Мы попили воды, пожевали лепешек, посидели еще какое-то время. Светило уже окончательно спустилось за горизонт, начали сгущаться сумерки. Тропа, по которой мы шли, петляла где-то в густом лиственном лесу и становилась все менее различимой с каждой секундой. «Что ж, веселая предстоит ночка!» – подумал я, после чего с усилием встал, и мы снова двинулись в путь.
   Я не буду пересказывать всех подробностей того перехода – мы шли всю ночь, через одну-две лиги делая привал, с каждой новой остановкой все более долгий. Когда стало уже совсем темно, по кустам начали раздаваться шорохи и волчьи завывания, мы остановились и разожгли костер. На нем мы зажарили два куска солонины, я поел, начал дремать, и в полудреме мне почудились в темноте у тропы две пары горящих зеленых глаз. «Волки», – как-то отрешенно подумал я. Но в следующую секунду в эти глаза полетела горящая ветка, брошенная гигантом Бобом, а затем он сам, вскочив, с молотом в руках бросился в кусты, громко вопя:
   – Зашибу, твари!
   Из кустов послышались хрусткие удары и отчаянный визг, словно бы молодых щенят. А затем – стремительный шелест удирающей среди растительности стаи. Боб появился из кустов, держа в одной руке кувалду, а другой отирая забрызганное кровью лицо.
   – Ты смотри, подлюки! – бормотал он. – К костру они подобрались! Совсем обнаглели!
   Умиротворенный этим бормотанием, я забылся сном, но, как мне показалось, уже через секунду ощутил себя внутри какого-то страшного урагана – голова моя болталась из стороны в сторону так, словно должна была вот-вот оторваться. Весь сжавшись от ужаса, я открыл глаза и обнаружил, что это Боб всего-навсего пытается меня разбудить, встряхивая за плечи:
   – Эй, Жюльен! Просыпайся, светает уже!
   – Проснулся, проснулся я! – поспешил я заверить молотобойца и, выскользнув из его железных объятий, огляделся. Действительно, небо на востоке уже посерело, от нашего костра остались одни угли, и в предутренних сумерках наша тропа уже стала более или менее различимой. Хлебнув воды из фляг, мы двинулись дальше.
   Продвигались мы так же – короткими переходами, подолгу отдыхая. Странно, но после ночного происшествия с волками я как-то успокоился и уже не торопился на встречу с темным эльфом, не думал о том, сколь долгий путь нам еще предстоит пройти. Мы сделали еще один большой привал, снова поели, а затем Боб заявил, что чувствует где-то поблизости воду. Забрав обе, почти пустые фляги, он отправился на поиски ключа или речушки, небольшого озерка; в предгорьях всегда мало было собственно родников, зато случалось довольно много ручьев, бежавших с гор. Ручьи образовывали небольшие озерца, вода в которых, отстоявшись, была даже чище, чем в лесном источнике. Это была талая вода горных ледников, которую маги считали самой чистой на Файеране и в своих магических операциях использовали только ее. Вернулся Боб где-то через час весь в грязи, но с десятком грибов в шлеме, который он держал перевернутым в руках, словно небольшое ведерко. Как бы отвечая на мой недоуменный взгляд, Боб пояснил:
   – Поскользнулся и в овраг упал, – и добавил, протягивая мне шлем с грибами: – Прямо в грибницу.
   Я бегло осмотрел грибы – все крепкие, белые, ядовитых среди них не было, и спросил:
   – А что вода?
   Боб молча снял с плеча и протянул мне две полные фляги.
   Грибы мы нанизали на прутик, который Боб пристроил себе на спину словно торчащую из спины вверх стрелу. В таком виде он и двинулся дальше, обвешанный оружием и мешками со снаряжением и провизией.
   К отрогам Северных гор мы вышли только к полудню. Солнце стояло в зените и пекло немилосердно, совсем не по-весеннему. Мы сбросили свою поклажу прямо на опушке леса, за которой начиналась каменистая открытая местность, решили немного передохнуть и лишь затем идти искать камень, похожий на голову лошади. Глотнув воды и с наслаждением расправив затекшие плечи, я уже было собрался достать из мешков провиант, когда услышал голос Боба:
   – Да вот же он, этот камень!
   И, взвалив на плечо свое боевое орудие, молотобоец направился вперед. Поднявшись и оглядевшись, я тоже увидел огромный валун размером с небольшую скалу, который и в самом деле немного напоминал по форме голову лошади. Отбросив мешок с провизией, я двинулся следом за Бобом, внимательно оглядываясь по сторонам. Нигде вокруг я не видел ни эльфов, ни ящеров, ни даже следов пребывания кого бы то ни было. Только однообразная каменистая почва, постепенно повышающаяся в направлении сверкающего снежной шапкой пика остроконечной вершины, да огромные валуны тут и там.
   Казавшееся совсем небольшим расстояние до камня мы преодолели минут за двадцать. Оглянувшись назад, я прекрасно видел сброшенное в беспорядке наше снаряжение и ничего подозрительного вокруг – стройный ряд высоких деревьев, кустарник на опушке. Никого. Обернувшись к камню, я осмотрел каменное крошево под ногами – никаких следов, оглянулся вокруг – никого.
   Где-то позади слева послышался шорох, и, стремительно обернувшись, я увидел шагах в двадцати от себя крупного, серого, в пятнах ящера в боевых доспехах. Оскалив зубы, ящер несся ко мне, не издавая никаких звуков, кроме шороха камней под лапами.
   – Боб! – заорал я, выхватывая одновременно меч и кинжал и принимая боевую стойку. Бросив быстрый взгляд в сторону своего товарища, я увидел, что у него дела обстоят еще хуже – из-за «лошадиной головы» выскочил еще один ящер, совсем немногим мельче первого, темно-зеленого окраса и тоже в доспехах. Оскаленная его морда была уже в двух-трех шагах от Боба.
   А дальше произошло почти невероятное. Так же как во дворе академии, Боб стремительно и плавно скользнул в сторону, уходя от оскаленной пасти ящера, зубы рептилии звонко клацнули в воздухе. Затем гигант-молотобоец, издав громкий звук «х-ха!» на выдохе, прямо с плеча махнул молотом, со всей своей недюжинной силой опуская его на закованную в броню голову ящера. В воздухе поплыл гулкий звон, словно бы голова зверя под пластиной была пуста. Резко остановившись, ящер замотал головой, попятился и, издав протяжный не то рев, не то стон, опустился на задние лапы, а затем завалился на бок.
   Все произошедшее приковало мой взгляд на две-три секунды, не более, но когда я обернулся, атакующий меня ящер был прямо передо мной. Я вскинул руку с мечом, намереваясь воткнуть его зверю в глотку, но тут над каменистым плато раздался протяжный свист. Ящер передо мной застыл как вкопанный, пристально глядя мне в глаза. Налитый кровью взгляд животного вызывал невольную дрожь, но я не отводил глаз, гоня прочь всякие мысли о возможных финтах, уходах или бегстве. «Нет, – думал я, – только открытый бой. Пусть ты откусишь мне руку, тварь, но я вгоню тебе в глотку меч по самый пищевод!»
   – А ну, пошел вон отсюда! – раздалось сбоку, и, скосив глаза, я увидел Боба, летящего ко мне стремительными прыжками и грозно размахивающего кувалдой. Ящер тоже скосил на молотобойца глаза, а затем попятился на шаг назад. Боб с молотом в руках приближался, и ящер отступил еще на два шага. Загородив меня своим телом, Боб встал перед ящером и, показав ему огромный молот, спросил:
   – Во, видел? Только шаг сделай ко мне, я тебе все зубы вышибу, варан-переросток!
   Зверь, вытянув вперед шею и пригнув голову к земле, недовольно заревел.
   – Впервые в жизни вижу, чтобы человек остановил ящера, – вдруг раздался голос справа, с той стороны, где остался оглушенный Бобом зверь. Разом повернув головы, мы увидели рядом с мотающим головой ящером всадника. Это был темный эльф на очень крупном багрово-красном ящере, закованном в красную же, в тон его шкуре, броню. Насколько я понимал, это означало, что животное не продается и не сдается в аренду; оно служит вырастившему его эльфу, как его собственное продолжение, как часть его «я». Эльф был невысок и худощав, как и большинство эльфов, – в книгах бардов было написано, что такая конституция, а также особое питание продлевают срок жизни эльфов до ста двадцати – ста пятидесяти лет, – но сложен атлетически, подтянут и как-то невнятно опасен. Хотя в данный момент он сидел на своем звере, не проявляя никакой враждебности, несколько даже расслабленно. Только глаза его – цепкие черные глаза, прямо-таки горящие на бледном лице подземного жителя, – ощупывали нас с головы до ног. Одет он был в кожаную, клепанную стальными чешуйками, броню, в руке сжимал рукоять прямого эльфийского меча, и кроме того, с обеих сторон к поясу эльфа было прикреплено еще три разных клинка – что-то похожее на изогнутый ятаган, охотничий кинжал и легкий, возможно, метательный нож. К седлу со спинкой (именно со спинкой, поскольку удержаться в седле иной конструкции на ящере, бегущем на задних лапах, представлялось почти невозможным) был прикреплен довольно массивный, даже грубоватый арбалет необычной конструкции. Я еще подумал, что скорее всего это орочья работа, и меня это удивило – взаимная неприязнь между эльфами и орками давно стала притчей во языцех. Узкое, бледное и жесткое лицо эльфа не выражало враждебности и, казалось, не выражало вообще ничего, кроме, может быть, суровой сосредоточенности. И естественно, верхние края его ушей были заострены.
   – Ты меня удивил, юный воин, – обращаясь к Бобу, сказал эльф. – Видимо, я знаю о ящерах гораздо меньше, чем думал ранее.
   – Я не воин, – исподлобья глядя на эльфа, ответил гигант-молотобоец своим самым суровым голосом. – Я подмастерье кузнеца.
   – Не может быть! – сказал эльф, и губы его дрогнули в подобии улыбки; похоже, суровый голос Боба не произвел на него впечатления. – Я не мог так сильно ошибиться, – заявил всадник и, прищурившись, впился глазами в фигуру Боба, словно бы пытаясь разглядеть на нем некое невидимое клеймо с указанием его Предназначения. – Нет, ты воин, – через пару секунд подвел он итог своим изысканиям, – хотя, возможно, еще и сам не знаешь об этом. Итак, юный воин и… – взгляд эльфа переместился на меня, и я буквально кожей ощутил, как этот странный всадник вглядывается в мое лицо, – …и юный бард. Пройдоха Тибо послал вместо себя двоих юношей, – сделал вывод темный эльф. И добавил: – Что ж, на человека, который начинал карманным воришкой в Регентролле, это очень похоже.
   Затем, легко спрыгнув с ящера, темный эльф, не повышая голоса, подозвал зверя, все еще стоявшего прямо перед нами:
   – Рэглер, ко мне! – и, не дожидаясь исполнения приказа, обернулся к пострадавшему в схватке с Бобом ящеру: – Оррил, девочка моя, как ты?
   Зверюга, которая вдобавок оказалась еще и «девочкой», жалобно проревела в ответ. Она уже встала на ноги, но как-то неуверенно покачивалась на них, словно бы с трудом удерживая равновесие. Эльф похлопал себя по бедру, словно бы подзывая собаку, и «девочка» послушно поплелась к нему осторожной и неуверенной походкой. Самец Рэглер уже был рядом и встал сбоку от верхового животного эльфа – самого крупного в этой троице.
   – Я приношу свои извинения юному воину и юному барду за свою неудачную шутку, – с легким наклоном головы, однако без тени раскаяния в голосе сообщил нам темный эльф. – Я ожидал здесь… других людей. Принимаются ли мои извинения?
   Боб смотрел на церемонного эльфа с сомнением и удивлением одновременно, но своего молота из боевого положения так и не опустил. Последний вопрос явно затруднил моего товарища, и он обернулся ко мне с короткой фразой:
   – А?
   – Мы принимаем твои извинения, Сын Тени, – ответил я эльфу, как того требовал церемониал, вычитанный мною в одной из книг.
   – Могу ли я узнать ваши имена? – снова обратился к нам с ритуальной фразой эльф.
   – Боб Крейн, молотобоец, и Жюльен Петит, ученик академии бардов, – ответил я и сам задал ритуальный вопрос: – Назови и ты свое имя, Сын Тени.
   – Я Риголан, воин из клана Танцующих Теней, – вновь слегка склонив голову, представился темный эльф. Затем губы его вновь слегка изогнулись, что, похоже, означало у Сына Тени, как именовали себя темные эльфы, улыбку, и он произнес: – Значит, бард Жюльен и Боб-молотобоец. Так-так! Не могли бы вы теперь объяснить мне, господа, для чего господину Тибо столь срочно понадобились два обученных ящера? Поскольку вы, возможно, не в курсе наших с ним отношений, – добавил Риголан, – и едва не пострадали от моей глупой шутки, предназначенной не вам, могу пояснить – мой договор об отношениях с Тибо не предусматривает столь неожиданных заказов. Думаю, я вправе знать, чем вызвана такая спешка, раз уж я здесь и оба ящера со мной.
   – Вообще-то звери нужны именно нам, а не магистру Тибо, – выступая из-за спины Боба, пояснил я, а молотобоец наконец опустил свою кувалду. И я продолжил: – Я ничего не знаю о вашем договоре с магистром, не могу отвечать по его обязательствам, но готов заключить с воином Риголаном свой собственный договор… если мы сумеем договориться о рассрочке платежа. Нам необходимы эти звери для выполнения нашей миссии, – добавил я, кажется, с просительными интонациями в голосе.
   Пока я говорил, Риголан не отрываясь смотрел мне в глаза. Когда я закончил, он отвел взгляд, и губы его снова начали кривиться в усмешке.
   – Ага! Значит, юный бард выбрал себе задание на лето, – скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Риголан, но я на всякий случай кивнул. А эльф продолжал: – И это задание столь серьезно, что старый скряга Тибо готов рискнуть своими отношениями с кланом Танцующих Теней, без всяких предварительных условий срочно заказывая двух ящеров и оплачивая их по совершенно немыслимой цене… – Мы с Бобом переглянулись, и молотобоец выпятил губу, словно бы говоря: «Ничего себе!» – Нет, теперь я во что бы то ни стало должен узнать все о вашей миссии, – подвел итог своим рассуждениям темный эльф и обратился к нам: – Кстати, не хотите ли вы устроить привал после ночного перехода?
   Конечно, мы хотели отдохнуть, и не только после перехода, но и после стычки с ящерами, которая взвинтила нам нервное напряжение до предела. Но тут выяснилось, что организовать привал не так-то просто – все наше снаряжение осталось довольно далеко от того места, где мы находились. Нагружаться им и тащить на себе нам не просто не хотелось – мы опасались, что, нагруженные, станем легкой добычей для темного эльфа и трех ящеров, если они захотят напасть. И хотя вслух ни я, ни Боб не высказали такого опасения, лишь взглянув друг на друга, мы поняли все без слов. Да и наш новый знакомец, Сын Тени Риголан, похоже, также все понимал. Именно он и предложил:
   – Укажите мне, где находится ваше снаряжение, я съезжу за ним вместе с Рэглером и привезу.
   На том и порешили. Правда, едва наш остроухий знакомец отъехал на безопасное расстояние, Боб пробормотал, с хрустом ломая сухой кустарник на топливо для костра:
   – Вот сейчас погрузит наше барахлишко на своего ящера – и поминай как звали!
   – Нет, – покачал я головой. – Он оставил здесь самку, которую ты оглушил, а значит, вернется. Темные эльфы никогда не бросают своих ящеров.
   Боб посмотрел на меня с сомнением, но спорить не стал. Затем подозрительно покосился на оглушенную им самку Оррил, от чего та нервно затопталась на месте, затем отвернулась, и, похоже, удовлетворенный, вернулся к работе.
   Уже через полчаса мы сидели вокруг костра, все втроем, трое ящеров отдыхали, разлегшись на солнце у огромного камня-головы лошади, Боб жарил солонину, а я пересказывал Риголану историю отравления гарнизона в далеком Гасенске. Сын Тени слушал внимательно, ловя каждое слово. Когда я закончил, он долго молчал, уставившись в огонь. Наконец поднял на меня прищуренные глаза, какое-то время пристально смотрел, так, что мне пришлось приложить усилие, чтобы выдержать этот взгляд.
   – Что ж, юный бард, – сказал наконец Риголан, – ты и в самом деле выбрал себе достойное задание. Настолько достойное, что, боюсь, тебе оно может оказаться не по силам даже в компании с твоим удивительным товарищем, – кивнул он в сторону Боба, от чего тот подозрительно покосился на эльфа. После этого укротитель ящеров встал, принял официальную позу, заставив тем самым поспешно вскочить и меня. – Бард Жюльен, – снова обратился ко мне Риголан ритуальным голосом, – как вдохновитель и глава этого опасного предприятия принимаешь ли ты мое предложение сопровождать тебя до самой конечной цели твоего путешествия?
   Предложение было столь неожиданное, а определение «вдохновитель и глава» настолько поразило меня, что я не нашелся с ответом. В растерянности я обратил свой взор к Бобу, но тот, похоже, был удивлен не меньше моего – сидел раскрыв рот и только пожал плечами в ответ на мой взгляд. Растерявшись, вместо ответа я произнес:
   – Мне казалось, эльфы не вмешиваются в дела людей…
   – Лесные эльфы не вмешиваются в дела людей, – поправил меня Сын Тени Риголан, – да еще эти высокомерные выродки с запада. Или, как их еще называете вы, люди, светлые эльфы не вмешиваются в ваши дела. Сыны Тени живут рядом с людьми и не могут не вмешиваться в их дела. Но мы всегда стремимся получить согласие людей на это вмешательство, как я сейчас пытаюсь получить твое. Я снова повторяю свой вопрос, бард Жюльен: принимаешь ли ты мою помощь, помощь моего оружия и моих ящеров в этой опасной экспедиции?
   – Насколько я понимаю, поход может оказаться очень опасным, – ответил я. – Магистр Тибо даже полагал, что мы с Бобом рискуем жизнями, отправляясь в него. Если Сын Тени присоединится к нам, он будет рисковать своей жизнью тоже.
   – Поверь мне, юный бард, я прекрасно понимаю, насколькоопасно это предприятие, – снова скривив губы в усмешке, ответил эльф с нажимом на слове «насколько». – Принимаешь ли ты мое предложение?
   Я снова взглянул на Боба, и тот опять пожал плечами, но произнес:
   – Все равно ящеры мне не нравятся…
   – Я принимаю твое предложение, Сын Тени Риголан, – обернувшись к эльфу, ответил я. Риголан чуть склонил голову в ответ на это и снова опустился на свое место у костра. Я тоже присел. Покачав головой, я заметил: – Ты меня очень удивил, Риголан. Во-первых, своим предложением – я так и не понял, чем оно вызвано и какое тебе дело до далекого северного гарнизона людей. А во-вторых, я не знал, что эльфы могут испытывать друг к другу столь неприязненные чувства. Как ты назвал жителей Фрунжимы – «эти высокомерные выродки». Тем более что я не заметил в них особого высокомерия.
   Риголан удивленно вскинул бровь и медленно поднял на меня глаза:
   – Юный бард посещал остров Фрунжима?
   – Я был там в прошлом году, – ответил я. – Мое первое летнее задание.
   Риголан смотрел на меня в упор, его бесстрастное лицо почти выражало удивление. Наконец он произнес:
   – Юный бард добьется очень многого, если его первым заданием было путешествие на Фрунжиму. Ты благороден и смел, юный бард. Не понятно мне только, почему ты остаешься в подчинении у таких, как Тибо? Будь ты Сыном Тени, тебя бы выгнали из клана – для того чтобы ты основал свой собственный клан.
   Я лишь пожал плечами в ответ на это; у эльфов свои порядки, у нас – свои. Риголан, похоже, этот мой жест истолковал верно и примирительно поднял руку:
   – Нет, я не пытаюсь навязать людям законы Сынов Тени. Просто меня многое удивляет в вас.
   – А меня – в вас, – в свою очередь заметил я.
   – Да! – с энтузиазмом поддержал меня Боб.
   – Ты недолюбливаешь светлых эльфов, ты возишь с собой арбалет орков, хотя эльфы считают орков заклятыми врагами… – продолжал я.
   – Лесные эльфы, – снова поправил меня Риголан, – и эти… с запада. Сынам Тени существование орков не мешает. К тому же они прекрасные специалисты в механике, и мой арбалет – яркое тому подтверждение. Его механизм позволяет одним движением натягивать сразу две тетивы и одновременно подавать на ложу четыре стрелы, по две на каждую взведенную тетиву. Внутри ложа арбалета устроен барабан, наполненный стрелами, который проворачивается после каждого выстрела. Такое только орки могли придумать – совершенный механизм для убийства. Поэтому мы ведем с ними торговлю. Хотя, конечно, иногда случаются и недоразумения, стычки. Но это не страшно, – заверил нас Риголан, – орки свирепы, но не злопамятны. К тому же наивны, как дети. Стоит им поднести какой-нибудь необыкновенный дар, и они забывают любую обиду.
   Риголан продолжал меня удивлять. Об орках бардам было известно мало – они просто боялись ходить в орочьи земли, в лапы к свирепым варварам со звериными лицами. О темных эльфах люди не знали почти ничего, поскольку народ этот, живя в подземельях Западных и Северных гор, в непосредственной близости от людей, тщательно скрывал любую информацию о себе. Несколько книг, написанных Высоким Слогом, темные эльфы передали людям, но это были в основном художественные произведения – стихотворные баллады, повествующие о возвышенной любви. О своем быте, клановом устройстве и порядках Сыны Тени людям рассказывали мало, лишь при крайней необходимости. Более того, в обиходе они даже не пользовались Высоким Слогом, единым для всех эльфийских племен, – говорили на своем особом наречии. На свою территорию Сыны Тени людей не пускали, а воевать с ними в пещерах было делом безнадежным – они видели в темноте, а их ящеры могли висеть в засадах, на стенах пещер, целыми сутками, чтобы затем обрушиться прямо на голову агрессора. Кроме того, рассказывали, что в подземельях жил какой-то особо безжалостный и смертоносный вид драконов – черные, или подземные, драконы, огненное дыхание которых в закрытом пространстве пещер было особенно опасно. Некоторые феодалы иногда пытались ловить и допрашивать Сынов Тени, выходящих из подземелий на поверхность для торговли, обмена и сбора сведений. Но это никогда ничего не давало – под любыми пытками темные эльфы молчали и умирали, так ничего и не рассказав. Зато потом клан убитого всегда мстил за его смерть – невидимые убийцы могли проникнуть даже в замок феодала, чтобы выпустить в него отравленную стрелу или ударить ножом. В конце концов люди в большинстве своем перестали интересоваться жизнью темных эльфов. Их просто терпели рядом с собой, а со временем обнаружили, что такое соседство может приносить даже пользу – как, например, Тибо, которому Сыны Тени продавали ящеров. Поэтому любая информация о жизни этого странного племени была для барда просто сокровищем.
   – Сыны Тени уже давно отошли от своих заблудших собратьев, – продолжал свои пояснения Риголан. – Об этом есть старинная легенда… – Эльф замолчал, словно раздумывая, стоит ли нам доверять эту легенду, а я даже чуть подался вперед в нетерпеливом ожидании. Подумав, Риголан все же продолжил: – Ты благороден и смел, юный бард, кроме того – ты теперь мой товарищ. Думаю, я могу доверить тебе эту легенду, и Тень не прогневается на меня…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента