— Я хочу только растолковать вам. И хотя я не адвокат, но еще в состоянии здраво рассуждать. У меня было два года, чтобы сообразить, как все произошло.
Парень, который застрелил Чарли, свернул с большой дороги примерно в двух милях к северу от Шугабоула и двинулся далее через горы пешком…
— Почему именно в двух милях к северу от города?
— Здесь единственное место на дороге, где можно надежно спрятать автомобиль между больших камней.
— Но отчего он дальше пошел пешком? Почему бы ему не поехать на лошади?
— Ну а где бы он мог достать лошадь, чтобы никто об этом не знал? — взглянул Харли на Диллона, удивленный его наивностью.
— Ну хорошо, хорошо. Продолжайте.
— Относительно пояса для денег и кожаной папки все правильно, — вставила Делия. — Отец всегда брал их с собой в поездку.
— Как дважды два. Никто не станет утверждать обратное. Итак, парень топает через горы и добирается до лачуги первым.
— Почему именно первым? Откуда вам знать?
— Очень просто. Чарли в тот день приехал на лошади Берта Оукли из Шугабоула и привязал ее возле самой двери. А у этого коня есть дурная привычка: стоит только где-то поблизости появиться постороннему человеку, как он начинает громко ржать и бить копытами. Если бы Чарли оказался в хижине первым, он услышал бы ржание и, зная, сколько при нем денег, обязательно подошел бы к двери с револьвером наготове. Но его оружие осталось в кобуре, а он сам лежал в десяти — двенадцати шагах от входа. Стало быть, убийца уже прятался в хижине.
— Звучит вполне правдоподобно. Дальше.
— Ну, Чарли входит, и злодей укладывает его наповал с одного выстрела. Проще простого с такого близкого расстояния. Цель преступника: завладеть деньгами. Он страшно торопится, так как не имеет ни малейшего представления о том, что больная нога задержит меня на пять или шесть часов. Пояс с деньгами довольно широкий и объемистый, и убийца снимает с себя куртку, чтобы самому им подпоясаться. Он уверен, что надетая поверх куртка скроет добычу от посторонних глаз. Местность там довольно малолюдная, но всегда можно нечаянно на кого-то наткнуться. Преступник нервничает, ожидая с минуты на минуту моего появления, и в спешке не замечает, как у него из кармана куртки выпадает записка. Стаскивая пояс, он переворачивает Чарли и случайно накрывает мертвым телом листок.
Делия сидела, покусывая, нижнюю губу. Диллон слушал, сдвинув брови и напряженно вдумываясь в каждое слово Харли.
— Зачем ему понадобилось возвращаться пешком?
Почему он не воспользовался лошадью Чарли Бранда?
— Если бы он это сделал и если бы эту лошадь обнаружили в двух милях от Шугабоула, то даже сам Кен Чемберс, при всей его злобе, не смог бы посадить меня за решетку. У этого малого хватило ума оставить лошадь на привязи. А раз мы уже заговорили об уме, — Харли взглянул поочередно на Делию и Тайлера, — Кен Чемберс сейчас в Коуди.
Насколько мне известно, он находился в городе и вечером во вторник, когда убили Джексона. Кто застрелил его, тот и забрал у него записку. Я ничего не предлагаю, а лишь высказываю свои соображения. Но на вашем месте, будь у меня достаточно мозгов, я бы занялся вплотную Кеном Чемберсом.
Вы считаете, что Кен Чемберс убил Чарли Бранда?
— Ничего подобного я не говорил, а лишь посоветовал поближе присмотреться к нему.
— У вас есть какие-либо основания подозревать его? Какие-нибудь улики? — спросил Диллон.
— Ничего, кроме обыкновенного здравого смысла. Я слишком хорошо знаю, на что он способен, — ответил Харли.
— Неужели Кен Чемберс мог решиться на такое преступление? Где он был в тот роковой день?
— Не знаю. Однако выяснить это не мешало бы.
Нахмурившись, Диллон в раздумье покачал головой и на некоторое время замолчал.
— Кен Чемберс здесь ни при чем, ведь под «пумой» в записке подразумевается Уинн Коулс, — начала Делия. — Я в этом убеждена. Какая связь между ней и Чемберсом?
— Откуда мне знать, Дел, — ответил Диллон угрюмо. — Где теперь этот проклятый листок, который никто не видел, кроме Харли, и который пропал?.. Какого качества была бумага? Дорогая или дешевая? — вновь обратился он к Харли.
— Ну… она была белая.
— И на ней никаких знаков, печатных букв?
— Ничего, кроме написанной чернилами фразы.
— Напоминала бумага газетную, которая легко рвется, или выглядела значительно плотнее и глаже?
— Я не пробовал ее рвать. Просто листок белой бумаги.
— Вы носили записку под стелькой в течение двух лет. Она протерлась на сгибе?
— Нет, обе половинки надежно держались вместе. Конечно, время не могло не повлиять. Бумага несколько потерлась, сделалась немного шершавой.
— Листок, говорите, величиной с вашу ладонь?
— Примерно. Или чуть больше.
— Как выглядел почерк… минутку.
Диллон выбрал среди различных вещей, которые достал из кармана вместе с чековой книжкой, старый конверт, написал на нем своей ручкой слово «пума» и, показав Харли, спросил:
— Не похож ли почерк на этот?
— Ничуть. Там буквы крупнее и толще.
— Забудьте о толщине. Зависит от пера, каким вы пользуетесь. Сосредоточьтесь лишь на манере письма. Теперь, Дел, попробуй ты.
Делия послушалась, но Харли, взглянув на ее творчество, затряс головой и заявил:
— Этот еще хуже.
— Ну хорошо. Дел, дай ему ручку. А вы, Харли, постарайтесь сами воспроизвести, как можно точнее, некоторые из букв.
— Ничего не выйдет, — заявил Харли, даже не пытаясь взять ручку. — За сорок лет я, кроме моей фамилии, не написал и сотни слов.
— Все же попробуйте.
— Нет, сэр. У меня получится не лучше, чем если бы я стал писать киркой на камне.
— Но мне хотелось лишь получить хотя бы общее представление о почерке. Переверните конверт и скажите… ах, этот адрес напечатан на машинке.
Взгляните на другой конверт. Есть ли хоть какое-нибудь сходство?
— Здесь сходства уже больше, но не намного, — ответил Харли, разглядывая исполненный от руки адрес. — Буквы слишком мелкие.
— Ну а как вот этот? — спросил Диллон, передавая ему еще один конверт.
Едва Харли взял его в руки, как нижняя челюсть у него отвисла, а глаза из щелочек сделались почти нормальными.
— Но… ведь… Черт побери! — пробормотал он, явно ошеломленный. — Вот он!
— Что вы имеете в виду? — спросил Диллон.
— Да это же тот самый почерк! Никакого сомнения!
Выхватив у Харли конверт, Делия прочла: «Мистеру Тайлеру Диллону, Коуди (Вайоминг), Маунтенстрит, 214».
В верхнем левом углу красивым шрифтом было отпечатано: «Ранчо «Разбитое кольцо», Коуди (Вайоминг)».
Делия бросила конверт на стол, и его поднял Диллон.
— Итак, Уинн Коулс, — протянула она, как бы недоумевая.
Диллон кивнул и, еще раз взглянув на конверт, повернулся к Харли.
— Вы утверждаете, что фраза на листке, который вы обнаружили под телом Чарли Бранда, исполнена похожим почерком?
Не похожим, а тем же самым, — повторил Харли, производивший впечатление человека, у которого на глазах кто-то вытащил из цилиндра кролика. — Я не могу ошибиться — разглядывал записку сотни раз.
— И почерк в точности такой же?
— Как две капли воды.
— Чтоб меня черти взяли, — пробормотал Диллон. — Нам необыкновенно повезло. Я только вчера получил это письмо в конторе. Она прислала бумаги, необходимые для бракоразводного процесса.
Обычно я сразу выбрасываю конверты…
— Так это бумаги, связанные с бракоразводным процессом, — облегченно вздохнула Делия.
— Разумеется. А ты что подумала?.. Стой, мы оба с тобой, Дел, безмозглые тупицы! Два года назад Уинн Коулс носила фамилию Дурошеч. А потому она подписала записку инициалами «У.Д.».
— Значит, я права! Все-таки «пума».
— Да, ты угадала.
— И ее записку Харли нашел под телом отца. Следовательно, ей что-то известно о том, что случилось два года назад.
— Не обязательно, — заметил Диллон. — Давай не спешить с выводами, попробуем рассуждать логически. Учитывая сказанное Харли относительно почерка, а также инициалы «У.Д.», можно считать установленным, что записку писала Уинн Коулс. Прекрасно. А из этого вытекает: или Уинн Коулс сама обронила записку, и тогда выходит, именно она застрелила Чарли Бранда, или же листок потерял кто-то другой, но в таком случае она должна знать, для кого конкретно предназначалась записка, и остается лишь спросить: когда она писала ее и кому передала? Много труднее будет докопаться до истины, если верно первое предположение, то есть если листок потеряла Уинн Коулс.
В этом случае было бы неразумно спугнуть ее, расспрашивая о записке, тем более что она исчезла и не осталось никаких доказательств ее существования.
А потому необходимо от разговоров с Уинн Коулс на эту тему пока воздержаться. Можешь ли ты назвать хоть какую-то причину, которая послужила бы этой женщине поводом для убийства твоего отца?
— Нет, — ответила Делия, глядя прямо в глаза Диллону. — Если бы знала, то не стала бы скрывать. Не теперь. И не из стремления к возмездию… просто из желания прекратить этот ужас… А Клара сейчас у прокурора совсем одна… — Делия с трудом проглотила подкативший к горлу комок. — Я не думаю, что Уинн Коулс убила отца. Какие у нее для этого основания? И она никогда бы не взяла у него деньги. Я не люблю ее, однако не считаю способной на подлый поступок. Нужно спросить ее: с какой целью она написала записку и кому отдала?
Кто-то из нас должен поговорить с ней.
— Мы совершим большую ошибку, если Уинн Коулс каким-то образом причастна к преступлениям. Не исключено, что она является лишь вдохновительницей, а исполнял кто-то другой.
— Я этому не верю, — заявила Делия.
— Вы когда-нибудь имели финансовые дела с Уинн Коулс? — спросил Диллон старателя.
— Никогда не слыхал о ней.
— Женщина, которая купила ранчо «Разбитое кольцо».
— Ах эта… Доходили слухи, но я ни разу с ней не встречался.
— А вы не получали денег на разработку россыпей от Пола Эмери?
— От этого надутого выскочки? Никогда!
— Ну что ж, — сказал Диллон после некоторых размышлений. — Я могу сходить к ней и спросить, хотя эта затея и представляется мне довольно наивной.
Есть, конечно, еще одна альтернатива: мы можем передать полученные сведения окружному прокурору.
Он располагает необходимыми ресурсами…
— Вы имеете в виду Бейкера? — проворчал Харли. — И он посадит меня за решетку за то, что я соврал, когда заявил, что не умею читать. Но клянусь вам: если я снова окажусь в тюрьме…
— Этот путь все равно никуда не годится, — успокоил старателя Диллон. — Бейкер настолько глубоко увяз в политике, что уже не в состоянии беспристрастно смотреть на вещи, если бы даже и хотел, хотя нет никакой уверенности, что он этого хочет. Мы не можем никому из них доверять. Шериф у Бейкера под каблуком, играет роль мальчика на побегушках.
Франк Фелан душой и телом предан Лему Саммису, а это дело, скорее всего, затрагивает интересы Лема. — Диллон собрал со стола свои бумаги, включая и конверт с адресом, написанным рукой Уинн Коулс, запихнул их в карман и, оттолкнув стул, поднялся. — Хорошо. Схожу к ней и попытаюсь выяснить.
— Я пойду с тобой. — Делия тоже встала.
— Нет, Дел, пожалуйста, не надо. Уинн Коулс будет более откровенной в разговоре с глазу на глаз, чем при свидетелях. Я должен идти один. А тебе следует сидеть дома и ждать Клару. И еще. Что вы теперь думаете делать, Харли?
— Как что? — удивился старатель. — Пойду в свою комнату. Куда приятнее, чем бесцельно шляться по проклятым тротуарам.
— А вы понимаете, что являетесь мишенью?
— Мишенью?
— Да, для пули. Джексон располагал уликой против убийцы Чарли Бранда, его застрелили и забрали записку. Руфуса Тоула… но вам, наверное, еще неизвестно, что с ним приключилось. Тоула убили по той же самой причине, что и Джексона. Вы единственный оставшийся в живых свидетель, который может представить хоть какое-то доказательство, изобличающее преступника. Вы видели листок и знакомы с содержанием записки. Убийце, вероятно, об этом известно.
Кто знает о том, что вы убедили окружного прокурора в своем неумении читать рукописные тексты?
— Понятия не имею.
— Так, может, вы не откажетесь еще немного пожить на этом свете?
— Вот уже около семидесяти лет я успешно копчу небо и пока не спешу в другой мир, — пробурчал Харли.
— В таком случае вам, на мой взгляд, следует остаться здесь, в доме. Наверху есть свободная кровать.
— Я должен остаться здесь? — изумился Харли, вставая. — В своей экипировке? Мне лучше, я полагаю, отправиться в собственную конуру.
— Мой автомобиль у дома. Я вас отвезу, — предложил Диллон.
— Нет необходимости, — твердо заявил Харли. — Предпочитаю ходить пешком.
— Как хотите, упрямый вы человек, — покачал головой Диллон и повернулся к Делии: — Постараюсь возвратиться как можно скорее. До ранчо Уинн Коулс сорок минут езды, это на тот случай, если я не найду ее в городе. От нее я приеду прямо к тебе.
— Пожалуйста, нигде не задерживайся, — попросила Делия, касаясь его рукой.
— Понимаю, Дел. Приложу все силы.
Диллон нежно поцеловал девушку. Явно сконфуженный, Скуинт Харли живо отвернулся, на его обветренных щеках проступила легкая краска смущения.
Глава 17
Открыв дверь, Лем Саммис вошел в двухэтажное деревянное здание и, пройдя пять шагов, остановился, всматриваясь в окружавших его со всех сторон животных и птиц: оленей, гусей, орлов, бурундуков, кроликов, лосей, медведей, кугуаров. Но все они были лишь набитыми опилками чучелами, а потому Лем Саммис, особенно не задерживаясь, проследовал в дальний конец обширного помещения, где за перегородкой наконец обнаружил того, кого искал.
— Я трижды посылал за вами, — проворчал Саммис.
Сидевший у рабочего стола Куинби Пеллетт поднял голову. За последние дни в волосах у него прибавилось седины и он сгорбился еще сильнее.
— А мне в высшей степени безразлично, — заявил он спокойно. — Посылайте хоть тысячу раз.
Послушайте, Куин, сердито проговорил Саммис, подходя ближе. — Вы всегда держались независимо. Ничего не имею против. Но когда мы сообща разрабатываем одну и ту же жилу, а в данном случае так оно и есть, то подобная позиция неуместна и от нее никому никакой пользы. Бейкер удерживает вашу племянницу в здании суда. Ему не удастся доказать, что я, или вы, или кто-то из наших родственников причастен к убийствам, но он может устроить большой скандал, прежде чем я сумею остановить его. Бейкер упорно копается в прошлом вашей сестры и, возможно, заново изучает обстоятельства ее смерти. Не оставляет он в покое и мою дочь Эми. Ворошит все, что так или иначе связано с личной жизнью и работой Чарли и Дана. Сейчас у него Клара. Сегодня утром он в течение двух часов допрашивал вас. Мне необходимо знать, что конкретно вы рассказали Бейкеру.
— Я не сказал ему ничего существенного.
— Но вы сидели у него битых два часа!
— Повторяю: я не сказал ему ничего существенного.
— Некоторое время при вашем разговоре с окружным прокурором присутствовал Франк Фелан. Я беседовал с ним.
— Если Франк сообщил вам, будто я доверил Бейкеру что-то такое, что ни вам, ни мне не хотелось бы предавать гласности, то он солгал. А на ваши приглашения я не откликнулся по очень простой причине: я больше ни с кем не хочу говорить на эту тему, даже с вами. И без того слишком много всяких разговоров.
— И слишком много стрельбы, Куин.
— Это я знаю не хуже вас.
— Вы ничего не говорили Бейкеру об Эми и Дане?
— Нет.
— И вы и впредь не станете ничего говорить?
— Не стану.
— Честное слово?
— Можете мне верить.
Около десяти секунд Саммис пристально смотрел на Пеллетта, затем молча повернулся и вышел.
Начальник полиции Франк Фелан выскочил из-за письменного стола и, приблизившись к трем городским детективам в штатском, вне себя от ярости заорал:
— Кретины несчастные! Разве я посылал вас искать иголку в стоге сена? Нет, вы должны были найти губернатора Вайоминга! Может, вас снабдить его фотографией? Мне наплевать, где он прячется или кто его прячет! Найдите его, и баста! Его хотят видеть Лем Саммис и Олли Невинс! Сколько я должен вам повторять, бестолковые обезьяны? Убирайтесь, пока я не сварил вас в кипящем масле!
Спотыкаясь и натыкаясь друг на друга, троица поспешила из кабинета.
— Что вам еще нужно? — рявкнул окружной прокурор Эд Бейкер.
На стоявшего перед ним Кена Чемберса, шерифа округа Силверсайд, грубый окрик не возымел никакого действия.
— Я пришел сообщить кое-что о Скупите Харли, — сказал он, по обыкновению растягивая слова.
— А что с ним?
— Я немного понаблюдал за ним. Недавно он побывал в доме сестер Бранд на Валкен-стрит.
— Ну и что из этого следует?
— Я подумал, что вам будет полезно знать. Он пробыл там более часа. Только недавно вернулся в свою комнату.
— И почему вы решили, что мне необходимо об этом знать?
— Черт возьми! — не выдержал Чемберс. — Неужели вас выбирали только затем, чтобы избавить от всяких хлопот? Если вас не интересует, зачем Скуинт ходил к сестрам Бранд…
— С кем он там встречался?
— Я не сопровождал его под ручку в дом.
Недовольно хмыкнув, Бейкер снял телефонную трубку и коротко с кем-то переговорил. Вскоре в кабинет вошел молодой рослый сотрудник, выглядевший изрядно усталым. Бейкер спросил: известно ли ему, где обитает Скуинт Харли, и тот ответил, что неизвестно.
— Я покажу ему, — вызвался Чемберс.
— Премного благодарен, а ты, Джек, ступай с Чемберсом и доставь Скуинта Харли к нам.
— А постановление на арест имеется?
— Боже праведный, совсем запамятовал, — проговорил Бейкер с легкой иронией. — Зайди в типографию и попроси их изготовить специальное красочное приглашение.
— Ладно. Извините, что я еще осмеливаюсь дышать без спроса.
Когда Джек и Чемберс удалились, Бейкер через противоположную дверь прошел в соседнюю маленькую комнату без окон. Через застекленную крышу падал свет, мерно жужжал вентилятор. Клара сидела, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. При появлении окружного прокурора она встрепенулась и взглянула на него, прищурившись от яркого света.
— Ну как, пришли к какому-то решению? — спросил он, останавливаясь перед ней.
— Я хочу домой, мистер Бейкер.
— Я обещал отпустить вас к ужину. От вас никто не требует чрезмерных жертв. Вы же хотите, чтобы мы раскрыли преступления?
— Да, конечно.
— Но вы также сами понимаете: это практически невозможно осуществить, не сделав кому-то больно.
— Наверное.
— Вы же не станете покрывать убийцу?
— Нет, ни в коем случае.
— Тогда помогите нам, Клара, и покончим с нашим затянувшимся разговором.
Клара молча покачала головой.
— Вы не желаете?
— Я еще ничего не решила. Все это время я, кажется, проспала. Теперь я чувствую себя сносно и уже больше не усну.
— Вам принести сандвичи или еще что-нибудь?
— Нет, спасибо.
А в это время под тентом на веранде ранчо «Разбитое кольцо» в шезлонге с хромированным каркасом и надувными шинами полулежала Уинн Коулс, одетая в желтую шелковую пижаму. Рядом — небольшой столик с сигаретами, спичками, книгами и разной мелочью, без которой не обойтись молодой красивой женщине. Заслышав приближающиеся шаги, она отложила журнал и подняла голову. Под воздействием яркого солнечного света, заливавшего окрестности за пределами навеса, ее зрачки моментально сузились и приняли форму эллипсов.
— Приветствую вас, милый путник! — весело помахала она рукой. — Ваше появление — законный повод для доброго коктейля со льдом, в котором я настоятельно нуждаюсь. — Протягивая руку для пожатия, Уинн Коулс сдвинула брови. — Но боже мой, какое у вас лицо! Вы заметно осунулись! Я обещала быть в августе в Саратоге. Когда вы говорили со мной по телефону, я поняла по голосу, что у вас какое-то важное дело. Но, судя по вашему виду, речь, должно быть, идет о подлинной катастрофе.
Пододвиньте себе кресло. Вам виски или водки?
Чистое или разбавленное?
Уинн Коулс позвонила прислуге.
— Водки с содовой, — выбрал Тайлер Диллон, усаживаясь. — Моя наружность не может служить основанием для столь категорических заключений.
Это напускное.
— Значит, никакой катастрофы?
— Слава богу, пока никакой. Мне просто нужно спросить вас кое о чем. Немного информации, которая поможет молодому честолюбивому адвокату сделать карьеру.
— Чрезвычайно польщена.
Вошел слуга-китаец и, получив распоряжение относительно напитков, удалился.
— Но если вы не против, — возобновила разговор хозяйка, — то мне хотелось бы сперва самой получить кое-какую информацию. Как обстоит дело с Кларой Бранд? Священника застрелила она?
— Нет.
— Ее арестуют?
— Не думаю.
— Это уже лучше, черт бы побрал ее совсем. Самолюбива и ершиста не по годам. Сегодня утром я звонила ей три раза. Дважды она отказалась подойти к телефону, а потом заявила, что не нуждается ни в чьей помощи.
— Ее не трудно понять… Вполне естественно, — ответил Диллон, пытаясь соорудить на лице некое подобие улыбки. — Ее рупором являюсь я, собственной персоной.
— Оставьте этот легкомысленный тон, он вам совсем не идет. Я знаю: предмет вашего увлечения — младшая сестра. Влюблены по уши. Потому-то я не трачу напрасно свое время и силы на вас. Она и впрямь милая девушка. Когда вы позвонили, я подумала, что вам, возможно, нужны деньги на организацию защиты. С удовольствием внесу свою лепту.
— Спасибо, пока нет, но на всякий случай беру на заметку ваше предложение. В данный момент меня интересуют лишь некоторые события, произошедшие два года тому назад. — Диллон пристально посмотрел на нее.
— Для моей памяти — целая вечность. Вы требуете от меня подвига!
— И тем не менее давайте попробуем… В один прекрасный день вы взяли листочек белой бумаги и написали сверху слово «пума», на второй строке — «на охоте», ниже вывели число 450, а в самом низу проставили свои инициалы «У.Д.». Вы пользовались при этом черными чернилами. В то время вас звали Уинн Дурошеч.
— Неужели? О время, время, как оно быстротечно… А вот и наши напитки. — Уинн Коулс сдвинула в сторону книги и журналы, освобождая место для подноса с бокалами, и, помешав содержимое одного из них, протянула бокал Диллону. — Значит, я написала на листке слово «пума»… Именно два года тому назад я получила это прелестное прозвище. Между прочим, я должна вашей девушке бутылку хорошего вина. Если вы согласитесь отнести, она, вероятно, не откажется принять. По ее мнению, у меня пожизненный контракт с самим дьяволом.
— Вы помните эту свою записку? — спросил Диллон, пригубив из бокала.
— Помню ли я? — наморщила лоб Уинн Коулс. — Различные обстоятельства влияют на мою память, и в первую очередь неуемное любопытство. Я любопытна, как пума. Если я действительно писала упомянутую вами фразу два года тому назад, то как — черт возьми! — вы об этом узнали? И если вам уже известно содержание записки, зачем вам понадобилось ехать за тридцать миль, чтобы расспросить меня о ней?
— Мне, как адвокату, известно многое. Что же касается моих расспросов, то это, возможно, всего лишь предлог, имеющий целью замаскировать мое подлинное желание: наслаждаться великолепным коктейлем в обществе одной из красивейших и обольстительнейших женщин Америки.
— Вздор! Я видела, какими глазами вы смотрели на Делию Бранд. Как напиток? Нравится? Или слишком разбавлен?
— Нет, спасибо, как раз. И вы весьма обольстительны, о чем сами прекрасно знаете.
— Разумеется, — улыбнулась Уинн Коулс. — И я также всегда в состоянии определить, когда вы говорите искренне, а когда лукавите. А теперь относительно той фразы, якобы написанной мною на листке бумаги черными чернилами… Между прочим, какое тонкое восприятие мельчайших деталей!.. Вам придется освежить мою память и показать мне упомянутый листок с пресловутой фразой.
— Я бы с радостью, да не в моих силах.
— И почему же, позвольте узнать? Записка не у вас?
— Нет, не у меня.
— А у кого же?
— Понятия не имею.
— Где же вы ее видели?
— Я ее никогда и не видел.
— Ах вот как! — протянула Уинн Коулс с разочарованным видом. — Слушая вас, я уже, грешным делом, подумала, что вы держите записку у себя под подушкой. — Она отпила из бокала и быстро провела по губам кончиком розового языка. — Прекрасный коктейль.
— Вполне с вами согласен. — Диллон поставил бокал на столик. — Послушайте, миссис Коулс, вам явно доставляет удовольствие играть со мной в кошки-мышки, и в другое время и в иных условиях я не стал бы возражать и с удовольствием составил бы вам компанию, но сейчас дорога каждая минута, а я стараюсь прояснить очень важный момент, вот и спросил напрямик: вы помните, как писали подобную фразу на листке бумаги?
— В данный момент я ничего не помню. И прошу меня не торопить. Ведь стоит мне вспомнить, как вы сию же секунду помчитесь в суд, или в тюрьму, или куда-нибудь еще, а я пока не готова отпустить вас. Мы с вами еще по бокалу коктейля выпьем. — Уинн Коулс позвонила, вызывая прислугу. — Я страшно боюсь адвокатов. Мне всегда кажется, что они пытаются обвести меня вокруг пальца.
— Заметно, как вы дрожите.
— Конечно, вы не должны… Побольше льда, Джон… Вы не должны уж очень упрекать меня, если я снова полюбопытствую. Как я поняла с ваших слов, вы никогда не видели записку, не знаете, где она сейчас и у кого, а между тем вы так подробно ее описали, будто стояли за моей спиной, когда я водила пером по бумаге. Откуда у вас столь точные сведения?