В конечном итоге, когда все сроки выбора задания проходили, наставник предлагал своим незадачливым подопечным два-три задания на выбор. Обычно это был сбор сведений, слухов и их проверка где-нибудь в не очень отдаленной местности, о чем-нибудь не слишком важном – падеж скота, массовые драки, иногда – засуха, голод, воровство местных чиновников. Выбирать, конечно, было особенно не из чего, но приходилось – задания определял магистрат, эти сведения были ему для чего-то нужны, а любой несогласный в пять минут покидал не только стены академии, но и гильдию вообще. Со всеми вытекающими последствиями – без охранного знака гильдии менестрель много не заработает, ему просто не дадут, да и ни в один приличный дом на службу не примут.
   Таковы были нравы, царившие в академии в годы моего там обучения, из-за которых мы с товарищами и прозвали академию бардов «барделем».
   В то первое лето, пережив разгром наших грандиозных планов наставником Хуго и издевательства со стороны «прагматиков», многие мои товарищи безропотно приняли задания, предложенные наставником, и на том успокоились. Но я успокоиться не мог – почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Из упрямства и самолюбия – «Я им всем докажу, они еще узнают!» – я стал разрабатывать план самостоятельной экспедиции. Просиживал по ночам в библиотеке, ходил по городским тавернам, прислушивался к разговорам, выискивая какой-нибудь подходящий для себя слух, известие об опасных предприятиях. Время, проведенное тогда в библиотеке, не пропало даром. Во-первых, я неплохо изучил географию Файерана, а во-вторых, начал ориентироваться в том, где можно найти что-то по-настоящему опасное и неизведанное, а где все уже давно изведано.
   Подходящий слух нашелся – экспедиция из двух кораблей в одном из южных портов собиралась направиться к легендарному острову Фрунжима, обители западных эльфов, который и неизвестно доподлинно существовал ли вообще. Единственная проблема состояла в том, что времени до экспедиции оставалось совсем немного – около месяца. И за это время мне необходимо было преодолеть около тысячи лиг в неблагоприятных условиях. К тому же нужно было составить грамотную записку для совета наставников и убедить их выделить мне немного денег на это путешествие – сам я не мог собрать нужной суммы, как ни рассчитывал свои затраты.
   Записку я тогда составил и, несмотря на категорический отказ наставника Хуго одобрить мое задание, добился, чтобы его рассмотрели на совете. После жарких дебатов на этом самом совете, где наставник Митко едва не накинулся с кулаками на наставника Хуго, мое задание все же одобрили и выделили немного денег. Уже тогда, еще не отправившись в путь, я стал знаменитостью в академии: единственный со своего курса отправился в самостоятельную экспедицию – настоящую Экспедицию.
   Я успел на корабль и попал на остров Фрунжима, и это стало первым в моей жизни настоящим опасным предприятием. Возможно, если судьба сведет нас снова, я расскажу вам эту историю. Сейчас нам важно другое – последствия той моей первой экспедиции. Я вернулся из нее с целой горой трофеев: привез первую свою магическую вещь – перчатки с особыми свойствами, длинный эльфийский нож, новые сапоги и плащ, да много чего еще, в том числе и первый свой боевой шрам – на правой руке. Но самое главное – я привез карту.
   По ходу своего путешествия я, согласно плану экспедиции, утвержденному советом, делал записи о нравах и обычаях тех мест, где приходилось бывать, а также зарисовки местности, особенно береговой линии, мелей, кроме того, дорог, троп, горных перевалов. Эльфы, с которыми мне довелось пообщаться на острове, заинтересовались этими записями и предложили сделку. Они предложили сделать им подробные копии своих записей, возможно, дополнив их по памяти недостающими деталями, а они эти мои заметки-зарисовки наложат на свою, уже имеющуюся карту, подправят ее, если обнаружат неточности. И копию этой вот исправленной карты они передадут мне. Я удивился по глупости: «Зачем она мне?» Эльфы посмеялись надо мной и сказали, что любой капитан в Южных морях, не торгуясь, отдаст за такую карту как минимум сотню золотых. И оказались правы. Получив карту и кое-как сделав с нее копию, я легко продал ее капитану своего же судна за полсотни золотых. Это было удачной сделкой, поскольку еще полсотни капитан требовал с меня за проезд на его посудине.
   По возвращении в академию меня ждали восторженный прием моих товаришей-«романтиков», теплый прием наставника Митко и холодная ненависть моего старшего наставника Хуго. И он, наверное, выжил бы меня из академии, не пойди я сразу по приезде к казначею академии – магистру Тибо. Тибо был не слишком известным бардом, может быть, одну-две его песенки и распевали на Северном тракте, но не более. Кроме того, я не уверен, что он и их-то написал. Зная Тибо, смело могу предполагать, что он мог их и купить у другого, более талантливого, но менее оборотистого барда.
   У Тибо не было таланта барда, но у Тибо был талант торговца. Тибо умел выгодно продавать те Знания, которыми академия располагала в огромных количествах, но не умела реализовать. Тибо умел. Он продавал свитки с описанием ритуалов вызова дождя, трактаты по обнаружению руд, описания различных технических средств и прочее, прочее, прочее. У него буквально был нюх на покупателей, он умел предложить товар и убедить покупателя, что товар ему просто необходим. А поскольку штат академии постоянно увеличивался, медленно прибавлялось и число учеников, Тибо был нужен непрактичным бардам как воздух. Магистр Тибо обеспечивал расходы академии сначала как помощник верховного магистра, потом – как полноправный магистр. А со временем магистр Тибо приобрел право самостоятельно, без верховного магистра, рассматривать заявки магистрата на выделение средств, а с этим правом – огромное влияние. Фактически Тибо тогда был вторым человеком в академии, после верховного магистра Арилага.
   Я еще мало разбирался в официальной и реальной иерархии академии, потому к Тибо зашел почти по-свойски, как к рядовому наставнику. Зашел и сказал:
   – A y меня кое-что есть для вас! – и, показав ему карту, полученную от эльфов, предложил делать с нее копии и продавать капитанам. Тибо почуял выгоду сразу, едва только увидел карту у меня в руках. Глазки его сощурились, зубы обнажились в каком-то оскале, он стал рассматривать карту, слушал мои пояснения и приговаривал:
   – Так-так, интересно… – А потом вдруг спросил: – Чего ты хочешь за это?
   Я был молод, наивен, мне было неизвестно, что каждый стоящий трофей, принесенный из странствий, барды в нарушение устава передают Тибо не просто так, а за плату, и уже давно. Я искренне верил, что все, добытое мною в странствиях, принадлежит гильдии, так же как и я сам могу воспользоваться любым из трофеев любой экспедиции, если будет нужда. На самом деле, конечно, все обстояло совсем не так.
   А тогда я лишь пожал плечами и сказал что-то вроде того, что добывать трофеи для гильдии – мой долг, мне ничего не надо и все такое. Тибо посмотрел на меня с недоумением, потом усмехнулся и сказал:
   – Конечно, это так. Но заметь – ты один со всего курса отправился в настоящую экспедицию, да еще совершенно самостоятельно! И ведь добыл действительно ценный трофей! Разве тебя не нужно поощрить за это?
   Я снова лишь пожал плечами. А Тибо, сообразив, что имеет дело с наивным мальчишкой, быстренько заключил со мной очень простой договор. Мы условились, что я буду согласовывать с Тибо планы всех своих последующих экспедиций и принимать во внимание его пожелания относительно трофеев. А он в благодарность за это будет оказывать мне определенную помощь.
   – Ну вот, например, – сказал Магистр, – тебе же нужно будет писать отчет об экспедиции? И он будет объемным, этот отчет, займет не одну страницу, так? А где ты его будешь писать? В общей спальне, где кроме тебя еще девять горлопанов? – спросил магистр. Я растерялся, поскольку подумать об этом еще не успел. Но, подумав, сообразил, что Тибо прав – мы жили в комнатах по десять человек, и там не то что отчет писать, иногда разговаривать было невозможно – приходилось кричать, такой шум стоял. С удовольствием наблюдая мой растерянный вид, Тибо заключил: – Ну вот. А я смогу устроить тебе отдельное помещение. Квартиры магистра, конечно, не обещаю, но каморку на чердаке гарантировать могу. Как, по рукам?
   Он еще спрашивал! В те времена отдельная каморка казалась мне непозволительной роскошью, пределом мечтаний. Пораженный щедростью магистра, я лишь кивнул в ответ.
   – Отлично! – обрадовался Тибо. – Только маленькая просьба, – добавил он на прощание. – Когда закончишь отчет, покажи его сначала мне, ладно?
   С того дня Тибо стал моим покровителем. И Хуго, как бы сильно он ни ненавидел меня, посрамившего «прагматиков», оставалось держать свое недовольство при себе.
   Написание отчета действительно оказалось делом непростым, но очень увлекательным. Днем я проводил время на занятиях, а по вечерам в своей собственной «квартире» – малюсенькой каморе под крышей академии – писал отчет. Принявшись за этот труд, я обнаружил, что мне не хватает знаний для того, чтобы грамотно описать все увиденное и пережитое мной. Например, проходя через край, населенный скотоводами-дайками, я имел возможность наблюдать их свадебный обряд, который теперь и описывал. Но я не знал, как, например, называются жилища дайков, старшины их поселений, некоторые предметы быта, оружие. Через земли скотоводов я шел быстро – мне нужно было торопиться на отплывающий корабль, поэтому многого узнать просто не успел. А без этих знаний отчет выглядел убого; получалось что-то вроде: «Тот мужчина, который был в деревне самый главный, взял ту штуку, на которую был прикреплен тотем племени, и произвел ею круговое вращательное движение». Мне и без гадалки было ясно, что совет наставников разорвет меня за такой отчет. Приходилось восполнять пробелы в своих знаниях.
   Старый книжный червь, хранитель библиотеки бард Серго Ажан, уже привык к моим ежевечерним визитам, даже стал благосклонен ко мне. А покровительство Тибо еще и добавило этой благосклонности, поскольку вызванный к казначею хранитель во время разговора о том, что «надо бы посодействовать этому резвому мальчику», то есть мне, ухитрился выпросить у нашего торговца какую-то сумму на ремонт библиотеки. Так что Ажан меня теперь встречал с распростертыми объятиями и даже позволял брать некоторые, не особо ценные книги к себе в каморку.
   Каморка была моей особой гордостью, моим обиталищем, моим личным пространством. Здесь хранились мои вещи, на стене висел купленный у дайков охотничий лук, здесь за своим собственным письменным столом я проводил ночи напролет за чтением и писанием отчета. Стол этот со временем оказался завален бумагами, книгами, закапан свечным воском, кое-где присыпан хлебными крошками и залит вином – остатками поспешных трапез. Как выяснилось позже, это было его нормальное состояние.
   Помимо необходимых мне знаний в своих изысканиях я открыл и множество других, не нужных мне на тот момент, но чрезвычайно увлекательных сведений. Порою, увлекшись чтением очередной книги, я совершенно забрасывал отчет и возвращался к нему лишь тогда, когда дочитывал эту книгу. Так, например, меня увлекли «Описание обычаев драконов Диких земель», «История некромантии», «Интриги королей орков», да и многое другое. Благодаря этим, вновь приобретенным знаниям я совершенно случайно получил небольшой заработок, который мне весьма пригодился.
   В то время я был увлечен одной молодой особой, что служила в магической лавке в районе ремесленников. Несмотря на свою занятость отчетом, я то и дело сбегал в город, дабы повидаться с этой особой, даже ухитрялся писать ей восторженные стихи и передавать в небольших, но каллиграфически выписанных записках. Девица меня своим вниманием не баловала. Насколько я понимаю, она обладала кое-какими магическими способностями (иначе просто не могла бы работать в той лавке) и мечтала выйти замуж за дипломированного мага. А маги, как известно, к бардам относятся с легким презрением, как к несостоявшимся магам, магам-недоучкам, магам-неудачникам. Это, конечно, в корне неверно, но таково их расхожее мнение. Вот и девица хоть и принимала мои записки, маленькие подарки, но провожать домой себя не позволяла, а уж сходить со мной на танцы – и подавно не могла. В расстроенных чувствах после неудачного свидания я отправлялся в небольшую таверну неподалеку, где, если водились деньги, выпивал кружку-другую пива.
   И как-то раз, сидя в таверне, я услышал разговор двоих ремесленников о магических городах Парсикама с их Серебряными башнями. Конечно, дела мне не было до этого разговора, но один из ремесленников столь невежественно рассуждал об этих городах, так лживо их описывал, что я, несмотря на смятение чувств, не удержался и встрял в разговор:
   – Все это – полная чушь. Магические города Парсикама подробно описаны в книге барда Фловеля «Трактат о Серебряных башнях», и все там совершенно не так, как вы, любезнейший, рассказываете. Фловель провел около семи лет, странствуя по Парсикаму, и его описания очень подробны. Серебряные башни вовсе не отлиты целиком из серебра. Это каменные сооружения магического предназначения, покрытые как бы чешуей из серебра. А сделано это потому, что серебро очень хорошо воспринимает некоторые виды Тонких Энергий, и потому внутри здания возникают благоприятные условия для проведения магических процедур…
   Не только ремесленник, которого я перебил, но и его собеседник, да и вообще все присутствовавшие в таверне, разом замолчали и с интересом начали слушать мой рассказ. Обнаружив такое внимание к себе, я забыл на время даже о своем разбитом сердце и, увлекшись, стал подробно пересказывать книгу Фловеля. На это ушел целый вечер, а благодарная аудитория в конце моего рассказа поднесла мне кружку пива и куриную ногу в качестве гонорара.
   Вскоре я вновь оказался в той же таверне, где ко мне с порога обратился один из завсегдатаев:
   – Слушай, бард, расскажи-ка что-нибудь!
   Другие посетители его поддержали и даже сразу поднесли мне кружку пива в качестве аванса за интересный рассказ. Я согласился, начал увлеченно что-то рассказывать. Мне самому тогда было интересно поделиться только что прочитанными книгами с другими. Я снова целый вечер что-то рассказывал ремесленникам, а потом кто-то из них спросил:
   – Ну а завтра ты придешь?
   Не помню, что я ответил, помню только, что посещать таверну у меня выходило три-четыре раза в неделю. И очень скоро выяснилось, что количество посетителей в эти дни в таверне увеличивается. Я стал своего рода аттракционом для местных ремесленников, бесплатным развлечением по вечерам. Вскоре хозяин таверны сам предложил мне небольшую плату за то, что я буду три-четыре раза в неделю выступать в его заведении. Со временем я уже не только пересказывал книги, но и пел песни, читал байки и лицедействовал. Расположения той девушки, с которой все началось, я так и не добился, зато прошел хорошую школу выступлений на публике и подзаработал денег. В дальнейшем мне все это очень пригодилось. Да и вниманием девушек я тоже не остался обделен. Крутобедрые и грудастые – кровь с молоком – дочки ремесленников хоть и не были столь утонченны, как моя возлюбленная из магической лавки, зато были проще, сговорчивей и смотрели на меня с нескрываемым обожанием.
   Однажды я зашел к Тибо показать еще одну главу своего отчета и похвастался своим заработком. Тибо внимательно выслушал, задал множество уточняющих вопросов, ласково улыбнулся. А затем спросил: не понадобятся ли мне в моих будущих путешествиях Сапоги Странника, из кожи подземной гидры? Конечно, я не мог отказаться от таких сапог: легкие, прочные, ноги не устают и не потеют в них – можно пройти на десятки лиг больше, чем в обычных сапогах. А еще через месяц наиболее толковые ученики уже выступали практически по всем тавернам города и округи, половину своего заработка передавая Тибо. На лето наш магистр-казначей собрал целую бригаду учеников, которых отправил с гастролью по захолустьям в качестве летнего задания.
   Тем временем отчет, несмотря на все препятствия в его написании, подходил к концу, на дворе стоял уже конец зимы, и пора было выбирать себе новое задание на лето. В «своей» таверне я всегда прислушивался к разным разговорам, слухам, проявлял интерес к любой информации. И вскоре ремесленники сами стали обращаться ко мне, стремясь поделиться любыми, порой дурацкими сплетнями: в лесу неподалеку живет ведьма, которая обращается в черную кошку, маги наводят порчу на молоко – оно скисает, в сосудах из драконьего стекла крепкое вино может воспламениться и прочая чушь. Но иногда среди вороха небылиц попадались по-настоящему ценные сведения.
   Как-то раз двое моих постоянных «информаторов» – сапожник Жюв и ткачиха Эдита, едва я зашел в таверну, бросились ко мне и наперебой затараторили:
   – Ты слышал?! Слышал?! Отравили солдат на Северном берегу! Отравили каким-то ужасным ядом! Они почернели и обуглились все, а перед смертью страшно корчились и кричали! Нет, не корчились, они бились в судорогах!
   Жюв с Эдитой стали выяснять друг с другом, какой же ужасной смертью все-таки умирали солдаты, привлекая к себе внимание всех присутствующих. Я присел за ближайший столик и, поскольку уже имел некоторый опыт в таких делах, начал осторожно задавать уточняющие вопросы:
   – Когда это случилось? Сколько солдат погибло? Откуда известно, что они отравлены, а не заболели, например? Или укушены змеями?
   – Ха! Какие змеи в это время?! – усмехнулся Жюв. – Тем более на Северном берегу! Да там еще месяца три снег лежать будет! Нет, отравили солдат, точно!
   – В тех местах появился новый торговец рыбой, – перебила его Эдита, – который подрядился по дешевке снабжать рыбой гарнизон. А как только солдаты померли, торговец-то… – Эдита красноречиво развела руками и даже присела, – исчез! Точно, он потравил солдат!
   – Много солдат умерло? – продолжать спрашивать я.
   – Да весь гарнизон! – тут же ответил Жюв, но я, зная его, усомнился в подлинности этих слов. – Все как один! Человек сто, не меньше!
   Жюв не мог знать, что такие большие гарнизоны сегодня существуют только в крупных городах, а в крупном городе едва ли станут связываться с сомнительным торговцем рыбой. Тем более на Северном берегу, где этих торговцев пруд пруди. То есть подробностей ни Жюв, ни Эдита не знали, да я и не ждал от них большего. Теперь пришло время задать самый важный вопрос:
   – А откуда известие, кто принес?
   Оказалось, с севера приехал торговец, который регулярно покупал у Жюва с Эдитой товар, он этой новостью с ними и поделился. Задав для приличия еще несколько вопросов, я пустился в рассуждения о ядовитых видах рыб, о которых знал, честно говоря, не так и много. Ремесленники слушали внимательно, то и дело восклицая что-то типа: «Ну надо же! Не буду больше рыбу есть!» А я между тем подумал, что неплохо бы повидаться с тем самым торговцем, порасспросить бы его. Потрепавшись еще немного, отработав, так сказать, свою обязательную программу, я спел еще пару песен и решил, что могу уже уходить. Жюв с готовностью взялся проводить меня на постоялый двор, где остановился торговец с Северного берега, еще пара парней увязались за компанию, заинтересовавшись историей отравления гарнизона. Эдита же заявила, что она тоже причастна к истории, поэтому просто обязана пойти с нами. Такой вот делегацией мы и направились на постоялый двор.
   Но еще не дойдя до постоялого двора, мы услышали какой-то шум, возню и крик:
   – Держи вора!
   Всей своей компанией мы бросились вперед и за первым же поворотом увидели того самого вора – в черной накидке и с платком, закрывавшим до половины лицо. Вор, среднего роста крепкий парень, бежал нам навстречу, что-то сжимая в руке. За ним следом, безнадежно отставая, бежал толстяк в теплой шубе и, бестолково размахивая руками, кричал:
   – Держи его! Стой, негодяй! Отдай кошелек!
   Мы рассыпались по всей ширине улицы, практически перекрыв ее. Один из парней, увязавшихся за нами, кажется, его звали Боб, – подмастерье в кузнице, высокий плечистый парняга с огромными кулачищами, – стал демонстративно закатывать рукава. Вор остановился, окинул нас взглядом, задержал взор на Эдите, оказавшейся у стены здания. Та, почуяв, что вор может попытаться прорваться через нее как самое слабое звено в нашей цепи, выставила перед собой скрюченные пальцы и оскалила зубы, предупреждая вора:
   – Исцарапаю и укушу!
   А толстяк тем временем, увидев неожиданную помощь, прибавил ходу и стал уже приближаться к похитителю кошелька, крича на бегу:
   – А, попался, мерзавец! Вот я тебе сейчас!
   Вор, очевидно оценив по достоинству угрозу Эдиты, решил не искушать судьбу, резко развернулся и побежал назад, прямо на толстяка, который за ним гнался. Только что храбрившийся преследователь, похоже, струхнул, сделал несколько шагов, по инерции остановился и неуверенно проговорил:
   – Э-эй, ты чего? Эй, стой, не приближайся! – а потом вдруг истерически завопил: – Помогите! – и бросился наутек от вора, которого только что сам преследовал и обещал проучить. Мы, давясь от смеха, погнались за этой парочкой, словно на спортивных состязаниях – вор и его жертва впереди, как лидеры, мы впятером – чуть подальше. Причем вор и толстяк словно состязались на самом деле – они мчались уже наперегонки, практически рядом, и толстый демонстрировал совсем неплохую скорость, особенно в сравнении с тем, как бежал недавно, преследуя вора. Они бежали рядом какое-то время, постоянно оглядываясь друг на друга, отталкивая друг друга руками, словно им важно было друг друга обогнать. Затем толстяк споткнулся и стал падать. То ли чтобы сохранить равновесие, то ли чтобы все-таки задержать преступника, но он вцепился в куртку вора двумя руками и увлек его за собой на мостовую. Они грохнулись на камни, вор стал пинать толстяка ногами, пытаясь освободиться, но тот намертво вцепился в одну из этих ног и стал орать вообще все подряд.
   – Поймал! Поймал! – кричал он радостно, а затем почти панически: – Помогите! Помогите мне! – и после этого, обращаясь к вору, почти с мольбой: – Отдай кошелек! Отдай кошелек, добром прошу!
   Оглянувшись на нас и заметив, что мы приближаемся, вор бросил толстяку кошелек, отчего тот сразу же отпустил его ногу и вцепился в свое добро. Вор вскочил на ноги и помчался по улице так быстро, что нам его было уже не догнать. Да никто и не думал за ним бежать. Мы едва сами не падали на землю от хохота, как на комическом спектакле.
   – Благодарю, благодарю вас, добрые люди! – начал было толстяк, поднимаясь с мостовой и засовывая кошелек поглубже под шубу. И тут же осекся, взглянув на нас поближе: – Жюв! Эдита! Как я рад вас видеть! Ну, помогли старику, нечего сказать! И вам спасибо, молодые люди! – обратился он ко мне и парням-подмастерьям. – Позволите мне в виде благодарности предложить вам по стаканчику вина? – задал старик вопрос, очевидно уже зная на него ответ.
   Как вы сами уже догадались, это и был тот самый торговец с севера, с которым вели дела Жюв и Эдита и который привез в город страшную весть о гибели гарнизона. Звали его Салазар, родом он был откуда-то с юга, но там, по его словам, торговцев хватало и без него. И Салазар подался на север, где люди больше склонны к промыслу и ремеслам, а торговлю как таковую, по словам купца, там вообще за серьезное занятие никто не считает. Зато на Северном берегу, по словам Салазара, были развиты пушной и рыбный промысел, добыча золота и драгоценных камней. И там, как говорил торговец, мечтательно закатывая глаза, настоящую цену золоту, камням и пушнине никто не знал. Салазар возил на север дорогую обувь из тонкой кожи, по которой как раз Жюв и был большим мастером, различные ткани и пряности. А с севера вез драгоценные камни и золото. Всю эту ценную информацию он достаточно неосторожно выболтал нам, пока мы сидели за чаркой вина на постоялом дворе, где он остановился.
   Салазар мог бы еще долго расписывать достоинства торговли на Северном берегу, если бы его не перебил Жюв:
   – Ну ладно, толстый, хватит трепаться! Наш бард хочет услышать историю отравления гарнизона, расскажи ему поподробнее! – И Жюв указал торговцу на меня.
   Глаза Салазара загорелись, он обратил свой взор ко мне и спросил:
   – Достойный юноша принадлежит к гильдии бардов? – Я кивнул, но Салазар ответил сам себе: – О! Я вижу на вашей груди охранный знак гильдии! – с таким восторгом, что я невольно коснулся медной цепочки, на которой висел медальон. – Я буду счастлив поведать вам эту историю, о достойный бард! – с дрожью в голосе сообщил мне Салазар. Но я вынужден был его разочаровать:
   – Я пока еще не совсем бард. Я ученик академии.
   – О! – Казалось, мой ответ восхитил Салазара еще больше. – Достойный юноша станет дипломированным бардом! Его произведения будут записаны на бумаге! Позвольте узнать, о достойнейший, не собираетесь ли вы перенести на бумагу ту историю, которую я готов вам теперь поведать?