Особенно большое внимание уделял майор изучению тактических приемов ведения боя, применяемых в немецкой армии.
- Когда боец знает своего противника, - сказал однажды Куников, - у него не может появиться страха перед неизвестностью. Он научится самостоятельно давать оценку событиям, выбирать свое место и определять поведение в той или иной обстановке.
Анализировать и сопоставлять Цезарь Львович любил и умел. Видимо, тут сказывалась профессиональная привычка журналиста, перенесенная на поле боя. Инженер, редактор центральной газеты "Машиностроение" в трудную для Родины годину сумел поставить все свои знания и эрудицию на службу самому главному для Отчизны делу. Это он осенью 1941 года возглавил отряд бронекатеров, охранявших в Ростове-на-Дону железнодорожный мост. Под натиском превосходящих сил врага наши войска отошли из Ростова к устью Дона и продолжали, укрываясь в азовских плавнях, нападать на немцев. В эту трудную пору куниковцы действовали совместно с партизанскими отрядами Шкурко и Даниловского. Это тоже способствовало накоплению знаний, выработке приемов истребления живой силы и техники врага.
Отрезанные от своих, куниковцы решили пробиваться на бронекатерах к Новороссийску. На пути они не раз принимали бои с немецкими подразделениями, отражали атаки воздушных пиратов. Испытав на своей шкуре удары отряда бронекатеров, гитлеровцы решили, что к Керченскому проливу следует отборная бригада морской пехоты, имеющая какое-то необыкновенное оружие. А ведь людей-то в отряде было немного. Их успех объяснялся умением вести бой и, разумеется, личной отвагой.
В Керченском проливе стало труднее. На воде плавали мины, с воздуха предпринимали атаку за атакой самолеты противника. К этому времени немцам удалось овладеть частью Новороссийска. Тогда Куников повел свой отряд в Геленджик.
Теперь его знания и опыт широко использовались при обучении личного состава нашего отряда.
В подготовительный период большую работу осуществляли наши политруки. Ведь во время проведения десантных операций от воинов требуется личное мужество, высокий моральный дух, стойкость и отвага. Политработники отряда, секретари первичных партийных и комсомольских организаций боевых групп, агитаторы отделений, партийный, комсомольский и боевой актив уделяли серьезное внимание разъяснению политики нашей партии и правительства, воспитывали бойцов пополнения на замечательных примерах героизма советских воинов, рассказывали о героях своих подразделений, о том, как действовал под Ростовом-на-Дону и в азовских плавнях отряд бронекатеров во главе с майором Цезарем Львовичем Куниковым.
Пришла отрадная весть: Советские Вооруженные Силы замкнули кольцо окружения врага на Волге, взломали оборону немцев на Дону, стремительно развивали наступление на Северном Кавказе. Это радовало, наполняло сердца людей гордостью за Советскую Родину, за наш великий народ. Многие тогда подали заявления о вступлении в партию. Среди них были Василий Пшеченко, Серафим Труфанов, Федор Савенко - люди беззаветно храбрые, преданные делу борьбы с немецко-фашистскими захватчиками.
Мне нередко приходилось присутствовать на беседах, проводимых агитаторами Сергеем Колотом, Дмитрием Кашариным, Сергеем Беловым, Федором Богдановым, Владимиром Данилиным, Николаем Романовым и другими. Радовала активность воинов. Многие рассказывали о событиях, очевидцами и участниками которых им пришлось быть, делились с товарищами своими мыслями.
Еще ярче и рельефнее проявились духовные качества бойцов и командиров в период проведения митингов. Они собирались всегда, как только сводка Совинформбюро доносила до нас радостные известия об успехах Советских Вооруженных Сил на различных фронтах Великой Отечественной войны.
Старые записные книжки военных лет хранят на своих страницах незабываемое. Читаю... Вот мы проводили митинг. Это было 17 января 1943 года. Митинг организован по случаю успешного наступления Красной Армии.
Выступает коммунист Антон Антонович Печенежский. "Удары по врагу, говорит он, - приближают час победы. Будем и мы, друзья, еще крепче бить фашистских гадов. От имени личного состава первой боевой группы призываю всех воинов произвести сбор средств на строительство эскадрильи самолетов. Это будет наш посильный вклад в дело победы над врагом".
Конечно, такая коротенькая запись далеко не полно отражает обстановку грандиозного морально-политического подъема, охватившего весь личный состав. Да и говорил Печенежский, разумеется, не совсем так. Его речь была горячей, страстной. Я же успел записать только смысл сказанного.
Воины единодушно поддержали выступление своего товарища. В течение двух часов они собрали в фонд обороны почти восемнадцать тысяч рублей.
На митинге, проходившем 2 февраля 1943 года по поводу ликвидации немецко-фашистских войск под Сталинградом, выступающие заявили, что не пожалеют ни крови, ни самой жизни для достижения полной победы в священной народной войне. Тогда коммунист Владимир Сморжевский сказал: "Много раз мы ходили по тылам врага, били его. Но враг еще сопротивляется. Так будем же бить его еще сильнее, чтобы добить до конца".
Выступает коммунист Иван Григорьевич Игнатьев. Он говорит: "В тылу врага мы потеряли многих наших боевых друзей, с которыми вместе сражались за победу советского оружия. Теперь этих ребят с нами нет. Но пусть не думают гитлеровцы, что, убив наших друзей, они сделали Красную Армию менее боеспособной. Нет! Мы будем сражаться за себя и за павших в боях. Каждый из нас пусть бьет фашистов за двоих, а то и за троих. Пусть память о погибших звучит в каждом нашем выстреле, в каждом разрыве гранаты".
В этот день за несколько часов до митинга в политотделе Новороссийской военно-морской базы Иван Георгиевич Бороденко вручил мне большой лист ватмана с текстом клятвы и посоветовал предложить личному составу отряда принять ее перед уходом в десант. Все с готовностью согласились с этим предложением.
Торжественно и сурово звучали на митинге слова памятной всем клятвы на верность Родине:
"Мы получили приказ командования - нанести удар по тылам врага, опрокинуть и разгромить его.
Идя в бой, мы даем клятву Родине, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом...
Волю свою, силы свои и кровь свою, каплю за каплей, мы отдадим за жизнь и счастье нашего народа, за тебя, горячо любимая Родина.
Нашим законом есть и будет движение только вперед!
Мы победим!
Да здравствует наша победа!"
Один за другим в строгом молчании подходили командиры, старшины, краснофлотцы к столу, ставили свои подписи под текстом клятвы. Такое не забывается.
Серьезную помощь командованию в сколачивании боевых групп, в изучении оружия, укреплении дисциплины, одним словом, в приведении отряда в полную готовность к выполнению ответственного задания оказал боевой актив. Он был создан из числа лучших командиров и краснофлотцев - орденоносцев, участников смелых десантных операций в Феодосии и Керчи, защитников Одессы и Севастополя. Эти отважные люди часто выступали перед товарищами по оружию, передавали новичкам свой военный опыт и мастерство бить гитлеровцев.
Наконец поступил долгожданный приказ - высадиться в тыл врага под Новороссийском.
Мы без промедления отработали необходимую документацию, провели совещание с командным составом отряда, на котором в подробностях рассмотрели предстоящую десантную операцию, поставили четкие задачи перед каждой боевой группой.
Вслед за совещанием командного состава собрали секретарей первичных партийных и комсомольских организаций. Тут же решили провести в подразделениях открытые партийные собрания, на которых обсудить вопрос "Задачи личного состава в предстоящей операции". Такое собрание было просто необходимо. Ведь успех сражения в первую очередь решает ясность обстановки. Любой воин обязан четко представлять свою роль и место в надвигающихся событиях. Не пресловутое слепое повиновение приказу, а сознательное участие в боевой операции отличительная черта взаимоотношений командиров и подчиненных в Вооруженных Силах Страны Советов.
Собрания были непродолжительными, выступления короткими, но яркими и глубокими по содержанию. Коммунисты, комсомольцы и беспартийные краснофлотцы заверяли командование, родную Коммунистическую партию, Советское правительство, что поставленную задачу они выполнят с честью.
Сохранилась запись выступления кандидата в члены партии Шутова. Он заявил:
"В борьбе с фашизмом в предстоящем бою я клянусь высоко пронести почетное звание коммуниста. Буду беспощадно уничтожать фашистскую нечисть до тех пор, пока бьется мое сердце".
Выступления коммунистов-агитаторов отделений Сморжевского и Шилова сводились к тому, что в бою они тоже будут вести агитацию, но уже не столько словом, сколько делом - личным примером увлекать за собой десантников.
Такие собрания прошли повсеместно. Командиры и краснофлотцы в последний раз проверяли оружие, укладывали в вещевые мешки боезапас и, продовольствие, подгоняли снаряжение. Все ждали последнего построения и перехода к месту посадки на корабли.
Начальник штаба Федор Евгеньевич Катанов построил отряд в две шеренги, произвел расчет и доложил командиру:
- Отряд в количестве двухсот семидесяти трех человек в полном боевом построен.
Мы с Цезарем Львовичем Куниковым прошли вдоль строя. Внешний вид людей был безупречным. Боевое снаряжение подогнано. На каждом лице словно читалось: "На меня в бою можете положиться".
Куников обратился к отряду с краткой речью. Он напомнил, что сегодня или завтра нам придется лицом к лицу встретиться с врагом, который, быть может, обладает значительным численным превосходством. Но на то мы и черноморцы, чтобы разгромить врага независимо ни от чего. Тем не менее думать о легкой победе глупо. Предстоят тяжелые бои. Среди людей, ныне стоящих в этом строю, будут, несомненно, раненые и убитые. От правды не уйдешь, и нечего тешить себя надеждой на "авось пронесет".
- Готовы ли вы к испытанию? - спросил Цезарь Львович и сделал паузу. Окинув строй внимательным, изучающим взглядом, он продолжил:
Может быть, кто-либо не решается пойти на задание? Говорите, стесняться нечего. Возможно, кто-то себя плохо чувствует? Скажите. Не приказываю, а прошу этих товарищей выйти из строя.
Никто не шелохнулся.
Тогда Куников обратился к начальнику штаба капитану Катанову и приказал распустить бойцов на перекур, после чего построить их снова.
- Товарищи, кто постеснялся выйти сейчас, снова в строй может не становиться.
Командиры и политработники отошли в сторону.
- Неужели в строю не окажется двухсот семидесяти трех человек? - ни к кому не обращаясь, спросил начальник штаба.
- Пожалуй, на этот вопрос может ответить только Старшинов, - выразительно взглянул на меня Цезарь Львович. - Он тут старожил.
Я молчал. В памяти с молниеносной быстротой замелькали знакомые лица старшин и краснофлотцев. Их-то я знаю. Хорошие, крепкие парни!
- Разведчики окажутся в строю все, - наконец, твердо ответил я. - За них головой ручаюсь!
- Если кто побоится, то пусть лучше сейчас, пока не поздно, уйдет из наших рядов, - проговорил Куников.
Прошло десять напряженных минут. Начальник штаба снова построил отряд. Люди рассчитались по порядку номеров. В строю стояло двести семьдесят два человека.
Не ослышался ли я? Должно быть двести семьдесят три. Нет. Начальник штаба повторил цифру:
- Двести семьдесят два.
Значит, один все же не решился... Кто он? , Мою нервозность заметил наблюдательный командир отряда. Он ободряюще взглянул на меня и, словно ничего особенного не случилось, громко, чтобы слышали все, сказал начальнику штаба:
- Прекрасно! Ведите личный состав на корабли.
Мы с Цезарем Львовичем пошли в некотором - отдалении. Нас догнал старшина отряда Николай Иванович Алешичев и доложил, что в строю не оказалось недавно прибывшего с пополнением краснофлотца Капустина.
- Он вполне здоров? - поинтересовался командир.
- Абсолютно.
- Ясно, - Куников зачем-то поправил ремень. - В таком случае передайте начальнику снабжения, что краснофлотец Капустин останется в его распоряжении.
Около полуночи весь личный состав прибыл к месту посадки на корабли. Нас встретили старые друзья из 4-го дивизиона "морских охотников" - Николай Сипягин, Николай Щекочихин, Иван Леднев и другие командиры кораблей, которые не раз высаживали разведчиков во вражеский тыл.
Посадка прошла быстро и организованно.
Дивизион "морских охотников" вышел в море.
Между тем второй эшелон десанта готовился последовать за своими товарищами.
Подразделение старшего лейтенанта Ивана Васильевича Жернового было полностью подготовлено к погрузке на корабли. Личный состав с нескрываемым нетерпением ждал своей очереди.
- Товарищи! - обратился командир подразделения к бойцам, собравшимся на митинг. - Вы все уже знаете, какую задачу поставило перед нами командование. Мы идем не просто уничтожать врага, а открывать новую страницу великой битвы. Успех операции решит исход борьбы с немецко-фашистскими захватчиками на побережье Кавказа, будет способствовать дальнейшему наступлению наших войск, освобождению от гитлеровских захватчиков городов и сел нашей Родины, советских людей, томящихся в фашистской неволе.
- У многих из нас на временно оккупированной территории остались родные и близкие, - сказала медицинская сестра Надежда Лихацкая. - Они не простят промедления. Каждый день, каждый час, каждая минута нахождения в рабстве - это трагедия. Мы должны, мы не можем поступить иначе, чем идти вперед, драться с фрицами, гнать и гнать их с родимой земли.
Последние слова Нади Лихацкой потонули в буре негодующих возгласов:
- Смерть немецким оккупантам!
- Вперед, на врага!
Надя выждала, пока не установилась относительная тишина, и закончила:
- Я, конечно, не нахожусь в строю непосредственных бойцов. Но, знайте, друзья, медицинский персонал нашего подразделения будет всегда с вами, в самых опасных схватках, в огне. Мы поможем тем, кого настигнет вражеская пуля. А если потребуется, будем драться с гитлеровцами рядом с вами, в первых цепях атакующих.
Девушка умолкла, не зная, что бы такое еще сказать. Она просто не находила нужных слов для выражения чувства ненависти к врагу, своей верности матери-Родине.
Вслед за Надеждой Лихацкой слово взял начальник штаба подразделения лейтенант Алексей Рыбнев.
- На войне не бывает без жертв, - сказал он. - Но если кому-либо из нас суждено умереть, то умрем, как и подобает советским воинам.
Один за другим выступали бойцы и командиры, каждый хотел произнести самые заветные слова, поделиться своими мыслями.
- Что это вы, товарищ лейтенант, вроде бы о смерти говорили, - тихо шепнула Надя Лихацкая Рыбневу. - Можно подумать, что и впрямь на тот свет собрались.
- Я? - открыто улыбнулся тот. - Черта с два! Пусть фрицы умирают... Правда, случиться может всякое. Если смерти бояться, о победе думать нечего.
- И все-таки не умирайте, - покраснела девушка.
- Постараюсь, - отшутился лейтенант.
Он больше чем хорошо знал эту застенчивую и вместе с тем чрезвычайно решительную девушку. Рука об руку они дрались под Ростовом-на-Дону с гитлеровцами. Надя находилась в передних цепях, стреляла в немцев, подносила патроны к "музейному экспонату" Павла Потери.
- Тебе следовало парнем родиться, - шутили бойцы.
И никто, даже сам лейтенант Алексей Рыбнев, не знал, что в глубине души она тщательно скрывает ото всех нечто присущее только ей, девушке.
Надя с благоговением смотрела на молодого лейтенанта. Они вместе участвовали в художественной самодеятельности, вместе били врага. И только одно было врозь - тихая, безответная любовь.
Лихацкая знала, что Алексей женат. Знала и боялась выдать ему свои чувства. Подруги порой подшучивали, дескать, подойди и скажи. Подумаешь, у него в тылу жена. Фронтовая любовь крепче. Только Надя никак не реагировала на их реплики. Поплачет и смолчит. Лишь однажды открылась мне.- Вот вы, товарищ комиссар, понимаете человека, - начала она издалека. - А как, скажите, быть, если любишь?
С моих уст готова была сорваться трафаретная фраза о высоком чувстве, но я вовремя догадался, что она бессильна.
- У него есть другая, - вздохнула Надя, - жена... Она поведала мне о своем горе.
- Нет, нет, только прошу вас, ничего не говорите, - закончила девушка свою исповедь. - Мне не нужны советы. Их и так больше чем достаточно... Не нужны утешения. Просто захотелось поделиться с кем-то своей бедой. Я ведь Никогда-никогда так откровенно о себе никому не говорила... А Рыбнев хороший, добрый. Он очень чистый и правдивый. Ему не следует ни о чем знать.
"Чистый и правдивый"... Сколько раз вспоминал я эти слова, думал о потаенных чувствах русской девушки-бойца. На фронте, на самом переднем его крае, где, казалось, смерть смешивает все обычные понятия, сохранялось в девственной неприкосновенности высокое чувство, которым отмечены люди, мечтающие о мире, люди, для которых война - злейшее из зол.
И этим людям предстояло идти в огонь, драться с врагом, убивать и умирать в бою. Наблюдая за Надей Лихацкой, Алексеем Рыбневым и другими им подобными, я все больше утверждался в мысли, что таких людей не одолеть, не сломить. Высокие душевные качества делают их стойкими и решительными в минуты грозной опасности. Они раз и навсегда выработали свою линию поведения, изменить которую ничто не властно.
Вот такие простые, пусть даже немного сентиментальные люди и шли в десант. Шли, чтобы проявить совсем другие стороны своего характера.
Но об этом речь впереди.
В огне
Над морем нависла непроглядная пелена мрака. Под его плотным покровом корабли с первым эшелоном десантных войск приблизились к берегу и стали разворачиваться для нанесения артиллерийского удара. "Морские охотники", тряско подрагивая на волнах, ожидали сигнала к высадке десанта.
Стрелки часов медленно отсчитывали время. Оно перевалило рубеж предыдущих суток и вступило в первые минуты 4-го февраля.
Со стороны предместья Новороссийска Станички ничего не было видно. Тишина и покой. Как все это обманчиво... Но вот гулко ударил первый артиллерийский выстрел с головного корабля обеспечения. Тотчас заухали десятки корабельных орудий. Издалека начали бить наши береговые батареи.
Над морем встало багрово-желтое зарево.
Катера с десантом развернулись и ринулись к берегу. Их встретил шквальный ружейно-пулеметный огонь врага. Однако краснофлотцы словно не замечали опасности. Люди прыгали с бортов прямо в ледяную воду и устремлялись к берегу.
- Вперед и только вперед! - громко повторил кто-то слова клятвы.
- Ура!
На мгновение я увидел командира боевой группы лейтенанта Пшеченко. Он выкрикнул:
- Вперед! За мной, ребята! - и первым бросился с катера в море.
С другого "морского охотника" спустили трап. Вражеский снаряд разнес его в щепки. Несколько десантников упали, сраженные осколками. Заместитель командира 4-й боевой группы по политической части лейтенант Иван Левин, не раздумывая, прыгнул в студеную воду.
- За Родину, вперед! - раздался его зычный голос. - Черноморцы не знают страха!
Радист отряда молодой коммунист краснофлотец Сергей Ревякин дважды возвращался с берега на катер. Он вынес радиостанцию и питание к ней.
У береговой черты во многих местах завязались ожесточенные рукопашные схватки. В отсветах гранатных разрывов и орудийных вспышек замелькали приклады. Через десять минут первая линия береговой обороны противника была прорвана на всем участке высадки десанта. Гитлеровцы отошли за железнодорожную насыпь и продолжали отчаянное сопротивление.
Куников открытым текстом по радио доложил командованию: "Полк высадился успешно. Продвигаемся вперед. Жду пополнения". Открытая радиограмма имела свой, заранее обусловленный смысл. Для нашего командования она являлась сигналом к высадке второго эшелона. Для противника, который несомненно перехватил ее текст, радиограмма становилась документом, свидетельствующим о том, что русские, сумели перебросить на побережье целый полк. А это, несомненно, требовало принятия соответствующих мер.
"Морские охотники" отправились за подразделениями второго и третьего эшелона и через несколько часов доставили их на занятый штурмовой группой плацдарм в Станичке. Подразделения второго и третьего эшелонов, влившиеся в отряд Куникова, возглавили старший лейтенант Жерновой, капитан Ежель и капитан Диметрук, которого позднее сменил старший лейтенант Ботылев. Всего в ночь с 3 на 4 автомашинах подкрепление. Тогда командир отделения коммунист Николай Богданов поднял бойцов в атаку. Они гранатами подбили две автомашины и автоматным огнем уничтожили немецких солдат и офицеров.
По соседству командир отделения Николай Романов засек несколько вражеских февраля на Малую землю было высажено 810 человек.
Десантники очищали от неприятеля дом за домом. Немцы, ошеломленные стремительным натиском, поспешно покидали свои позиции, оставляя военную технику и вооружение. 4 февраля к семи часам утра все подразделения советского десанта достигли намеченных рубежей, захватили территорию рыбозавода, большую часть кварталов Станички и Азовскую улицу Новороссийска. В период броска десантники отбили у врага тринадцать артиллерийских орудий, два склада с боеприпасами, большое количество пулеметов, автоматов, винтовок и другого вооружения.
Натиск на позиции гитлеровцев продолжался.
На одном из участков десантники обнаружили, что неприятель подбрасывает на огневых точек, замаскированных у железнодорожной насыпи. Гитлеровские пулеметчики кинжальным огнем препятствовали продвижению десантников в глубь плацдарма. Романов с восемью, краснофлотцами в обход атаковал эти точки. Смельчаки врукопашную справились с прислугой, захватили несколько пулеметов и легких орудий.
Лейтенант Василий Пшеченко вел свою боевую группу через насыпь. Гранатами и кинжалами его бойцы подавили сопротивление команды мощного дзота, овладели установленными в нем пушками и пулеметами. В живых не осталось ни одного фашиста.
Вот когда о борьбе с немецко-фашистскими захватчиками не говорили, а осуществляли ее на деле. Даже те, кто на митингах, проводимых в канун операции, не решался выступить скорей всего в силу природной застенчивости, проявляли в полном смысле слова чудеса героизма. Например, краснофлотец Иван Лукашев - вроде бы незаметный и тихий парень... Кто бы мог подумать, что он не побоится вступить в единоборство с целым орудийным расчетом немцев. Вражеская пушка стреляла с открытой позиции прямой наводкой и мешала атакующим десантникам продвигаться вперед. Тогда краснофлотец Лукашев подкрался к пушке и метнул гранату. Не успели немецкие артиллеристы, которые остались после взрыва в живых, опомниться, как отважный моряк оказался с ними рядом. Его автомат разил врага направо и налево. В мгновение ока у переставшей стрелять пушки распласталось двенадцать трупов.
Бойцы отделения младшего сержанта Федора Совенко выдвинулись вперед атакующих, сняли пять часовых, перерезали линии проволочной связи между очагом сопротивления и Новороссийском.
Секретарь партийной организации 4-й боевой группы Кирилл Дибров вел свое отделение на наиболее огнеопасном направлении. На пути бойцов находился довольно сильный узел сопротивления. Идти на него в лоб - равносильно самоубийству. Но и затягивать перестрелку ни в коем случае нельзя. Ведь затяжка в таком бою снижает стремительность натиска, тормозит успех общего дела.
Моряки из отделения Кирилла Диброва обошли с фланга огневые точки гитлеровцев, гранатами и кинжалами расчистили путь наступающему подразделению.
Бой, полыхающий на огромном участке, единый в своей направленности, становился десятками и сотнями самостоятельных баталий, в которых решающая роль принадлежала личной храбрости и инициативе, боевому мастерству советских десантников. Несколько десятков краснофлотцев во главе с заместителем командира 5-й боевой группы по политической части Степаном Савеловым ворвались в здание рыбозавода. Из одного окна наиболее дерзко строчил вражеский пулемет. Моряки ворвались в помещение, "убрали" пулеметчика и взяли в плен трех гитлеровцев. Один из них довольно сносно говорил по-русски. Савелов решил тут же воспользоваться этим и выяснить возможность дальнейшего развития атаки. Довольно сильная батарея держала под непрерывным огнем перекресток и дорогу. Оказалось, что пленный знает обходной путь к батарее. По нему он и провел группу смельчаков. Произошла короткая схватка. Орудийная прислуга была полностью уничтожена. Батарея умолкла.
- Когда боец знает своего противника, - сказал однажды Куников, - у него не может появиться страха перед неизвестностью. Он научится самостоятельно давать оценку событиям, выбирать свое место и определять поведение в той или иной обстановке.
Анализировать и сопоставлять Цезарь Львович любил и умел. Видимо, тут сказывалась профессиональная привычка журналиста, перенесенная на поле боя. Инженер, редактор центральной газеты "Машиностроение" в трудную для Родины годину сумел поставить все свои знания и эрудицию на службу самому главному для Отчизны делу. Это он осенью 1941 года возглавил отряд бронекатеров, охранявших в Ростове-на-Дону железнодорожный мост. Под натиском превосходящих сил врага наши войска отошли из Ростова к устью Дона и продолжали, укрываясь в азовских плавнях, нападать на немцев. В эту трудную пору куниковцы действовали совместно с партизанскими отрядами Шкурко и Даниловского. Это тоже способствовало накоплению знаний, выработке приемов истребления живой силы и техники врага.
Отрезанные от своих, куниковцы решили пробиваться на бронекатерах к Новороссийску. На пути они не раз принимали бои с немецкими подразделениями, отражали атаки воздушных пиратов. Испытав на своей шкуре удары отряда бронекатеров, гитлеровцы решили, что к Керченскому проливу следует отборная бригада морской пехоты, имеющая какое-то необыкновенное оружие. А ведь людей-то в отряде было немного. Их успех объяснялся умением вести бой и, разумеется, личной отвагой.
В Керченском проливе стало труднее. На воде плавали мины, с воздуха предпринимали атаку за атакой самолеты противника. К этому времени немцам удалось овладеть частью Новороссийска. Тогда Куников повел свой отряд в Геленджик.
Теперь его знания и опыт широко использовались при обучении личного состава нашего отряда.
В подготовительный период большую работу осуществляли наши политруки. Ведь во время проведения десантных операций от воинов требуется личное мужество, высокий моральный дух, стойкость и отвага. Политработники отряда, секретари первичных партийных и комсомольских организаций боевых групп, агитаторы отделений, партийный, комсомольский и боевой актив уделяли серьезное внимание разъяснению политики нашей партии и правительства, воспитывали бойцов пополнения на замечательных примерах героизма советских воинов, рассказывали о героях своих подразделений, о том, как действовал под Ростовом-на-Дону и в азовских плавнях отряд бронекатеров во главе с майором Цезарем Львовичем Куниковым.
Пришла отрадная весть: Советские Вооруженные Силы замкнули кольцо окружения врага на Волге, взломали оборону немцев на Дону, стремительно развивали наступление на Северном Кавказе. Это радовало, наполняло сердца людей гордостью за Советскую Родину, за наш великий народ. Многие тогда подали заявления о вступлении в партию. Среди них были Василий Пшеченко, Серафим Труфанов, Федор Савенко - люди беззаветно храбрые, преданные делу борьбы с немецко-фашистскими захватчиками.
Мне нередко приходилось присутствовать на беседах, проводимых агитаторами Сергеем Колотом, Дмитрием Кашариным, Сергеем Беловым, Федором Богдановым, Владимиром Данилиным, Николаем Романовым и другими. Радовала активность воинов. Многие рассказывали о событиях, очевидцами и участниками которых им пришлось быть, делились с товарищами своими мыслями.
Еще ярче и рельефнее проявились духовные качества бойцов и командиров в период проведения митингов. Они собирались всегда, как только сводка Совинформбюро доносила до нас радостные известия об успехах Советских Вооруженных Сил на различных фронтах Великой Отечественной войны.
Старые записные книжки военных лет хранят на своих страницах незабываемое. Читаю... Вот мы проводили митинг. Это было 17 января 1943 года. Митинг организован по случаю успешного наступления Красной Армии.
Выступает коммунист Антон Антонович Печенежский. "Удары по врагу, говорит он, - приближают час победы. Будем и мы, друзья, еще крепче бить фашистских гадов. От имени личного состава первой боевой группы призываю всех воинов произвести сбор средств на строительство эскадрильи самолетов. Это будет наш посильный вклад в дело победы над врагом".
Конечно, такая коротенькая запись далеко не полно отражает обстановку грандиозного морально-политического подъема, охватившего весь личный состав. Да и говорил Печенежский, разумеется, не совсем так. Его речь была горячей, страстной. Я же успел записать только смысл сказанного.
Воины единодушно поддержали выступление своего товарища. В течение двух часов они собрали в фонд обороны почти восемнадцать тысяч рублей.
На митинге, проходившем 2 февраля 1943 года по поводу ликвидации немецко-фашистских войск под Сталинградом, выступающие заявили, что не пожалеют ни крови, ни самой жизни для достижения полной победы в священной народной войне. Тогда коммунист Владимир Сморжевский сказал: "Много раз мы ходили по тылам врага, били его. Но враг еще сопротивляется. Так будем же бить его еще сильнее, чтобы добить до конца".
Выступает коммунист Иван Григорьевич Игнатьев. Он говорит: "В тылу врага мы потеряли многих наших боевых друзей, с которыми вместе сражались за победу советского оружия. Теперь этих ребят с нами нет. Но пусть не думают гитлеровцы, что, убив наших друзей, они сделали Красную Армию менее боеспособной. Нет! Мы будем сражаться за себя и за павших в боях. Каждый из нас пусть бьет фашистов за двоих, а то и за троих. Пусть память о погибших звучит в каждом нашем выстреле, в каждом разрыве гранаты".
В этот день за несколько часов до митинга в политотделе Новороссийской военно-морской базы Иван Георгиевич Бороденко вручил мне большой лист ватмана с текстом клятвы и посоветовал предложить личному составу отряда принять ее перед уходом в десант. Все с готовностью согласились с этим предложением.
Торжественно и сурово звучали на митинге слова памятной всем клятвы на верность Родине:
"Мы получили приказ командования - нанести удар по тылам врага, опрокинуть и разгромить его.
Идя в бой, мы даем клятву Родине, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом...
Волю свою, силы свои и кровь свою, каплю за каплей, мы отдадим за жизнь и счастье нашего народа, за тебя, горячо любимая Родина.
Нашим законом есть и будет движение только вперед!
Мы победим!
Да здравствует наша победа!"
Один за другим в строгом молчании подходили командиры, старшины, краснофлотцы к столу, ставили свои подписи под текстом клятвы. Такое не забывается.
Серьезную помощь командованию в сколачивании боевых групп, в изучении оружия, укреплении дисциплины, одним словом, в приведении отряда в полную готовность к выполнению ответственного задания оказал боевой актив. Он был создан из числа лучших командиров и краснофлотцев - орденоносцев, участников смелых десантных операций в Феодосии и Керчи, защитников Одессы и Севастополя. Эти отважные люди часто выступали перед товарищами по оружию, передавали новичкам свой военный опыт и мастерство бить гитлеровцев.
Наконец поступил долгожданный приказ - высадиться в тыл врага под Новороссийском.
Мы без промедления отработали необходимую документацию, провели совещание с командным составом отряда, на котором в подробностях рассмотрели предстоящую десантную операцию, поставили четкие задачи перед каждой боевой группой.
Вслед за совещанием командного состава собрали секретарей первичных партийных и комсомольских организаций. Тут же решили провести в подразделениях открытые партийные собрания, на которых обсудить вопрос "Задачи личного состава в предстоящей операции". Такое собрание было просто необходимо. Ведь успех сражения в первую очередь решает ясность обстановки. Любой воин обязан четко представлять свою роль и место в надвигающихся событиях. Не пресловутое слепое повиновение приказу, а сознательное участие в боевой операции отличительная черта взаимоотношений командиров и подчиненных в Вооруженных Силах Страны Советов.
Собрания были непродолжительными, выступления короткими, но яркими и глубокими по содержанию. Коммунисты, комсомольцы и беспартийные краснофлотцы заверяли командование, родную Коммунистическую партию, Советское правительство, что поставленную задачу они выполнят с честью.
Сохранилась запись выступления кандидата в члены партии Шутова. Он заявил:
"В борьбе с фашизмом в предстоящем бою я клянусь высоко пронести почетное звание коммуниста. Буду беспощадно уничтожать фашистскую нечисть до тех пор, пока бьется мое сердце".
Выступления коммунистов-агитаторов отделений Сморжевского и Шилова сводились к тому, что в бою они тоже будут вести агитацию, но уже не столько словом, сколько делом - личным примером увлекать за собой десантников.
Такие собрания прошли повсеместно. Командиры и краснофлотцы в последний раз проверяли оружие, укладывали в вещевые мешки боезапас и, продовольствие, подгоняли снаряжение. Все ждали последнего построения и перехода к месту посадки на корабли.
Начальник штаба Федор Евгеньевич Катанов построил отряд в две шеренги, произвел расчет и доложил командиру:
- Отряд в количестве двухсот семидесяти трех человек в полном боевом построен.
Мы с Цезарем Львовичем Куниковым прошли вдоль строя. Внешний вид людей был безупречным. Боевое снаряжение подогнано. На каждом лице словно читалось: "На меня в бою можете положиться".
Куников обратился к отряду с краткой речью. Он напомнил, что сегодня или завтра нам придется лицом к лицу встретиться с врагом, который, быть может, обладает значительным численным превосходством. Но на то мы и черноморцы, чтобы разгромить врага независимо ни от чего. Тем не менее думать о легкой победе глупо. Предстоят тяжелые бои. Среди людей, ныне стоящих в этом строю, будут, несомненно, раненые и убитые. От правды не уйдешь, и нечего тешить себя надеждой на "авось пронесет".
- Готовы ли вы к испытанию? - спросил Цезарь Львович и сделал паузу. Окинув строй внимательным, изучающим взглядом, он продолжил:
Может быть, кто-либо не решается пойти на задание? Говорите, стесняться нечего. Возможно, кто-то себя плохо чувствует? Скажите. Не приказываю, а прошу этих товарищей выйти из строя.
Никто не шелохнулся.
Тогда Куников обратился к начальнику штаба капитану Катанову и приказал распустить бойцов на перекур, после чего построить их снова.
- Товарищи, кто постеснялся выйти сейчас, снова в строй может не становиться.
Командиры и политработники отошли в сторону.
- Неужели в строю не окажется двухсот семидесяти трех человек? - ни к кому не обращаясь, спросил начальник штаба.
- Пожалуй, на этот вопрос может ответить только Старшинов, - выразительно взглянул на меня Цезарь Львович. - Он тут старожил.
Я молчал. В памяти с молниеносной быстротой замелькали знакомые лица старшин и краснофлотцев. Их-то я знаю. Хорошие, крепкие парни!
- Разведчики окажутся в строю все, - наконец, твердо ответил я. - За них головой ручаюсь!
- Если кто побоится, то пусть лучше сейчас, пока не поздно, уйдет из наших рядов, - проговорил Куников.
Прошло десять напряженных минут. Начальник штаба снова построил отряд. Люди рассчитались по порядку номеров. В строю стояло двести семьдесят два человека.
Не ослышался ли я? Должно быть двести семьдесят три. Нет. Начальник штаба повторил цифру:
- Двести семьдесят два.
Значит, один все же не решился... Кто он? , Мою нервозность заметил наблюдательный командир отряда. Он ободряюще взглянул на меня и, словно ничего особенного не случилось, громко, чтобы слышали все, сказал начальнику штаба:
- Прекрасно! Ведите личный состав на корабли.
Мы с Цезарем Львовичем пошли в некотором - отдалении. Нас догнал старшина отряда Николай Иванович Алешичев и доложил, что в строю не оказалось недавно прибывшего с пополнением краснофлотца Капустина.
- Он вполне здоров? - поинтересовался командир.
- Абсолютно.
- Ясно, - Куников зачем-то поправил ремень. - В таком случае передайте начальнику снабжения, что краснофлотец Капустин останется в его распоряжении.
Около полуночи весь личный состав прибыл к месту посадки на корабли. Нас встретили старые друзья из 4-го дивизиона "морских охотников" - Николай Сипягин, Николай Щекочихин, Иван Леднев и другие командиры кораблей, которые не раз высаживали разведчиков во вражеский тыл.
Посадка прошла быстро и организованно.
Дивизион "морских охотников" вышел в море.
Между тем второй эшелон десанта готовился последовать за своими товарищами.
Подразделение старшего лейтенанта Ивана Васильевича Жернового было полностью подготовлено к погрузке на корабли. Личный состав с нескрываемым нетерпением ждал своей очереди.
- Товарищи! - обратился командир подразделения к бойцам, собравшимся на митинг. - Вы все уже знаете, какую задачу поставило перед нами командование. Мы идем не просто уничтожать врага, а открывать новую страницу великой битвы. Успех операции решит исход борьбы с немецко-фашистскими захватчиками на побережье Кавказа, будет способствовать дальнейшему наступлению наших войск, освобождению от гитлеровских захватчиков городов и сел нашей Родины, советских людей, томящихся в фашистской неволе.
- У многих из нас на временно оккупированной территории остались родные и близкие, - сказала медицинская сестра Надежда Лихацкая. - Они не простят промедления. Каждый день, каждый час, каждая минута нахождения в рабстве - это трагедия. Мы должны, мы не можем поступить иначе, чем идти вперед, драться с фрицами, гнать и гнать их с родимой земли.
Последние слова Нади Лихацкой потонули в буре негодующих возгласов:
- Смерть немецким оккупантам!
- Вперед, на врага!
Надя выждала, пока не установилась относительная тишина, и закончила:
- Я, конечно, не нахожусь в строю непосредственных бойцов. Но, знайте, друзья, медицинский персонал нашего подразделения будет всегда с вами, в самых опасных схватках, в огне. Мы поможем тем, кого настигнет вражеская пуля. А если потребуется, будем драться с гитлеровцами рядом с вами, в первых цепях атакующих.
Девушка умолкла, не зная, что бы такое еще сказать. Она просто не находила нужных слов для выражения чувства ненависти к врагу, своей верности матери-Родине.
Вслед за Надеждой Лихацкой слово взял начальник штаба подразделения лейтенант Алексей Рыбнев.
- На войне не бывает без жертв, - сказал он. - Но если кому-либо из нас суждено умереть, то умрем, как и подобает советским воинам.
Один за другим выступали бойцы и командиры, каждый хотел произнести самые заветные слова, поделиться своими мыслями.
- Что это вы, товарищ лейтенант, вроде бы о смерти говорили, - тихо шепнула Надя Лихацкая Рыбневу. - Можно подумать, что и впрямь на тот свет собрались.
- Я? - открыто улыбнулся тот. - Черта с два! Пусть фрицы умирают... Правда, случиться может всякое. Если смерти бояться, о победе думать нечего.
- И все-таки не умирайте, - покраснела девушка.
- Постараюсь, - отшутился лейтенант.
Он больше чем хорошо знал эту застенчивую и вместе с тем чрезвычайно решительную девушку. Рука об руку они дрались под Ростовом-на-Дону с гитлеровцами. Надя находилась в передних цепях, стреляла в немцев, подносила патроны к "музейному экспонату" Павла Потери.
- Тебе следовало парнем родиться, - шутили бойцы.
И никто, даже сам лейтенант Алексей Рыбнев, не знал, что в глубине души она тщательно скрывает ото всех нечто присущее только ей, девушке.
Надя с благоговением смотрела на молодого лейтенанта. Они вместе участвовали в художественной самодеятельности, вместе били врага. И только одно было врозь - тихая, безответная любовь.
Лихацкая знала, что Алексей женат. Знала и боялась выдать ему свои чувства. Подруги порой подшучивали, дескать, подойди и скажи. Подумаешь, у него в тылу жена. Фронтовая любовь крепче. Только Надя никак не реагировала на их реплики. Поплачет и смолчит. Лишь однажды открылась мне.- Вот вы, товарищ комиссар, понимаете человека, - начала она издалека. - А как, скажите, быть, если любишь?
С моих уст готова была сорваться трафаретная фраза о высоком чувстве, но я вовремя догадался, что она бессильна.
- У него есть другая, - вздохнула Надя, - жена... Она поведала мне о своем горе.
- Нет, нет, только прошу вас, ничего не говорите, - закончила девушка свою исповедь. - Мне не нужны советы. Их и так больше чем достаточно... Не нужны утешения. Просто захотелось поделиться с кем-то своей бедой. Я ведь Никогда-никогда так откровенно о себе никому не говорила... А Рыбнев хороший, добрый. Он очень чистый и правдивый. Ему не следует ни о чем знать.
"Чистый и правдивый"... Сколько раз вспоминал я эти слова, думал о потаенных чувствах русской девушки-бойца. На фронте, на самом переднем его крае, где, казалось, смерть смешивает все обычные понятия, сохранялось в девственной неприкосновенности высокое чувство, которым отмечены люди, мечтающие о мире, люди, для которых война - злейшее из зол.
И этим людям предстояло идти в огонь, драться с врагом, убивать и умирать в бою. Наблюдая за Надей Лихацкой, Алексеем Рыбневым и другими им подобными, я все больше утверждался в мысли, что таких людей не одолеть, не сломить. Высокие душевные качества делают их стойкими и решительными в минуты грозной опасности. Они раз и навсегда выработали свою линию поведения, изменить которую ничто не властно.
Вот такие простые, пусть даже немного сентиментальные люди и шли в десант. Шли, чтобы проявить совсем другие стороны своего характера.
Но об этом речь впереди.
В огне
Над морем нависла непроглядная пелена мрака. Под его плотным покровом корабли с первым эшелоном десантных войск приблизились к берегу и стали разворачиваться для нанесения артиллерийского удара. "Морские охотники", тряско подрагивая на волнах, ожидали сигнала к высадке десанта.
Стрелки часов медленно отсчитывали время. Оно перевалило рубеж предыдущих суток и вступило в первые минуты 4-го февраля.
Со стороны предместья Новороссийска Станички ничего не было видно. Тишина и покой. Как все это обманчиво... Но вот гулко ударил первый артиллерийский выстрел с головного корабля обеспечения. Тотчас заухали десятки корабельных орудий. Издалека начали бить наши береговые батареи.
Над морем встало багрово-желтое зарево.
Катера с десантом развернулись и ринулись к берегу. Их встретил шквальный ружейно-пулеметный огонь врага. Однако краснофлотцы словно не замечали опасности. Люди прыгали с бортов прямо в ледяную воду и устремлялись к берегу.
- Вперед и только вперед! - громко повторил кто-то слова клятвы.
- Ура!
На мгновение я увидел командира боевой группы лейтенанта Пшеченко. Он выкрикнул:
- Вперед! За мной, ребята! - и первым бросился с катера в море.
С другого "морского охотника" спустили трап. Вражеский снаряд разнес его в щепки. Несколько десантников упали, сраженные осколками. Заместитель командира 4-й боевой группы по политической части лейтенант Иван Левин, не раздумывая, прыгнул в студеную воду.
- За Родину, вперед! - раздался его зычный голос. - Черноморцы не знают страха!
Радист отряда молодой коммунист краснофлотец Сергей Ревякин дважды возвращался с берега на катер. Он вынес радиостанцию и питание к ней.
У береговой черты во многих местах завязались ожесточенные рукопашные схватки. В отсветах гранатных разрывов и орудийных вспышек замелькали приклады. Через десять минут первая линия береговой обороны противника была прорвана на всем участке высадки десанта. Гитлеровцы отошли за железнодорожную насыпь и продолжали отчаянное сопротивление.
Куников открытым текстом по радио доложил командованию: "Полк высадился успешно. Продвигаемся вперед. Жду пополнения". Открытая радиограмма имела свой, заранее обусловленный смысл. Для нашего командования она являлась сигналом к высадке второго эшелона. Для противника, который несомненно перехватил ее текст, радиограмма становилась документом, свидетельствующим о том, что русские, сумели перебросить на побережье целый полк. А это, несомненно, требовало принятия соответствующих мер.
"Морские охотники" отправились за подразделениями второго и третьего эшелона и через несколько часов доставили их на занятый штурмовой группой плацдарм в Станичке. Подразделения второго и третьего эшелонов, влившиеся в отряд Куникова, возглавили старший лейтенант Жерновой, капитан Ежель и капитан Диметрук, которого позднее сменил старший лейтенант Ботылев. Всего в ночь с 3 на 4 автомашинах подкрепление. Тогда командир отделения коммунист Николай Богданов поднял бойцов в атаку. Они гранатами подбили две автомашины и автоматным огнем уничтожили немецких солдат и офицеров.
По соседству командир отделения Николай Романов засек несколько вражеских февраля на Малую землю было высажено 810 человек.
Десантники очищали от неприятеля дом за домом. Немцы, ошеломленные стремительным натиском, поспешно покидали свои позиции, оставляя военную технику и вооружение. 4 февраля к семи часам утра все подразделения советского десанта достигли намеченных рубежей, захватили территорию рыбозавода, большую часть кварталов Станички и Азовскую улицу Новороссийска. В период броска десантники отбили у врага тринадцать артиллерийских орудий, два склада с боеприпасами, большое количество пулеметов, автоматов, винтовок и другого вооружения.
Натиск на позиции гитлеровцев продолжался.
На одном из участков десантники обнаружили, что неприятель подбрасывает на огневых точек, замаскированных у железнодорожной насыпи. Гитлеровские пулеметчики кинжальным огнем препятствовали продвижению десантников в глубь плацдарма. Романов с восемью, краснофлотцами в обход атаковал эти точки. Смельчаки врукопашную справились с прислугой, захватили несколько пулеметов и легких орудий.
Лейтенант Василий Пшеченко вел свою боевую группу через насыпь. Гранатами и кинжалами его бойцы подавили сопротивление команды мощного дзота, овладели установленными в нем пушками и пулеметами. В живых не осталось ни одного фашиста.
Вот когда о борьбе с немецко-фашистскими захватчиками не говорили, а осуществляли ее на деле. Даже те, кто на митингах, проводимых в канун операции, не решался выступить скорей всего в силу природной застенчивости, проявляли в полном смысле слова чудеса героизма. Например, краснофлотец Иван Лукашев - вроде бы незаметный и тихий парень... Кто бы мог подумать, что он не побоится вступить в единоборство с целым орудийным расчетом немцев. Вражеская пушка стреляла с открытой позиции прямой наводкой и мешала атакующим десантникам продвигаться вперед. Тогда краснофлотец Лукашев подкрался к пушке и метнул гранату. Не успели немецкие артиллеристы, которые остались после взрыва в живых, опомниться, как отважный моряк оказался с ними рядом. Его автомат разил врага направо и налево. В мгновение ока у переставшей стрелять пушки распласталось двенадцать трупов.
Бойцы отделения младшего сержанта Федора Совенко выдвинулись вперед атакующих, сняли пять часовых, перерезали линии проволочной связи между очагом сопротивления и Новороссийском.
Секретарь партийной организации 4-й боевой группы Кирилл Дибров вел свое отделение на наиболее огнеопасном направлении. На пути бойцов находился довольно сильный узел сопротивления. Идти на него в лоб - равносильно самоубийству. Но и затягивать перестрелку ни в коем случае нельзя. Ведь затяжка в таком бою снижает стремительность натиска, тормозит успех общего дела.
Моряки из отделения Кирилла Диброва обошли с фланга огневые точки гитлеровцев, гранатами и кинжалами расчистили путь наступающему подразделению.
Бой, полыхающий на огромном участке, единый в своей направленности, становился десятками и сотнями самостоятельных баталий, в которых решающая роль принадлежала личной храбрости и инициативе, боевому мастерству советских десантников. Несколько десятков краснофлотцев во главе с заместителем командира 5-й боевой группы по политической части Степаном Савеловым ворвались в здание рыбозавода. Из одного окна наиболее дерзко строчил вражеский пулемет. Моряки ворвались в помещение, "убрали" пулеметчика и взяли в плен трех гитлеровцев. Один из них довольно сносно говорил по-русски. Савелов решил тут же воспользоваться этим и выяснить возможность дальнейшего развития атаки. Довольно сильная батарея держала под непрерывным огнем перекресток и дорогу. Оказалось, что пленный знает обходной путь к батарее. По нему он и провел группу смельчаков. Произошла короткая схватка. Орудийная прислуга была полностью уничтожена. Батарея умолкла.