Страница:
Значит, летят они в теплые края.
«Думай».
Когда ее отсутствие заметят? На работе знали, что на выходные Зула едет кататься на лыжах. Сегодня она не появилась; решат – отсыпается. Затем – когда? Через пару дней? – забеспокоятся.
И что потом?
Поедут к Питеру, увидят ее машину (если, конечно, русские не скинули «приус» в соседнюю речку), но ничего подозрительного не найдут.
Зула исчезла с лица Земли.
Ее это очень расстроило, даже в глазах защипало, но она не заревела – наплакалась у Питера, когда все стало совсем плохо. Потом, правда, наивно поверила, что проблема решена. Будто из такой передряги можно легко выпутаться. Теперь Зула возвращалась к тому, с чего начинала, – к слезам и к мыслям о том, что делать.
Зула привела себя в порядок, слегка освежила тушь. Никто не должен заметить, что она тратила силы на макияж, но и терять облик ей не хотелось. Надо показать, что ни гордости, ни воли она не лишилась.
Зула причесалась, стянула волосы в хвост, надела самое чистое из найденного в рюкзаке, вернулась в салон, подняла спинку своего кресла, посмотрела на бесконечные горы и спросила Питера:
– Который час?
– Не знаю. Телефон забрали.
Она немного помолчала, потом объявила:
– Нас везут в Сямынь.
– Это ж на другом берегу океана! – сдавленно прошептал Питер.
– Ну и что?
– А то, что мы все время летим над горами.
– Воздушный путь из Сиэтла идет не над Тихим океаном, а по дуге большого круга через север: остров Ванкувер – юго-восточная Аляска – Алеутские острова – Камчатка. – Зула кивком показала в иллюминатор. – И везде вот такие горы – молодые, крутые. Зона субдукции.
Соколов, не отрываясь от бумаг, произнес единственное слово:
– Владивосток.
– Вот видишь?
– Это что?
– Город на восточном краю Сибири.
– Сибирь. С ума сойти.
– Но летим мы все равно в Сямынь. Других объяснений не нахожу.
– А вдруг они просто хотят привезти нас в Россию и…
– И что – убить? Это можно было сделать в Сиэтле.
– Ну, не знаю. Есть же такая штука, как белое рабство.
– Я не белая.
– Не важно.
– Ты сам видел Иванова. Ему интересно только одно – найти Тролля. И… – Она не решалась произнести это слово. Хотя чего тут мяться. – …убить.
– Другого объяснения нет, – наконец согласился Питер. – Видимо, они хотят чем-то загрузиться во Владивостоке и дальше лететь в Сямынь.
Для Зулы разговор оборвался на слове «убить». Ее втянули в план убийства. В памяти стали всплывать события в доме Питера. Тогда она была уверена, что звонок Корваллису – единственное верное решение, но теперь, заново прокручивая все в голове, начинала сомневаться.
Из двери в кормовой переборке стремительно вышел Иванов в банном халате и, не обращая ни на кого внимания, прошагал в уборную.
Питер с ногами залез в кресло, сжался в комок, обхватил колени руками и опустил голову.
Сначала Зулу это рассердило. Однако Питер имел преимущество – он очнулся раньше, у него было больше времени все обдумать. Проходили минуты, новизна ощущений от путешествия частным самолетом таяла, и Зула начинала понимать то же, что успел понять Питер: живыми им не выбраться.
Из уборной, уже приведя себя в порядок, возник Иванов и прошагал обратно, бросив на Зулу безразличный взгляд. Вся его прежняя учтивость исчезла – она служила цели, которой больше не существовало.
Питер наблюдал, как Зула смотрит на Иванова, и, когда тот исчез за дверью, сказал:
– Прости.
– Кто же мог знать.
– Все равно прости.
– Нет. Эта история с «REAMDE» – полная случайность. Просто не повезло. – Она помолчала пару минут, потом прибавила: – Хотя на твой взгляд, все, возможно, обстоит иначе.
– А?
– Ты думаешь: вот добьются своего… – Зула чиркнула пальцем поперек горла.
– В общем, да. Так я и думаю.
– То есть ты полагаешь, что это вроде как… нормально. Обычное дело. А вот я так не считаю.
Питер предостерегающе показал глазами на Соколова.
Самолет пошел на снижение. За окнами по-прежнему сияли белые вершины.
– Значит, те, другие, в Сиэтле… – начал Питер.
– Местные бандюки, – закончила за него Зула.
– Наемники.
– Угу.
К самолету подъехала машина, из нее вышли несколько человек, Соколов побеседовал с ними, и люди уехали. Иванова больше не было слышно. В салон вместе с сигаретным дымом доносились незнакомые голоса.
– Иванов сказал, что он труп. Помнишь? – спросила Зула.
– Конечно.
– То есть обычно такими делами он, видимо, не занимается.
– Тогда чем все это объяснить?
– Тем, что он отчаялся.
– Спасибо, обнадежила.
– Но в таком случае надежда действительно есть.
– Да?
– Если бы он рассчитывал остаться в живых, то избавился бы от нас, чтобы скрыть следы. Но он уверен, что умрет, поэтому не строит долгосрочных планов.
– Тогда вдруг мы успеем спастись, прежде чем его прикончат?
– Не исключено. Мы ему нужны, пока помогаем искать Тролля.
– Он думает, что мы можем найти Тролля.
– Ну, это уже по твоей части.
– Да. И на мой взгляд, дело безнадежное, если только мы не получим доступ к данным провайдера и не посмотрим логи. Это даже в Сиэтле непросто, а тут мы – кучка иностранцев посреди Китая. Не смешите меня. – Питер слабо улыбнулся. – Вот почему я никогда не хотел работать в высокотехнологичных компаниях.
– Почему?
– Потому что в них техзадание постоянно ставят менеджеры, которые сами в процессе ничего не понимают, зато у них есть какие-то свои таинственные мотивы.
– Значит, напустим еще больше таинственности. Поступай как те менеджеры.
– То есть как? Это уже по твоей части.
– Задавай ожидания, делай вид, будто трудишься, отчитывайся о ходе работ.
– А как быть, когда у них лопнет терпение?
– Понятия не имею. Я не говорила, что знаю ответ.
В двери показался человек. Зула тут же пришла к выводу, что это очередной головорез Иванова, вроде тех, из Сиэтла. Она судила по внешнему виду: по росту, комплекции, ежику рыжевато-русых волос, по плащу (темно-зеленому, до середины бедра, как будто военного кроя и довольно свободному – под таким можно спрятать гранатомет) и по черным поношенным ботинкам с носами, армированными сталью. Взойдя по трапу, человек скинул на пол большую сумку – довольно стильную, вроде почтальонской, с лямкой, которую перекидывают наискосок через плечо.
Первым делом незнакомец нырнул в кабину. Некоторое время были видны лишь его затылок и могучая шея. Вдоволь насмотревшись на приборы, он с интересом воззрился на дверь в туалет, потянул ее, сложил гармошкой, оглядел уборную сверху донизу. До сих пор он стоял сгорбившись, опасаясь что-нибудь сшибить, поэтому теперь запрокинул голову, выставив напоказ крепкие, но желтоватые и неплотно стоящие зубы, провел над собой ладонью и убедился, что, если выпрямится, не проткнет потолок своей щетинистой, заостренной кверху головой. Тут он заметил Зулу с Питером. У него были светло-серые, широко посаженные глаза и крупное костистое лицо – румяное и чуть загорелое. Смотрел незнакомец удивленно, с любопытством, но совершенно спокойно.
– Здравствуйте, – осторожно начал он, и Зула поняла, что английский для него не родной. Этот человек хотел наладить контакт.
– Здравствуйте.
– Я Чонгор.
– Хакер Чонгор? – уточнил Питер.
– Да. – Чонгора такое определение если не позабавило, то уж точно удивило. Проход был для него узковат, поэтому он вытянул вперед руку с сумкой и только тогда смог протиснуться между креслами.
– Я Питер. Обо мне вы, очевидно, слышали, – сообщил Питер недовольно, почти враждебно.
К церемонии знакомства Чонгор отнесся крайне серьезно: шагнул вперед, протянул руку (Питер недоверчиво ее пожал), потом обернулся к Зуле и стал ждать.
– А это Зула, – объявил Питер так, будто, услышав ее имя, полагалось падать ниц.
Чонгор склонился и поцеловал протянутую ему руку, но без всякой манерности, совершенно обыденно, затем положил сумку на кресло – бережно, будто в ней лежало что-то ценное и хрупкое вроде ноутбука, – и сел напротив новых знакомых.
Питер стал ворочать свое сиденье (сложившаяся диспозиция его нервировала), но в итоге оказался лицом к лицу с гостем, а как истинный интроверт очень этого не любил.
Настала долгая неловкая пауза.
– Кто хочет начать? – спросила Зула.
Чонгор взглянул на Питера – тот явно не хотел – и, изобразив жестом «ну, раз так…», заговорил на абсолютно грамотном английском, хотя и с сильным акцентом:
– Вчера произошла та история с письмом Уоллеса. Спустя пару часов меня попросили приехать на встречу в Москву. Я приехал. Никакой встречи не было – мне порекомендовали сесть в самолет… – Он кивнул в сторону иллюминатора. – Я послушался и сел, а со мной – еще толпа людей определенного сорта. И вот я здесь и ничего не знаю.
Питер и Зула не проронили ни слова, что показалось Чонгору отчасти невежливым, отчасти забавным.
– Вы спросили, кто хочет начать, а не закончить, – напомнил он, но, так и не дождавшись ответа, решил зайти с другой стороны: – С вами, видимо, было так же.
– Не совсем, – сказала Зула. – Все началось в доме Питера с убийства Уоллеса.
Чонгор удивленно уставился на Питера.
– Ты убил Уоллеса?
К своему изумлению, Зула расхохоталась. Нейронные цепи, отвечающие за смех, похоже, не считались с мнением высших отделов мозга о неуместности веселья.
– Нет-нет, – ответила она. – Убили его русские. А потом привезли нас сюда.
– Это не очень хорошо.
– Я знаю. Что бы он ни натворил, он не заслуживал…
– Я хочу сказать, это не очень хорошо для нас с вами.
– Насчет того, что для нас это крайне плохо, мы не заблуждались, – фыркнул Питер.
– А вот я заблуждался. – Чонгор был ошарашен.
Ничего удивительного – он только что понял, что его втянули в историю с убийством.
– Жаль, – заметил Питер. – А мы надеялись, ты объяснишь, какого черта тут происходит и кто эти люди. Мы вообще ничего не знаем.
В лице Чонгора произошла перемена. Он перестал просто переживать и начал думать.
– Вообще ничего? В самом деле?
Питер уже раскрыл рот, чтобы ответить, но сдержался.
– Даже о фокусах с номерами чужих кредиток? – уточнил Чонгор. – Или это по части Зулы?
– Зула ни при чем, – вздохнул Питер. – Базу номеров продал Уоллесу я.
– Ту, из-за которой бесится Иванов?
– Да.
– Ну, тогда нам есть с чего начать. Что вы знаете о ребятах вроде вот этих?
– В смысле о русской… – Питер не решался сказать то самое слово.
– …мафии, оргпреступности – как ни назовите. – Чонгор развел руками. – Они совсем не такие, как в кино или по телевизору…
– Да неужели? Прилететь на частном самолете, убить Уоллеса в моем доме – по-моему, как с экрана писано.
– Это для них абсолютно нетипично. Откровенно говоря, я потрясен.
– Спасибо, успокоил.
– В основном они занимаются очень нудными вещами – зарабатывают деньги вопреки невероятно убогой финансовой системе. Других мотивов – куража или насилия – у них нет. Свой капитал они сколотили в России, но не торговлей оружием или наркотиками, а накрутками цен на узбекский хлопок. Потом переехали в США и Канаду и взялись за мошенничество: со страховками, с налогами на бензин, с кредитными картами – в особенности с кредитками.
– А ты здесь при чем? – поинтересовалась Зула. – Если, конечно, можно спросить.
– Спросить можно. Однако отвечать я не стану. Мне тут нечем гордиться.
– Ладно, не отвечай.
Чонгор задумался.
Поначалу Зула решила, что ему за тридцать. Теперь же, обратив внимание на свежесть лица и на открытость, передумала – вряд ли он старше двадцати пяти, а выглядит взрослее просто потому, что крупный.
– Я, пожалуй, объясню кое-что сейчас и, возможно, кое-что потом. Много ли вам известно об истории Венгрии?
– Ни шиша.
– Ни аза.
Чонгор не понял этих выражений. Зула красноречиво помотала головой. Тогда он кивнул и стал думать, с чего бы начать.
– Вы хотя бы знаете, что она входила в Варшавский договор приблизительно до девяносто девятого года? Что была под жестким контролем русских?
Зула и Питер сделали умный вид и кивнули. Чонгор приободрился.
– Сейчас все хорошо – современная страна, высокий уровень жизни. Но в девяностые, когда я был подростком, экономика находилась в кошмарном состоянии. Старый коммунистический строй рухнул, как памятник Сталину, и несколько лет, пока возникал новый, мы жили при страшной безработице, инфляции и бедности. Мой отец – с его-то образованием – работал простым учителем в школе. Впрочем, это другая история. В общем, жили мы бедно, а зарабатывать умели только головой. И моя голова была не самой светлой – не то что у старшего брата.
– А он чем занимается? – полюбопытствовала Зула.
– Бартош в Калифорнии, пишет докторскую по топологии.
– Ого. – Зула посмотрела на Питера и пояснила: – Это такая математика.
– Спасибо, – прошипел он в ответ.
– Я понимал, что до Бартоша мне далеко, – продолжил Чонгор, – и стал искать, куда бы приложить свои таланты. В училище от меня хотели только одного – чтобы я играл в местной хоккейной команде. Я начал пропускать занятия, взялся сам изучать программирование. А потом вдруг обнаружил, что зарабатываю им деньги. Дела в экономике наладились, и программисты пошли нарасхват – особенно занимавшиеся локализацией.
– Чем? – спросила Зула и по вздоху Питера поняла, что задала глупый вопрос.
– Переводом иностранного софта на венгерский язык для корректной работы программ в местных условиях, – охотно пояснил Чонгор. Чувствовалось, что его отец – школьный учитель. – К примеру, инфляция обесценила венгерские деньги, – увлеченно продолжил он и достал из кармана пачку банкнот, расписанных портретами совершенно незнакомых Зуле мужчин в безумных шапках и с живописными усами. Числа были огромные – минимум тысяча, а местами и нечто пятизначное. – Для простейшего приложения в сфере торговли вроде программы для касс иностранный софт не подойдет – ему требуются числа с десятичной запятой и сотыми долями после нее. Но у нас – ни запятой, ни долей. Только целые значения. Поэтому софт надо немного поправить, чем я и занимался по заказу коммерсантов.
– А потом и устройствами для чтения кредитных карт? – спросил Питер, начавший наконец проявлять заинтересованность.
– Именно. Во времена Варшавского договора ничего подобного не было; потом, в середине девяностых, экономика ожила, и картридеры внезапно появились у всех подряд, а когда люди узнали, что я умею их программировать, меня завалили заказами. Отца свели в могилу сигареты, мать получала не много, поэтому зарабатывал я – и на учебу Бартошу, и на остальное. Все шло хорошо. Только вот какая загвоздка: хотя последний советский солдат ушел из Венгрии в девяносто первом, были и другие русские, приехавшие во время «холодной войны», – эти уходить не спешили.
– Они. – Зула мотнула головой в сторону соседнего самолета.
– Да, мафия. Новая экономика, стадия первая: дела обстояли очень плохо. Стадия вторая: стало лучше, у всех появились кредитные карты. И третья…
– Мошенничества с кредитками, – подытожил Питер.
– Причем самые разнообразные. Одни понадежнее, другие попроще, но самый хороший вот какой. Ресторан. В кармане у официанта – маленький картридер. Клиент хочет заплатить и передает карту официанту. Тот уносит ее в укромное местечко и проводит один раз через устройство. Пока все законно.
Питер уже кивал, показывая, что знаком с такой схемой, поэтому дальше Чонгор объяснял одной Зуле:
– А потом он считывает карту потайным ридером, который лежит у него в кармане, и снимает копию данных. В устройстве хранится информация о многих картах. Данные сводят вместе и продают на черном рынке.
– И тебя втянули в эти махинации, – сказал Питер.
Чонгор, не вполне довольный такой формулировкой, замешкался.
– Я взялся написать прошивку для некоего устройства. Видимо, я был наивен и очень не скоро понял, для чего именно его используют.
Питер чуть заметно хмыкнул, но Чонгор заметил, задумался, потом пожал широченными плечами и посмотрел на Зулу, будто ее мнение в этом вопросе было решающим.
– Я лишь последний в длинной цепочке венгров, которых русские, немцы и прочие уговорами втянули в невероятно глупые авантюры. Однако в итоге я стал частью всей этой культуры… – Чонгор перевел взгляд на Питера, и Зула поняла, что он говорит о международном сообществе хакеров. – Там меня считали крутым, уважали. А для подростка это мощный наркотик.
Питер никак не отреагировал, и Чонгор продолжил, решив, что его довод принят:
– Потом все тот же клиент обратился ко мне с проблемой: накопилось слишком много данных – устройств навыпускали тысячи, раздали официантам, причем не только в Венгрии, но и по всей Европе. Встал вопрос хранения информации, ее безопасности и так далее, поэтому не мог бы я помочь? Кстати, ответь я «нет», меня бы сдали полиции или устроили еще какие неприятности. Так я стал системным программистом – писал программы, которые требовались этим людям. А потом им понадобился человек, который обеспечивал бы бесперебойную работу этих систем. Через несколько лет я превратился в своего рода системного администратора-фрилансера – поддерживал серверы, налаживал почту, сайты…
– Я знаю, кто такой сисадмин, – сказал Питер.
– Мои клиенты – маленькие компании или частники, им ни к чему штатный сотрудник. Но моя специальность, моя ниша – случаи, где крайне важны секретность и безопасность.
– Ты работаешь на бандитов, – заметил Питер.
– Как и ты.
– Вот это мне уже совершенно неинтересно, – объявила Зула.
Чонгор взглянул на нее с любопытством и сожалением.
– Системное администрирование?
Зула помотала головой и стукнула кулаком в кулак, посмотрев по очереди на Питера и Чонгора. Ее, похоже, поняли, и она продолжила:
– В общем, на тебя вышел Уоллес и сказал: «Нужна защищенная почта и без лишних вопросов».
– Точно так. Я знал, что он работал на Иванова. С другой стороны, бухгалтер-шотландец из Ванкувера – ну какие с ним могут быть проблемы? – Негромко хохотнув, Чонгор шлепнул себя по бедрам, надеясь, что остальные оценят иронию и тоже немного посмеются.
Питера не проняло – он спросил:
– Кто такой Иванов? Какую работу для него выполнял Уоллес?
Чонгор внезапно почувствовал усталость, откинулся в кресле и потер глаза.
– Я шесть лет проработал на этих людей, прежде чем увидел Иванова. Однажды тот заявился в Будапешт, сводил меня на хоккей, потом в ресторан – вот тогда стало ясно, кто у них главный.
– Но было поздно.
– Да, я уже слишком много знал. В России есть несколько групп вроде той, в которую входит Иванов; одни – как, например, его – из этнических русских. Другие из чеченцев, узбеков – да мало ли из кого. Русские группы существуют очень давно – наверное, со времен Ивана Грозного. Если вы член такой группы, то проводите в ней всю жизнь.
– О да, это серьезно, – фыркнул Питер.
– Прошу прощения?..
– Какая у гангстеров средняя продолжительность жизни? Лет тридцать?
– Все как раз наоборот. Именно потому, что их деятельность в основном скучная и однообразная, многие умирают от старости. А это проблема.
– Проблема?
– Для Иванова – да.
– То есть как?
– У подобных групп всегда есть фонд, называемый общак, – общий резерв, который используют на самые разные цели, в том числе как страховые деньги.
– Страховые?! Хочешь сказать, русские мафиози платят из них стоматологам?!
Чонгор пожал плечами.
– Не понимаю, что в этом удивительного. Если у человека болят зубы, их надо лечить, и род занятий тут ни при чем. Стоматологам платят из общака. За его же счет живут те, кто вышел на пенсию. Ну и, само собой, из общака финансируют… – Чонгор обвел взглядом салон, – операции.
– То есть мы сейчас гости общака, – заметил Питер.
– Да, но вряд ли с общего одобрения.
– То есть?
– Мне кажется, Иванов попросту стащил деньги на аренду этого самолета. Потому что обычно эти ребята таких операций не устраивают. В основном они ужасно консервативны как инвесторы, и подобных заскоков у них не бывает.
Питер фыркнул.
– Пенсионный фонд есть пенсионный фонд, – заметила Зула.
– Именно, – подтвердил Чонгор, оборачиваясь к ней. – Общак по большей части вложен в приличные финансовые инструменты. А Уоллес, он… мне не хватает словарного запаса…
– Инвестиционный управляющий? – подсказала Зула.
– Он управляет инвестиционными управляющими – распределяет фонды своих клиентов между профессиональными менеджерами, оценивает их эффективность и по необходимости переводит деньги с одного счета на другой.
– Он занимается не только этим, – вставил Питер. – Мы познакомились, когда Уоллес хотел купить у меня краденые номера кредиток.
– Для него это нетипично.
– Его шефом был Иванов, и, думаю, тот напортачил. Одну часть контролируемых им денег полагалось инвестировать легально – эту задачу он доверил Уоллесу. А другую следовало пустить на проекты, которые мы называем криминальными. Наверняка я не знаю, но, по-моему, Иванов вляпался.
– Проекты провалились, – кивнула Зула.
– Или он просто обкрадывал общак, – добавил Чонгор. – Видимо, Иванов не тот человек, которому стоит доверять деньги.
Питер хохотнул.
Чонгор едва заметно ухмыльнулся и продолжил:
– Квартальные отчеты не радовали. Он понимал, что нажил себе проблемы и что надо рискнуть и все исправить. Люди вроде него вообще не могут без риска. Иванов и Уоллес замутили сложную махинацию и к тому же вложили часть денег, которые контролировал Уоллес, в аферу вроде тех самых краденых номеров кредиток. А когда Уоллес потерял файлы…
– Карточный домик рухнул, – закончила Зула.
– Да.
– Тогда почему за Иванова до сих пор не взялись?
– Потому что ничего не знают. Иванова держат на свободном поводке. Когда его боссы выяснят, в чем дело, он будет уже в Сямыне.
– Значит, мы действительно летим в Сямынь, – сказала Зула.
– Мне так сказали. Искать Тролля.
– Нас убьют?
Чонгор обдумывал ответ, на взгляд Зулы, очень уж долго.
– Полагаю, это зависит от Соколова.
– А он тут при чем?
– Соколов – такой же наемный работник, как Уоллес, только отвечает за безопасность.
– Боюсь даже спрашивать, откуда он такой взялся.
– Дважды герой – за Афганистан и за Чечню.
– То есть военный, – пояснил Питер, – а не гангстер.
– С другой стороны, с него – как это? – взятки гладки. Выполнил заказ – и свободен. Так что все непросто.
– Если Иванов в самом деле пошел против общих интересов, военному это не понравится, – предположила Зула. – Соколов не обязан выполнять приказы, если командир чокнулся.
– Я не знаю, что он за человек, – только и ответил Чонгор.
К самолету подъехала машина. Из нее вышли двое русских пилотов и принялись заполнять бумаги. Грузовой отсек забили до отказа, не поместившееся передали в салон и рассовали куда только можно. Явился Иванов и, дыша перегаром, прошел в личный салон в хвосте самолета. Соколов передал Зуле магазинный пакет. В нем обнаружились резиновые туфли «кроксы», несколько футболок и нижнее белье.
Пилоты закрыли дверь. Соколов приказал поднять шторки. Самолет вырулил на полосу, взлетел по направлению к северу и взял курс на юг. Зула выглянула в иллюминатор и долго внимательно смотрела на крупный портовый город на краю массивного полуострова. Владивосток (по крайней мере Зула считала, что это он) тянулся вдоль длинного, похожего на загнутый палец залива.
«Думай».
Когда ее отсутствие заметят? На работе знали, что на выходные Зула едет кататься на лыжах. Сегодня она не появилась; решат – отсыпается. Затем – когда? Через пару дней? – забеспокоятся.
И что потом?
Поедут к Питеру, увидят ее машину (если, конечно, русские не скинули «приус» в соседнюю речку), но ничего подозрительного не найдут.
Зула исчезла с лица Земли.
Ее это очень расстроило, даже в глазах защипало, но она не заревела – наплакалась у Питера, когда все стало совсем плохо. Потом, правда, наивно поверила, что проблема решена. Будто из такой передряги можно легко выпутаться. Теперь Зула возвращалась к тому, с чего начинала, – к слезам и к мыслям о том, что делать.
Зула привела себя в порядок, слегка освежила тушь. Никто не должен заметить, что она тратила силы на макияж, но и терять облик ей не хотелось. Надо показать, что ни гордости, ни воли она не лишилась.
Зула причесалась, стянула волосы в хвост, надела самое чистое из найденного в рюкзаке, вернулась в салон, подняла спинку своего кресла, посмотрела на бесконечные горы и спросила Питера:
– Который час?
– Не знаю. Телефон забрали.
Она немного помолчала, потом объявила:
– Нас везут в Сямынь.
– Это ж на другом берегу океана! – сдавленно прошептал Питер.
– Ну и что?
– А то, что мы все время летим над горами.
– Воздушный путь из Сиэтла идет не над Тихим океаном, а по дуге большого круга через север: остров Ванкувер – юго-восточная Аляска – Алеутские острова – Камчатка. – Зула кивком показала в иллюминатор. – И везде вот такие горы – молодые, крутые. Зона субдукции.
Соколов, не отрываясь от бумаг, произнес единственное слово:
– Владивосток.
– Вот видишь?
– Это что?
– Город на восточном краю Сибири.
– Сибирь. С ума сойти.
– Но летим мы все равно в Сямынь. Других объяснений не нахожу.
– А вдруг они просто хотят привезти нас в Россию и…
– И что – убить? Это можно было сделать в Сиэтле.
– Ну, не знаю. Есть же такая штука, как белое рабство.
– Я не белая.
– Не важно.
– Ты сам видел Иванова. Ему интересно только одно – найти Тролля. И… – Она не решалась произнести это слово. Хотя чего тут мяться. – …убить.
– Другого объяснения нет, – наконец согласился Питер. – Видимо, они хотят чем-то загрузиться во Владивостоке и дальше лететь в Сямынь.
Для Зулы разговор оборвался на слове «убить». Ее втянули в план убийства. В памяти стали всплывать события в доме Питера. Тогда она была уверена, что звонок Корваллису – единственное верное решение, но теперь, заново прокручивая все в голове, начинала сомневаться.
Из двери в кормовой переборке стремительно вышел Иванов в банном халате и, не обращая ни на кого внимания, прошагал в уборную.
Питер с ногами залез в кресло, сжался в комок, обхватил колени руками и опустил голову.
Сначала Зулу это рассердило. Однако Питер имел преимущество – он очнулся раньше, у него было больше времени все обдумать. Проходили минуты, новизна ощущений от путешествия частным самолетом таяла, и Зула начинала понимать то же, что успел понять Питер: живыми им не выбраться.
Из уборной, уже приведя себя в порядок, возник Иванов и прошагал обратно, бросив на Зулу безразличный взгляд. Вся его прежняя учтивость исчезла – она служила цели, которой больше не существовало.
Питер наблюдал, как Зула смотрит на Иванова, и, когда тот исчез за дверью, сказал:
– Прости.
– Кто же мог знать.
– Все равно прости.
– Нет. Эта история с «REAMDE» – полная случайность. Просто не повезло. – Она помолчала пару минут, потом прибавила: – Хотя на твой взгляд, все, возможно, обстоит иначе.
– А?
– Ты думаешь: вот добьются своего… – Зула чиркнула пальцем поперек горла.
– В общем, да. Так я и думаю.
– То есть ты полагаешь, что это вроде как… нормально. Обычное дело. А вот я так не считаю.
Питер предостерегающе показал глазами на Соколова.
Самолет пошел на снижение. За окнами по-прежнему сияли белые вершины.
* * *
Они приземлились на длинной добротной полосе, которую окружал лес; между деревьями местами лежал снег. Судя по всему, это был крупный аэропорт, принимающий и международные рейсы, и грузовые лайнеры. Здание терминала в отличие от многочисленных ангаров и прочих построек с полосы не просматривалось. Самолет вырулил на площадку с мелкими судами и встал от них как можно дальше. Соколов прошелся по салону, опуская шторки на иллюминаторах. Из кабины, переговариваясь друг с другом по-русски, возникли два пилота и открыли внешнюю дверь, впустив внутрь холодный воздух. Иванов и Соколов вышли наружу. Зула и Питер остались одни.– Значит, те, другие, в Сиэтле… – начал Питер.
– Местные бандюки, – закончила за него Зула.
– Наемники.
– Угу.
К самолету подъехала машина, из нее вышли несколько человек, Соколов побеседовал с ними, и люди уехали. Иванова больше не было слышно. В салон вместе с сигаретным дымом доносились незнакомые голоса.
– Иванов сказал, что он труп. Помнишь? – спросила Зула.
– Конечно.
– То есть обычно такими делами он, видимо, не занимается.
– Тогда чем все это объяснить?
– Тем, что он отчаялся.
– Спасибо, обнадежила.
– Но в таком случае надежда действительно есть.
– Да?
– Если бы он рассчитывал остаться в живых, то избавился бы от нас, чтобы скрыть следы. Но он уверен, что умрет, поэтому не строит долгосрочных планов.
– Тогда вдруг мы успеем спастись, прежде чем его прикончат?
– Не исключено. Мы ему нужны, пока помогаем искать Тролля.
– Он думает, что мы можем найти Тролля.
– Ну, это уже по твоей части.
– Да. И на мой взгляд, дело безнадежное, если только мы не получим доступ к данным провайдера и не посмотрим логи. Это даже в Сиэтле непросто, а тут мы – кучка иностранцев посреди Китая. Не смешите меня. – Питер слабо улыбнулся. – Вот почему я никогда не хотел работать в высокотехнологичных компаниях.
– Почему?
– Потому что в них техзадание постоянно ставят менеджеры, которые сами в процессе ничего не понимают, зато у них есть какие-то свои таинственные мотивы.
– Значит, напустим еще больше таинственности. Поступай как те менеджеры.
– То есть как? Это уже по твоей части.
– Задавай ожидания, делай вид, будто трудишься, отчитывайся о ходе работ.
– А как быть, когда у них лопнет терпение?
– Понятия не имею. Я не говорила, что знаю ответ.
* * *
На площадку подрулил второй самолет и заглушил двигатели. Из него вышли несколько человек. Внизу снова закурили, послышались голоса. Самолет, где сидели Зула и Питер, стал вздрагивать – в трюм грузили что-то тяжелое. Потом кто-то вступил на трап, и вся махина просела, покачиваясь от каждого шага.В двери показался человек. Зула тут же пришла к выводу, что это очередной головорез Иванова, вроде тех, из Сиэтла. Она судила по внешнему виду: по росту, комплекции, ежику рыжевато-русых волос, по плащу (темно-зеленому, до середины бедра, как будто военного кроя и довольно свободному – под таким можно спрятать гранатомет) и по черным поношенным ботинкам с носами, армированными сталью. Взойдя по трапу, человек скинул на пол большую сумку – довольно стильную, вроде почтальонской, с лямкой, которую перекидывают наискосок через плечо.
Первым делом незнакомец нырнул в кабину. Некоторое время были видны лишь его затылок и могучая шея. Вдоволь насмотревшись на приборы, он с интересом воззрился на дверь в туалет, потянул ее, сложил гармошкой, оглядел уборную сверху донизу. До сих пор он стоял сгорбившись, опасаясь что-нибудь сшибить, поэтому теперь запрокинул голову, выставив напоказ крепкие, но желтоватые и неплотно стоящие зубы, провел над собой ладонью и убедился, что, если выпрямится, не проткнет потолок своей щетинистой, заостренной кверху головой. Тут он заметил Зулу с Питером. У него были светло-серые, широко посаженные глаза и крупное костистое лицо – румяное и чуть загорелое. Смотрел незнакомец удивленно, с любопытством, но совершенно спокойно.
– Здравствуйте, – осторожно начал он, и Зула поняла, что английский для него не родной. Этот человек хотел наладить контакт.
– Здравствуйте.
– Я Чонгор.
– Хакер Чонгор? – уточнил Питер.
– Да. – Чонгора такое определение если не позабавило, то уж точно удивило. Проход был для него узковат, поэтому он вытянул вперед руку с сумкой и только тогда смог протиснуться между креслами.
– Я Питер. Обо мне вы, очевидно, слышали, – сообщил Питер недовольно, почти враждебно.
К церемонии знакомства Чонгор отнесся крайне серьезно: шагнул вперед, протянул руку (Питер недоверчиво ее пожал), потом обернулся к Зуле и стал ждать.
– А это Зула, – объявил Питер так, будто, услышав ее имя, полагалось падать ниц.
Чонгор склонился и поцеловал протянутую ему руку, но без всякой манерности, совершенно обыденно, затем положил сумку на кресло – бережно, будто в ней лежало что-то ценное и хрупкое вроде ноутбука, – и сел напротив новых знакомых.
Питер стал ворочать свое сиденье (сложившаяся диспозиция его нервировала), но в итоге оказался лицом к лицу с гостем, а как истинный интроверт очень этого не любил.
Настала долгая неловкая пауза.
– Кто хочет начать? – спросила Зула.
Чонгор взглянул на Питера – тот явно не хотел – и, изобразив жестом «ну, раз так…», заговорил на абсолютно грамотном английском, хотя и с сильным акцентом:
– Вчера произошла та история с письмом Уоллеса. Спустя пару часов меня попросили приехать на встречу в Москву. Я приехал. Никакой встречи не было – мне порекомендовали сесть в самолет… – Он кивнул в сторону иллюминатора. – Я послушался и сел, а со мной – еще толпа людей определенного сорта. И вот я здесь и ничего не знаю.
Питер и Зула не проронили ни слова, что показалось Чонгору отчасти невежливым, отчасти забавным.
– Вы спросили, кто хочет начать, а не закончить, – напомнил он, но, так и не дождавшись ответа, решил зайти с другой стороны: – С вами, видимо, было так же.
– Не совсем, – сказала Зула. – Все началось в доме Питера с убийства Уоллеса.
Чонгор удивленно уставился на Питера.
– Ты убил Уоллеса?
К своему изумлению, Зула расхохоталась. Нейронные цепи, отвечающие за смех, похоже, не считались с мнением высших отделов мозга о неуместности веселья.
– Нет-нет, – ответила она. – Убили его русские. А потом привезли нас сюда.
– Это не очень хорошо.
– Я знаю. Что бы он ни натворил, он не заслуживал…
– Я хочу сказать, это не очень хорошо для нас с вами.
– Насчет того, что для нас это крайне плохо, мы не заблуждались, – фыркнул Питер.
– А вот я заблуждался. – Чонгор был ошарашен.
Ничего удивительного – он только что понял, что его втянули в историю с убийством.
– Жаль, – заметил Питер. – А мы надеялись, ты объяснишь, какого черта тут происходит и кто эти люди. Мы вообще ничего не знаем.
В лице Чонгора произошла перемена. Он перестал просто переживать и начал думать.
– Вообще ничего? В самом деле?
Питер уже раскрыл рот, чтобы ответить, но сдержался.
– Даже о фокусах с номерами чужих кредиток? – уточнил Чонгор. – Или это по части Зулы?
– Зула ни при чем, – вздохнул Питер. – Базу номеров продал Уоллесу я.
– Ту, из-за которой бесится Иванов?
– Да.
– Ну, тогда нам есть с чего начать. Что вы знаете о ребятах вроде вот этих?
– В смысле о русской… – Питер не решался сказать то самое слово.
– …мафии, оргпреступности – как ни назовите. – Чонгор развел руками. – Они совсем не такие, как в кино или по телевизору…
– Да неужели? Прилететь на частном самолете, убить Уоллеса в моем доме – по-моему, как с экрана писано.
– Это для них абсолютно нетипично. Откровенно говоря, я потрясен.
– Спасибо, успокоил.
– В основном они занимаются очень нудными вещами – зарабатывают деньги вопреки невероятно убогой финансовой системе. Других мотивов – куража или насилия – у них нет. Свой капитал они сколотили в России, но не торговлей оружием или наркотиками, а накрутками цен на узбекский хлопок. Потом переехали в США и Канаду и взялись за мошенничество: со страховками, с налогами на бензин, с кредитными картами – в особенности с кредитками.
– А ты здесь при чем? – поинтересовалась Зула. – Если, конечно, можно спросить.
– Спросить можно. Однако отвечать я не стану. Мне тут нечем гордиться.
– Ладно, не отвечай.
Чонгор задумался.
Поначалу Зула решила, что ему за тридцать. Теперь же, обратив внимание на свежесть лица и на открытость, передумала – вряд ли он старше двадцати пяти, а выглядит взрослее просто потому, что крупный.
– Я, пожалуй, объясню кое-что сейчас и, возможно, кое-что потом. Много ли вам известно об истории Венгрии?
– Ни шиша.
– Ни аза.
Чонгор не понял этих выражений. Зула красноречиво помотала головой. Тогда он кивнул и стал думать, с чего бы начать.
– Вы хотя бы знаете, что она входила в Варшавский договор приблизительно до девяносто девятого года? Что была под жестким контролем русских?
Зула и Питер сделали умный вид и кивнули. Чонгор приободрился.
– Сейчас все хорошо – современная страна, высокий уровень жизни. Но в девяностые, когда я был подростком, экономика находилась в кошмарном состоянии. Старый коммунистический строй рухнул, как памятник Сталину, и несколько лет, пока возникал новый, мы жили при страшной безработице, инфляции и бедности. Мой отец – с его-то образованием – работал простым учителем в школе. Впрочем, это другая история. В общем, жили мы бедно, а зарабатывать умели только головой. И моя голова была не самой светлой – не то что у старшего брата.
– А он чем занимается? – полюбопытствовала Зула.
– Бартош в Калифорнии, пишет докторскую по топологии.
– Ого. – Зула посмотрела на Питера и пояснила: – Это такая математика.
– Спасибо, – прошипел он в ответ.
– Я понимал, что до Бартоша мне далеко, – продолжил Чонгор, – и стал искать, куда бы приложить свои таланты. В училище от меня хотели только одного – чтобы я играл в местной хоккейной команде. Я начал пропускать занятия, взялся сам изучать программирование. А потом вдруг обнаружил, что зарабатываю им деньги. Дела в экономике наладились, и программисты пошли нарасхват – особенно занимавшиеся локализацией.
– Чем? – спросила Зула и по вздоху Питера поняла, что задала глупый вопрос.
– Переводом иностранного софта на венгерский язык для корректной работы программ в местных условиях, – охотно пояснил Чонгор. Чувствовалось, что его отец – школьный учитель. – К примеру, инфляция обесценила венгерские деньги, – увлеченно продолжил он и достал из кармана пачку банкнот, расписанных портретами совершенно незнакомых Зуле мужчин в безумных шапках и с живописными усами. Числа были огромные – минимум тысяча, а местами и нечто пятизначное. – Для простейшего приложения в сфере торговли вроде программы для касс иностранный софт не подойдет – ему требуются числа с десятичной запятой и сотыми долями после нее. Но у нас – ни запятой, ни долей. Только целые значения. Поэтому софт надо немного поправить, чем я и занимался по заказу коммерсантов.
– А потом и устройствами для чтения кредитных карт? – спросил Питер, начавший наконец проявлять заинтересованность.
– Именно. Во времена Варшавского договора ничего подобного не было; потом, в середине девяностых, экономика ожила, и картридеры внезапно появились у всех подряд, а когда люди узнали, что я умею их программировать, меня завалили заказами. Отца свели в могилу сигареты, мать получала не много, поэтому зарабатывал я – и на учебу Бартошу, и на остальное. Все шло хорошо. Только вот какая загвоздка: хотя последний советский солдат ушел из Венгрии в девяносто первом, были и другие русские, приехавшие во время «холодной войны», – эти уходить не спешили.
– Они. – Зула мотнула головой в сторону соседнего самолета.
– Да, мафия. Новая экономика, стадия первая: дела обстояли очень плохо. Стадия вторая: стало лучше, у всех появились кредитные карты. И третья…
– Мошенничества с кредитками, – подытожил Питер.
– Причем самые разнообразные. Одни понадежнее, другие попроще, но самый хороший вот какой. Ресторан. В кармане у официанта – маленький картридер. Клиент хочет заплатить и передает карту официанту. Тот уносит ее в укромное местечко и проводит один раз через устройство. Пока все законно.
Питер уже кивал, показывая, что знаком с такой схемой, поэтому дальше Чонгор объяснял одной Зуле:
– А потом он считывает карту потайным ридером, который лежит у него в кармане, и снимает копию данных. В устройстве хранится информация о многих картах. Данные сводят вместе и продают на черном рынке.
– И тебя втянули в эти махинации, – сказал Питер.
Чонгор, не вполне довольный такой формулировкой, замешкался.
– Я взялся написать прошивку для некоего устройства. Видимо, я был наивен и очень не скоро понял, для чего именно его используют.
Питер чуть заметно хмыкнул, но Чонгор заметил, задумался, потом пожал широченными плечами и посмотрел на Зулу, будто ее мнение в этом вопросе было решающим.
– Я лишь последний в длинной цепочке венгров, которых русские, немцы и прочие уговорами втянули в невероятно глупые авантюры. Однако в итоге я стал частью всей этой культуры… – Чонгор перевел взгляд на Питера, и Зула поняла, что он говорит о международном сообществе хакеров. – Там меня считали крутым, уважали. А для подростка это мощный наркотик.
Питер никак не отреагировал, и Чонгор продолжил, решив, что его довод принят:
– Потом все тот же клиент обратился ко мне с проблемой: накопилось слишком много данных – устройств навыпускали тысячи, раздали официантам, причем не только в Венгрии, но и по всей Европе. Встал вопрос хранения информации, ее безопасности и так далее, поэтому не мог бы я помочь? Кстати, ответь я «нет», меня бы сдали полиции или устроили еще какие неприятности. Так я стал системным программистом – писал программы, которые требовались этим людям. А потом им понадобился человек, который обеспечивал бы бесперебойную работу этих систем. Через несколько лет я превратился в своего рода системного администратора-фрилансера – поддерживал серверы, налаживал почту, сайты…
– Я знаю, кто такой сисадмин, – сказал Питер.
– Мои клиенты – маленькие компании или частники, им ни к чему штатный сотрудник. Но моя специальность, моя ниша – случаи, где крайне важны секретность и безопасность.
– Ты работаешь на бандитов, – заметил Питер.
– Как и ты.
– Вот это мне уже совершенно неинтересно, – объявила Зула.
Чонгор взглянул на нее с любопытством и сожалением.
– Системное администрирование?
Зула помотала головой и стукнула кулаком в кулак, посмотрев по очереди на Питера и Чонгора. Ее, похоже, поняли, и она продолжила:
– В общем, на тебя вышел Уоллес и сказал: «Нужна защищенная почта и без лишних вопросов».
– Точно так. Я знал, что он работал на Иванова. С другой стороны, бухгалтер-шотландец из Ванкувера – ну какие с ним могут быть проблемы? – Негромко хохотнув, Чонгор шлепнул себя по бедрам, надеясь, что остальные оценят иронию и тоже немного посмеются.
Питера не проняло – он спросил:
– Кто такой Иванов? Какую работу для него выполнял Уоллес?
Чонгор внезапно почувствовал усталость, откинулся в кресле и потер глаза.
– Я шесть лет проработал на этих людей, прежде чем увидел Иванова. Однажды тот заявился в Будапешт, сводил меня на хоккей, потом в ресторан – вот тогда стало ясно, кто у них главный.
– Но было поздно.
– Да, я уже слишком много знал. В России есть несколько групп вроде той, в которую входит Иванов; одни – как, например, его – из этнических русских. Другие из чеченцев, узбеков – да мало ли из кого. Русские группы существуют очень давно – наверное, со времен Ивана Грозного. Если вы член такой группы, то проводите в ней всю жизнь.
– О да, это серьезно, – фыркнул Питер.
– Прошу прощения?..
– Какая у гангстеров средняя продолжительность жизни? Лет тридцать?
– Все как раз наоборот. Именно потому, что их деятельность в основном скучная и однообразная, многие умирают от старости. А это проблема.
– Проблема?
– Для Иванова – да.
– То есть как?
– У подобных групп всегда есть фонд, называемый общак, – общий резерв, который используют на самые разные цели, в том числе как страховые деньги.
– Страховые?! Хочешь сказать, русские мафиози платят из них стоматологам?!
Чонгор пожал плечами.
– Не понимаю, что в этом удивительного. Если у человека болят зубы, их надо лечить, и род занятий тут ни при чем. Стоматологам платят из общака. За его же счет живут те, кто вышел на пенсию. Ну и, само собой, из общака финансируют… – Чонгор обвел взглядом салон, – операции.
– То есть мы сейчас гости общака, – заметил Питер.
– Да, но вряд ли с общего одобрения.
– То есть?
– Мне кажется, Иванов попросту стащил деньги на аренду этого самолета. Потому что обычно эти ребята таких операций не устраивают. В основном они ужасно консервативны как инвесторы, и подобных заскоков у них не бывает.
Питер фыркнул.
– Пенсионный фонд есть пенсионный фонд, – заметила Зула.
– Именно, – подтвердил Чонгор, оборачиваясь к ней. – Общак по большей части вложен в приличные финансовые инструменты. А Уоллес, он… мне не хватает словарного запаса…
– Инвестиционный управляющий? – подсказала Зула.
– Он управляет инвестиционными управляющими – распределяет фонды своих клиентов между профессиональными менеджерами, оценивает их эффективность и по необходимости переводит деньги с одного счета на другой.
– Он занимается не только этим, – вставил Питер. – Мы познакомились, когда Уоллес хотел купить у меня краденые номера кредиток.
– Для него это нетипично.
– Его шефом был Иванов, и, думаю, тот напортачил. Одну часть контролируемых им денег полагалось инвестировать легально – эту задачу он доверил Уоллесу. А другую следовало пустить на проекты, которые мы называем криминальными. Наверняка я не знаю, но, по-моему, Иванов вляпался.
– Проекты провалились, – кивнула Зула.
– Или он просто обкрадывал общак, – добавил Чонгор. – Видимо, Иванов не тот человек, которому стоит доверять деньги.
Питер хохотнул.
Чонгор едва заметно ухмыльнулся и продолжил:
– Квартальные отчеты не радовали. Он понимал, что нажил себе проблемы и что надо рискнуть и все исправить. Люди вроде него вообще не могут без риска. Иванов и Уоллес замутили сложную махинацию и к тому же вложили часть денег, которые контролировал Уоллес, в аферу вроде тех самых краденых номеров кредиток. А когда Уоллес потерял файлы…
– Карточный домик рухнул, – закончила Зула.
– Да.
– Тогда почему за Иванова до сих пор не взялись?
– Потому что ничего не знают. Иванова держат на свободном поводке. Когда его боссы выяснят, в чем дело, он будет уже в Сямыне.
– Значит, мы действительно летим в Сямынь, – сказала Зула.
– Мне так сказали. Искать Тролля.
– Нас убьют?
Чонгор обдумывал ответ, на взгляд Зулы, очень уж долго.
– Полагаю, это зависит от Соколова.
– А он тут при чем?
– Соколов – такой же наемный работник, как Уоллес, только отвечает за безопасность.
– Боюсь даже спрашивать, откуда он такой взялся.
– Дважды герой – за Афганистан и за Чечню.
– То есть военный, – пояснил Питер, – а не гангстер.
– С другой стороны, с него – как это? – взятки гладки. Выполнил заказ – и свободен. Так что все непросто.
– Если Иванов в самом деле пошел против общих интересов, военному это не понравится, – предположила Зула. – Соколов не обязан выполнять приказы, если командир чокнулся.
– Я не знаю, что он за человек, – только и ответил Чонгор.
* * *
На борт поднялся Соколов и отступил в кабину пилотов, пропуская остальных: коротко стриженные русские консультанты по безопасности один за другим вошли в салон и по указанию Соколова стали занимать места. Они выглядели моложе своего командира, хотя молодежью их не назовешь – лет по тридцать – сорок. У всех были колоритные лица, но Зула не решилась разглядывать их в открытую, чтобы ее любопытство не заметили. Ей, Питеру и Чонгору позволили остаться в своих креслах. Те, кому не хватило мест, расселись в проходе. Всего русских вместе с Соколовым было семеро.К самолету подъехала машина. Из нее вышли двое русских пилотов и принялись заполнять бумаги. Грузовой отсек забили до отказа, не поместившееся передали в салон и рассовали куда только можно. Явился Иванов и, дыша перегаром, прошел в личный салон в хвосте самолета. Соколов передал Зуле магазинный пакет. В нем обнаружились резиновые туфли «кроксы», несколько футболок и нижнее белье.
Пилоты закрыли дверь. Соколов приказал поднять шторки. Самолет вырулил на полосу, взлетел по направлению к северу и взял курс на юг. Зула выглянула в иллюминатор и долго внимательно смотрела на крупный портовый город на краю массивного полуострова. Владивосток (по крайней мере Зула считала, что это он) тянулся вдоль длинного, похожего на загнутый палец залива.