете. Возможно, Минноу пришел в тот вечер в контору, чтобы встретиться с ним. Как по-вашему?
— Может быть, — произнесли они хором.
— Как это выяснить?
Уэнди вскинула ногу на ногу. Узкая полоска шелковистой кожи сверкнула поверх нейлоновых чулок.
— У Минноу осталась вдова. Вдруг она что-то знает?
— Где она живет?
— Могу выяснить.
Я поднялся с табурета:
— Тогда поехали, и поскорее.
Вдова Минноу жила в белом каменном доме в пригороде. Я открыл калитку и пропустил Уэнди вперед. Она поднялась по каменным ступенькам, нажала на кнопку звонка и улыбнулась мне. Дверь отворилась, и приятной внешности женщина, которой можно было дать лет пятьдесят, промолвила:
— Хэлло, чем могу быть полезна?
— Миссис Минноу?
— Я, — подтвердила она.
Очень трудно было произнести первые слова, но я все-таки выступил вперед и сказал:
— Может быть, вы уделите нам несколько минут, если вы не заняты? Это очень важно. Она широко распахнула дверь:
— Разумеется. Входите и будьте как дома. Мы прошли вслед за ней в гостиную. Это была очень уютная комната, обставленная с хорошим вкусом и любовью к порядку. Мы с Уэнди уселись на кушетку, а женщина устроилась в кресле и улыбнулась.
— Это.., это касается вашего мужа, — начал я.
Возможно, прежде эти слова задели бы ее за живое, — но не теперь. Она сидела все так же спокойно, хотя на ее лице появилось вопросительное выражение.
— Я — Джонни Макбрайд, — представился я.
— Знаю.
Уэнди и я ошеломленно уставились на нее.
— Разве я могу забыть ваше лицо, как вы думаете?
— Тогда почему же вы так спокойны?
— А мне следует волноваться?
— Но ведь утверждают, что я убил вашего мужа.
— А что, вы действительно его убили? — Она посмотрела на меня, как мамаша, интересующаяся у своего чада, почему он опять получил двойку.
— Нет.
— Тогда с чего бы мне волноваться? Это было уж слишком.
— Я вас не понимаю, — пробормотал я, тряся головой.
— Я никогда не верила, что убийца — вы. Уэнди только прищелкнула пальцами — Давайте все-таки разберемся во всем, миссис Минноу, — ошеломленно проговорил я. — У меня все как в тумане. Если вы считали, что вашего мужа убил не я, то почему вы не обратились в полицию?
— Мистер Макбрайд, к тому времени, когда я пришла к такому выводу, полиция уже приняла решение. Тем не менее я все же сообщила о своих догадках капитану Линдсею, однако он, к сожалению, не обратил на мое заявление никакого внимания. С тех пор я много над этим раздумывала, и теперь совершенно уверена, что не ошиблась тогда. Так что я вас поджидала.
— Меня?!
— Ну да. Ведь если человека обвиняют в убийстве, в котором он не виновен, он обязательно возвращается, чтобы оправдаться.
— Благодарю вас. А как насчет моих отпечатков на пистолете?
— Это уж ваша забота выяснить, как они туда попали, молодой человек. — И она улыбнулась мужественной и мудрой улыбкой человека, который немало повидал на своем веку.
— Великолепно! Но как же все-таки вы можете считать меня невиновным, если существуют эти проклятые отпечатки?
Она чуть слышно вздохнула и откинулась на спинку стула.
— Мы с Бобом прожили вместе много лет. Он долгие годы был одним из лучших полицейских Нью-Йорка, хотя вам, вероятно, это неизвестно. Боб никогда не интересовался мелкими деталями. Он всегда искал мотивы преступления. — Она взглянула мне прямо в глаза. — Но мотивом его убийства была не месть.
— А что же?
— Точно сказать не могу.
— В ту ночь, когда его убили.., зачем он пошел в свою контору?
— Мне придется кое-что объяснить вам, чтобы вы поняли. Однажды Боб рассказал мне, что к нему явилась какая-то девушка, насмерть перепуганная, и вручила ему на хранение конверт с письмом, который он не должен был вскрывать до ее смерти. Такие случаи бывали в его практике, так что он не очень удивился. Но он забыл запереть письмо в служебный сейф и принес его домой. В тот вечер он положил его в сейф, стоящий у нас наверху, и какое-то время не вспоминал о нем. Несколько месяцев спустя Боб пришел домой очень взволнованный и спросил у меня про письмо. Я сказала ему, куда он его положил. В тот же вечер, когда я принесла ему в кабинет чай, он стоял у сейфа, погруженный в раздумье, и я видела, как он вытащил письмо из сейфа, с минуту смотрел на него, а потом положил его обратно. Через два дня ему позвонили вечером из Нью-Йорка, и я слышала, как он несколько раз повторил слово “подтверждение”. После этого Боб поднялся наверх, и я слышала, как хлопнула дверца сейфа. Когда он спустился вниз, то надел шляпу и пальто и ушел часа на два. Вернувшись, он снова поднялся в кабинет и несколько часов работал с какими-то бумагами. Затем ему позвонили из конторы, он уехал, и больше я его не видела. В ту ночь его убили.
— А кто ему звонил?
— Полицейский по имени Такер.
У меня непроизвольно сжались кулаки.
— Зачем?
— На имя Боба пришел конверт. Такер справлялся, принести ли его ему домой или подождать до утра. Боб сказал, что придет сам, и ушел.
Черт возьми! Я уже готов был возликовать, но все разрешилось слишком просто! Подонок Такер!
— Линдсей проверял это?
— Разумеется, — кивнула она.
— Что же случилось с тем письмом?
— Этого я не знаю. Сейф наверху остался открытым, и я заметила, что письма там нет. Капитан Линдсей показал мне все, что нашли в конторе у Боба, но ведь это был просто белый конверт, поэтому я не могла сказать ничего определенного.
— Вы считаете, что он погиб из-за этого письма?
— В том числе и из-за него. Для многих людей его смерть была удачей.
— Для Серво? Она кивнула.
— Для меня?
Она улыбнулась и кивнула снова.
— И для всей этой прогнившей банды в этом проклятом городе?
Улыбка ее стала горькой.
— Тогда мотивом убийства могло быть что угодно?
— Да, кроме внезапной мести. Это было бы слишком просто.
— Я тоже так считаю, — согласился я. Она высоко подняла брови, и рот ее насмешливо скривился. На ее лице появилось странное выражение, словно она радовалась чему-то, хотя у нее не было для этого причин. И она вновь посмотрела на меня как мать, которая знает, что ее ребенок лжет, но ждет, чтобы он сам в этом признался.
Я почувствовал себя неловко, поднялся и кивнул Уэнди.
— Большое спасибо, миссис Минноу. Вы мне очень помогли.
— Очень рада. Если вам понадобится что-нибудь еще, то мой номер телефона есть в справочнике.
Она проводила нас до двери и долго еще стояла, глядя нам вслед. Мы сели в машину и отъехали. Несколько минут я молчал, давая всему услышанному улечься в голове, и, когда все было разложено по полочкам и намертво закреплено, обратился к Уэнди:
— Так что же вы думаете по этому поводу?
— Странная женщина. Не знаю, как бы я повела себя на ее месте. Она, кажется, совершенно убеждена в вашей невиновности.
— А вы?
— Разве это имеет какое-нибудь значение?
— Да нет, не особенно.
Уэнди побарабанила пальцами по рулю — мы как раз стояли перед светофором — и промолвила:
— Я не так уверена, как она.
Впрочем, мне было на это наплевать. Пускай думает, что хочет, лишь бы не мешала мне выполнить то, что я решил. Я откинулся на спинку сиденья, думая о таинственном письме.
Вскоре Уэнди остановила машину у тротуара:
— Мне очень жаль, но вам придется выйти здесь. Я очень тороплюсь, а мне еще надо заехать домой за платьем.
— Вы не могли бы подвезти меня хотя бы до города?
— Честное слово, я очень тороплюсь, Джонни.
— Ладно, работящая девушка. Спасибо, что подбросили.
Я усмехнулся и вышел из машины. Она протянула через окошко руку, и я увидел на ее лице такое же выражение, как и у миссис Минноу.
— Джонни.., вы по-своему неплохой парень. Надеюсь, вы знаете, что делаете.
— Знаю.
— И, Джонни.., я совершенно уверена... — Она сморщила нос, словно ребенок, и ее влажные теплые губы разошлись в улыбке.
На этот раз мне не пришлось ее подтаскивать к себе, потому что она подвинулась сама, а рот был манящим и завлекающим. Она с трудом перевела дыхание, когда я оторвался от ее губ, и послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей на прощанье рукой, затем поймал проезжавшее мимо такси и домчался на нем до города.
— Давно здесь живете, сестричка? — поинтересовался я.
— Много-много лет. Вы коп? — проговорила она и тут же сама себе ответила:
— Нет, коп ведь не вошел бы сюда, верно? — Она покачала головкой. — Друг? Нет, друг отлично знает, что ему сюда ходить не следует. Репортер? Тоже нет, тот бы сразу на меня накинулся. — Она отхлебнула из стакана и закончила:
— Выходит, вы враг, вот вы кто.
Я закурил и подождал, пока она допьет свой бокал и поставит его на столик.
— Знаете, что Ленни сделает с вами, если застанет вас здесь? — осведомилась она.
— Нет, но вы можете рассказать мне об этом. Она хихикнула:
— Нет, это все испортит. Уж лучше просто подожду. Давайте поболтаем. Ну, говорите!
— Вы знали когда-нибудь девушку по имени Вера Уэст?
Она уронила в стакан кубик льда и, нахмурившись, уставилась на меня.
— Ленни не будет в восторге от вас.
— Я в этом не нуждаюсь. Так как же?
— Слышала о такой.
— Где она?
— О, она ушла отсюда, и теперь я забочусь о Ленни. И кому какое дело до этой девицы?
— Мне. Где она?
Она разочарованно мотнула головой:
— Откуда мне знать. Она исчезла черт-те когда. Была и ушла. К тому же я ее не люблю. — Почему?
— Ленни слишком часто вспоминает о ней, вот почему. И иногда, когда напьется, называет меня ее именем или проклинает ее во сне. Впрочем, это-то как раз меня не волнует.
— Что будет, если Ленни найдет ее?
— Не знаю. Зато знаю, что будет, если ее найду я. — Она сунула в рот кубик льда и мусолила его, пока он не растаял.
— И что же? — спросил я, не обращая ни малейшего внимания на ее соблазнительные позы.
— Отделаю стерву так, что больше никогда ни один мужчина не позарится на эту падаль. И когда-нибудь я непременно отыщу ее. Я знаю, как это сделать.
— Правда? И как же?
Что-то промелькнуло в ее глазах, и они стали такими же пылающими, как ее волосы. — Что вы мне дадите, если я скажу? — Чего вы хотите? Глупый вопрос.
Он и был глупым. Глаза ее говорили сами за себя. Они казались сейчас тускло мерцающими угольками, жаждущими, чтобы в них вдохнули жизнь. Тяжелые тени почти совсем прикрывали их, и они казались сонными и ленивыми, но это было обманчивое впечатление. Мне и раньше случалось видеть такие глаза.
— Ленни по вас с ума сходит, верно?
— Разумеется, — протяжно выдохнула она. — Но он и сам о-го-го.
Я поднялся с кресла:
— Прошу извинить меня. Я сейчас.
Она даже не шевельнулась. Я прошел в спальню и за пару минут выяснил все, что хотел. На туалетном столике стояла шкатулка с драгоценностями — бриллианты и жемчуга стоили целое состояние. Возле телефона я увидел ее сумочку: портмоне было до отказа набито стодолларовыми купюрами — ни одной мелкой бумажки.
Но зато нигде в квартире я не нашел никакой одежды, даже кружевных трусиков.
Ленни был настолько без ума от своей куколки, что не собирался рисковать, дав ей возможность выйти на улицу. А единственным способом удержать ее дома было оставить ее совсем без одежды. Даже я не мог бы придумать ничего лучшего.
Когда я вернулся в комнату, она лежала навзничь на кушетке, держа в каждой руке по сигарете, приглашая меня закурить. Я наклонился, чтобы взять сигарету, но она мгновенно приложила горящий конец к моей руке и рассмеялась, заметив, как я сжал от боли зубы. Да, приятная шлюшка, ничего не скажешь. Они с Ленни, должно быть, отлично подходят друг другу и недурно проводят свободное время.
— Вы сказали, что знаете, как найти Веру Уэст, — напомнил я ей.
— Разве? — удивилась она и стала принимать на кушетке соблазнительные, по ее мнению, позы. Но на мой вкус она была уж слишком раздета — лучше бы в штору закуталась, что ли. Я швырнул еще не погасший окурок, и он шлепнулся прямо ей на живот.
Глаза ее широко открылись, и она выругалась. Я только расхохотался, направляясь к двери. Пройдя несколько шагов, я оглянулся — а вдруг она захочет швырнуть в меня чем-то? У такого рода девиц обычно тяжелая рука. Но она даже не рассердилась. Она по-прежнему улыбалась, и только глаза ее сверкали теперь еще ярче.
— Вот за это вы получите по заслугам, — бросила она мне вслед. — Когда придете снова.
Я нажал кнопку вызова и подождал лифта, ухмыляясь своему отражению в темном стекле. За последний час уже две потаскушки пытались повеситься мне на шею. О, славный город Линкасл.
Управляющий домом жил на первом этаже. Он был низенький, лысый и беззубый, но тысячи баррелей золы, которые он выгреб на своем веку, сделали его руки похожими на бочонки. Прежде, чем что-нибудь сказать, я достал из кармана десятидолларовую — бумажку.
Она ему понравилась.
Взяв банкнот, он чуть улыбнулся и прошамкал:
— Входите.
В гостиной управляющий снял кучку грязного белья с одного из стульев и кивком предложил мне сесть. Сам он устроился напротив, все еще поигрывая заветной бумажкой.
— Значит, вам нужны сведения. О ком же? О Серво? Или о потаскушках, что живут этажом выше?
— А вы догадливы.
— Только эти сведения стоят денег.
— Кто еще вас расспрашивал?
— Вы коп?
— Нет.
— Репортер?
— Не совсем. Я просто собираю информацию.
— Ладно. За сведения о потаскушках платят копы. Те делятся с ними частью заработка, и ребяткам хочется знать, не дурачат ли их.
— А Серво?
— Слыхали о честном полицейском? Некий парень по имени Линдсей.
— Я с ним знаком.
— Он приглядывает за Серво и интересуется его связями.
— Я тоже. Кого вы знаете?
— Нет, мистер, я не стану рисковать головой за десять долларов. И к тому же я не видел никого из этой компании уже давно.
Я откинулся на стуле и вытянул ноги. Торопиться мне было некуда. Когда ищешь след, затерявшийся пять лет назад, тебе остается только болтать. Болтать о важных событиях и о пустяках в надежде нащупать ту ниточку, что приведет к разгадке.
— А сколько уже Серво тут живет? — осведомился я.
— С тех пор, как приехал в город, — ответил управляющий, явно успокоившись. — Он потратил целое состояние, чтобы оборудовать квартиру по своему вкусу. Да и на птичку, которая там заперта, стоит поглядеть.
— Я видел ее.
Он судорожно сглотнул, и острый кадык заходил ходуном.
— Ну.., и как она?
— Голая. Хотела поразвлечься, но у меня не было настроения.
Управляющий опять сглотнул, на его шее выступили жилы.
— Ох, вот это баба! Я был там на днях — чинил раковину. Так она меня встретила в чем мать родила, у меня просто руки-ноги дрожали...
— А другие женщины там жили? Глаза его потускнели, он пожевал губами, уставившись на меня.
— У него всегда были хорошенькие девочки, но эта — самая бесподобная.
Я достал сигарету и закурил.
— Когда-то давно у него была девушка по имени Вера Уэст. Вы ее помните?
Он помолчал, разглядывая собственные руки, а потом медленно проговорил:
— Я вас совсем не знаю, а об этой девушке вообще ни с кем не желаю разговаривать.
Я не стал тратить время и предложил управляющему еще один банкнот.
— Я знаю, что Вера не такая, как другие, — заверил его я как можно дружелюбнее. — Это настоящая девушка.
— Да, она была о'кей! — горячо подхватил управляющий. — Порядочная девушка из общества, но ведь и таким надо как-то жить. Она посбивала спесь с Серво и задала ему работенку. Ленни нравится, когда ему не уступают, так что он за нее крепко держался. Но она была о'кей. Однажды меня сшибла машина, так она мне дала для переливания свою кровь, хотя едва меня знала.
— Она исчезла?
— Так я слышал, — тихо сказал он. — Надеюсь, у нее хватило ума скопить деньжат и послать его к черту.
— Ленни наверняка страшно взбесился, да? — Я выпустил к потолку струйку дыма.
— Еще бы. Правда, он очень скоро завел себе другую. Только ведь они у него долго не задерживаются, разве что эта, последняя. Эта рыжая, должно быть, первый сорт, и держит Ленни в руках. Она хозяйка там, наверху, словно его настоящая жена.
— Иногда это случается. — Я встал и загасил окурок. — Может быть, я еще как-нибудь загляну к вам. Если узнаете что-нибудь стоящее, приберегите для меня, не пожалеете.
— Договорились. — Он проводил меня до двери и, открывая ее, добавил:
— У них наверху была вчера вечером драка.
— Ленни бил девицу?
— Нет, дрался с каким-то парнем. Я в это время находился на крыше и слышал крики. Окна у Серво всегда закрыты — там кондиционер, так что слов было не разобрать, но я различил мужские голоса. Один принадлежал Серво — он-то в основном и орал, а кто другой — не знаю.
Я поблагодарил старика и вышел на улицу. Некоторое время я стоял перед домом, вглядываясь в вечерние тени. Я докурил сигарету и принялся за следующую, но это мало помогло. Картина не складывалась, и концы не сходились с концами. Дела идут просто великолепно, подумал я. За эту пару дней меня успели избить, пытались подстрелить, чуть не соблазнили. Неплохое начало. По крайней мере, теперь я знал, какая я важная персона. Вернее, не я, а Джонни Макбрайд. Он был настолько важной персоной, что ему пришлось выбирать — или немедленно бежать из города, или умереть.
Но почему? Черт побери, почему им было выгоднее заставить его убраться из города, чем просто прикончить? Ведь его давно вынудили бежать. Его смерть устраивала их значительно меньше. Но почему, черт побери?
И почему он удрал: из-за убийства Минноу или из-за двухсот тысяч баксов? Обе причины достаточно веские, но какая из них истинная?
Я выбросил окурок и двинулся вдоль улицы. Возможно, мне было бы лучше остаться со старичком управляющим. Он ведь явно хотел поболтать, а мне как раз не хватало собеседника, которому я мог бы изложить свои мысли, попытавшись нащупать в них хоть какую-нибудь ниточку.
Я зашел в аптеку и попытался дозвониться до Логана. Его не было на месте. Тогда я позвонил на автовокзал Нику. Он снова чуть не подпрыгнул, когда узнал меня.
— Что ты делаешь? У тебя все в порядке?
— Все нормально. Просто сейчас я пытаюсь немного пораскинуть мозгами. У тебя есть время? — Конечно. Я буду свободен еще целый час. Но с тобой трудно иметь дело, сынок. Уэнди звонила и сказала, что ты не захотел перебраться к ней.
— Как она поживает?
— Отлично. Только обиделась на тебя.
— Очень жаль...
Я задумался на мгновение и добавил:
— Сейчас я еду к тебе на станцию. И хорошо бы Уэнди тоже пришла. Как по-твоему, она согласится?
— Ну... — нерешительно протянул Ник, а потом проговорил твердо:
— Да. Я полагаю, она отпросится ненадолго у Луи.
В такси по дороге на вокзал мне было о чем поразмыслить. Ник и блондинка. Они первыми встретили меня в этом городе. Они сочувствовали мне и держались так дружелюбно и нежно, а вскоре после этого кто-то пытался выпустить в меня пулю. Таксист притормозил у станции, пометил что-то в путевом листе и протянул руку за деньгами. Я дал ему доллар и вылез из машины.
Меня уже ждали. Окошко кассы было закрыто, а внутри будочки громко играло радио. На столе дымился кофейник с горячим кофе. Ник захлопнул за мной дверь, закрыл ее и долго тряс мою руку.
Уэнди седела у стенки. Великолепная блондинка с чудесными ножками и круглыми ягодицами, которые так красиво и соблазнительно обрисовывались под платьем. Она улыбнулась мне и одним движением выскользнула из пальто, в которое куталась перед моим приходом. Упругие груди натянули белую блузку, и, присмотревшись внимательней, я обнаружил, что под блузкой нет ровным счетом ничего. Юбка плотно облегала ее фигуру, точно перчатка, и в каждом движении девушки ощущался явственный ритм румбы. Сквозь разрезы в юбке просвечивал тонкий прозрачный нейлон, а если посмотреть как следует, то была видна узкая полоска кожи там, где кончался нейлоновый чулок.
Уэнди повесила пальто на спинку стула и села, Ник устроился рядом. Я остался стоять, прислонившись спиной к двери. Взглянув на них обоих, я понял, что все мои мысли отражались на моем лице, как в зеркале. Уэнди хотела было что-то сказать, но Ник опередил ее. Нахмурившись, он спросил:
— В чем дело? Что с тобой, Джонни?
— Я когда-нибудь говорил вам, что произойдет с тремя жителями этого города?
Они переглянулись и вопросительно посмотрели на меня — Один из них умрет, — заявил я. — У другого будут переломаны обе руки, а третья будет избита до полусмерти.
Пальцы Уэнди вцепились в подлокотники кресла. Она приподнялась, готовая вскочить на ноги, глаза ее пылали мрачным огнем.
— Повторите-ка еще раз, что вы сказали! — выдохнула она.
— В меня кто-то стрелял.
— Джонни! — полузадушенно вскрикнул Ник.
— Заткнись, до тебя я тоже доберусь... Уэнди была очаровательной крошкой с чудесной грудью и прелестными ножками, но сейчас она особенного восхищения у меня не вызывала. Меня интересовало лишь одно: могла она стрелять в меня или нет. И я решил, что могла.
— Где вы были сегодня весь день? — осведомился я.
— Какое ваше дело?!
— Отвечайте!
Глаза ее сверкнули еще ярче.
— Нечего здесь распоряжаться. Не люблю крутых парней.., если вы и впрямь крутой...
— Вполне. Кое-кому уже выпал случай в этом убедиться. И вы тоже можете удостовериться — прямо сейчас.
— Вы что, правда думаете, что я или Ник стреляли в вас?
— Почему бы и нет, милочка. В конце концов, это проще простого. Кто знал, что я в городе? Могу перечислить: Ник, вы, Линдсей, Такер, служащие отеля, таксисты. — Я наблюдал за ней из-под полуопущенных век. — Линдсей или Такер не промахнулись бы. Ник не увидел бы меня на таком расстоянии. Служащие отеля не стали бы лезть в такую историю. Остаетесь вы. Забавно, не так ли?
Я улыбнулся ей, но Уэнди не ответила мне тем же. Лицо ее вдруг смягчилось, исчезли жесткие складки у рта, и я мог бы даже подумать, что ей стало жаль меня.
— Без четверти десять меня разбудил почтальон, — начала она. — Он принес заказное письмо. Можете это проверить. Примерно через двадцать минут меня снова поднял с постели молочник, я с ним расплатилась. Его зовут Джерри Уиндот, и вы можете найти его на ферме. Еще до его ухода приехал Луи с моим новым костюмом и оставался у меня до полудня. С ним был приятель из рекламного бюро. А затем...
— Хватит, — прервал я ее, чувствуя себя не в своей тарелке. Подойдя к столу, я налил себе кофе, отхлебнул добрый глоток и поставил чашку на место.
Ник смотрел на меня печальными глазами, грустно покачивая головой.
— Извините, детка, — вздохнул я. — Я никогда не ошибаюсь в мелочах, но всегда по-крупному.
Она подняла на меня глаза, в которых больше не было яростного блеска.
— Ничего, Джонни, я все понимаю. — Мягкая улыбка подтвердила ее слова.
Когда у меня хорошо на душе, я всегда хохочу. А в этот момент у меня и в самом деле душа пела, ей-богу! Часто ли в жизни вам удавалось встретить девушку, которой вы бросили в лицо обвинение в убийстве, а она на вас нисколько не рассердилась?! И я расхохотался. Ник подумал, что я спятил, но Уэнди тоже рассмеялась, словно все предыдущее было просто дружеской шуткой.
— Вот из-за таких ошибок я и влетаю все время в неприятности, — пояснил я, немного успокоившись.
— Это точно, — с готовностью подтвердил Ник. — И когда-нибудь ты нарвешься не на тех людей, и дело кончится для тебя плохо. А теперь скажи все же, что ты хотел нам сообщить?
— Не сообщить, а спросить. Ник. Я уперся в стену и не знаю, что мне делать.
— В какую стену? — поинтересовалась Уэнди, закуривая.
— Мне нужны идеи и информация. Я не могу обратиться в полицию, а больше никто ничего не знает. У Линдсея есть ордер на арест, в котором значится мое имя. Пока что он не может им воспользоваться, но рано или поздно он найдет способ добраться до меня, и, если я к тому времени не распутаю это дело, мне крышка.
Ник придвинул свой стул поближе к столу и оперся о крышку локтями.
— О Господи, Джонни. Скажи, как ты собираешься поступить, и мы тебе всячески поможем. У меня ведь полно знакомых, и я могу к любому обратиться за содействием.
В моей голове зашевелились мысли, которых раньше и в помине не было.
— В смерти Минноу есть что-то странное. Человек сидел за столом в своем кабинете, и вдруг его застрелили. Чисто, аккуратно, без лишнего шума. И сразу же после этого выплываю я с отлично сфабрикованным мотивом для его убийства.
— Пистолет, — проронила Уэнди, холодно взглянув на меня.
Ник бросил взгляд на мои руки, но промолчал.
— Да, пистолет, — повторил я. — Самый важный пункт. Линдсей говорил о нем. Уэнди тоже, да и я сам постоянно спрашиваю себя о том же. И все-таки мне хотелось бы знать, что именно делал Минноу в своей конторе в этот вечер.
— В газетах писали, что он работал как обычно, — тихо пробормотал Ник.
— Ведь было довольно поздно.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что уже сказал. Здесь есть что-то непонятное. Минноу следовало бы лежать на полу.., или еще где-то. Ведь если бы убийца вошел к нему внезапно, а особенно, если это был я, Минноу вскочил бы или сделал хоть одно движение.
Ник подергал себя за бакенбарды:
— Но ведь ты великолепный стрелок. У тебя медали за скоростную стрельбу, Джонни.
— Но даже мне не проделать все настолько быстро. И я склонен думать, что убийца был в кабинете. Возможно, Минноу пришел в тот вечер в контору, чтобы встретиться с ним. Как по-вашему?
— Может быть, — произнесли они хором.
— Как это выяснить?
Уэнди вскинула ногу на ногу. Узкая полоска шелковистой кожи сверкнула поверх нейлоновых чулок.
— У Минноу осталась вдова. Вдруг она что-то знает?
— Где она живет?
— Могу выяснить.
Я поднялся с табурета:
— Тогда поехали, и поскорее.
Вдова Минноу жила в белом каменном доме в пригороде. Я открыл калитку и пропустил Уэнди вперед. Она поднялась по каменным ступенькам, нажала на кнопку звонка и улыбнулась мне. Дверь отворилась, и приятной внешности женщина, которой можно было дать лет пятьдесят, промолвила:
— Хэлло, чем могу быть полезна?
— Миссис Минноу?
— Я, — подтвердила она.
Очень трудно было произнести первые слова, но я все-таки выступил вперед и сказал:
— Может быть, вы уделите нам несколько минут, если вы не заняты? Это очень важно. Она широко распахнула дверь:
— Разумеется. Входите и будьте как дома. Мы прошли вслед за ней в гостиную. Это была очень уютная комната, обставленная с хорошим вкусом и любовью к порядку. Мы с Уэнди уселись на кушетку, а женщина устроилась в кресле и улыбнулась.
— Это.., это касается вашего мужа, — начал я.
Возможно, прежде эти слова задели бы ее за живое, — но не теперь. Она сидела все так же спокойно, хотя на ее лице появилось вопросительное выражение.
— Я — Джонни Макбрайд, — представился я.
— Знаю.
Уэнди и я ошеломленно уставились на нее.
— Разве я могу забыть ваше лицо, как вы думаете?
— Тогда почему же вы так спокойны?
— А мне следует волноваться?
— Но ведь утверждают, что я убил вашего мужа.
— А что, вы действительно его убили? — Она посмотрела на меня, как мамаша, интересующаяся у своего чада, почему он опять получил двойку.
— Нет.
— Тогда с чего бы мне волноваться? Это было уж слишком.
— Я вас не понимаю, — пробормотал я, тряся головой.
— Я никогда не верила, что убийца — вы. Уэнди только прищелкнула пальцами — Давайте все-таки разберемся во всем, миссис Минноу, — ошеломленно проговорил я. — У меня все как в тумане. Если вы считали, что вашего мужа убил не я, то почему вы не обратились в полицию?
— Мистер Макбрайд, к тому времени, когда я пришла к такому выводу, полиция уже приняла решение. Тем не менее я все же сообщила о своих догадках капитану Линдсею, однако он, к сожалению, не обратил на мое заявление никакого внимания. С тех пор я много над этим раздумывала, и теперь совершенно уверена, что не ошиблась тогда. Так что я вас поджидала.
— Меня?!
— Ну да. Ведь если человека обвиняют в убийстве, в котором он не виновен, он обязательно возвращается, чтобы оправдаться.
— Благодарю вас. А как насчет моих отпечатков на пистолете?
— Это уж ваша забота выяснить, как они туда попали, молодой человек. — И она улыбнулась мужественной и мудрой улыбкой человека, который немало повидал на своем веку.
— Великолепно! Но как же все-таки вы можете считать меня невиновным, если существуют эти проклятые отпечатки?
Она чуть слышно вздохнула и откинулась на спинку стула.
— Мы с Бобом прожили вместе много лет. Он долгие годы был одним из лучших полицейских Нью-Йорка, хотя вам, вероятно, это неизвестно. Боб никогда не интересовался мелкими деталями. Он всегда искал мотивы преступления. — Она взглянула мне прямо в глаза. — Но мотивом его убийства была не месть.
— А что же?
— Точно сказать не могу.
— В ту ночь, когда его убили.., зачем он пошел в свою контору?
— Мне придется кое-что объяснить вам, чтобы вы поняли. Однажды Боб рассказал мне, что к нему явилась какая-то девушка, насмерть перепуганная, и вручила ему на хранение конверт с письмом, который он не должен был вскрывать до ее смерти. Такие случаи бывали в его практике, так что он не очень удивился. Но он забыл запереть письмо в служебный сейф и принес его домой. В тот вечер он положил его в сейф, стоящий у нас наверху, и какое-то время не вспоминал о нем. Несколько месяцев спустя Боб пришел домой очень взволнованный и спросил у меня про письмо. Я сказала ему, куда он его положил. В тот же вечер, когда я принесла ему в кабинет чай, он стоял у сейфа, погруженный в раздумье, и я видела, как он вытащил письмо из сейфа, с минуту смотрел на него, а потом положил его обратно. Через два дня ему позвонили вечером из Нью-Йорка, и я слышала, как он несколько раз повторил слово “подтверждение”. После этого Боб поднялся наверх, и я слышала, как хлопнула дверца сейфа. Когда он спустился вниз, то надел шляпу и пальто и ушел часа на два. Вернувшись, он снова поднялся в кабинет и несколько часов работал с какими-то бумагами. Затем ему позвонили из конторы, он уехал, и больше я его не видела. В ту ночь его убили.
— А кто ему звонил?
— Полицейский по имени Такер.
У меня непроизвольно сжались кулаки.
— Зачем?
— На имя Боба пришел конверт. Такер справлялся, принести ли его ему домой или подождать до утра. Боб сказал, что придет сам, и ушел.
Черт возьми! Я уже готов был возликовать, но все разрешилось слишком просто! Подонок Такер!
— Линдсей проверял это?
— Разумеется, — кивнула она.
— Что же случилось с тем письмом?
— Этого я не знаю. Сейф наверху остался открытым, и я заметила, что письма там нет. Капитан Линдсей показал мне все, что нашли в конторе у Боба, но ведь это был просто белый конверт, поэтому я не могла сказать ничего определенного.
— Вы считаете, что он погиб из-за этого письма?
— В том числе и из-за него. Для многих людей его смерть была удачей.
— Для Серво? Она кивнула.
— Для меня?
Она улыбнулась и кивнула снова.
— И для всей этой прогнившей банды в этом проклятом городе?
Улыбка ее стала горькой.
— Тогда мотивом убийства могло быть что угодно?
— Да, кроме внезапной мести. Это было бы слишком просто.
— Я тоже так считаю, — согласился я. Она высоко подняла брови, и рот ее насмешливо скривился. На ее лице появилось странное выражение, словно она радовалась чему-то, хотя у нее не было для этого причин. И она вновь посмотрела на меня как мать, которая знает, что ее ребенок лжет, но ждет, чтобы он сам в этом признался.
Я почувствовал себя неловко, поднялся и кивнул Уэнди.
— Большое спасибо, миссис Минноу. Вы мне очень помогли.
— Очень рада. Если вам понадобится что-нибудь еще, то мой номер телефона есть в справочнике.
Она проводила нас до двери и долго еще стояла, глядя нам вслед. Мы сели в машину и отъехали. Несколько минут я молчал, давая всему услышанному улечься в голове, и, когда все было разложено по полочкам и намертво закреплено, обратился к Уэнди:
— Так что же вы думаете по этому поводу?
— Странная женщина. Не знаю, как бы я повела себя на ее месте. Она, кажется, совершенно убеждена в вашей невиновности.
— А вы?
— Разве это имеет какое-нибудь значение?
— Да нет, не особенно.
Уэнди побарабанила пальцами по рулю — мы как раз стояли перед светофором — и промолвила:
— Я не так уверена, как она.
Впрочем, мне было на это наплевать. Пускай думает, что хочет, лишь бы не мешала мне выполнить то, что я решил. Я откинулся на спинку сиденья, думая о таинственном письме.
Вскоре Уэнди остановила машину у тротуара:
— Мне очень жаль, но вам придется выйти здесь. Я очень тороплюсь, а мне еще надо заехать домой за платьем.
— Вы не могли бы подвезти меня хотя бы до города?
— Честное слово, я очень тороплюсь, Джонни.
— Ладно, работящая девушка. Спасибо, что подбросили.
Я усмехнулся и вышел из машины. Она протянула через окошко руку, и я увидел на ее лице такое же выражение, как и у миссис Минноу.
— Джонни.., вы по-своему неплохой парень. Надеюсь, вы знаете, что делаете.
— Знаю.
— И, Джонни.., я совершенно уверена... — Она сморщила нос, словно ребенок, и ее влажные теплые губы разошлись в улыбке.
На этот раз мне не пришлось ее подтаскивать к себе, потому что она подвинулась сама, а рот был манящим и завлекающим. Она с трудом перевела дыхание, когда я оторвался от ее губ, и послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей на прощанье рукой, затем поймал проезжавшее мимо такси и домчался на нем до города.