Страница:
— Я видела твои дела и знаю, на что ты способен, — отозвалась Лизбет.
— Ответьте же, вам она знакома?
— Может быть. Может быть, я — её подруга. А с какой стати тебе вздумалось помогать ей?
— Я искал её все годы со дня её исчезновения. Её похитили из Иннмэн-Пика. Я хочу освободить её и увести из этого Дома.
— Ложь! — вскричала Лизбет, забыв об избранной ею роли. Все пошло совсем не так, как она ожидала. — Ты… Вы снова лжёте!
— Лизбет, это ты?!
Это было слишком. Даже попав в западню, он смог перехитрить её. Он узнал её! Теперь небось сумеет уговорами заставить вывести его из подземелья. Он слишком хитёр, слишком могуществен — настоящее злое божество. Лизбет отползла от решётки и выкрикнула:
— «Прошло двадцать лет… Двадцать лет! Двадцать лет я была одинокой и никому не нужной!»
С этими словами она вскочила и бросилась прочь, минуя комнату за комнатой, и в конце концов выбежала в сад. Она вновь забралась в своё убежище под сплетение колючих стеблей. Там она пролежала несколько часов, как в бреду, цитируя строки «Грозового перевала».
— «Не надо было тебе с ним говорить! Он был в дурном расположении духа, и теперь ты все испортил. Его выпорют! О, как мне страшно думать о том, что его станут пороть! У меня пропал аппетит. Зачем ты стал говорить с ним, Эдгар?»
Но вот наконец Лизбет совладала с собой и прошептала:
— Я не скажу ему больше ни слова, пока он не будет умирать от жажды.
ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ
— Ответьте же, вам она знакома?
— Может быть. Может быть, я — её подруга. А с какой стати тебе вздумалось помогать ей?
— Я искал её все годы со дня её исчезновения. Её похитили из Иннмэн-Пика. Я хочу освободить её и увести из этого Дома.
— Ложь! — вскричала Лизбет, забыв об избранной ею роли. Все пошло совсем не так, как она ожидала. — Ты… Вы снова лжёте!
— Лизбет, это ты?!
Это было слишком. Даже попав в западню, он смог перехитрить её. Он узнал её! Теперь небось сумеет уговорами заставить вывести его из подземелья. Он слишком хитёр, слишком могуществен — настоящее злое божество. Лизбет отползла от решётки и выкрикнула:
— «Прошло двадцать лет… Двадцать лет! Двадцать лет я была одинокой и никому не нужной!»
С этими словами она вскочила и бросилась прочь, минуя комнату за комнатой, и в конце концов выбежала в сад. Она вновь забралась в своё убежище под сплетение колючих стеблей. Там она пролежала несколько часов, как в бреду, цитируя строки «Грозового перевала».
— «Не надо было тебе с ним говорить! Он был в дурном расположении духа, и теперь ты все испортил. Его выпорют! О, как мне страшно думать о том, что его станут пороть! У меня пропал аппетит. Зачем ты стал говорить с ним, Эдгар?»
Но вот наконец Лизбет совладала с собой и прошептала:
— Я не скажу ему больше ни слова, пока он не будет умирать от жажды.
ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ
Даскин и Грегори устроились на привал под высоким куполом из оранжевого песчаника, в круге красноватого света, отбрасываемого газовыми светильниками. В полумраке невозможно было толком разглядеть зал, лишённый какого-либо стиля. Казалось, здесь расположилась кладовая, куда стаскивали всевозможный архитектурный хлам. В тридцати футах над головами друзей горели лампы, как бы подвешенные прямо в воздухе, но они не освещали ровным счётом ничего. Из центра зала вверх уводила лестница, и где она заканчивалась, было непонятно. Стропила и колонны перекрещивались между собой, но похоже, служили опорами для пустоты. В полу зияли чёрные провалы. Галереи, вместо того чтобы идти по горизонтали, торчали вертикально. По кругу тянулись чудовищные фрески, изображавшие плоские абстрактные фигуры — отдельные головы и руки, перемешанные с различными предметами, в результате чего рисунки производили впечатление обезумевших иероглифов. Из стен торчали головы горгулий правильной геометрической формы, на досках пола и карнизах были вырезаны обрывки математических формул, отдельные числа, какие-то бессмысленные слова. Под соединяющимися самыми немыслимыми углами стропилами вершили симметричные танцевальные па летучие мыши с квадратными крыльями и мордочками, вытянутыми и заострёнными наподобие гусиных перьев. Их писк напоминал скрежет гвоздя по стеклу. По стенам ползали крошечные паучки с тельцами-палочками.
На время привала Даскин погасил свой фонарь. Он жутко устал, весь взмок и был уверен в том, что они с Грегори безнадёжно заплутали. Уже трое суток они скитались по дому и не встретили ни души. Даскин бросил взгляд на кузена: тот крепко спал и во сне шевелил губами, но вдруг он испуганно вскрикнул и рывком сел, выпучив глаза.
— Что с тобой? — озабоченно спросил Даскин. Грегори оторопело огляделся по сторонам, сообразил, где находится, вздохнул и протёр глаза.
— Просто дурной сон.
— Да кому бы здесь не снились кошмары? Ни мебели, ни людей, лампы еле светят — ни дать ни взять гигантский мавзолей.
— Дом пока не приспособлен для жилья, — заключил Грегори. — Он ещё недостроен. Но я тоже думал, что мы здесь встретим не одного анархиста.
— Это просто воплощённое безумие, а не дом, — проворчал Даскин. — Комнаты невесть какой формы, коридоры, ведущие в никуда, низкие потолки, ходить под которыми можно только пригнувшись. Я-то думал, тут все будет по науке. Если анархисты стремятся насадить Порядок, то почему здесь все так хаотично?
— Может быть, они учатся в процессе работы, — пожал плечами Грегори. — Представь себе, что компания интеллектуалов собралась и поставила себе цель изменить Вселенную, перекроить физические законы природы. Мысль, спору нет, дурацкая, но смелая. Краеугольный Камень является для них средством для достижения цели, но они должны найти и метод, а поиски метода сопряжены с проведением экспериментов. Трансформация жителей Муммут Кетровиана — первый, пробный шаг. Наверняка это меньшее из того, чего стремятся добиться анархисты. Точно так же с этой частью дома. Для того чтобы создать совершённый мир, приходится идти путём проб и ошибок. А вот в способности видоизменять части Эвенмера они преуспели гораздо больше.
— И уж тем более — в способности прятаться от нас, — вздохнул Даскин и устремил взгляд вверх, к чёрным стропилам. — Послушать тебя, так они просто герои.
Грегори усмехнулся:
— Просто стараюсь быть объективным. Как ты можешь узнать, каково твоё мнение по тому или иному вопросу, если не услышишь мнения своего противника?
— Не знаю, — покачал головой Даскин. — Но думаю, нам пора трогаться. Этот дом настолько велик, что мы тут ещё несколько недель можем проплутать. — Он встал и зажёг фонарь.
Пройдя под высоченным куполом, друзья вышли в унылый коридор, который незамедлительно разделился на три отдельных прохода. Через каждый дюйм на стенах висели резные маски. Свет фонаря выхватывал из мрака узкие прорези глазниц, из которых торчали зловещие шипы. На полу плясали тени, подобные то свернувшимся в клубок гадюкам, то ощетинившимся гвоздями крестам, то страшным ликам ведьм, то пастям морских змей. Воздух был холодным, но затхлым, что было неестественно, как, впрочем, и все в этом доме. Половицы, стены, дверные ручки — все выглядело нематериальным, неживым. Даскин не находил слов для описания того, что окружало его, — разве что мог назвать все это чужеродным. Дом угнетающе действовал на него, он безнадёжно устал, утратил способность думать о главной задаче своего пребывания здесь и очень тревожился о брате. Прав ли был Грегори? Неужели в деяниях анархистов и правда есть рациональное зерно? Неужели они с Картером — лишь часть старого порядка и безнадёжно отставшие от жизни лидеры отмирающего союза? Даскин вдруг понял, что совершенно ничего не знает о доктрине анархистов.
Ещё восемь часов Даскин и Грегори брели среди хитросплетений безумной архитектуры, пересекали по хрупким мостикам бездонные пропасти, открывали двери, за которыми оказывались глухие кирпичные стены, сворачивали за углы и упирались в тупики, украшенные резьбой в виде страшных оскаленных морд. В конце концов оба путника измучились и изнемогли. У обоих разболелись глаза от необходимости непрерывно вглядываться в темноту. Кое-как перекусив скудными припасами, они расстелили одеяла на голом полу. Даскину снилось, будто он таскает землю столовой ложкой, пересыпая её из одной ямы в другую. Когда наконец Грегори разбудил его шесть часов спустя, он обрадованно потянулся и пробормотал:
— Ненавижу темноту.
Друзья снова тронулись в путь и через пять часов миновали двустворчатую дверь, за которой их ждал забранный дубовыми панелями коридор с темно-зеленой ковровой дорожкой. У входа стояло палисандровое бюро. В канделябрах горели газовые светильники, на одной из стен висел щит, на котором был выгравирован девиз: «Mundus Vult Decipi» — «Мир хочет быть обманутым» (лат.). Чуть дальше на стене висел гобелен с изображением большой толпы людей в шляпах с высокими тульями. Казалось, люди с гобелена пристально вглядываются в тех, кто проходит по коридору.
— Тут больше порядка, — ошеломлённо прошептал Даскин. Грегори улыбнулся:
— Пойдём.
Проходя мимо гобелена, Даскин невольно поёжился — настолько неприятны были взгляды изображённых на нем людей, одетых в серые плащи анархистов.
Ещё несколько дверей друзья миновали, так и не встретив врагов, и вскоре подошли к лестнице весьма необычной конструкции. Её ступени покоились на металлических столбах, но ни перил, ни столбиков балюстрады не было, отчего лестница производила впечатление жестокое и грубое. Казалось, она пришла из воображаемого будущего. Друзья стояли на верхней площадке. Здесь под потолком висела абстрактная серебристая фигура хищной птицы с треугольным клювом и изогнутыми под острым углом крыльями. Даскин взглянул туда, где начинался коридор, обвёл взглядом лестницу.
— Знаешь, а ведь это, похоже, копия бокового коридора во Внутренних Покоях Эвенмера, созданная по вкусу анархистов! — воскликнул он. — Удивительно!
— Точно, — кивнул Грегори. — Мы проникли в центральную часть дома.
Где-то вдалеке хлопнула дверь.
— Вниз по лестнице, — прошептал Грегори и первым поспешил по ступеням. На втором этаже они обнаружили ещё один безлюдный коридор. Позади послышались чьи-то шаги.
Грегори потянул на себя ручку двустворчатой двери за лестницей. К счастью, там оказалась пустая комната. Друзья бросились бегом по анфиладам и коридорам и бежали до тех пор, пока Грегори не остановился в длинной полутёмной комнате, где горел один-единственный красноватый газовый рожок. У стены, там где обрывался круг света, стояло какое-то странное оборудование. Посреди комнаты чернел ониксовый стол, вокруг — девять стульев. Даскин вглядывался в темноту. Почему-то ему не верилось, что в комнате никого нет. Грегори, тяжело дыша, плюхнулся на стул и положил ноги на стол.
— Тут мы в полной безопасности, — наконец проговорил он почти безмятежно. Но, собственно, он всегда отличался храбростью и самонадеянностью.
— Ты уверен? Кто угодно может войти сюда.
— Да вряд ли. Тут так темно. Сомневаюсь, чтобы этой комнатой кто-то часто пользовался.
— Нужно продумать, как искать Краеугольный Камень, — сказал Даскин и тоже сел на стул.
Грегори опустил ноги на пол, расправил плечи и наклонился к кузену.
— Даскин, — проговорил он шёпотом, — а что, если анархисты правы в том, что они задумали?
— Ты что, с ума сошёл? У нас нет времени философствовать!
— А я и не философствую. Анархисты выпустили на волю силы, способные изменить цивилизацию. Неужели тебе никогда не приходила в голову мысль о том, что они могут быть столь же верны своему делу и столь же правы в своих убеждениях, как ты, Картер, Енох, как любой из нас? Безусловно, во имя анархии были совершены не самые праведные деяния, но неправедные деяния во все времена совершались во имя власти, религии и даже во имя милосердия.
— О чем ты говоришь? — в отчаянии проговорил Даскин. Он жутко устал и разозлился на друга. — Если на то пошло, в последние три дня я от тебя только и слышу, что речи в оправдание происков анархистов.
— Я всего лишь призываю тебя к тому, чтобы ты пересмотрел собственные убеждения. Почему твоя мать стала анархисткой?
— Из любви к власти. Грегори покачал головой.
— Слишком просто сказано, кузен. Ты никогда не задумывался о том, почему Полицейский заточил её в Комнате Ужасов? Ведь у неё было столько связей в Эвенмере, и она могла бы быть ему полезной.
— Моя мать была зла и порочна, а Полицейским руководили ревность и зависть.
— Чушь! Полицейский не был склонён ни к каким эмоциям. Тётушка Мэрмер могла быть ему полезной хотя бы как орудие. О нет, она была наказана из-за того, что он перестал ей доверять.
Большую часть своей жизни она была участницей движения анархистов, она вступила в партию в детстве, когда жила в Межрии. Она выросла убеждённой анархисткой.
Даскин не в силах был пошевелиться. Но и в самом деле, порой он гадал, почему анархисты отказались от его матери.
— Если ты говоришь правду, Полицейский должен был обожать её.
— Верно, она была бы его ближайшей соратницей, если бы не предала его прежде. Когда она познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж, в лагере анархистов все были вне себя от радости. Замужество Мэрмер не входило в их замыслы. Тётушка познакомилась с твоим отцом случайно, хотя, безусловно, вращалась в соответствующих кругах. И само собой, анархисты решили воспользоваться таким удачным случаем и извлечь из её замужества пользу для себя. Представь себе, каков же был для них удар, когда она отвернулась от них. Она действительно жаждала власти и ради власти была готова забыть о своих соратниках. Она забыла о великой цели, о грандиозной революции, поскольку главной её мечтой стала мечта о том, чтобы стать первой леди Эвенмера. В конце концов она горько пожалела об этом. Дядюшка Эштон не дал ей власти, которой она так вожделела. И когда она пожелала избавиться от Картера, чтобы Хозяином стал ты, она связалась с Полицейским, надеясь, что вернёт себе его расположение. Но Общество Анархистов требует от своих членов верности, самопожертвования и даже героизма, если потребуется. Она была предательницей и заплатила за это.
Даскин сидел, сжав кулаки.
Грегори испытующе смотрел на друга.
— Понимаю, это удар для тебя. Ты в порядке?
— Удар? Ты только что сказал, что моя мать изменила не только Эвенмеру, но и анархистам. На что ещё она была способна? Но откуда тебе может быть известно все это, если только ты… — Даскин вскочил. — А ты сам, случайно, не анархист?
— Большая часть твоих родственников — анархисты, — отозвался Грегори, откинувшись на спинку стула. — К примеру, твой дядя Кориний.
— Кориний? Этот добрый старикан? Ты шутишь!
— Прадедушка Горий дважды избирался Великим Маршалом Западного региона. Мой отец, большинство твоих двоюродных братьев. Я. Все анархисты.
В ярости Даскин бросился на своего кузена, стащил его со стула, повалил на пол.
Но в это мгновение в одном из углов комнаты вспыхнул свет. От неожиданности Даскин отпустил Грегори и выпрямился, а Грегори поднялся и небрежным жестом обвёл комнату. На высокой галерее выстроились несколько десятков анархистов. Даскин потянулся за пистолетом, но Грегори шагнул к нему.
— Не глупи, кузен. Ты погубишь себя. Ты окружён. Убери оружие.
Даскин крепко сжал рукоятку кольта. Происходившее не укладывалось у него в голове. Но невзирая на предательство Грегори, Даскин все же не мог выстрелить в друга. Он разжал пальцы. Пистолет упал на пол.
— Что вы сделаете со мной? Грегори понимающе улыбнулся:
— Это зависит от тебя.
Он выжидательно посмотрел в сторону балкона. Открылась круглая дверь, и вышел человек, с головы до ног одетый в чёрные одежды. Лица его не было видно за широкими опущенными полями шляпы. Казалось, это древний бог Один, могущественный и величавый. Он спустился с галереи и подошёл к столу.
— Это Человек в Чёрном, — сказал Грегори. — Верховный Анархист. Он возглавляет движение после гибели Полицейского.
— Маньяк, — процедил сквозь зубы Даскин.
— Нет, — не сводя глаз с кузена, покачал головой Грегори. — Святой. Он спасёт мир.
— Ты славно потрудился, брат, — приглушённым голосом проговорил Человек в Чёрном и пожал Грегори руку. — Приветствую тебя, Даскин Андерсон. Не сомневаюсь, Грегори сказал тебе многое, о чем ты волен поразмышлять.
Даскин гневно взглянул на кузена.
— Так у тебя было задание шпионить за мной все эти годы?
— Ты ошибаешься, — ответил Грегори. — Моя миссия состояла в том, чтобы вернуть тебя в лоно семьи. И дружба наша не была фальшивой.
— Это верно, — подтвердил Верховный Анархист. — Грегори дважды спасал тебе жизнь. Первый раз он сделал это, отговорив Совет Анархистов от покушения на тебя, которое замышлялось с целью ослабления позиций твоего брата. Насколько мне известно, не так давно он уберёг тебя от неминуемой гибели во время сражения с гнолингами.
— Последнее по крайней мере правда, — отозвался Даскин. — А вы неплохо информированы.
— Ты родился для великих свершений, — продолжал Человек в Чёрном. — Даже твоя мать некогда была патриоткой, хотя в конце ей недостало решимости. Именно с такими моральными недостатками мы и призваны бороться. Анархическая партия существует несколько десятков лет. Неужели ты никогда не задавался вопросом — почему? Высокий Дом — это монархия, как его ни называй. О да, в отдельных странах существуют советы и парламенты, у герцогов и баронов нет той власти, какой они располагали когда-то, но на самом верху Равновесием, определяющим действие законов природы, правит Хозяин.
— Это упрощённое определение, — возразил Даскин. — Хозяин служит Дому и не является истинным монархом. Страны, составляющие Эвенмер, самоуправляемы, а Хозяин координирует усилия, направленные на поддержание стабильности Творения. Но если даже то, о чем вы говорите, верно, что с того, если Хозяин справедлив?
Анархист торжественно кивнул. Его тяжёлые одежды едва заметно колыхнулись.
— Вот-вот! Если хозяин справедлив. Картер — по-своему справедливый человек. Честный человек. Но существует высшая справедливость. Идеологи анархизма видели возможности создания мира, в котором царило бы истинное равенство, в котором не было бы страданий, болезней, нищеты, смерти. Разве это не высокая цель?
— Вы убивали людей во имя этой высокой цели.
В это мгновение на стол были поданы тарелки с дымящимся мясом и кувшины с вином. Человек в Чёрном уселся на стул и жестом пригласил Даскина и Грегори.
— Садитесь! Угощайтесь! Я знаю, как вы соскучились по настоящей еде. Это вам не ваши несчастные походные припасы. Даскин сел неохотно, но ни к еде, ни к вину не притронулся.
— Верно, мы убивали людей, — не стал спорить Человек в Чёрном. — Во время любой революции проливается кровь. Разве патриоты Нианара не выступили с оружием в руках против поработившего их Китинтима? Разве в Узе не вешали аристократов? А ведь наша цель гораздо более высока и благородна! Мы мечтаем о Вселенной, в которой не существовало бы ничего, кроме Добра, потому что она не сможет содержать ничего, кроме Добра, и люди в ней уподобятся богам. Они станут бессмертны, они будут исповедовать высшие моральные ценности, они смогут думать только об искусстве и науке. Ради такой цели не жалко погубить миллиарды! Но когда убийствам придёт конец, они прекратятся навсегда. Когда война будет выиграна, воцарится вечный мир.
— Звучит весьма убедительно, — язвительно проговорил Даскин. — Но чего вы хотите от меня? Зачем вам нужно, чтобы я перешёл на вашу сторону?
— Во-первых, ты наш по крови. Во-вторых, этому Дому, как и Эвенмеру, нужен Хозяин, тот человек, который сможет показать кулак Богу и всем святым, который крепко сожмёт в руках поводья и, хлестнув ими, погонит вперёд упряжку цивилизации, помчит кричащее от восторга человечество в Золотой Век.
— Вы богохульствуете, — заметил Даскин.
— Может быть. Но если Бог есть, то он создал мир неудачно. В нем слишком много тоски. Думаю, он бы только благословил тех, кто попытался бы изменить такой мир. И если Эвенмер, как говорят, сотворил Он, зачем же Он допустил, чтобы кто-то сумел отыскать Краеугольный Камень? Разве из этого не следует, что Он сам замыслил так, чтобы люди нашли Камень и воспользовались им для создания нового, лучшего мира? Не этап ли это нашей эволюции? А если так, то разве, противостоя нам, ты не противишься самой воле Божьей? Ты мог бы стать предводителем, повести всех к свету, к последнему мятежу перед окончательной победой.
— Вы предлагаете мне роль Люцифера. Я думал, эту роль вы приберегаете для себя.
— Ты недопонимаешь меня. У меня есть другие планы, куда более грандиозные, чем обретение власти. Никому из вас не под силу оценить моих амбиций. Я всегда был умнее и глубже тех, кто окружает меня. Простым смертным меня не понять.
— Но зачем вам я? Любой из ваших приспешников может стать Хозяином. Грегори, к примеру. Способностей ему не занимать — какой спектакль разыграл по пути к этой комнате! Наверное, время тянул, чтобы постараться провести со мной агитацию.
— Ты ошибаешься, — покачал головой Грегори. — За исключением потайного входа дом разительно переменился с последнего раза, как я побывал здесь. Но что правда, то правда: я пользовался любой возможностью уговорить тебя.
— Управление силой, заложенной в Краеугольном Камне, оказалось очень трудным, — признался анархист. — Эвенмер избирает Хозяев, но и этот Дом, как выяснилось, тоже. Мы испробовали… других Хозяев. Результаты отрицательны. Думаем, тебя этот Дом примет, если ты дашь согласие служить ему.
— Понятно, — сказал Даскин, мысленно содрогнувшись от смысла, который Человек в Чёрном мог вложить в слово «отрицательны». — Ваше создание обрело собственный разум. А тернии тоже вы задумали?
Верховный анархист мрачно скривился.
— Мы — не чародеи, мы всего лишь люди, пытающиеся создать Вселенную, которая зиждется на научном, рациональном подходе к вещам. А тернии — побочный продукт психики Лизбет. В её полном распоряжении западное крыло дома, и мы не способны управлять всеми её порывами.
— Значит, она — ваш катализатор? Человек в Чёрном пожал плечами:
— Да. Мы знали, что вы это заподозрите. Мы направляем силу Краеугольного Камня через неё. Этот дом — не только наше создание, но и её. Мы держали её в одиночестве в пустом доме, чтобы из Нового Творения ушли все страсти. Единственным учебником жизни для неё стала книга «Грозовой перевал», дабы она познала тщетность человеческих страстей.
— И вы используете её как орудие для создания вечной зимы?
— Да. Я не стану просить у тебя за это прощения. Мы пользуемся любыми средствами для борьбы с лордом Андерсоном, дабы отвлечь его, пока наш труд не будет завершён. Жаль, что должны страдать невинные.
— Став Хозяином, я уподоблюсь механическим мутантам, что стоят на равнине?
— И да, и нет, потому что они не всегда будут оставаться такими, как сейчас. Признаю: они страшны и отвратительны, но они — всего лишь шаг на нашем пути, шаг к победе над смертью. Этого мы должны добиться прежде всего, ибо жизни одного поколения мало для достижения окончательного совершенства. Мутанты, которых ты видел на равнине, как бы ни были они отвратительны, — бессмертны, если только не станут жертвой несчастного случая. Впоследствии мы избавимся от любых случайностей. И когда их изменения свершатся в полной мере, они будут прекрасны. Прекрасны! Я говорю о полной метаморфозе, подобной той, что происходит с бабочкой, появляющейся на свет из кокона.
— Вы говорите об ограничении свободы выбора.
— Да! — Голос Человека в Чёрном зазвучал страстно, увлечённо. — Никто не станет выбирать Зло и Смерть. Какой человек не избрал бы для себя только Добро, если бы знал как? Все, что мы совершили, мы совершали ради высшего блага.
— Вот видишь, кузен, мы вовсе не чудовища, какими ты нас себе представлял, — вступил в разговор Грегори. — Анархисты во все времена были воинами-интеллектуалами в борьбе за благородное дело.
— А мой брат в таком случае кто? — прищурившись, спросил Даскин, думая о том, что Картер скорее всего уже в доме. — И какую судьбу вы уготовили ему?
— Он — человек непросвещённый, — небрежно отозвался Человек в Чёрном. — Однако со временем мы готовы и его принять в наше братство. А теперь Грегори проводит тебя в отведённую тебе комнату, там ты и подумаешь обо всем, о чем мы здесь говорили. В комнате ты найдёшь книгу под названием «Культ сопротивления», написанную основателем анархического движения Людвигом Принном. Может быть, тебе захочется полистать се.
— Может быть, — неохотно проговорил Даскин. Человек в Чёрном проводил Даскина и Грегори до двери, за которой стояли двое вооружённых анархистов.
— Прежде чем мы уйдём, брат, — обратился Грегори к Человеку в Чёрном, — мне хотелось бы узнать, каково положение дел? Почему в доме так пусто? Ведь из Шинтогвина полным ходом отправляются строительные материалы. Куда их отвозят? Когда я вернусь в Эвенмер, я должен что-то сообщить нашим товарищам, которые озабочены отсутствием сведений.
— Материалы складируются на будущее. Что же до вновь прибывших людей, то их я отправил на равнину, — ворчливо отозвался Человек в Чёрном.
Грегори от удивления ахнул.
— На равнину? Ты… и их подверг превращению?
— Так они послушнее и ближе к совершенству. То, что сделано с одним, впоследствии будет сделано со всеми. Я не видел нужды в том, чтобы они томились в ожидании своей очереди.
Глаза Грегори гневно сверкнули.
— Что это значит? И это — человек, которому я присягнул на верность? Неужто от здешней тьмы у тебя помрачился рассудок?
— Мои планы более глубоки, чем ты думаешь. Ты должен доверять мне, если я веду мир к совершенству.
Грегори, сжав кулаки, шагнул к своему предводителю. Казалось, в следующее мгновение он ударит Человека в Чёрном.
— Я требую объяснения!
Даскин ждал такого момента. Грегори оказался между ним и пистолетами анархистов. Помог опыт, накопленный во время охоты на гнолингов. Как только Грегори шагнул к Человеку в Чёрном, Даскин выхватил из внутреннего кармана пальто нож, обхватил другой рукой Грегори и прижал лезвие ножа к его горлу.
— Назад! — вскричал Даскин, когда к нему метнулись анархисты. — Я любил его, как брата, но убью его ради блага Эвенмера!
— Брось нож! — приказал Верховный Анархист, однако своим подручным, взмахнув рукой, велел отойти подальше. — Тебе все равно не убежать отсюда.
При обычных обстоятельствах Даскин ни за что бы не смог так легко захватить Грегори в плен. Ему помогло замешательство кузена, вызванное разговором с Человеком в Чёрном. Даскин, не отпуская Грегори, стал, пятясь, отходить по коридору. Человек в Чёрном и двое охранников застыли в дверях. Дойдя до угла, Даскин отпустил Грегори и со всех ног бросился к следующему повороту. Позади он слышал топот ног и выстрелы.
На время привала Даскин погасил свой фонарь. Он жутко устал, весь взмок и был уверен в том, что они с Грегори безнадёжно заплутали. Уже трое суток они скитались по дому и не встретили ни души. Даскин бросил взгляд на кузена: тот крепко спал и во сне шевелил губами, но вдруг он испуганно вскрикнул и рывком сел, выпучив глаза.
— Что с тобой? — озабоченно спросил Даскин. Грегори оторопело огляделся по сторонам, сообразил, где находится, вздохнул и протёр глаза.
— Просто дурной сон.
— Да кому бы здесь не снились кошмары? Ни мебели, ни людей, лампы еле светят — ни дать ни взять гигантский мавзолей.
— Дом пока не приспособлен для жилья, — заключил Грегори. — Он ещё недостроен. Но я тоже думал, что мы здесь встретим не одного анархиста.
— Это просто воплощённое безумие, а не дом, — проворчал Даскин. — Комнаты невесть какой формы, коридоры, ведущие в никуда, низкие потолки, ходить под которыми можно только пригнувшись. Я-то думал, тут все будет по науке. Если анархисты стремятся насадить Порядок, то почему здесь все так хаотично?
— Может быть, они учатся в процессе работы, — пожал плечами Грегори. — Представь себе, что компания интеллектуалов собралась и поставила себе цель изменить Вселенную, перекроить физические законы природы. Мысль, спору нет, дурацкая, но смелая. Краеугольный Камень является для них средством для достижения цели, но они должны найти и метод, а поиски метода сопряжены с проведением экспериментов. Трансформация жителей Муммут Кетровиана — первый, пробный шаг. Наверняка это меньшее из того, чего стремятся добиться анархисты. Точно так же с этой частью дома. Для того чтобы создать совершённый мир, приходится идти путём проб и ошибок. А вот в способности видоизменять части Эвенмера они преуспели гораздо больше.
— И уж тем более — в способности прятаться от нас, — вздохнул Даскин и устремил взгляд вверх, к чёрным стропилам. — Послушать тебя, так они просто герои.
Грегори усмехнулся:
— Просто стараюсь быть объективным. Как ты можешь узнать, каково твоё мнение по тому или иному вопросу, если не услышишь мнения своего противника?
— Не знаю, — покачал головой Даскин. — Но думаю, нам пора трогаться. Этот дом настолько велик, что мы тут ещё несколько недель можем проплутать. — Он встал и зажёг фонарь.
Пройдя под высоченным куполом, друзья вышли в унылый коридор, который незамедлительно разделился на три отдельных прохода. Через каждый дюйм на стенах висели резные маски. Свет фонаря выхватывал из мрака узкие прорези глазниц, из которых торчали зловещие шипы. На полу плясали тени, подобные то свернувшимся в клубок гадюкам, то ощетинившимся гвоздями крестам, то страшным ликам ведьм, то пастям морских змей. Воздух был холодным, но затхлым, что было неестественно, как, впрочем, и все в этом доме. Половицы, стены, дверные ручки — все выглядело нематериальным, неживым. Даскин не находил слов для описания того, что окружало его, — разве что мог назвать все это чужеродным. Дом угнетающе действовал на него, он безнадёжно устал, утратил способность думать о главной задаче своего пребывания здесь и очень тревожился о брате. Прав ли был Грегори? Неужели в деяниях анархистов и правда есть рациональное зерно? Неужели они с Картером — лишь часть старого порядка и безнадёжно отставшие от жизни лидеры отмирающего союза? Даскин вдруг понял, что совершенно ничего не знает о доктрине анархистов.
Ещё восемь часов Даскин и Грегори брели среди хитросплетений безумной архитектуры, пересекали по хрупким мостикам бездонные пропасти, открывали двери, за которыми оказывались глухие кирпичные стены, сворачивали за углы и упирались в тупики, украшенные резьбой в виде страшных оскаленных морд. В конце концов оба путника измучились и изнемогли. У обоих разболелись глаза от необходимости непрерывно вглядываться в темноту. Кое-как перекусив скудными припасами, они расстелили одеяла на голом полу. Даскину снилось, будто он таскает землю столовой ложкой, пересыпая её из одной ямы в другую. Когда наконец Грегори разбудил его шесть часов спустя, он обрадованно потянулся и пробормотал:
— Ненавижу темноту.
Друзья снова тронулись в путь и через пять часов миновали двустворчатую дверь, за которой их ждал забранный дубовыми панелями коридор с темно-зеленой ковровой дорожкой. У входа стояло палисандровое бюро. В канделябрах горели газовые светильники, на одной из стен висел щит, на котором был выгравирован девиз: «Mundus Vult Decipi» — «Мир хочет быть обманутым» (лат.). Чуть дальше на стене висел гобелен с изображением большой толпы людей в шляпах с высокими тульями. Казалось, люди с гобелена пристально вглядываются в тех, кто проходит по коридору.
— Тут больше порядка, — ошеломлённо прошептал Даскин. Грегори улыбнулся:
— Пойдём.
Проходя мимо гобелена, Даскин невольно поёжился — настолько неприятны были взгляды изображённых на нем людей, одетых в серые плащи анархистов.
Ещё несколько дверей друзья миновали, так и не встретив врагов, и вскоре подошли к лестнице весьма необычной конструкции. Её ступени покоились на металлических столбах, но ни перил, ни столбиков балюстрады не было, отчего лестница производила впечатление жестокое и грубое. Казалось, она пришла из воображаемого будущего. Друзья стояли на верхней площадке. Здесь под потолком висела абстрактная серебристая фигура хищной птицы с треугольным клювом и изогнутыми под острым углом крыльями. Даскин взглянул туда, где начинался коридор, обвёл взглядом лестницу.
— Знаешь, а ведь это, похоже, копия бокового коридора во Внутренних Покоях Эвенмера, созданная по вкусу анархистов! — воскликнул он. — Удивительно!
— Точно, — кивнул Грегори. — Мы проникли в центральную часть дома.
Где-то вдалеке хлопнула дверь.
— Вниз по лестнице, — прошептал Грегори и первым поспешил по ступеням. На втором этаже они обнаружили ещё один безлюдный коридор. Позади послышались чьи-то шаги.
Грегори потянул на себя ручку двустворчатой двери за лестницей. К счастью, там оказалась пустая комната. Друзья бросились бегом по анфиладам и коридорам и бежали до тех пор, пока Грегори не остановился в длинной полутёмной комнате, где горел один-единственный красноватый газовый рожок. У стены, там где обрывался круг света, стояло какое-то странное оборудование. Посреди комнаты чернел ониксовый стол, вокруг — девять стульев. Даскин вглядывался в темноту. Почему-то ему не верилось, что в комнате никого нет. Грегори, тяжело дыша, плюхнулся на стул и положил ноги на стол.
— Тут мы в полной безопасности, — наконец проговорил он почти безмятежно. Но, собственно, он всегда отличался храбростью и самонадеянностью.
— Ты уверен? Кто угодно может войти сюда.
— Да вряд ли. Тут так темно. Сомневаюсь, чтобы этой комнатой кто-то часто пользовался.
— Нужно продумать, как искать Краеугольный Камень, — сказал Даскин и тоже сел на стул.
Грегори опустил ноги на пол, расправил плечи и наклонился к кузену.
— Даскин, — проговорил он шёпотом, — а что, если анархисты правы в том, что они задумали?
— Ты что, с ума сошёл? У нас нет времени философствовать!
— А я и не философствую. Анархисты выпустили на волю силы, способные изменить цивилизацию. Неужели тебе никогда не приходила в голову мысль о том, что они могут быть столь же верны своему делу и столь же правы в своих убеждениях, как ты, Картер, Енох, как любой из нас? Безусловно, во имя анархии были совершены не самые праведные деяния, но неправедные деяния во все времена совершались во имя власти, религии и даже во имя милосердия.
— О чем ты говоришь? — в отчаянии проговорил Даскин. Он жутко устал и разозлился на друга. — Если на то пошло, в последние три дня я от тебя только и слышу, что речи в оправдание происков анархистов.
— Я всего лишь призываю тебя к тому, чтобы ты пересмотрел собственные убеждения. Почему твоя мать стала анархисткой?
— Из любви к власти. Грегори покачал головой.
— Слишком просто сказано, кузен. Ты никогда не задумывался о том, почему Полицейский заточил её в Комнате Ужасов? Ведь у неё было столько связей в Эвенмере, и она могла бы быть ему полезной.
— Моя мать была зла и порочна, а Полицейским руководили ревность и зависть.
— Чушь! Полицейский не был склонён ни к каким эмоциям. Тётушка Мэрмер могла быть ему полезной хотя бы как орудие. О нет, она была наказана из-за того, что он перестал ей доверять.
Большую часть своей жизни она была участницей движения анархистов, она вступила в партию в детстве, когда жила в Межрии. Она выросла убеждённой анархисткой.
Даскин не в силах был пошевелиться. Но и в самом деле, порой он гадал, почему анархисты отказались от его матери.
— Если ты говоришь правду, Полицейский должен был обожать её.
— Верно, она была бы его ближайшей соратницей, если бы не предала его прежде. Когда она познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж, в лагере анархистов все были вне себя от радости. Замужество Мэрмер не входило в их замыслы. Тётушка познакомилась с твоим отцом случайно, хотя, безусловно, вращалась в соответствующих кругах. И само собой, анархисты решили воспользоваться таким удачным случаем и извлечь из её замужества пользу для себя. Представь себе, каков же был для них удар, когда она отвернулась от них. Она действительно жаждала власти и ради власти была готова забыть о своих соратниках. Она забыла о великой цели, о грандиозной революции, поскольку главной её мечтой стала мечта о том, чтобы стать первой леди Эвенмера. В конце концов она горько пожалела об этом. Дядюшка Эштон не дал ей власти, которой она так вожделела. И когда она пожелала избавиться от Картера, чтобы Хозяином стал ты, она связалась с Полицейским, надеясь, что вернёт себе его расположение. Но Общество Анархистов требует от своих членов верности, самопожертвования и даже героизма, если потребуется. Она была предательницей и заплатила за это.
Даскин сидел, сжав кулаки.
Грегори испытующе смотрел на друга.
— Понимаю, это удар для тебя. Ты в порядке?
— Удар? Ты только что сказал, что моя мать изменила не только Эвенмеру, но и анархистам. На что ещё она была способна? Но откуда тебе может быть известно все это, если только ты… — Даскин вскочил. — А ты сам, случайно, не анархист?
— Большая часть твоих родственников — анархисты, — отозвался Грегори, откинувшись на спинку стула. — К примеру, твой дядя Кориний.
— Кориний? Этот добрый старикан? Ты шутишь!
— Прадедушка Горий дважды избирался Великим Маршалом Западного региона. Мой отец, большинство твоих двоюродных братьев. Я. Все анархисты.
В ярости Даскин бросился на своего кузена, стащил его со стула, повалил на пол.
Но в это мгновение в одном из углов комнаты вспыхнул свет. От неожиданности Даскин отпустил Грегори и выпрямился, а Грегори поднялся и небрежным жестом обвёл комнату. На высокой галерее выстроились несколько десятков анархистов. Даскин потянулся за пистолетом, но Грегори шагнул к нему.
— Не глупи, кузен. Ты погубишь себя. Ты окружён. Убери оружие.
Даскин крепко сжал рукоятку кольта. Происходившее не укладывалось у него в голове. Но невзирая на предательство Грегори, Даскин все же не мог выстрелить в друга. Он разжал пальцы. Пистолет упал на пол.
— Что вы сделаете со мной? Грегори понимающе улыбнулся:
— Это зависит от тебя.
Он выжидательно посмотрел в сторону балкона. Открылась круглая дверь, и вышел человек, с головы до ног одетый в чёрные одежды. Лица его не было видно за широкими опущенными полями шляпы. Казалось, это древний бог Один, могущественный и величавый. Он спустился с галереи и подошёл к столу.
— Это Человек в Чёрном, — сказал Грегори. — Верховный Анархист. Он возглавляет движение после гибели Полицейского.
— Маньяк, — процедил сквозь зубы Даскин.
— Нет, — не сводя глаз с кузена, покачал головой Грегори. — Святой. Он спасёт мир.
— Ты славно потрудился, брат, — приглушённым голосом проговорил Человек в Чёрном и пожал Грегори руку. — Приветствую тебя, Даскин Андерсон. Не сомневаюсь, Грегори сказал тебе многое, о чем ты волен поразмышлять.
Даскин гневно взглянул на кузена.
— Так у тебя было задание шпионить за мной все эти годы?
— Ты ошибаешься, — ответил Грегори. — Моя миссия состояла в том, чтобы вернуть тебя в лоно семьи. И дружба наша не была фальшивой.
— Это верно, — подтвердил Верховный Анархист. — Грегори дважды спасал тебе жизнь. Первый раз он сделал это, отговорив Совет Анархистов от покушения на тебя, которое замышлялось с целью ослабления позиций твоего брата. Насколько мне известно, не так давно он уберёг тебя от неминуемой гибели во время сражения с гнолингами.
— Последнее по крайней мере правда, — отозвался Даскин. — А вы неплохо информированы.
— Ты родился для великих свершений, — продолжал Человек в Чёрном. — Даже твоя мать некогда была патриоткой, хотя в конце ей недостало решимости. Именно с такими моральными недостатками мы и призваны бороться. Анархическая партия существует несколько десятков лет. Неужели ты никогда не задавался вопросом — почему? Высокий Дом — это монархия, как его ни называй. О да, в отдельных странах существуют советы и парламенты, у герцогов и баронов нет той власти, какой они располагали когда-то, но на самом верху Равновесием, определяющим действие законов природы, правит Хозяин.
— Это упрощённое определение, — возразил Даскин. — Хозяин служит Дому и не является истинным монархом. Страны, составляющие Эвенмер, самоуправляемы, а Хозяин координирует усилия, направленные на поддержание стабильности Творения. Но если даже то, о чем вы говорите, верно, что с того, если Хозяин справедлив?
Анархист торжественно кивнул. Его тяжёлые одежды едва заметно колыхнулись.
— Вот-вот! Если хозяин справедлив. Картер — по-своему справедливый человек. Честный человек. Но существует высшая справедливость. Идеологи анархизма видели возможности создания мира, в котором царило бы истинное равенство, в котором не было бы страданий, болезней, нищеты, смерти. Разве это не высокая цель?
— Вы убивали людей во имя этой высокой цели.
В это мгновение на стол были поданы тарелки с дымящимся мясом и кувшины с вином. Человек в Чёрном уселся на стул и жестом пригласил Даскина и Грегори.
— Садитесь! Угощайтесь! Я знаю, как вы соскучились по настоящей еде. Это вам не ваши несчастные походные припасы. Даскин сел неохотно, но ни к еде, ни к вину не притронулся.
— Верно, мы убивали людей, — не стал спорить Человек в Чёрном. — Во время любой революции проливается кровь. Разве патриоты Нианара не выступили с оружием в руках против поработившего их Китинтима? Разве в Узе не вешали аристократов? А ведь наша цель гораздо более высока и благородна! Мы мечтаем о Вселенной, в которой не существовало бы ничего, кроме Добра, потому что она не сможет содержать ничего, кроме Добра, и люди в ней уподобятся богам. Они станут бессмертны, они будут исповедовать высшие моральные ценности, они смогут думать только об искусстве и науке. Ради такой цели не жалко погубить миллиарды! Но когда убийствам придёт конец, они прекратятся навсегда. Когда война будет выиграна, воцарится вечный мир.
— Звучит весьма убедительно, — язвительно проговорил Даскин. — Но чего вы хотите от меня? Зачем вам нужно, чтобы я перешёл на вашу сторону?
— Во-первых, ты наш по крови. Во-вторых, этому Дому, как и Эвенмеру, нужен Хозяин, тот человек, который сможет показать кулак Богу и всем святым, который крепко сожмёт в руках поводья и, хлестнув ими, погонит вперёд упряжку цивилизации, помчит кричащее от восторга человечество в Золотой Век.
— Вы богохульствуете, — заметил Даскин.
— Может быть. Но если Бог есть, то он создал мир неудачно. В нем слишком много тоски. Думаю, он бы только благословил тех, кто попытался бы изменить такой мир. И если Эвенмер, как говорят, сотворил Он, зачем же Он допустил, чтобы кто-то сумел отыскать Краеугольный Камень? Разве из этого не следует, что Он сам замыслил так, чтобы люди нашли Камень и воспользовались им для создания нового, лучшего мира? Не этап ли это нашей эволюции? А если так, то разве, противостоя нам, ты не противишься самой воле Божьей? Ты мог бы стать предводителем, повести всех к свету, к последнему мятежу перед окончательной победой.
— Вы предлагаете мне роль Люцифера. Я думал, эту роль вы приберегаете для себя.
— Ты недопонимаешь меня. У меня есть другие планы, куда более грандиозные, чем обретение власти. Никому из вас не под силу оценить моих амбиций. Я всегда был умнее и глубже тех, кто окружает меня. Простым смертным меня не понять.
— Но зачем вам я? Любой из ваших приспешников может стать Хозяином. Грегори, к примеру. Способностей ему не занимать — какой спектакль разыграл по пути к этой комнате! Наверное, время тянул, чтобы постараться провести со мной агитацию.
— Ты ошибаешься, — покачал головой Грегори. — За исключением потайного входа дом разительно переменился с последнего раза, как я побывал здесь. Но что правда, то правда: я пользовался любой возможностью уговорить тебя.
— Управление силой, заложенной в Краеугольном Камне, оказалось очень трудным, — признался анархист. — Эвенмер избирает Хозяев, но и этот Дом, как выяснилось, тоже. Мы испробовали… других Хозяев. Результаты отрицательны. Думаем, тебя этот Дом примет, если ты дашь согласие служить ему.
— Понятно, — сказал Даскин, мысленно содрогнувшись от смысла, который Человек в Чёрном мог вложить в слово «отрицательны». — Ваше создание обрело собственный разум. А тернии тоже вы задумали?
Верховный анархист мрачно скривился.
— Мы — не чародеи, мы всего лишь люди, пытающиеся создать Вселенную, которая зиждется на научном, рациональном подходе к вещам. А тернии — побочный продукт психики Лизбет. В её полном распоряжении западное крыло дома, и мы не способны управлять всеми её порывами.
— Значит, она — ваш катализатор? Человек в Чёрном пожал плечами:
— Да. Мы знали, что вы это заподозрите. Мы направляем силу Краеугольного Камня через неё. Этот дом — не только наше создание, но и её. Мы держали её в одиночестве в пустом доме, чтобы из Нового Творения ушли все страсти. Единственным учебником жизни для неё стала книга «Грозовой перевал», дабы она познала тщетность человеческих страстей.
— И вы используете её как орудие для создания вечной зимы?
— Да. Я не стану просить у тебя за это прощения. Мы пользуемся любыми средствами для борьбы с лордом Андерсоном, дабы отвлечь его, пока наш труд не будет завершён. Жаль, что должны страдать невинные.
— Став Хозяином, я уподоблюсь механическим мутантам, что стоят на равнине?
— И да, и нет, потому что они не всегда будут оставаться такими, как сейчас. Признаю: они страшны и отвратительны, но они — всего лишь шаг на нашем пути, шаг к победе над смертью. Этого мы должны добиться прежде всего, ибо жизни одного поколения мало для достижения окончательного совершенства. Мутанты, которых ты видел на равнине, как бы ни были они отвратительны, — бессмертны, если только не станут жертвой несчастного случая. Впоследствии мы избавимся от любых случайностей. И когда их изменения свершатся в полной мере, они будут прекрасны. Прекрасны! Я говорю о полной метаморфозе, подобной той, что происходит с бабочкой, появляющейся на свет из кокона.
— Вы говорите об ограничении свободы выбора.
— Да! — Голос Человека в Чёрном зазвучал страстно, увлечённо. — Никто не станет выбирать Зло и Смерть. Какой человек не избрал бы для себя только Добро, если бы знал как? Все, что мы совершили, мы совершали ради высшего блага.
— Вот видишь, кузен, мы вовсе не чудовища, какими ты нас себе представлял, — вступил в разговор Грегори. — Анархисты во все времена были воинами-интеллектуалами в борьбе за благородное дело.
— А мой брат в таком случае кто? — прищурившись, спросил Даскин, думая о том, что Картер скорее всего уже в доме. — И какую судьбу вы уготовили ему?
— Он — человек непросвещённый, — небрежно отозвался Человек в Чёрном. — Однако со временем мы готовы и его принять в наше братство. А теперь Грегори проводит тебя в отведённую тебе комнату, там ты и подумаешь обо всем, о чем мы здесь говорили. В комнате ты найдёшь книгу под названием «Культ сопротивления», написанную основателем анархического движения Людвигом Принном. Может быть, тебе захочется полистать се.
— Может быть, — неохотно проговорил Даскин. Человек в Чёрном проводил Даскина и Грегори до двери, за которой стояли двое вооружённых анархистов.
— Прежде чем мы уйдём, брат, — обратился Грегори к Человеку в Чёрном, — мне хотелось бы узнать, каково положение дел? Почему в доме так пусто? Ведь из Шинтогвина полным ходом отправляются строительные материалы. Куда их отвозят? Когда я вернусь в Эвенмер, я должен что-то сообщить нашим товарищам, которые озабочены отсутствием сведений.
— Материалы складируются на будущее. Что же до вновь прибывших людей, то их я отправил на равнину, — ворчливо отозвался Человек в Чёрном.
Грегори от удивления ахнул.
— На равнину? Ты… и их подверг превращению?
— Так они послушнее и ближе к совершенству. То, что сделано с одним, впоследствии будет сделано со всеми. Я не видел нужды в том, чтобы они томились в ожидании своей очереди.
Глаза Грегори гневно сверкнули.
— Что это значит? И это — человек, которому я присягнул на верность? Неужто от здешней тьмы у тебя помрачился рассудок?
— Мои планы более глубоки, чем ты думаешь. Ты должен доверять мне, если я веду мир к совершенству.
Грегори, сжав кулаки, шагнул к своему предводителю. Казалось, в следующее мгновение он ударит Человека в Чёрном.
— Я требую объяснения!
Даскин ждал такого момента. Грегори оказался между ним и пистолетами анархистов. Помог опыт, накопленный во время охоты на гнолингов. Как только Грегори шагнул к Человеку в Чёрном, Даскин выхватил из внутреннего кармана пальто нож, обхватил другой рукой Грегори и прижал лезвие ножа к его горлу.
— Назад! — вскричал Даскин, когда к нему метнулись анархисты. — Я любил его, как брата, но убью его ради блага Эвенмера!
— Брось нож! — приказал Верховный Анархист, однако своим подручным, взмахнув рукой, велел отойти подальше. — Тебе все равно не убежать отсюда.
При обычных обстоятельствах Даскин ни за что бы не смог так легко захватить Грегори в плен. Ему помогло замешательство кузена, вызванное разговором с Человеком в Чёрном. Даскин, не отпуская Грегори, стал, пятясь, отходить по коридору. Человек в Чёрном и двое охранников застыли в дверях. Дойдя до угла, Даскин отпустил Грегори и со всех ног бросился к следующему повороту. Позади он слышал топот ног и выстрелы.