Плечистый краснофлотец умело табанил веслами, с каждым их ударом приближая шлюпку к берегу. Пулеметчик, сидящий на корме, сосчитал темные силуэты людей на берегу. Семь человек. Все в порядке. Столько и должно быть. Он уже хотел убрать пулемет, чтобы дать возможность разведчикам садиться в шлюпку с кормы, как раздалось несколько винтовочных выстрелов. У самого борта шлепнулись одна за другой три гранаты. Пулеметчик получил ранение, но не растерялся и открыл прицельный огонь по силуэтам людей, находившихся на берегу. Гребец ловко рванул шлюпку и погнал ее к катеру. С "морского охотника" полоснули трассы пулеметных очередей. Подобрав шлюпку, командир увел судно в открытое море.
Несколько ночей ходили катера в район Соленого озера, но безрезультатно. Разведчики исчезли.
- В чем дело? - недоумевал командир отряда. - Если моряки не ошиблись в сигналах, то их подавали наши люди. Ведь серию сигнальных вспышек знали только семь разведчиков, и больше никто.
- А вдруг, - делали мы предположение, - врагу стали известны наши сигналы?
И верилось и не верилось. Порой мы рисовали себе страшные картины, будто кого-то из разведчиков схватили каратели и он под пыткой выдал наши позывные. А быть может, предательство? Как бы там ни было, стало очевидным, что с группой Дроздова что-то случилось. Но что? Ответ пришел много дней спустя. Его принесли сами разведчики этой группы. Только их оказалось не семь, а шесть. Кока, так рвавшегося в бой, среди возвратившихся не оказалось.
- Он исчез вскоре после высадки, - рассказывал командир группы старший сержант Дроздов. - Отошел в сторону, якобы по естественной надобности, и больше не появлялся. Ночь-то была темная, хоть глаз выколи... Да еще дождик начал накрапывать.
Убедившись в бесполезности поисков и не желая рисковать группой, командир отвел ее примерно на километр в сторону от первоначальной стоянки. На прежнем же месте остались двое. На рассвете они услышали торопливый топот тяжелых солдатских сапог. Большой отряд карателей спешил прямо к покинутому разведчиками лагерю. Не обнаружив их, немцы заволновались. Послышались довольно громкие возгласы.
- Слушай, - проговорил один из разведчиков, - кажется, голос нашего кока.
- Ерунда... Они все по-немецки шпарят.
Прислушались. Теперь уже сомнений не оставалось. Одним из говоривших на немецком языке был исчезнувший из группы кок.
Положение осложнилось. Предатель знал маршрут передвижения разведчиков, пункты, в которых предстояло побывать. Следовало немедленно уходить из опасного района.
Неподалеку от селения Витязево моряки встретились с партизанской заставой. Народные мстители помогли им переправиться на Большую землю.
Случившееся насторожило всех командиров и политработников. Происшествие с коком убедило нас, что враг хитер и коварен, а война гораздо сложней, чем мы ее себе представляли.
Забегая вперед, расскажу конец этой истории.
Военная судьба разбросала многих наших разведчиков по другим участкам фронта. Наш отряд под командованием Цезаря Львовича Куникова в феврале 1943 года высадился десантом на Малую землю. Потом мы стали именоваться 393-м отдельным батальоном морской пехоты. Принимали участие в десантных операциях в Новороссийске и на Крымском полуострове.
Январь 1944 года... Два батальона морской пехоты высадились в Керчи, обеспечив плацдарм для второго эшелона советских войск. Одновременно под Феодосией появился наш воздушный десант. Им командовал Василий Пшеченко. Отряд с боями достиг старокрымских лесов и, связавшись с партизанами, в течение длительного времени устраивал засады, производил налеты на вражеские колонны, движущиеся по дороге между Старым Крымом и Грушевкой.
Однажды десантники возвратились из засады с "языком". Им оказался щеголеватый немецкий офицер. Предварительный допрос результатов не дал, так как пленный совершенно не понимал русского языка, а переводчика в группе засады, естественно, не оказалось. Тогда немецкого офицера привели к командиру.
Пленный держался надменно, пренебрежительно поглядывая на бойцов, словно давая понять всю бесполезность вопросов. Пшеченко смотрел на него и напрягал память. Лицо немца казалось ему знакомым. Но где, при каких обстоятельствах он мог видеться с офицером вражеской армии? И вдруг Василия Пшеченко осенила догадка. Это самое лицо, только не надменно-наглое, а подобострастное и угодливо улыбающееся было у сбежавшего кока. Да, да... У него!
- Я только военный, - через губу говорил офицер переводчику. - Я все время служил в тылах, ни в каких открыто враждебных действиях против ваших войск личного участия не принимал....
- А группу старшего сержанта Дроздова кто подвел под удар? - в упор спросил Пшеченко по-русски.
- Он не поймет, - начал было переводчик и поспешил пересказать пленному непонятные ему самому слова командира.
Лицо офицера покрыла мертвенная бледность.
- Расстреляете? - перестав прикидываться, на чистейшем русском языке спросил он.
- Пока нет, - сказал Пшеченко и приказал усилить караул.
В этот же день радиостанция передала командованию известие о пленении офицера немецкой разведки. Поступило распоряжение отправить немца самолетом на Большую землю.
- Грубо сработали, - вскользь заметил Пшеченко, когда вражеского лазутчика вели к прилетевшему самолету. - Стоило втираться в доверие из-за такой с позволения сказать пустяковой операции...
- Ирония судьбы, - философски ответил пленный. - После уничтожения группы Дроздова я должен был вернуться в отряд как единственный уцелевший герой. О, это была бы работа! Но увы, Дроздов меня перехитрил. У него большая карьера.
- Советские люди не о карьере думают, а о том, как лучше истреблять врага, - как мог сдержанней, ответил Пшеченко.
Впрочем, человек из другого мира вряд ли его понял.
Берем "языка"
Памятный случай с вражеским лазутчиком долго давал о себе знать. Если раньше гитлеровцы лишь
догадывались о способах появления на побережье "морских призраков", то теперь они более или менее определенно знали места высадки наших боевых групп. Пришлось перестраиваться коренным образом. Между тем командование требовало подробных сведений о дислокации и численности немецко-фашистских войск между Новороссийском и Таманью. Мы должны были регулярно посылать во вражеский тыл группы разведчиков.
Быстро изменив тактические приемы, разведчики каждую ночь уходили на задания и доставляли ценные сведения о противнике. Только еще более подробную информацию мы могли получить, если бы удалось взять осведомленного "языка". Его же добыть никак не удавалось. Напуганные частыми диверсиями, гитлеровцы передвигались только большими группами, по ночам вообще не отлучались из гарнизонов. С одной стороны, это нас радовало: оккупанты не чувствуют себя хозяевами на нашей земле. С другой стороны, в значительной степени мешало успешной работе боевых групп нашего отряда.
В конце 1942 года одну из таких групп довелось возглавить мне. На задание шло всего шесть человек, то есть командир и разведчики Борис Жуков, Василий Зайцев, Михаил Ляшенко, Василий Прынцовский и Георгий Шамрай. Срок выполнения задания - трое суток.
Как обычно, мы обстоятельно обсудили план предстоящей операции. Выработанная раньше тактика не годилась по той причине, что гитлеровцам стало о ней кое-что известно. Обычно мы брали "языков" в ночное время. Теперь это исключалось. Решили взять "языка" средь бела дня.
Был воскресный день. Вражеские кавалеристы, расквартированные здесь после памятного набега "морских призраков", разгуливали по улицам, пытались заигрывать с местными девушками. В бинокль можно было рассмотреть даже самодовольные физиономии новоявленных завоевателей. Для пущего форса кавалеристы дефилировали вдоль плетней при шашках, но без карабинов.
- Если бы, черт возьми, эти вояки выбрались на лоно природы, - с надеждой мечтал Борис Жуков, - мы бы обязательно одного из них позаимствовали.
Маскируясь в виноградниках, разведчики подползли к самой околице. Рядом с нашей засадой проходила дорога на Анапу. По ней не замечалось никакого движения. Лишь во второй половине дня вдали показалась элегантная двуколка, напоминающая легкие беговые дрожки. Правил солдат. Рядом с ним восседал офицер в фуражке с высокой тульей.
Зайцев и Шамрай моментально заняли места в канаве у обочины дороги. Как только двуколка поравняется с нашей засадой, они выйдут из укрытия. Мы рассчитывали, что появление разведчиков приведет в замешательство седоков, а тем временем остальные наши люди нападут на них сзади. Захват произойдет быстро и без единого выстрела.
Все испортили... лошади. Как только Зайцев и Шамрай появились перед двуколкой, лошади метнулись в сторону. Офицер с перепугу выстрелил в воздух.
Операция приняла совершенно неожиданный оборот. Нам ничего не оставалось делать, как срезать автоматными очередями седоков.
Выстрелы услышали в селении. Это мы сразу поняли, когда увидели кавалеристов, скачущих к месту происшествия. Я отметил, что они неслись к нам без карабинов. Видимо, вскочив в спешке на лошадей, не успели захватить их с собой. Это дало нам несколько секунд, которые мы использовали, чтобы взять у офицера полевую сумку с документами и отбежать в сторону от дороги. Будь у всадников карабины, нам бы не уйти от огня.
Кавалеристы рассыпались по лощине. Обнаженные сабли поблескивали на солнце. Еще минута-другая, и мы окажемся в ловушке.
Приказываю группе идти на прорыв в направлении леса. Швыряем в ближайших к нам кавалеристов по гранате. Лошади взвиваются на дыбы, падают. Уцелевшие храпят и пятятся назад.
- Огонь!
Автоматные очереди хлещут по неприятельским всадникам.
Кольцо прорвано! Отстреливаясь, отходим к деревьям. До них метров восемьсот, не больше. Перебегаем. Ложимся. Снова перебегаем. И стреляем, стреляем... Часа через два, наконец, удалось преодолеть опасные восемьсот метров и достичь лесной чащи. Как раз преследователи получили подмогу. На нас шла густая цепь пехотинцев. Впереди на длинных поводках рвались крупные овчарки. Некоторые из них почти догнали нас. Снова бросаем гранаты. В рядах атакующих заминка. Этого нам только и надо. Короткими перебежками уходим в глубь леса.
Когда выстрелы, лай собак и голоса преследователей утихли вдали, мы перевели дыхание.
- Чуть сами "языками" не стали, - мрачно пошутил кто то.
В изнеможении все повалились на пожухлую, тронутую ранним морозцем траву. Осмотрели захваченные документы. Владельцем полевой сумки оказался офицер войск СС. Обнаружили потрепанную карту местности, густо усеянную условными обозначениями. Некоторые из них почему-то оказались перечеркнутыми. Сопоставив такого рода пометки с данными нашей разведки за последний период, мы пришли к выводу, что вычерки несомненно отражали недавнюю перемену позиций отдельными частями и подразделениями. В иных местах стояли знаки, которых мы ранее на захваченных картах не встречали. Значит, и тут есть перемены. Одним словом, трофей несомненно представлял ценность.
И все же задания мы не выполнили. Возвращаться на базу без "языка" никому не хотелось.
- Засмеют, - буркнул самолюбивый Георгий Шамрай.
- Еще как! - подхватил Василий Прынцовский. - Один Володя-одессит сколько нам кровушки попортит.
Как бы там ни было, а "язык" нужен. До прибытия катера оставалось немногим более суток. Мы отправились в Павловку, неподалеку от которой я в свое время сделал для местных жителей импровизированный доклад о событиях на фронтах Великой Отечественной войны.
Селение встретило нас гнетущей тишиной. Ни огонька, ни шороха. Только где-то вдали изредка тонко повизгивала собака да шуршал в заводи перестоявшийся сухой камыш.
Вдоль плетней быстро пробрались на боковую улицу. Ни души.
- Помнится, Аня Бондаренко говорила, что тут за амбаром должен стоять пятистенный дом, - вспомнил я ее рассказ о беседе с местными жителями. - В том доме на постое находится офицер.
- Кажется, он собственной персоной сюда топает, - шепнул Борис Жуков. Слышу шаги.
В самом деле на перекрестке показались три фигуры. Впереди шел молодцеватый, с плечами борца офицер. За ним с автоматами наизготовку шествовали два солдата. Поравнявшись с опрятным домиком, солдаты остановились. Офицер небрежно, заученным движением поднес пальцы к козырьку и, не задерживаясь, проследовал на крыльцо. Когда он скрылся за дверью, солдаты повернули назад и мерной походкой снова прошли мимо нас к перекрестку.
- Проводили домой своего начальничка, - догадался Шамрай. - Теперь наш черед. Аида в хату...
- Погоди, - остановил его опытный в таких делах Борис Жуков. - Пусть господин офицер уляжется в последний раз в свою постель.
В крайнем от улицы окне неверно замигал огонек спички, ярко засветилась керосиновая лампа и сейчас же квадрат окна потускнел.
- Занавесили, - шепотом сообщил товарищам Василий Прынцовский.
Не отрывая взоров, мы следили за чуть заметной полоской света, пробивающейся наружу у самого подоконника. Наконец и эта полоска исчезла. Значит, погасили лампу. Выждав некоторое время, разведчики подползли к дому.
Лопнуло оконное стекло. Треснула высаженная рама. В темноте три человека навалились на только что уснувшего офицера. После короткой схватки он оказался на улице со связанными руками. За амбаром разведчики помогли гитлеровцу натянуть бриджи и сапоги.- Теперь порядок, - довольным тоном резюмировал Борис Жуков.
Соблюдая максимальную предосторожность, разведчики направились к недалекому лесу. Немецкий офицер сделал несколько отчаянных попыток вырваться, но, убедившись в их тщетности, притих и покорно следовал вперед под конвоем "морских призраков".
Предстояло перейти проезжую дорогу и спуститься к береговому скату, куда с минуты на минуту должна была подойти шлюпка с "морского охотника".
Жуков едва ступил на дорогу, как тотчас отпрянул в кусты.
- Назад, - предупредил он.
Мы залегли у обочины. И вовремя. На дороге появился большой обоз, сопровождаемый конной охраной. При виде его "язык" снова попытался вырваться. Пришлось потуже связать ему руки и заткнуть рот кляпом из полотенца.
Вынужденная остановка задержала группу. Спустились к воде, когда время встречи с катером уже истекло. На всякий случай послали в море условный сигнал, но, не получив ответа, отошли от берега. Уже издали увидели кинжалообразные полосы прожекторных лучей. Они беспорядочно метались по морской глади, перекрещиваясь, разбегаясь в стороны и вновь собираясь в ослепительно-белые пучки.
Вот в свете луча появилось отдаленное очертание маленького суденышка.
- "Морской охотник", - взволнованно сказал Борис. - Наш.
Катер резко отвернул в сторону, но кинжал прожекторного луча буквально вцепился в него. Ударила вражеская батарея. Разрывы снарядов вздыбили фонтаны воды у бортов катера. "Морской охотник" рванулся вперед, сделал замысловатый поворот и исчез из поля зрения. Прожекторы еще ожесточеннее зашарили по морю, но схватить катер своими щупальцами так и не смогли.
Невыносимо медленно тянулось время. В ожидании следующей ночи мы укрылись в лесной поросли. Продукты кончились. Намокшую одежду дубил пронизывающий морозный ветер. Борис Жуков все время поглядывал на пленного офицера. Тот отчаянно мерз в своем тонкосуконном мундире.
- Еще окочурится, - с сожалением вздохнул Жуков и накинул на пленного свою плащ-палатку.
Видимо, вспомнил недавний случай с недожившим до допроса "языком".
С наступлением ранних сумерек мы отправились в резервную точку встречи с катером. Он появился в назначенное время. На его борту сразу заметили поданный разведчиками сигнал. К берегу подошла шлюпка.
Погрузились. "Морской охотник" достиг базы и ошвартовался у знакомого причала.
Еще одна вылазка во вражеский тыл окончилась благополучно. Люди отправились на отдых, чтобы с новыми силами выйти по приказу командования в ночное море.
Школа мужества
Помнится, однажды мы, молодые политработники, затеяли дискуссию о мужестве. Затеяли не преднамеренно, а как-то случайно. Говорили о боях, о подвигах советских воинов. Кто-то высказал мысль, что совершить настоящий подвиг под силу только человеку волевому, особого склада, не похожему на остальных. Спорили долго, до хрипоты. Нашлись даже люди, отрицавшие сознательное проявление героизма в момент одновременного действия в бою целого подразделения. Выходило так, что, мол, массовый подвиг совершается не всегда сознательно, а скорее всего является результатом общего порыва, когда масса людей сливается как бы воедино и действует, стараясь не отстать от товарищей по оружию. Смешное, примитивное рассуждение. Каждый день общения с боевыми разведчиками все более и более убеждал меня в том, что подвиг, хотя обычно и совершается молниеносно, требует длительной предварительной подготовки. Собственно, сам подвиг - лишь результат, апофеоз повседневного воспитания мужества в характере, в образе мышления человека. В этом больше сомневаться мне не приходилось. А как же тогда боевой порыв? Конечно, его власть над человеком огромна. Но только над тем, который созрел для подвига, научился сознательно и беззаветно подчинять свои чувства и волю интересам коллектива, правильно выбирать свое место в общем деле.
В книге до этого в основном шла речь о выполнении различных разведывательно-диверсионных заданий. О подготовке же к ним на предыдущих страницах сказано лишь вскользь. Между тем боевая и морально-политическая подготовка личного состава занимала весьма много времени и требовала немалых сил. И люди росли, обретали военную сноровку и готовность к свершению подвига. Особенно наглядно проявились эти качества в период, когда Советское Информбюро стало все чаще сообщать об успехах наших войск на различных фронтах и направлениях. Победы братьев по оружию вдохновляли. Каждому хотелось не отстать от других и внести свой посильный вклад во всенародное дело разгрома проклятого врага.
Конец 1942 и начало 1943 года ознаменовались новыми победами Советских Вооруженных Сил на фронтах Великой Отечественной войны. Наши войска завершили окружение и ликвидировали немецко-фашистские полчища под Сталинградом. Войска Закавказского фронта очистили от врага Северный Кавказ, большую часть Кубани, вплотную подошли к Новороссийску и готовились к полному изгнанию оккупантов с Таманского полуострова. Для выполнения этой задачи следовало совершить комбинированный удар с суши и моря. Вот почему перед Черноморской группой Закавказского фронта была поставлена задача перейти в наступление в горах северо-восточнее Новороссийска, а перед Черноморским флотом - обеспечить высадку крупного десанта юго-западнее этого ставшего фронтом города.
Командование ясно себе представляло, что успех предстоящей операции во многом зависит от умелого и тесного взаимодействия сухопутных войск Закавказского фронта с моряками Черноморского флота. Моряки имели немалый опыт проведения десантных операций. Корабли уже высаживали не только группы разведчиков или небольшие отряды морской пехоты, но и крупные воинские части и соединения. Все же, каким бы богатым ни был опыт, предстоящая высадка десанта в районе Новороссийска в зимних условиях являлась делом трудным и крайне сложным. Готовясь к такой высадке, необходимо не только наиболее правильно выбрать место и время, но и предусмотреть многие тысячи самых разнообразных "мелочей". Собственно, в таких случаях все главное, а мелочей-то и нет.
Надо своевременно и точно произвести артиллерийскую обработку берега огнем корабельной артиллерии, а также обеспечить внезапность и высокий темп самой высадки. Участники десанта перед посадкой на плавсредства должны пройти длительную и всестороннюю тренировку в условиях, максимально приближенных к тем, в которых им придется выполнять боевую задачу.
При формировании десантных частей и подразделений необходимо подбирать людей смелых, испытанных в боях, отважных, инициативных, готовых к самостоятельным действиям в самой трудной обстановке. Эти качества можно и нужно развивать в процессе повседневной морально-политической подготовки личного состава. Здесь очень важна и индивидуальная работа с людьми. Этим умением, умением руководить не только большим коллективом, но кропотливо воспитывать каждого конкретного человека всегда отличался бывший журналист майор Цезарь Львович Куников. Он и помощников сумел подобрать под стать себе: начальником штаба стал Федор Евгеньевич Катанов, командирами боевых групп лейтенанты Антон Бахмач, Василий Пшеченко, Григорий Слепов и Сергей Пахомов, старший лейтенант Алексей Тарановский.
На должности заместителей командиров групп по политической части получили назначение лейтенанты Николай Тетеревенко, Иван Левин, Алексей Лукашев, старший лейтенант Степан Савалов и весьма эрудированный, отлично подготовленный к политработе старшина 1 статьи Олег Любченко. Связь возглавил старший лейтенант Владимир Катыщенко. С нами вместе оказались лейтенанты медицинской службы Игнатий Потапов и Мария Виноградова. Начальником снабжения, конечно, стал старшина Амед Ибрагимов.
Подавляющее большинство прибывших в отряд командиров, старшин, сержантов и рядовых имело боевой опыт. Многие из нового пополнения не раз высаживались в тылы врага и участвовали в смелых десантных операциях.
Вместе с майором Куниковым у нас появились, как говорится, обстрелянные, прошедшие огонь и воду люди. Среди них выделялись лейтенант Алексей Рыбнев, главстаршина Николай Кириллов, опытная и отважная медсестра Надежда Лихацкая. Но больше всего привлек всеобщее внимание краснофлотец Павел Потеря. Он прибыл со станковым пулеметом "максим". Вооружения такого рода у нас не было. Разведчиков, естественно, больше устраивали легкие ручные пулеметы ДП.
Потеря, видя на себе недоуменные взгляды, пояснил:
- Это, так сказать, личное оружие. Вроде пистолета или, например, кинжала.
Через некоторое время мы узнали об истории этого "личного оружия".
Когда московский журналист Цезарь Львович Куников стал в годы Великой Отечественной войны командиром отряда морской пехоты, ему пришлось биться с гитлеровцами на подступах к Ростову. Враг рвался на Дон. Его следовало сдержать во что бы то ни стало. А огневых средств было маловато. Тогда командир отряда пришел к директору Ростовского музея.
- У вас есть оружие, которое можно применить в бою? - спросил он. Выдайте его нам. Я оставлю расписку.
Директор музея замялся.
- Есть пулемет. Но, видите ли, историческая ценность. С ним красногвардейцы штурмовали Зимний дворец. Потом пулемет оказался в Первой конной армии, вышел из строя в бою под Егорлыкской... После гражданской войны его поместили в наш музей революции.
- Из него можно стрелять? - осведомился Куников.
- Вполне, - ответил директор музея. - Наши умельцы отремонтировали "максим".
- Что ж, давайте сюда ваш музейный экспонат. Держите расписку.
И вот "максим" попал в руки комсомольца, призванного на службу из местного колхоза "Большевик", Павла Потери.
Исторический пулемет крушил гитлеровцев во многих боях. Теперь он оказался в нашем отдельном батальоне морской пехоты.
Основными подразделениями вновь сформированного батальона явились боевые группы. В каждой из них были созданы первичные партийные и комсомольские организации.
Перед командованием отряда стояла задача в короткое время подготовить личный состав к выполнению ответственного задания в тылу врага. Предстояло заново сформировать подразделения, сколотить отряд в боевую единицу, отработать организацию, вооружить и обеспечить всем необходимым людей, добиться полной взаимозаменяемости в бою.
Потекли напряженные, до предела загруженные дни и ночи боевой учебы.
В дождь и ветер тренировались моряки на высоких прибрежных скалах, карабкались по обледеневшим обрывам, пробирались по зарослям колючих кустарников, учились ориентироваться на местности, особенно в вечернее и ночное время. Люди соревновались, кто быстрее преодолеет препятствие, кто, притом нередко с завязанными глазами, скорее всех перезарядит диски автомата и ручного пулемета, кто поразит цель по звуку, лучше метнет кинжал.
Вся система занятий предусматривала отработку быстроты действий, слаженности, абсолютной четкости. Порой отработка тех или иных элементов учебных заданий превращалась в довольно своеобразные спортивные состязания, охватывавшие всех - от командира до рядового бойца.
Когда в отряд привезли противотанковые ружья, началось детальное овладение новым для нас оружием. Однажды устроили стрельбу по мишеням. Куников стрелял первым. За ним образовалась целая очередь. К концу ее встали двое, тоже изъявившие желание стрелять. Это были командир Новороссийской военно-морской базы Георгий Никитич Холостяков и начальник политотдела Иван Георгиевич Бороденко.
Во время предыдущих разведывательных операций нам неоднократно доводилось захватывать оружие врага и тут же применять его в бою. Поэтому-то в учебную программу десантников вошел, так сказать, дополнительный предмет: тщательное изучение вражеских автоматов, карабинов, пулеметов, пистолетов, гранат и другого оружия. Трудно сказать, каким образом Куников находил время для всего. Ведь, кроме обязательной программы подготовки, он скрупулезно знакомился с бытом воинов. Наверное, в отряде не было ни одного человека, с которым он не побеседовал бы лично, притом не наспех, а самым обстоятельным образом. В результате этих бесед, личного опыта и продуманного анализа известных в истории случаев успеха или поражения десантных войск он составил специальную памятку, в которой определялись наиболее целесообразные способы высадки и маскировки, ведения боя на открытой местности, в лесу, на улицах населенных пунктов. Эта куниковская памятка стала хорошим пособием для командиров боевых групп и отделений при обучении личного состава.
Несколько ночей ходили катера в район Соленого озера, но безрезультатно. Разведчики исчезли.
- В чем дело? - недоумевал командир отряда. - Если моряки не ошиблись в сигналах, то их подавали наши люди. Ведь серию сигнальных вспышек знали только семь разведчиков, и больше никто.
- А вдруг, - делали мы предположение, - врагу стали известны наши сигналы?
И верилось и не верилось. Порой мы рисовали себе страшные картины, будто кого-то из разведчиков схватили каратели и он под пыткой выдал наши позывные. А быть может, предательство? Как бы там ни было, стало очевидным, что с группой Дроздова что-то случилось. Но что? Ответ пришел много дней спустя. Его принесли сами разведчики этой группы. Только их оказалось не семь, а шесть. Кока, так рвавшегося в бой, среди возвратившихся не оказалось.
- Он исчез вскоре после высадки, - рассказывал командир группы старший сержант Дроздов. - Отошел в сторону, якобы по естественной надобности, и больше не появлялся. Ночь-то была темная, хоть глаз выколи... Да еще дождик начал накрапывать.
Убедившись в бесполезности поисков и не желая рисковать группой, командир отвел ее примерно на километр в сторону от первоначальной стоянки. На прежнем же месте остались двое. На рассвете они услышали торопливый топот тяжелых солдатских сапог. Большой отряд карателей спешил прямо к покинутому разведчиками лагерю. Не обнаружив их, немцы заволновались. Послышались довольно громкие возгласы.
- Слушай, - проговорил один из разведчиков, - кажется, голос нашего кока.
- Ерунда... Они все по-немецки шпарят.
Прислушались. Теперь уже сомнений не оставалось. Одним из говоривших на немецком языке был исчезнувший из группы кок.
Положение осложнилось. Предатель знал маршрут передвижения разведчиков, пункты, в которых предстояло побывать. Следовало немедленно уходить из опасного района.
Неподалеку от селения Витязево моряки встретились с партизанской заставой. Народные мстители помогли им переправиться на Большую землю.
Случившееся насторожило всех командиров и политработников. Происшествие с коком убедило нас, что враг хитер и коварен, а война гораздо сложней, чем мы ее себе представляли.
Забегая вперед, расскажу конец этой истории.
Военная судьба разбросала многих наших разведчиков по другим участкам фронта. Наш отряд под командованием Цезаря Львовича Куникова в феврале 1943 года высадился десантом на Малую землю. Потом мы стали именоваться 393-м отдельным батальоном морской пехоты. Принимали участие в десантных операциях в Новороссийске и на Крымском полуострове.
Январь 1944 года... Два батальона морской пехоты высадились в Керчи, обеспечив плацдарм для второго эшелона советских войск. Одновременно под Феодосией появился наш воздушный десант. Им командовал Василий Пшеченко. Отряд с боями достиг старокрымских лесов и, связавшись с партизанами, в течение длительного времени устраивал засады, производил налеты на вражеские колонны, движущиеся по дороге между Старым Крымом и Грушевкой.
Однажды десантники возвратились из засады с "языком". Им оказался щеголеватый немецкий офицер. Предварительный допрос результатов не дал, так как пленный совершенно не понимал русского языка, а переводчика в группе засады, естественно, не оказалось. Тогда немецкого офицера привели к командиру.
Пленный держался надменно, пренебрежительно поглядывая на бойцов, словно давая понять всю бесполезность вопросов. Пшеченко смотрел на него и напрягал память. Лицо немца казалось ему знакомым. Но где, при каких обстоятельствах он мог видеться с офицером вражеской армии? И вдруг Василия Пшеченко осенила догадка. Это самое лицо, только не надменно-наглое, а подобострастное и угодливо улыбающееся было у сбежавшего кока. Да, да... У него!
- Я только военный, - через губу говорил офицер переводчику. - Я все время служил в тылах, ни в каких открыто враждебных действиях против ваших войск личного участия не принимал....
- А группу старшего сержанта Дроздова кто подвел под удар? - в упор спросил Пшеченко по-русски.
- Он не поймет, - начал было переводчик и поспешил пересказать пленному непонятные ему самому слова командира.
Лицо офицера покрыла мертвенная бледность.
- Расстреляете? - перестав прикидываться, на чистейшем русском языке спросил он.
- Пока нет, - сказал Пшеченко и приказал усилить караул.
В этот же день радиостанция передала командованию известие о пленении офицера немецкой разведки. Поступило распоряжение отправить немца самолетом на Большую землю.
- Грубо сработали, - вскользь заметил Пшеченко, когда вражеского лазутчика вели к прилетевшему самолету. - Стоило втираться в доверие из-за такой с позволения сказать пустяковой операции...
- Ирония судьбы, - философски ответил пленный. - После уничтожения группы Дроздова я должен был вернуться в отряд как единственный уцелевший герой. О, это была бы работа! Но увы, Дроздов меня перехитрил. У него большая карьера.
- Советские люди не о карьере думают, а о том, как лучше истреблять врага, - как мог сдержанней, ответил Пшеченко.
Впрочем, человек из другого мира вряд ли его понял.
Берем "языка"
Памятный случай с вражеским лазутчиком долго давал о себе знать. Если раньше гитлеровцы лишь
догадывались о способах появления на побережье "морских призраков", то теперь они более или менее определенно знали места высадки наших боевых групп. Пришлось перестраиваться коренным образом. Между тем командование требовало подробных сведений о дислокации и численности немецко-фашистских войск между Новороссийском и Таманью. Мы должны были регулярно посылать во вражеский тыл группы разведчиков.
Быстро изменив тактические приемы, разведчики каждую ночь уходили на задания и доставляли ценные сведения о противнике. Только еще более подробную информацию мы могли получить, если бы удалось взять осведомленного "языка". Его же добыть никак не удавалось. Напуганные частыми диверсиями, гитлеровцы передвигались только большими группами, по ночам вообще не отлучались из гарнизонов. С одной стороны, это нас радовало: оккупанты не чувствуют себя хозяевами на нашей земле. С другой стороны, в значительной степени мешало успешной работе боевых групп нашего отряда.
В конце 1942 года одну из таких групп довелось возглавить мне. На задание шло всего шесть человек, то есть командир и разведчики Борис Жуков, Василий Зайцев, Михаил Ляшенко, Василий Прынцовский и Георгий Шамрай. Срок выполнения задания - трое суток.
Как обычно, мы обстоятельно обсудили план предстоящей операции. Выработанная раньше тактика не годилась по той причине, что гитлеровцам стало о ней кое-что известно. Обычно мы брали "языков" в ночное время. Теперь это исключалось. Решили взять "языка" средь бела дня.
Был воскресный день. Вражеские кавалеристы, расквартированные здесь после памятного набега "морских призраков", разгуливали по улицам, пытались заигрывать с местными девушками. В бинокль можно было рассмотреть даже самодовольные физиономии новоявленных завоевателей. Для пущего форса кавалеристы дефилировали вдоль плетней при шашках, но без карабинов.
- Если бы, черт возьми, эти вояки выбрались на лоно природы, - с надеждой мечтал Борис Жуков, - мы бы обязательно одного из них позаимствовали.
Маскируясь в виноградниках, разведчики подползли к самой околице. Рядом с нашей засадой проходила дорога на Анапу. По ней не замечалось никакого движения. Лишь во второй половине дня вдали показалась элегантная двуколка, напоминающая легкие беговые дрожки. Правил солдат. Рядом с ним восседал офицер в фуражке с высокой тульей.
Зайцев и Шамрай моментально заняли места в канаве у обочины дороги. Как только двуколка поравняется с нашей засадой, они выйдут из укрытия. Мы рассчитывали, что появление разведчиков приведет в замешательство седоков, а тем временем остальные наши люди нападут на них сзади. Захват произойдет быстро и без единого выстрела.
Все испортили... лошади. Как только Зайцев и Шамрай появились перед двуколкой, лошади метнулись в сторону. Офицер с перепугу выстрелил в воздух.
Операция приняла совершенно неожиданный оборот. Нам ничего не оставалось делать, как срезать автоматными очередями седоков.
Выстрелы услышали в селении. Это мы сразу поняли, когда увидели кавалеристов, скачущих к месту происшествия. Я отметил, что они неслись к нам без карабинов. Видимо, вскочив в спешке на лошадей, не успели захватить их с собой. Это дало нам несколько секунд, которые мы использовали, чтобы взять у офицера полевую сумку с документами и отбежать в сторону от дороги. Будь у всадников карабины, нам бы не уйти от огня.
Кавалеристы рассыпались по лощине. Обнаженные сабли поблескивали на солнце. Еще минута-другая, и мы окажемся в ловушке.
Приказываю группе идти на прорыв в направлении леса. Швыряем в ближайших к нам кавалеристов по гранате. Лошади взвиваются на дыбы, падают. Уцелевшие храпят и пятятся назад.
- Огонь!
Автоматные очереди хлещут по неприятельским всадникам.
Кольцо прорвано! Отстреливаясь, отходим к деревьям. До них метров восемьсот, не больше. Перебегаем. Ложимся. Снова перебегаем. И стреляем, стреляем... Часа через два, наконец, удалось преодолеть опасные восемьсот метров и достичь лесной чащи. Как раз преследователи получили подмогу. На нас шла густая цепь пехотинцев. Впереди на длинных поводках рвались крупные овчарки. Некоторые из них почти догнали нас. Снова бросаем гранаты. В рядах атакующих заминка. Этого нам только и надо. Короткими перебежками уходим в глубь леса.
Когда выстрелы, лай собак и голоса преследователей утихли вдали, мы перевели дыхание.
- Чуть сами "языками" не стали, - мрачно пошутил кто то.
В изнеможении все повалились на пожухлую, тронутую ранним морозцем траву. Осмотрели захваченные документы. Владельцем полевой сумки оказался офицер войск СС. Обнаружили потрепанную карту местности, густо усеянную условными обозначениями. Некоторые из них почему-то оказались перечеркнутыми. Сопоставив такого рода пометки с данными нашей разведки за последний период, мы пришли к выводу, что вычерки несомненно отражали недавнюю перемену позиций отдельными частями и подразделениями. В иных местах стояли знаки, которых мы ранее на захваченных картах не встречали. Значит, и тут есть перемены. Одним словом, трофей несомненно представлял ценность.
И все же задания мы не выполнили. Возвращаться на базу без "языка" никому не хотелось.
- Засмеют, - буркнул самолюбивый Георгий Шамрай.
- Еще как! - подхватил Василий Прынцовский. - Один Володя-одессит сколько нам кровушки попортит.
Как бы там ни было, а "язык" нужен. До прибытия катера оставалось немногим более суток. Мы отправились в Павловку, неподалеку от которой я в свое время сделал для местных жителей импровизированный доклад о событиях на фронтах Великой Отечественной войны.
Селение встретило нас гнетущей тишиной. Ни огонька, ни шороха. Только где-то вдали изредка тонко повизгивала собака да шуршал в заводи перестоявшийся сухой камыш.
Вдоль плетней быстро пробрались на боковую улицу. Ни души.
- Помнится, Аня Бондаренко говорила, что тут за амбаром должен стоять пятистенный дом, - вспомнил я ее рассказ о беседе с местными жителями. - В том доме на постое находится офицер.
- Кажется, он собственной персоной сюда топает, - шепнул Борис Жуков. Слышу шаги.
В самом деле на перекрестке показались три фигуры. Впереди шел молодцеватый, с плечами борца офицер. За ним с автоматами наизготовку шествовали два солдата. Поравнявшись с опрятным домиком, солдаты остановились. Офицер небрежно, заученным движением поднес пальцы к козырьку и, не задерживаясь, проследовал на крыльцо. Когда он скрылся за дверью, солдаты повернули назад и мерной походкой снова прошли мимо нас к перекрестку.
- Проводили домой своего начальничка, - догадался Шамрай. - Теперь наш черед. Аида в хату...
- Погоди, - остановил его опытный в таких делах Борис Жуков. - Пусть господин офицер уляжется в последний раз в свою постель.
В крайнем от улицы окне неверно замигал огонек спички, ярко засветилась керосиновая лампа и сейчас же квадрат окна потускнел.
- Занавесили, - шепотом сообщил товарищам Василий Прынцовский.
Не отрывая взоров, мы следили за чуть заметной полоской света, пробивающейся наружу у самого подоконника. Наконец и эта полоска исчезла. Значит, погасили лампу. Выждав некоторое время, разведчики подползли к дому.
Лопнуло оконное стекло. Треснула высаженная рама. В темноте три человека навалились на только что уснувшего офицера. После короткой схватки он оказался на улице со связанными руками. За амбаром разведчики помогли гитлеровцу натянуть бриджи и сапоги.- Теперь порядок, - довольным тоном резюмировал Борис Жуков.
Соблюдая максимальную предосторожность, разведчики направились к недалекому лесу. Немецкий офицер сделал несколько отчаянных попыток вырваться, но, убедившись в их тщетности, притих и покорно следовал вперед под конвоем "морских призраков".
Предстояло перейти проезжую дорогу и спуститься к береговому скату, куда с минуты на минуту должна была подойти шлюпка с "морского охотника".
Жуков едва ступил на дорогу, как тотчас отпрянул в кусты.
- Назад, - предупредил он.
Мы залегли у обочины. И вовремя. На дороге появился большой обоз, сопровождаемый конной охраной. При виде его "язык" снова попытался вырваться. Пришлось потуже связать ему руки и заткнуть рот кляпом из полотенца.
Вынужденная остановка задержала группу. Спустились к воде, когда время встречи с катером уже истекло. На всякий случай послали в море условный сигнал, но, не получив ответа, отошли от берега. Уже издали увидели кинжалообразные полосы прожекторных лучей. Они беспорядочно метались по морской глади, перекрещиваясь, разбегаясь в стороны и вновь собираясь в ослепительно-белые пучки.
Вот в свете луча появилось отдаленное очертание маленького суденышка.
- "Морской охотник", - взволнованно сказал Борис. - Наш.
Катер резко отвернул в сторону, но кинжал прожекторного луча буквально вцепился в него. Ударила вражеская батарея. Разрывы снарядов вздыбили фонтаны воды у бортов катера. "Морской охотник" рванулся вперед, сделал замысловатый поворот и исчез из поля зрения. Прожекторы еще ожесточеннее зашарили по морю, но схватить катер своими щупальцами так и не смогли.
Невыносимо медленно тянулось время. В ожидании следующей ночи мы укрылись в лесной поросли. Продукты кончились. Намокшую одежду дубил пронизывающий морозный ветер. Борис Жуков все время поглядывал на пленного офицера. Тот отчаянно мерз в своем тонкосуконном мундире.
- Еще окочурится, - с сожалением вздохнул Жуков и накинул на пленного свою плащ-палатку.
Видимо, вспомнил недавний случай с недожившим до допроса "языком".
С наступлением ранних сумерек мы отправились в резервную точку встречи с катером. Он появился в назначенное время. На его борту сразу заметили поданный разведчиками сигнал. К берегу подошла шлюпка.
Погрузились. "Морской охотник" достиг базы и ошвартовался у знакомого причала.
Еще одна вылазка во вражеский тыл окончилась благополучно. Люди отправились на отдых, чтобы с новыми силами выйти по приказу командования в ночное море.
Школа мужества
Помнится, однажды мы, молодые политработники, затеяли дискуссию о мужестве. Затеяли не преднамеренно, а как-то случайно. Говорили о боях, о подвигах советских воинов. Кто-то высказал мысль, что совершить настоящий подвиг под силу только человеку волевому, особого склада, не похожему на остальных. Спорили долго, до хрипоты. Нашлись даже люди, отрицавшие сознательное проявление героизма в момент одновременного действия в бою целого подразделения. Выходило так, что, мол, массовый подвиг совершается не всегда сознательно, а скорее всего является результатом общего порыва, когда масса людей сливается как бы воедино и действует, стараясь не отстать от товарищей по оружию. Смешное, примитивное рассуждение. Каждый день общения с боевыми разведчиками все более и более убеждал меня в том, что подвиг, хотя обычно и совершается молниеносно, требует длительной предварительной подготовки. Собственно, сам подвиг - лишь результат, апофеоз повседневного воспитания мужества в характере, в образе мышления человека. В этом больше сомневаться мне не приходилось. А как же тогда боевой порыв? Конечно, его власть над человеком огромна. Но только над тем, который созрел для подвига, научился сознательно и беззаветно подчинять свои чувства и волю интересам коллектива, правильно выбирать свое место в общем деле.
В книге до этого в основном шла речь о выполнении различных разведывательно-диверсионных заданий. О подготовке же к ним на предыдущих страницах сказано лишь вскользь. Между тем боевая и морально-политическая подготовка личного состава занимала весьма много времени и требовала немалых сил. И люди росли, обретали военную сноровку и готовность к свершению подвига. Особенно наглядно проявились эти качества в период, когда Советское Информбюро стало все чаще сообщать об успехах наших войск на различных фронтах и направлениях. Победы братьев по оружию вдохновляли. Каждому хотелось не отстать от других и внести свой посильный вклад во всенародное дело разгрома проклятого врага.
Конец 1942 и начало 1943 года ознаменовались новыми победами Советских Вооруженных Сил на фронтах Великой Отечественной войны. Наши войска завершили окружение и ликвидировали немецко-фашистские полчища под Сталинградом. Войска Закавказского фронта очистили от врага Северный Кавказ, большую часть Кубани, вплотную подошли к Новороссийску и готовились к полному изгнанию оккупантов с Таманского полуострова. Для выполнения этой задачи следовало совершить комбинированный удар с суши и моря. Вот почему перед Черноморской группой Закавказского фронта была поставлена задача перейти в наступление в горах северо-восточнее Новороссийска, а перед Черноморским флотом - обеспечить высадку крупного десанта юго-западнее этого ставшего фронтом города.
Командование ясно себе представляло, что успех предстоящей операции во многом зависит от умелого и тесного взаимодействия сухопутных войск Закавказского фронта с моряками Черноморского флота. Моряки имели немалый опыт проведения десантных операций. Корабли уже высаживали не только группы разведчиков или небольшие отряды морской пехоты, но и крупные воинские части и соединения. Все же, каким бы богатым ни был опыт, предстоящая высадка десанта в районе Новороссийска в зимних условиях являлась делом трудным и крайне сложным. Готовясь к такой высадке, необходимо не только наиболее правильно выбрать место и время, но и предусмотреть многие тысячи самых разнообразных "мелочей". Собственно, в таких случаях все главное, а мелочей-то и нет.
Надо своевременно и точно произвести артиллерийскую обработку берега огнем корабельной артиллерии, а также обеспечить внезапность и высокий темп самой высадки. Участники десанта перед посадкой на плавсредства должны пройти длительную и всестороннюю тренировку в условиях, максимально приближенных к тем, в которых им придется выполнять боевую задачу.
При формировании десантных частей и подразделений необходимо подбирать людей смелых, испытанных в боях, отважных, инициативных, готовых к самостоятельным действиям в самой трудной обстановке. Эти качества можно и нужно развивать в процессе повседневной морально-политической подготовки личного состава. Здесь очень важна и индивидуальная работа с людьми. Этим умением, умением руководить не только большим коллективом, но кропотливо воспитывать каждого конкретного человека всегда отличался бывший журналист майор Цезарь Львович Куников. Он и помощников сумел подобрать под стать себе: начальником штаба стал Федор Евгеньевич Катанов, командирами боевых групп лейтенанты Антон Бахмач, Василий Пшеченко, Григорий Слепов и Сергей Пахомов, старший лейтенант Алексей Тарановский.
На должности заместителей командиров групп по политической части получили назначение лейтенанты Николай Тетеревенко, Иван Левин, Алексей Лукашев, старший лейтенант Степан Савалов и весьма эрудированный, отлично подготовленный к политработе старшина 1 статьи Олег Любченко. Связь возглавил старший лейтенант Владимир Катыщенко. С нами вместе оказались лейтенанты медицинской службы Игнатий Потапов и Мария Виноградова. Начальником снабжения, конечно, стал старшина Амед Ибрагимов.
Подавляющее большинство прибывших в отряд командиров, старшин, сержантов и рядовых имело боевой опыт. Многие из нового пополнения не раз высаживались в тылы врага и участвовали в смелых десантных операциях.
Вместе с майором Куниковым у нас появились, как говорится, обстрелянные, прошедшие огонь и воду люди. Среди них выделялись лейтенант Алексей Рыбнев, главстаршина Николай Кириллов, опытная и отважная медсестра Надежда Лихацкая. Но больше всего привлек всеобщее внимание краснофлотец Павел Потеря. Он прибыл со станковым пулеметом "максим". Вооружения такого рода у нас не было. Разведчиков, естественно, больше устраивали легкие ручные пулеметы ДП.
Потеря, видя на себе недоуменные взгляды, пояснил:
- Это, так сказать, личное оружие. Вроде пистолета или, например, кинжала.
Через некоторое время мы узнали об истории этого "личного оружия".
Когда московский журналист Цезарь Львович Куников стал в годы Великой Отечественной войны командиром отряда морской пехоты, ему пришлось биться с гитлеровцами на подступах к Ростову. Враг рвался на Дон. Его следовало сдержать во что бы то ни стало. А огневых средств было маловато. Тогда командир отряда пришел к директору Ростовского музея.
- У вас есть оружие, которое можно применить в бою? - спросил он. Выдайте его нам. Я оставлю расписку.
Директор музея замялся.
- Есть пулемет. Но, видите ли, историческая ценность. С ним красногвардейцы штурмовали Зимний дворец. Потом пулемет оказался в Первой конной армии, вышел из строя в бою под Егорлыкской... После гражданской войны его поместили в наш музей революции.
- Из него можно стрелять? - осведомился Куников.
- Вполне, - ответил директор музея. - Наши умельцы отремонтировали "максим".
- Что ж, давайте сюда ваш музейный экспонат. Держите расписку.
И вот "максим" попал в руки комсомольца, призванного на службу из местного колхоза "Большевик", Павла Потери.
Исторический пулемет крушил гитлеровцев во многих боях. Теперь он оказался в нашем отдельном батальоне морской пехоты.
Основными подразделениями вновь сформированного батальона явились боевые группы. В каждой из них были созданы первичные партийные и комсомольские организации.
Перед командованием отряда стояла задача в короткое время подготовить личный состав к выполнению ответственного задания в тылу врага. Предстояло заново сформировать подразделения, сколотить отряд в боевую единицу, отработать организацию, вооружить и обеспечить всем необходимым людей, добиться полной взаимозаменяемости в бою.
Потекли напряженные, до предела загруженные дни и ночи боевой учебы.
В дождь и ветер тренировались моряки на высоких прибрежных скалах, карабкались по обледеневшим обрывам, пробирались по зарослям колючих кустарников, учились ориентироваться на местности, особенно в вечернее и ночное время. Люди соревновались, кто быстрее преодолеет препятствие, кто, притом нередко с завязанными глазами, скорее всех перезарядит диски автомата и ручного пулемета, кто поразит цель по звуку, лучше метнет кинжал.
Вся система занятий предусматривала отработку быстроты действий, слаженности, абсолютной четкости. Порой отработка тех или иных элементов учебных заданий превращалась в довольно своеобразные спортивные состязания, охватывавшие всех - от командира до рядового бойца.
Когда в отряд привезли противотанковые ружья, началось детальное овладение новым для нас оружием. Однажды устроили стрельбу по мишеням. Куников стрелял первым. За ним образовалась целая очередь. К концу ее встали двое, тоже изъявившие желание стрелять. Это были командир Новороссийской военно-морской базы Георгий Никитич Холостяков и начальник политотдела Иван Георгиевич Бороденко.
Во время предыдущих разведывательных операций нам неоднократно доводилось захватывать оружие врага и тут же применять его в бою. Поэтому-то в учебную программу десантников вошел, так сказать, дополнительный предмет: тщательное изучение вражеских автоматов, карабинов, пулеметов, пистолетов, гранат и другого оружия. Трудно сказать, каким образом Куников находил время для всего. Ведь, кроме обязательной программы подготовки, он скрупулезно знакомился с бытом воинов. Наверное, в отряде не было ни одного человека, с которым он не побеседовал бы лично, притом не наспех, а самым обстоятельным образом. В результате этих бесед, личного опыта и продуманного анализа известных в истории случаев успеха или поражения десантных войск он составил специальную памятку, в которой определялись наиболее целесообразные способы высадки и маскировки, ведения боя на открытой местности, в лесу, на улицах населенных пунктов. Эта куниковская памятка стала хорошим пособием для командиров боевых групп и отделений при обучении личного состава.